Преодоление трудностей

— Неужели тебе правда до сих пор страшно? Тачихара замирает, чувствуя головокружение. Ладонь Дзёно на шее мягко поглаживает, не надавливая и не сжимая, и это вызывает всё более странные ощущения. Не страх, но подступающий к коже жар, покалывающее волнение — совсем не то, что он испытывал в воспоминаниях. Близость Дзёно не пугает — больше не может его пугать. Его спокойная улыбка и осторожные прикосновения дарят чувство безопасности и какое-то новое, волнительное ожидание того, что могло бы произойти впервые. Вглядываясь в его лицо, находящееся так близко, Мичидзо медленно накрывает его руку своей, плотнее придавливая к своей шее, желая прочувствовать это мгновение, уничтожив все страхи, и наконец обрести контроль. Он хочет полностью довериться — так, как раньше и правда никогда не мог. С губ срывается тихое, искреннее: — Конечно нет. Дзёно медленно кивает, наклоняясь чуть ближе, и осторожно прижимается к его лбу губами. Дыхание опаляет лицо, и дрожь приятно проходит по всему телу, затмевая собой горечь от болезненных вспышек тех далёких воспоминаний, которым пора навсегда рассеяться, а не прятаться в глубине. Он должен двигаться дальше, наконец-то преодолев это. И ему больше необязательно делать это в одиночестве. Почему он так долго не понимал этого? Эта мысль пульсирует, вынуждая прикрыть глаза и потянуться навстречу, приподняв голову, чтобы тут же замереть, задев щёку Дзёно губами. Ладонь всё ещё поглаживает шею, и Мичидзо, держа его руку, надавливает чуть сильнее, всё больше отдаваясь головокружению и приятному ощущению нереальности происходящего. Словно сон, который мог бы придти на смену так долго мучившим его кошмарам. Ведь в реальности Дзёно только и делает, что поддерживает и оберегает. И даже открыто говорит о чувствах. Может быть, это слегка пугает, но совершенно в ином смысле — Тачихара просто не знает, может ли позволить себе такие чувства. Разве он испытывал их к кому-то прежде? Дзёно отводит руку от его шеи, плавно скользя по плечу, и осторожно прижимает спиной к стволу дерева. Мягко шепчет над ухом: — Ну? Я не съем тебя, правда? Мичидзо вздрагивает, чувствуя дыхание на коже и то, как к ней моментально приливает жар, и поспешно хватается за его плечи, нервно усмехаясь: — Эй, я не говорил, что хочу быть прижатым к дереву... — Разве? Мягко отстраняясь, Дзёно улыбается, замирая напротив его лица, — преступно маленькое расстояние до его приоткрытых губ можно было бы преодолеть за одно движение, и Тачихара почти успевает представить, что такое могло бы произойти взаправду, прямо сейчас. Что бы он почувствовал в этот момент? И если он думает об этом почти с предвкушением — значит ли, что это правильно? Но момент исчезает, так и не случившись, когда Сайгику вдруг отворачивается и, быстро хмыкнув, качает головой. — К сожалению, нам лучше убраться отсюда, пока сюда не пришёл целый батальон. — Что? Чёрт, — Тачихара шипит и быстро оглядывается, поспешно выпутываясь из его рук, когда замечает вдалеке выходящую из корпуса колонну курсантов. Сердце стучит явно быстрее нужного, но он даже не старается успокоить его, хоть и знает, как тщательно считывают его пульс. Сейчас, кажется, уже нет никакого смысла пытаться скрыть своё разочарование — ему правда жаль, что их прервали прямо сейчас. Это был слишком приятный момент, возможно, способный заменить собой те болезненные воспоминания, в которых ладонь так же лежала на его горле, — теперь, в других обстоятельствах, это движение вызвало совсем иные эмоции, которые хотелось бы задержать и прочувствовать до конца. Но Дзёно уже с улыбкой тянет его обратно к тренировочной площадке, где издалека виднеется развороченная сетка металлического забора, вынуждающая с досадой задуматься, чего ещё он мог натворить под странным воздействием витаминов, о которых при первой же возможности всё-таки стоит поговорить с Теруко. Да, сейчас он чувствует себя правда лучше, но совершенно не понимает, связано ли это с ними. Он лишь отчаянно надеется, что тревога и страх больше не вернутся, что прошлое сумеет наконец-то остаться в прошлом. Ладонь Сайгику ненавязчиво гладит по спине, и этот привычный жест правда успокаивает, вызывая прилив благодарности и приятное покалывающее тепло. Если задуматься, его близость — единственное, что придавало сил в последнее время. С того самого момента, когда Дзёно навестил его в доме посреди леса, его близость стала тем, за что он мог бы держаться в изменившемся мире. Мичидзо ценит это. Правда ценит. А две ночи, проведённые на одном футоне, вдруг ощущаются слишком уж приятными и интимными воспоминаниями, от которых вновь начинает кружиться