Точка схода

      Вдох за выдохом он поверхностно дышал и, смотря в потолок пустым рассредоточенным взглядом, желал, чтобы земля разверзлась под его ногами и поглотила целиком. Киришима расспрашивал Мидорию об Оджиро, и расстроенные голоса некоторых одноклассников просачивались в его уши. На грудь будто опустили камень, но тяжести не было — он ощущал лишь пустоту. Время текло незаметно до тех пор, пока на его плечо не опустилась чья-то твёрдая рука, крепко сжимая.       Каминари наконец моргнул и сфокусировал взгляд, мазнув глазами по окружению: рядом остались разговаривающие между собой Киришима и Бакуго, а рука принадлежала Тодороки. По первому впечатлению Тодороки смотрел на него с безразличным выражением лица, но складка между бровей выдавала его волнение. Каминари выжал из себя совсем скромную улыбку. Он должен был сделать хотя бы это, потому что Тодороки не следует думать о нём во время второго этапа экзамена. Хватка на его плече ослабла. Рот Тодороки приоткрылся, чтобы что-то произнести, но вместо этого он отвлёкся на что-то позади головы Каминари.       — Йоараши, — тихо произнёс Тодороки.       Каминари вяло повернул голову; помимо хмурого Йоараши к ним направлялось ещё несколько студентов из Шикецу — каждая голова покрывалась форменной фуражкой их академии.       — Бакуго. — Студент, полностью усеянный шерстью, вышел вперёд остальных.       — А? Чё надо?       — Парень по имени Шишикура нашёл тебя?       Бакуго скрестил руки у груди.       — Ага, и чё теперь? — с резкостью спросил он.       Каминари заметил, что хмурость на лице Йоараши усилилась. Ему стало не по себе. Шишикура называл Йоараши по имени и считал его своим другом. Каминари собственноручно выбил из экзамена Шишикуру. Станет ли теперь Йоараши дальше общаться с Каминари, или он решит, что Каминари не стоит того?       — Подозреваю, что он вёл себя ужасно, — тем временем ответил студент, усеянный шерстью.       — И это ещё мягко сказано, — заключил Киришима, поджав губы, на что студент моментально склонился в небольшом поклоне и выпрямился.       — Я, Мора Нагамаса, как его староста приношу свои искренние извинения.       Почему сегодня все кланяются? Хоть это и не было обращено в сторону Каминари, он всё ещё не мог выкинуть из головы поклон лбом в асфальт от Йоараши. В Каминари так же поднялся вялый интерес к тому, каким шампунем пользуется Мора, староста из Шикецу, раз его шерсть выглядит такой мягкой, прямо как у Оджиро и у Шишиды, студента 1-Б класса. Не будь Каминари человеком, совершившим убийство, он бы запросто завёл диалог, однако теперь ему нужно было насильно запирать свой рот при незнакомцах; он не знал, чем могут кончится его словоизлияния.       — Честь академии Шикецу не должна была быть запятнана инцидентом, который наверняка принёс вам немало проблем, — продолжал Мора, смотря одним видимым глазом через шерсть на лице. — Шишикура решителен и резок, он также имеет склонность навязывать всем свои ценности. Узнав о твоей популярности, которую ты, Бакуго, обрёл во время спортивного фестиваля, он не находил себе места, считая, что ты недостоин называться героем… Эм, ещё раз прошу прощения. Мы рассчитываем на хорошие отношения с академией Юэй.       Всё это время Бакуго с недоумённым видом выслушивал слова старосты из Шикецу, но под конец он насмешливо фыркнул.       — Хорошие отношения между Шикецу и Юэй? Это вряд ли зависит от меня, — ответил Бакуго.       — Что ты имеешь в виду? — склонив голову, спросил Мора.       — Не тому человеку в уши жужжишь, патлатый. — Бакуго кивнул в сторону Каминари, и студенты из Шикецу сосредоточили свои взгляды на нём.       Похвально, конечно, что Бакуго встал на защиту Каминари, но отчего-то Каминари не ощущал ни капельки благодарности. Быть в центре внимания — это не то, чего он хотел.       — Всё нормально, — сказал Каминари, смиренно вздыхая.       Первым пришёл в чувство Йоараши:       — Чёрт! — наполовину гневно, наполовину отчаянно вырвалось из него. — Я идиот, я должен был знать, что ты тоже под прицелом! —Йоараши выпятил грудь и сделал шумный вдох через рот, заговорив: — Каминари, прости моего друга! Приношу свои-       — Пожалей свой лоб, — строго остановил его Тодороки, и Йоараши из полупоклона выпрямился, приняв виноватый вид, будто его только что отчитал родитель. — Каминари навалял Шишикуре, так что всё в порядке.       Тодороки искоса глянул на Каминари, как бы проверяя его.       — Не заморачивайтесь, — быстро добавил Каминари, видя, что Мора подходит ближе. Шишикура не первый и не последний, подумал Каминари, но вслух сказал: — Правда, всё норм. — Каминари был измучен; он хотел, чтобы разговор закончился как можно быстрее, так что он выдавил из себя полуулыбку и вложил в свои слова как можно больше уверенности. — Юэй и Шикецу — дружба на века!       Мора прищурился на него видимым глазом из-под шерсти и, несмотря на все попытки Каминари убедить, так или иначе спросил:       — Всё точно в порядке?       — Точно-точно, — отмахнулся Каминари, храня на лице полуулыбку.       Мора не выглядел убеждённым, как и Йоараши, пристально следящий за Каминари. Оба, видимо, сдались и поэтому не стали задавать вопросы. Вместо этого Мора сказал:       — Хорошо, что Шишикура пал именно от твоих рук. Ему это пойдёт на пользу. — Рядом стоящий с ним Йоараши закивал, словно лапка манеки-неко. — Пожалуйста, извини за всё то, что он сделал. И-       Прозвучал гудок, экран на стене загорелся.       — А вот и второй этап экзамена. — Каминари поспешно встал со скамьи. — Всё норм, так что-       — Так что разговор закончен, ушлёпки, — вклинился Бакуго и растолкал студентов из Шикецу, направляясь вперёд вместе с Киришимой.       — Ещё раз прошу прощения, — напоследок сказал Мора, и Каминари показал ему большой палец вверх, прежде чем Тодороки потянул его к стекающимся в центр помещения студентам. Каминари было немного жаль Мору, который был вынужден извиниться перед ним как человек, взявший на себя роль ответственного. Люди не должны извиняться перед Каминари, ведь он прекрасно знает, что натворил.       — Что ж, поздравляю, сто человек прошли первый этап экзамена, — протянул Мэра сквозь динамики. На экране появилось изображение уже знакомой боевой зоны, однако она видоизменилась спустя несколько секунд: многоэтажки, скалы, промышленная площадка, мост и водопад взорвались. Камера запечатлела падающие обломки под впечатлённые вздохи студентов. — Предположим, что у каждого из вас есть временная лицензия. Перед вами — последствия техногенной катастрофы, и вы — её очевидцы. Второй этап экзамена станет проверкой ваших способностей в условиях спасательной операции.       — Там люди? — пробормотал Шоджи.       На экране среди разрушений появились старики и дети, после чего из всех уголков помещения послышались обеспокоенные восклицания. Но пояснение не заставило себя долго ждать; Мэра объяснил, что среди обломков находятся специально-обученные контролёры. Помимо того, что контролёры будут следить за ходом экзамена, они так же будут изображать из себя пострадавших.       — Злодеи совершили террористическую атаку, — продолжил Мэра. — Всё лежит в руинах, обвалившиеся здания причинили вред многим людям. Дороги повреждены, машины скорой помощи не могут пробиться к людям. Пока медиков нет, вы должны оказать как можно больше помощи пострадавшим. Вы должны их спасти. Хотя бы одного…       Стены помещения, в котором были заключены студенты, раскрылись в разные стороны и с шумом упали, повторяя «расширение» из первого этапа экзамена. Пронзительный гудок обозначил начало экзамена, и студенты бросились кто куда.       — Завершите экзамен как можно быстрее… — напоследок сказал Мэра, и Каминари по инерции последовал за 1-А классом.       Обломки многоэтажек и торчащие куски асфальта покрывали каждый кусок земли, битое стекло, издавая щелчки, хрустело под ногами студентов.       Каминари хотел отдалиться от класса 1-А, как только представится возможность. У него болела голова от мыслей о том, что своим присутствием он напряжёт бывших одноклассников; он так или иначе замечал некоторые их реакции, и особенно его задела реакция Асуи. Очевидно, она не сказала ему и слова, но её выражение лица, которое невольно заметил Каминари, было наполнено оттенками враждебности. Это выдавало её истинные чувства — она была зла из-за того, что Оджиро не прошёл экзамен. Каминари ощущал себя пристыженным и хотел спрятаться от Асуи.       