Накарот

***

Мир вокруг Драко медленно растворялся в полусонной неге, словно само пространство стало вязким и мягким, податливо огибая его мысли и чувства. Звуки таверны — звон бокалов, раскатистый смех оборотней, шум разговоров — превратились в ритмичную какофонию, заполнявшую его сознание. Ракия согрела его изнутри, оставляя после себя тягучее тепло, разливающееся по венам. Казалось, время растянулось, будто он парил в невесомости, отдавшись этому новому, непривычному состоянию. Он почти не заметил, как тёплая ладонь Гезима легла на его колено — это прикосновение было настолько лёгким, что поначалу казалось частью этой мягкой, туманной реальности. Но его тело, словно пробуждённое неожиданным толчком, инстинктивно отреагировало. Жар поднялся из глубины груди, пробежал по коже волной беспокойства и странного удовольствия. Драко почувствовал, как его дыхание стало более прерывистым, а пульс — едва заметно ускорился, отдаваясь глухими ударами в висках. Он бросил взгляд на Гезима. На мгновение мир сузился, и всё вокруг потеряло значение. Лицо Гезима оставалось спокойным, но в уголках его губ застыла тень улыбки, как будто он знал, что его прикосновение не осталось незамеченным. Драко не знал, что делать. Ему хотелось отстраниться, но алкоголь растворил все барьеры, оставив лишь чувство странной лёгкости, смешанной с любопытством. Пальцы Гезима оставались на его колене, словно весомое напоминание о том, что сейчас, в этот момент, ничто не имеет значения — ни его страхи, ни его происхождение, ни правила, которые вбивали ему в голову с детства. Драко, сам не зная почему, почувствовал, как его рука медленно движется вниз, пока их пальцы не переплелись под столом. Это произошло само собой, словно было неизбежным продолжением всего происходящего. Их руки сплелись, а мир вокруг, шумный и яркий, вдруг стал тихим и отдалённым, как сон на грани пробуждения. Сердце Драко билось сдавленно, но ровно, как перед прыжком в холодную воду. Жар разливался по телу, и он не мог понять, почему это прикосновение вызывало в нём такое острое ощущение комфорта и свободы. Ему было хорошо здесь, в этом маленьком моменте, который будто выпадал из реальности. Тепло ладони Гезима — живое и сильное — внезапно стало для него якорем в этом расплывающемся мире. Мира рассмеялась, её голос прозвучал негромко, но насмешливо, словно ветер, шуршащий в листьях: — Duket se ka pirë mjaft. (Похоже, ему уже хватит.) Драко услышал её слова как через толстую пелену, будто они не касались его напрямую. Всё вокруг замедлялось, расплываясь в тёплую, успокаивающую мглу. В этом тумане реальность теряла свою чёткость, а чувство тревоги растворялось, как сахар в горячей воде. Осталось лишь ощущение близости — той самой, которая манила и пугала одновременно. Гезим подвинулся ближе, и их колени теперь касались. Остальные оборотни, переговариваясь и смеясь, постепенно отошли к другой группе, оставив их вдвоём за деревянным столом. Пространство вокруг сузилось, став интимным, почти осязаемым. Шум таверны растворился в их тишине, превратившись в далёкий, несвязный фон, где случайные фразы и звон бокалов теряли значение. Гезим чуть наклонился вперёд, и теперь их тела были так близко, что Драко почувствовал, как тёплое дыхание оборотня на мгновение коснулось его щеки. Эта близость не тревожила, не внушала желания отстраниться. Напротив, она обволакивала, манила чем-то неуловимым, обещая покой, которого Драко давно не знал. — Ты в порядке? — мягко спросил Гезим, его глаза, тёплые и внимательные, словно пытались заглянуть в самую душу Драко. Драко, забывшись, лишь кивнул, чувствуя, как на губах расплывается ленивое подобие улыбки. Его голова слегка кружилась, но в этом головокружении было что-то сладкое, почти упоительное. Он поднял взгляд на Гезима, и в этот момент всё внутри него казалось правильным, естественным. — Да, — прошептал он, голос дрожал, но не от страха. — Чувствую себя… отлично. Таверна, люди, смех — всё это превратилось в туманное эхо далёкого мира, из которого они словно выпали. Драко позволил себе расслабиться, почувствовать, как алкоголь расползается по телу, делая каждое движение медленным, словно в воде. Голова кружилась мягко, не угрожающе, а приглушённо, как музыка, уносящая в полусон. Он ощущал свободу, непривычную и обволакивающую, как тёплый плед в зимний вечер. Все барьеры, которые годами держали его под контролем, исчезли, и он позволил себе потеряться в этом мгновении. Впервые за долгое время ему не нужно было быть Драко Малфоем — наследником, сыном Люциуса, кем-то ожидаемым и предсказуемым. Он мог просто быть. Быть собой, быть рядом с тем, кто сидит напротив, — без мыслей о завтрашнем дне, без страха осуждения. И, возможно, именно это было тем, чего он искал всё это время. Его взгляд всё чаще задерживался на Гезиме, на каждом изгибе его плеч, рельефе грудных мышц, сильных руках, что казались созданными для того, чтобы удерживать что угодно — даже кого угодно. Драко опустил взгляд и затем снова посмотрел на Гезима. — Каким спортом ты занимаешься? — голос Драко был тихим, почти шёпотом, но в нём звучала некая детская нотка восхищения. — У тебя такие… — он замялся на секунду, словно пытаясь найти подходящее слово, — накаченные мышцы. Он знал, что говорит полную чепуху, но это казалось правильным. Он не мог оторвать взгляд от Гезима, который выглядел ещё более внушительно в полумраке таверны. Каждый изгиб его тела, каждый мускул казались почти скульптурными, и Драко, несмотря на лёгкое опьянение, осознавал своё влечение, которое всё глубже распускалось внутри него, как дикая лоза. Гезим усмехнулся, чуть прищурив глаза, наслаждаясь вниманием. Он слегка подвинулся вперёд, словно позволяя Драко ещё лучше рассмотреть его. — Я строитель, — спокойно произнёс Гезим, его голос звучал низко, с лёгким оттенком удовольствия. — Таскаю груз, вот и мышцы растут. Драко, слегка покраснев, жадно кивнул. Он заметил, как сердце ускорилось, а взгляд был прикован к каждому движению Гезима. — А я… играю в квиддич, — произнёс он медленно, словно слова пробивались сквозь густой туман. — Но я должен быть лёгким. Я ловец. Гезим снова ухмыльнулся, его тёмные глаза блеснули, когда он придвинулся ещё ближе. Близость стала почти осязаемой, ощутимой до дрожи. — Ловец? — его голос стал ниже, почти бархатным. — Значит, ты ловкий. — Очень, — выпалил юноша, не сдержав нервного смешка. — И гибкий. «О, Мерлин, что я несу?» — мелькнула паническая мысль, но смущение его не настигло. Вместо стыда пришло странное облегчение, будто все внутренние преграды рухнули. Это ощущение было почти сладким. Ему вдруг стало всё равно, как прозвучали эти слова. Более того, ему это понравилось. Это было освобождение. Не нужно было контролировать себя, и эта мысль приносила нечто большее, чем просто облегчение — странное, незнакомое удовлетворение. Гезим молчал, его глаза стали ещё темнее, изучая собеседника с такой внимательностью, что тот почувствовал, как его сердце снова ускорило ритм. Взгляд оборотня блуждал по лицу, словно изучая каждую его деталь. Близость становилась почти невыносимой, их тела находились так близко, что любой жест мог бы легко стать чем-то большим. Драко чувствовал, как алкоголь разрушает все его внутренние барьеры, оставляя одно лишь желание. Желание чего-то