голова. Смутившись потоку подобных мыслей, Тачихара чуть отстраняется, и ладонь плавно соскальзывает с его спины. Они уже вошли во двор корпуса, и здесь достаточно глаз, которые могут это заметить, и он пока что не знает, что с этим делать. Со всем, что с ним происходит в присутствии Дзёно, готовым так откровенно одаривать его вниманием. Ему приятно — разумеется. Ему слишком приятно, когда он рядом и касается так, как никого другого. В эти мгновения Мичидзо чувствует себя в безопасности и наконец-то на своём месте. Ему комфортно и хочется сделать всё, чтобы не потерять это, чтобы вновь не окунуться в омут сомнений и горечи из-за всех совершённых ошибок. Какое ещё дать названия этому чувству? Ему не хочется, чтобы кто-то заметил охватывающее его волнение, чтобы косо смотрел или мог этому помешать. И тем более — так внезапно идущий навстречу Тэтчо. Его взгляд, как обычно, устремлён только на Сайгику и привычно ничего толком не выражает. На мгновение Тачихара задумывается, бывало ли когда-нибудь по-другому? Он мало думал о Суэхиро, но тот всегда был образцовым военным, и то, что случилось в аэропорту, никак не вписывалось в его личное дело. Он мог судить лишь по отчёту Теруко и реакции Дзёно, чьи слова сейчас невольно всплывают в памяти: «Что бы ни случилось, между мной и приказом он, разумеется, должен всегда выбирать приказ» Так ведь он сказал? И так же бы поступил? Если бы между ним и приказом... Но Мичидзо обрывает эту цепочку мыслей, которой и тогда старался не поддаваться. Он не знает, каково это, когда кто-то выбирает тебя, превознося выше справедливости, даже если на пять минут. Но Дзёно здесь уже дольше, так разве всё остальное важно? Тем временем Суэхиро невозмутимо перегораживает им дорогу, без эмоций говоря: — Я искал тебя. — Что, опять? — Дзёно немного хмурится, даже не останавливаясь, и оттягивает Мичидзо в сторону, чтобы тактично обойти возникшую на пути преграду, но Тэтчо с каменным упорством не позволяет этого сделать. — Всего на минуту. Сайгику морщится, нехотя тормозя, но тут же натягивает привычную улыбку, сдержанно замечая: — Если ты не собираешься прямо сейчас извиниться перед Тачихарой за твои ужасающие навыки тренера, то мой ответ «нет». Тэтчо, спокойно кивнув, покорно переводит взгляд. — Тачихара, я извиняюсь, что ударил тебя слишком сильно. Мичидзо неловко приоткрывает рот. Ему не хочется быть втянутым в диалог, в котором ему явно не место. Он всё больше и больше чувствует, что буквально встаёт между ними, когда им нужно о чём-то поговорить, и это кажется таким неправильным. Всё ощутимее желая провалиться сквозь землю, он лишь дежурно кивает: — Да всё в порядке… — и переводит взгляд на Сайгику, что всё ещё мягко придерживает за локоть и снова тянет в сторону, напоследок бросая: — Молодец, Тэтчо-сан. Кстати, минута вышла. Суэхиро остаётся стоять посреди двора, провожая их долгим монотонным взглядом, — Тачихара замечает это, невольно обернувшись уже на лестнице. Дзёно всё ещё ненавязчиво удерживает за предплечье, ведя за собой, и, лишь зайдя в корпус, ему удаётся осторожно высвободить наконец руку, всё ещё смущаясь посторонних глаз. Помедлив, он спрашивает полушёпотом, не в силах перебороть интерес: — Так чего он от тебя хочет? Сайгику вздыхает. — Расскажу тебе, как только он сумеет это сформулировать. Они в молчании доходят до комнаты, где можно наконец-то избавивиться от посторонних глаз и ушей. Мичидзо не знает, стоит ли лезть в это глубже, но почему-то мысли о Тэтчо и его странном поведении не отпускают. Словно прочтя это, Дзёно со вздохом произносит, садясь на койку: — Не бери в голову. Тэтчо-сан просто пытается отрефлексировать то, что натворил в аэропорту. И ошибочно думает, что я могу ему с этим помочь. — А ты не можешь? Садясь напротив, он следит за странным выражением, возникшим на лице Дзёно, не до конца понимая, что оно значит. Тонкие губы сжимаются, словно он тщательно пытается подобрать слова, наконец выдыхая: — Нет. Может, так и не кажется, но меня это не касается. Тачихара вопросительно поднимает брови. — Не удивляйся. Всё, что он натворил якобы из-за меня, говорит только о нём, а не о обо мне. Понимаешь? — он склоняет голову, понижая голос, в котором проскальзывает доля сожаления. — Он сделал глупость, и, может быть, до него наконец дойдёт, почему так произошло. — Ну... Он волновался о тебе? Дзёно качает головой. — Проблема в том, что он сам так и не понял, почему. — Почему? — он переспрашивает машинально, сразу же чувствуя себя неловко. Сайгику улыбается как-то снисходительно, терпеливо говоря: — Я не могу решать за него, иначе бы решил, что ему давно уже пора в отставку. Но, увы, он