Инверсия

Он слишком громко всхлипывал и знал об этом, но никак не мог остановиться, и это было так неловко, потому что большие мальчики не должны были плакать из-за глупостей, а это была ужасная глупость. Типа, самая глупая во всём мире. Он сердито вытер глаза рукавом. — Уэйд, милый? Уэйд замер. Медленно, очень медленно он поднял взгляд и увидел, как большими шагами к нему идёт мама. Мягкие теплые руки обвились вокруг него, и Уэйд прикусил губу, чтобы не разрыдаться ещё сильнее. Он любил мамины объятия. В них было безопасно, уютно и идеально. А еще он немного ненавидел их, потому что она всегда обнимала его, когда он был расстроен, а раз он уже был расстроен, то с ними казалось, что всё уже чересчур. Так что… он ненавидел объятия. Но он ненавидел их недостаточно, чтобы оттолкнуть маму. Его маленькие ручки крепко обхватили её, а кулаки сжались на её рубашке, когда слеза скатилась по его щеке, и он сглотнул. Она успокаивающе погладила его по спине, и он уткнулся лицом ей в плечо. — Что такое, мой мальчик? — спросила она мягким и заботливым голосом, сладким, как мед. Его мама была идеальной женщиной. Она всегда знала, что нужно сказать. Маленький Уэйд подавил тихий всхлип. — П-папочка… — он подавил судорожную дрожь и крепче прижался к ней. — Папочка сказал, что я буду… Буду омегой, — прошептал он. Ее руки, обнимающие его, напряглись, она долго молчала, и Уэйд ничего не мог с собой поделать. Он тихонько всхлипнул. Она не отрицала. Он будет слабым. Так сказал папа. Дети в школе постоянно дразнили его, потому что он был маленьким. Говорили, что он похож на девчонку. Говорили, что он как омега. — О, Уэйд, — прошептала мама. Он отстранился, чтобы посмотреть на нее, и увидел слезы в ее глазах. У него вдруг замерло сердце и свело живот, а все вокруг стало гораздо более размытым, чем раньше. — Малыш, — тихо сказала она, правой рукой нежно вытирая дорожку от слез на его щеке, а левой крепко сжимая его свободную ладонь, и короткие пряди ее золотисто-светлых волос липли к шее от тихо катящихся слез. — Послушай меня. Ее голос стал намного глубже, и Уэйд выпрямился во весь рост, изо всех сил стараясь слушать внимательно, смотря на нее широко раскрытыми мокрыми глазами. — Мальчики-омеги встречаются очень, очень редко. Твой папа… иногда он может быть немного строгим, но он просто хочет защитить тебя, сделать сильным, как альфа, которым, я знаю, ты и станешь, — её рука легко провела по его волосам, и он потянулся к прикосновению, моргая, чтобы избавиться от мокрой пелены перед глазами. Когда она продолжила, ее слова зазвучали медленнее, как будто она не хотела произносить их вслух. — А если… если нет, то нет ничего плохого в том, чтобы быть… чтобы быть другим. У Уэйда сдавило грудь. Она даже не могла произнести это слово вслух. Все было ужасно плохо. И напугало его еще больше. Потому что мальчики-омеги были редкостью. И мальчики-омеги были никому не нужны. Девочки-омеги тоже были редкостью, но их защищали. Их любили. Мальчиков-омег выбрасывали. Это знали все. Это знали даже дети в школе. Даже третьеклассники. Это был неопровержимый факт. Уэйд мог только надеяться, что мама права. Он ещё не проявился. Никто не проявлялся до достижения шестнадцати лет. Он все еще мог надеяться. Мама сказала, что Уэйд будет альфой. Она солгала. _____________________ Уэйду было девять, когда мама умерла. Это не стало для него сюрпризом. Он давно знал, что она болеет. Но это не значило, что ему было не больно. Он видел, как она угасала, лёжа на ярко-белых простынях, которые пахли так же безжизненно, как и всё остальное в больнице. Каждый день они с отцом навещали её. Он видел, как отец держал маму за руку и обращался с ней так, как никогда не обращался с Уэйдом. Но Уэйд отогнал эти мысли прочь. Он хотел избавиться от них, потому что мама продолжала говорить, что скоро уйдёт, а Уэйд не хотел, чтобы она уходила. Он не хотел остаться один. Мама была для него всем. Уэйд был рядом, когда доктор сказал ей, что лечение не помогло. Он не должен был быть там, врачи сказали отцу отправить его в коридор, но отец сказал, что Уэйд справится, если не хочет стать нытиком-омегой. Уэйд остался. Он плакал. Отец зло рассмеялся над ним, и это только заставило его плакать еще сильнее, уткнувшись лицом в плечо матери, которая обнимала его уже не так крепко, как раньше. На девятый день рождения мама подарила ему мягкую игрушку. Единорога, белого с золотым рогом и сине-пурпурными хвостом и гривой. Она сказала, что в детстве это была ее любимая игрушка, и что если он когда-нибудь будет скучать по ней, то сможет подержать ее, и она всегда будет с ним. Когда бы он ни нуждался в ней. Уэйд улыбнулся так широко, что стало больно, потому что даже если отцу это не нравилось, игрушка была особенной. Она была любимой игрушкой мамы, поэтому была самой важной вещью для Уэйда. А потом она послала Уэйду последнюю мягкую усталую улыбку, сжала его руку и Уэйд почувствовал, как ее ладонь обмякла в его руке. Широко раскрытыми от ужаса глазами он смотрел, как ее взгляд потускнел в ярком больничном свете, а машина перестала работать. Ее сердце просто перестало биться. Он не помнил, как вбежали медсестры и врачи. Он не помнил, как они давили ей на грудную клетку, пытаясь спасти ее. Он не помнил, что кричал отец персоналу больницы. Уэйд помнил только две вещи о том моменте. Как дрожали его руки, сжимая подарок на день рождения, и боль, потому что его мама умерла. Отцу было все равно, что ему больно. Отец не хотел слышать, как он плачет, как ничтожный слабый омега. Он не согласился, когда Уэйд сказал, что он еще слишком маленький, чтобы проявиться, что он все еще может стать альфой. Он даже не дал ему шанса. Он начал пить. Много. Постоянно. Он ударил Уэйда. Он ударил Уэйда и не извинился, а потом продолжил, а у Уэйда не хватало сил сопротивляться и не плакать, и это только больше злило отца, потому что доказывало, что Уэйд никогда не станет альфой. Каждую ночь Уэйд ложился спать, замерзший и одинокий, и больше не знал, из-за чего плачет: из-за того, как скучал по теплым маминым объятиям, из-за боли от отцовских побоев или из-за ужаса, который скручивал его желудок, когда он думал, что, может быть, просто может быть — отец был прав, и Уэйд проявится омегой. _________________________ Уэйд научился запираться у себя комнате каждый год, когда наступал его день рождения, и придвигать к двери стул, чтобы отец не смог войти и избить его до полусмерти. Иногда отцу все же удавалось проникнуть в его комнату. Иногда его руки сжимались на шее Уэйда, пока Уэйд не чувствовал, как закатываются его глаза, кровь от ударов стекает по коже на пол, а глаза застилает тёмная пелена. Кого он обманывал? Так было не иногда. Так было каждый раз. А иногда Уэйд не мог заснуть ровно столько, чтобы успеть услышать, как отец плачет, сидя на деревянном полу, и задушенно шептал ежегодное… С днем рождения, Уэйд. ______________________ Уэйд стал бы спортсменом, если бы у него было время заниматься спортом. С двенадцати лет он подрабатывал на фабрике, загружая упаковки с газировкой в грузовики, и это сделало его достаточно сильным и крепким, чтобы справиться с кем угодно в школе. Когда он выпустился, да, именно выпустился, потому что, очевидно, в средней школе не любили называть окончание года завершением учёбы — претенциозные ублюдки — все восьмиклассники в ежегодном выпускном журнале выбрали его как «Наиболее вероятного альфу». Он просиял, когда узнал об этом, и потратил чертовы сорок долларов на эту дурацкую