запретного, опасного и в то же время манящего. Он не мог больше контролировать свои мысли или поступки, но в этот момент ему это и не нужно было. Его взгляд снова скользнул по сильным рукам Гезима, которые, казалось, могли сломать и защитить одновременно. Он знал, что флиртует, и это ощущение приносило странное удовлетворение, словно он поддавался чему-то давно забытому, давно подавленному. Гезим наклонился, и его дыхание обожгло шею юноши, заставив его непроизвольно вздрогнуть. Это было странное, пугающее удовольствие — как будто та грань, которую он всегда старался не пересекать, вдруг перестала существовать. — Ты так вкусно пахнешь, — прошептал оборотень, его голос был тихим и низким, словно это был секрет, который он хотел оставить только между ними. — Никогда ещё не чувствовал такого запаха от других. Он так влечёт меня, что я не могу ему сопротивляться. Драко не смог сдержать тихий смешок, но на этот раз он звучал так, будто в нём скрывалось что-то большее. Ракия развязывала его мысли, ломала барьеры. Он знал, что должен был остановиться, но в глубине души ему не хотелось. Это было приятно. Это было правильно. — Ты уже говорил это, — произнёс он с ленивой улыбкой, пытаясь удержать остатки контроля. Его голос дрогнул, в нём зазвучала едва уловимая дрожь. — Так как же я пахну, Гезим? Гезим приблизился к его шее, проведя носом вдоль ключицы, словно стараясь зацепить невидимую нить между ними, натянуть её до предела. Он молчал несколько секунд, как будто не хотел спешить с ответом, наслаждаясь моментом. — Я не знаю, как это описать, — прошептал он наконец, и в его словах слышалась какая-то завораживающая искренность. — Это как вкус чего-то запретного. Чего-то, чего нельзя коснуться, но от этого ещё сильнее хочется. Юноша почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло, вспыхнуло странным жаром. Его тело откликалось на каждое движение Гезима, на каждое прикосновение, словно он ждал этого всю жизнь. Этот момент был одновременно непонятным и неизбежным, как медленный обвал, который невозможно остановить. — Может, ты просто плохо стараешься, — пробормотал Драко, его голос был низким, почти насмешливым, но в нём сквозила тень вызова. Он слегка повернул голову, чтобы встретиться взглядом с Гезимом. Оборотень улыбнулся, и в этом взгляде было что-то необъяснимо волнующее — эта улыбка была медленной, тягучей, как ночь, в которую вплетается ожидание грозы. Он наклонился ещё ближе, их лица теперь разделяли всего несколько дюймов, и Драко почувствовал, как дыхание оборотня обожгло его губы. — Значит, мне стоит стараться лучше? — прошептал он, приближаясь так близко, что их губы почти соприкоснулись. Драко замер. Его сердце билось в груди так громко, что, казалось, Гезим мог это услышать. Он хотел что-то сказать, но слова застряли где-то между разумом и чувством. — Может быть, — едва слышно прошептал он, дыхание сбилось, а голос дрогнул от желания, которое поднималось в нём, как неукротимая волна. — Ты ведь хочешь узнать? Гезим молча обвил его талию рукой, сильной и уверенной, и Драко почувствовал, как его притягивают ближе. От этого прикосновения его мысли стали ещё более расплывчатыми, как будто весь мир сжался до их двоих. Он не сопротивлялся — не хотел сопротивляться. Хотел только одного: чтобы этот момент длился как можно дольше. — Мы можем узнать это вместе, — прошептал Гезим, его голос был низким и глубоким, будто обещанием чего-то неизведанного. Он скользнул губами к самому уху Драко, оставляя едва ощутимое прикосновение, от которого все мысли разлетелись прахом. Драко задрожал, но это была дрожь не от холода, а от невыносимого жара, который разливался по его телу. Это было слишком много и слишком мало одновременно. Он жаждал этого момента, жаждал того, что скрывалось за ним. — Знаешь… у нас весь вечер впереди, — прошептал оборотень, оставляя в воздухе лёгкое прикосновение дыхания, и в этот момент весь мир перестал существовать. Были только они двое — два силуэта, два чужака, которые нашли друг друга в этой странной, пьяной ночи. Гезим наклонился ближе, и пространство между ними сгустилось, словно воздух наполнился густой, тяжёлой энергией, пропитанной электричеством скрытого желания. Драко чувствовал, как его сердце уходит в бешеный ритм, словно пытаясь вырваться из груди. Он знал, что вот-вот произойдёт что-то необратимое, что-то, что изменит его навсегда. В нём боролись страх и предвкушение, но под всем этим жила готовность сдаться полностью. Когда губы Гезима мягко коснулись его, мир вокруг остановился. Это был момент, словно застывший во времени, когда всё остальное растворилось в тени их поцелуя. Первое прикосновение принесло с собой ощущение жгучего жара, словно огонь, проникающий в каждый нерв. Губы Гезима, шершавые и тёплые, впивались в губы Драко с уверенностью, которой тот всю жизнь завидовал. Этот поцелуй не был робким исследованием — это было погружение в глубокую, жгучую страсть, которая захватывала его и не оставляла места сомнениям. Руки Гезима мягко обвили шею Драко, притягивая его ближе, и юноша не смог сдержать тихий стон, который сорвался с губ в тот миг, когда их языки встретились. Он чувствовал, как его губы приоткрывались, подчиняясь внутреннему порыву, отвечая на этот страстный призыв. Поцелуй становился насыщеннее, словно каждый момент, каждая секунда добавляла ещё больше глубины и желания. В этом не было страха или колебаний — только чистое, бесхитростное принятие своих чувств. Это было освобождение. Горячее дыхание Гезима, его сильные руки, плотно прижимающие Драко к себе — всё это приводило тело юноши в дрожь. Пальцы Драко дрожали, пока он прикасался к мускулам на плечах и шее оборотня, ощущая под тёплой кожей силу и мощь, которые пьянили не меньше, чем ракия. Вкус поцелуя был терпким и сложным, смесью солоноватого пота, ракии и чего-то необъяснимо тёплого, словно сама природа была вплетена в этот момент. С каждым новым прикосновением его тело горело, каждая клеточка отзывалась на близость, и всё, что он знал о себе раньше, рушилось. В этом поцелуе не было ни малейшего намёка на опасение, ни следа стыда. Он ощущал каждую шероховатость губ Гезима, каждый вдох, каждый их поворот, и это было настоящим откровением. В этом моменте не было ожиданий рода или наследия, не было его отца или зова семьи — только он сам, такой, каким он хотел быть. Он почувствовал, как в нём ломаются барьеры, как всё, что сдерживало его раньше, отпускает, позволяя испытать свободу. Это было исследование не только другого человека, но и самого себя. Гезим стал точкой истины — человеком, с которым Драко мог позволить себе быть настоящим, без масок и притворства. Их тела встретились с силой, и его внутренний огонь, подпитываемый страстью и желанием, наконец нашёл выход. Лёгкая эйфория, наполнившая Драко, в одно мгновение рассыпалась, словно хрупкий фарфор, брошенный на камень. Он едва успел ощутить жар Гезима, как внезапный рывок за плечо вырвал его из этого мгновения. Рывок был таким резким и безжалостным, что он пошатнулся, ноги подогнулись, и мир вокруг покачнулся, как зыбкая поверхность воды. Перед ним стоял Лорд — лицо его, столь хладнокровное обычно, сейчас казалось заострённым от ярости, словно сам гнев вылепил каждую черту. Молодой облик Волдеморта в этот момент выглядел