Прошу, не отпускай меня вновь

      — Можно лечь спать с тобой, хён?       Сону остолбенел.       — М… — выдавил из себя старший. Он не мог поверить своим ушам. Ники не мог снова просить его об этом. Это просто не имело никакой логики.       Ники, казалось, с каждой секундой молчания Сону терял свою решительность.       — Извини, хён. Просто заб…       Сону почувствовал, как его от шока отправившаяся на небеса душа вновь вернулась в тело.       — Нет! — вскрик вырвался из его лёгких. — Я имею в виду, что не против. Просто я немного удивился.       Немного? Разумная часть Сону насмехалась над нелепостью этих слов. Он чувствовал, что его щёки горят, и на мгновение возненавидел свою бледную кожу за это.       Прошла практически вечность с тех пор, когда Ники в последний раз проявлял инициативу в делении одной постели. Конечно, были ситуации, когда приходилось делить гостиничные кровати, но это были вынужденные меры. Никак не собственная воля одного из них.       Ники окинул его загадочным взглядом и спустя пару секунд кивнул. Он стоял неподвижно, не отрывая глаз от старшего, пока Ким в смущении не понял, что перекрывает проход в комнату. Что с ним, чёрт возьми, происходит? Это же просто Ники. Тот самый ребёнок, взросление которого он видел.       Сону отошёл в сторону, пропуская его, и только сейчас осознал, насколько он напряжён.       Лишь заперев дверь и перепроверив пару раз, что она не открыта, он обернулся.       Они одни в запертом помещении.       Парни просто стояли, избегая взглядов друг друга. Ким чувствовал необходимость сделать первый… Нет, в такой ситуации уже второй шаг.       — А, эм, может, ты хочешь чем-то заняться перед сном, или, эм, я не знаю…       — Сону-хён, расслабься. Я просто хочу прилечь и отдохнуть. Не беспокойся слишком сильно, — сказал младший.       Как Сону мог не беспокоиться об этом слишком сильно? Ники что, головой о камень ударился?       — О. Ладно! — Ким чувствовал себя безумно неловко, не желая подобного воссоединения. Поскольку они оба смиренно приняли свою «новую» тактику в общении, то заключили тем самым молчаливое соглашение; это соглашение заключалось в том, чтобы никогда не упоминать то, что они делили ранее кровать, никогда не признавать, что они уже не так сильно близки, уважать личное пространство друг друга и самое важное — ни за что не говорить о произошедшем. Ни при каких обстоятельствах.       Итак, приход Ники сюда не только был неожиданным, но и обрекал Кима на рассуждения о том, как следует поступать. Что ему делать, если младший решит вновь перевернуть их взаимоотношения с ног на голову?       Несмотря на неловкость и, возможно, даже лёгкий дискомфорт, правда заключалась в том, что Сону чувствовал искру надежды внутри себя. Одной мысли о возвращении Ники было достаточно, чтобы заставить его глупое сердце поверить в то, что это действительно может произойти.       За всё это время никто, даже Чонвон и Джей, не смог тронуть сердце Сону так, как это мог сделать макнэ. Они разделили вместе слишком много особых моментов. Будь то взлёты или падения. Ники был первым, принявшим его целиком и полностью, и, более того, он был первым, кто сделал Сону таким уверенным в себе.       Ники был первым человеком, проломившим стены, ограничивающие старшего от всего мира. Ким был известен своей общительностью, однако он никогда и никому не позволял по-настоящему затронуть струнки своей души.       Поэтому Ники ураганом влетел в его жизнь. Принёс столько неописуемых чувств и сотряс всё, что Сону построил за тогда ещё шестнадцать лет своей жизни.       Сону, который никогда не любил разделять с кем-либо своё личное пространство, который никогда не любил прикосновения, который никогда не открывал своё сердце, внезапно осознал, что в своей некогда пустой и холодной постели он больше не один: теперь он надёжно спрятан в объятиях и заботе юного японца.       