книжку, не отводя от нее глаз, просто чтобы показать отцу. Когда Уэйд вернулся домой, отец уже был пьян, но это было неважно. Это было неважно, потому что Уэйд подбежал к кофейному столику и бросился открывать дурацкую книгу на странице со своей фотографией. Его отцу потребовалось время, чтобы сосредоточиться на страницах, но когда прочитал большие красные буквы, обведенные черным полем для текста, он… Он улыбнулся. Он улыбнулся Уэйду, сияющий и гордый, и, несмотря на опьянение, притянул сына к себе за широкие плечи и обнял его. Отец обнял его впервые за всю его жизнь. Уэйд старался не заплакать. Он правда, правда старался. Он не смог сопротивляться. И в то же мгновение отец замахнулся на него бутылкой с виски, и Уэйд едва увернулся, чтобы не получить по голове осколками стекла. — Ты? Они проголосовали за то, что ты будешь альфой? Хотя ты постоянно ноешь? Хотя ты даже не в состоянии выдержать гребаный удар? — теперь отец кричал на него, швыряясь предметами, и Уэйд побежал. Он взлетел по лестнице в свою комнату, едва уворачиваясь от пустых бутылок, летевших ему вслед, и стекло разбилось о стену рядом с его головой, а часть осколков воткнулась ему в руку. Он захлопнул дверь, чтобы постараться избежать новых травм, но не успел, услышав шипение: «Не смеши меня», — донесшееся с нижней площадки лестницы. Уэйд не плакал, когда ему было страшно. Но было труднее сдерживаться, когда кто-то крепко прижимал его к себе. Последний раз, когда он позволил кому-то обнять себя, был на его девятый день рождения, когда он, обессиленный, лежал в объятиях матери. В тот день, когда она умерла. Он позволил отцу обнять себя. Он позволил себе надеяться, но надежда была опасна, и Уэйду следовало уже запомнить это. Это была ошибка. Уэйд постоянно совершал ошибки. ________________________ Уэйд ненавидел жить с отцом, но знал, что его могут отправить к кому-нибудь похуже, если он донесет на него, поэтому он молчал. Он молчал и молился, прося бога, в которого даже не знал, верил ли, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть этот человек как можно скорее захлебнется собственной блевотиной. Уэйду исполнилось шестнадцать. Большинство людей проявлялись где-то между шестнадцатью и семнадцатью годами. Большинство людей не проявлялись сразу, как только им исполняется шестнадцать. Очевидно, Уэйд Уинстон Уилсон не был большинством. Отец велел ему встать пораньше, чтобы приготовить завтрак. Уэйд кивнул и завел будильник. Он разбудил его в нужное время, в половину седьмого утра, и Уэйд попытался встать с постели. Он пытался около получаса. Ноги его не слушались. Он мог пошевелить ими, но в ту же секунду, когда он попытался встать, мышцы отказали ему, и он упал лицом в пол. Это было больно. Удар был таким неожиданным и таким сильным, что Уэйд без сознания рухнул на пол своей спальни. Он проснулся от громкого рева и тяжелых сердитых шагов, звучащих вверх по лестнице. Уэйд почувствовал, как сжимается у него сердце — то же чувство, которое он испытывал каждый раз, когда понимал, что отец сердится на него. Для него это никогда не означало ничего хорошего. Он не приготовил завтрак. Отец совершенно точно не был этому рад. Недовольный отец значил боль и истекающего кровью Уэйда. Сердитый отец значил сломанные кости. Безуспешно Уэйд попытался сесть на полу, но все тело было тяжёлым, и его подташнивало. Все кружилось перед глазами. Дверь распахнулась, и Уэйд сумел поднять голову, хотя казалось, что на неё давит весь мир, чтобы посмотреть на отца, и его испуганные карие глаза встретились с широко раскрытыми и гневными, которые медленно сузились от эмоции, которую Уэйд с трудом мог распознать, настолько она была яркой. Единственная причина, по которой ему это удалось, заключалась в том, что он уже видел её раньше, но в меньшей интенсивности. Это было разочарование — настолько глубокое, что граничило с яростью. Уэйд медленно моргнул, изо всех сил пытаясь заговорить, произнести что-то, но губы его не слушались. Отец сделал шаг в комнату, вдохнул и оскалился, как делал только тогда, когда Уэйд совершал что-то, что в итоге заставляло его желать, чтобы отец отвез его в больницу. — Омега, — процедил он сквозь зубы, прижав кулаки к бокам. В тот момент Уэйд решил, что он точно не верит в Бога. Если Бог и существовал, то ему, очевидно, было глубоко наплевать на Уэйда. ______________________ Отец не купил ему ни подавителей, ни ароматизирующих пластырей. Это значило, что Уэйд оказался заперт в доме один во время своей первой течки, и провел неделю, рыдая от невыносимой боли и нужды, из-за которой дни казались месяцами. Поскольку у него не было подавителей, даже после того, как течка прошла, от него все еще пахло омегой. В школе все изменилось. И больше никогда не было прежним. Парни, которые когда-то были его друзьями, издевались над ним в туалетах, и администрация, которой не приходилось иметь дело с омегами мужского пола уже больше двадцати лет, посоветовала ему начать пользоваться женским туалетом. Он отказался. Во-первых, потому что он не был женщиной, большое спасибо. Во-вторых, потому что не считал это необходимым. Это было слишком неловко. Уэйд думал, что ему не придётся заходить так далеко. Он думал, что сможет справиться с парочкой придурков-сексистов, и тогда они оставят его в покое. Он не думал, что стресс в школе и дополнительный стресс дома приведут к тому, что следующая течка придёт на неделю раньше. Он не планировал быть на уроке, когда она началась, или чтобы все присутствующие альфы, включая учителя, повернулись и посмотрели на него с выражением неприкрытого голода во взгляде. Он не хотел никого из них, но внезапно три альфы затеяли гребаную драку из-за того, кто получит шанс поиметь его, прежде чем четвертый посмеялся над ними и сказал: «Вы шутите, да? Просто дождитесь своей очереди. Это же парень». И он подошел прямо к Уэйду и снял подавляющий пластырь. Ошеломляющий запах альфы поразил его организм как волна. Ноги Уэйда подкосились. Дыхание стало прерывистым. Между ног у него стало влажно, и в горле застрял стон. — Смотрите, какая эта сучка нетерпеливая. Уэйд не мог разобрать, кто это сказал. Все, что он знал, это что кто-то кричал, а потом к нему прикоснулись чьи-то руки, и это было неправильно, неправильно, неправильно… А потом кто-то запустил пальцы ему в брюки, и Уэйд укусил, как только смог. Чье-то плечо. Плечо альфы. Рука исчезла, плечо исчезло, и раздался крик: «Что за херня?» но Уэйду было все равно. К его удивлению, парень отпустил его, и он бросился к двери на трясущихся ногах, по которым текло, едва замечая крики шока и удивления за спиной. — Что за?.. Никто из сук-омег никогда не отвергает альфу. Он заскулил, когда кто-то схватил и потащил его назад за волосы, но потом началась драка, и охранники, от которых ничем не пахло, беты, ворвались внутрь и остановили альф, и кто-то вколол ему что-то, и Уэйд провалился во тьму. ________________________ Теперь он обучался на дому. Поскольку отец отказывался тратить деньги на подавители, школа посчитала Уэйда нарушителем учебного порядка. Отвлекающим элементом. Как будто он был виноват в том, что альфы пытались изнасиловать его на уроке. Как будто он сам напросился на это. То, как посмотрел на него администратор, красноречиво говорило о том, как люди в системе образования относятся к нему и к таким, как он. Уэйд буквально видел, как с языка парня вот-вот было готово сорваться слово «шлюха». Неважно, что Уэйд был девственником. Нет, конечно, нет, с чего бы этому