Преодоление трудностей

Вечереет, и с террасы уже веет ощутимой прохладой, когда Сайгику, покончив с чаем, спокойно спрашивает: — Покажешь окрестности? Мичидзо кивает, не зная, что ещё им тут делать вдвоём, и предлагает найти для него что-то более тёплое из одежды, но тот отказывается, направляясь к двери. Уже на улице, кутаясь в толстовку, Тачихара признаётся, что сам ещё ни разу не выходил, помня о словах Теруко. Да и не было у него сил никуда идти, но об этом он умалчивает. Дзёно улыбается как-то снисходительно, говоря: — Не переживай об этом. Даже если тут есть волки, думаю, со мной они тебя не съедят. — Волки? — ему всё меньше нравится перспектива отходить далеко от дома. Сайгику усмехается. — Да не волнуйся, нет здесь никаких волков. Они идут по пустырю, и Мичидзо следует немного позади, словно это ему показывают окрестности, и смотрит в спину, пытаясь подобрать какие-то слова, которые будут звучать уместно. Не придумав ничего лучше, он с осторожностью спрашивает: — Как там отряд? Дзёно оборачивается, и у него на лице красноречиво написан ответ, но он лишь выдыхает: — Пока не знаю, будет ли он вообще. Тачихара и сам понимает, что ничего ещё не решено, что после случившегося их судьба была слишком неопределённой. Знал, что Теруко делала всё, чтобы хоть как-то это исправить. Возможно, именно она станет теперь их лидером, если не назначат кого-то извне. Если их в принципе не разошлют по разным подразделениям. Всё это вызывает лишь тяжёлое беспокойство, на которое он не может никак повлиять. Сайгику выглядит куда более уверенным или же просто умеющим более тщательно скрывать опасения по поводу ожидающего их будущего. Вздохнув, он бросает: — Знаешь, что скорее всего случится? — Что? — Думаю, нас понизят, выдав кучу грязной работы. Ловля мелких преступников или охрана госслужащих. Что-то, с чем справится любой курсант, — он кривит губы, брезгливо морщась. — Наконец-то Тэтчо-сан будет на своём месте. Тачихара, не подумав, выпаливает: — Как он там? — помня, каким сосредоточенно-грустным было его лицо, когда он сидел в палате напротив койки Сайгику, кажется, не выходя оттуда целыми сутками. Дзёно вздыхает раздражённо, говоря только: — Я рад, что его тут нет. Мичидзо не знает, почему, но всё-таки замечает: — Думаю, он беспокоится о тебе. — Думаю, волки тут всё же есть. Тачихара останавливается, прислушиваясь, но тут же понимает по довольной ухмылке, что его просто дурачат. Шумно вздыхает, легонько толкая Дзёно в плечо. — Чёрт, не надо специально меня пугать. Тот улыбается. — Ты же в курсе, что волки у нас не водятся? Мичидзо не в курсе и снова чувствует себя глупым, когда Сайгику внезапно устраивает ему мини-лекцию об уже вымершем виде японских волков. — Ладно, ладно, я понял, — они практически подходят к лесу. — Ты же просто пытаешься сменить тему. Дзёно пожимает плечами. — Возможно, тебе не стоило прогуливать школу. Тачихара фыркает: — Как будто ты этого не делал. — Не делал. — Серьёзно? Они останавливаются на краю пустыря у самого леса, оборачиваясь на дом. Сайгику спрашивает, склонив голову: — Ты замёрз? Мичидзо смотрит на его лёгкий пиджак и тонкую рубашку с расстёгнутым воротником, под которым проглядывает край футболки, и непроизвольно ёжится, сильнее натягивая рукава. — Хочешь согреть, что ли? Вместо ответа ему ерошат волосы и поправляют съехавший капюшон. — Пойдём обратно, накормишь меня ужином. Тачихара вздыхает. — Хорошо устроился. Он чувствует странное тепло, имея наконец возможность говорить с ним вот так — вне работы, вне всего, что с ними произошло. Словно они могли бы встретиться в других обстоятельствах, просто став друзьями. И ему тревожно оттого, что он теперь не знает, какое будущее их ждёт. Может, отряд и правда расформируют, отправив их по разным концам страны, и он лишится всего, что всё это время было его жизнью, как лишился своего места в Мафии, к которому уже так привык. Как лишился возможности спасти мир и хоть что-то сделать правильно. — Хватит уже думать, ты делаешь это слишком громко. Мичидзо вздрагивает. — Ну прости, — нагоняет его, когда они уже идут обратно. Помолчав, добавляет, ведомый и беспокойством, и любопытством: — Ну ты же не можешь прям-таки считывать, о чём именно я сейчас думаю? — О светлом будущем. Тачихара усмехается: — Ну почти. Сайгику вдруг замедляется, касаясь его плеча, вынуждая поднять взгляд на его лицо. Серьёзно спрашивает: — Мне же не нужно вновь говорить о том, что ты не должен себя винить? — он делает паузу, чуть улыбаясь. — А то это довольно утомительно. Мичидзо виновато кивает, пытаясь звучать убедительно: — Я понял, правда. Больше не буду. — Очень надеюсь, — Дзёно хлопает его по спине. — Знаешь, что будет ещё утомительнее? После вопросительного хмыканья он продолжает: — Если Теруко станет командиром. Просто представь себе этот ужас, — он морщит нос. — И потом, если нас всё же оставят вместе, ты