Точка схода

      Каминари ел пончики в кабинете Мэры и ожидал вместе с Ястребом, когда им сообщат о том, что пора встретиться с репетиторами. Сегодня первый учебный день в Юэй, а значит, Айзава расскажет всему классу о том, в каком положении он оказался. Каминари ещё утром отключил телефон, однако его карман спортивных штанов будто прожигался углём. Он знал, что получит кучу сообщений, и ему было жутко думать о том, что ему могут написать.       Третий пончик был наполовину съеден, когда раздалась мелодия звонка на телефоне Ястреба. Его мимика была яркой; выслушивая кого-то на том конце провода, поначалу он хмурился, но после улыбнулся и обернулся к Каминари.       — Пора идти.       Попрощавшись с Мэрой, Каминари вышел вслед за Ястребом и поравнялся с ним в коридоре.       — Пока что тебе ещё составляют план теоретического обучения, поэтому сегодня ты познакомишься со своим куратором. Она новенькая, и ты, считай, её первый пациент, — подмигнул Ястреб.       — Пациент?       Ястреб ухмыльнулся, закидывая руки за голову.       — Готов снять с себя одежду и показать ей свои мускулы? Возможно, ты получишь парочку комплиментов!       Намёки Ястреба были ужасны, однако Каминари застыл не по этой причине.       — Снять одежду? Зачем? — испуганно выскользнуло из Каминари.       — Медицинское обследование, взятие крови из вены и всё такое, — отозвался Ястреб, однако остановившись и наконец осмотрев взволнованный вид Каминари, склонил голову и моргнул. — Что не так? Ты никогда не был голым перед девушкой? Ах да! Рановато тебе ещё… Знаешь-       — Ястреб, — умоляюще перебил Каминари и, быстро оглядевшись и никого не заметив, отдёрнул к локтю рукав хлопковой кофты, обнажая ветвистые шрамы. Ястреб, будто только что вспомнив об их наличии, округлил глаза.       — Оу, понятненько. Не переживай, у многих про-героев есть шрамы!.. — безуспешно утешал Ястреб.       Каминари показательно отдёрнул подол кофты, показывая живот.       — Это по всему телу, — признался Каминари, прикрывая живот обратно. Ястреб с озадаченным лицом покачал головой влево-вправо, а затем вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем.       — Зато мордашка не тронута, так что комплимент ты может всё-таки получишь.       И вот так беспокойство Каминари сменилось раздражением. Искушение быть дерзким и приструнить Ястреба оказалось слишком велико.       — Ты должен моей бабушке тысячу иен за неудавшуюся доставку моей электрогитары, и ей лучше получить деньги как можно быстрее, иначе она скормит тебя бродячим кошкам.       Ястреб тотчас расхохотался, и Каминари в своей переменчивой манере всё-таки улыбнулся. Быть серьёзным у него получалось из рук вон плохо.       Если бы Каминари не знал из односторонней болтовни Ястреба, что для того, чтобы стать куратором, человеку нужно окончить пять курсов института и пройти годичную стажировку, он бы сказал, что девушка перед ним является его ровесницей. Она была ниже Каминари на целую голову, а её лицо немного пухлым, будто бы её в будущем ещё ожидал скачок роста, где её щёки осунулись бы, обнажая скулы. Тот факт, что она спрыгнула со стула, как только они вошли в кабинет, и уронила папку с бумагами с тихим «Ой!», покраснев от неловкости, добавлял Каминари ощущение того, что она максимум может быть старшеклассницей, а не человеком, которому около двадцати пяти лет. От этого ощущения её даже не спасали классическая блузка и строгая юбка-карандаш.       — Прощу п-прощения! — заикнувшись, сказала она, пригибаясь к полу, чтобы собрать бумаги, но перья Ястреба оказались быстрее — они мгновенно разлетелись в стороны и собрали то, что было уронено. — Ох, спасибо, господин, эм, крылатый про-герой Ястреб!       — Просто Ястреб, — беспечно отозвался он с улыбкой. — Это твой первый рабочий день? Что ж, спешу тебя утешить, Каминари тоже новенький!       — Я здесь уже месяц…       — Здравствуйте, — вклинился Каминари, приподнимая руку.       Ястреб склонился к Каминари и, скрыв рукой часть рта и щеки, громко зашептал:       — А что ж так формально, а? Скажи своему куратору «привет», она не выглядит как те страшные дядьки и тётки, которые разгуливают по коридорам.       Каминари оглянулся на девушку. Она приподняла плечи и совсем слегка улыбнулась.       — Если честно, так мне будет намного комфортнее, — призналась она. — Я Икеда Каори. Просто Икеда.       — Привет, Икеда, — облегчённо сказал Каминари. Ему самому было бы лучше общаться с ней на более равных условиях, без всяких иерархических штучек. Он всё ещё помнит ту серьёзную женщину —президента Комиссии — и её строгий взгляд, который пригвоздил его к месту. Холодное выражение лица юриста он даже вспоминать не хотел.       В первую очередь Икеда, запинаясь то тут, то там, пояснила, что ждёт Каминари на протяжении дня: медицинское обследование и, к его счастью, практика с причудой. Ей нужно было ознакомиться с силами Каминари и заполнить кучу бумаг.        Сидя на кушетке, Каминари испустил долгий вздох. Несмотря на попытки Ястреба разрядить атмосферу незатейливыми репликами, Каминари всё равно нервничал. Икеду нельзя было сравнить ни с Айзавой, ни с Мэрой — она казалась слишком эмоциональной для того, чтобы увидеть кучу шрамов. Каминари боялся разглядеть в её выражении лица жалость.       Икеда, отложив бумаги на стол, надела латексные перчатки и достала из упаковки проспиртованную салфетку.       — Освободи руку от ткани и вытяни её вперёд, — мягко попросила она.       Каминари сделал это, не уводя взгляда от Икеды. Её выражение лица действительно изменилось довольно резко, но вместо того, чтобы выдать любую яркую эмоцию, её лицо наоборот опустело. Она даже не поджала губы при виде шрамов. Её брови не были сведены к переносице. Она была спокойна — так вели себя профессионалы со стажем, и Каминари разочаровался, но не в ней, а в себе. Ошибкой было думать, что его первоначальное о ней впечатление будет до конца верным. В средней школе Каминари всегда был местным клоуном, и ему хотелось, чтобы кто-то разглядел в нём нечто большее, чем это. По крайней мере, сейчас он мог отдать Икеде должное.       Закончив растирать салфеткой руку Каминари, Икеда достала шприц и сняла колпачок. Её движения были уверенными, когда она искала вену. Ястреб стоял за спиной Икеды и, выловив взгляд Каминари, самодовольно улыбнулся, будто бы он знал, что всё пройдёт хорошо.       Игла вонзилась в вену, и шрамы мгновенно подсветились изнутри. Икеда, будто чувствуя, что Каминари вот-вот отпрянет, сдавила его руку чуть сильнее.       — Реакция на металлическую иглу, — бесцветно сказала Икеда, задумчиво осматривая переливающиеся свечением шрамы Каминари. — Судя по твоему виду, ты впервые наблюдаешь такое на собственном теле. Хм…       Икеда, оставив иглу в коже Каминари, отделила от шприца ёмкость, чтобы затем прикрепить вторую для повторного взятия крови.       — Что-то не так? — спросил Ястреб, бесстыдно заглядывая за её плечо.       Икеда посмотрела на чуть поникшего Каминари.       — Я читала о том, что твоя причуда пробудилась. Довольно редкое явление даже среди про-героев. Ты вышел за пределы, и, я полагаю, такие шрамы не только на руках.       Бесстрастность её голоса ослабила бдительность Каминари, и он смог кивнуть.       — Думаю, тебе известно о том, из-за чего возникает статическое электричество, — продолжила Икеда, но, оглянувшись на Ястреба и увидев на его лице явное непонимание, пояснила: — Статическое электричество возникает в случае нарушения внутриатомного или внутримолекулярного равновесия вследствие приобретения или потери электрона. Обычно атом находится в равновесном состоянии благодаря одинаковому числу… — Она замолкла, когда Ястреб моргнул на неё. — …простыми словами: организм Каминари в дисбалансе.       — Оу, теперь понятно!       — Это плохо? — спросил Каминари.       — Это нужно исследовать, однако, я думаю, что всё в порядке. Так или иначе любой человек является живым организмом благодаря электрическому току, который содержится в их клетках.       — Без электричества нервная система не сможет функционировать, а от нервной системы напрямую зависит работа сердца человека, — дополнил Каминари, и Икеда ему слегка улыбнулась.       После этого диалога Каминари стало намного легче. Когда он снял одежду до трусов, чтобы встать на весы, Икеда лишь с клиническим интересом осмотрела его шрамы, кивнула сама себе и начала что-то записывать в бумаги. Каминари подозревал, что там была не только информация о весе его тела — она писала достаточно долго. После Икеда измерила его рост и задержалась взглядом на круглом шраме у его плеча.       — Здесь было металлическое зубье Мунфиша. — Она мягко повернула тело Каминари спиной к себе. — Металл прошёл как пуля навылет.       Каминари мог лишь кивнуть. Ястреб довольно быстро потерял интерес к происходящему; уже некоторое время он сидел на развёрнутом стуле — его крылья свободно расправились у него за спиной, — и был поглощён перепиской в своём телефоне.       Каминари, уже одетый, сидел за столом Икеды, пока она задавала ему вопросы о том, как он чувствовал себя после пробуждения причуды. Она заверила его в том, что было нормальным то, что у Каминари пропало электричество на несколько дней после высвобождения большого заряда электричества. Она сказала, что у него случилось обыкновенное истощение из-за причуды, и для Каминари это стало сюрпризом, что и отобразилось на его лице в виде высоко поднятых бровей.       Икеда склонила голову.       — Ах, точно! — сказала она, кончики её ушей чуть покраснели. — Я читала, что у тебя из-за высвобождения слишком большого потока электричества случается, хм, замыкание мозга.       — Ага, режим «дурачка», если проще, — уныло протянул Каминари. — При этом режиме я тупею, я не могу произносить связные предложения, мои боевые способности сходят на нет, у меня течёт сопля из носа. Единственное, что я могу сделать, это показать большие пальцы вверх, давая знать окружающим, что я в порядке. Я абсолютно бесполезен в течении часа или двух. А теперь всё намного хуже, да? Я провалялся в больнице без сознания четыре дня, а когда очнулся, электричества не было ещё один день.       Икеда всё это время делала пометки в своих бумагах. После ручка, зажатая в её пальцах, стукалась о стол, пока она смотрела на Каминари задумчивым взглядом.       — Как именно академия Юэй была намерена избавить тебя от замыкания мозга?       — Меня не собирались от этого избавлять, — с горечью на языке сказал Каминари. — В тренировочном лагере было решено, что я буду тренироваться с батареей высокой ёмкости, чтобы повысить лимит электричества до того предела, при котором режим «дурачка» не сможет достичь моего организма.       — Логично со стороны Юэй поступить таким образом. У них слишком много студентов. Они не могут сосредоточиться лишь на тебе одном. Но, — Икеда мелко улыбнулась, — ты у меня один, и я думаю, от замыкания мозга можно избавиться.       Из Каминари вырвался поражённый вздох. Воспоминание о том, каким беспомощным в момент похищения Шинсо он был, завладело его мыслями. Тодороки спрятал его и ещё одного бессознательного студента из 1-Б класса вне поля зрения злодеев, и Каминари мог лишь наблюдать за битвой со стороны, а не сражаться бок о бок с одноклассниками. Если бы он мог что-то сделать тогда, если был способ избавиться от режима «дурачка», то…       — Как это сделать?! — выпалил Каминари, вскочив со стула и перегнувшись через стол. Несколько искр вырвалось из его плеч и головы. — Что мне нужно сделать? Икеда!       — Вау, Каминари, не напирай так сильно! — отозвался Ястреб со смешком, отлепив взгляд от телефона. — Я уверен, Икеда тебе обо всём расскажет.       — Извини. — Каминари, глядя на Икеду, тихонько присел на стул, успокаивая электричество, однако его пальцы беспорядочно сжимали и разжимали ткань штанов. — Я просто… я не знал, что от этого можно избавиться, я-       — Всё в порядке, — успокоила его Икеда, и Каминари, подумав дважды, замолчал, намереваясь внимать её словам, которых не пришлось долго ждать. — Ты уже сказал о том, что электричество необходимо человеку для поддержания нервной системы и работы сердца. Человеческий мозг также состоит из миллиардов нейронов, которые образуют нейронную сеть. С помощью этого мозг постоянно находится в анализе и прогнозировании. Дело в том, что в разные участки мозга поступают сигналы — электрические импульсы. Те или иные действия ты делаешь либо сознательно, когда бодрствуешь, либо бессознательно, когда спишь. С учётом того, что у тебя сильная электрическая причуда, я думаю, что ты способен направить правильные сигналы в мозг и тем самым перезагрузить организм сам, а не дожидаться того, когда замыкание мозга пройдёт само по себе.       — И как это сделать? — спросил Каминари вновь, не удержавшись от того, чтобы приблизиться к столу и упереться грудью о его край в приступе любопытства и воодушевления.       — Начнём с малого. — Икеда собрала бумаги со стола и, застенчиво улыбнувшись, встала. — На данный момент нам нужно исследовать твои возможности, а после уже думать о том, как претворить эту идею в жизнь.       Каминари подскочил с места.       Икеда отвела его и Ястреба на тренировочную площадку. Каминари не видел это помещение раньше. Здесь было пусто, и лишь в центре стояло какое-то громадное устройство, подозрительно похожее на батарею высокой ёмкости. По наставлениям Икеды он встал рядом с этой штуковиной, а она и Ястреб направились в соседнее изолированное помещение.       — Ты можешь не переживать насчёт того, что что-то может выйти из строя, — раздался голос Икеды из динамиков. — Оборудование в этом помещении достаточно защищено от того, чтобы никаким образом не среагировать на сильные перепады температур.       — О, я не закорочу и не подожгу камеры! — отозвался Каминари с улыбкой, и из динамиков послышался смех Ястреба.       — Устройство, рядом с которым ты находишься, — продолжила Икеда, — даст нам понять, какой у тебя предел выпускаемого электричества. Положи руку в углубление.       Каминари послушался.       — Не торопись и выпускай электричество постепенно. Если почувствуешь, что у тебя может случится замыкание мозга, то остановись.       Всё было почти так же, как и в тренировочном лагере, но отличие состояло в том, что устройство будто проглатывало электричество вовнутрь себя, а не исходило вокруг Каминари. Он постепенно увеличивал мощность. Там, где искры должны были огибать его ноги, они вели себя иным образом — струились от пяток вверх по его телу и, проходя через руку, концентрировались на его ладони. Прошло некоторое время, прежде чем Каминари слегка пошатнулся — первый признак замыкания мозга. Однако он продолжил, потому что чувствовал, что выпустил слишком мало электричества. Ткань его одежд даже не заискрилась, и по его прикидкам он не достиг и четверти своего предела в миллион триста вольт.       — Всё в порядке? — послышался голос Икеды.       Позвоночник Каминари моментально выпрямился.       — Да!       Он немного замедлился, но всё равно повышал поток электричества. Содрогание прошлось по его телу во второй раз, а затем и третий, на четвёртый раз из него вырвался вздох, его тело внезапно обессилело, и он коленями рухнул на пол. Замыкания мозга не случилось, но электричество иссякло.       — Почему?.. — тихо спросил он у себя, судорожно дыша. В негодовании он осмотрел свои ладони — там сыпались редкие искры, но, попытавшись усилить их — ничего не произошло.       В помещение вбежала Икеда, а Ястреб подлетел прямо к нему.       — Всё норм? — поинтересовался Ястреб.       — Это не мой предел, — ответил Каминари, глянув на Ястреба круглыми глазами. — Это мелочь по сравнению с тем, что я могу. Но я не понимаю, почему ничего не вышло…       Икеда, достигнув их двоих, с беспокойством посмотрела на Каминари, прижав канцелярскую папку к груди.       — Я подозревала о том, что такое может произойти, — сказала она, и в её словах прозвучало сочувствие. Ястреб помог Каминари встать.       — Ты можешь мне объяснить? — тихо попросил он.       Икеда вздохнула и растёрла лицо рукой.       — С твоей причудой всё в порядке, но здесь, — она указала на свою голову, — есть проблемы. Другими словами: у тебя ментальный блок.       Каминари в разочаровании вздохнул. Этого ещё не хватало. Он не может использовать причуду в полную силу, потому что ей закрыт путь к выходу. Он сразу же понял, что это случилось из-за инцидента в тренировочном лагере, он знал, что блок был наложен бессознательно из-за страха перед тем, что он может кого-то убить. Отлично, спасибо его бесполезному мозгу в очередной раз.       — Всё в порядке, — по-доброму улыбнулась Икеда. — Это рано или поздно пройдёт. А пока что, — она посмотрела на бумаги, — две сотни вольт сполна хватит для дальнейшего исследования твоей причуды.       Каминари вновь вздохнул, его осанка ссутулилась.       — Эй, всё круто! — Ястреб размашисто хлопнул Каминари по спине, вырывая из него болезненное «Ай!». — Я немного ознакомился с тем, что тебя ждёт. Так или иначе тебе не нужно всё твоё электричество.       Каминари всё равно было трудно смириться с мыслью, что на данный момент ему было доступно так мало. В расстроенных чувствах он последовал к соседней тренировочной площадке вслед за Икедой и Ястребом. Как обычно это бывало, его внимание переключалось довольно быстро. Икеда завела с ним диалог и спросила о том, какие устройства ему предоставил отдел поддержки Юэй. Он рассказал ей о наручном устройстве, которое могло метать снаряды в цели, и об оптическом визоре в виде синих очков, способном отследить местонахождение снаряда.       — Если на цели был снаряд, то я мог поразить её в радиусе десяти метров, — сказал Каминари.       — Десять метров? — удивилась Икеда. — Твой поток электричества имеет куда больший радиус, чем это расстояние. И я не думаю, что тебе нужны снаряды для прицеливания. На мой взгляд это совершенно ненужная вещь.       — Но моё электричество беспорядочно, — ответил Каминари.       — Это можно исправить специальными тренировками, — улыбнулась она, прежде чем попросить Ястреба помочь ей вытащить оборудование со склада.       Перья справились со всем этим довольно быстро, и тренировочная площадка наполнилась непонятными устройствами. Поначалу Каминари выслушивал Икеду очень внимательно, но он всё равно не понимал и половины её слов.       Она говорила о магнитных полях, о силе притяжения, об электронах вокруг атома, несущих отрицательный заряд, и о том, что таким образом постоянное перемещение производит электрический ток, который создаёт магнитное поле, которое при этом напрямую зависит от силы тока…       Она говорила о том, что если он способен управлять электричеством, то и магнитным полем тоже, и она предположила, что именно это и случилось в тренировочном лагере, когда Каминари пробудил свою причуду и притянул злодея в сферу — шаровую молнию — где они оба зависли над землёй, потому что в сильном магнитном поле органические вещи способны левитировать…       Она говорила о том, что в теории Каминари может направить поток электричества без использования снарядов, если у человека на одежде есть металлические элементы, поскольку атомы у металлов скоординированы и ощущают магнитное поле и тянутся к нему, заставляя все атомы действовать так же, и если они попадут в область его магнитного поля, то…       У Каминари пухла голова, так что в какой-то момент голос Икеды превратился в фоновый шум, и он просто пялился на неё, бездумно кивая.       — …железо, кобальт, никель являются ферромагнетиками, то есть имеют способность к намагничиванию. Если расположить эти металлы близко к магниту, то атомы внутри них станут перестраиваться, образовывая магнитные полюса…       — …Угу, — в который раз поддакнул Каминари.       Икеда замолчала и внимательнее присмотрелась к его отсутствующему выражению лица.       — Ты ничего не понял, да?       — Чуть-чуть понял. — Каминари изобразил это «чуть-чуть», прижав указательный палец к большому и оставив там лишь расстояние с крошку.       Икеда смягчилась.       — Как насчёт того, чтобы приступить к практике?       Исследование возможностей причуды Каминари продолжилось до самого ужина. Обед в столовой Комиссии был пропущен в угоду того, чтобы поесть фастфуд, который Ястреб приволок спустя пятнадцать минут, как слетал в ближайшую забегаловку.       