быть важным? Он был мужчиной-омегой, и, очевидно, это делало его жадным до члена шлюхой. Тот человек не сказал ничего предосудительного. Он просто намекнул, что Уэйд будет слишком отвлекать учеников-альф в школе. Уэйд был в ярости по нескольким причинам. В этой школе учились по меньшей мере три девочки-омеги, и ни одну из них не выгнали из-за их второго пола. Существовали программы для омег, которые не могли позволить себе покупку подавителей, и ни одну из них ему не предложили, потому что отцу пришлось бы расписываться за Уэйда, учитывая, что он все еще был несовершеннолетним. Это было бы так просто. Все, что ему нужно было сделать, это написать свое гребаное имя на листе бумаги. Ни одного из альф, которые напали на Уэйда, не допросили. У них у всех были подавители. Если бы они попытались совершить сексуальное насилие над женщиной-омегой, их бы немедленно отправили за решетку и держали бы под стражей без права внесения залога до суда. У Уэйда даже не было возможности выдвинуть обвинения. Когда он заговорил об этом, и отец, и представитель образовательного совета в дорогом костюме рассмеялись, как будто он отпустил особенно смешную шутку. Но что больше всего разозлило Уэйда, так это то, что, когда высказали предположение, что это Уэйд был ответственен за инцидент и что его дальнейшее присутствие приведет к повторению, отец просто сухо и с гримасой кивнул. Он согласился. Уэйд уже давно мечтал, чтобы его отец умер, но в тот момент ему очень хотелось, чтобы в тот день, когда это произойдет, он смог почувствовать, как жизнь покидает его тело, кончиками пальцев. Родители должны были любить своих детей. Они должны были защищать их. Его отец должен был быть на его стороне. Но он не был. Никого не было на стороне Уэйда. Не после того, как умерла его мать. ___________________________ У Уэйда был план. Он был очень симпатичным, и один из соседей сказал, что с его генетикой он мог бы подцепить богатого альфу. Уэйд не хотел богатого альфу. Но у некоторых альф была сила, и это было, черт возьми, важно. Все, что ему было нужно, — это ароматизирующие пластыри. Он бы раздобыл подавители, если бы мог, но больше всего на свете ему нужны были пластыри с запахом. Или блокаторы запаха, если повезет. Уэйду нужен был план побега. Неделей ранее он пережил ужасную течку, и сейчас для этого было как раз самое подходящее время. Он забрался в дом в квартале от своего. Он надел пять свитеров и толстовку с капюшоном, чтобы заглушить свой запах. Он знал, что в доме живет девушка-омега. Он нашел ее подавители в шкафчике на кухне, но ему пришлось пойти в ванную в поисках пластырей. Он ухмыльнулся, когда обнаружил не их, а блокаторы запаха. Из тех, что вводились с внешней стороны бедра шприцом-ручкой. Этого хватит на три недели, и Уэйд не будет пахнуть омегой. Уэйду не нужны были три недели. Ему нужны были всего два дня. Он сделал укол и повернулся к выходу из ванной. В коридоре стояла девушка-омега. Она смотрела на него из открытого дверного проема. Уэйд замер. Она тоже. И после напряженной минуты, в течение которой они пристально смотрели друг на друга, она перевела взгляд с его лица на руки и кивнула. Это было лишь одно резкое движение, но Уэйд почувствовал, как подгибаются ноги от облегчения. Он кивнул в ответ и выбежал из дома, стараясь ступать как можно тише. Очевидно, он мог рассчитывать на помощь нескольких омег. Мэри. Кажется, её звали Мэри. Когда-нибудь он отплатит ей за услугу. Только не сегодня. Поездка на автобусе до Торонто заняла всего час. Там был вербовщик в американскую армию. Альфа. Уэйд тренировался с тех пор, как ему исполнилось девять. Он смог бы пройти тест на получение американского гражданства, если бы только ему дали шанс. Если бы кто-нибудь смог поручиться за него. Он мог бы стать солдатом, он мог бы сражаться, если бы только ему дали шанс. Он знал, что американское правительство редко принимало омег на службу в вооруженные силы, но разрешало это чаще, чем канадское. Считалось, что канадцы более заботливо относятся к представителям менее властного пола. Теоретически. Уэйд знал, что это относится только к женщинам. Но США… они придерживались мнения, что если омега может выдержать такие же суровые тренировки, как и альфа, то это его выбор. Уэйд точно выдержит. Он тренировал свое тело с двенадцати лет. Все, что ему было нужно, — это чтобы его приняли в команду. Но в качестве беты зарегистрироваться было гораздо проще. Ему придётся сменить статус, как только он попадет в программу обучения, но это было неважно. Важно только, чтобы его восприняли всерьёз в самом начале. Ему повезло. Он объяснил вербовщику свой статус… нежелательного на родине и сказал, что подпишет контракт, как только ему исполнится восемнадцать. Вербовщик понял. Вообще-то, он бросил оценивающий взгляд на крепкое телосложение Уэйда, спросил его адрес и полное имя и сказал, что его кандидатуру рассмотрит специальное оперативное подразделение. На следующий день Уэйд вернулся в дом отца. Немного забавно, но в то же время грустно — отец был настолько пьян, что даже не заметил, что Уэйд ушел. __________________________ Через неделю Уэйду исполнялось восемнадцать. Он был взволнован и почти счастлив. Конечно, отец выгонит его из дома, но Уэйд ожидал этого ещё с начала учебы в старшей школе. Он просто продолжал думать о своем будущем в армии. За последние полтора года он подружился с девушкой-омегой, жившей в квартале от него. Марина. Не Мэри. Ее звали Марина. Он рассказал ей о своих планах, и она помогла ему подготовиться, чтобы он мог досрочно сдать онлайн-экзамены в старшую школу. Месяц назад он закончил курсовую работу, и она спустила из окна связанные простыни, чтобы Уэйд мог забраться к ней в комнату и они могли вместе выпить. Так они и делали — он прокрадывался к ней, а она либо приносила ему еду или выпить, либо просто помогала с учебой. В свою очередь, он поддерживал слухи, что она встречается с ним, чтобы как минимум беты и вежливые альфы оставили ее в покое. Всякий раз, когда у него не было течки, а к ней пытался приблизиться альфа, Уэйд безжалостно избивал его, и они не возвращались. Но такое случалось редко, потому что она была девушкой, и любая семья была бы в ужасе, услышав, что их сын или дочь-альфа проявили подобное неуважение. Женщины-омеги ценились. Иногда Марина жаловалась на это, но Уэйд не мог вызвать в себе достаточно сочувствия, учитывая, что его самого мир молча (а иногда и нет) клеймил как ходячее пятно грязи. В какой-то момент они даже пытались встречаться. Она не хотела терять девственность с альфой, который тут же попытается заявить на нее права, а он точно не хотел быть с альфой в свой первый раз, поэтому они какое-то время встречались. Пока все было хорошо, но она знала о его планах. Он будет в американской армии. Она останется в Канаде и поступит в университет. Лучше было расстаться, пока кто-то из них не привязался слишком сильно. Это не значило, что они не могли остаться друзьями. Прямо сейчас она была единственным человеком, которого он мог считать своим другом. Уэйд отвлекся от своих мыслей, когда услышал резкий шепот из комнаты отца. Уэйд был вынужден уволиться с работы, но у него все еще была привычка уходить из дома по вечерам, и, возможно, отец не знал, что он не ушёл сегодня, потому что Уэйд услышал… он услышал… — Двадцать штук. Я знаю, сколько стоит этот пацан. Я знаю, что получил бы больше от твоего конкурента, Фрэнсис. Считай это, — он сделал паузу, — знаком расположения. Вычти двадцать тысяч из