И Сону не оставалось ничего, кроме как отдавать всего себя всё больше и больше.       Пробуждение с ощущением чужих рук и ног, обнимающих его, быстро перестало казаться обузой, став моментом, который заставлял его чувствовать важным, нужным и — Сону всегда краснел на этом моменте — желанным.       Совместные ночи никогда не переходили границу платоничности. Ну, по крайней мере, изначально.       Сону быстро принял прилипчивую натуру Ники, видя, как тяжело тому давались первые месяцы в Корее. И оно понятно: он был всего лишь ребёнком, находящимся в милях от своей семьи и сталкивающимся с языковым барьером.       Поэтому старший не отверг его в ту первую ночь, когда тот попросился к нему в постель. Киму казалось, что Ники оставит эту привычку после периода адаптации, когда станет более уверенным в своём корейском и сблизится с другими участниками. Сону думал, что их небольшая созависимость так или иначе когда-нибудь закончится.       И Ники действительно улучшил свой корейский.       И сблизился с другими участниками.       Но, к удивлению, он не перестал приходить ночь за ночью, всегда находя Сону, где бы тот ни был — на двухъярусной кровати или на диване, — чтобы обнять старшего со спины, обхватив его худощавыми руками. Даже когда другие подкалывали его за это, даже когда это всплыло на интервью — младший всегда возвращался. Подобно солнцу, всходящему каждое утро, Ники приходил почти каждую ночь.       Он просто залезал под одеяло, буквально прилипая к Сону. Иногда они перешёптывались, делясь мыслями, маленькими секретиками, и дружно хихикали над самыми глупыми вещами.       Иногда они просто сплетались в объятиях друг с другом и спали как убитые.       И… В очень редкие дни Ники тихо ложился рядом. Тихо спрашивал у Сону, не спит ли тот, и старший всегда отмалчивался. Ким знал этот тон голоса младшего в такие ночи, улавливал его низкое звучание, зовущее его.       Это были ночи, когда Сону чувствовал, что его тело вот-вот сгорит в огне. Сердце билось, как у профессионального бегуна, распространяя кипящую кровь. Старший чувствовал себя живым, как никогда раньше.       В первый раз это случилось в тот день, когда у них был очень плотный график, охвативший всё время с пяти утра до восьми вечера. Сону был измотан, и его тело молило об отдыхе. И он его послушал. Быстренько принял душ после Хисына и Джея и объявил, что идёт спать. Никто, казалось, не услышал: все мемберы были в разной степени полумёртвыми и лежали на каждой хотя бы минимально комфортной поверхности их общежития.       Ким лёг в постель, быстро отправляясь в сновидения, когда вдруг ощутил сзади тепло чьего-то тела. Конечно же, это был Ники, поэтому Сону просто продолжил засыпать. Ему показалось, что младший спросил о чём-то, ласково приобнимая его, но усталость брала вверх, и ничего важнее сна в тот момент попросту не было.       Он был в комфортном бессознательном состоянии, когда почувствовал, как пара губ коснулась места между его шеей и ключицей. Сону проснулся с рекордной скоростью. И замер, не до конца понимая происходящее.       Ким слышал, как Ники пытался контролировать своё дыхание, будто бы он слишком боялся того, что только что сделал. Или был слишком взволнован. Или и то, и другое. Сону почувствовал моментальную реакцию своего тела и прошедшее по нему тепло. Он не знал, дать ли Ники понять, что он проснулся, или продолжать притворяться.       Он струсил.       Младший напрягся и притянул его к себе. Сону подавил вздох, крепко сжав губы. Макнэ медленно проводил лицом по всему — волосам, шее и спине Кима, — вдыхая его аромат. Он был похож на наркомана.       