К телу Каминари крепили проводки, чтобы что-то узнать на экране непонятного устройства. Были небольшие магниты, которые Каминари пытался притянуть к себе с небольшого расстояния. Эксперимент с ножницами, которые Каминари пытался так же притянуть в свою руку, — не иначе, как силой мысли, — не увенчался успехом, однако иголка из металла дрожала из стороны в сторону, так что хотя бы это его утешило.       Икеда попрощалась и сказала, что завтра они продолжат экспериментировать. Ужин в столовой Комиссии прошёл бы как обычно в относительной тишине, однако там было куда больше людей, чем прежде. Помимо «страшных дядь и тёть» в классических костюмах Каминари заметил людей, отличающихся от них. Они не были известны ему, однако их экипировка говорила о том, что они были про-героями.       Ястреб заметил, как Каминари задумчиво смотрит на этих людей, забывая вовремя подносить палочки с тушёной капустой ко рту, и сказал:       — Некоторые про-герои сотрудничают с Комиссией, чтобы с помощью кураторов расширить возможности своей причуды. Наверняка они, так же, как и ты, пришли поужинать после практических занятий.       — В Юэй не говорили о подобном… — Каминари сунул в рот порцию еды и, не дожевав, добавил: — Я думал, про-герои захаживают сюда, чтобы их потом отправили на какую-нибудь миссию.       — Комиссия предлагает свои услуги не всем, а только тем, у кого есть деньги, — пояснил Ястреб. — Ох, кстати! В выходные ты свободен. Если пообещаешь, что будешь находится в радиусе двух километров от здания Комиссии, то я не пойду с тобой как сопровождающий.       Каминари поспешно кивнул. Не хватало ещё, чтобы Ястреб и бабушка снова сцепились, если окажутся рядом друг с другом. Ястреб попросил у Каминари его номер телефона, чтобы в случае чего связаться с ним, пока он не в здании Комиссии.       Вечером, оказавшись в своей комнате, Каминари наконец включил телефон. Минуя все пришедшие ему сообщения, сначала он позвонил бабушке и поговорил с ней. Он уверил её в том, что Ястреб знает о долге в тысячу иен за первую неудавшуюся доставку электрогитары. Каминари немного поговорил с ней о практических занятиях, не вдаваясь в подробности, прежде чем она решила сообщить ему новости.       — Твои родители кинули мне в почтовый ящик бумаги о передаче опеки над тобой.       Каминари улыбнулся ей утешительной улыбкой.       — Окей, бабуль.       Она закатила на его реакцию глаз.       — Я бы сказала, что ты слишком спокоен, если бы не злорадствовала. Представь их лица, когда они увидят тебя по телевизору в качестве успешного про-героя, — ухмыльнулась она.       После того, как Каминари ещё немного поговорил с бабушкой, он попрощался с ней, обещая позвонить ей завтра. Затем он, не думая дважды, нашёл контакт Тодороки.       Телефонные гудки раздавились в течении минуты, и Каминари подумал, что Тодороки слишком занят, однако, когда он направил палец к кнопке сброса, ему всё-таки ответили.       — Привет. Извини, что долго не отвечал, мне нужно было вернуться в свою комнату.       Лицо Тодороки было румяным, его красные и белые волосы слегка растрёпаны. Судя по всему, он бежал, чтобы ответить на звонок без лишних ушей. Каминари оценил это и расплылся в тёплой улыбке.       — Привет! Всё в порядке, чувак.       Причина, по которой Каминари было легко разговаривать с Тодороки, заключалась не только в том, что Тодороки прошёл сквозь стену, заявившись в Комиссию для, якобы, тренировок, но и в том, что Тодороки сам по себе был спокоен и уравновешен. Он бы назвал их общение стабильным, а стабильность — то, чего сейчас не хватает Каминари.       Каминари мог бы позвонить Айзаве — учителю, к которому он уже достаточно проникся, учителю, который дал ему шанс, — но он всё ещё привыкал к мысли, что Ястреб каждый день фотографирует его и отправляет эти фото Айзаве. Общение с Айзавой нестабильно в том плане, что Каминари не мог свободно говорить с ним о теме, которую он хотел затронуть в разговоре с Тодороки. Киришима, Сэро, Ашидо и Бакуго были неуравновешенны, и, хотя с двумя из них Каминари имел дело в больнице, ему так или иначе не казалось здравой идеей звонить им. Если бы он позвонил Джиро, то она точно отчитала бы его за молчание, а если бы он позвонил Яойорозу, то она бы ему точно посочувствовала. Каминари не хотел сейчас этого. Чувство вины и стыд съедали его без остатка с каждым оставленным без ответа сообщением от кого-то из них.       Тодороки не торопил Каминари, напротив, его взгляд блуждал где-то вне камеры. Он явно был озабочен чем-то другим, а не звонком — его сощуренные глаза метались из стороны в сторону в попытке что-то выловить. После Каминари с интересом принялся наблюдать за тем, как Тодороки, сжав губы, решительно вскочил с места и начал махать обеими руками, отчего на экране телефона картинка смазалась, а в динамиках начали слышаться посторонние звуки. Спустя некоторое время шорохи утихли, а Тодороки вернулся на место и посмотрел в экран, заявив:       — Я выгонял муху, теперь в моей комнате чисто.       — А я думал, ты бесов изгоняешь, — пошутил Каминари.       — Почти так и есть. Мухи раздражают. Особенно ночью. Комары тоже. У меня есть средство от комаров, но на мух это не действует.       Отвлечённый разговор поселил в Каминари чувство лёгкости, и прежде чем задать насущные вопросы, он проболтал с Тодороки о всякой ерунде не меньше двадцати минут. Они немного обсудили занятия на скалодроме, и Тодороки предложил на следующих выходных обойтись без стандартного страховочного оборудования. Его лёд способен прихлопнуть Каминари к стене скалодрома в момент падения, а если вдруг Тодороки не успеет, то это сделает Ястреб своими перьями. Каминари похвалил Тодороки за азарт и согласился с его затеей. Каминари немного рассказал о своих занятиях с электричеством, не вдаваясь в подробности, и пожаловался на большое количество овощей в своём ужине. Тодороки в свою очередь пожаловался на то, что ему не хватило места на кухне, чтобы оставить там все свои запасы собы; он включил заднюю камеру, чтобы показать у стены три объёмные коробки с лапшой, сказав, что только одна коробка влезла в специально-отведённый для него кухонный шкафчик в общежитии.       Каминари уверен, что он бы проболтал с Тодороки ни о чём и обо всём ещё долгое время и мог бы спокойно попрощаться с ним, так и не спросив об обстановке в классе, однако откладывать уже было нельзя.       — Так у каждого есть свой персональный шкафчик на кухне? — начал Каминари издалека, однако вместо ответа Тодороки вернул положение камеры на место и внимательно посмотрел в экран.       — Я думал, ты избегаешь говорить об остальных.       Каминари улыбнулся.       — Ты такой чуткий человек, — сказал он и вздохнул. — Моё избегание было слишком заметным?       Тодороки кивнул, соглашаясь.       — Я потакал тебе и потакал бы дальше, но ты первый затронул тему. — Небольшая ухмылка коснулась губ Тодороки и тут же исчезла. Каминари бы пора привыкнуть к этим поддразниваниям, но каждый раз был будто первым, и это веселило ещё больше. Однако, чтобы не съезжать с темы разговора, Каминари пересилил себя и покачал головой, замолкая. Тодороки его не торопил.       — Это ты рассказал Бакуго о том, что мы тренировались в Комиссии? — спросил Каминари.       — Я бы ему этого ни за что не сказал. — Тодороки сморщил нос. — Пару дней назад он послал мне кучу сообщений с вопросами о тренировках, и, кажется, он увидел наше фото со скалодрома на телефоне у учителя Айзавы. Откуда у учителя Айзавы… — Тодороки замолк и прищурился в экран. — За тобой следят, — серьёзно заявил он. — Ястреб — шпион академии Юэй.       — Ястреб — персональный шпион учителя Айзавы, — подмигнул Каминари и усмехнулся, когда Тодороки воспринял сказанное в лоб, однако, чтобы пресечь любые слова о теории заговора (выслушивать которые ему очень нравилось), Каминари пояснил: — Ястреб признался в том, что учитель Айзава скрутит ему шею, если он не будет посылать ему фото с моим лицом каждый день. Наверное, учитель хочет удостоверится в том, что я чувствую себя хорошо?       — О, да, — ответил Тодороки, слегка округлив глаза и будто что-то вспомнив. — Сегодня Ашидо спрашивала у учителя, поддерживает ли он с тобой связь, и он ответил, что каждый день получает новости о твоём самочувствии. Хм. Учитель тебе ещё не звонил?       — Нет, — тихо ответил Каминари, пытаясь размышлять не слишком тщательно о том, что Тодороки косвенно упомянул то, что Айзава рассказал всему классу о произошедшем с ним.       — Перед тем, как ты мне позвонил, я видел, как он и учитель Ямада разгружали коробки возле учительских комнат. С ними была Эри, а у неё был кот. Так что, я думаю, когда он со всем закончит, то обязательно тебе позвонит. — Затем Тодороки увёл взгляд и потёр подбородок свободной рукой в глубокой задумчивости. — В общежитии есть одна комната, в которую никто не заселился.       Шинсо.       Любой вопрос, готовый сорваться с языка Каминари о реакции класса на новости о себе из уст Айзавы, померк. И отчего-то Тодороки впервые стал таким серьёзным за их вечерний диалог. На этот раз Каминари отдал Тодороки должное и не стал его торопить.       — С одной стороны, я бы хотел, чтобы сегодня ты был здесь. По крайней мере в тот момент, когда о Шинсо говорили плохие вещи. — Тон его голоса — ледяной, но признание — искреннее. Тодороки посмотрел в камеру, будто проверяя, усвоил ли Каминари сказанное, и, кивнув сам себе, продолжил: — Но с другой стороны хорошо, что ты не здесь. Я не был для Шинсо другом, но я думаю, что услышь ты то, что о нём говорят наши одноклассники, ты бы… расстроился. Он же твой парень.       Поначалу сердце Каминари разбивалось и собиралось обратно по кусочкам, но как только Тодороки произнёс последнее предложение, то весь воздух покинул его лёгкие, а взгляд широко открылся.       — Шото, — придушенно вырвалось из Каминари.       — Я видел ваши сцепленные ладони. Я проснулся, потому что хотел сходить в туалет, но перед этим я поправил одеяло, чтобы никто из парней при пробуждении не заметил ваших рук.       И Каминари растаял из-за заботливого жеста. Мыслительный процесс Тодороки иногда мог быть разрозненным и не иметь особо смысла, однако если он собирает воедино какие-то факты, связанные с социальным взаимодействием, то он делает вполне обоснованные выводы, и неважно, что иногда эти выводы не совсем верны. Каминари это было знакомо.       — В следующий раз, когда кто-то скажет, что ты безэмоционален, я буду вынужден сломать кому-то нос, — улыбнулся Каминари. Из рта Тодороки сорвался короткий, тихий звук, но Каминари понял, что это было лёгким фырканьем. — Эм… на самом деле, мы не вместе. — Каминари взлохматил чёлку и зажевал выбившуюся прядь между губами. Их сцепленные ладони в тренировочном лагере были поддержкой друг друга после случившегося инцидента с Аоямой, своего рода пластырем после раны, которую нанесли неосторожными словами, а не чем-либо ещё. Каминари бы хотелось думать иначе, но он знал, когда нужно смотреть правде в глаза. — Но я, эм, пригласил Хитоши на свидание?..       У Тодороки появилась морщинка между бровей.       — Он сказал нет?       У Каминари затряслась грудь в еле сдерживаемых смешках. Ему было неловко при воспоминании.       — Он не ответил ни да, ни нет, потому что он, эм, был немного не в себе… Мы оба были побиты после битвы с Мускулом, и он ударился головой перед тем, как я его спросил. Я жду, когда он вернётся, чтобы узнать у него ответ.       — Он будет дураком, если откажет тебе, — твёрдо заявил Тодороки. — Если он скажет тебе нет, то я пойду с тобой на свидание.       У Каминари чуть не выпал телефон из рук.       — Я не пойду с тобой на свидание! — смущённо крякнул Каминари, его щёки обдало жаром. Знание того, каким сильным был прогресс Тодороки в этом плане, поразил его. Пока Каминари подбирал дальнейшие слова для объяснения, Тодороки нахмурился и выдал:       — Это из-за того, как выглядит моё лицо?       Любая мысль, дико скакавшая в голове Каминари, сошла на нет. Он посмотрел в экран; Тодороки увёл взгляд, его голова была повёрнута в ту сторону, где Каминари мог разглядеть лишь белые волосы и неповреждённую кожу.       Слова Старателя ворвались в разум Каминари, словно громкий, неожиданный свист.        Мне бы хотелось, чтобы Шото не отводил взгляд от собственного отражения в зеркале.       — Эй, а ну-ка посмотри на меня! Шото! — позвал Каминари, крепко сжимая телефон. С промедлением Тодороки повернул голову обратно, но линия его плеч была заметна напряжена. — Ты разве не слышал, что о тебе говорят студенты в Юэй? Твои фото со спортивного фестиваля разлетелись по всему интернету из-за того, насколько красивое у тебя лицо! Тебя буквально называют принцем! Принцем!..       — Прекрати. — Тодороки вновь повернулся к экрану, показывая лишь белые волосы, и Каминари пришлось захлопнуть рот. Прошло некоторое время, прежде чем Тодороки продолжил, метнув осторожный взгляд в камеру: — Они называют меня принцем, потому что… издеваются надо мной.       У Каминари сдавило грудь от мысли, насколько Тодороки, из всех людей, был обеспокоен собственной внешностью. До какой степени был сильным комплекс из-за шрама, чтобы не замечать очевидного? Каминари вздохнул.       — Я тоже думаю, что ты выглядишь как принц. И я не издеваюсь над тобой и не говорю это из жалости! Поверь мне, пожалуйста. — Улыбка, появившаяся на лице Каминари, не была широкой, но была искренней. Тодороки взглянул на него и сжал губы в тонкую линию, качая головой.       — Я поссорился с Тсую, — сказал он, не слишком изящно избегая тему, но Каминари всё равно уступил.       