моего долга, и ты получишь то, о чем просил последние два года. Фрэнсис. Внутри у Уэйда все похолодело, и он молча медленно побрел обратно в свою комнату. Нет. Он никуда не пойдет с Фрэнсисом. Катись ты ко всем чертям, папаша. Фрэнсис ходил в школу с его отцом. Он был кем-то вроде ученого и иногда приходил выпить. Предположительно. Уэйд относился к этому скептически. Парень был гораздо моложе отца. Вообще-то, он выглядел ненамного старше Уэйда. Он всегда был жутковатым, но с тех пор, как Уэйд появился на свет, с тех пор, как от его кожи начал исходить чистый сладкий запах «омеги», Фрэнсис смотрел на него так, словно хотел изучить его. Как будто хотел разобрать Уэйда на части и выяснить, как клетки крови движутся у него под кожей. Уэйд вздрогнул. Он достал из шкафа старый рюкзак и запихнул в него пару брюк, две черные футболки и три пары нижнего белья. Он осмотрел свои немногочисленные пожитки, и у него перехватило дыхание, когда он увидел старого плюшевого единорога, спрятанного среди нескольких изодранных рубашек. «Мамочка всегда будет с тобой, мой мальчик. Просто держись. Я буду с тобой, обещаю». Уэйд быстро засунул его в рюкзак, натянул толстовку и приоткрыл дверь, чтобы убедиться, что отец еще не вышел из комнаты. Его нигде не было. Уэйд выскользнул через парадную дверь и направился к дому Марины. Подойдя к ее окну, он свистнул. Она спустила веревку из простыней. — Что случилось? Он же не выгнал тебя раньше времени? В ее голосе звучало беспокойство. Уэйд горько, глухо рассмеялся. — Он собирается продать меня. Ей потребовалось время, чтобы поверить ему, потому что «Что за человек решит продать своего ребенка?», но когда он объяснил то, что слышал, когда рассказал ей о Фрэнсисе, то увидел, как от ужаса с её лица схлынула краска. Они договорились, что Уэйд останется с ней, возможно, будет спать у нее под кроватью, чтобы ее родители не увидели его. Они не одобряли его, учитывая, что он был мужчиной-омегой. Они не ожидали, что отец придет искать его в середине второй ночи. Раньше он никогда не замечал, когда Уэйд уходил. Очевидно, того факта, что он получит двадцать тысяч за Уэйда, было достаточно, чтобы заставить его обратить внимание. Его отец ворвался в дом, ударил несчастную мать Марины, выстрелил в грудь её отцу и ворвался в комнату девушки. Он не напал на нее. Люди редко нападали на женщин-омег. Он просто оттолкнул ее от кровати и двумя быстрыми движениями вытащил Уэйда из-под нее. И если Уэйд и ударился со стуком головой об угол кровати, его отец не обратил на это внимания. Он засунул пистолет за пояс брюк и принялся пинать Уэйда по ребрам, продолжая орать, какой он слабый, бесполезный, беззащитный омега. Уэйду было больно, а затем раздался оглушительный звук, который отразился от стен и эхом разнесся по улице, а затем хлынула кровь. Так много крови. Уэйд никогда раньше не видел столько чужой крови. Она была по всей комнате, растеклась маленькими струйками по потолку, брызгами по простыням, превратилась в лужу на полу. Там лежал его отец. Он лежал, ещё теплый, мертвый на полу, а его подруга — его подруга все еще сжимала пистолет, направленный на труп, в дрожащих руках. — Вызови полицию, — было первым, что сорвалось с его губ. Его голос звучал глухо. Она разразилась рыданиями, но Уэйд не плакал. Как странно. Ему говорили, что все омеги плачут при виде смерти. Ему не хотелось плакать. Он ничего не чувствовал. Он словно оцепенел. Она не стала вызывать полицию или скорую. Она вздрогнула и уронила пистолет, а потом упала на колени, но она не звонила, а Уэйд слышал выстрел и раньше, так что ее родители, скорее всего, были ранены, и это все его вина, и Марина кого-то убила, и теперь она была в шоке, потому что не могла с этим справиться, а Уэйд… Уэйд ничего не чувствовал. Он взял с тумбочки ее телефон. Он позвонил в полицию. Он назвал им адрес, рассказал, что произошло, и стиснул зубы, когда услышал, как оператор фыркнула, пока он объяснял ситуацию. Даже без произнесённого О? Вы мужчина-омега? по её тону все было ясно. Он взял рюкзак и ушел. Если родители Марины умрут, она возненавидит его. А даже если не умрут, она все равно не сможет смотреть на Уэйда, не вспоминая о том, что она для него сделала. Уэйд переоделся в переулке. Он не мог позволить задержать себя из-за крови на одежде. И он не мог отнести одежду в прачечную самообслуживания. У Уэйда оставалось две недели до следующей течки. Он мог только отчаянно надеяться, что из-за стресса течка не наступит раньше времени. Он отправился в Торонто. Возможно, он проведет последние пять дней в приютах для бездомных. Каким-то чудом течка не началась раньше. На его день рождения уже был назначен экзамен на получение гражданства, и его сразу же оценили. Для большинства абитуриентов этого бы не сделали, но отделение, для которого рассматривался Уэйд, имело преимущество. Он прошел с честью. Его заявление было одобрено. Его отправили на тренировочный полигон. Его карьера едва не рухнула в тот день, когда он приехал в Вашингтон, округ Колумбия. Его едва не исключили из программы. Но его руководство узнало, что случилось с его отцом, и это невероятно их заинтересовало. Он был сиротой. Дома его никто не ждал. Он был обманчиво сильным омегой-одиночкой, и если они смогут обучить его, он может стать одним из их величайших активов на чужой территории. В европейских и азиатских странах стигматизация омег была больше. И там, как правило, недооценивали женщин больше, чем омег. Что было не менее нелепо, но Уэйд уже давно пришел к пониманию, что мир в целом было идиотским местом и это не изменится. Но ты можешь, сказали они. Ты можешь измениться. Ты можешь стать непобедимым. Годы спустя Уэйд фыркнул, понимая, что они понятия не имели, кем они помогли ему стать. ______________________________ У них было две женщины-оперативницы из омег. Три беты — две женщины и один мужчина. Семь альф. Шесть мужчин. Одна женщина. Уэйд был единственным мужчиной-омегой. Насколько было странно, что единственная женщина-альфа стала защищать его? Не проявляя территориальность, но оставаясь поблизости. Она не стала бы ничего делать на тренировках, она без колебаний причинила бы ему боль, но она и не позволяла никому из других альф приблизиться к нему без её присмотра. Уэйду это не нравилось, потому что он мог справиться со всем самостоятельно. Во время течек тренировок у него не было, а вне их он легко мог разобраться с любым альфой. Тем более, что теперь у него были подавители, которые могли прервать течку, даже если это и было болезненно. Ситуация обострилась, когда она предложила остаться с ним во время течки. Уэйд никогда не был с альфой. Он не считал ее такой же опасной, как альфа-мужчин, потому что у нее не было члена, поэтому он наивно полагал, что она ничего не сможет сделать с ним против его воли. С ней он чувствовал себя в безопасности. Он принял ее предложение. Уэйд позволил себе в кои-то веки понадеяться на менее болезненную течку. Еще одна ошибка. Уэйд совершил так много ошибок. Секс был хорошим. Безумно хорошим. Уэйд почти позволил себе потерять самообладание. Он почти отпустил себя. Он отчаянно хотел этого, но не мог, потому что она удерживала его. Она продолжала рычать «Омега». Омега, омега, омега. Ее запах был… он был… неправильным. От нее приятно пахло, но что-то пряталось за этим чувством собственничества, этим голодом, который он не мог утолить, слишком напуганный. Он сказал ей остановиться. Он так старался оттолкнуть ее, но она не поддавалась, не хотела слезать с