Преодоление трудностей

Мичидзо хочется, чтобы всё наконец закончилось, и в то же время — чтобы этот момент спокойствия мог продлиться немного дольше: пока последние лучи угасают, скользя по бледному лицу Сайгику, подсвечивая красные кончики его волос и шнурок серёжки, плавно качающийся возле шеи, приоткрытой расстёгнутым воротником рубашки. Слишком сложно отвести взгляд, будто в этом моменте заключено нечто большее, ведь и правда именно так он не повторится, и Тачихаре вдруг становится грустно это осознавать. И его сердце наверняка уже предательски передало этот сигнал Дзёно, что с улыбкой склоняет голову, водя пальцами по краям чашки, невинно спрашивая: — Всё в порядке? Мичидзо кивает, допивая остывающий чай, говорит со вздохом: — Не знаю, просто… Как всё пройдёт? Новый корпус, понижение статуса… Прямой начальник в лице Теруко, — он ёжится, вспоминая её разгневанное лицо. — Наверно, лучше просто постараться выспаться. Сайгику выглядит понимающим и тоже весьма уставшим, когда негромко заверяет: — Всё наладится. Не переживай об этом. К тому же, — он склоняет голову, чуть улыбаясь, — за мой визит ты расплачиваться не будешь, если что. Она накажет только меня. Расслабься. — О боже, — Тачихара нервно усмехается. — А она ещё не? Дзёно поводит плечом, уточняя: — Я имею в виду этот визит, а не прошлый. За прошлый я уже получил. Мичидзо морщится, вспоминая, какие способы наказания обычно присутствуют в её арсенале. Неуверенно спрашивает: — Было больно? Сайгику сдержанно улыбается. — Знаешь, после того, как меч пронзает тебя одновременно в семи местах, такая мелочь как её плеть больше не впечатляет. Всё хорошо. — Хорошо?! — Тачихара неосознанно повышает голос. — Чёрт, ты не должен был приходить, она же сделает это ещё раз! Дзёно пожимает плечами. — Ничего страшного, — очевидно прислушиваясь к пульсу, с ухмылкой добавляет: — Только не думай, что я иду на какие-то непосильные жертвы ради тебя. Её плеть отлично разминает спину, только и всего. — Ну конечно, — Мичидзо фыркает, не зная, как к этому относиться. Всё это и впрямь очень безрассудно с его стороны. Для чего так делать? Подвергать себя экзекуции ради ночи здесь? Нет, в этом направлении точно не стоит думать. Дзёно прикасается к его лежащей на столе ладони, словно в желании подбодрить, но в следующий же миг небольно щипает за кожу. — Эй! — Тачихара шипит, одёргивая руку. — А меня-то за что? Сайгику выглядит весьма довольным. — За то, что много думаешь. Я же сказал, что всё в порядке. И если честно, — он немного понижает голос, — я надеялся, ты будешь рад не оставаться в одиночестве. Мичидзо глухо вздыхает, понимая, что спорить тут, похоже, бесполезно. Говорит вполне честно: — Ну, так и есть, я рад. Правда не знаю, стоит ли это ударов плети для тебя. Дзёно так просто кивает. — Считай, что да. Удары и правда были довольно слабыми, ей же всё-таки невыгодно по-настоящему мне вредить, а то от отряда вообще ничего не останется. Так что не переживай об этом. Тачихара пытается уловить в его голосе или лице какой-то отсвет здравого смысла, объяснившего бы всё это более убедительно, но в итоге сдаётся. — Как скажешь. Буду считать, что ты мазохист. Сайгику лишь усмехается: — Буду считать, что ты правда рад меня видеть. Лучи заката окончательно гаснут, и в полумраке становится всё прохладнее. Мичидзо включает обогреватель, пока Дзёно раздевается в коридоре, затем слышит, как тот устраивается под одеялом, невинно спрашивая: — Почитаешь мне про волков? Тачихара хмыкает, снимая толстовку. — Ну, они вымерли. Он старается всеми силами унять вновь поднимающееся волнение от его близости, и, забираясь под одеяло, осторожно ложится к нему спиной, повторяя про себя, что надо просто перестать думать. В том числе и о новой информации про его мазохизм. Получается не очень, когда Сайгику, уже не спрашивая, вдруг забрасывает