особенно страшным, искажённый смесью подавляемого негодования и разочарования. Его глаза — те самые глаза, которые обычно смотрели мимо, как будто мир был для него просто шахматной доской, — теперь были заострёны и полны презрения. Этот взгляд обжигал, лишая Драко последних крупиц уверенности. — Мы уходим, — коротко бросил он, и его голос разрезал воздух как ледяное лезвие. Драко почувствовал, как его рука попала в железный захват. Пальцы лорда обвили запястье с такой силой, что Драко не смог бы вырваться, даже если бы хотел. Но сопротивления не было. В затуманенном сознании смешались алкогольный туман, смятение и остатки нежности, которую он ощутил всего минуту назад. Он попытался обернуться к горцу и его друзьям, ноги не слушались, как будто он шёл по зыбучим пескам. Губы непослушно разлепились, и он, не сумев удержаться, нащупал прощальные слова: — Mirupafshim! (Пока!) Голос юноши прозвучал странно — натянуто и пьяно, но в нём всё ещё ощущалась отчаянная попытка ухватиться за миг свободы, который только что был у него в руках. Он хотел, чтобы его услышали, чтобы этот момент остался в памяти хоть на секунду дольше. Но как только он произнёс это слово, Волдеморт резко дёрнул его к себе, и мир вновь качнулся. Малфой едва удержался на ногах, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости и выпитого. Таверна осталась позади, её шумные голоса стихли, поглощённые прохладным ночным воздухом. Темный Лорд тянул его за собой, крепко сжимая руку, не обращая внимания на шаткие шаги. Он вёл его сквозь узкие улочки деревни, и его гнев ощущался в каждом движении — словно натянутая струна, готовая лопнуть. Малфой чувствовал, как сердце колотится в груди, словно барабан, и в нём смешивались самые разные эмоции: страх, стыд, раздражение и, как ни странно, чувство возбуждения. Он не знал, что именно злило Волдеморта больше — его близость с Гезимом или тот факт, что он позволил себе расслабиться. Но теперь это уже не имело значения. Всё, что оставалось, — это беспрекословное подчинение воле Темного Лорда, которую он не осмеливался оспорить. Они шли в тишине, и только звук шагов нарушал ночной покой. Вскоре они остановились в узком переулке, скрытом от посторонних глаз. Месяц скрывался за облаками, и лишь слабый свет фонаря пробивался через ветви деревьев, отбрасывая размытые тени на стены домов. Малфой, запыхавшись, не сразу понял, когда его резко дёрнули за плечо, заставляя повернуться лицом к своему лидеру. Он чуть не потерял равновесие. Тёмные, острые глаза Волдеморта пристально изучали его, и юноша почувствовал, как ноги стали ещё слабее — не только от выпитого, но и от осознания того, что сейчас последует разнос. — Сколько ты выпил? — голос Темного Лорда был тихим, но в нём звенела напряжённость. Пальцы грубо сжали подбородок Малфоя, заставляя его поднять голову и посмотреть в глаза. Юноша попытался сфокусироваться на лице перед ним, но взгляд всё ещё расплывался. — Я… не знаю… не так уж много, — пробормотал он, пытаясь удержаться на ногах, ощущая, как всё плывёт в голове. — Не так уж много? — Волдеморт прищурился, его голос стал более резким. — Стоило оставить тебя одного на несколько часов, как ты напился и полез своим языком в глотку к оборотню. Ты хоть понимаешь, что поставил под угрозу всю нашу миссию? Юноша слегка покачнулся, но Лорд удержал его, сжимая за плечо с такой силой, что он застонал. — Ты хоть что-нибудь слышал из того, что я тебе говорил? Для ковена важна чистота. А что бы с тобой случилось, если бы меня не было поблизости? Ты хоть понимаешь, во что ты мог вляпаться? Слова Волдеморта резали по нервам Малфоя, его голос был напоен ядом, в каждом слове ощущались смесь презрения и разочарования, словно перед ним был не больше чем бесполезный ученик, за которым нужно следить каждую секунду. Пьяный разум Драко не мог полностью постигнуть смысла всех упрёков, но он чувствовал тон — тот самый, который поражал его, как острый нож. Где-то глубоко внутри вспыхнуло чувство протеста. — Почему Вы… всегда… такой строгий со мной? — его голос был слабым и запинающимся, но он осмелился задать вопрос, который давно мучил его, но который он никогда не решился бы произнести в трезвом состоянии. Темный Лорд замер. В его глазах промелькнуло что-то неясное, чего юноша не мог определить — может, удивление или шок. На мгновение тот словно потерял свою неприступную уверенность, а затем снова обрел её, сжав губы в тонкую линию. — А каким мне, по-твоему, нужно быть? — тихо, но угрожающе произнёс он, в голосе звучала лёгкая растерянность. Малфой прижался к нему, положив руку на грудь Лорда, и попытался удержаться на ногах, но пьяное тело не слушалось. Он наклонился вперёд, его лоб прижался к плечу Волдеморта, и они оба покачнулись назад, ударившись о холодную каменную стену позади. — Почему Вы не можете… быть со мной… ласковее? — пробормотал он, его слова звучали как пьяный бред, но внутри него жило настоящее чувство, бурлящее под покровом алкоголя и давно подавленных эмоций. Темный Лорд застыл. Он не знал, как реагировать на этот порыв, не знал, что делать с этими словами, которые казались абсолютно иррациональными. Он привык к подчинению, к безукоризненному контролю над своими людьми. Он заставлял их трепетать перед собой, подавлял любое сопротивление. Но вот перед ним стоял Малфой, которого он всегда считал своим инструментом, своим последователем, а сейчас тот задавал вопросы, которых Лорд не ожидал услышать. — Ласковее? — прошептал Волдеморт, его голос был напряжённым, а пальцы непроизвольно сжались на плечах юноши. — Ты забыл, кто я? Ты — мой подчинённый, и ты должен исполнять мои приказы, а не… — он замолк, как будто сам не знал, как закончить свою мысль. Но Малфой не отступал. Алкоголь дал ему ту смелость, которой он никогда бы не обрёл в трезвом состоянии. Он слабо улыбнулся, его лоб всё ещё касался груди Лорда. Волдеморт стоял неподвижно, наблюдая за пьяным юношей, который тяжело дышал, опираясь на его плечо. Лорд почувствовал лёгкий прилив раздражения — всё это было абсурдом. Снова и снова он позволял этому мальчишке втянуть его в моменты странных откровений, в хаос, лишённый логики. И всё же он не отстранялся. Малфой поднял голову, его взгляд был затуманенным, но удивительно проницательным. В серых глазах читалось что-то, что не поддавалось разуму: смесь желания, тоски и упрямства. — К той официантке Вы были добры, — пробормотал Драко, его голос дрогнул, отражая едва сдерживаемое раздражение. — А я, между прочим, тоже могу Вам плюнуть в еду. Волдеморт приподнял бровь, его тонкая усмешка на миг смягчила мраморную холодность лица. — Ты не посмеешь, — произнёс он лениво, словно с уверенностью в том, что знает каждую слабость Драко лучше него самого. Юноша прищурился, в его взгляде мелькнул детский вызов, смешанный с горьким упрямством. Алкогольный туман кружил в его голове, развеивая все те границы, которые он так отчаянно пытался поддерживать перед этим человеком. Его губы дрогнули в легкой улыбке, обманчиво мягкой. — Почему бы и нет? — прошептал он, его голос затих почти до шёпота, но именно в этом шёпоте крылась вся его дерзость. Драко наклонился ближе, и между ними повисла натянутая, почти болезненная близость. Его тело словно само двигалось вперёд, ведомое каким-то запретным влечением. Каждый