Тодороки, без наводящих вопросов Каминари, рассказал о том, как отреагировали студенты на новости о Шинсо. Всему классу стало известно, что сделал Айзава для того, чтобы Шинсо смог обучаться на героя. Опекун про-герой; обход одного закона в угоду другому; встреча с матерью в тюрьме; жестокие, но не лишённые смысла слова Асуи и поддержка её мнения со стороны примерно половины одноклассников; Минета, сославшийся на то, что Шинсо может с помощью Лиги освободить свою мать из тюрьмы; Иида, ввязавшийся с Асуи в небольшую перепалку, касающуюся того, что Шинсо и Эри имели право встретится с матерью, потому что у неё был шанс на реабилитацию. Тодороки буркнул, что он тоже высказался, встав на сторону Шинсо.       — Бакуго… поддержал меня. Я очень удивился, — пробормотал Тодороки. — Но потом я подумал, что это обоснованно. Он хорошо себя вёл, когда мы были у тебя в больнице. Он почти тебя не обзывал.       Каминари усмехнулся сквозь ворох мыслей.       — У него рефлекс говорить кучу гадостей в сторону остальных, но это не значит, что он действительно имеет это в виду, — ответил Каминари.       Они еще немного поболтали, прежде чем попрощаться, и после Каминари принял очень долгий душ, слишком много думая о разных вещах. Он пропустил звонок Айзавы, однако Айзава послал сообщение со смайликом большого пальца, вздёрнутого к верху, и с текстом, который сопровождался словами о том, что «платонический любовник ждёт, когда ты ответишь на его мемы». Каминари усмехнулся, а после прослезился, потому что Айзава так же сообщил о том, что помимо «рыдающей Ашидо» от Каминари ждут ответа на свои сообщения Джиро, Яойорозу и Киришима.       Однако он не спешил отвечать им. Тодороки не упомянул никого из них, кроме Бакуго, кто косвенно заступился бы за Шинсо в классе. Это не было мелочностью со стороны Каминари, а обычной подстраховкой. Поэтому он связался только с Бакуго. Он стирал и подолгу заново писал слова, а когда наконец составил текст, отправил сообщение в половине двенадцатого ночи о том, что назначает встречу на вечер субботы только с теми из перечисленных людей, кто ничего не имеет против Шинсо. В субботу утром он как раз встретится с бабушкой, чтобы наконец увидеть её лицо не через экран телефона, и днём с Тодороки, чтобы немного потренироваться на скалодроме.       Бакуго ответил спустя пару минут. Его поток сообщений сопровождался кучей гневных смайлов, потому что Каминари — ой, упс! — разбудил его. Однако Каминари сквозь ворох ругательств и настырных вопросов о тренировках всё-таки сумел разглядеть от Бакуго положительный ответ, и потому лёг спать, поставив телефон на беззвучный режим, пока его атаковали буквами.       Пять дней до вечера субботы прошли практически незаметно. Каминари всё так же игнорировал поступающие ему на телефон сообщения (он даже не всматривался в имена), потому что решил, что на данный момент он мог бы ещё немного повариться в жалости к себе. Айзава связался с ним лишь один раз в середине недели, чтобы уточнить, точно ли он понял смысл его сообщения, потому что Ашидо подходила к нему как минимум сто раз с просьбами о том, чтобы передать весточку. Айзава не передал ни одной весточки для Каминари, но, выглядя на экране телефона так, будто вот-вот рухнет на месте из-за усталости, пробормотал, чтобы он разобрался с этим, да поживее. Поэтому Каминари отправил сообщение Бакуго о том, чтобы он наконец поговорил с Ашидо и остальными. С Тодороки было проще всего — они говорили по видеосвязи каждый день, болтая обо всём на свете и больше не касаясь темы обстановки в классе. Иногда они просто молчали; Тодороки занимался домашними заданиями, а Каминари проводил время за игрой на электрогитаре (он тренькал на струнах исключительно спокойные мелодии, потому что Тодороки нужно учиться) или за чтением любовных романов, потому что ему пока что не предоставили репетиторов. После разговоров с бабушкой времяпровождение с Тодороки было для Каминари вторым утешающим событием на протяжении этих дней, потому что практические занятия с Икедой и Ястребом (постоянно печатающим на своём телефоне), казалось, не давали никаких плодов. Каминари, стоя у той громадной штуковины, дважды пытался высвободить из своего тела поток электричества, который превышал бы те жалкие две сотни вольт, но у него ничего не вышло.       Встреча с бабушкой субботним утром произошла в тихом, почти безлюдном семейном ресторане, который находился в пятнадцати минутах ходьбы от здания Геройской Комиссии. В ином случае Каминари бы понадобился сопровождающий (Мэра объяснил, что это обычная предосторожность, и они обменялись номерами телефонов на всякий случай), но он был против того, чтобы Ястреб был с ним. Бабушка, что неудивительно, поддакнула — она была так же против присутствия про-героя на их встрече, гневно брызжа слюной в экран своего телефона.       На Каминари была хлопковая рубашка с длинными рукавами и кепка, скрывающая отличительную чёрную молнию на жёлтой чёлке. Ястреб предупредил Каминари, что понадобится небольшая маскировка, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, потому что все студенты-герои своего рода теперь знаменитости. Особенно после случившегося в тренировочном лагере.       Встреча с бабушкой была приятной, но длилась не больше пары часов; её очередная старческая сходка с другими пенсионерами выпала на субботу, и она готова была отменить её, но Каминари сказал, чтобы всё в порядке, потому что ему нужно вернуться в здание Комиссии для тренировки с «тем воспитанным мальчиком, который уважает таких старушек, как ты». Бабушка так мечтательно вздохнула, что Каминари не смог сдержать язык за зубами и спросил, не хочет ли она променять родного внука на приёмного. И за это он получил мощный удар тростью по ногам. Однако слова о приёмном внуке подняли другой важный вопрос. Бабушка вытащила из сумки папку с документами и протянула их Каминари.       — Когда будешь уверен, то подпиши.       Бумаги о полной передаче опеки над ним его бабушке.       У Каминари было время для анализа своих отношений с родителями, и с помощью бабушки он начал осознавать, что им пренебрегали. Он помнил случай о первом подаренном ему телефоне на его шестой день рождения. Мама отдала ему телефон, и он был так рад этому. Его восхищённый вздох через нос был таким сильным, что он чихнул из-за попавшей в ноздрю пылинки, и небольшой поток электричества вырвался из его тела, закоротив телефон в руках и уничтожив его дееспособность. Бабушка и дедушка, которые были в этот момент рядом, по-доброму расхохотались, сглаживая воспоминание о том, как мать разочарованно покачала головой и вздохнула, выходя из комнаты. Но ничто не смогло сгладить воспоминание о том, как отец, вернувшись домой после работы, сурово отчитал его и сказал, что другой телефон он получит в следующей жизни. Каминари, до этого проплакавшись в своей комнате, задувал свечи и кушал торт без присутствия родителей, но бабушка и дедушка были рядом с ним.       