Фениксы

Эта идея приходит Вану в голову, когда он в который раз свои эмоции от просмотра тех фотографий Юнги и Чимина перемалывает. И сами снимки, не ожидая от себя такого эмоционального мазохизма, пересматривает. Скачал их тогда в телефон, не пойми зачем. И все никак не удалит, хотя сколько уже раз был в шаге. Секс без секса перед фотокамерой! Пусть даже один из двоих не догадывался, что трахает второго. Но это ебучее желание, неприкрытая сексуальность в каждой линии тела, в каждой черте лица, в полуоткрытых чувственных губах маленького, «невинного», как сладкий плотский грех, омеги! Чимин же, сука такая, откровенно отдавался на камеру! Юнги и собственным желаниям! На всех и все наплевав! И это невыносимо! Да, идея Вана очень рискованная. Но пусть Пак попробует доказать, что Го имеет к этому отношение. Если вообще попробует. Ведь ни словом не обмолвился Юнги о своих чувствах. Не то гордый очень, не то расстраивать не хотел своего любимого. Друга. Любимого, сука! В том-то и дело! А «друг» стал лишним для Чимина однажды. Ван не знает когда, да и пофиг: он раньше Пака успел занять особое место в сердце Юнги. Возможно, в последний момент выхватил, увел альфу из-под носа младшего омеги. Но точно ли так? Все поведение, все слова и поступки Юнги говорят: Мин очарован своей парой. И влюблен. По собственному желанию. Так почему же, черт возьми, Ван все равно дергается и боится? Интуиция, седьмое чувство? Что-то же подсказывает, что маленький омега стал бы ему серьёзным конкурентом. Знать бы, что Пак свои эмоции и чувства до конца года продержит в узде. Знать бы, что, открой он их альфе, они не вызовут ответного чувства. Знать бы… Через восемь месяцев Юнги и Ван уедут в Сеул. И жить, Го надеется, будут вместе: родители как раз присмотрели ему чудесную квартирку в столице, и буквально через пару дней омега станет ее владельцем. И на Национальной Неделе моды, которая в Сеуле пройдет в середине октября, Ван уже будет жить в престижном столичном Каннаме. А четырнадцатого октября в Сеул на олимпиаду по биологии приедет Юнги. Неужели, он откажется от заманчивого предложения обосноваться на пару дней у Вана? А потом, будущим летом, гордость не захочет ли притушить и насовсем переехать к своему парню? Да уж омега постарается, найдет нужные слова. Он действия уже нашел, до главного немного осталось. У Вана течка придется аккурат на Неделю моды. И это было бы не очень здорово в другой ситуации, но только не сейчас, когда омега не один... Принимать блокаторы в этот раз он будет очень избирательно, ведь рядом живой, сильный, действенный «препарат» имеется. Потенциальный источник высшей плотской радости. И эмоциональной тоже. Первую Го надеется испытать совсем скоро. И вторую уже ощутил бы в полной мере, да Чимин под ногами путается, хвостом за двоими тягается и эмоциональный комфорт прилично на нет сводит. Ладно-ладно. Две недели – и ночи Юнги и Вана будут самыми сладкими. Член альфы уже не раз во рту Го побывал. Но до задницы омежьей, скромник такой, все никак не доберется. Ха! Ну, пусть попробует устоять перед этой соблазнительной глубиной, когда она течной цветочной влагой наполнится! Ван улыбается и сам голову назад откидывает, давая доступ к шее фантомным юнгиевым прикосновениям и поцелуям. Но – резко затылком о стену. В себя приходит. Маленький омега… Ему горько будет. Зато отрезвеет, возненавидит, не подпустит к себе. И, скорее всего, не скажет Юнги ничего. А если поделится все же? Ван будет первым подозреваемым. Но его алиби – крепкая юнгиева привязанность. И чтобы она еще сильнее стала, Го будет вести себя безукоризненно эти недели до отъезда в Сеул. Та короткая, на несколько минут ссора с Юнги после показа – еще один повод быть максимально сдержанным и доброжелательным. Мин извинился за резкость, Го за неуместную необдуманную шутку, а потом, продолжая шептать «прости», еще долго всхлипывал и плакал у альфы на шее, не жалея шикарного макияжа, над созданием которого несколько часов трудились визажисты. Теперь Го взвесит каждое слово, которое услышит Чимин, станет воплощением приветливости и доброты. Его улыбки, комплименты в адрес донсена Юнги будут такими искренними, что «подделку» не отличит никто. Ван больше ни единого повода не даст своему альфе раздражаться от слов, сказанных им младшему омеге. А сладкой кремовой розочкой на этом восхитительном торте станет подарок от Вана Чимину на День рождения. Два подарка. О, как бы он хотел присутствовать рядом в тот момент, когда омега «откроет» второй! Помоги Вану Небо! Помоги двоим влюбленным быть вместе!   ***   – Какие люди! Го Ван, звезда подиума, блогер-двоечник. – Привет, Джинен… Иди на хуй, Джинен. – На хуй я могу, как понимаешь, только насадить. Качественно и быстро. Но тебе такое удовольствие не предлагаю. Все равно ведь откажешься, золотой мальчик. Как дела в новой школе? – Отлично, а будут еще лучше, если поможешь, Ли Су Хек доморощенный. – Любой каприз за… – «За» будет после исполнения каприза. – Излагай быстрее. Занят сейчас, буду исполнять капризы другого омеги. И они уж точно поинтереснее твоих. – Нам одноклассника разыграть надо. Я пришлю тебе запись голоса. Ты послушаешь, а потом пару фраз, мне необходимых, этим голосом озвучишь. Так что оттачивай свой талант пародиста. – Чего мне оттачивать, все и так идеально. Телефон лошка давай. Я могу сам его набрать, когда скажешь, да пранкануть в режиме онлайн. – Джинен, инициативу с омегой своим проявляй. А у нас розыгрыш строго по плану. – Ох, и скучно с тобой, Ван. Ну да мне проще. Присылай голос. И аванс тоже. – Все сразу получишь, как только работку выполнишь. Старайся. У нас тут целый коллектив заинтересованных товарищей ждет тебя одного. – До утра подождите. С омегой своим разберусь, а потом уж и с вами, коллектив… В трубке раздаются гудки, Ван сжимает кулаки. У него есть еще достаточно времени, чтобы подумать. И да, он подумает. Хотя решение все равно уже принято.   ***   Чимин не может не признать: сейчас при каждой встрече Ван ведет себя просто идеально. Безукоризненно. Безупречно. Старший омега и раньше был неизменно мил и очарователен, хотя и «заехал» Чимину пару раз по больному. Однако Пак признается себе честно: это только его проблемы, но никак не парня Юнги. Да и откуда Го знать о чувствах Чимина? И слава Небу, что не знает! А знал бы? Омега с горечью в тысячный раз повторяет себе, что хен сделал свой сердечный выбор сам. Можно плакать, злиться, негодовать, но правда не превратится от этого в ложь. А Ван со своим терпением и доброжелательностью по отношению к Чимину вообще заслуживает лишь ответных подобных эмоций. Вдобавок при любом удобном случае он непременно вытягивает куда-то Чимина с собой и Юнги. И атмосферу этих встреч умудряется создавать такую, чтобы Пак как можно комфортнее себя чувствовал в компании хена и его пассии. Не смущался и не зажимался. Чимину в голову приходит как-то предположение: а не догадался ли Го о его истинных чувствах к лучшему другу? Опуская все негативные моменты, которые Чимин видит в этом, он снова признает: если бы и так, то поведение Го и вовсе безукоризненно, а сам он великодушный и терпеливый омега. Впрочем, это только догадка, не более. Чимин ведь очень старается скрыть свои чувства. Гесан – единственный, кто догадался о них. И тот признал, что омега относительно неплохо владеет собой. Через несколько дней у Чимина День рождения. Ему исполнится шестнадцать, и самым лучшим подарком, и самой сладкой мукой стало бы провести этот день вдвоем с хеном. Тем более, что утром следующего дня Юнги уезжает на неделю в Сеул, на Национальную олимпиаду по биологии. Они в последние дни видятся редко: все свободное время Мин усердно готовится, его даже в школе не было пару дней. И омега не знает, получится ли у них вообще увидеться тринадцатого октября. Хотя, скорее всего, да. Ведь накануне его собственной олимпиады, за день до отъезда, преподаватели не просто отменили все тренировки, но настоятельно рекомендовали парням в этот день к учебникам и заданиями просто не прикасаться. Полный интеллектуальный релакс, необходимый перед дальнейшим мозговым штурмом. Скорее всего, так и у Юнги будет. Этот день он, конечно, захочет провести с Ваном. Они ведь тоже сейчас видятся нечасто. Но и для Чимина лучший друг найдет немного времени. И еще один момент волнует омегу очень: пригласить Юнги и не позвать его парня как-то неправильно. А ведь столько лет хен и донсен проводили этот день вдвоем. В аквапарке, кино, на различных квестах и в Национальном морском музее. А в прошлом году Юнги сделал Чимину королевский подарок: повез младшего в Сеул, в Lotte World. И там они весь день отрывались: и на аттракционах катались, и на ледовом катке, и в шикарный этномузей наведались, и озером красивенным любовались, уплетая огромную пиццу и медовые пончики ккульпан. А шестнадцатилетие? Чимин вздыхает, усмехается горько: почти два месяца назад он решил, что хен в этот день предложит ему встречаться. – Как можно было быть таким идиотом? – вопрос и свежайшие воспоминания о несбывшейся мечте смешиваются со ставшими привычными ежедневными слезами.  