вдох Лорда ощущался близким, интимным, как раскалённый уголь на коже. Драко заметил, как взгляд Волдеморта скользнул по его лицу, короткий, едва уловимый момент изучения, как если бы он пытался понять, что именно творится внутри этого мальчика, который в своё пьяное состояние решил играть с огнём. Но Лорд не отстранился. Его лицо оставалось таким же спокойным, как поверхность озера в безветренную ночь. В этом молчании было что-то странное — не безразличие, но готовность позволить моменту развернуться до конца. Драко вдохнул глубже, его сердце билось в ритме, который казался чужим, неровным, будто в такт новой мелодии, которую он только начинал понимать. Он чувствовал себя так, словно висел на краю чего-то огромного, неясного, но уже не мог — и не хотел — отступать. Он провёл кончиком пальца по манжете рубашки Лорда, жестом, который был одновременно невинным и вызывающим. — Почему Вы оказались таким красивым? Это просто не честно, — голос Драко звучал тихо, как шёпот, полный трепета и неосознанного удивления. В его глазах светилось неприкрытое восхищение, смешанное с детской растерянностью. Он смотрел на Лорда так, как смотрят на что-то, что невозможно понять, но отчаянно хочется разгадать. Эти слова пронзили Лорда, словно неожиданное лезвие. Не похоже на лестные признания, к которым он давно привык. В них не было намеренной лести или искусного восхищения. Только чистая, искренняя растерянность, будто Драко сам не мог понять, почему задаёт этот вопрос. Лорд с трудом мог отвести взгляд от его лица — слишком честного, слишком открытого в этот момент. — Вы соблазнили меня, — продолжил Драко, его голос предательски дрогнул, и в этих словах была правда, которую юноша, кажется, осознавал только теперь. Он говорил это с такой простотой, будто раскрывал самую сокровенную тайну, о которой раньше боялся даже подумать. Лорд шагнул назад, его лицо оставалось маской невозмутимости, но внутри что-то сдвинулось. Его разум пытался успокоить себя, отмахнуться от слов как от пьяного бреда. Но было что-то в голосе Драко, в той странной смеси смущения и решимости, что заставляло его насторожиться. Этот мальчишка был слишком уверен в том, что говорил, и это беспокоило Лорда сильнее, чем он ожидал. — Любая красота временна, — произнёс Лорд, его голос прозвучал с холодной отстранённостью, словно он старался отогнать мысли, которые не имели права на существование. — Завтра ты будешь думать иначе. Но Драко лишь покачал головой, на его губах заиграла едва заметная, нежная улыбка. Она была лишена обычного сарказма или надменности — в этой улыбке была только юношеская уверенность, почти невинная. — Это неважно, — прошептал Драко, делая шаг вперёд. — Какой бы облик Вы не приняли, я всё равно увижу Вас. Мир вокруг них замер. Лорд ощутил лёгкий трепет внутри, не имеющий отношения ни к гневу, ни к страху — это было нечто новое, странное и пугающее. Неприкрытая искренность Драко захватила его врасплох. Что-то внутри него дрогнуло, и он замер, чувствуя, как слова юноши, странным образом, обнажили то, что он давно пытался похоронить глубоко в себе. — А кто говорил, что у меня ужасный характер, что выгляжу я тоже ужасно и что я — чудовище? — Волдеморт слегка наклонил голову, и его тонкая усмешка блеснула мимолетным, ядовитым огоньком. — Не припомню, чтобы за всё время нашего общения ты хоть раз сказал мне что-то приятное. Драко, шатаясь, сделал шаг в сторону, и мир перед ним слегка закачался. Его глаза лихорадочно блестели, в них мелькал свет какой-то безумной свободы, той, что приходит с усталостью и вином, когда всё кажется одновременно бессмысленным и остро до боли важным. Он запрокинул голову и хрипло рассмеялся — коротким, почти детским хихиканьем, которому не место в этом разговоре, но которое никак не удавалось сдержать. — Я не силён в комплиментах, — выдохнул он, в голосе скользнула капля лукавства. Голова его склонилась набок, волосы рассыпались по лбу, и взгляд стал странно мягким, почти нежным, будто бы он сейчас говорил с кем-то близким, кого больше нет. Лорд Волдеморт молчал, изучая Драко. От его взгляда невозможно было укрыться — он видел сквозь светлую кожу молодого Малфоя до самого сердца, слышал каждую неуверенность, каждый сбой в дыхании, каждую отчаянную попытку казаться сильным. Но ему не нужно было больше давить. В этот момент Драко сам был открыт и обнажён, как тот, кто бежал слишком далеко и теперь, наконец, упал. Волдеморт позволил себе короткий смешок, лёгкий, но острый, как острие кинжала. — У тебя ужасный вкус, — произнёс он тихо, как будто больше для себя, но в его голосе слышался мягкий оттенок сарказма, почти как... развлечение. — Вероятно, это из-за твоей молодости и отсутствия опыта. Драко остановился, чувствуя, как эти слова проскользнули под кожу, как холодные капли воды. Но ему было всё равно. "Ужасный вкус?" — где-то в глубине его пьяного сознания это даже казалось комплиментом, каким-то странным признанием. Он сделал неуверенный жест рукой, будто пытаясь сбросить с себя этот разговор, как пыль с рукава мантии. — Возможно, — ответил он, его голос теперь звучал ровнее, глубже, с той неожиданной уверенностью, которая приходит только в моменты, когда уже нечего терять. — Но мне всё равно. Он замер, чувствуя, как ночной воздух впивается в кожу, как огонь внутри гаснет, оставляя лишь легкую горечь. Волдеморт не ответил сразу, но в его глазах мелькнуло что-то странное — миг, тонкий как паутина, который Драко не смог прочесть. Волдеморт смотрел на него так, словно изучал диковинный артефакт, который до конца так и не смог понять. Ночь окутывала их, оставляя только шёпот листьев и глухие шаги на пыльной тропе. Малфой прижимался к Лорду, чувствуя, что вся его усталость и опьянение нашли успокоение в этом странном мгновении. Он ощущал тепло его тела, регулярный ритм дыхания и мерное биение сердца, что убаюкивало, создавая иллюзию, будто больше ничего не имеет значения. Волдеморт не убирал рук, позволяя Драко стоять рядом, прижиматься к нему, словно к якорю в разбалансированном мире. В этих мимолетных прикосновениях, лишенных расчёта и привычной сдержанности, было что-то почти интимное. Малфой вдруг подумал, что мог бы стоять так вечно — в этом странном покое, без мыслей о будущем, без тревог, которые всегда преследовали его. Темный Лорд наконец нарушил молчание, его голос был ровным, но с едва уловимой ноткой раздражения: — Мы должны идти. Юноша неохотно приподнял голову, его взгляд был затуманенным от алкоголя. — Не думаю, что я в состоянии, Милорд, — произнёс он с наигранной серьёзностью, хотя губы подрагивали от смеха. — Давайте просто останемся здесь. Волдеморт тяжело вздохнул, его терпение было на пределе, но и в этом было что-то почти смиренное, как у человека, который привык к непредсказуемым выходкам мальчишки. — Иногда мне кажется, что Фати послали тебя мне в наказание за все мои прегрешения, — его голос звучал устало и словно вкрадчиво, но без злобы. — Возьми себя в руки и идём. Он крепче обнял юношу за талию, прижав к своему боку, и потянул его за собой в сторону лесной тропы. Малфой, вялый и обмякший от выпивки, едва передвигал ноги, его шаги были неуклюжими и запоздалыми, словно он вот-вот мог упасть, если бы Лорд ослабил хватку. Но это забавляло Драко. Каждое его неверное движение