на него руку. Дыхание само предательски замирает, когда он чувствует, как под одеялом к нему прижимаются теперь уже не только грудью, но и всем остальным. Мичидзо пытается чуть отодвинуться, но его притягивают обратно, с усмешкой шепча над ухом: — Снова боишься, что я тебя съем? — А тебе нравится, что ли, как я боюсь? — Может, совсем немного. Ему дышат в затылок, без стеснения прижимаясь, словно нарочно, чтобы он точно почувствовал сквозь ткань домашних брюк все очертания его тела. — Эй… — он пытается сообразить, какие слова могут звучать уместно и убедительно, но выходит лишь неловко усмехнуться: — Ты будто и правда хочешь, чтобы я точно подумал чего-то лишнего. Сайгику немного отодвигается, но из объятий не выпускает. Шепчет с явным удовольствием: — Ты так забавно смущаешься, как устоять. Мичидзо фыркает, нервно смеясь: — Иди ты к чёрту. — Так мне уйти? Горячее дыхание оказывается чересчур близко к шее, и Тачихара только сдавленно выдыхает: — Нет, но… Про личное пространство ты ничего не слышал? Потому что к нему вновь прижимаются вплотную, обнимая крепче, насмешливо говоря: — В твоём пространстве уютно, — но затем произносят уже серьёзно, несколько тише, дыша в затылок: — Так хорошо, когда ты рядом, Тачихара. Не хочу снова потерять тебя. Мичидзо замирает, охваченный странным чувством. Ему приятно это слышать и не менее приятно ощущать тепло, разливающееся по телу от этой близости, которая, кажется, так очевидно является чем-то лишним. Пытаясь собраться, он привычно скрывает волнение за усмешкой: — Постараюсь не потеряться. Но ты, блин, можешь так не прижиматься? Утыкаясь носом в его шею и нарочито крепче прижимая к себе, Дзёно протягивает: — Даже не знаю. Ты так прелестно реагируешь. Тачихара всё больше чувствует жар его тела под одеялом и в частности то, как плотно упираются в него пахом. Такого он ещё не испытывал, и всё меньше понимает, как реагировать. Слышит спокойное, вновь немного насмешливое: — Не волнуйся, я просто греюсь об тебя. Можно? И что он должен ему сказать? Любой ответ будто не кажется больше верным. Особенно в момент, когда он отчётливо чувствует, как начинает напрягаться упирающийся в него член, обтянутый нижним бельём, но именно тогда Сайгику вдруг отодвигается, негромко бросая: — Ладно-ладно, я и так злоупотребляю твоим гостеприимством. И ты прав, нужно выспаться. Возможно, завтра будет тяжёлый день. Его ладонь всё ещё остаётся на поясе, поглаживая поверх одеяла, но сам он больше не прижимается. Мичидзо понимает, что сна после всего этого ни в одном глазу — слишком много в голове мыслей. Снова. Как будто он хоть когда-то имел шанс действительно от них избавиться — нет, ему накидывают только новых поводов для волнения. Как он должен это понимать? С кем угодно другим Дзёно был крайне холоден и никогда не был таким тактильным. Ну, не считая того, что мог буквально наступить на обнажённую спину Тэтчо, поставив подошву на его затылок, пока тот продолжал отжиматься с новой нагрузкой, которую звал идеальной. Тачихара вдруг злится на себя за то, что мысли каким-то странным образом то и дело возвращаются к Суэхиро и тому, каким тот был в присутствии Дзёно. С какой стати это должно его волновать? Он чувствует, как Сайгику, вновь обнимая сзади, осторожно прислоняется только грудью. Слышит приглушённое: — Ты опять много думаешь, верно? Я не хотел, чтобы ты тревожился. Всё хорошо, ты ведь знаешь? Правда. Всё хорошо. Мичидзо хмыкает. Он хотел бы поверить, отключив этот давящий шум внутри головы. Да и по какому именно поводу его так утешают на этот раз? Он лишь вздыхает: — Неужели в моём пульсе читается, что всё плохо? Дзёно мягко усмехается ему в макушку. — Самую малость. Но я правда хочу, чтобы тебе стало лучше. Веришь? Тачихара невольно улыбается от такой искренней теплоты в его голосе. Хоть и не знает, почему демонстрировать