Он решил пробежать со студентами ещё немного, прежде чем справляться в одиночку. Как раз тогда, когда Каминари нашёл глазами путь и отдалился от класса несколькими шагами, прозвучал голос Ашидо:       — Мидория, в чём дело?       Это заставило Каминари остановится и посмотреть на Мидорию.       — Детский плач, — ответила Джиро за него, её наушные разъёмы витали в воздухе.       Каминари прислушался: кто-то действительно плакал навзрыд, но он не мог понять, отчего это звучит так странно.       — Поспешим! — сказал Мидория, и класс 1-А побежал за ним. Каминари немного помялся на месте, но вскоре последовал за остальными. Как бы сильно ему ни хотелось уйти, он считал побег глупой затеей, когда кто-то прямо сейчас нуждался в помощи. Даже если это было в рамках экзамена.       Они достигли подножия обломков; внизу, среди поломанных арматуры и труб, рыдал вовсе не ребёнок, а низкого роста мужчина. Он заливался драматичными слезами.       — Спасите! Моего папу завалило обломками! — вскричал лжеребёнок, плача детским карикатурным голосом; он протёр щёки от слёз и размазал на лице фальшивую кровь.       — Ах! Это очень плохо! — тут же ответил Мидория и, спрыгнув вниз вместе с остальными, подбежал к мужчине. — Где он?       Каминари так и остался на возвышении из обломков, наблюдая со стороны. Для одного «пострадавшего» было итак слишком много народу. Лжеребёнок задрал голову, чтобы посмотреть на Мидорию с явным раздражением на лице.       — Какое к чёрту «где он»?! МИНУС БАЛЛЫ!!! — грубо закричал мужчина, отчего Мидория проблеял что-то неразборчивое в ответ. — Во-первых, почему ты не побеспокоился о моём самочувствии?! А то, как именно я дышу, не показалось тебе странным?! А что насчёт крови на моём лице?! Если ты хочешь получить лицензию, то умей оценивать состояние пострадавшего! Это самое главное!..       Каминари, сглотнув, резко отступил назад, пока остальные были заняты кричащим мужчиной. По неясной причине его мысли застыли, а по рукам пробежала дрожь. Мужчина в виде ребёнка всё ещё отчитывал студентов, но до Каминари доходили лишь обрывки фраз, и тогда, когда он закрыл глаза и испустил из себя долгий успокаивающий выдох, он понял, почему его тело так отреагировало.       Развалины и общая суматоха вызвали в Каминари чувство незащищённости. И хотя вокруг были только студенты про-герои, сердце Каминари всё равно ускорило свой ритм, а мысли закрутились в воронку. Ему казалось, что злодеи вот-вот выпрыгнут из развалившихся многоэтажек. Это было слишком похоже на тренировочный лагерь и его последствия после нападения Лиги. Синее пламя превратило лес в обугленную древесину и чёрный пепел. Каминари вспомнил молящего о помощи Коту, который оттаскивал бессознательную Эри за подмышки от языков токсичного тумана. Поддельная кровь на лице лжеребёнка напомнила ему о травмированном Шинсо, чьё лицо и волосы были окровавлены после падения на камень незадолго до того, как он сразился с Мускулом.       Вдох. Выдох.       Каминари приложил пальцы к вискам и потёр их, стараясь успокоиться, но из-за того, что он был слишком напряжён, несколько искр электричества случайно вырвались из кончиков пальцев. И в это мгновенье он ощутил что-то, чему не мог дать названия. Короткий спазм накатил на него, как молния, и Каминари резко распахнул глаза. Его взгляд прояснился, слух стал острым, мышцы тела мгновенно расслабились, а тяжёлые мысли утихли. Каминари готов был присвистнуть. Он не ожидал, что ему удастся так быстро успокоиться. Почему раньше он не тёр виски?       Вдох. Выдох. Неважно.       Каминари увидел, что Мидория, сжав лжеребёнка в руках, покидал место разрушения. Хорошо, это хорошо, одного человека спасли. Чем больше людей будет спасено, тем лучше. Каминари не хотел повторения тренировочного лагеря. Каминари не хотел, чтобы кто-то пострадал.       Ему нужно спасти людей. Он сосредоточился на этой задаче довольно быстро, его мозг перешёл на скорость света. Ранее лжеребёнок кричал о своём папе, которого завалило обломками, и сейчас Каминари понял, что все студенты 1-А класса забыли об этом из-за того, что мужчина, выйдя из роли ребёнка, попросту отвлёк их своими резкими замечаниями.       Джиро и Шоджи, активировав причуды, направляли одноклассников в разные стороны, где были пострадавшие, издающие те или иные звуки о помощи. Но если фальшивого папу завалило обломками, мог ли он прикинуться человеком без сознания? Несмотря на то, что Джиро и Шоджи довольно умело пользовались своими причудами, контролёр мог сейчас дышать как не травмированный человек. Его дыхание могло быть спутано с дыханием одного из студентов.       Область, где ранее был лжеребёнок, уже опустела, и Каминари спустился вниз. Лжепапа где-то поблизости, иначе было бы нелогично, если бы он находился за пару километров от своего ребёнка. Каминари подошёл к развалившейся многоэтажке и начал вглядываться в окна, ища человека, которого там могло бы и не быть. Но ему не давала покоя мысль о том, что экзамен может оказаться куда сложнее и контролёр втихаря прячется где-то здесь.       Но чтобы оказаться внутри обломков, контролёр изначально должен был каким-то способом влезть в здание. Каминари отошёл немного назад, чтобы увидеть общую картину, и обнаружил, что во втором оконном ряде было окно, где стекло почти полностью отсутствовало — лишь в верхнем уголке оказался небольшой осколок. В это окно можно влезть с помощью торчащей из земли арматуры, и Каминари сделал это.       Он приземлился на слегка скошенный пол в одной из комнат, обнаруживая, что экзаменаторы очень хорошо постарались воссоздать реальную картинку не только снаружи, но и внутри. Один из кухонных шкафчиков слетел с петель и валялся на полу между стульями, с других попадала посуда; тут и там валялись осколки керамики — ранее это были тарелки и кружки. Из крана капала вода в раковину, а из раковины на пол. Вода пропитала несколько упавших с крючков полотенец. Каминари обогнул свалившийся холодильник и решил осмотреть остальные комнаты. Две спальни и коридор были так же оборудованы различными вещами для воссоздания реальности, а в гостиной даже нашлись телевизор и приставка. Однако лжепапы не нашлось ни в одном из помещений. Каминари немного приуныл и подумал, что ошибся в своих доводах, поэтому хотел направиться обратно на кухню и вылезть через окно. Но, выйдя из гостиной в коридор, он заметил слегка приоткрытую дверь, ведущую в подъезд.       Он медленно распахнул дверь. В подъезде было темно, поэтому Каминари использовал небольшой поток электричества на ладони, чтобы подсветить область.       — Здесь есть кто-нибудь? — тихонько спросил Каминари, вглядываясь во мрак. Несколько мгновений тишины почти убедили Каминари в том, что он не прав, однако раздался еле слышный стон.       На этот раз Каминари превратил себя в лампочку, заискрившись всем телом. Он увеличил обзор и обнаружил, что одна из стен была разрушена.       — Помогите! — позвал мужской голос из-под обломков стены, и Каминари тотчас же отреагировал:       — Я здесь, я спасу вас! — Он аккуратно, но быстро, достиг обломков и заметил торчащую оттуда верхнюю часть тела мужчины. Лицо пострадавшего всего секунду выглядело облегчённым, но тут же приобрело испуганный вид.       — Мой сын! Я искал своего сына, но на меня упала стена, и я потерял сознание!       Лжепапа.        Каминари опустился на колени и приложил руку ко лбу мужчины.       — Ваш сын в порядке. Я видел, как его доставляли на станцию первой помощи! — уверял Каминари, выдавливая из себя улыбку.       — О, какое облегчение…       — Я проверил вашу температуру, она в норме! А это значит, что у вас нет переломов, и я могу свободно высвободить вас из-под обломков. Звучит круто, да?       Когда лжепапа кивнул, Каминари убрал руку с его лба. Мужчина поторопил Каминари, сказав, что хочет быстрее встретится со своим сыном. Поэтому Каминари начал избавлять нижнюю часть тела мужчины от кусков разрушенной стены. И тогда, когда всё было убрано, Каминари помог встать мужчине, но тот покачнулся на месте и издал стон, заваливаясь в бок. Каминари быстро просунул руку за спину мужчины, поддерживая его.       — Ах! Кажется, я подвернул лодыжку…       Естественно, лодыжка была в норме, но Каминари принял правила игры.       — Я стану вашей палкой для ходьбы, не переживайте! Просто обопритесь на меня!       Каминари повёл лжепапу в квартиру и, дойдя до окна в кухне, с помощью которого он сюда попал, он понял, что очень сильно сглупил. Как пострадавший с подвёрнутой лодыжкой выберется наружу с высоты второго этажа? Торчащая арматура выглядела не очень надёжной для человека с травмированной ногой.       — Эм, посидите пожалуйста вот тут, я сейчас! — Каминари усадил мужчину на поваленный холодильник и выглянул в окно, ища кого-то из студентов. В поле зрения людей не было, так что Каминари крикнул: — Эй, есть кто-нибудь? Человеку нужна помощь! АУ!       У себя за спиной Каминари услышал тихий всхлип, а когда он обернулся, то увидел, что лжепапа плачет.       — Никто нас не спасёт! Мы умрём здесь! А-А-А!       Реакция мужчины точно была предпосылкой к панической атаке. Каминари подскочил к нему и мягко схватил его за плечи, тут же начиная его успокаивать.       — С нами всё будет в порядке, уверяю вас! Вы обязательно встретитесь со своим сыном!       — А если нет? — всхлипнул мужчина. — А если-       — Так-так-так, ну что вы, не нагнетайте, всё будет круто! Просто дайте мне ещё раз крикнуть из окна! Или, может быть, хотите покричать вместе со мной? Тогда вместо того, чтобы думать о скорой кончине, вы потренируете свои лёгкие! Это очень полезный навык — иметь большой объём лёгких! Знаете, когда мне было двенадцать…       Каминари забалтывал мужчину до тех пор, пока тот не сменил взволнованное выражение лица на ошарашенное и не согласился с идеей тоже покричать из окна. Так что меньше, чем через минуту, Каминари и лжепапа надрывали свои лёгкие, и это окупилось. Несколько студентов, услышав крики, с разных сторон подбежали к зданию, и вскоре чья-то причуда создала движущуюся платформу, с помощью которой Каминари, став опорой для лжепапы, спустился вниз. Как только Каминари выпустил лжепапу из хватки, двое из трёх подбежавших студентов окружили пострадавшего. Один из них наложил шину к подвёрнутой лодыжке, а другая студентка поинтересовалась самочувствием лжепапы. Третий студент и Каминари стояли в стороне.       — Теперь я хочу поскорее увидеть своего сына! — сказал лжепапа.       — О, конечно-       — Я прямо сейчас отведу вас к сыну! — Третий студент перебил Каминари и вышел вперёд, совсем слегка задев его плечо. Поначалу Каминари не придал этому значение и, решив, что остальным тоже нужны баллы для прохождения экзамена, уступил. Спасение вышло успешным, и его настроение стало немного приподнятым, но это продлилось не долго. Студент усадил лжепапу к себе на спину и, на секунду повернув голову к Каминари, скривил рот в ухмылке.       Ах, точно.       Студент задел плечо Каминари намеренно. Подсознательно Каминари знал, что ему нужно быть начеку, но он ещё не привык. И теперь, как бы сильно он ни хотел запротестовать тому, что у него украли пострадавшего (читай: дополнительные баллы), он знал, что споры ему не помогут. Потому что каждый студент мог использовать против Каминари любую вещь, связанную с его положением, чтобы остановить его. Одной брошенной гадкой ухмылки в его сторону тоже достаточно, чтобы вывести его из равновесия и окрасить его шаткое самочувствие в оттенки стыда.       Каминари стиснул зубы от разочарования и развернулся прочь, покидая область быстрым шагом. Очевидно, он даже не думал о том, чтобы примкнуть к группе любых студентов, чтобы вместе с ними поискать пострадавших — его попросту выгонят. Он так же отмёл мысль о том, чтобы присоединиться к кому-то из своих друзей — ему не хотелось привлекать к ним внимания. Оджиро не прошёл первый этап экзамена, потому что Каминари находился рядом, к тому же кража пострадавшего могла повториться, и тогда его друзья потеряют баллы из-за него. Каминари не будет портить их будущее.       Взвинченный, он так же допустил мысль о том, что контролёры, насколько бы профессиональными они ни были, могли действовать из субъективных соображений и занижать баллы не только ему, но и тем, кто работает с ним сообща. Насчёт последнего он понимал, что слишком драматизирует, однако тот факт, что первый контролёр казался с виду адекватным, не означал то, что он оценит Каминари как полагается его профессии. Шиндо Йо тоже казался милым парнем, но именно его лицемерие поселило в Каминари чувство неуверенности, из-за которого он теперь относился ко всему с подозрением.       Каминари будет действовать один, как он изначально и планировал. Его шаги давно сорвались на бег, взгляд стал острым. План, сформулированный в его голове, был простым — избегать скопления студентов и искать слепые зоны, которые могли пропустить, как это было с лжепапой. Одного пострадавшего он уже нашёл, значит могли быть и другие, которые затаились внутри зданий и изображали из себя бессознательных людей со спокойным дыханием. Фантазия у Каминари работала хорошо, так что он представил себя хитрым контролёром и начал глазами искать в разрушенных многоэтажках битые окна и что-то вроде арматуры, больших труб или груд камней, по которым он мог забраться. Он так же обращал внимание на пожарные лестницы и на то, достаточно ли там ступеней для того, чтобы проникнуть в здание через боковые окна.       Первые две попытки не увенчались успехом. Квартиры даже не были оборудованы предметами мебели, как это было в квартире лжепапы. Поэтому Каминари снова бежал; ему не всегда удавалось избегать скопления студентов, работающих сообща, и постепенно он всё больше и больше замечал их присутствие. Ему хотелось окунуться в дух взаимопомощи и дружелюбия, но он полагал, что в его подвешенном состоянии ему вряд ли удастся скооперироваться с кем-либо. Если, конечно, кто-то из студентов не окликнет его.       — Каминари!       Он в ошеломлении остановился и обернулся на звук. Джиро, запыхавшись, добежала до него и остановилась рядом.       — Ты где, чёрт возьми, пропадаешь! — Она грозно выставила на него наушный разъём, словно меч.       — Я, э-э, ищу пострадавших?       — Нет, — заключила Джиро. — Ты бегаешь, как идиот. Даже Бакуго насильно работает сообща, а ты… — Она шумно втянула носом воздух и жёстко ткнула его пальцем в грудь, отчего Каминари в тревоге затараторил:       — Я правда ищу пострадавших! Я нашёл фальшивого папу того фальшивого сына, который кричал на Мидорию и остальных! Ты и Шоджи не заметили его в здании, потому что у него было спокойное дыхание… он прикинулся чуваком без сознания, понимаешь? Ещё его квартира была оборудована мебелью, а окно его квартиры было разбито, и этот контролёр забрался в свою фальшивую квартиру по арматуре, и-       — Стоп, — строго сказала Джиро, прищуренным взглядом посмотрела на Каминари и, вздохнув, проговорила: — Ты как никто другой должен понимать, что будь этот экзамен реальной ситуацией, то твоя тактика «я одинокий волк» плохо повлияла бы на процесс спасательной операции. Понимаешь?       Джиро уставилась на него в ожидании, и хоть её взгляд и голос были спокойными, она, специально или нет, умела стыдить по заслугам. Так что Каминари, сглотнув, с промедлением кивнул. Джиро удовлетворённо хмыкнула, направила взгляд вверх, и через пару секунд её наушные разъёмы дёрнулись, уловив какой-то звук.       — Пятый или шестой этаж, спокойное дыхание. — Она указала на многоэтажку позади Каминари. — Доберёшься? Я пока что позову помощь.       Каминари с энтузиазмом ответил:       — Да, хорошо!       Каминари осмотрел местность в поисках уступов, по которым он проложит путь до верхних этажей здания. Когда он встал в стойку, готовясь оттолкнуться всполохом электричества от врезанной в землю бетонной плиты к ближайшему балкону, то увидел, что Джиро вздёрнула руку с зажатой в пальцах сигнальной ракетой — наверняка эту штуку создала Яойорозу. В тот момент, когда он уже зигзагом непрерывно отталкивался от одного балкона к другому — в небе беззвучно появилась цветная вспышка.       Он приземлился на балконе пятого этажа и тут же попытался открыть дверь — та не поддалась. Взглянув через стекло, Каминари не обнаружил никакой мебели и, не теряя времени, прыгнул на соседний балкон. Он только-только направил руку к двери, как понял, что через стекло виднеется мебель. Решив, что именно в этой квартире он проверит свою догадку, Каминари решительно распахнул балконную дверь и вошёл внутрь. Он осмотрел оборудованные мебелью гостиную, кухню и спальню, прежде чем добрался до ванной комнаты.       