казалось ему таким абсурдным, что он не мог удержаться от улыбки. В этом было что-то невыносимо смешное. Он хихикнул про себя, прижимаясь к Лорду, словно делая его частью своей нелепой игры. «Я напился, и теперь Тёмный Лорд тащит меня домой. Когда вернусь, обязательно расскажу об этом Блейзу,» — подумал он, с трудом подавляя смех. Но в этот момент они проходили мимо низкого деревянного загона, и взгляд Драко Малфоя, словно зацепившись за что-то в густой тьме, замер. Там, среди обглоданных досок и запаха влажной земли, едва различимое движение притянуло его внимание, как необъяснимая примета или знак судьбы. В его сознание внезапно ворвалась мысль — странная, нелогичная и неуместная, но она вспыхнула так ярко, что он не смог её игнорировать. Его тело действовало быстрее разума: он резко остановился и вырвался из хватки Тёмного Лорда, как человек, очнувшийся от дурного сна. — Милорд, стойте! — его голос взлетел неожиданно громко, разрезая безмолвие деревенской ночи. Словно само небо дрогнуло от его крика, и в ответ где-то вдалеке завыла собака. Ночной воздух мгновенно стал тяжелее, и ощущение опасности повисло в тишине, как скрытая угроза. Волдеморт обернулся, его взгляд блеснул в полумраке — ледяной, отстранённый, полон внутреннего раздражения, как у хищника, который терпит дерзость своей жертвы лишь ради собственных, неведомых причин. Линия его тонких губ чуть дрогнула, но он сдержался. — В чём дело? — его голос прозвучал глухо, как удар в пустую металлическую раковину, каждый звук точен, безжалостен. Драко выпрямился, глядя на загон с такой серьёзностью, будто там, за этими гнилыми досками, скрывалось нечто священное, нечто способное изменить всё. Его руки дрожали — то ли от холода, то ли от выпитого. Глаза блестели воспалённым блеском, пьяная горячка придавала его лицу странное выражение: смесь рвения, отчаяния и детской уязвимости. — Это коза, — произнёс он наконец, голосом полным глубокой убеждённости, словно произнёс истину, давно открывшуюся ему одному. Волдеморт медленно поднял бровь, не сразу понимая, что именно в этом странном заявлении заслуживало такого внимания. — И что с того? — его слова были резкими, как хлестнувший бич, но в них проскользнуло что-то едва уловимое: отголосок усталости или, может быть, лёгкая насмешка над самим собой. — Её собираются принести в жертву, — произнёс Драко с нарастающим волнением, словно это было последним важным делом в его жизни. Он говорил так, будто от этой козы зависела их судьба, будто она была чем-то большим, чем просто животным. Его дыхание сбивалось, а голос звенел, как струна на грани разрыва. — Мы должны спасти её. На мгновение воцарилась тишина. Волдеморт смотрел на него с выражением, в котором смешались недоумение и скрытое раздражение. Губы его дёрнулись, едва заметная усмешка вспыхнула и тут же погасла, как угасающий огонёк. Он стоял перед Драко, как человек, внезапно оказавшийся в центре абсурдного спектакля, в котором он не желал участвовать. — Зачем? — спросил он наконец, его голос звучал тихо, но в этой тишине таилось что-то беспощадное. Этот вопрос прозвучал так, будто Волдеморт в последний раз надеялся услышать от Драко хоть крупицу здравого смысла, что-то, что могло оправдать этот нелепый порыв. Но Драко уже не слушал. Его взгляд прилип к маленькой козе за деревянной оградой, как будто в ней скрывалась разгадка всех тайн мира. В этом взгляде было что-то детское, неукротимое, совершенно неприемлемое для логики и здравого смысла — как будто юноша, отбросив все приличия и границы, решил, что должен вмешаться, чтобы спасти это никчёмное, но важное существо. Пьяная дрожь от волнения и алкоголя пробегала по его телу. Его дыхание стало тяжёлым, не от физической нагрузки, а от той внутренней убеждённости, которая приходит в минуты отчаяния. — Они не имеют права. Она ни в чём не виновата, — шептал он с таким глухим надрывом, будто речь шла не о козе, а о нём самом. Его голос дрожал от подавленной обиды — за всех, кого осудили несправедливо, за тех, кто страдает без причины, за него самого, утратившего контроль над собственной жизнью. Словно в спасении этой козы он искал искупление, какой-то глупый акт милосердия, который компенсировал бы все ошибки. Волдеморт стоял неподвижно, как статуя, опершись спиной о стену, его лицо оставалось гладким и бесстрастным, но в глазах мелькнула тень растерянности. Всё это походило на какой-то абсурдный сон, который он вынужден был досмотреть до конца. Он чувствовал, как это странное рвение Драко захватывает его, затягивает, как вихрь, но вместо раздражения в нём родилось нечто иное — лёгкое, едва уловимое чувство развлечения. Драко, с его сумбурным юношеским упрямством, был настолько нелеп, что переставал быть скучным. Малфой, решительно покачнувшись, взялся обеими руками за верхнюю часть ограды и, спотыкаясь, перелез через неё. — Не бойся, милая, я спасу тебя, — бормотал он, словно коза могла понять и оценить этот патетический жест. Его пальцы соскальзывали с верёвки, узел был крепким, а пьяные руки не слушались. Он тихо ругался себе под нос и, не сдаваясь, продолжал возиться с верёвками, точно это была последняя задача, которую ему предстояло выполнить в жизни. Коза дёргала головой и блеяла, её копыта царапали землю в неуверенном протесте. Драко, пошатываясь, прижимался к ней, гладя грязную шерсть. — Тише, тише, всё будет хорошо... — его голос звучал сбивчиво, как колыбельная, исполненная человеком, который сам в отчаянии нуждался в утешении. Коза встряхивала головой с упрямством, не уступающим воле самого Малфоя. Этот абсурдный поединок между юношей и животным выглядел как крошечный миф о спасении, разыгранный на тёмной сцене ночи. Волдеморт сложил руки на груди, его фигура растворялась в тенях, как будто он был не более чем отражением своего прежнего, величественного "я". В этом подростке было столько хаоса, что Лорду, привыкшему к контролю и расчёту, оставалось только наблюдать. Его лицо застыло в выражении хладнокровного смирения — не усталости, но какого-то почти философского принятия этой нелепой реальности. Возможно, именно поэтому Драко всё ещё был жив: его абсурдность забавляла Волдеморта, словно что-то настолько чуждое злу, что уничтожить это казалось лишённым смысла. Тишину нарушил хруст шагов. Из густой тьмы, словно нарисованный грубым мазком, появился Фенрир Грейбэк. Он шагал, тяжёлый и ленивый, словно сам воздух отступал перед ним. В зубах у него тлела сигарета, а в глазах горело привычное, затянутое скукой выражение, с которым он, казалось, смотрел на всё в этом мире. — Что здесь происходит? — его голос раздался низко и протяжно, как медленный рык, от которого даже козе стало не по себе. Он остановился и, прищурившись, перевёл взгляд с Волдеморта на Драко, который, охваченный священным рвением, продолжал бороться с непокорным узлом. Волдеморт даже не повернул головы, его взгляд оставался прикован к Драко, который, наконец развязав тугой узел, прилагал отчаянные усилия, чтобы уговорить козу покинуть загон. Юноша, шатаясь, говорил с ней полушёпотом, как будто животное способно понять сложность моральной дилеммы, которую он для себя придумал. В его жестах была смесь растерянности и упрямства, как у человека, решившего на спор спасти мир, но внезапно столкнувшегося с тем, что мир вовсе