В течение месяца следующий десяток дешёвых телефонов был подарен ему бабушкой и дедушкой для тренировки над контролем электричества. Но тогда Каминари думал, что предоставленные ему телефоны — дело рук его родителей, сжалившихся над ним. Бабушка лишь полтора года назад призналась, что у дедушки была идея, которая заключалась в том, чтобы сгладить острые углы между Каминари и родителями. Дедушка думал, что это сработает. После смерти дедушки, когда Каминари было восемь, бабушка продолжила его дело, веря в лучшее. Вплоть до начала последнего класса средней школы она отдавала Каминари подарки от лица родителей, слишком занятых из-за работы за рубежом. Гироскутер, фитнес-браслет, электрогитара, ролики, куча фэнтезийных шляп, нескончаемые пледа с различными принтами, разноцветные йо-йо, бесконечные тома манги, книги, велосипед, лимитированный мерч разных про-героев, игровая приставка, ноутбук и много чего ещё. Все эти годы бабушка, принимая деньги от его родителей, поддерживала иллюзию заботы с их стороны. Каминари не мог не верить в эту иллюзию; бабушка могла быть очень убедительной. Но всё изменилось незадолго до того, как Каминари сообщил родителям в начале последнего класса средней школы о том, что всерьёз хочет стать героем. Метафоричные маленькие раны, давно обрётшие полоски тонких шрамов, вскрылись, и взгляд Каминари прояснился на те вещи, на которые он до этого не обращал внимание.       Мать и отец, будучи на высоких должностях, имели возможность скинуть свою работу на подчинённых и приехать домой к родному сыну во время его каникул. Но они этого не делали. Их работа если и прерывалась, то отпуском в другие страны или, если они были в городе, они занимались чем-то другим. Каминари не был с ними ни в одном отпуске, а семейные ужины проводились редко. А по прошествии времени он понял, что бабушка всегда отвлекала его в эти моменты.       Мы всё равно хотели сходить с тобой в парк развлечений!       Тогда Каминари и бабушка баловались на всяких аттракционах с утра до вечера не меньше недели.       А ты помнишь, что мы давно хотели устроить марафон по просмотру мультфильмов с кучей сладостей?       У Каминари болели глаза от свечения экрана и лопалось пузо от вредной еды. Бабушке стало так плохо от сладостей, что она в один из дней на час застряла в туалете. Каминари помнил, как засмеял её, за что впоследствии получил кучу несильных щипков в бок.       К сожалению, ты отстаёшь от учёбы и тебе дали дополнительное домашнее задание на каникулы, но вечерами, после того, как всё будет сделано, мы можем ходить на крытый каток!       Тем летом бабушка купила ему новые коньки, потому что из старых он вырос, и купила новые коньки себе, потому что её давным-давно вышли из моды.       Он всегда искал внимание своих родителей, но вместо этого он находил внимание среди людей из младшей и средней школы. Быть местным шутником ему удавалось очень хорошо.       Комплекс, связанный с умственной составляющей, был взращён в Каминари его отцом и матерью. Это та вещь, которая усилилась с тех пор, как Каминари за год до выпуска из средней школы решил поступить на обучение в Юэй. Раньше они называли его просто глупым, но после его решения обучаться на героя выявилось больше резких градаций, обосновывающих, почему он таким является.       Каминари тупой, потому что неспособен к обучению, как все остальные дети, и если ему каким-то образом удастся обучаться на героя, то он так или иначе с позором вылетит из учебного заведения. Он неблагодарный, потому что не ценит купленные ему вещи, ведь они разбросаны по всей его комнате, и поэтому родители напрямую сказали ему, чтобы он не ждал материальной помощи с их стороны. Он никчёмный и бесполезный, потому что не умеет управлять собственной причудой, и потому он обязательно навредит окружающим его людям, если будет использовать своё электричество. Он, в конце концов, попросту безответственный, потому что смог достичь бессмысленной и безумной цели. Бабушка надавила на его отца тогда, когда Каминари получил голографическое сообщение из академии Юэй, сказав, что с его стороны будет глупо не поставить подпись в документах, в то время как директор лучшей академии в Японии верит в то, что из Каминари получится хороший герой.       Никудышный, отвратительный, разбалованный, неуважительный, халатный, бездарный, пустоголовый, трудный, непутёвый, огорчительный, дурной, нелепый, иррациональный, невыносимый — родители находили много слов для его описания и снабжали их объяснениями.       По словам отца и матери, он — ёбаное разочарование, потому что убил человека. Но по словам бабушки — он герой, защитивший своих друзей. И хотя мысль о собственном героизме далека от того, чтобы плотно засесть в его голове, Каминари готов был принять решение ещё в больнице, когда отец дал ему пощёчину, а мать намекнула, что одного удара недостаточно. Полтора года растущего между ними напряжения показали Каминари, что его ничто не связывало с родителями, кроме текущей по их венам крови. Он давно не был для них сыном.       Каминари сжал ручку в трясущихся пальцах и, оглянувшись на бабушку, оставил подпись на документах об опеке. Едва он справился с наплывшим потрясением, бабушка вновь его ошарашила, передав ему в руки клочок бумаги с адресом, где проживает семья, чьим детям он навредил своей причудой в пятилетнем возрасте.       — Не беспокойся сильно, — сказала бабушка с улыбкой, сжав его дрожащую ладонь обеими руками. — Тогда они казались мне понимающими людьми, и я уверена, они остались такими же.       Когда их встреча подошла к концу, Каминари вытащил из кармана тысячу иен, сказав, что это от Ястреба, но бабушка, плавно отодвинув его руку от себя, попросила оставить деньги себе. После она дала ему объёмную пачку денег. Но купюры были с маленьким номиналом, поэтому Каминари даже не успел встревожиться. Они обнялись и попрощались.       Тренировка с Тодороки на скалодроме оказалась отвлекающей и весёлой; у Каминари появились новые синяки, потому что он бесчисленное количество раз падал вниз без страховки в виде верёвок, и все эти разы его тело прихлопывали льдом о стену. Ястреб не успевал вовремя реагировать своими перьями, потому что его взгляд то и дело прилипал к телефону. Каминари подозревал, что у Ястреба имеется любовный интерес по ту сторону экрана, иначе он не мог объяснить его рассеянность.       Боже, Каминари был таким же рассеянным, когда вечерами переписывался с Шинсо?..       — Хочу есть, — сказал Тодороки, на ходу поправив лямку сумки. — Там будет соба?       Выловив утреннее воспоминание о том, как он просматривал меню вместе с бабушкой, Каминари ответил:       — Не уверен, что собу в том ресторане подают холодной, но да.       — Я сам сделаю, как надо, — решительно сказал Тодороки и поднял руку, показывая иней на пальцах.       — Шеф-повар может обидеться, знаешь ли, — ухмыльнулся Каминари и подмигнул. — Но если ты сделаешь это скрытно, то всё будет нормально.       