Преодоление трудностей

Дома прохладно. Тачихара подключает обогреватель, обнаруженный в кладовке ещё в первый день, ночевать без которого на полу было бы совсем уж грустно, пока Дзёно, решивший помочь, ставит в микроволновку выложенные на тарелки очередные бобовые консервы. Запасов было достаточно, но разнообразием они не отличались, и перспектива застрять тут дольше, чем на неделю, отзывалась всё более безнадёжным чувством. Теруко до сих пор не выходила на связь. Со слов Сайгику, собрание было назначено на конец недели, и Мичидзо с удивлением узнал, что сегодня уже четверг. — Чёрт, ты думаешь, она вспомнит обо мне? Дзёно ставит тарелки, садясь за стол. Пожимает плечами, но всё-таки успокаивает: — Я напомню ей, когда вернусь. — А когда ты вернёшься? Он морщится. — Думаю, завтра. Мне назначили ещё несколько процедур. Тачихара смотрит встревоженно, осторожно замечая: — Наверно, тебе лучше было оставаться в госпитале. Сайгику вздыхает, подпирая щёку ладонью, печально протягивая: — Хочешь выгнать меня на ночь глядя? Мичидзо хмурится, вспоминая о содержании отчёта касаемо случившегося в аэропорту. Сколько ран тот получил и как долго не приходил в себя, вынуждая переживать об этом и терзаться в неведении. Это было тяжело и до сих пор отдаётся тревожными мыслями, которых хочется избежать. Он говорит как можно сдержаннее: — Просто не хочу, чтобы тебе стало хуже. Сколько бинтов у тебя под рубашкой? Дзёно приподнимает брови. — Хочешь посмотреть? Тачихара вдруг чувствует, как начинает злиться от его странной несерьёзности по отношению к собственному состоянию, и неосознанно повышает голос: — Я не хочу, чёрт возьми, чтоб ты начал тут истекать кровью! — Значит, окажешь первую помощь. Хватит переживать уже, я в порядке. Сайгику выглядит спокойным, но Мичидзо этого мало. Он не может просто выключить переживания, тем более, что сейчас они вполне оправданы. Возя палочками по тарелке, он уже тише спрашивает: — Как ты вообще добрался сюда? — Как смог. Давай ты не будешь пытаться меня опекать. Твоё состояние беспокоит меня куда больше. Тачихара напрягается. — А что с моим состоянием? Дзёно склоняет голову, словно всматриваясь в его лицо. Со вздохом напоминает: — Ну, ты принял меня за галлюцинацию, этого разве мало? Теруко стоило дать тебе с собой что-нибудь, хотя бы книжку или плеер, чтобы не сойти с ума. Мичидзо растерянно оглядывает его, боясь снова засомневаться. Несмело замечает: — Ну я же не сошёл с ума, ты же настоящий. Сайгику протягивает руку, плавно обхватывая его запястье, и сомнений должно не остаться, но тот, выждав секунду, щипает его за кожу, отчего Тачихара, шипя, тут же одёргивает руку. — Чёрт, да я понял! Необязательно меня щипать. Дзёно спокойно улыбается, пожимая плечами. — Чтобы не сомневался. Но на душе всё равно неспокойно. Пусть в доме есть большая аптечка, он так боится растеряться и не успеть помочь. А если что-то произойдёт прямо среди ночи, а он даже не услышит? Ему тревожно, он и так все последние дни только и делал, что переживал о состоянии Сайгику, которого с трудом вытащили с того света. И теперь он оправданно злится на то, что тот относится так безалаберно к собственному спасению. — Чёрт. Убирая тарелки, Мичидзо роняет их в раковину, и одна из них трескается. Чёрт, опять он ничего не может. Он чувствует, как сзади ладони осторожно опускаются на его плечи, и шёпот над ухом, кажется, искренне пытается успокоить: — Тачихара, всё в порядке. Всё плохое уже случилось. Дай мне просто побыть с тобой, я же твой друг. Внутри становится слишком тепло от столь невыносимо простых слов. Возможно, это первый раз, когда он слышит нечто подобное. Официально подтверждение того, что его считают другом, кажется чем-то знаменательным и очень важным. Повернувшись, Мичидзо невольно утыкается носом ему в плечо, пока его медленно гладят по голове, успокаивая как ребёнка. Наверное, это то, что ему нужно прямо сейчас. Просто принять это, перестав думать о том, что он этого не заслуживает. Но почему это даётся так тяжело? Он так отчаянно ошибался, но никто, чёрт возьми, не винит его, наоборот — ему пытаются только помочь: Теруко, возившаяся с его исцелением и после спрятавшая здесь от всех, Сайгику, пришедший, чтобы утешить. Даже Тэтчо, молчаливо принявший просьбу о