Вечером накануне Дня рождения Чимин решается, наконец. Номер Вана по просьбе последнего – «мало ли, пригодится, запиши» – Пак забил в справочник месяц назад. И вот он в самом деле понадобился. Сказал бы омеге кто-нибудь два месяца назад, кого он будет вынужден пригласить на свой День рождения. Но хену ведь приятно будет. Да и как иначе: позвать его, а Вана проигнорить? – Привет-привет, Чимини. Твой первый мне звонок, – смеется Го. – По хорошему, надеюсь, поводу. – Привет, Ван-щи. Хотел пригласить тебя на свой День рождения завтра. Придешь? Чимину так отчаянно хочется услышать «нет». Все никак он не привыкнет, что лимит на чудеса в его жизни, кажется, исчерпан. – Помню, Чимини. И пришел бы с удовольствием… «Бы? Какая славная частица!» – …но три часа назад я уехал из Пусана. И меня неделю не будет. Юнги не звонил тебе, не предупреждал? «Небо! До шестнадцатилетия еще несколько часов, но свой первый подарок я уже получил. А потом Юнги уедет, и Ван, как и я, тоже без него неделю будет где-то», – Чимин не может не радоваться. И да, ему вот совсем, вообще, ни капельки не стыдно! – Нет, не звонил, Ван-щи. И мне очень жаль, правда… «Неправда, нисколько не жаль!» Ван будто вторит вслух тому, что безмолвно произносит Пак: – А мне нисколько, Чимин, – улыбка уходит из голоса, зато в нем появляются мягкие, теплые, понимающие интонации, а еще грусть. – Я прекрасно понимаю, что тебе не хватает общения с Юнги. И, что бы ты ни думал, переживаю тоже. Вы десять лет дружите, совсем ведь маленькими познакомились. Юнги рассказывал, как он притащил тебе кролика, а потом вы стояли вместе, хоть и в разных углах. И твой хен тоже переживает, и очень любит тебя. И я рад, что твой День рождения вы проведете именно вдвоем. И я не буду мешать этому милому дружескому общению. Я бы и так не мешал, даже если бы не уезжал в Сеул. «В Сеул? – радость, охватившая Чимина, уходит. – Легко быть таким великодушным, так запросто отпустить на один день хена, когда ты, как и он, уезжаешь в столицу. И вы там каждый день, наверное, будете вместе». – В Сеул, Ван-щи, как и хен? – переспрашивает глухо. – Я участвую в Национальной Неделе моды, Чимин. Мы будем в одном городе с Юнги, но едва ли сможем пересекаться. У меня, во всяком случае, график расписан поминутно. Я еще позвоню, поздравлю тебя, да и небольшой подарок от меня Юнги тебе передаст. Спокойной ночи, Чимини. – Хорошей дороги и удачных показов, Ван-щи. И спасибо за подарок. – А еще один я лично тебе отправлю, хороший мой, – улыбается, положив трубку, Ван. Он услышал, как изменился, потускнел голос Чимина, когда омега узнал о Сеуле. А Го ведь, в самом деле, проявил великодушие, сказав, что они не будут видеться с Юнги. На самом деле, у Вана запланировано всего два ранних вечерних показа, но все остальные вечера свободны. И ночи тоже. Впрочем, нет, конечно! Ночи, он уверен абсолютно, будут заняты. Юнги не устоит перед его течной розой, сделает шаг в эту сладкую пропасть, в глубину удовольствия. Но маленькому омеге, Ван уверен, и так хватит переживаний и слез. Так что ладно уж, пусть хоть эта ложь о невозможности встреч Мина и Го немного облегчит его страдания.   ***   Чимин после разговора с Ваном ложится на диванчик, спиной к мягкой обивке прислоняясь тесно, в клубок сворачиваясь. Из-под подушки достает фиолетовую ленту, к груди прижимает. Это хен должен был вот так нежно, ласково прижимать его к своей груди. Или лежать позади, повторяя форму тела омеги, урчать на ушко ласково своим низким «бархатом», касаться шеи чуть суховатыми губами, пальцами длинными поначалу через одежду мягко оглаживать грудь, соски, животик… Чимин не замечает, как начинает гладить себя сам… Но мечты о том, что это пальцы Юнги, никто не отберет у него. И День рождения теперь уже точно омега проведет с хеном. И в Сеуле Мин и Го, в самом деле, едва ли будут видеться, учитывая занятость обоих. Вздыхает: что толку в этих утешениях? Они уже вместе. А летом уедут не на неделю, как сейчас. Но на год. А может, на всю жизнь. Успокаивать себя – просто отодвигать неизбежное, надеясь на невозможное. Дождевые капли за окном вплетаются в грустные мысли омеги успокаивающей монотонной мелодией. Чимин крепко спит, когда мобильный оживает, тихим писком сообщая о новой «смске»: «Чимина, как прошел твой день? Надеюсь, все было хорошо. Я даже сегодня, несмотря на запрет преподов, увяз в биологии, потому что не могу ударить в грязь лицом перед своим донсеном-умницей и плохо выступить на олимпиаде. Завтра увидимся, дружище. Обнимаю тебя и спокойной ночи».   ***   Юнги откладывает телефон в сторону, ждет скорого ответа, но мобильник безмолвствует. Альфа еще некоторое время читает учебник по анатомии, поглядывая на смартфон, потом бросает взгляд на прикроватную тумбочку. Там всегда одна фоторамка стояла, Юнги только снимки менял периодически, но с недавних пор две. А между ними – подарок Юджуна. Феникс, которого паренек вместе с Чимином плел. Сейчас на первом фото, сделанном в августе, Юнги и донсен запечатлены рядом с картом. Омега хена в том заезде победил хитростью. Сделал вид, что отстал прилично, но едва Юнги расслабился, не просто нагнал, но и обогнал его прилично. И на фото сияет, светится улыбкой. И все его чудесное лицо поэтому светится. И небольшие глаза превратились в забавные щелочки. И черные густые волосы растрепаны, и это придает Чимину еще большего очарования и милого озорства. Его чудесный донсен. Такой веселый, яркий. Маленький огонек, который согревает теплом улыбки, добрым сердцем. Мальчики в хосписе тянутся к нему неизменно, радуются. А дети ведь чувствуют намного острее. И притворство. И искренность. Чимин нравится, его любят и ждут. И когда-то омега станет замечательным педиатром, да он ведь уже лечит: не тела, это невозможно, увы. Но детские души. Отзывчивостью, вниманием, состраданием. И папой Чимин, вне всякого, будет отличным. Добрым, заботливым, любящим. Юнги улыбается, представляя омегу с животиком, а потом с малышом на руках. И еще двое мелких рядом стоят. Омежка с такими же, как у папы, чудесными пухлыми губками-вишенками, а у альфочки широкая улыбка, в точности, как у отца: обнажает розовые десны и небольшие ровные зубки. И глаза совершенно отцовские. Как Чимин сказал в их первую встречу? На лисичкины похожи. Юнги вздрагивает, смеется тихонько: о чем он вообще думает! Столько лет дружбы с Чимином, тысячи проведенных вместе часов дают о себе знать. – Собака на сене, вот ты кто, Мин Юнги, – произносит тихонько. – Идиот и слепец, вот ты кто, Мин Юнги, – внутренний альфа бесполезно-громко рычит внутри, но его слова-фениксы вспыхивают и пеплом оседают в душе альфы. Чтобы когда-то воскреснуть вновь. А Мин переводит взгляд на вторую, свежую совсем фотографию: здесь он в черной короткой куртке, а Ван, какой-то серьезный, сосредоточенный, позади в белой, чуть удлиненной. Подбородок положил на плечо альфы, ладони скрестил у него на груди, а поверх омегиных лежат ладони Юнги. За ними осенний парк у Нактонгана в багрянце и янтаре. Го. Красивый, талантливый, чуткий, понимающий. Нежный и страстный. Еще немного – и Юнги окончательно упадет в сладкую пропасть по имени Ван. Он сам понять не может, что или кто до сих пор удерживает его. Крепко, цепко, даже зло, кажется. Не дает сделать последний шаг. Ночной осенний дождь барабанит за окном. Вода в мысли втекает-вплетается, растворяет образы на фото. Все вокруг растворяет… Мин осматривается внимательно. Пухлые губы, маленькие пальчики, серые глаза и откуда-то сверху вдруг много-много соленой воды, которая мгновенно размывает четкие контуры. Юнги словно с одной стороны водопада стоит, а тот, второй, с другой. Это ребенок, совсем маленький мальчик. И он плачет теперь жалобно, громко. И кричит. Он голосом… Чимина кричит почему-то. И в нем столько боли. И страха. Юнги руки тянет, чтобы схватить, прижать к себе, утешить. Но малыш пропадает. А вода альфу плотным высоким кольцом окружает со всех сторон, и в кольце вода тоже. И Юнги, пловец отличный, захлебывается, тонет, выплыть не может. Но над этой ловушкой водной вдруг орел-не орел, золотисто-огненный и нескладный какой-то. Кривой. Непропорционально-длинный, в рыжих завитках-перьях хвост. Крылья разной длины. А черные, на бисеринки похожие глазки, едва заметны, настолько они малюсенькие. Птица крыльями своими огненными машет, а вода пламенем теплым необжигающим вспыхивает на мгновения и исчезает. И снова тот ребенок с Юнги рядом плачет. Альфа на руки его подхватывает, к себе прижимает, в лицо заглядывает. Это же его… Чимин? Только маленький совсем, намного младше, чем был, когда они познакомились. Присматривается. Нет! Не Чимин! Это сам Юнги! А птица подлетает к альфе и по щеке когтем острым, как ножом, и внизу тоже. И малыша нет на руках больше, нигде вообще нет. Только больно, очень-очень больно! Но птица – крылом по щеке снова, и там внизу. И боль проходит, а Феникс – «Это же