Каминари, поправив кепку на голове, выбрал столик в самом углу ресторана. В этом месте было небольшое возвышение со ступеньками и высокие перегородки для приватности, не дающие никому, кроме приходящих официантов, знать, что за столиком находятся те самые горе-студенты из Юэй. Волосы Тодороки слишком узнаваемы, а как только Каминари стянул с головы кепку, то и молния на чёлке, вплетённая в светлые волосы, стала контрастной и заметной. Не то, чтобы Каминари был знаменитостью, в отличие от сына Старателя, — занявшим второе место на спортивном фестивале — и шумного Бакуго, — занявшим первое место, — который скоро должен прийти. Кто будет вместе с Бакуго — Каминари у него не уточнял. Они списались утром, и Бакуго сообщил, что их встреча в силе. До часа икс оставалось около двадцати минут, но дверь ресторана хлопнула спустя пару минут, едва официант оставил меню на столе. Каминари вздохнул, зная, что прибыл никто иной, как Бакуго. Никто не распахивал двери так, как он.       Каминари вжался в диванчик и поёжился, закусив губу. Тодороки, сидя рядом с ним, глянул на него, склонив голову, но затем он понял, в чём дело, и привстал, выискивая взглядом источник шума за перегородкой, и махнул рукой. Каминари, борясь с собой, заставил свои глаза не закрываться, пока топанье не одной пары ног атаковало его слух. Первая влетела Ашидо, и она, как только встретилась взглядом с Каминари, поджала губы и набросилась на него с объятиями. Каминари позволил глазам закрыться, а голове упасть на её плечо. Там, где её руки перемещались по его телу, словно в попытке обхватить каждый кусочек, его руки, напротив, задеревенели на коленях. Но тогда, когда его глаза защипало, Каминари медленно поднял руки и обхватил Ашидо в ответ.       — Извини, — тихо вырвалось из него.       — Не нужно, — всхлипнула она и, безжалостно прильнув к его боку, села рядом на диванчик.       Каминари моргнул, избавляясь от пощипывания в глазах, и посмотрел на остальных. Грозная Джиро, приводя в движение один из своих наушных разъёмов, наверняка хотела задушить Каминари, но вместо этого она ограничилась лишь тем, что кольнула его пару раз в шею.       — Какой же ты придурок, — сказала она и, улыбнувшись редкой для неё нежной улыбкой, а не ехидной ухмылкой, протянула руку, взъерошив его волосы. После она села рядом с Тодороки.       Яойорозу, в отличие от Джиро, мягко улыбалась и до этого. Она шагнула к Каминари и, перевесившись через повисшую на нём Ашидо, взяла в свои тёплые ладони его лицо и, наклонив голову, оставила поцелуй на его лбу. Каминари широко раскрыл взгляд.       — Я пользуюсь популярностью у девушек, наконец-то, — шокировано вырвалось из него, когда Яойорозу отступила и села рядом Джиро.       — Тебя волнует только это? Мы с тобой ещё поговорим, — предупредила Джиро, сурово наставив на него палец. Каминари бы отшутился, но тут его взгляд наткнулся на Сэро и Киришиму.       — Братан, — сказал Сэро с натянутой улыбкой, но, сделав шаг по направлению к Каминари, застыл в неуверенности.       И это неудивительно. Сэро единственный из пришедших, с кем Каминари так и не обмолвился словом. Каминари игнорировал его половину недели в тренировочном лагере из-за того, что он участвовал в оскорбительном разговоре, направленным на Аояму. Киришима тоже участвовал, но, в отличие от Сэро, был в больнице, и Каминари не мог игнорировать Киришиму, когда он выказывал ему поддержку, сидя в палате. Тогда Каминари забыл обо всех обидах, но сейчас он, естественно, вспомнил о них. Каминари уверен, что если бы Сэро оказался в больнице, чтобы дожидаться его пробуждения, то он не оказался бы в стороне.       Каминари, одной рукой обнимая всхлипывающую Ашидо, другой сжал кулак.       — Не стой столбом, братан, — вздёрнув уголок губы, сказал Каминари и вытянул руку вперёд. Сэро, выпрямив спину и улыбнувшись во все зубы, протянул руку в ответ; они стукнулись кулаками. Каминари обязательно поговорит с Сэро и Киришимой, но сейчас это могло подождать. Сэро сел по ту сторону стола на другой диванчик.       Киришима, видимо, ждал очень долго, когда до него дойдёт очередь, и потому набросился на Каминари и Ашидо, обнимая их обоих так сильно, что у Каминари заскрипели кости, а воздух из лёгких пропал. Ашидо пискнула и резко вздохнула.       — Ты такой мужественный, Камибро!       Каминари не нужно было видеть лицо Киришимы, чтобы знать, что у него дрожат губы в сдерживаемом рыдании. Он похлопал Киришиму по спине.       — Ой, ну всё-всё, Дерьмоволосый, хватит, прекрати!       — Этим двоим воздуха не хватает, — добавила Джиро.       Сжав напоследок Каминари и Ашидо ещё раз, Киришима отлепился от них. Ашидо уже не всхлипывала, вместо этого она жадно глотала ртом воздух, а Киришима, напротив, всхлипнул, роняя слёзы.       — Пожалуйста, не игнорируй мои сообщения, — взмолился Киришима, вытирая влагу с щёк.       — Он больше не будет никого, блять, игнорировать, — выплюнул Бакуго и надавил руками на спину Киришимы, чтобы они смогли усесться на диванчик к Сэро. — Особенно это касается меня. Ещё раз не ответишь на мои сообщения, и я отправлю тебя взрывом в космос! Ты меня понял?!       Каминари поёжился и слабо кивнул, избегая взглядов своих друзей. Здесь были все перечисленные люди в сообщении для Бакуго, отправленном почти неделю назад. Это значило, что помимо того, что они были на стороне Каминари, каждый из них был и на стороне Шинсо, несмотря на все опасения, высказанные в помещении класса.       — Извините, — сказал Каминари с опущенной головой.       — Не нужно, — подала тихий голос Ашидо, и остальные, кроме притихшего Тодороки, начали повторять те же слова в разных вариациях, заставляя щёки Каминари краснеть. Это могло продолжаться ещё какое-то время, если бы все не замолчали, когда официант пришёл к их столу с блокнотом и ручкой.       — Что будете заказывать?       — О, — сказал Тодороки, отлепившись от меню. — Поймите меня правильно. Я ни в коем случае не хочу обидеть вашего шеф-повара; я ценю старания людей, которые готовят вкусную еду. Однако можно попросить передать ему мои слова о том, что я предпочту холодную собу вместо горячей? Если это возможно. Я в любом случае съем собу. Спасибо.       Официант кивнул, записал заказ в блокнот и оглянулся на остальных.       — Мы ещё выбираем, — сказала Яойорозу, мило улыбнувшись.       Когда официант ушёл, Бакуго, высоко вздёрнув брови, хлопнул себя рукой по лбу и рявкнул:       — Какой же ты чудик, Двумордый!       Тодороки хмуро посмотрел на него.       — Что не так?       На лицах присутствующих проскочили улыбки, после послышались сдавленные смешки, а через некоторое время воздух наполнился разрозненным смехом. И Каминари, смотря на каждого из своих друзей, понял, что беспокойство отступило, а тёплое чувство обволокло его сердце.       Он наконец улыбнулся в полную силу.