Сону потребовались все силы, чтобы сдерживать себя и не издавать никаких звуков, когда Ники снова и снова прижимался губами к его шее, ключице и волосам. Казалось, справляться с этим было невозможно: чувства и мысли обратились в прах из-за перегрузки ощущений.       Но затем Ники, казалось, приходил в себя и просто прижимался лбом к шее старшего.       Подобное случилось ещё четыре или пять раз, прежде чем произошёл тот масштабный скандал.       Никто из них в итоге и не узнал о мыслях другого. Сону жалел, что не спросил об этом прямо. Но не потому, что был против, а потому, что им нужно было об этом поговорить. Однако было уже слишком поздно.       Вспоминая обо всём этом, Ким решил не задавать вопросов о том, зачем Ники пришёл к нему в этот раз. Как бы то ни было, если японец снова хочет спать рядом с ним, Сону позволит ему. Больно, но что поделать? Лучше испытывать такую неловкость, чем совсем не быть рядом с младшим.       Сону лёг на кровать, отвернувшись на бок, чтобы не видеть другого парня. Укрывшись до самых рёбер, он пытается отвлечься телефоном. Когда матрас прогибается под тяжестью другого парня, старший неосознанно вздыхает. Ники укрывается одеялом и, пристраиваясь поудобнее, случайно задевает ногой икру Сону. Старший в испуге дёргается.       Атмосфера снова становится тяжёлой.       — Извини, это было непреднамеренно, — произносит макнэ, и Сону слышит в его тоне лёгкие оттенки улыбки. Ким издаёт короткий и странный смешок.       — Всё в порядке. Я просто не ожидал, — мычит он в ответ. И лишь спустя пару секунд тихо добавляет, убирая телефон под подушку: — Твоя нога очень холодная.       — Сону-хён, можно тебя обнять? — так же тихо произносит младший. Сердце Сону бьётся быстрее. Он чувствует, как горят его щёки.       Ким медленно поворачивает голову, чтобы убедиться, что происходящее не розыгрыш его мозга. В глазах Ники плескается тоска, а сам парень лежит, положив руку под голову, и послушно смотрит на Сону в ответ, ожидая разрешения. Грудь словно не выдерживает переполняющих эмоций.       — Да, — его голос надломился. — Эм, я имею в виду, что да, ты можешь меня обнять.       Старший видит вспышку эмоций, промелькнувшую в глазах Ники, и неосознанно сжимает в руке ткань наволочки. Потом закрывает глаза и отворачивается обратно. Он не был уверен в том, что переживёт эту ночь «воспоминаний».       Первым, что Ким почувствовал, было робкое прикосновение руки, а после — тепло чужого туловища и переплетение ног. Они лежали практически вплотную, и Сону пришлось заставить себя успокоиться, чтобы не получить сердечный приступ.       Словно забивая последний гвоздь в крышку гроба Сону, Ники касается кончиком носа шеи старшего и обнимает чуть сильнее, словно желая стать с ним одним целым.       — Я скучал по этому, хён, — тихо произносит он, прижимая руку к талии Сону, — никакими словами не передать насколько.       Ким чувствует, как японец трётся носом о чувствительную часть шеи. Кожу в той области начинает слегка покалывать, и он тяжело вздыхает.       Почувствовав волну храбрости, он признаётся:       — Я тоже скучал по этому, Ники-я, — старший аккуратно накрывает руку Ники своей и позволяет себе утонуть в этом тепле. Оказывается, он не был готов к такому количеству чувств и эмоций, которое вызовет это признание не только собеседнику, но и самому себе, и потому чувствует влагу в глазах. Внезапное напряжение в его груди, появившееся ранее, было вызвано другой причиной: виной тому было чувство, которое, как сам Сону думал, он принял и пережил.       