А там, на плиточном полу среди выплеснувшейся воды из ванны лежал полуголый мужчина и не шевелился. Его глаза были закрыты, но, видимо, контролёр следовал сценарию, потому как в тот момент, когда Каминари осторожно опустил колени на пол, мужчина заморгал в потолок.       — Ох… что случилось… у меня так болит голова… — пробормотал пострадавший.       — Пожалуйста, не беспокойтесь, — тихо, но уверенно сказал Каминари. — Случилась техногенная катастрофа, и поэтому здание обрушилось. Не переживайте, помощь уже в пути! Насколько сильно болит ваша голова?       Мужчина скосил на Каминари взгляд, после чего вдруг, расширив глаза, вздрогнул и рявкнул:       — Эй, стоп-стоп-стоп! Ты же тот парень с электрической причудой! Не подходи ко мне!       Каминари моментально оцепенел и не уследил за тем, что от избыточных эмоций, обрушившихся на него как непрерывный залп стрел, пара искр электричества вылетела с пальцев и растворилась в воздухе. Однако мужчина от неожиданности вздрогнул, резко вскочил с пола и, слегка поскользнувшись о лужу воды, гневно выпалил:       — Чёрт возьми, убирайся отсюда! — Контролёр полностью вышел из роли пострадавшего.       Каминари подорвался с пола и выставил перед собой руки в мирном жесте. Он хотел занять как можно меньше пространства в тесной ванной комнате, но понял, что всё ещё стоит на месте будто парализованный и не может шевелить ногами.       — И-извините, — сказал Каминари единственное, чем мог смягчить падение; для себя или для человека перед ним — он не знал. — Извин-       — УЙДИ ОТ МЕНЯ! НЕ ИСПОЛЬЗУЙ ПРИЧУДУ! — крикнул мужчина и отошёл назад — его ноги врезались в ободок ванны, а рука схватила с полки флакон шампуня.       Мужчина защищался.       Он защищался от убийцы. Эта уродливая мысль въелась в мозг Каминари, его дыхание стало прерывистым, а ноги, дрожа, отступили назад на пару шагов.       — Помощь прибыла! — подал голос некто за спиной Каминари, но он не различил обладателя, потому что в его ушах стоял непрерывный звон.       Лишь тогда, когда кто-то потеснил его в сторону, выбегая вперёд к мужчине, он понял, что из всех людей, кто мог прибыть на помощь, увидев вспышку сигнальной ракеты, оказался Минета.       — Ах, вы молодец, что кричали так громко! Я довольно быстро вас нашёл! — Минета достигнул мужчину, изображая на своём лице беспокойство. — Теперь я здесь, и я намерен вас защитить!       Минета повернул голову к Каминари, хитрая ухмылка появилась на его губах перед тем, как злобно рявкнуть:       — Здесь много воды! Ты что, хотел ранить пострадавшего своей причудой?! — обвинил он, наставляя в сторону Каминари один из липких фиолетовых шаров в качестве угрозы. — Ты не удержал в себе электричество?! Идиот! Тебе не поздоровится, если ты сейчас же не уйдёшь!       Каминари не мог рационально мыслить, он лишь понял, что облегчение, появившееся на лице прятавшегося за маленьким телом Минеты мужчины, оставило его полностью беспомощным в этой ситуации. Каминари не мог выдавить и звука. Он не собирался никого ранить, он не собирался угрожать! Но всё выглядело именно так по крайней мере для мужчины. Каминари держал на нём виноватый взгляд, пока медленно отступал, всё так же держа руки перед собой в мирном жесте. Он хотел дать понять ему своим видом, что несколько вырвавшихся искр электричества — случайность, не более. Но Минета, замахнувшийся на Каминари своим фиолетовым шаром, заставил его рвануть с места в соседнее помещение, интуитивно посылая за собой искрящийся шлейф. В этот же момент мужчина, увидев золотистый всполох, издал испуганный вскрик, а Минета тут же начал его успокаивать.       Каминари вбежал в комнату с желанием как можно быстрее покинуть здание, но Тёмная Тень, держащая в своих эфемерных лапах Токоями и Джиро, влетела через балкон и опустилась на пол.       Каминари резко остановился, чуть ли не спотыкаясь о ковёр, и, восстановив равновесие, втянул ртом воздух, чтобы что-то сказать. Но он не мог. Джиро на секунду сжала губы в тонкую линию, а после обратилась к Токоями и Тёмной Тени:       — Спустите меня и Каминари вниз, пожалуйста. А после… — Её наушные разъёмы дернулись, прислушиваясь, — после помогите пострадавшему.       Каминари закрыл глаза за секунду до того, как Тёмная Тень обвила его и Джиро своим телом. Их спустили вниз.       Опора под ногами Каминари грозилась накрениться, но это не было связано ни с чем, кроме как с реакцией его организма. Безобразная смесь стыда и ненависти к себе захлестнула его разум. Теория о том, что контролёры могли занизить ему баллы за экзамен, претерпела изменения: теперь он понимал, что контролёры попросту могли отказаться сотрудничать с ним.       — Эй, ты как?       На плечо Каминари опустилась рука, он медленно открыл глаза. Лицо Джиро было искажено в выражение беспокойства и гнева; две эмоции боролись в ней так, словно она не могла решить, что важнее.       — Я предполагал, что что-то подобное может случится. Я в порядке, — прошептал Каминари. Вялая попытка убедить в этом Джиро не была удачной, но она приняла его ответ, скупо кивнув. Её лицо приобрело решительный вид.       — Пострадавшие ещё не кончились, пошли. — Джиро похлопала Каминари по плечу.       Прежде чем отправится в путь, Каминари оглянулся на здание. На балконе пятого этажа прилипло два фиолетовых шара — с помощью них Минета забрался наверх по стене многоэтажки.       Каминари бежал и проваливался всё глубже, но Джиро не давала ему полностью упасть. И хотя его автономию украли, он нашёл в себе силы следовать за Джиро, словно собака на поводке.       Наушные разъёмы Джиро непрестанно двигались, улавливая звуки. В какой-то момент она остановилась, постояла недолго и, указав рукой направление, произнесла:       — Группе студентов нужна помощь, они не справляются.       Каминари вяло кивнул.       Они добежали до пункта назначения. Глазам Каминари предстала усиленная работа троих студентов; каждый из них вытаскивал пострадавших из-под завалов камней и бетона с помощью своих причуд. Но пострадавших было слишком много, поэтому то тут, то там, слышался плач, крики и мольбы о помощи. Те, кого уже спасли, собрались в кучке неподалёку — их пока что не могли доставить на станцию первой помощи.       — Каминари.       — Знаю, — выдохнул он и направился в ту сторону, где слышал плачущий звук.       Дальнейшее для Каминари смазалось в нечёткие кадры. Девушка, которую он нашёл, лежала спиной к земле и не могла вытащить руку из-под упавшего холодильника. Каминари склонился над ней и хотел проверить её температуру, прикоснувшись ко лбу, но она слегка отпрянула.       — Эй, я слышала, что ты плохо управляешь своим электричеством.       Каминари не отреагировал. Он заглушил любые мысли в голове, после чего каждая его эмоция растворилась в небытие. От этого он стал действовать механически, действовать так, будто он запрограммированный робот. В его словах не было ничего лишнего; он избегал шуток, которые могли скрасить настроение пострадавшей, пока он приподнимал холодильник, чтобы она могла освободить свою руку. Он был предусмотрителен — он ни разу не дотронулся до пострадавшей, лишь спросил, как она себя чувствует. Пострадавшая заявила, что с ней всё порядке, и Каминари проводил её до остальных спасённых чисто из чувства долга, а не потому, что искренне этого хотел.       Второй человек, которого он нашёл, оказался заперт в полуразрушенном магазине. Дверь была завалена камнями. Он дал о себе знать пострадавшему лишь одной фразой: «Подождите немного», прежде чем начал оттаскивать камни от двери. Когда пострадавший смог отпереть дверь и выйти наружу, Каминари заметил, что тот хромает.       — Обопритесь на меня, я доведу вас до группы спасённых.       — …Я сам смогу дойти.       — Хорошо, я вас провожу.       — Не нужно!..       Каминари кивнул.       — Будьте осторожны. Избегайте неровных поверхностей, — спокойно сказал он.       Третьим человеком оказался ещё один лжеребёнок, который не мог выбраться из ямы. Пострадавший мужчина заливался слезами и кричал, что хочет к маме. Каминари склонился над ямой и протянул руку.       — Эй, малыш, хватайся за меня, я вытащу тебя отсюда.       Лжеребёнок вскинул голову, в момент осознания расширил взгляд и, немного помедлив, натянуто-капризно заявил:       — Я хочу, чтобы меня вытащила девушка!       Каминари кивнул, убирая руку, и крикнул:       — Джиро!       Пока он ждал Джиро, то пару раз взглянул в яму. Мужчина, изображавший ребёнка, всё ещё выдавливал слёзы, но менее интенсивно.       — Всё будет хорошо, — сказал Каминари без энергии в голосе. — Моя подруга скоро придёт.       Джиро вскоре прибежала, и Каминари указал ей в сторону ямы. Она нахмурилась, шагая к яме. Увидев пострадавшего, Джиро наклонилась, протягивая руку:       — Эй, малыш, возьми меня за ладонь.       Когда пострадавшего вытащили из ямы, Джиро усадила его к себе на спину.       — Ты у нас последний пострадавший, остальных мы уже спасли. —Джиро не только успокоила хнычущего мужчину, но и дала понять Каминари, что больше искать никого не нужно.       Прокладывая безопасный путь через завалы, Каминари несколько раз оглядывался, чтобы убедиться, всё ли с Джиро и пострадавшим хорошо, но вместо этого заметил, что чем ближе они подбирались к изначальному месту, тем больше Джиро хмурилась. Её наушные разъёмы дёргались из стороны в сторону, прислушиваясь.       Когда группа спасённых завиднелась, лжеребёнок попросил опустить его на землю. Джиро так и сделала. Пострадавший на бегу кричал «Мама», а Каминари хотел продолжить путь, но Джиро его остановила, положив руку ему на плечо. Он обернулся к ней с пустым выражением лица, и она, готовая что-то произнести, вдруг закрыла рот, сжав губы в тонкую линию. Сомнение в языке тела Джиро — редкое явление, ей это совершенно не шло.       — Я знаю, — просто ответил Каминари, потому что действительно знал — контролёры не желали взаимодействовать с ним. Каминари не хотел, чтобы Джиро озвучивала вслух то, что уловили её наушные разъёмы. Он вильнул плечом, избавляясь от чужой руки, и пошёл вперёд, будто бы его ничто не волновало.       Молча они дошли до группы спасённых; половину из них уже доставили на станцию первой помощи, потому что за время их отсутствия студентов, пришедших с других частей разрушенного города, значительно прибавилось.       — Я, э-э, — начала Джиро, и неуверенность в её голосе — не то, что часто слышал Каминари. Он не хотел, чтобы его присутствие хоть как-то тормозило Джиро, и потому ответил:       — Помоги пострадавшим, Джиро, им нужна помощь.       Она немного постояла на месте с хмурым лицом, оглядывая Каминари, но вместо любых слов сжала его плечо в качестве поддержки и ушла. Он был благодарен тому, что она не стала спорить с ним.       Каминари невольно прислушался к голосам — студенты обсуждали, что близится конец экзамена, потому как почти весь город уже проверен на отсутствие пострадавших. Пока каждый студент брал на себя минимум одного человека, Каминари стоял в стороне и рассеяно наблюдал за окружением, не предлагая помощи, которую не примут. Он довольно быстро отвлёкся — вдалеке началась битва. Битва — безотказный способ переключить внимание. Ветер закручивался в огненную воронку, а в воздухе парило два силуэта — один с красным плащом, а другой в синем костюме. Йоараши и Тодороки. Каминари совсем слегка усмехнулся. Из этих двоих, кажется, получилась отличная команда.       Через несколько минут он направился в сторону станции первой помощи, но не тем путём, которым пользовались студенты, чтобы быстро доставить пострадавших к месту назначения. Он выбрал длинный путь, и поэтому блуждал по опустевшим улицам среди разрушенных многоэтажек в тишине и спокойствии. В какой-то момент прозвучал гудок, после которого из динамиков раздался голос Мэры. Экзамен закончился, и студентам было сказано собраться у громадного экрана и ожидать результаты.       Каминари это не интересовало.       Рядом со станцией первой помощи был выход, и он шёл именно туда. Зная, что контролёры вот-вот покинут зону проведения экзамена, Каминари поторопился, чтобы не встретится ни с кем из них. Ему удалось опередить контролёров. Он довольно быстро разобрался в сплетениях коридоров и поэтому в короткие сроки спешным шагом достиг пронумерованных раздевалок. Он был зациклен на мысли поскорее снять с себя геройский костюм и переодеться в обычную одежду, чтобы после на парковке дожидаться Мэру у его машины. И поэтому, отвлечённый этой мыслью, он перешёл на лёгкий бег, ища нужный номер на двери, и не замечал то, что его окружает. Резко повернув за угол, он с грохотом сбил кого-то с ног.       — Ах! — послышался женский голос. Каминари посмотрел себе под ноги и заметил лежащую женщину, моргающую в потолок, и ведро с шваброй возле неё. Уборщица. В её прилизанных в хвост волосах можно было разглядеть редкую седину.       Это встряхнуло Каминари в достаточной степени, чтобы прийти к некоторому осознанию.       — Боже, простите… — залепетал Каминари, наклоняясь для того, чтобы помочь ей встать, но уборщица очень прытко подорвалась с пола и вскочила сама. Каминари поднял ведро в нормальное положение, чтобы хоть чем-то помочь, и взял в руки швабру, намереваясь передать её женщине. — Ещё раз извините… Я э-э…       — Каминари Денки! — взволновало перебила уборщица и подпрыгнула на месте. Изгиб её губ превратился в оживлённую ухмылку. — Ой, я хотела с тобой познакомиться, но не думала, что это будет сегодня!       Каминари был слегка дезориентирован, у него не было сил даже на мгновение задуматься, и потому он ответил глупое:       — А?       Женщина вдруг обхватила сбитого с толку Каминари за плечи и, с восторгом заглядывая ему в глаза, волнительно проговорила:       — В жизни ты намного милее, чем по телевизору! Да, точно! — Лицо женщины приблизилось слишком близко к лицу Каминари, её карие глаза сощурились, ладонь обхватила его щёку и повернула в сторону. — А это ты так волосы красишь? Или молния настоящая?       Каминари был в таком ступоре, что покорно проблеял:       — Я родился с такими волосами?.. — Он прижал швабру ближе к телу. Уборщица выпустила Каминари из хватки и немного отдалилась, однако её жаждущий и не моргающий взгляд будто намекал на то, что она ожидает услышать продолжение. Так делали дети, когда хотели узнать продолжение очень интересной истории. Такая непосредственность подкупила Каминари, и он сбивчиво продолжил: — Эм, точнее, я родился лысым? Ну, не совсем… Потом, когда волосы начали отрастать, появилась молния… Ага, да… — Потихоньку трезвость ума возвращалась к нему, эмоции, ранее тонувшие на дне, начали всплывать на поверхность. Она упомянула, что видела его по телевизору, и Каминари понял, что больше смущён, чем напуган этим фактом.       Рот уборщицы округлился — ну точно ребёнок узнал что-то впечатляющее! — после чего она, расплываясь в широкой улыбке, выпалила:       — Ого, так круто! Это выглядит круто! И красиво! Я бы хотела, чтобы у меня тоже была молния в волосах! Если я захочу покрасить волосы таким образом, то у меня не получится такая чёткая молния… Мои волосы очень непослушные…       Каминари заморгал на женщину. У неё были прямые прилизанные в хвост волосы, в её причёске не торчало ни одного непослушного волоска (а ведь ранее она упала!). Каминари выгнул бровь и даже почувствовал потребность поинтересоваться, в чём именно проблема, но неподалёку раздался звук распахивающейся двери, и это его отвлекло.       — Каминари? — Оджиро выглянул из проёма, и из головы Каминари пропала любая мысль о продолжении разговора с женщиной. Он оказался в затруднительном положении — он не мог обсуждать такую простую тему, как волосы, когда Оджиро, которого здесь не должно быть, стоял в дверях раздевалки. Каминари в любом случае планировал поговорить с Оджиро, но не думал, что возможность представиться прямо сейчас.       — Извините ещё раз за то, что вы упали по моей неосторожности. Мне нужно идти, — обратился Каминари к уборщице и принял виноватый вид. Уборщица сжала губы; она не выглядела довольной. Так что Каминари добавил, взмахивая руками со шваброй в воздухе: — Надеюсь, вы разберётесь со своими волосами и не будете отчаиваться их покрасить так, как вам хочется!..       Не самая лучшая вещь, которую мог сказать Каминари, но что поделать. Он обогнул женщину и зашагал к Оджиро, однако в спину ему возмущённо крикнули:       — Отдай швабру!       