Все, что произошло в Илине останется там

«…Друг друга отражают зеркала Друг друга, и взаимно искажая отражение, А что если не так? И правда в том, что зеркала не искажают ничего, а отражают искажение? Что, если сам и есть я искажение И был таким до зеркала давно Это дивно или дурно? И есть вопрос, но могут знать ответ лишь тени: Я искажался постепенно или был таким с рождения? Ах, так много на кону И я могу всё проиграть, Но мне не ясно только проиграть кому? В игре судьбы, игре ума, добра и зла, воображения Я верю в неизбежность, но не верю в поражение И никак не сходится, ты как не подведи, Но я клянусь то, что когда-нибудь свяжу всё воедино И затяну небрежно два узла Я верю не в его непобедимость, верю в неизбежность зла Я верю только в неизбежность зла Не верю в чудеса, как говорят, Но это про то, что на алтаре хоть режь козла Я верю в вероятное добро…»

Pyrokinesis — Я верю только в неизбежность зла

Что достопочтенный заклинатель забыл в Илине? Присутствие Лань Ванцзи подле Старейшины Илина не могли не заметить. Омега был настолько мрачен, что иногда казалось, он здесь для того, чтобы охранять Вэй Усяня. Они смотрелись неестественно. Эти двое не были идеальным пазлом, скорее уж разными мирами. Но второй нефрит всё же не собирался уходить с отравленной территории, что вызывало некоторые вопросы. Кто в здравом уме покинет свою комфортабельную обитель взамен на ядовитые горы? Увы, Лань Ванцзи, вероятно, не обладал здравым умом. Вероятно именно так думали остатки Вэней, наконец заметив, что он не просто привязался к их странному защитнику, но и умудрился понести. Мёртвые земли. Беременная омега не должна находиться в таком месте, если не хочет родить изуродованный плод. Может, те и были правы, но только не здесь. Только не сейчас.

***

Лань Ванцзи всегда ступал мягко по пятам человека, приютившего его. Нет, конечно, его родной дом был богаче, даже несмотря на сдержанность, светлее и комфортнее. Но в Облачных Глубинах было опасно. Дома не было того, кто утолял бы голод зла, которое тот выращивал в своём теле, отчего-то лелея надежды, что плод, зачавшийся от ядовитого семени, будет чем-то хорошим. Его родное золотое ядро отторгало этого монстра, а заклинатель помогал не той стороне. Он давал пищу тёмной Ци, чтобы та жила. Он обманул семью, сказав, что уходит в уединение, чтобы очиститься от зла, в то время как сам решил выращивать его в своём теле. Брат и дядя слишком поздно задумались, как могло выйти так, что настолько сильный заклинатель не смог восстановить душу от столь малой крупицы тьмы в общем масштабе. Он был в Илине не так долго — всего лишь ночь. Ночь. Они не хотели думать о том, что могло произойти той ночью. Ванцзи ушёл, ничего не сказав, а те и не спрашивали, доверившись своему всегда идеальному близкому. Для Вэней казалось абсурдным, что Вэй Ин привёл в свой дом омегу. Сейчас, когда его жизнь превратилась во всё это, можно было с трудом назвать его семьянином. Они думали, что он не имел сердца. Он жалел их, кормил, охранял, но отравлял тёмной Ци, как и отравил того, кто наверняка хотел вытащить его из этой грязи. В сказках светлая душа вытаскивает вторую на свет, но в такие легенды уже никто не верил. Потому смотреть, как праведный заклинатель, словно светлячок, утопает в этом зле, казалось чем-то естественным. Он отравлен и наверняка не соображает, что гробит себя. Ведь так?

***

Плод будет здоровым. Здоровее, чем те дети, которых Омега видела вокруг себя на могильных горах. Тьма не была частью их тела, и поэтому наверняка отравляла. Их ребёнок родится сильным, возможно, даже слишком сильным для того, кто не должен был родиться вовсе.