не просил спасения. — Он крадёт козу, — невозмутимо сообщил Волдеморт, его голос был ровным и почти домашним, как если бы он констатировал, что завтра пойдёт дождь. — Но завтра мы её вернём. Фенрир, стоявший рядом, медленно приподнял бровь, словно этот момент потребовал от него особого размышления. В его глазах не было удивления, только тихий интерес — как у зверя, лениво наблюдающего за нелепыми движениями своей добычи. — Красть коз? Это теперь часть вашей миссии? — в его голосе прозвучала насмешка, но без явной злобы, словно он нашёл в этом нелепом эпизоде что-то едва ли не очаровательное. Волдеморт позволил себе тонкую улыбку, такую же эфемерную, как дым, растворяющийся в ночном воздухе. — Боюсь, мальчик имеет свои представления о героизме. Фенрир фыркнул и вытащил из кармана помятую пачку сигарет. — Курите? Волдеморт задумчиво посмотрел на предложенную сигарету. — Давно не курил, — произнёс он. Слегка помедлив, он взял сигарету с грацией человека, который знает цену каждому движению. Фенрир чиркнул спичкой совершенно по-магловски, и Волдеморт затянулся, выпуская в прохладный воздух серый дым с выражением, в котором читалось неожиданное удовольствие. Они стояли рядом, окутанные ночной тишиной, наблюдая, как Драко продолжает уговаривать упрямую козу. Юноша наклонялся к её голове, гладил грубую шерсть, нашёптывал слова, как будто в них заключалась тайная магия, способная освободить животное. Коза, казалось, совершенно не оценивала его усилий: она только дёргала головой, упиралась всеми четырьмя копытами, а из её горла вырывались протяжные, жалобные звуки, которые, вероятно, были ответом на пьяную попытку спасти её от судьбы, о которой она даже не подозревала. Драко пошатнулся, выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Ну же, пожалуйста... — голос его звучал умоляюще, как будто это было не просто животное, а последняя возможность что-то исправить в этой нелепой ночи. Он даже на мгновение задумался о том, чтобы поднять козу на руки и вынести её сам. Но стоило ему попытаться приподнять животное, как он тут же понял, что его пьяные силы не выдержат. Руки ослабли, и он выпустил козу, бессильно выругавшись под нос. Фенрир наблюдал за этим со скрытым весельем, прикуривая новую сигарету. — Забавный паренёк, — произнёс он лениво, с кривоватой ухмылкой. — Никогда не думал, что магическая аристократия развлекается подобным образом. Волдеморт молчал. Его мысли витали где-то далеко, словно дым от сигареты, медленно растворяющийся в ночи. В глазах Лорда отражалось что-то странное, почти меланхоличное, как если бы он видел в этом юноше нелепую, но бесстрашную искру жизни, которой давно не находил в окружающем мире. Фенрир, смахнув пепел с конца сигареты, продолжил с ленивой уверенностью, будто это был очередной, ничем не примечательный день из его долгой жизни: — Ребятам сказал, что завтра возвращаемся в Англию. Они готовы. Волдеморт медленно кивнул, словно этот факт был для него не более чем механическим подтверждением давно спланированного события. Всё уже решено, всё идёт своим чередом, как неизбежное течение реки. — Отправляйтесь прямиком в Малфой-мэнор. Беллатриса объяснит вам все детали. Фенрир затянулся, его глаза слегка сузились, и он с интересом посмотрел на Волдеморта через тонкую дымку, словно пытался найти в его словах скрытый смысл. — А Тёмный Лорд сейчас там? — в голосе прозвучала неприкрытая задумчивость, как у человека, который хочет узнать больше, чем ему положено. Волдеморт сделал паузу, едва заметно замер, прежде чем ответить, его слова прозвучали почти невзначай, как несущественный комментарий о погоде: — Тёмный Лорд сейчас в отъезде. Он вернётся только в следующем месяце. Фенрир кивнул, словно услышал истину, которая не подлежит обсуждению. В его кивке читалось почтение, примирённость с тем фактом, что у Тёмного Лорда всегда есть свой план, и ему никогда не стоит задавать лишних вопросов. Он снова затянулся, выпустив густую струю дыма в прохладный воздух, и сцена снова наполнилась тихим безмолвием — той странной, тягучей тишиной, которая бывает только между двумя людьми, давно уставшими от слов. Всё это время юноша продолжал свою миссию спасения. Его движения стали ещё более хаотичными, коза брыкалась, а он всё ещё пытался ухватиться за её рога, тянул, что-то бормотал. Картина была одновременно абсурдной и трогательной, но Волдеморт наблюдал за этим с холодным спокойствием, словно это была обычная сцена из его вечной жизни. Ночь разлилась вокруг них, как чернильное море, обрамлённое мягкими серебристыми штрихами звёзд, которые светились с редкой яркостью. Холодный воздух был наполнен ароматами мокрой земли и ветра, принесшего с собой запах далёких сосен. Волдеморт стоял неподвижно, словно высеченный из тени, и медленно выпустил дым, глядя в небо. Его глаза были устремлены на звёзды, но не в поисках ответов или пророчеств. Это был взгляд человека, неожиданно оказавшегося лицом к лицу с чем-то прекрасным, что его не требовало и не ждало. Высоко в темноте он легко нашёл созвездие Дракона. Звёзды соединялись в извивающийся контур, похожий на змею, охраняющую что-то древнее и неразгаданное. Это зрелище, как ни странно, его успокаивало. В этом мерцающем узоре не было ни амбиций, ни ненависти, ни вечной борьбы за власть — только бесконечное, непринуждённое существование. Волдеморт почувствовал странное облегчение от того, что звёзды сияли именно здесь, в этой дикой албанской ночи, будто тьма в этих местах сама по себе была достаточно чиста, чтобы отпустить свет без остатка. Он глубоко вдохнул, и дым сигареты на миг наполнил его лёгкие, как давно забытое воспоминание. Это было простое удовольствие, почти невинное в своей краткости. Он долго не позволял себе подобных слабостей. — Никогда не замечал, какие здесь яркие звёзды, — неожиданно для самого себя произнёс он. Его голос звучал тихо, почти сонно, как будто он вслух прокручивал мысль, пришедшую в голову случайно. Фенрир, стоявший рядом, лениво выдохнул дым и перевёл взгляд с неба на Волдеморта. Его улыбка была чуть насмешливой, но беззлобной, как у человека, который внезапно понял что-то любопытное. — Не думал, что Вы романтик, мистер Реддл. — Я тоже не думал, — почти задумчиво произнёс Волдеморт, словно говорил с самим собой. В его голосе не было ни гнева, ни раздражения, которые всегда сопровождали его присутствие. Наоборот, в его словах слышалась лёгкая, почти теплая усталость — усталость, не связанная с битвами или планами, но с осознанием самой человеческой природы, которую он давно подавил в себе. В этот момент всё вокруг стало удивительно ясным и тихим. Ночь разливалась мягким светом звёзд, лес дышал спокойствием, а странная сцена с юношей и козой — нелепая, но трогательная — казалась частью чего-то большего, как если бы мир наконец нашёл свой странный порядок. Волдеморт ощутил тишину, которой давно не знал. Тишину, где не было места неуёмным амбициям, страху или планам. Только звёзды, земля под ногами и мальчишка, лежащий в траве, потерявшийся в своих желаниях и мечтах. Темный Лорд стоял неподвижно, вдыхая ночной воздух, и наблюдал, как исчезает в темноте дым его сигареты. На мгновение ему показалось, что весь этот момент — звёзды, смех юноши, аромат табака — собрался в единое целое, даря нечто непостижимо чистое.