С громким «Ой!» он развернулся и протянул предмет, но прежде, чем окончательно уйти, женщина обхватила его за шею, внимательно сощурилась на него и прошептала:       — Не забывай улыбаться, ладно? Прямо как в телевизоре. — Уборщица взяла из его рук швабру. Каминари по какой-то причине сглотнул, возможно, из-за повторного упоминания репортажа. Он растеряно кивнул, после чего его отпустили.       Недолгий разговор со странной уборщицей растормошил Каминари, и он вошёл в раздевалку довольно энергично. Но, встав напротив Оджиро, Каминари ощутил стеснение в груди; он не знал, как вести себя рядом с ним. Набрав воздуха в лёгкие, его рот приоткрылся, но не издал ни одного звука.       Тем временем у Оджиро дёрнулись губы, но у него тоже не нашлось слов, вместо этого он разорвал зрительный контакт с Каминари и прошёл к скамье, садясь на неё. Оджиро выглядел расстроенным, у него поникли плечи. Он всё ещё был в геройском костюме, с оружием захвата на плечах. Каминари остался на месте, переминаясь с ноги на ногу. Оджиро не смотрел на него, его голова была склонена к собственным коленям. Молчание было тяжёлым, и Каминари желал, чтобы оно прервалось. Может быть из-за того, что Каминари насильно решил что-то сказать, он ляпнул:       — Не думал, что ты будешь здесь. — Каминари скривился в лице. Он вовсе не хотел напоминать Оджиро о том, что тот провалил экзамен и вынужден находится где-то вне круга своих одноклассников. — Я имею в виду, я думал, что ты в автобусе или, ну, на трибунах… — Это, несомненно, входит в топ три самых глупых оправданий. Каминари решил просто заткнуться.       Оджиро вяло приподнял голову.       — Учитель Айзава предлагал мне пойти на трибуны, но я хотел побыть один. — Голос Оджиро был слабым. Каминари поёжился и потянулся к ручке двери, решая, что сейчас не самый подходящий момент извиняться.       — Эй, ты куда?       — Разве ты не хочешь побыть один?..       Когда Оджиро неопределённо пожал плечами, Каминари чуть не сгорбился пополам.       В тренировочном лагере Каминари учил Тодороки прелестям социального взаимодействия. Когда произошёл конфликт с Аоямой, и Тодороки понял, в чём был не прав и недальновиден, Каминари объяснил ему, как правильно нужно извиняться.       Подходящее время и место.       Сейчас в арсенале Каминари не было ни того, ни другого. И он понял, почему Тодороки нарушил два простых пункта и решил как можно быстрее принести извинения Аояме, заключив себя и его в ледяном куполе среди леса.       На своих плечах Каминари ощущал тяжесть, от которой ему хотелось побыстрее избавиться. Он не замечал за собой эгоистичной стороны, но может быть из-за всех произошедших сегодня событий, его эгоизм вырвался наружу со словами:       — Это из-за меня ты провалил экзамен, — выпалил Каминари. — Ты бы справился, но из-за меня не смог окончить начатое. Все нацелились на меня, тот залп мячей-       — Стоп. — Оджиро поднял руку по направлению к Каминари, будто бы их не разделяло расстояние в несколько метров и они находились рядом. Этим жестом физически можно было бы коснуться груди и осадить от непоправимых действий.       Легче от собственных слов извинений Каминари не стало. Тем временем взгляд Оджиро был пристальным и долгим. Каминари почудилось, что выражение лица Оджиро на мгновение ожесточилось, но мираж быстро прервался — в итоге Оджиро вздохнул, будто с чем-то смиряясь.       — Я же сказал тебе ещё утром, что ранее повредил свой хвост. Это, — Оджиро коснулся ткани захватного оружия, висящего на плечах, — то, чем я пытался компенсировать травму. — На его лице появилась гримаса, и после хвост, вздрогнув, опустился на скамью как доказательство его слов. — Я не злюсь на тебя из-за того, что случилось, когда чей-то мяч, нацеленный на тебя, попал по моей цели. Но, — сказал Оджиро громче, когда Каминари открыл рот для протеста, — я понимаю ход твоих мыслей. Я понимаю, почему ты винишь себя в произошедшем. Не нужно. — Оджиро опустил голову и, положив руку на хвост, сказал: — …Сейчас я пришёл к осознанию, что сдался ещё две недели назад, когда получил травму. Ты не имеешь никакого отношения к моему провалу.       — Оджиро… — сказал Каминари, и любые оправдания потеряли смысл после чужого признания. Оджиро был не из тех, кто юлил или привирал свои слова, Оджиро отличался глубоким чувством собственного достоинства и умел признавать свои ошибки довольно быстро. И если Оджиро считал, что он сдался, то так оно и было. Каминари был не причём, но ему от этого знания не становилось легче.       И раз голос оказался бесполезен, потому что нужные слова не находились, Каминари положился на тело — один шаг, второй, третий. Он всё равно испытывал чувство вины, но сейчас это было не о нём, а об Оджиро. Каминари стиснул его в крепком объятии. Оджиро не обнял его в ответ, однако не выказал сопротивления.       — Ты здесь, потому что провалил экзамен? — тихо спросил Оджиро, и в ту же секунду Каминари захотел крикнуть «Да!». Острая необходимость утешить Оджиро, показать ему, что он не один, овладела Каминари. Он не всегда был честен. Он часто лгал своей бабушке, он говорил ей, что с учёбой у него нет никаких проблем или типа того. Но это была будничная ложь, та ложь, которая соскальзывала с языка автоматически. Сейчас ложь имела масштабный размах. Каминари не мог так поступить с Оджиро.       — Я не знаю. Я не стал дожидаться результатов. — Каминари ответил правдиво. Уродливая смесь вины, усталости, обиды и апатии от недавних воспоминаний — втором этапе экзамена — заставила взгляд Каминари потускнеть.       Оджиро усмехнулся, но в усмешке не было ни капли веселья. Он выбрался из хватки Каминари и сильно потёр лицо.       — Надеюсь, ты сдал, — сказал Оджиро, и Каминари застыл, глядя на выражение боли, проступающее сквозь появившуюся улыбку на его лице. Но вымученная улыбка померкла, как только Оджиро внимательнее вгляделся в Каминари, чьи глаза защипало. — Эй, не раскисай. Ты точно выложился на полную и сделал всё, что-       — Где ты вообще находишь силы поддерживать меня? — выпалил Каминари.       Оджиро настолько комично раскрыл глаза и через мгновенье посуровел лицом, что впору было рассмеяться.       — Там же, где ты находишь силы поддерживать меня, когда у самого всё вверх дном, — резко ответил Оджиро.       — Ай, — изобразил Каминари звук боли и съёжился, будто от холода.       — Вот именно, ай, — иронично подметил Оджиро, после чего вздохнул и продолжил спокойным, но строгим тоном: — Со мной всё в порядке, правда. Ну, я буду в порядке, потому что теперь я лучше знаю, в чём мои слабости, а в чём моя сила. Работа над ошибками в процессе. Я больше не сдамся, понял?       Каминари не выдержал тяжёлого взгляда Оджиро и послушно ответил:       — Понял.       И наконец Оджиро улыбнулся тихой, искренней улыбкой. Каминари ответил тем же, но его улыбка была немного неровной и болезненной. Хоть они и разрешили недоразумение, Каминари не мог спокойно смотреть на Оджиро, когда у него на плечах висело оружие захвата. Видимо, Каминари задержал взгляд на вспомогательном оружие дольше, чем необходимо, потому что Оджиро прикоснулся к ткани на шее.       — Я знал, что Шинсо потратил много сил, чтобы перейти в геройский класс, — начал Оджиро, — но теперь я понимаю, через что ему пришлось пройти, когда он тренировался с оружием захвата учителя Айзавы. Это ад.       Смена темы не была плавной, но им обоим стало легче. Каминари ощутил прилив сил и легонько усмехнулся.       — Хитоши довольно ловко управляется с этой штукой, да?       Оджиро только открыл рот для ответа, как раздался посторонний шум со стороны двери. Они умолкли и повернули головы. Шум продолжился ещё несколько секунд, прежде чем прозвучал настойчивый голос:       — Э-э, мальчики, вы там так долго! Вы там скоро?! — Это была уборщица, и она, не дождавшись ответа, бесцеремонно открыла дверь и вошла с ведром и шваброй. Она задержалась глазами на Каминари, её взгляд был до того пристальным, будто она изучала его. Когда она посмотрела на Оджиро, то лучезарно ухмыльнулась.       — Эй, вы оба разве не собираетесь переодеваться? Меня ждёт ещё столько раздевалок! Я не буду на вас смотреть, не стесняйтесь! — Уборщица опустила ведро на пол и посмотрела на предмет задумчивым взглядом, бормоча: — Э-э, воду потом налью, сначала нужно пыль протереть… где-то здесь должен быть веник… или пылесос…       Уборщица ушла за шкафчики, всё ещё бормоча что-то себе под нос. Под начавшийся шум возни Каминари и Оджиро посмотрели друг на друга и пожали плечами.       — Мы можем просто постоять в коридоре, пока тут убираются? — предложил Оджиро.       — Я… собирался переодеться и уйти как можно быстрее, — признался Каминари, на что Оджиро издал виноватое «ой». — Но может быть ты хочешь проводить меня до парадных дверей?       Это был вопрос, при котором Каминари показывал, что компания Оджиро ему не в тягость.       — Хорошо, — легко сказал Оджиро.       Они переодевались не без сюрпризов; уборщица, сказавшая, что не будет на них смотреть и они могут не стеснятся, несколько раз суетливо проходила вдоль шкафчиков или скамей, картинно прикрывая глаза за ладонью и бубня: «Я не подглядываю! Я просто ищу средство для выведения пятен!». Каминари даже забыл, что по его телу ветвятся шрамы, настолько он был отвлечён хлопотливой уборщицей.       Оджиро оставил свою школьную сумку в шкафчике, после чего он приоткрыл дверь в коридор, дожидаясь, когда Каминари впихнёт вещи в портфель и застегнёт молнию. Каминари уже собрался уходить, но краем глаза заметил, что уборщица остановилась рядом с ним. Он склонил голову в её сторону.       — Хорошего тебе дня, милый мальчик Каминари, — проговорила она, и у Каминари в горле образовался ком, но вместе с этим к нему пришло чувство облегчения. При первом разговоре с уборщицей Каминари был взвинчен, но после общения с Оджиро, где общая нервозность подавилась, он мог оценить добрые слова от незнакомки.       Каминари прикусил губу, но не смог подавить кроткую улыбку, на что уборщица восторженно ухмыльнулась.       — Вот видишь, так намного лучше! Теперь можешь идти.       Каминари закинул портфель на плечо и почти развернулся, но в последний момент передумал.       — Знаете, может быть вам почитать профильную литературу о волосах? Пособия для парикмахеров или типа того? Это точно должно помочь вам в покраске волос!       Уборщица округлила рот.       — ОГО! Я об этом даже не думала… Спасибо за совет!       — Всегда пожалуйста, — Каминари на пробу отошёл на пару шагов назад, и уборщица помахала ему рукой, прощаясь. — Вам тоже хорошего дня!        Когда Каминари закрыл дверь раздевалки, то услышал приглушённое: «Мой день уже удался!». Почему-то это звучало как победный клич… Что ж, Каминари стало приятно знать, что есть незнакомцы, которые не чувствуют себя скованно рядом с ним.       Прерванная тема о Шинсо больше не поднималась ни со стороны Оджиро, ни со стороны Каминари. В коридоре они неспешно шли до выхода из здания, бесцельно рассматривая стены. Это было похоже на небольшую приятную прогулку, и молчание между ними не трансформировалось во что-то тяжёлое. Когда Каминари собирался выйти на улицу, Оджиро напоследок сказал:       — Увидимся.       — Конечно. — Каминари показал Оджиро большой палец вверх и даже нашёл в себе азарт стрельнуть в него пальчиковым пистолетом с несколькими искрами.       Но никакого азарта не стало, любой намёк на приподнятое настроение испарился, потому что на улице стояли группы проваливших экзамен студентов. Они сидели в автобусах или стояли рядом, видимо, дожидаясь, когда их одноклассники вернутся с заключительного этапа экзамена. Каминари выпрямил спину, разровнял лицо и стиснул зубы. Если он и выглядел храбро, то на деле этого не ощущал. Запоздало он подумал о том, что нужно было выйти через чёрных вход; наверняка уборщица знала, где находилось это место, и с учётом её дружелюбия и открытости она бы объяснила, как до туда дойти.       Упущенная возможность никогда так сильно не давила на Каминари. Показная неустрашимость забирала много эмоциональных сил. Он проходил мимо студентов, слегка приподняв подбородок и смотря только вперёд. Боковым зрением Каминари уловил движущуюся к нему фигуру с фиолетовой копной волос и посаженной сверху тёмной фуражкой. Академия Шикецу, Шишикура. Каминари ускорил шаг, не имея никакого желания взаимодействовать с ним. Здесь не было защиты в виде его друзей, и никто не мог за него заступится. Каминари замкнулся в себе, и оттого любые слова, достигающие его слуха, размазывались в неопределённые звуки.       Повезло, что автобусы академий и машины экзаменаторов находились в разных частях довольно обширной парковки. Поэтому последние шаги до машины Мэры казались для Каминари первым глотком воды после бесконечного блуждания в пустыне. Вместо того, чтобы сесть на капот, он подумал дважды и в итоге опустился задницей на асфальт, скрываясь за машиной от чужих глаз. Его спина сгорбилась, а колени подтянулись к груди. У Каминари возникла мысль достать телефон и посмотреть какие-нибудь бессмысленные, но смешные видео, чтобы скоротать время, однако от этого он отказался. Он отключил телефон ещё утром; не столько из-за репортажа и возможных сообщений от его друзей, сколько из-за бабушки. Каминари подозревал, что у него сотня пропущенных звонков и в три раза больше сообщений. Он решил связаться с бабушкой, как только окажется в здании Комиссии в стенах своей комнаты. Она точно наорёт на него за то, что он её избегает, а потом утешит.       Запрокинув голову и вглядываясь в небо, он следил за движением облаков и думал обо всём и ни о чём одновременно. За пассивным созерцанием он провёл около часа, прежде чем тень накрыла его сгорбленную фигуру. Мэра молча прислонился спиной к машине и похлопал по карманам. Пачка сигарет, зажигалка. Чирк. Мэра затянулся дымом.       — Я не знал, что вы курите, — безучастно сказал Каминари.       — Только в тяжёлые дни.       Каминари посмотрел на Мэру исподлобья.       — Это помогает?       Мэра медленно выдул дым перед собой и, чуть помедлив, ответил:       — Тебе это вряд ли поможет.       Из Каминари вырвался грустный смешок. Больше ничего сказано не было; Мэра, докуривая сигарету, печатал что-то в телефоне, а закончив, похлопал Каминари по плечу и кивнул на машину.       Изменяя своей привычке садится сзади, Каминари решил обосноваться на переднем сиденье. Так он мог ощущать безмятежное присутствие Мэры и насыщаться его уравновешенностью, которой у Каминари практически не осталось. В голову лезли мысли об экзамене, но Каминари, будучи человеком, который умел отвлекаться, снова наблюдал за облаками, на этот раз выискивая прячущиеся там силуэты различных фигур. Нужно было подождать совсем немного — скоро он окажется в предоставленной Комиссией комнате, и день, похожий на кошмар, можно считать пройденным. Когда за окном начали пролетать дома знакомого района, Каминари посильнее обхватил портфель, подтягивая его ближе к груди.       Ещё немного, говорил он себе, совсем чуть-чуть.       Когда завиднелась тыльная сторона здания Комиссии, Каминари почти что затрясся от нетерпения и отстегнул ремень безопасности. Машине осталось обогнуть здание вдоль её боковой части и добраться до главного входа, но как только Мэра это сделал, то резко нажал на тормоз, да так неожиданно, что Каминари чуть не ударился лбом о панель.       Сначала Каминари не понял, в чём дело. Его взгляд автоматически проследил за Мэрой — Мэра оглянулся к заднему стеклу с раздражённым видом, при этом пытаясь вырулить машину обратным ходом.       — Чёрт, — ругнулся Мэра. Позади его машины находилась другая машина, блокирующая путь.       Затем Каминари услышал, как кто-то ударил по окну с его стороны. Его голова крутанулась так резко, что чуть не слетела с шеи; множество вспышек ослепили его, и то, что он увидел, когда вернул себе зрение, оказалось намного хуже экзамена на временную лицензию. Журналисты и операторы окружили машину, словно рой слепней; микрофоны тыкались в окна машины, камеры выкручивали зум, чтобы запечатлеть лицо Каминари во всех деталях. У людей двигались губы, но Каминари не разобрал бы слова, даже если бы захотел, потому что каждый из них говорил одновременно, и даже сквозь стекло можно было услышать только гам. Машина стояла на месте, и Мэра, потерявший любой намёк на уравновешенность, шипел и ругался, одной рукой пытаясь вызвать подмогу на телефоне, а другой безуспешно сигналя.       