***

Вэй Ин говорил жестокие вещи. Они ранили сердце, ранили душу, отравляли тело, но Ванцзи, словно собачонка, привязанная к своему хозяину, трепетно сидел рядом. Сидел у костра, облокотившись спиной на его грудь, и слушал-слушал-слушал бесконечные разговоры о смерти, боли, злобе, печали… о детях, страсти и любви. Любовь тоже отравляла? Иногда Усянь мог позволить себе пошутить о монстре, которого Ванцзи выращивал внутри своего тела, задев за живое и тронуть ту часть души, которая была разбита, а позже стоял на коленях, прислонившись щекой к ещё не особо округлившемуся животу, говоря о том, что ждёт этого ребёнка. Он любит свою ошибку. Была ли это ошибкой? Вэй Ин не хотел обижать омегу, но помутнённый разум от тёмной Ци путал мысли, заставляя его говорить не самые лучшие вещи. Сейчас, у костра, казалось, что всё может сложиться лучше, чем ожидалось вначале. В жизни будто появился свет. Яд принес нежданное тепло. Они мирно сидели в лёгких нижних одеждах, обсыхая после умывания в холодной воде. Усянь расчёсывал гребнем чужие, чуть ломкие волосы, которые стали такими из-за беременности. Люди говорили, что омега «цвела», но разве можно было назвать это цветением? Кожа бледнее обычного, множество синяков, отёкшие ноги, ногти стали такими хрупкими, что ломались даже от слабой нагрузки. Даже так он выглядит прекрасно. Как можно было не восхищаться им, когда он так жертвовал своим телом? Растяжки. Ванцзи отдёргивал руки Вэй Ина, когда тот проводил пальцами по фиолетовым линиям на бедрах. Кончики пальцев обжигали мягкую кожу. Так интимно. Он неловко прикрывал ноги полами своей одежды, стыдясь того, что происходило с его телом. Всю прошлую жизнь чёрные волосы сияли лоском, тело было стройным и готовым к любым испытаниям. Вэй Ин же смеялся, сравнивая растяжки с молниями, которые расходятся по белому небу. Красиво. Все это было красиво по-своему. Чуть округлившееся лицо казалось милее и теплее, убирая ту строгость, что в прошлом добавляли торчащие скулы. Вэй Ин считал, что испортил тело этой омеги, но нынешнее тело нравилось чем-то больше. Оно лишилось той статности, серьёзности и величия, что раньше стояли между ними. Но не только это. Сейчас, без всей той красивой одежды, в которую нефрит кутал себя, он был похож на обычного человека. Всё ещё слишком чистого, но уже более доступного ему. Приближалось время кормить омегу. Ванцзи начинал говорить с лёгкими рывками, медленно теряя ясность от голода. Незаживающие раны на руках Вэй Ина вновь вскрылись, нарушив всю ту картину нормальности, что была с ними всего несколько мгновений.

***

Тьма. Тьма сводила с ума. Ванцзи чувствовал себя не в самом лучшем расположении духа, будучи отравленным тёмной Ци. Слишком частые медитации помогали золотому ядру, а значит, такое благородное занятие стоило свести к минимуму. Нельзя было спровоцировать выкидыш. Когда Ванцзи начинал бредить, Вэй Ин аккуратно отводил его к тихому озеру, помогая помедитировать и очистить душу от зла. Тело и разум страдали. Какой заклинатель добровольно позволит себя отравлять? Он не пользовался этими силами, но и не очищал меридианы от тёмной Ци. Голод. Животный голод. Вблизи озера белели чужие кости, заставляя омегу застыть взглядом на них. Нет. Гнильё не лучшим образом повлияет на его тело, как и всё то, что с ним вообще происходило. Птицы. Вокруг озера было много птиц. Они не боялись людей и подходили совсем близко. Стоило Вэй Ину отвлечься всего на мгновение, как отравленный тьмой Ванцзи поймал птицу, сломав ей хрупкую шею. Голод. Он так сильно хотел есть. Вэй Ин смеялся, забирая у него пернатое создание, не давая сгрызть его. Медитация. Ванцзи нужна медитация, иначе одним богам известно, что он потянет в рот в следующий раз. В поселении слишком много слабых людей, чтобы спастись от заклинателя, отравленного тьмой. Никто не знал, что он мог сделать, вновь погрузившись в бред. Пальцы неохотно разжимались, отпуская птицу. Вэй Ин целовал его, забирая часть тьмы себе. Холодная вода и правда остудила его дурную голову, возвращая разум на место.