Феникс!» – вспыхивает и пеплом к ногам Юнги опадает. И тут же звук, неприятный, резкий, знакомый. Шесть утра. Будильник сработал. И то, что казалось явью, сон всего лишь. Но капли дождя по-прежнему бегут по стеклу, и по щекам Юнги бегут почему-то солью. И детский крик, крик Чимина, все еще стоит в ушах. Альфа мобильник хватает. И тот сразу срабатывает в руках. «Доброе утро, хен. Я уснул вчера, не ответил тебе». Пальцы трясутся, и руки дрожат: «Доброе утро, Чимина. И твой день, пускай он тоже будет самым добрым, мой донсен, самый славный, чудесный, милый». «Хен😊, а маленький, где же это милое словечко?» «В прошлом, Чимини, и в моем сердце, конечно. С Днем рождения! С шестнадцатилетием, мой большой маленький донсен. Увидимся после твоих занятий. Я дома сегодня, официальное освобождение от уроков накануне олимпиады. Грех не воспользоваться. А у тебя ведь все хорошо?» «Твое поздравление первое, так что все просто отлично. Я наберу, как только освобожусь». Юнги подходит к окну. Дождь закончился, последние капли стекают по стеклу и новые снова бегут по идеально-гладкой, фарфоровой коже альфийских щек. И взгляд скользит по фотографиям. Чимин грустит, Ван улыбается. «Нет, перепутал, все наоборот!» «Не перепутал, Юнги. Все именно так. Вот только ты не замечаешь этого», – яркой вспышкой проносится в голове и бесполезным пеплом оседает в душе.   *** Двое в поздне-вечерних густых сумерках стоят недалеко от дома Чимина. Омега специально выбрал это, подальше от света уличных фонарей, место. День на исходе, и радость, и позитив, и смех уходят вместе с ним тоже. Мрак с улицы и в душу заползает, дегтем густым, тяжелым, вонючим оседает в ней, все светлое и позитивное, что принес солнечный день, на смену дождливой ночи пришедший, пачкает. И вот уже слезы в уголках глаз скапливаются. И Чимин думает теперь, что в следующий его День рождения хена совершенно точно не будет рядом. Учеба не позволит ему приехать. «А вдруг Юнги не поступит, тогда мы вместе могли бы попытаться, когда я школу закончу, – думает омега, и эта мысль ему нравится очень, и даже понимание того, каким ударом это станет для Юнги, не останавливает. – Год в Пусане, со мной рядом, а Ван в Сеуле. Но ведь не факт, что Юнги вернется в Пусан. Он может поступить в столичный медколледж, на работу в больницу санитаром устроиться, на курсы пойти и продолжать подготовку. Да какой я друг вообще, если хену желаю на экзаменах провалиться. Да еще после такого чудесного дня, после стольких лет дружбы». Завтра ранним утром Юнги уезжает. Чимин не один уже раз пытался отправить его домой. Не потому, что хотел, просто так правильно было бы: альфе надо отдохнуть и выспаться накануне напряженной недели. Но хен отшучивался и отказывался всякий раз, а Чимин безмолвно радовался, не настаивал. Сегодня самый скромный, простой, незамысловатый День рождения был. И один из самых счастливых, потому что Чимин и не надеялся провести его вдвоем с Юнги. Они катались на пустом почти прогулочном пароходике по Нактонгану, и снова гуляли в парке, и под их липой, убранной в скромный теперь янтарный убор, но на роскошном золотом ковре под ней Юнги на гитаре играл и пел Чимину, и с Чимином пел. Веселое и грустное, лирическое и задорное. И все это из репертуара так любимой обоими «Pair». А напоследок «Dear my friend» и снова «See you again». Они не так, как в студии «TeenAge+» тогда, спиной спине. Но глаза в глаза. И теперь не эмоции тела альфы ловит и отдает Чимин, но от взгляда поющего хена не отрывается, и в каждую черточку лица, которую наизусть за столько лет выучил, всматривается вновь. Запоминает и набело запечатлевает в сердце. И голос Юнги, он каждый раз, как в первый, наслаждается им, не догадываясь, что и Юнги крошится, слушая чистый, высокий, нежный вокал омеги. В глазах и голосе хена, как и в мелодиях, что его пальцы из гитарных струн извлекают, то нежность и тепло, то черти скачут, а потом смех, радость, мягкая грусть, печаль, тоска смертная. Альфа обрывается вдруг резко, и спустя секунды – неуверенно, рвано, на ощупь. Что-то новое совсем. Кусочками, волнами, искрами. То плавно, щемяще, нежно, то взрывом, надрывом. Но рвано-равно. И так прекрасно, что Чимин руки бутоном складывает и слезы в глазах, и глаза широко, и брови вверх! И шепчет: – Что это, Юнги? Только музыка, а слова? – Нравится, Чимина? – Нравится, очень! Были бы слова, спел бы. – Только музыка. В интернете нашел. Запись ужасная, звук глухой и прерывается все время. Такое ощущение, будто кто-то подслушал