должен сам со всем разобраться. Я и так стал относиться к нему терпимее, если ты заметил. Мичидзо задумчиво хмыкает, потирая шею. — Хочешь что-то сказать? — голос спокойный и ровный. Подняв взгляд, Тачихара видит его улыбку и приподнятые в ожидании брови. Не желая умалчивать, он осторожно замечает: — Ну… если бы он сделал что-то подобное из-за меня… думаю, я захотел бы с ним поговорить. — И что бы ты ему сказал? — Ну… — он шумно вздыхает, кусая губы. — Да блин, не знаю... Ты же знаешь его лучше, чем я. — Подумай. Мичидзо послушно пытается представить такую ситуацию. По-хорошему, у него никогда не было с Суэхиро точек пересечения — за все годы службы они едва ли перекинулись несколькими фразами вне миссий и тренировок, и все они были о работе. С Дзёно всё было по-другому. И для Тэтчо, наверное, тоже. Помолчав, он неуверенно произносит: — Ну... Я бы сказал, что я тронут, но... — он делает паузу, вдруг осознавая, как мог бы закончить эту фразу — теми словами Дзёно, который, словно почувствовав это, хитро улыбается, мягким шёпотом делая это за него: — Но ему вовсе не следовало пренебрегать приказом из-за тебя, ведь так? — Чёрт, ну... — Мичидзо закусывает губу, чувствуя себя проигравшим, словно пытался доказать ему что-то другое. Может быть, дело в человеке, а не в преданности долгу. Он ничего не чувствует по отношению к Тэтчо, но если бы что-то подобное сделал Дзёно — если бы бросил всё ради него, какие чувства бы это вызвало? И какие слова бы он мог сказать? Сжав губы, он видит, как Сайгику плавно поднимается и пересекает узкую комнату, чтобы сесть рядом, опустив руку ему на плечо. — Тачихара, послушай, — придвинувшись, он наклоняется ближе к уху, отчего по коже моментально проходит приятная лёгкая дрожь. — Ты знаешь... Важен правильный человек в правильное время, иначе в этом нет никакого смысла. Уголки его губ вздрагивают, и он со вздохом добавляет: — Думаю, ты понимаешь, что Тэтчо-сан не является этим человеком. Ни для кого из нас. Тачихара чуть хмурится, не зная, хорошо ли с этим соглашаться. Он всегда уважал Тэтчо, но никогда не стремился узнать получше, подсознательно всегда выбирая работу с кем-то другим, даже с Теруко, с которой хотя бы очень скоро стало ясно, как себя вести. Суэхиро же всегда оставался отстранённым и не до конца понятным. В нём не было чего-то, что сподвигало бы пытаться сблизиться и исправить это. Чего-то, что было в Дзёно. Вздохнув, Мичидзо поднимает взгляд на его лицо, вновь находящееся так близко, и всё больше ощущает не неловкость, а зарождающуюся уверенность в том, что всё происходящее теперь — правильно. Его участие, его близость. Возможность просто поговорить. Возможность довериться и расслабиться в его присутствии. Прикосновения к плечу дейстуют успокаивающе, а голос Дзёно звучит размеренно и искренне, добираясь до самого сердца: — Ты же чувствуешь разницу, правда? Я пренебрёг бы любым приказом, если бы речь шла о тебе. Мне жаль, что я не справился и ничего не сделал. И когда ты исчез... — его голос болезненно вздрагивает и замолкает на пару секунд. — ...Мне бы хотелось, чтобы подобного никогда больше не повторилось. Чтобы ты знал, что я всегда на твоей стороне, какой бы она ни была. Его ладонь осторожно перемещается с плеча на спину, начиная поглаживать между лопатками. Мичидзо чувствует горечь от напоминания о прошлом, но одновременно и приятное волнение от настоящего — от его близости, заботы и чистой искренности. Шмыгнув носом, он прикрывает веки, концентрируясь только на этом, на ощущении комфорта и безопасности — в противовес воспоминаниям об их общих ошибках, чуть не ставшими для них смертельными. Не открывая глаз, он склоняет голову и тут же чувствует дыхание на коже и то, как медленно и осторожно Дзёно прижимается губами к виску, с мягкой усмешкой шепча: — Ты слушаешь? Тачихара кивает и трётся щекой о его плечо. Может ли он ответить? Смог бы он сам сделать что-то подобное? В конце концов, все последние годы он не позволял себе слишком сближаться с людьми и испытывать чувства, которые могут мешать работе и — так или иначе — в итоге приносят боль. Он ошибочно думал, что только приказы и делали его собой. И неважно, кому они принадлежали. Ну и кто он теперь? Быть может, того, что случилось, и правда больше не повторится, если он полностью доверится и наконец-то признает собственные чувства, больше не прячась и не скрываясь, обретя человека, ради которого захочешь пойти на всё. Если позволит заботиться о себе и всегда быть рядом, отвечая тем же. Позволит Дзёно быть этим человеком. И будет крепко держаться за него до тех пор, пока это возможно. Пока когда-нибудь снова всё не разрушится.