него, его мышцы отказывались повиноваться, и у него не хватало сил оттолкнуть ее в середине течки, а она улыбнулась его слабости и наклонилась, чтобы вдохнуть его запах, и тогда он почувствовал, как зубы скользнули по линии его пульса, он почувствовал, как она широко раскрыла рот и… Он швырнул ее через всю комнату. Она рухнула на пол, и на ее лице было написано потрясение от его силы и чистого отчаяния. Уэйд не стал дожидаться, пока она придет в себя. Он вытащил пистолет из-под подушки и выстрелил, проделав дыру в стене в трех дюймах от ее головы. Она вздрогнула и бросилась к двери. Уэйд с трудом поднялся на ноги, чтобы запереть дверь. Он тяжело дышал от изнеможения, испытывая острую нужду, когда добрался до кровати и рухнул без чувств. Она пыталась укусить его. Она пыталась оставить на нем метку. Заявить на него права без его согласия. Уэйд не выпускал из рук пистолет на протяжении всего периода течки. Альфы могли заявить права на омегу во время течки, но потом они могли и уйти, разорвав связь. Омега не мог пометить альфу. Только альфы могли претендовать на омегу. Она могла… Она бы разрушила его жизнь. Он был бы одинок до конца своих дней, если бы она пометила его или заставила остаться с ней навсегда, он бы вынужден был следить за каждым ее словом, потому что он так привязался бы к ней, что мысль о том, что она уйдет, стала бы ужасающей. Он читал ужасные истории о влюбленных омегах, которые покончили с собой, когда их бросал альфа. Депрессия была настолько острой, что омеги редко могли оправиться. Уэйд донес на нее. Ее отпустили с предупреждением. Она чуть не разрушила его жизнь, но отделалась легким шлепком по руке. Уэйд с головой ушел в тренировки. Он часами изучал иностранные языки. На каждой тренировке он выкладывался со всеми силами, которые только у него были. Он подавлял столько течек, сколько мог, не болея, а когда начинались побочные эффекты от подавления, он справлялся с ними в одиночку, запираясь в своей комнате с пистолетом в дрожащих руках. Во время течки он, насколько это было возможно, боролся с возбуждением, развивая выносливость, чтобы тело не подвело его, если течка наступит в неподходящий момент. Он должен был убедиться, что сможет сбежать. Ему пришлось это сделать, потому что он знал, что никто не поддержит его в трудную минуту. Через два года их обучение закончилось. Уэйд был лучшим в классе. Он почти сдержал смех, видя неприкрытую ненависть на лице своей почти-альфы. Почти. На самом деле, он рассмеялся ей в лицо. __________________________ Его отправили за границу. В последние пару лет предубеждение против омег в Европе и на Ближнем Востоке неуклонно росло. Из-за этого Уэйд получал огромное удовольствие, отправляя противников-альф к праотцам. Это было забавно. Все, что нужно было сделать Уэйду, — это получить доступ на любое мероприятие, которое посещали эти мужчины или женщины, взмахнуть ресницами, улыбнуться, провести рукой по своим светлым волосам и слегка наклониться ближе. Все, что ему нужно было сделать, это прошептать: «Хочешь попасть на небеса?» — и они принадлежали ему. Они сами помогали ему убить себя. Они незаметно выводили его из дома, отводили в милое уединенное место, целовали его и не замечали приближения лезвия, пока оно не вонзалось им в горло, глубоко в сердце, не рассекало внутренности. Потому что угрозу, которую они ждали, должен был нести альфа. Убийцы, с которыми они обычно имели дело, были альфами. Люди, от которых они должны были защищаться, были альфами. Солдатов-омег не существовало. Омеги были невинными и слабыми. Мужчины-омеги были недостаточно умными, чтобы стать солдатами. Так считалось. Именно это сделало Уэйда самым успешным оружием, которое было у США. Именно это заставило их поручить ему миссию, которую он не смог выполнить. _____________________________ Уэйду сказали, что эта миссия будет легкой. Ему приказали проникнуть в здание, убить руководителя и уйти. Просто. За исключением того факта, что руководителя там не было. Их информация оказалась ложной. И тогда его босс велел ему подняться на верхний этаж. Уэйд не стал оспаривать приказ. Он никогда этого не делал. Именно это и делало его лучшим. Затем он увидел маленькую девочку — ее длинные черные волосы разметались по подушке, она спала, не подозревая о том, что в ее спальне кто-то есть. — Убей её. Услышав это… Уэйд застыл на месте. Впервые он усомнился в приказе. — Почему? У них должна была быть веская причина. Должна была. Но её не было. Они сказали, что скорбящие люди чаще совершают ошибки. Причина, по которой они хотели покончить с жизнью маленькой девочки, заключалась в том, что они хотели, чтобы ее отец потерял самообладание от горя. Что они даже не могли гарантировать. Уэйд вышел из здания. Он вернулся в лагерь, и его отправили самолетом обратно в Вашингтон, чтобы провести дисциплинарное собрание и обсудить выполнение приказов и нарушение субординации. Оно прошло не очень хорошо. В конце ему задали вопрос: — Вы планируете снова не подчиниться приказу? — Зависит от приказа. Это было не то, что они хотели услышать. Ответ Уэйда не изменился. Его выгнали. ________________________ Какое-то время у Уэйда не было работы. Какое-то время он мог прекрасно обходиться без сытной еды, но боялся, что останется без подавителей, без средств для изменения запаха. Уэйд запрыгнул на заднее сиденье идущего в Нью-Йорк поезда. Там был бар, на который жаловались некоторые из его боссов. Им не удалось спланировать, как избавиться от него, не спровоцировав мелкомасштабную войну на собственной земле, поэтому оставили все как есть. Неизбежное зло. Адский дом. Уэйд предпочитал оригинальное название — «Сестра Маргарет», — но каждому свое. Место остро нуждалось в ремонте, но, взглянув на все оружие и устремленные на него свирепые взгляды, Уэйд решил, что облупившаяся краска — наименьшая из проблем, с которой он столкнулся. — Ты ошибся баром, малыш, — лениво бросил ему бородатый мужчина за одним из круглых столиков. Уэйд фыркнул. — Не бывает малышей такого роста, шерстяное личико. Ему было двадцать два. Он не был ребенком. На мгновение в баре воцарилась тишина. Он упрямо игнорировал свист и шепот: «Разве омеги могут выглядеть так?» Он прекрасно осознавал, что ничего не скрывало его запах, и от этого у него по коже бежали мурашки. Он этого не показывал. Он опустился на свободное место за стойкой. Бармен выглядел удивленным. — Ты же не планируешь сказать, что не обслуживаешь несовершеннолетних? — спросил Уэйд с ухмылкой. Бармен пожал плечами, вытирая пустой стакан тряпкой сомнительной чистоты. — Если у тебя есть кто-то, кто сможет защитить тебя, мне насрать. Если нет, то катись нахер из моего бара. Больше ему не было весело. Чья-то рука опустилась на плечо Уэйда сзади. Уэйд плавно откатился в сторону, сжал эту руку в своей, почувствовал, как ломаются кости в чужих пальцах, и повернулся, чтобы так грубо вжать мужчину в барную стойку, что услышал, как его ключица хрустнула под его кулаком. В одно мгновение все оружие в этом месте оказалось направлено на него. Уэйд ни на кого не смотрел. Уэйд сверлил взглядом хрипящего человека, которого удерживал только его кулак. — Не трогай меня, альфа, — прорычал он. Мужчина кивнул, тяжело дыша. Уэйд позволил ему упасть на пол. Он широко улыбнулся и откинулся на спинку стула, прекрасно понимая, сколько оружия на него направлено. — Мне не нужна ничья защита, — самодовольно заявил он. Бармен в ужасе переводил взгляд с него на оружие и обратно, и в его глазах читалась