Великолепный лжец

      Трель звонка вырвала его из раздумий, швырнув реальность в лицо. На дисплее в который раз высветилось «Мама», уколовшее в самое сердце.       Олег поспешил вытереть влагу в уголках глаз и ответить уже наконец на звонок, пока имел возможность разделить с Сашей этот неловкий момент. — Ты был на кладбище?       Вот и всё. Он поначалу надеялся, что это пройдет. Что мать одумается и перестанет топить его в толще своей боли и равнодушии, смилуется над ним, сказав, что это не его вина.       Время шло, а ничего не менялось. — Был, — выскреб он из себя наружу, впившись ногтями в ладонь. Сквозь завывающий ветер не было слышно преследовавшего его по ночам тяжелого дыхания матери, которым она перемежала слова. — Хорошо. — Ладно.       Волосы его, отросшие почти до плеч, обледенели на промозглом ветру и теперь кололи нежную кожу лица и шеи, а он всё стоял каменным изваянием, ожидая того, что чужой голос потеплеет. — Да. Я позвоню.       Трубку положили, как и всегда, раньше, чем он опомнился.       Олег как никто другой знал, что все эти россказни про присутствие умерших возле нас никем недоказанная байка, но окончательно не расклеиться Саша всё же помогал, восставая в памяти. Здесь, на кладбище, на открытом пространстве перед суровым камнем надгробия он не мог позволить себе долго заходиться в приступе самобичевания.       Он сможет. Вытянет однажды себя за уши из этого непроглядного дерьма и всё наладится. В один прекрасный день он вернется сюда с легким сердцем, не запятнанным виной, и начнет всё заново. Просто пока придется потерпеть ещё немного.       Часы на дисплее сообщали о том, что в участок он уже опаздывает, но плевать, никто его по собственной воле обычно не ищет. Работа, на которую его устроили, поначалу вызывала только злость — диплом он фактически купил, ничего из курса психологии толком не знал, а скудные знания по манипулятивным техникам были абсолютно неприменимы для общения с полицейскими, итак подозрительными по призванию.       Вероятность сесть в лужу и быть узнанным каким-то молоденьким лейтенантом, просматривающим ТНТ вечерами, делала из него постоянно оглядывающегося параноика. Но время шло, а обещание, данное дядь Колей, держалось в силе — никто так и не разглядел в нем брата Александра Шепса, принявшего участие в скандальном двадцать первом сезоне. Никто даже не догадывался, что мелькнувший на экране в первых сериях парень и он — это один и тот же человек, подозревал Олег.       На себя в двадцать два он теперь был непохож совершенно: его разнесло от полуфабрикатов, пришедших на смену домашней еды; он забивал даже на щетину, чего уж говорить о длинных волнистых патлах; горе стерло из него все признаки прежнего дружелюбия и способность нравиться окружающим. Теперь он был никому не заметным чудилой, и его всё устраивало.       Побарахтавшись в абсолютном хаосе первый год после трагедии, он вник в свою жалкую жизнь и стал разбираться в себе достаточно, чтобы понять, что работа-то ему нравится. Да, база у него похрамывала, но если смотреть в суть, то он поменял шило на мыло — что там, что здесь нужно было хорошо разбираться в человеческих эмоциях, выцеживать из собеседника все потаенные мысли. Психология и сеансы сами по себе стали для него чем-то вроде сеансов собственного искупления прошлых ошибок, потому, что теперь он помогал, а не искал от чужой беды прибыли.       Полицейские были все сплошь искалеченные психи. Даже от рассказов ребят из патруля можно было проблеваться, не то, что от спокойных объяснений следаков. К психологам менты относились с традиционно русским предубеждением, до него, загонявшего их себе в кабинет практически палками, никогда к ним не обращались, поэтому его косяки отследить не могли. Как Николай Иванович, подполковник полиции и просто хороший мужик, позволил ему воротить, что вздумается, неясно, но Олег работал со всей отдачей, пусть и не по учебникам — он с ними и пил, и крушил мебель, и рыдал как ребенок.       В результате старания окупались, парням легчало, но встречаться с ним глазами бывшие пациенты не хотели, игнорируя его пуще прежнего. Он не принимал близко к сердцу и не считал это проявлением неблагодарности, просто такова была его работа и её побочка, в которой были свои плюсы. — Я пойду, Саш, — обратился он к выбитым буквам, — Зайду, как смогу.       В неуютное молчание не было смысла вслушиваться, да он и оставил надежду словить весточку, так что ушел он не оглядываясь назад.