песню, над которой автор работает прямо сейчас, а потом слил в сеть. Эта мелодия, она прекрасна. Я, знаешь, не плаксив, – улыбается, глядя на омегины глаза блестящие, – но и сам не смог от слез удержаться. И, как и ты, Чимин, подумал: была бы композиция целиком, сыграл бы ее на выпускном. Были бы слова – попросил бы спеть тебя. – И я спел бы, Юнги. И просьба не нужна. Я бы сам хотел, очень. Альфа снова перебирает струны, и эта не до конца раскрытая музыка-полутайна покоряет омегу, и в памяти, кажется, навсегда, остается. И хочется всю ее услышать, и хочется слов, которые, наверняка, были бы так же прекрасны. Но наши желания зачастую не зависят от нас. И тогда остается надежда. Крошечная, как бусинка из хвоста Феникса… Когда альфа и омега заканчивают, наконец, свой маленький концерт, негромкие и небурные аплодисменты раздаются рядом. Пожилая супружеская пара смотрит на молодую не пару. – Вы прекрасно поете, молодые люди, так трогательно, проникновенно. Мне, знаете, плакать хочется, – маленький уютно-пухленький омега задумчиво улыбается, смахивает с глаз слезинки. – Очень нежно, красиво, – высокий сухопарый альфа, совсем седой, с лицом, испещренным морщинками, головой качает, прижимает узкую, в набрякших венках руку супруга к губам, целует нежно. – И сами вы красивы, свой молодостью и любовью, она во взглядах ваших, – вздыхает, и, взглянув на супруга нежно, грустно, мягко улыбается. – Ты прекрасен, Дэгон, – омега касается ласково щеки мужа. – И я люблю каждую твою морщинку, и тебя люблю столько лет. – Знаю, Хан… И тоже люблю. Вместо ответа – омега поцелуем-бабочкой к сухим узким губам мужа. – Счастья вам, молодые люди. Любви на года. И спасибо за этот милый концерт. Уходят медленно. Седые, чуть ссутуленные. Влюбленные. Любящие. Рука в руке, рука об руку. Чимин мечтал бы о такой старости. Рядом с любимым и любящим альфой. Вырасти вместе, пройти жизнь, состариться… И Юнги мечтал бы тоже, с любимым омегой, рука об руку... Двое переглядываются смущенно. Альфа гитару зачехляет. – Проголодался, Чимина? Младший лишь кивает, и оба молча идут по дорожке к выходу. Звонок раздается. Ван поздравляет Чимина. Тепло, искренне, скоро. И ни единого вопроса о Юнги, о том, как проводят этот день альфа и омега. – Пусть следующий год будет очень счастливым Чимин, и вся жизнь такой будет. Надеюсь, мой подарок понравится тебе. Лучшие друзья ни разу не вспомнили, не упомянули в этот день о Ване. И даже после его звонка. Тихонько, рука об руку, идут рядом. Говорят о предстоящей поездке Юнги. И альфа обещает звонить Чимину, новостями делиться. И говорит, что постарается привезти донсену такую же шоколадку, какую омега из Токио привез. Мин в Сеуле знает отличный магазинчик японских сладостей. Вдруг, обнаружит в нем то самое лакомство да в такой же обертке прелестной. – Если привезешь, Юнги, я буду рад. Шоколад, в самом деле, очень вкусный. И смотрит на Юнги с непонятной какой-то жалостью. И это не молодого совсем человека взгляд. Так взрослый смотрит на ребенка, который не понимает чего-то очень важного и очевидного. Впрочем, Юнги это, скорее всего, просто кажется…   *** В пекарне они слопали с удовольствием пару пицц и нарядный вкусный бенто-тортик с шестнадцатью свечами, который Юнги специально заранее заказал Чимину, чем вызвал у того восторженный писк. И омега загадал желание, и с первого раза задул все свечи. Но после этого сам потух, кажется, как те шестнадцать огоньков, что лучились над тонкими разноцветными восковыми стерженьками, а затем растворились навсегда в воздухе. – Пусть все задуманное сбудется, Чимин, – Юнги, улыбаясь, стер с кончика носа крем, прилетевший с тортика в тот момент, когда омега задувал свечи. – А теперь время подарков. – Этот день – самый лучший подарок. Спасибо тебе за него, хен. – Чимин, – Юнги кивает, протягивая небольшой пакет, улыбается. – Это Ван просил передать. Ты дома откроешь его подарок. Я, кстати, сам не знаю, что там. А это от меня, – протянул пакет. – Хочу, чтобы ты сразу взглянул. Чимин достает бумажный прямоугольник, разрывает. В нем – белый короткий медицинский халат. Новый, стильный, с маленьким воротничком-стойкой и не на скучных пуговках, но на серебряных застежках-магнитах. И серебряными нитями на небольшом карманчике вверху вышита аббревиатура, PJ. Такие халаты носят интерны и студенты медицинских вузов. Чимин улыбается широко, но в короткой, не на корейском, на английском почему-то произнесенной фразе, удивление зашкаливает: – Are you sure? – Absolutely! Я