сумма, в которую обойдется ремонт. Улыбка Уэйда не угасла. — Так вот, — радостно выдохнул он, нетерпеливо барабаня пальцами по барной стойке. — Я как раз ищу работенку. Что-нибудь быстрое, мало времени, много крови. Легкое развлечение. Типа, еда и боеприпасы в наши дни стоят слишком дорого. Не говоря уже об аренде. Цены в Нью-Йорке настолько завышены, что это ранит мое бедное жестокое сердечко. И кошелек. В основном, мой кошелек. В последнее время запасы зелени на исходе, на еду нужны наличка, а я правда люблю поесть. Еда — это очень важно. Невероятно важно. Я бы сейчас убил за тако. Или несколько. Типа, целую коллекцию тако. Знаешь какие-нибудь хорошие заведения, где подают тако? Уэйд выжидающе посмотрел на бармена. Парень, кажется, даже не дышал. Он выглядел очень напряженным. Уэйд оглядел зал и понял, в чем проблема. Он тяжело вздохнул и отставил бедро, лукаво улыбаясь зрителям. — Кто-нибудь планирует нажать на курок? Или я могу заняться своими делишками без всего этого пристального внимания? То есть, это, конечно, большая честь, — он сделал драматическую паузу, чтобы прижать руку к сердцу, — честное слово. Не знал, что я достаточно хорош собой, чтобы вскружить головы каждому в этом зале. Вы, мальчики, знаете, как заставить девушку почувствовать себя особенной, но девушкам нужно есть, а ещё нам нужно купить пару хорошеньких пушек, так что, — он махнул в их сторону левой рукой, — если вы не возражаете? За спиной раздался сдавленный звук, но Уэйд не отводил взгляда от самого вооруженного из присутствующих. Наконец мистер Револьвер, он же шерстяное личико, опустил руку, и остальные медленно последовали его примеру, возвращаясь к своим разговорам. Не то чтобы они перестали настороженно следить за Уэйдом, но все равно. Он был новеньким и все понимал. Никаких обид. Бармен наконец-то начал перестал выглядеть так, будто единственный вдох грозил ему инсультом. Уэйд оперся на локти, положив подбородок на ладони, как будто собирался услышать от него ответы на главный вопрос вселенной. Вообще-то, поскольку прямо сейчас подавители и пластыри были для Уэйда центром вселенной, технически это было правдой. Очкарик глубоко вздохнул. — Мы не доверяем незнакомцам. Уэйд фыркнул. Несколько человек в баре даже не попытались притвориться, что их не интересует разговор. Он вытянул руку перед собой. — Уэйд Уинстон Уилсон, к твоим услугам, но не совсем, потому что я свободный человек в свободной стране и все такое прочее. Мужчина нерешительно пожал его руку. — Уизел, — произнес он. Больше он ничего не сказал. На самом деле, он достал свой телефон и совершенно не скрываясь поискал полное имя Уэйда в нескольких базах данных. — С позором уволен, да? Так тебя надули. Уэйд пожал плечами. — Не любитель бизнеса, где убивают детей. Но мне очень нравится убивать все остальное. Больших страшных альф, наркоторговцев, военных преступников и тому подобное, о, да, и ещё больших страшных альф, — он широко улыбнулся. Уизел с сомнением кивнул. — Ага, — сказал он. Он отложил телефон и достал из-за стойки папку из плотной бумаги. Уэйд открыл ее и просмотрел содержимое. Он широко улыбнулся. Главарь банды. Торговец людьми. Сильный. Высокий. Альфа. Уизел задумчиво посмотрел на него. — Никто, кто брал эту цель, не вернулся живым. Если сможешь справиться с этим, то сможешь справиться с чем угодно. Вернешься и расскажешь, как прошло. Или, думаю, не вернешься, если умрешь, — он пожал плечами и принялся протирать новый стакан. Уэйд чувствовал себя просто замечательно. — Я вернусь, — сказал он, абсолютно уверенный, что вернется. Уизел фыркнул. Еще несколько человек в баре тоже. Это было почти единодушное движение. Они, очевидно, ни на йоту ему не поверили. Наверняка они думали, что он там умрет. Убегая, Уэйд стащил картошку фри с тарелки шерстяного личика. Возможно, ему и пришлось уворачиваться от града пуль, пока он двигался к двери, но у него была хорошая работа, которую он с нетерпением ждал. Оно того стоило. ___________________________ Пять лет. Теперь ему было двадцать семь. Он стал опасным убийцей. Людей вроде него боялись все. Большинство наемников умирали молодыми. Поскольку Уэйд следил, чтобы у него были деньги на подавители и блокаторы запахов, о его статусе омеги давно забыли. Правительство, очевидно, все равно знало. Они зарегистрировали его. И Уизел. Уизел знал. Другие — нет. Уэйд был красавчиком и мог заполучить любую девушку, которую хотел. Но только на одну ночь. Никому не нужна была омега мужского пола, и он не мог позволить, чтобы о его статусе знали все. Он упорно трудился, чтобы его воспринимали всерьез. Чтобы его считали смертельно опасным. Не было места, куда он не мог бы проникнуть. Не было цели, до которой он не смог бы дотянуться. Не было больного ублюдка, с которым он не смог бы покончить, пустив ему пулю между глаз. Это требовало усилий. Это требовало исследований. Но у него был талант, и он гордился им. Секс не стоил того, чтобы ставить под угрозу все, чего он добился. А потом он встретил Ванессу Карлайл. Проститутки начали приходить в бар. Бесстрашные девушки, эти ночные дамы. Достаточно храбрые, чтобы переспать с самым развратным мужчиной в мире. Ванесса была самой красивой женщиной, которую Уэйд когда-либо видел. После множества ночей безуспешных попыток залезть к нему в трусы, используя все приёмы из книг «как заполучить альфу» для омег, она прекратила попытки и просто поговорила с ним. Просто обычный разговор, наполненный ужасно грубым и мрачным юмором, которым Уэйд никогда ни с кем не делился, и Уэйд почувствовал, как что-то разорвалось у него в груди, словно маленький взрыв. Она была самим совершенством. Она была абсолютно идеальной, и в ней было все, что Уэйду не было нужно. Кто-то украл ее подавители, у нее началась течка, и однажды ночью Уэйд убил нескольких альф, загнавших ее в угол. Они могли прийти к ней ночью, когда она была бы согласна дать им заплатить, но она не контролировала себя во время течки, и они об этом знали, но им было все равно. Они не дали ей времени уйти. Они пытались изнасиловать ее. Уэйд отвез ее к себе. Он запер ее в своей комнате и бдительно охранял дверь, а когда течка закончилась, приготовил ей оладьи, и тогда она произнесла слова, которых он так долго боялся. — Ты никак не отреагировал на мою течку. Он не отреагировал на ее течку, потому что все, что он чувствовал, это запах омеги, и он не вызывал у него никакой реакции. — Да, — пожалуйста, просто забудь об этом. — Даже беты… Они конечно, не становятся территориальными и не чувствуют нужду, но они все равно… они все еще реагируют, — тихо и задумчиво произнесла она. Уэйд подождал, пока блинчики будут готовы. Он ничего не ответил. Пожалуйста. — Ты омега? — спросила она. Он мгновенно повернулся к ней, приставив лезвие к ее горлу, и в его глазах плясала дикая ярость. — Я убью тебя, если ты кому-нибудь расскажешь. Черт возьми, мне лучше убить тебя прямо сейчас, чтобы убедиться, что ты будешь держать рот на замке. Ее красивые глаза не дрогнули. Она не отвела взгляда. Она не отодвинулась. Она прижалась к лезвию, молча бросая ему вызов. — Ты этого не сделаешь, — сказала она. На ее губах появилась легкая улыбка. — Я должен, — повторил Уэйд. Он знал, что не станет. Она тоже знала. — Уэйд, — прошептала она, и его имя стекло с ее языка как волна. Его глаза встретились с ее, пока лезвие все еще было между ними. — Поцелуй меня, — сказала она. Он поцеловал ее. Он занялся с ней сексом. Он обнимал ее, когда она была расстроена. Он защищал