***

Драко почувствовал, как под ним прогнулась мягкая постель, когда его аккуратно опустили на пуховые подушки. Сознание ещё плавало в тумане выпитого, но прикосновение прохладных простыней вернуло ему хоть какую-то ясность. Он резко открыл глаза и тут же встретился взглядом с Тёмным Лордом, который стоял над ним, собираясь отойти в тень палатки. Всё закружилось в его голове — миг осознания, тихий восторг. «Он нёс меня на руках.» Эта мысль пронзила Драко с таким острым сожалением, словно он потерял что-то бесценное. Почему он позволил себе упустить этот момент? Почему он не чувствовал его рук, не видел его лица, склонившегося над ним? Волдеморт сделал шаг в сторону, но юноша, неожиданно для самого себя, крепко ухватил его за запястье. Пальцы, хоть и дрожали, цеплялись настойчиво, как ребёнок, который боится остаться один. — Милорд… Не уходите. — Голос Драко был тихим, дрожащим, полным мольбы, которую он уже не мог скрыть. Тёмный Лорд слегка нахмурился, глядя на мальчика, который лежал перед ним, обессиленный и уязвимый, с расфокусированным взглядом. — Ты пьян, Драко. Тебе нужно спать. Но Драко, словно не услышав, продолжал держать его руку, притягивая её ближе к себе, как будто это был единственный якорь в этом зыбком состоянии полубреда и ясности. — Побудьте рядом. Ещё немного. Прошу Вас. В его словах была беспомощная, почти детская мольба, и Волдеморт, почувствовав странное утомление, словно поддаваясь неизбежности, сел на край кровати. Он провёл свободной рукой по лицу, как будто пытаясь стряхнуть с себя дневные заботы. Тяжёлый день оставил на нём невидимый след, и сейчас он, против воли, сдавался на милость этой минутной слабости, позволив Драко тянуть его к себе. Юноша всё ещё держал его за руку, притянув её ближе, пока наконец не прижал её к своей щеке, словно этот простой жест мог утолить его внутреннюю жажду. В этом моменте было что-то мучительно прекрасное: Драко ощущал тепло чужой ладони на своём лице и чувствовал, как невероятное спокойствие разливается по его телу. Он закрыл глаза, удерживая этот момент, словно боялся, что всё рассыплется, если он ослабит хватку. — Милорд, — шептал он, как в забытьи. — Милорд… Полусонный и затуманенный ракией, он чувствовал, как его губы едва касаются холодной, но живой кожи Волдеморта. Он начал с осторожного прикосновения — лёгкого, как дуновение ветра, — целуя каждый палец его руки, словно это было сокровище, которое следовало бережно лелеять. На этих поцелуях было что-то почти священное, и в каждом из них он ощущал трепет, который волнами разливался по его телу. Его сердце билось глухо и неровно, а пальцы слегка дрожали, когда он скользил ими по костяшкам руки Лорда, ощущая каждый изгиб, каждую выпуклость под своими губами. Драко казалось, что каждый поцелуй открывал в нём новую сторону, ту, которую он всю жизнь боялся признать. Он ощущал вкус его кожи — чуть солоноватый, с привкусом горечи, который, однако, казался ему удивительно приятным. — Милорд, — шептал он снова и снова, будто заклинание, будто это слово обладало силой удержать Лорда рядом, не дать ему исчезнуть в своей ледяной отрешённости. Его губы вновь прикоснулись к ладони, а затем начали подниматься выше, к запястью, ощущая, как под кожей пульсирует кровь. Каждый поцелуй был медленным, будто он хотел запомнить этот момент навсегда, и его дыхание становилось всё глубже, почти учащённым. Волдеморт не двигался, как будто его застигли врасплох, но вместо того чтобы оттолкнуть мальчишку, он лишь наблюдал за ним, безмолвно, словно пытался осознать, что именно в этом действии его так притягивает. Возможно, его останавливала редкая, почти незнакомая искренность этого момента — момент, в котором не было ни интриг, ни хитростей, ни лжи. Он позволял этому случиться, сидел неподвижно, как статуя, боясь, что любое движение разрушит этот хрупкий момент близости. В какой-то момент Драко стал смелее. Он обвил шею Лорда, прижался ближе, чувствуя, как его собственное тело напрягается от каждого нового прикосновения. Его горячее дыхание коснулось кожи, оставляя тёплые следы на холодной, как мрамор, шее Волдеморта. Губы юноши двигались медленно, оставляя лёгкие поцелуи, которые становились всё более уверенными. Его дыхание, горячее и прерывистое, касалось кожи Лорда, оставляя влажные следы. Лёгкие поцелуи оставляли почти невидимые следы на шее и подбородке, но для Драко это было нечто большее — это было исследование, изучение того, что он так долго желал, но не смел даже представить. Его губы задерживались на каждом участке кожи, вдыхая тонкий аромат, смешанный с легким привкусом пепла от сигареты, которой касался Лорд ранее. Этот запах волновал его, пробуждая в нём что-то почти первобытное. Он чувствовал, как его собственное сердце начинало биться быстрее, и это волнение отражалось в каждом его движении. Губы дрожали, но не останавливались, продолжая своё медленное движение вдоль линии челюсти, ощущая шероховатость кожи и едва заметную щетину. — Милорд… Не уходите. Пожалуйста, не оставляйте меня, — Драко прошептал снова, его голос звучал глухо и чуть дрожал. Он знал, что с каждым произнесением он приближался всё ближе к запретной черте, но уже не мог остановиться. Его пальцы крепче обвили шею Лорда, как будто боялись потерять этот момент. Дыхание юноши становилось всё более прерывистым, грудь то поднималась, то опадала, а губы, наконец, нашли линию подбородка Волдеморта, медленно, почти торжественно, поднялись к его губам, останавливаясь на мгновение, словно в ожидании разрешения. Волдеморт попытался было что-то сказать, но его голос был тихим и странно вялым. — Хватит, Драко… Это ничего не значит. Но его слова не имели силы, и даже сам он казался неуверенным в том, хочет ли, чтобы юноша его услышал. Драко ощущал это, и это только разжигало его ещё больше. И вот в следующую секунду их губы встретились. Драко осторожно коснулся Тёмного Лорда, словно он исследовал границу между реальностью и мечтой. Это первое прикосновение было мягким, словно шёлк, но в то же время насыщенным — каждая клетка его тела тянулась к этому моменту, словно он искал этот