***

Когда Ванцзи впервые увидел тушку застреленного кролика, которого свежевали прямо на его глазах, к своему удивлению он почувствовал только животный голод. Мерзко. Сырое мясо животного показалось отвратительным только в первый раз. Будет ли и этого ему мало? Худые тела Вэней казались привлекательнее тушки, но Вэй Ин был рядом, мягко отвлекая его взгляд на себя. За голодной омегой нужен был строгий надзор. Этот плод заставил праведного человека грешить разумом. Вэй Ин чувствовал разрушающую гордость, он никогда в этом не признается. *** Лань Чжань медленно шагал по пещере, пока его не обняли руки со спины, вынуждая остановиться. Тепло. Тёплые руки развязывали и без того слабый пояс, распахивая одеяние. В обители стоял тяжёлый аромат. Это масло? Руки Вэй Ина медленно растирали низ живота согретым сандаловым маслом, обводя вокруг пупка и спускаясь ниже. Словно молнии, по низу живота расходились аккуратные растяжки, появление которых можно было остановить, увлажняя кожу. Омега мало задумывался об этом. — Здесь тоже, — такие простые слова прозвучали, как самая грязная пошлость на ухо. Вэй Ин дышал тяжело, вероятно взволнованный какой-то очередной непримечательной вещью. Его руки подхватили живот Лань Чжаня снизу, немного поддерживая. Середина цветения. Ванцзи не видели в Облачных глубинах чуть меньше полугода. Конечно, брат беспокоился, но наверняка не стал бы тревожить его. Лани по сути своей любили долгие заключения. Он обещал, что уйдет на долго, очищая тело от смятений. Его ждали. Искренне. Руки Вэй Ина были покрыты множеством рубцов. Порезы плохо заживали. Усянь вновь и вновь резал свои руки, чтобы накормить омегу. Его аппетит только рос. Прокармливать омегу становилось всё труднее. Желай он самой простой еды — Вэй Ин достал бы её, но эти аппетиты было не так просто утолить. Для Второго Нефрита Вэй Ин, бывший тёмный заклинатель, раньше казался безответственным, но, если подумать, он оказался надёжным партнёром. Конечно, его методы оставляли вопросы, но мог ли Ванцзи жаловаться, когда имел еду и кров? Пещера не сияла уютом, но он спал в тёплой постели. Именно туда его сейчас и вели. Время ужина? Он вновь чувствовал голод. Вэй Ин присел на кровать, приглашая его к себе на колени. Голод дикий, он заставляет ощущать, как желудок прилипает к костям. Тьма снова требует жатвы, потому Лань Ванцзи без смущения, присущего раньше, берёт Вэй Ина за предплечье, ожидая, когда тот вновь рассечёт свою руку. Мягкий смех почему-то оглушает, вызывая множество вопросов. Он сделал что-то не так? Его больное сознание, словно сквозь толщу воды, пробирается к свету, вспоминая, что когда-то он был другим. Если бы брат или дядя видели всё, что происходило среди мёртвых скал и заброшенных пещер, простили бы они его? Но ему не нужно их прощение. Он пропал. Голод не отпускал. Лань Ванцзи ощущал, как его воля растворяется под давлением животного инстинкта, требующего пищи. Его пальцы крепко сжимали руку Вэй Ина, в глазах появилась пустота, в которой исчезли годы обучения, дисциплины и самоконтроля. Но прежде чем началась «жатва», Усянь замер, заставив омегу поднять на него взгляд. Нежность. В этой глубине глаз таилась безумная нежность, которую он, возможно, никогда бы не озвучил словами. Голод. Желание душило его, заставляя есть, чтобы спасти ребёнка. Но