прочтении записки, хоть и не сумевший выполнить её. Все они — часть его жизни, которую оказалось так больно терять, и он не хотел бы снова чувствовать то опустошение, с которым едва не умер по собственной же вине. Больно поверить, что в их глазах он всё ещё правда заслуживает второго шанса. Уже темнеет, когда в попытке смыть с себя переживания он выходит из душа в футболке и домашних брюках, глядя на Дзёно, одетого, сидящего в позе лотоса на футоне возле обогревателя. Непривычно умиротворяющая картина. Тачихара невольно улыбается и кивает в сторону ванной: — Ты пойдёшь? Сайгику качает головой. — У тебя ведь нет фена. Я не могу ложиться спать с мокрыми волосами. — Правда? Посуши возле обогревателя. — Обойдусь. Я всё равно ходил в душ по дороге сюда. Мичидзо вопросительно поднимает брови, всё ещё понятия не имея, как именно тот добирался и был ли там по дороге фен, но решает не выпытывать, лишь замечает: — Ложись на футоне, я лягу рядом на этих вещах. — Здесь достаточно места. Дзёно поднимается, снимая пиджак. Вздыхает. — Вешалки тоже нет? — В коридоре. — Ложись, я сейчас вернусь. Глядя в полумраке ему в спину, Тачихара сомневается ещё несколько секунд, но всё-таки забирается на футон, ложась с краю, и накрывается одеялом, прикидывая, сколько места должно остаться для Сайгику, обещавшего его согреть. Он снова чувствует, как подступает странное волнение от этих мыслей, но это слишком глупо. Он отворачивается к окну, оставляя место за спиной, и закрывает глаза, пытаясь не думать ни о чём и уж тем более о том, почему чья-то близость может внезапно вызывать столь смешанные чувства. Он пытается убедить себя — в этом нет ничего такого. Нет ни единого повода переживать об этом. Он слышит шаги и после чувствует, как Дзёно ложится рядом, под одеялом, вплотную, задевая его спину плечом. Мичидзо пытается не выдавать столь неуместное волнение, непринуждённо выдыхая: — Спокойной ночи. — Я положу на тебя руку? Он не успевает сообразить, когда его уже обнимают поверх одеяла, и он спиной чувствует грудь Сайгику, кажется, даже через ткань их футболок ощущая плотно пересекающие её бинты. Вновь волнами подступают тревога и чувство вины, ведь всего этого можно было избежать — всего, что случилось в аэропорту, если бы только он был умнее, если бы смог довериться тому, кто бы точно ему помог. Голос Дзёно звучит мягко и негромко над самым ухом: — Твоё сердце как птичка. Всё хорошо? Я не съем тебя, не переживай. Тачихара вздрагивает, чувствуя кожей его дыхание возле шеи. Нервно усмехается: — А я-то думал, съешь. — Прекрати уже думать, — помолчав, добавляет: — Может, не сегодня. — Ну, это успокаивает. Мичидзо приятно ощущать тепло. Возможно, слишком приятно, и он не может перестать думать. Почему он чувствует именно это? Но когда, чёрт возьми, последний раз кто-то обнимал его? Может, в детстве? Может быть, брат мог обнять его именно так, успокаивая после кошмаров, но его прикосновения неминуемо выцвели в памяти спустя столько лет. Время слишком беспощадно стирало то, что ему было дорого. И это вновь чуть не произошло — он чуть всё не потерял, движимый этой глупой геройской самонадеянностью, не сумев защитить тех, кто ему так близок, только больше отгораживаясь от них. Какой же он идиот. — Тачихара? Он вздрагивает, с сожалением выдыхая: — Я что, опять слишком громко думаю? Дзёно касается носом его затылка, крепче прижимаясь грудью к его спине. — Я хочу, чтобы тебе стало лучше. Я должен был раньше уделить этому внимание. Мичидзо глухо вздыхает: — Мы же вроде договорились никого не винить. — Знаю. Но я думаю, это то, что ты должен от меня услышать, — он медлит несколько секунд, дыша рядом с ухом, затем вкрадчиво произносит: — Я лишь хочу, чтобы в будущем этого не повторилось. Чтобы ты знал, что я выслушаю тебя и пойму. Договорились? Тачихаре приятно и больно слышать эти слова. Справляясь с волнением, он говорит только: — Да. Спасибо тебе, — боясь, что голос задрожит, если он скажет что-то ещё. Лёжа неподвижно, он чувствует, как Сайгику прижимается губами к его макушке, всего на мгновение, и мягко шепчет: — Спокойной ночи. Словно ребёнку, которого нужно утешить, укрыв в своих руках после очередного кошмара. И, может быть, это поможет. Может, наконец-то ночь и правда будет спокойной.