***

— Семь утра, — Дима на другом конце трубки звучал раздраженно, — Ебаных семь утра, Влад. Рабочий день начинается в восемь.       Череватый вылез из служебной Нивы на абсолютно пустой так рано парковке. — Не скажу, что хоть раз видел тебя на рабочем месте раньше девяти. Вставай, тебе ещё прихорашиваться. Я на собственной свадьбе выглядел хуже, чем ты в своей лаборатории.       На проходной жирный боров — Игорь? — равнодушно проводил его маленькими голубыми глазками, ничего не спросив.       Приезжать раньше всех Владу нравилось. Думалось хорошо, у кофемашины очереди не было, автомобиль можно было припарковать, где нравится. Один плюсы. — Димас, мне нужно предварительное заключение сегодня, а не в следующий вторник, — он спрятал ключи в карман куртки, побоявшись скинуть их на стол, заваленный доверху макулатурой. Искать их потом до поседения в сраче ему будет не с руки, — Давай, двигай сюда задницей.       Предвидя волну отборного мата он отключился, завалившись в рабочее кресло. Верхняя толща бумаг при этом опасно накренилась и медленно поползла вниз, так что пришлось ловить её, дабы позже не карячиться на четвереньках вокруг рабочего места.       С первого листа на него дружелюбно смотрела женщина средних лет, проливающая слезы у него в допросной ещё неделю назад, а сейчас дожидающаяся развития событий в СИЗО — кто бы мог подумать, что этот божий одуванчик может хладнокровно замочить взрослого мужика ради наследства, а потом вещать на весь мир, что они с братом всю жизнь прожили не разлей вода, прямо лучшими друзьями были.       Владу она сразу запала в душу: странная, соседи говорили нелюдимая, а с ним разговорилась только так. Чуял он жопой, что заискивающую улыбку та корчит неспроста, так и вышло. Впрочем, уже не до неё.       На экране монитора он открыл пересланный Линой файл с вчерашними фотографиями, вглядываясь со свежей головой в уже знакомые картинки: Лейла издалека, лицо вблизи, предсмертная записка, травка, череда сомнительных вещей непонятного предназначения, визитки.       Раскрыть все тайны магии можно было на приеме за две тысячи рублей — смешные расценки для Москвы, за них разве что в забегаловку можно было зайти, убивать бы точно не стали.       Так что, не сбылось великое предсказание? Проклятая соперница не откинулась, освободив дорогу к сердцу какого-то бедолаги? Может, приворот какой не сработал?       В этой херне Влад не разбирался, но ему нужен был мотив, достаточный, чтобы не просто убить, а ещё иметь наглость пытаться играть с ними.       Зачем топорно пытаться выставить всё суицидом? Лейла сама бы до петли не дотянулась, это ясно даже дураку, но идиот не догадался бы замести за собой следы — Матвеев ещё вчера сказал, что отпечатков особо ждать не стоит, ДНК с убийцы тоже, под ногтями и на коже ведьмы одно большое ничего. Так какой смысл планировать расправу над шарлатанкой в несколько этапов, а затем будто нарочно подсовывать им улики в пользу убийства? Для чего? — Череватый!       Николай Иванович завис над ним как дамоклов меч, грузно навалившись на столешницу. Как он пропустил появление немаленького подполковника, хромающего на левую ногу, осталось для него тайной. — Ээ, да. Доброе утро.       Отовсюду послышались смешки, проясняющие, что рабочий день всё же наступил, пока он был погружен в дело. За спиной Николая Ивановича ему приветственно помахала Лина.       Электронные часы под его удивленным взглядом сменили все четыре цифры, уведомив, что наступило девять утра.       Наверное, Матвеев уже был на рабочем месте. — Череватый, — лицо его непосредственного начальника налилось кровью, впрочем, опасаться за свою задницу Влад и не думал, слишком сердечным мужиком Иваныч был, — Ты собираешься в итоге делать, что я прошу?       Просьба подполковника последние две недели касалась одного — бросай, Влад, свою работу и иди чесать языки в кабинет штатского психолога, ведь убийцы никуда не денутся, а кукуха у тебя одна. Одно радовало, его просили, а не приказывали.       С чего ему вообще было торчать в рабочее время где-то, кроме рабочего места, Влад не выкупал. Чувствовал он себя нормально, вздернуться на ремне не планировал, а то, что Толика подстрелили — так не удивительно, тот с академии лез на рожон, да и не насмерть же. Ну да, бегать не сможет, но лучше уж так, без ноги, чем на глубине двух метров. — Не могу, дела, — в доказательство Влад указательным пальцем ткнул в компьютер, демонстрирующий во весь экран хрустальный шар. Под налившимися багровым глазами он поспешил переключить картинку, и на экране возникла шарнирная кукла с опаленной головой. — У тебя всегда дела, — пробасили ему в ответ.       Влад уже было хотел возмутиться чужой наглости: он иногда один тащил статистику, ни у кого совести не хватало предъявлять ему претензии. Работаешь как вол, а все всё равно чем-то недовольны.       Ему не изливать душу первому встречному надо, ему бы кого-то, кто разъяснит, как работает башка новоявленного убийцы и что тем движет.       Тараканы в голове пришли в движение, трактуя ему ранее неизвестный путь решения проблемы.       Весь отдел на заднем фоне затих, завороженно следя за спектром сменяющих друг друга эмоций на его лице. — Наш распрекрасный психолог хорошо знает своё дело?       Заподозривший неладное Иваныч неуверенно кивнул, решив для Влада судьбу сегодняшнего дня. За его спиной Лина одобрительно подняла вверх два больших пальца.       Разросшиеся как грибы после дождя профайлеры и эксперты-криминалисты были в деле далеко не такими успешными, как их кумиры из зарубежных сериалов, к тому же вели себя так, будто оказывали ему, плебею, великую честь. Работать с ними было не только зачастую бесполезно, но и некомфортно. По сути они являлись теми же психологами, но заточенными под определенный тип личности — преступника.       Если в отделе есть штатский психолог, отучившийся в университете пять лет и не успевший посраться с ним на почве собственной важности, почему бы не привлечь его к работе?       Мужики в курилке как-то обсуждали, что парень тот толковый, и возможно, если предоставить ему информацию по делу, тот сможет вытащить на свет божий мотив засранца, добавившего ему работы. А нет, так не беда — согласие о неразглашении данных предварительного расследования тот всё равно подписывал. — Тогда ладно. Прямо сейчас и зайду к нему, — он стал отмечать листы с фото, которые решил распечатать и показать, — Как его зовут хоть? — Олег. Нашего психолога зовут Олегом, — расплылся в довольной улыбке ничего не подозревающий начальник.