ее, когда она в этом нуждалась. Он влюбился в нее. Затем у Уэйда обнаружили рак. Он ушел от нее, не оглядываясь. __________________________ Он почти смирился с тем, что рано окажется в могиле. Единственной причиной, по которой он принял предложение, было то, что он надеялся… он надеялся, что сможет вернуться к Ванессе, когда все закончится. Он снова позволил себе надеяться, и, как и в любой другой раз, почувствовал, как надежда рушится и превращается в отчаяние, потому что надежда — это то, что позволяет душе прожить достаточно, чтобы сгореть. Надежда была опасной штукой. Он знал это. Черт, он знал, но все равно позволил себе надеяться. Это всегда было ошибкой. Всегда. _____________________________ Его организм не приспособился к мутации, как у немногих счастливчиков. Он был неудачным экспериментом, и рак все еще медленно распространялся по его венам, словно яд. Его отправили в супергеройский инкубатор. Уэйд думал, что ему предложат более экспериментальное лечение. Его предположения и надежды, которые еще оставались, быстро испарились, когда он увидел Фрэнсиса. Фрэнсис просиял. Столько лет Уэйд считал, что он в безопасности, что он сильный, а Фрэнсис наконец получил то, чего хотел. Уэйд воспользовался моментом, чтобы почувствовать злобное удовлетворение от того, что его отец не получил за это денег. Из-за этого, когда Фрэнсис вошел в комнату, на его лице сияла улыбка. Она была такой яркой, что Фрэнсис споткнулся, а Уэйд заулыбался еще ярче. — Привет, Фрэнки. Скучал по мне? ___________________________ Лечение помогло Уэйду продержаться гораздо дольше, чем он хотел. Он хотел бы умолять о смерти. Он хотел этого так сильно, что едва не сломался и не принялся молить, как хороший маленький омега. Но он был там не один. У остальных не было надежды. Остальные не осмелились плюнуть Фрэнсису в лицо. Уэйд не сдавался и насмехался над ним снова и снова, издеваясь над пытками, спрашивая, где его чертов круассан и как насчет бесплатного шоколада? Он жаловался на их гостеприимство, как будто это было настоящей проблемой, а не ожоги, или ощущение, что тонешь, или электрические разряды, пронизывающие его насквозь, или кислородное голодание. Он пел самые идиотские песни, какие только мог придумать. Он выбирал «Лимонное дерево» от Сада Дураков, «500 миль» группы Прокламатор и «Как дела» от 4 Не-Блондинок. Когда его пытали, он всегда заканчивал последней песней. Так что я просыпаюсь утром, И делаю шаг на улицу. Я делаю глубокий вдох и пьянею от этого, И я кричу во всю силу своих легких… Он не прокричал последнюю фразу во все легкие. У него перехватило дыхание, когда открылась дверь и на него обрушилась ядовитая волна запаха альфы. Фрэнсис широко улыбался, без рубашки, и под тканью его брюк виделся бугор. Нет. Нет. Уэйд никогда не был… он никогда не был с… Он не хотел, чтобы Фрэнсис был первым, кто возьмёт его. Ему следовало бы найти кого-то в старшей школе. Ему следовало обратиться к кому-нибудь из военных. Ему следовало бы спросить другого наемника. Он должен был, должен был, должен был… Он этого не сделал. В лечебнице ему не давали никаких подавителей, и до этого момента его тело было слишком напряжено, но в комнате был альфа. Альфа был на начальной стадии гона, и от него отвратительно несло, но его тело реагировало, а Уэйд этого не хотел. Он этого не хотел. Он никогда этого не хотел. Он не плакал с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать и отец обнял его. Четырнадцать. Только что ему исполнилось двадцать восемь. Он не плакал четырнадцать лет. Он подавил слезы, готовые пролиться, и подумал обо всех, кто услышит его. О каждом пациенте, который так страстно желал смерти и отчаянно желал, чтобы Фрэнсис тоже умер. Он не доставит Фрэнсису такого удовольствия. Он стискивал зубы и раскачивался в такт движениям каждый раз, когда Фрэнсис входил в него, чтобы ускорить окончание. Чтобы посмеяться над Фрэнсисом и над тем, что он не смог удовлетворить девственника-омегу, не говоря уже о наемнике высокого класса. Он проглотил подступившую к горлу желчь и фыркнул, когда Фрэнсис задвигался быстрее, жестче, неистовее. Он так сильно прикусил внутреннюю сторону щеки, что залил кровью Фрэнсису всё лицо. Он мысленно представил себе Ванессу, чтобы не ненавидеть себя за то, что его телу это нравится, потому что если бы он этого не сделал, если бы позволил себе отдаться желаниям своего тела, он бы сломался, как и все остальные, а им нужно было, чтобы он не ломался. Они нуждались в нем, чтобы превратить жизнь Фрэнсиса в такой же ад, в какой он превращал их жизнь каждый день. Он представил себе Ванессу, потому что, если бы он этого не сделал, он бы разразился беспомощными рыданиями, и больше ничего не смог бы делать. ____________________________ Два месяца спустя кого-то швырнули на пол в его камере. Изуродованная оболочка того, кем человек был раньше, и руки и ноги согнуты под такими углами, которые никогда не могли быть нормальными. Ее не должно было здесь быть. Уэйд достаточно часто представлял себе присутствие Ванессы в своих галлюцинациях, но на этот раз он сразу понял, что это реально. Это был ее запах. Он инстинктивно узнал его. Возможно, он никогда не возбуждал его, но успокаивал. Этот запах был запахом дома. Но больше нет. Больше нет, потому что она истекала кровью. У нее были следы от ожогов по всему телу, и она лежала, обнаженная, перед ним у него в камере. Ее кожа была белой от потери крови, которая не прекращала течь, и Ванесса улыбнулась ему измученной, сломленной улыбкой, которая совсем не походила на ее обычную, посмотрела на него сквозь темные ресницы и сказала: «Я люблю тебя, Уэйд». Он напрягал все силы, оставшиеся в его теле, но это не имело значения, потому что он видел, как свет, которым он всегда так восхищался, исчезает из ее глаз, и Уэйд услышал крик, который перешел в сдавленный стон агонии, звук настолько нечеловеческий, что он не понимал, что это он издал его, пока это не случилось во второй раз. Он чувствовал, как рыдания поднимаются у него в горле, но слез не было. У него пересохло во рту. Он не помнил, когда в последний раз пил воду или ел. Он не мог произнести ни слова без сухого першения в горле, и не мог плакать, хотя если кто-то и заслуживал его слез, так это Ванесса, но он, черт возьми, не мог. Его горе становилось только мучительнее, когда он понимал, что даже после ее смерти он был совершенно не достоин ее. Он почувствовал, как боль поглощает его, окутывая туманом. Туман рассеялся при звуке открывающейся двери, от того же ядовитого, властного запаха альфы, который Уэйд едва пережил однажды. К его губам поднесли стакан с водой, и Уэйд отвернулся. — Пей, омега, — приказал Фрэнсис, как будто голос альфы мог заставить его подчиниться. Но Уэйд продолжал отворачиваться. Он знал, что значила вода. Омегам давали воду перед течкой, чтобы они не умерли от обезвоживания. Если он выпьет ее, Фрэнсис снова нападёт на него, и Уэйд, возможно, был достаточно сильным, чтобы справиться с этим раньше, но сейчас он не хотел рисковать. Не мог, потому что был уверен, что без мысли о живой, счастливой Ванессе, за которую можно было бы держаться, он сломается от напряжения. — Нет? — спросил Фрэнсис с самодовольной ноткой в голосе. — Ты уверен? Уэйд не мог представить себе ничего хуже, чем мысль о том, что Фрэнсис будет трахать его в одной комнате с трупом Ванессы. Конечно, он был, черт возьми, уверен. Он бы плюнул Фрэнсису в лицо, если бы у него хватало жидкости. Уэйд посмотрел на мужчину единственным целым