Толпа становилась плотнее, каждый из журналистов и операторов хотел оказаться как можно ближе к окнам машины. Портфель, словно ограждение, был стиснут в крепкой хватке Каминари. Но что-то изменилось — ещё секунду назад плотная толпа вдруг расступилась в стороны, и те, кого они пропускали вперёд, были последними людьми, которых хотел видеть Каминари. Половина камер и микрофонов направились к двум людям, грациозно ступающим к машине в аккуратных деловых костюмах.       Они, подбираясь всё ближе и ближе, вальяжно жестикулировали и спокойно отвечали журналистам. Мать и отец.       Каминари не мог отвести от них взгляд. Он чуть не выронил портфель из ослабевших рук, когда отец ласково улыбнулся ему, и вспышки запечатлели этот момент. Губы отца задвигались, и Каминари пришёл в ужас от того, что различил в них своё имя, потому что лицо родителя было наполнено театрально-сдерживаемой радостью и отчасти гордостью. Отец выглядел так, словно Каминари наконец оправдал все его ожидания и даже больше.       Его мать держалась чуть позади отца, и она вовсе не выглядела самодовольной, какой её привык видеть Каминари. Его мать сжала руку у своей груди в взволнованном жесте, как только они встретились взглядами. Она судорожно вдыхала воздух и не могла произнести слов, будто бы готовясь упасть в обморок от счастливой встречи. Будто бы она действительно была любящей матерью, которая беспокоилась за своего сына.       Если до этого Каминари был покрыт трещинами, которые залатывались более-менее надёжным клеем, то теперь он понял, что находится в нескольких мгновениях от того, чтобы оказаться полностью разбитым.       — Эй, — сказал, Мэра, и Каминари еле-еле скосил на него взгляд, порываясь снова посмотреть на родителей, чтобы убедиться, не причудилось ли ему эта фантастическая картина. Мэра прикрывал свой рот рукой, чтобы после на видеозаписях никто не смог различить, что он говорит. — Я думал, у тебя только бабушка. Это твои родители?       — Я не знаю..? — дрожащим голосом ответил Каминари. Он правда не знал, он поставил подпись в документе о полной передачи опеки его бабушке, но он не интересовался у бабушки, ушли ли эти документы в оборот. Мэра, нахмурившись, отвлёкся и направил взгляд за голову Каминари, после чего поспешно хлопнул по кнопке блокировки дверей. Но было поздно. Со стороны Каминари открылась дверь, и он вздрогнул, когда тяжёлая рука опустилась на его плечо.       — Денки… — позвал отец тёплым голосом.       — Наш сын! — душераздирающе добавила мать.       Изобилие вспышек нагрянуло вновь.       Отец попытался вытянуть Каминари из машины наружу, но у него не получилось этого сделать — замершее тело приросло к сиденью так, будто это была единственная лодка в простирающемся океане, где горизонта было не видать. Но отец, храня добрую улыбку на лице, усилил хватку, и со второго раза у него всё получилось. Это произошло так быстро, что Каминари не сразу понял, как оказался стоящим между своими родителями, крепко сжимая портфель к груди, словно бронежилет. Ладони матери и отца, лежащие на его плечах, ощущались как надгробия.       Вспышки. Движущиеся губы. Голоса журналистов звучали отчётливее, но на данный момент концентрации Каминари хватало только на то, чтобы различать исходящие от родителей слова.       — …Мы, как родители, всегда на стороне нашего любимого сына Денки, — сказала мать, да так громко, что её высказывания дошли до каждого микрофона.       — …Геройская Комиссия приняла правильное решение, — добавил отец, важно приподнимая подбородок. Он похлопал Каминари по плечу, как бы выказывая ему поддержку. — Наш сын ещё так молод, но он уже достойный герой!..       Каминари был дезориентирован от услышанного. Он мог бы быть равнодушен к своему бессилию и смирению, как это было на экзамене, если бы не был глубочайше потрясён по отношению к своим родителям. Он подписал документ, где родители оставляли бабушку единственным опекуном над ним. Они отказались от него. Они отказались от убийцы.       Но сейчас они называли его своим любимым сыном? Они хотели его вернуть? Из-за утреннего репортажа, где его прозвали героем? Где плачущие люди, наслаивая бесконечные «спасибо», благодарили его за возмездие над злодеем? Каминари прижал портфель ближе к груди, чувство гнева нахлынуло на него подобно смерчу, и, готовый произнести отрицания, он открыл рот, но ни одно слово не сорвалось с его языка, потому что в этот момент половина журналистов отвлеклась, и кто-то из них крикнул:       — Это сын Старателя Тодороки Шото! Он бежит прямо сюда!       Ладони матери и отца, впивающиеся в плечи Каминари, сползли к его лопаткам подобно смертоносным змеям. Мэра, воспользовавшись возможностью, пробрался сквозь брешь в плотном скоплении тел, но он смог лишь встать позади первого ряда самых наглых журналистов.       Движение так же началось и рядом с Каминари. Родители решительно подталкивали вперёд своего сына, и журналисты, поняв, что сейчас может случится сенсация, расступились, не зная, в какую сторону вытягивать микрофоны. Мэра безуспешно пытался протолкнуться сквозь людей.       — Тодороки! — наслаивалось множество голосов друг на друга. — Тодороки Шото!       Когда Тодороки подбежал, на него посыпались первые вопросы, а родители Каминари, плотно держа сына между собой, остановились напротив него. Любые эмоции на лице Тодороки были погребены под непроницаемой маской, но, казалось, он изучал обстановку вокруг Каминари.       — Тодороки Шото, сын Старателя, — последним слоем свалился голос отца, и журналисты утихли, внимая любому слову, готовому вырваться с его губ. — Я искренне рад, что ты в порядке после столкновения с Мунфишем. — Рука отца протянулась вперёд для рукопожатия. Взгляд Тодороки превратился в сталь.       Каминари протяжно выдохнул. Общественности не было известно, кто именно из одноклассников находился в момент битвы с Мунфишем. И когда журналисты поняли, что сын про-героя номер два был спасён Каминари, вопросы атаковали вновь, но ответов они не получили — Тодороки сосредоточил взгляд на Каминари, храня молчание.       Голоса усилились, желая ответов, после чего толпа обезумела от недоумения, потому что Тодороки так и не пожал протянутую к нему руку. Жаждая получить хоть какую-то реакцию, толпа начала двигаться в наступление, круг, который образовали журналисты и операторы вокруг Тодороки, родителями Каминари и самим Каминари, начал сужаться. Рука отца упала, потому что одного из журналистов вытеснили из толпы, и тот задел протянутую руку, повалившись на асфальт.       Началась давка, руки матери и отца больше не находились на теле Каминари. И в мгновенье спасительный холод настиг Каминари как в переносном, так и в буквальном смысле. Лёд обхватил Каминари и вырвал его из хаоса, направив в неизвестном направлении над головами людей. Каминари еле устоял на ногах от неожиданного приземления к торцу чьей-то машины, в растерянности он попытался оглядеться, но Тодороки к этому моменту уже спустился с ледяной дуги, после чего отпер дверь машины и втолкнул Каминари на задние сиденья.       — Едь! — рявкнул Тодороки, едва успев бросится к Каминари и захлопнуть дверь.       — Шото?!       — СЕЙЧАС!       Машина тронулась с места. Несколько мгновений тишины на передышку, пока они полностью не покинули территорию Геройской Комиссии, и Каминари рухнул голову поверх портфеля, пытаясь отдышаться, будто от спринта в несколько километров.       — Почему репортёров не разогнали?.. — в никуда спросил Старатель. — Охрана Комиссии должна была это сделать.       Каминари не мог ответить на этот вопрос. Даже Мэра не знал, почему. Мэра пытался вызвать охрану, но по какой-то причине никто не откликнулся.       — Эй, Каминари. — Тодороки положил руку на его плечо, но Каминари панически вздрогнул, и рука моментально пропала.       — …Куда мне ехать? — спросил Старатель. Каминари молчал бесконечно долго, поэтому за него ответил Тодороки:       — В поместье.       Каминари знал, что со Старателем и Тодороки он в безопасности, но его мозг, его тело, каждая частичка его существа ощущали напористые, мощные руки родителей. Одна секунда на замешательство, вторая на ненависть и третья — на осознание.       Сквозная рана, полученная в тренировочном лагере от зубья Мунфиша, болела и в половину не так сильно, как два обжигающих клейма, которые высекли мать и отец на его теле.