миг всю свою жизнь. Лёгкая шероховатость губ Волдеморта, сухость и привкус соли, смешанный с табаком, были терпкими и неожиданными, но удивительно приятными. Это был вкус чего-то запретного, первобытного и необратимого, словно шаг в неизведанное, на который он давно решился, но всё же боялся сделать. Тёмный Лорд оставался неподвижен, как скала, его тело не выдавало ни малейшего движения, и Драко не был уверен, стоит ли ему продолжать. Но когда он почувствовал, что Волдеморт не отстраняется, что его губы медленно раскрываются навстречу, внутри юноши что-то изменилось. Барьеры, которые он так долго строил вокруг себя, рухнули в одно мгновение, словно лёд, ломающийся под весом весеннего солнца. Драко начал двигаться увереннее, его губы прижались к губам Лорда, а язык с осторожностью скользнул вдоль линии губ, прося разрешения проникнуть глубже. Когда он получил ответ — лёгкое, едва заметное движение губ навстречу, — поцелуй стал более глубоким, насыщенным и настойчивым. Драко ощущал, как дыхание Волдеморта становится тяжёлым, его грудь медленно поднимается и опускается, придавая моменту нечто невыразимо интимное. Их дыхания переплетались, горячие и прерывистые, как будто ритмы их тел начали находить друг в друге отклик. Это было больше, чем просто страсть — это было жаждущее притяжение, что-то глубоко личное и необратимое, то, что невозможно объяснить словами. Губы Драко двигались настойчиво, с неумолимой уверенностью, словно волны, накатывающие на берег, смывая все страхи и сомнения, что были прежде. Его язык проникал вглубь рта Лорда, встречая сопротивление, которое вскоре уступило. Драко почувствовал, как Волдеморт не просто позволяет, но и отвечает, как его язык движется навстречу, встречая его. Это было как столкновение двух стихий — огня и льда, жизни и смерти. Поцелуй становился жёстче, более отчаянным, и с каждым мгновением жар в теле Драко разгорался всё сильнее, затмевая разум. Вкус поцелуя менялся: от терпкости табака к чему-то более мягкому, почти сладкому, как послевкусие тёплого мёда в прохладную ночь. Их языки сплетались, и это прикосновение было подобно разряду молнии, который пронзил его сердце, наполняя всё тело необузданной энергией. Драко чувствовал, как каждый нерв откликается на это прикосновение, как его тело сжимается и тут же расслабляется, подчиняясь воле этого мгновения. Пальцы юноши начали медленно скользить по шее Лорда, ощупывая каждый изгиб, каждую линию, как будто они были созданы для того, чтобы исследовать, чувствовать, познавать. Его пальцы, дрожа, прошли по линии челюсти и зарылись в волосы на затылке Волдеморта, притягивая его ближе, требуя продолжения. Он чувствовал, как под его пальцами напрягаются мышцы Лорда, но тот не сопротивлялся. Губы Волдеморта отвечали на этот поцелуй с той сдержанной нежностью, которая поражала своей глубиной. Он не сопротивлялся, но и не бросался в омут с головой — он был здесь, в этом моменте, весь, без остатка, словно изучал каждое движение Драко, запоминая каждую его дрожь. Драко ощущал эту борьбу, эту неуловимую грань между ответом и отстранённостью, и именно это делало поцелуй таким особенным. Он чувствовал, как Лорд борется с самим собой, как его тело сдерживает импульс, но всё же отвечает, словно позволяя себе на мгновение забыть обо всех барьерах. Это было ощущение полной капитуляции, которое заставляло сердце Драко биться быстрее, словно он нарушал запрет, словно он был свидетелем чего-то по-настоящему великого и пугающего. Он понимал, что этот момент не повторится, что это — нечто разовое, мимолётное, но сейчас это было неважно. Пальцы юноши, ощупывая шею Лорда, словно говорили о принятии, о желании быть рядом, хотя бы на этот короткий миг. Этот поцелуй был не просто выражением страсти — это была попытка соединить две противоположности, найти в них общее, позволить себе быть тем, кем он никогда не мог быть. — Тебе не следовало бы этого делать, — прошептал Волдеморт, его голос был тихим и ровным, но без прежней остроты. В нём звучало что-то странно усталое и отстранённое. — Мне всё равно, — ответил Драко, его губы задержались на горьком уголке рта Лорда, и от этого прикосновения его сердце колотилось с такой силой, что он чувствовал, как оно сотрясает всё его тело. — Я хочу быть с Вами. Сейчас. Волдеморт замер, всматриваясь в лицо юноши, словно пытаясь уловить в его глазах ответ на вопрос, который сам себе ещё не задал. Малфой видел, как в этом взгляде промелькнула тень сомнения — мгновение, когда неуязвимость Тёмного Лорда дала крохотную трещину. — Твоё желание — лишь пьяный порыв, — произнёс он, но голос дрогнул на мгновение, выдавая растерянность. — Завтра ты об этом пожалеешь. — Я никогда не пожалею, — прошептал Драко с неожиданной уверенностью, сжимая пальцами ворот его рубашки, не позволяя отстраниться. Это была последняя надежда, последняя попытка удержать неуловимый момент, который, казалось, вот-вот растает, как утренний иней. Глаза Драко были полны невыразимого блаженства и трепета, а внутри впервые царила абсолютная ясность: в этом мгновении всё было правильно, словно звезды на небесах выстроились в идеальную гармонию. — И прошу, Вы тоже не жалейте об этом. Тёмный Лорд не отстранился. Его пальцы, едва заметно дрогнувшие на затылке юноши, погрузились в мягкие пряди волос, сдавливая их с осторожностью. Он позволил себе поддаться этому моменту — не как победитель, а как тот, кто на мгновение нашёл убежище в слабости, которую всегда отвергал. Тени усталости и равнодушия исчезли из его глаз, оставив лишь тихую, почти болезненную мягкость, которую он никогда не позволял себе испытывать. *Созвездие Дракона - символизирует борьбу, защиту и трансформацию. В мифах оно связано с драконом Ладоном, который охранял золотые яблоки, представляя испытание на пути к знанию. Как циркумполярное созвездие, оно видно круглый год, напоминая, что внутренние вызовы требуют постоянной осознанности. Его извивающаяся форма символизирует путь героя, где преодоление трудностей ведёт к мудрости и обновлению. Дракон отражает баланс хаоса и порядка, являясь хранителем и испытанием одновременно.