правым глазом и отвернулся. Озорная ухмылка, появившаяся на лице Фрэнсиса, выбила его из колеи. Всё у него внутри перевернулось, когда Фрэнсис наклонился ближе и прошептал ему на ухо: — Прекрасно. Я не буду заставлять тебя пить. Просто хочу, чтобы ты помнил, что это твоя вина. Уэйд в замешательстве повернулся к нему, но Фрэнсис просто отошел от него и поставил стакан на забрызганную кровью тумбочку, где хранил седативные. Он одарил Уэйда еще одной мрачной довольной улыбкой, а потом… Уэйд почувствовал, как его тошнит, его желудок взбунтовался, когда Фрэнсис разделся и пристроился рядом с мертвым телом Ванессы. — Нет. Нет, пожалуйста. Пожалуйста, нет. Пожалуйста. Фрэнсис не остановился. — Я сказал тебе выпить воды, Уэйд, — ответил он спокойным голосом. Уэйд в отчаянии закрыл глаза. — Я выпью воды, просто прекрати. Я клянусь. Клянусь! Я выпью! Я выпью воду, обещаю. Я обещаю. Аякс. Аякс, пожалуйста. Фрэнсис замер, но он все еще был внутри нее, а Уэйду нужно было, чтобы он отошёл от нее. Она даже не была живой. Она была мертва, мертва из-за Уэйда, и он не мог защитить ее при жизни, но он мог… он заставит Фрэнсиса перестать использовать ее после смерти. Ванесса не заслуживала… никогда не заслуживала того, чтобы быть… Затем Фрэнсис наклонился и уткнулся носом в ее ароматические железы, и Уэйд с трудом сдержался, чтобы не сблевать, учитывая, как пусто было у него внутри. — Она все еще пахнет омегой, Уэйд, — заявил он, широко улыбаясь при виде отвращения на его лице. — Это твоя вина. Уэйд смотрел, как Фрэнсис растлевает ее, и на его лице было написано торжество от того, что ему удалось заставить Уэйда называть его Аяксом, а не Фрэнсисом, и Уэйд отчаянно желал, чтобы его тело позволило ему заплакать, и внезапно это поразило его, как товарный поезд. Он знал, как заставить Фрэнсиса остановиться. Вверх по глотке от этой мысли поднялась кислота, но он проглотил ее и понадеялся, что другие смогут простить его. Он надеялся, что когда-нибудь сможет простить себя сам, но почему-то знал, что никогда этого не сделает. Он позволил запаху гона Фрэнсиса окутать его, и как можно лучше изобразил нуждающийся тон, когда прошептал: — Альфа, пожалуйста. Фрэнсис замер. Его взгляд метнулся к Уэйду, и Уэйд прерывисто вздохнул, сдерживая ненависть, и подался бедрами вперед, с отвращением наблюдая, как глаза Фрэнсиса расширились от его движения. Затем Уэйд позволил жажде проявиться в его глазах, когда он встретился взглядом с Фрэнсисом и, всхлипывая, унизительно простонал: — Ты нужен мне внутри, альфа. Я хочу чувствовать тебя, альфа. Уэйд знал, что Фрэнсис не настолько идиот, чтобы поверить ему. Нет. Но, как и любой альфа, он не мог устоять. Не когда Уэйд выглядел так, как сейчас. Не когда от него так пахло. Когда Фрэнсис предложил ему воду во второй раз, Уэйд выпил ее без возражений. Когда Фрэнсис вцепился зубами в его железы так сильно, что пошла кровь, Уэйд, наконец, позволил себе заплакать. ___________________________ Уэйд не справился. Фрэнсис пометил его. Фрэнсис пометил его и оставил его, изуродованного и измученного, без лечения, истекать кровью в камере, даже не позаботившись о том, чтобы он не превратился в труп. Уэйда оставили в камере умирать. Они уже отчаялись пробудить его мутацию. Но они не знали, насколько упрям Уэйд. Они недооценили, насколько сильно Уэйд ненавидел Фрэнсиса. Омеги никогда не могли даже подумать о том, чтобы причинить вред своему альфе, потому что это это было мучительно. Слишком больно было даже думать об этом, и они бы умерли, если бы пошли на это. Уэйду было все равно. Фрэнсис навязал им связь, которой Уэйд никогда не хотел. Мысль о ней причиняла боль, но Уэйд и так испытывал постоянную боль в течение последних четырёх месяцев. И если он умрет, убивая Фрэнсиса, что ж, его собственная смерть того стоила. Исследователи говорили, что мутацию может вызвать сильный стресс. Уэйд, сломленный, лежа на холодной твердой земле ненавидел Фрэнсиса так сильно, так безмерно, нуждался в его смерти больше, чем в воздухе, чтобы дышать, что мука и страдание изменили его. Уэйд встретил смерть. Смерть была прекрасна. Печально она сказала ему, что не сможет долго удерживать его. Она отпустила его. Уэйд проснулся в своей камере с ощущением, что его кожа покрыта тысячью солнечных ожогов. Глядя на свою руку, Уэйд понял, почему. Это было отвратительно. И все же Уэйд не мог заставить себя заплакать или хотя бы осмыслить то, что он видел. Он, очевидно, выжил, несмотря на все свои шрамы и увечья. Он сделал это не для того, чтобы сидеть и любоваться собой. У него была цель. Очень важная цель. Он подождал, пока по зданию не разнесутся крики. Он нашел газовую камеру и одну из паяльных ламп, которыми сжигали людей. Он открыл трубы и включил газ, ожидая, пока запах не станет таким отчетливым, что у него все сожмется в груди. Он подождал, пока раздадутся тревожные крики и он увидит, как Фрэнсис входит в комнату. Он подождал, пока ужас не отразится на лице его пары. Уэйд зажег лампу и улыбнулся как раз перед тем, как пламя поглотило его, его мучителей и место, превратившее его жизнь в ад, которого он никогда не знал. ___________________________ Уэйд не ожидал, что переживет взрыв. Он не понимал, что его первое спасение от смерти было не просто сном, а реальностью. Он не знал этого, пока не проснулся с обожженной плотью, которая снова срасталась у него на глазах. Пока не увидел обугленные останки своего бывшего альфы. То, что парализовало его, заставив замереть в шоке и замешательстве, было не исцеляющим фактором и не повреждением кожи, а тем, что он не чувствовал горя. Омега внутри него должна была испытывать неконтролируемое горе от потери своего альфы. Замешательство заставило Уэйда поискать зеркало. Это было еще одной ошибкой. При виде шеи, где не было ни намёка на метку (должно быть, это был первый раз в истории, когда омега разорвал связь), на него нахлынуло облегчение, но все остальное… это было… Это было… [Видок отвратительный, да?] {Конкурсы красоты нам не выигрывать, это точно.} Он был в ужасе. Кожа. Рак. Голоса. [Ой, ну конечно. Ужасно сообщать тебе всё, как есть. Но кто еще скажет, что ты выглядишь как поджаренный ходячий мертвец из сериальной массовки?] — Что… {О-о, да! Ходячие мертвецы! Помнишь тот эпизод, где зомби взрываются и растекаются по тротуару? Такие мерзкие уроды, если интересно моё мнение… о, мы выглядим точно так же, да?} — Кто вы? — закричал Уэйд. Они не могли быть тем, чем он их считал. Не могли. [Еще хуже. У них тогда кожа выглядела гладкой, хотя и напоминала растянутую жевательную резинку.] {Да. Хотя немного похоже, только у нас ещё бугры и все такое. Может, мы похожи на то, когда выглядят пальцы после долгого зависания в бассейне?} — Я… я не… [Нет-нет, высушенная кожа. В некоторых местах она треснута, типа, как будто ее слишком туго натянули.] {Но это же тупо. Кожа не может быть сухой и сочащейся жижей одновременно. Разве нет? Это так странно.} — Вы… вы ненастоящие! Вы… [Как думаешь, когда он сломается?] {Хм-м. Может, скоро… хотя нет, ему потребовалось больше времени, прежде чем… ну, а в тот раз…} — Пожалуйста, — выдавил Уэйд, не отрывая взгляда от своего отражения, и слово прозвучало как вопрос, хотя он и не знал, о чем просил. [Значит, скоро?] {Конечно.} В конце концов, это и правда слуичлось скоро. Уэйд застрелился. Он вернулся к жизни через десять минут, и голоса смолкли ровно настолько, чтобы он мог понадеяться, что они ему почудились. Разве он еще не понял, что надежда — штука опасная?