когда он снова сжал руку Вэй Ина, тот на мгновение наигранно удивился, так по-детски невинно, словно не кормил его все эти месяцы. — Что ты собираешься делать? — произнёс Вэй Ин, слегка приподняв бровь с лёгкой усмешкой. — Если бы кто-то сказал мне, что ты так легко согласишься на это, я бы не поверил. Ты ведь всегда был так строг к себе. Лань Ванцзи замер. Его душил стыд? Он никогда не думал, что его тело может так яростно требовать чего-то столь… животного. Он не смог произнести ни слова, лишь хмуро смотрел на свой «корм». Стыд обжигал его душу. — Не думай об этом, — Вэй Ин явно забавлялся. — Ты делаешь то, что необходимо. Но… — его глаза сверкнули, и на лице появилась озорная улыбка, которая быстро сменилась чем-то более зловещим. — Мы можем сделать это немного интереснее. Он наклонился чуть ближе, делая вид, что собирается поцеловать Ванцзи, и внезапно вытащил из сапога небольшой нож, вкладывая его в руку омеги. — Если ты так сильно хочешь крови, я могу помочь тебе. Позволь ты мне немного подыграешь. Лань Ванцзи застыл. Да, тёмная Ци отравила его тело и разум, заставляя путать хорошее и плохое, но сейчас он чётко осознавал, что это было неправильно. Очень-очень неправильно. Он кивнул, и, хоть дрожащими пальцами, сжал рукоять крепче. — Ты сможешь, — подбодрил его альфа, поднося руку ближе. — Я рядом. Нож скользнул по коже. Руки пересекали заживающие раны, которые каждый день наносились телу, чтобы прокормить их новообретённую семью. От вида крови Ванцзи почувствовал облегчение. Он посмотрел на Вэй Ина, читая в серых глазах поддержку. Разве не он должен был остановить это в самом начале? Тогда, когда омега пришёл на скалы впервые. — Я люблю тебя, — Вэй Ин поднёс свою руку к его лицу, позволив наклониться и начать пить. Лань Ванцзи, словно дикий пёс, терял контроль, погружаясь в этот тёмный голод. Кровь текла по его губам, лицо становилось всё более грязным. — Твой брат наверняка убьёт тебя, если увидит это, — почему-то это прозвучало как заигрывание. Послышался хрип, Лань Ванцзи поперхнулся. Прокашлявшись, он поднял осуждающий взгляд. Вэй Ин положил руку на его щёку, растирая капли крови по коже, снова наклоняя к порезу. — Не отвлекайся, иначе я оставлю тебя голодным, — Усянь усмехнулся, когда капли стекали по локтю и падали зря. Голод. Ванцзи отвлёкся на капли. Язык прошёлся от локтя до запястья, слизывая то, что пропадало. — Прости, я просто пошутил. Тёмная Ци помогала Вэй Ину мгновенно регенерировать. Кровь сворачивалась быстрее, чем омега успевал насытиться. Вэй Усянь резко повалил Ванцзи на кровать, укладывая его на спину. Лань Чжань испытал короткий испуг от такого резкого изменения положения. Сердце пропустило удар, холод пробежал по пальцам. — Хочу немного развлечься, — Вэй Ин буквально вытряхнул своего близкого человека из одежды. Лань Чжань попытался оттолкнуть его ногой, чтобы хотя бы умыться, но Усянь перехватил его ногу и сел ниже, начиная разминать отёкшие пальцы. Это было невероятно расслабляюще. Пока Вэй Ин разминал его ноги, Лань Ванцзи не заметил, как они удобно устроились. Конечно, физическая близость им не была чужда, хоть и случалась крайне редко. Вэй Ин кусает Ванцзи за горло, оставляя болезненные красные следы. Находиться сверху было тяжело, потому что нельзя было перенести свой вес на омегу, чтобы