уверен, Чимин, что менее чем через два года ты будешь студентом медфака Сеульского университета. И я буду ждать тебя там. И целый год буду очень скучать без своего лучшего друга. Зато потом на первую свою лекцию ты придешь именно в моем подарке. И сейчас не прячь его далеко, пусть будет в шкафу на видном месте и напоминает тебе о профессиональной цели и... обо мне. – Я и так о тебе все время помню, хен… – Чимин прерывает, а Юнги делает легкий нетерпеливый жест рукой. – Но на пути к любой вообще цели всякие трудности встречаются. И иногда бывает невероятно тяжело, и руки опускаются, и, кажется, нет сил. Если и у тебя так будет, дружище, а меня не будет рядом, пусть второй мой подарок поможет быть сильнее и верить в себя. И тоже напоминает обо мне. Небольшая коробка ложится в ладонь. Чимин открывает крышку. В залитом ярким светом кафе он сияет-переливается ярким огоньком, искрой, язычком пламени. Он идеален. Он живой. Просто застыл на мгновения. И совершенной формы крылья, и прекрасный длинный, в огненных перьях-завитушках хвост, и шея. И глаза – черные блестящие выпуклые бусины. Все безукоризненно. Во всем душа. Того, кто делал. В том, кто получился. – Ф-ф-феникс, – полувопрос-полуутверждение слетает с губ. – Хен, откуда такая красота? – Сам сплел, – приосанивается забавно, подбородок вверх поднимает, улыбается. – Са-а-а-м? – Чимин тянет гласные, в себя прийти не может. – Но как же, где, когда? – Все очень просто. Нашел в интернете мастера по бисероплетению. Списался с ним. И под его чутким руководством «высидел» за несколько дней Феникса своему любимому донсену. Тебе нравится? Чимин не железный. Чимин несчастный. И счастливый сейчас. И влюбленный. И его порыв такой естественный сейчас. И Юнги не заподозрит его истинный смысл. Благодарностью сочтет. И она тоже есть, конечно... Чимин – на шею хену. На секундочку. Рвано, жадно, голодно урвать… украсть… хоть крохи феромонов с железы. Небо! Как же хочется ноздрями в нее. И урчать, и облизывать, и тереться кончиком носа. И хоть бы шарф какой-нибудь был: прикоснуться им к шее альфы, чтобы запах, пусть недолго, но был рядом. И альфа обнимает крепко, на мгновения к себе прижимает сильно – «сладко, мне так сладко, хен», – и омега отстраняется тут же сам. Ведь чем больше, тем больнее. Чем дольше, тем сложнее. Но шепчет без конца: – Спасибо, спасибо, хен. – Пожалуйста, Чимина, – Юнги, довольный реакцией донсена, сияет и тихонько поуркивает. – От нашего Феникса – вашему. Твоего я завтра заберу в Сеул, на удачу. Ну, а мой пусть удачу и силы тебе принесет. И вот двое стоят в вечерних сумерках недалеко от дома Чимина. И все, день почти на исходе, час до полуночи: – Юнги, тебе пора. – Мой маленький большой донсен, не грусти. Я вернусь, и, обещаю, мы будем больше времени вместе проводить. Что бы ты ни думал, даже когда мы втроем, ты не должен чувствовать себя лишним. Пожалуйста. Ты никогда, запомни это, заруби на своем прелестном носу, не будешь лишним для меня, в моей жизни не будешь! Легкие объятья. Серебристые наушники в уши. Уходит. – Я люблю тебя хен, всю жизнь, кажется, буду любить только тебя. Альфа вздрагивает в этот момент, поворачивается медленно, пока Чимин в ужас приходит: неужели услышал. Еще одна улыбка, короткий взгляд на донсена. Чимин такой маленький и хрупкий сейчас, невероятно красивый и нежный, и беззащитный перед чем-то невидимым, но опасным. Юнги чувствует это «что-то» в осеннем неподвижном воздухе. И глаза Чимина, что радостью сияли, блестят сейчас тоже, от слез. Да нет же. Это все тот сон дурацкий, что увидел Юнги в ночь Дня рождения Чимина. Из-за этого кошмара теперь разыгралась фантазия. Омега же рядом с домом, в безопасности. А Юнги уже завтра будет рядом с Ваном. Готов ли он сделать последний шаг? За которым высшая сладость и двое, воедино слившиеся, и толчки, и скольжение, и сила сжатий. И прекрасные, чувственные стоны его омеги. Он прямо сейчас их слышит, кажется. И крик боли и ужаса маленького мальчика тоже там почему-то… И вот это: «Я всю жизнь буду любить только тебя». – Устал, я просто устал от этого сумасшедшего ритма последних недель, от подготовки, от внезапной влюбленности. Но все будет хорошо, совершенно точно. Альфа заглядывает в плейлист, находит композицию, которую пел сегодня Чимину тоже. Приятной хрипотцой царапающий, душу согревающий и несущий веру голос Agusta D звучит в наушниках: «Future's gonna be okay…» Юнги улыбается, бодро идет к дому. У него нет ни единого повода сомневаться в словах любимого музыканта.   ***   В подарочном пакете от Вана лежит большая нарядная коробка, в три слоя заполненная любимыми Чимином макаронс. Омега снимает пластиковую тонкую крышку, и комната наполняется изумительными запахами свежайших пироженок. Чимин-сластена потому только не набивает ими рот немедленно, что львиная доля бенто-торта была поглощена им совсем недавно. Второй подарок – очень плотный прямоугольник, завернутый в крафтовую бумагу. Чимин разрывает ее и видит… свои глаза и брови на бледно-салатовом нежном фоне. Снимает обертку целиком. В его руках октябрьский выпуск «TeenAge+», который в продажу традиционно выйдет лишь через неделю. Маленькая открытка выпадает из журнала. «Чимини, еще раз с Днем рождения. В твоих руках сигнальный номер. Обычно он печатается в одном экземпляре, но отец заказал второй специально, чтобы ты получил журнал в свой День. Твои фотографии прекрасны, и с Юнги у вас получились великолепные снимки! Не сомневаюсь, вы хорошо провели сегодня время. Обнимаю тебя. Ван». Омега торопливо листает страницы. Его интервью, его фотографии, сделанные в студии. А вот и они с хеном: «задумавшись» по просьбе фотографа, смотрят вместе в учебник, с горки съезжают, хохоча, за руки взявшись, и листья около старой липы бросают вверх, в бледно-голубое безоблачное небо, и сами высоко подпрыгивают, ноги поджимают. Эти фотографии чудесные, красочные, яркие, но Чимин ищет ту, которую ждал больше остальных: спиной к спине, затылком на плечо Юнги и микрофон у губ. Он на свое и лицо хена на тех снимках взглянуть мечтал. Что хотел увидеть? То, что телом чувствовал: желание. Влечение, тепло, страсть. Он ощущал, как напрягалось, как подрагивало под тонкой тканью тело Юнги, как усилился аромат альфийского цветка. Чимин сам напрягался, подрагивал, и его дыня медовой сладостью отдавала. И не микрофона в какой-то момент касался омега, но губ, шеи, члена альфы. Вздыхает. Вспоминает слова той милой супружеской пары. «Любовь. Она во взглядах ваших». – Так и есть. Только я влюблен в хена, а хен в Вана. Вновь снимки пересматривает. И смиряется. Да ведь и не остается ничего. Разве только попросить Го, чтобы тот помог все-таки заполучить те фотографии. Наверняка, в фотоархиве редакции они имеются. Ну, нет, конечно! Слишком много домыслов, а то и вопросов такая просьба рискует вызвать. – Может, оно и к лучшему, – поглаживает подушечками пальцев лицо смеющегося Юнги, а потом губами осторожно прикасается. – Смотреть на те снимки – только душу себе растравливать пустыми надеждами. Мало мне боли?.. Он перелистывает еще раз интервью, и на обложку, на себя улыбающегося бросает равнодушный взгляд. Приглашенный на съемку стилист-визажист зачесал назад его густые чуть удлиненные волосы, уложил их красивыми волнами, придал объема. Немного светлых и темно-серых теней нанес на веки, и взгляд засиял, стал более выразительным, глубоким. А неяркий контур вкупе с бледно-розовым блеском еще больше подчеркнул красоту выразительно-пухлых губ. Чимин всматривается теперь в собственное фото, изучает так внимательно, как никогда до этого. У него ведь никогда не было качественной студийной съемки. И волосы его, и лицо не знали такого профессионального внимания. – Красиво получилось. И я такой симпатичный тут. Только толку, хен, любимый мой… Ладно, говорил же, что одним днем живу теперь. И вон он какой чудесный получился! И Юнги сказал, что я никогда не буду лишним. И видеться мы будем чаще. И хотя бы этот год вместе проведем. А там… Стоп. Одним днем… Чимин набирает и отправляет Вану сообщение с благодарностью. Очень быстро получает ответное. Теплое, веселое, с забавными смайликами. Пять минут до полуночи. Он в футболке и пижамных шортах направляется к кровати, когда телефон пиликает коротко, о новой смске сообщает. – Кто-то самый забывчивый вспомнил и решил поздравить, – усмехается, глядя на экран, удивляется. Скрытый номер. Лаконичное текстовое сообщение: «Счастливого Дня рождения, Чимин». И голосовое дальше. Омега активирует его тоже. Голос Мин Юнги, его лучшего друга, хена, возлюбленного не перепутать ни с каким другим: «Как же он надоел уже. Тягается с нами везде. Когда только отстанет…» А в голос Чимина, как и в его тело, летят сейчас тысячи идеально заточенных ножей. Он глаза закрывает, сгибается пополам от накатившей невыносимой боли – эмоциональной и физической, придушенным невнятным шепотом выдыхает рвано: – Счастливого… Дня… рождения… Чимин… И на колени, на пол, заходясь теперь в безмолвном горестном вопле…