заботу некоторым вздумалось чем-то подобным, так очевидно смущая и, разумеется, наслаждаясь этим. О том, что всё это может значить то пресловутое большее, он старается даже не думать, потому что понятия не имеет, что с этим делать. Он с усмешкой вздыхает в попытке сдержать оборону, не дав почувствовать свою слабость и излишнюю растроганность близостью, вспоминая, что иногда лучший способ что-нибудь спрятать — нарочно оставить на видном месте. С этими мыслями он говорит как можно раскованнее: — Да верю, боже, но можно больше не домогаться меня? А то я и впрямь начну обольщаться. Вот оседлаю тебя посреди ночи, и что ты будешь с этим делать? Сайгику приглушённо смеётся за его спиной, задумчиво протягивая: — Даже не знаю… Ну, видимо, будет, что показать Теруко. — О боже, — Мичидзо тут же кривится, представляя плеть в её детской ладони, которая бьёт, однако, очень сильно. И всё же он чувствует себя немного лучше, проговорив эти слова вслух и услышав в ответ непринуждённый смех. Значит, ему не стоит переживать об этом на самом деле, и всё то лишнее останется всего лишь шуткой, ведь так? Не нужно думать всерьёз, не нужно мучиться от странных чувств. Нужно просто принять момент, в котором им обоим хорошо рядом, ведь именно такого момента больше уже не будет. Дзёно вдруг задумчиво проговаривает: — Знаешь… Я всё же должен сказать, Тачихара. Просто, возможно, ты лучшее, что случалось в моей жизни за последние годы. Я должен был это ценить. И я правда не хотел бы снова потерять тебя, — он медленно перебирает пальцами одеяло на его поясе, с мягкой усмешкой добавляя: — И, разумеется, не обольщайся. Мичидзо кратко смеётся. — Уже обольстился, — и поспешно добавляет, желая не останавливаться на этих мыслях: — Но давай уже спать? А то я даже не знаю, который час. — Думаю, нас разбудят, не переживай. Завтрашний день, скорее всего, не несёт ничего хорошего, хоть он и ждал, когда заточение наконец закончится, но у него даже нет возможности завести будильник, а быть разбуженным посторонними будет весьма смущающим, если приехавшие тоже решат вломиться и встать над ними в грозную позу. Он со вздохом замечает: — Нет уж, спасибо. У тебя разве нет мобильника? — Думаю, я потерял его в аэропорту. Мысль об этом вызывает ещё больше тревоги, вновь доставая из памяти тот отчёт с подробным описанием полученных Дзёно травм. Вздохнув, Тачихара негромко спрашивает: — Как твои раны? Ещё болят? — Не волнуйся об этом. Полежав в тишине, он вдруг хмурится и неуверенно уточняет: — А как ты отправил мне сообщение? Сайгику медленно зевает и отстраняется, поворачиваясь к нему спиной. — Спокойной ночи, Тачихара. — Ты не ответишь?! Вслушиваясь в молчание, он вздыхает и тоже переворачивается, глядя на его спину. С сомнением спрашивает: — Ты же не просил об этом Теруко? — уже представляя, с каким лицом она встретит их завтра, когда они пересекутся. — Я не хотел бы говорить этого, но… Ты опять слишком много думаешь. — Да ты… — он повышает голос, но тут же замолкает. Может, ему и правда не стоит этого делать. Чёртовы мысли всегда только портили ему жизнь, ведь так? Стараясь выключить их и лечь удобнее, он вздыхает и немного придвигается, почти касаясь носом затылка Дзёно, и, не зная, куда деть руку, помедлив, опускает ему на пояс. Сразу же слышит насмешливое: — Мне начать обольщаться? Мичидзо фыркает. — Ну естественно. Например, ещё слово, и я тебя укушу. Сайгику невесомо проводит пальцами по его руке, всего на мгновение, негромко усмехаясь, но всё же ничего больше не говорит. Тачихара ещё несколько минут смотрит на его шею, на воротник футболки, под которым, должно быть, остались шрамы от чьих-то клыков, что тоже упоминалось в отчёте. Пытаясь не думать и не возвращаться к бесконечному чувству вины, он негромко вздыхает, прежде чем закрыть наконец глаза и осторожно прижаться к его спине.