не создать давления на плод. Усянь ловит его руки, подносит их к губам и целует костяшки пальцев. Пальцы тонкие, измученные вечным голодом. Губы касаются обнажённой груди Лань Чжаня, обжигая тёплым дыханием. Обветренная кожа царапалась, но никто не возражал. Вэй Ин не целует, а прочерчивает путь вниз одними губами — к округлившемуся животу. Кожа буквально пахла теплом. Плод. Это нечто, что они взращивают в его теле, уже становится заметно. Ванцзи тянет руки вниз, запускает пальцы в чёрные волосы, прижимая его ещё ближе. На мгновение в голове проскользнула мысль: он занимается подобными вещами с человеком, которого когда-то готов был убить. Он вспоминал его шалости, пока этот повзрослевший ребёнок больно кусал мягкие бёдра. Как так получилось, что спустя годы он оказался под ним? Оказался рядом с ним. Он был отравлен. Отравлен настолько сильно, что ни брат, ни дядя, ни целый орден не смогут исправить то, что они натворили. Лань Ванцзи прикрыл глаза, чтобы не видеть всего, что будет происходить дальше. Нет, он больше не стыдился этого, но так было уютнее. Теплее. Так он не видел каменные стены, тусклый мертвенный свет и чёрный дым, на который обращал внимание только тогда, когда Вэй Ин собирался развлечься. Его вновь укусили за кадык, царапая кожу зубами. Следы. Вэй Ин любил оставлять болезненные укусы на шее. Он мог бы поставить метку, но был уверен, что это лишнее. Разве сейчас так принято? Разве это не пережитки прошлого? Он поставит метку, но только тогда, когда омега решит уйти. Лань Ванцзи уже никогда не уйдет. Ещё недавно казалось, что они были из разных миров: разные люди, разные судьбы, разная жизнь. Но оказалось, что у них было много общего. Общего и тёмного. Это всегда было с ним или он заразился этим злом от Вэй Ина? Как бы то ни было, это не Усянь предложил оставить ребёнка, это не он пьёт кровь и не он променял семью на зло. Он. Они были в этом похожи. Вэй Ин подтягивал омегу за бёдра ближе, совершенно буднично укладывая его так, как хотелось. Движения были грубыми. Неужели ему всё равно, кто под ним? Он вёл себя так, будто просто пользуется чужим телом, но за несколько месяцев жизни рядом Лань Ванцзи понял, что тот — ужасный актёр. Ему определённо было важно, с кем засыпать и с кем просыпаться. И он хотел спать с Ванцзи. Хотел владеть его телом, владеть душой. Он завладел. Забрал его из семьи. Нет, тот ушёл сам. Сам захотел быть с ним. Вэй Ин вошёл в чужое податливое тело. В их первую ночь он и подумать не мог, что они вновь окажутся настолько близки. *** Луна слепила своим светом, пока небо казалось чернее угля. Ночь. Они лежали на холодной траве, глядя на звёзды, что отражались в озере. Снова как будто чужие. Ванцзи рассматривал росу, пока Вэй Ин говорил о каких-то случайных вещах. Шорох одежды привлёк внимание второго нефрита, когда в его руках оказался небольшой лунный пряник. Лунный пряник — связь с его детством, связь с его прошлым. Он помнил солёный утиный желток вместе с лотосовой пастой. Помнил, как брат приносил ему такие на праздниках. Он многое помнил, но память не приносила облегчения; всё это хотелось забыть, чтобы не было больно. Он скучал. Скучал по семье. Скучал по Облачным Глубинам так сильно, что не смог даже поблагодарить Вэй Ина, чтобы уберечься от лишних эмоций. Ты никогда не вернёшься домой.