опять будешь работать под прикрытием в какой-нибудь глуши, пока в Йокогаме не забудут твоё лицо. А к нам, наверно, подошлют ещё и новенького, чтобы Ищеек вновь было пятеро, им же так нравится это число, и он, конечно же, окажется идиотом, от которого у меня будет болеть голова. Тачихара невольно смеётся, представляя эту картину, невинно предполагая: — Может, он будет намного лучше, чем я. Сайгику хмыкает, отвечая совершенно серьёзно: — Это невозможно. И в груди снова сдавливает от чувства вины. Едва ли Мичидзо заслуживал столь хорошего отношения, и он пытается скрыть эти переживания, чтобы вновь не заставить себя утешать. Говорит как можно расслабленнее, спокойнее, словно бы между прочим: — И почему ты так добр ко мне? Всегда было интересно. У Дзёно на лице снова такое выражение, словно спросили что-то очевидное. Он пожимает плечами, говоря: — Просто это ты, какие ещё вопросы. Тачихаре непонятно — он никогда не мог принять, что его существования может быть достаточно, чтобы кому-то нравиться, но решает перевести тему, боясь того странного чувства, что поднимается где-то в глубине сердца. Ему не стоит вестись на него, он просто слишком потерян после всего, что произошло, и не должен цепляться за простую заботу, придавая ей какой-то сакральный смысл. В конце концов, ему сказали не обольщаться, и, прислушиваясь к этому, он говорит о единственном, что приходит в голову: — Знаешь, я всё же рад, что Тэтчо-сан был там с тобой и прочитал тебе мою записку, так что ты можешь даже признать в кои-то веки, что он не так уж и бесполезен. Сайгику издаёт такой звук, как будто подавился, и Мичидзо сразу чувствует, что ляпнул чего-то лишнего, и говорит быстрее, пытаясь исправиться: — Ну, я имею в виду, это здорово, что он передал тебе... И вообще, что вы оба живы, — он сильнее путается в мыслях, глядя на всё более страдальческое лицо Дзёно, и невольно повышает голос: — Я просто боялся за вас всех, вот и всё! — Ты сейчас потеряешь все очки, если продолжишь ставить нас в один ряд. — Ну я не… — К слову, записку мне прочла Теруко. Тачихара застывает, закусывая губу. — Чёрт… Она, наверно, добавила что-нибудь от себя. Сайгику усмехается. — Кто знает. Солнце садится, окрашивая пустырь розоватым светом. Мичидзо оборачивается на лес, ёжась от порыва ветра. К счастью, до дома остаётся совсем немного. Разбираемый любопытством, он продолжает: — Ну и что она сказала тебе? Она знает вообще, что ты здесь? — Нет. — Нет?! — Тачихара, успокойся, ничего такого она не сказала, — он поводит плечом, улыбаясь краем губ. — Назвала твою записку любовным посланием разве что. Мичидзо чувствует, как неуместно вспыхивают щёки. Дзёно усмехается, опуская руку на его плечо: — Я не считаю так, не волнуйся. Но твоё сердце так скачет, что я могу начать сомневаться. Его улыбка как будто бы приобретает всё более издевательские черты, и Тачихара, фыркая, сбрасывает его ладонь, нервно смеясь: — Ой, да пошёл ты. — Куда-куда? Мичидзо прячет лицо под капюшоном, ускоряя шаг, словно мог бы сбежать от самого себя. С какой стати его должны задевать такие замечания? Это же просто шутка. Но в груди странно покалывает, и он не знает, как скрыть это от излишне зоркого слуха, сам не понимая, чего именно он смущается. Но он просто не привык, что о хорошем отношении можно говорить открыто. Привык держать всё в себе, только и делая, что притворяясь кем-то другим, постоянно находясь под прикрытием, боясь заглянуть в самого себя. Сложно избавиться от этой привычки, ему и так тяжело далось написать хоть что-то, но он не мог этого не сделать. Глядя на Дзёно, что уже с мягкой улыбкой, нагоняя, снова касается его плеча, как будто бы извиняясь, он всё-таки верит, что сделал это не зря. Что Сайгику не тот, кто стал бы издеваться над ним на самом деле. Просто в силу характера не мог удержаться от столь привычных попыток задевать других ради развлечения. Ужасная привычка, однако по отношению к Мичидзо проявляющаяся ещё крайне мягко, за что, наверное, стоило быть благодарным. И всё же — он так и знал, что Теруко может сказать что-то вроде этого, и почему-то не мог просто над этим посмеяться, не придавая этому значения. И сейчас ему не хочется, чтобы это странное волнение считывали с его пульса. Слава богу, Дзёно сам переводит тему, устало говоря: — К слову о бесполезности... Надеюсь, Тэтчо-сан опять не ринется искать меня по всей округе, иначе его снова отметелит какая-нибудь малолетка. Тачихара хмыкает, про себя подмечая, что Сайгику такое поведение напарника всё же было наверняка приятно, что бы тот о нём ни говорил, но вовремя одёргивает себя, чтобы не ляпнуть что-то такое вслух. Интересно, каково чувствовать, что кто-то готов превознести тебя выше самой справедливости, даже если на пять минут? Мичидзо молча вздыхает, ощущая, как ладонь Дзёно скользит с плеча и осторожно гладит его по спине. Это, по крайней мере, тоже весьма приятно.