Он изо всех сил пытался спрятать это в глубины своего сознания, лишь бы не дать Ники заметить. Это был первый раз за столько времени, когда они, наконец, хорошо проводили время вместе, и старший не мог позволить своим глупым чувствам разрушить этот момент. Однако напряжение не спадало, и на подушке, в местах соприкосновения со слезами, стали образовываться мокрые следы. Ким старался плакать хотя бы тихо, всё так же надеясь, что Ники ничего не заметит, если он не издаст ни звука.       Но в ту же секунду он против воли всхлипывает. Он действительно плакал и не мог больше этого скрыть. В попытке вытереть слёзы Сону почувствовал, как чужие руки ласково разворачивают его тело. Он не мог посмотреть Ники в лицо и лишь дрожал от своих рыданий. Почему это всё должно было произойти именно сейчас? Именно перед Ники? Ему нужно было время, чтобы понять.       — Сону-хён, в чём дело? — Ники попытался отвести ладони Сону в сторону, чтобы коснуться его лица и заглянуть в глаза, но старший стыдливо отказывался их убирать. — Сону-хён, пожалуйста, поговори со мной, — в голосе младшего слышалась боль, а его пальцы ласково перебирали волосы старшего, пытаясь успокоить. — Прошу, ответь мне, — он притягивает лицо Кима к своей груди и продолжает поглаживать его волосы и спину.       Как Сону сможет объяснить ему весь этот хаос в мыслях, не сказав, что виной тому сам макнэ, чтобы не отпугнуть? Как он сможет объяснить Ники, что их взаимоотношения были причиной всех его страданий, не потеряв его навсегда?       Сону чувствовал себя маленьким, словно лодка в океане, плывущая без всякого направления, полностью потерянная посреди шторма. Его чувства были подобны волнам, ударяющим по корпусу лодки, который вот-вот переломится. Он просто хочет, чтобы его спасли от бури, в которой он живёт.       Сону знал, что ему нужно поговорить с Ники, иначе это станет не только его личной проблемой, но и проблемой группы. А это было последнее, чего он сейчас хотел. Поэтому он сосредоточил свои мысли на руках на своём теле, пытаясь успокоить его, и попытался отрегулировать своё дыхание, выполняя дыхательные упражнения, которым научился много лет назад.       Медленно он почувствовал, что его лёгкие стали менее напряжёнными, рыдания уменьшились и в конце концов прекратились. В какой-то момент он убрал руки с лица и вместо этого схватил футболку Ники, сильнее прижав лицо к его груди и вдохнув его духи. Во время всего этого рука Ники не переставала ласкать его и не оставляла его ни на секунду, и Ким был тронут этим.       — Тебе уже лучше? — спросил Ники, проводя пальцами по волосам старшего. Сону почувствовал, как его сердце снова наполняется нежностью.       — Ники-я, — начал он. Ему нужно это сделать. — Спасибо, мне уже лучше, — он повернулся лицом к Ники, чтобы заверить его, что он честен.       Выражение лица младшего было нахмуренным, как будто он пытался угадать, лгут ему или нет. После нескольких секунд, в течение которых Сону смотрел на него, он кивнул.       — Хён, мне нужно знать, что это было? — спросил он, нежно держа лицо старшего.       — Ники-я, боюсь, если я скажу тебе, ты снова меня бросишь, — Сону снова почувствовал подступающие слёзы. Глаза Ники широко распахнулись в испуге, и Ким пожалел о своих словах. Он приготовился снова остаться один на два или три года, однако Ники в качестве второго из чудес, случившихся с Сону всего за одну ночь, снова притянул того к своей груди.       — Нет. Я больше никогда этого не сделаю. Я знаю, что у тебя нет причин верить мне, хён, но это правда, — настало время уже голосу Ники звучать надтреснуто, но он продолжил: — Пожалуйста, поговори со мной, я обещаю, что не убегу. Я знаю, что должен пройти через это ради тебя. Я должен пройти через это ради нас.       — Ники-я, — Сону чувствовал, что ему нужно было взглянуть в лицо младшего в этот момент, который мог стать решающим в их дружбе. Он посмотрел Ники в глаза и увидел то, чего не видел с тех пор, как их втолкнули в худшие месяцы их жизней. Его глаза были полны печали и вины. — Ники, я не…       — Мне так жаль, Сону-хён. Я должен был сказать это много лет назад, но, пожалуйста, — пожалуйста, — прости меня, — он прервал Кима и оставил его безмолвствовать. У старшего не было времени осмыслить чужие слова, прежде чем младший продолжил: — Я знаю, что я единственный, кто несёт ответственность за то, какие мы сейчас. Я признаю это. И я не пытаюсь оправдать себя, потому что правда виноват. Но… — он остановился, чтобы вытереть слёзы. Сону тоже мог постоять за себя. — Я был слишком молод, хён. Когда всё это произошло и когда я увидел, как все эти люди говорят так много неправды… Я имею в виду, может, это и было ненамеренно, но меня словно лишили почвы под ногами, и я не мог встать.       Сону слушал всё это в тишине. Это было всё, чего он желал последние два года. Слёзы свободно катились по его щекам и падали на рукав Ники, поскольку он всё ещё держал свою руку под головой Сону. Он кивнул Ники, говоря ему продолжать.       — Я понимаю, как сильно был неправ, и мне стыдно за это. Но я никогда не хотел причинить тебе боль, хён. Пожалуйста, скажи мне, что ты это знаешь, пожалуйста, Сону-хён! — он был в отчаянии, держа Сону так, будто тот собирался исчезнуть.       — Я знаю это, Ники-я, я знаю. Я никогда не обвинял никого из вас. Никогда. Но я прощаю тебя, — ему нужно было, чтобы Ники знал это, но... не это было настоящей причиной того, что заставило Сону внезапно впасть в рыдания. — Но не это разрушило нашу дружбу. Я так много раз пытался связаться с тобой, чтобы исправить нашу ситуацию, дать тебе знать, что я никогда не думал о тебе ничего, кроме хорошего. Поговорить и сказать тебе, что наши отношения были больше, чем что-либо, что кто-либо мог когда-либо сказать о тебе, потому что я знал настоящего Рики. Я был тем, кто жил с тобой и разделил с тобой так много драгоценных моментов. Но… — Сону снова зарыдал, слёзы почти заполнили его горло. — Но ты никогда не позволял мне этого сделать. Ты закрылся… нет, на самом деле ты исключил меня из своей жизни, как будто я был для тебя никем.       Он вывалил всё спутанно и торопливо. Он не хотел выплёскивать всё это в лицо Ники, особенно когда они собирались во всём спокойно разобраться, но Киму надоело сдерживать свои истинные чувства. Ники тоже залился слезами — одна из его рук пыталась вытереть их, пока другая всё ещё держала Сону. Ким был готов рассы́паться, но эта одна рука вокруг него была всем, что ему было нужно, чтобы держаться дальше.       — Я был идиотом, да? — тихо сказал он, словно вся сила покинула его тело, оставляя лишь полный печали тон. — Я знаю, что держал тебя подальше. И я очень сожалею об этом, но это был единственный способ, который я нашёл, чтобы остановить всю эту ненависть к нам, хён. Я был глупым и думал, что защищу тебя от всех слухов, если отстранюсь. Я думал, что люди увидят, что я сожалею, и заметят мои усилия стать лучше. Но я никогда не думал о том, что ты поймёшь меня неверно. Я так боялся всё испортить для тебя и для группы… Я не знал, что делать, хён, я чувствовал, что должен держаться от тебя подальше, потому что я был тем, кто создавал проблемы и причинял тебе боль. Но мне тоже было так больно, Сону-хён. Всё, чего я хотел, — это подбежать к твоей кровати и обнять тебя, потому что ты всегда был для меня единственным, помогал мне во всём и был моим… моим всем, — слова Ники были подобны бурному потоку реки во время наводнения, воды неудержимо мчались с большой скоростью, нуждаясь в большем пространстве, чтобы уйти, чтобы обрести свободу.       Сону обнял его, ведь Ники выглядел таким несчастным, и Сону это не понравилось.       — Ники-я, посмотри на меня, — Ники поднял свои полные слёз глаза, чтобы встретить взглядом слёзы Сону. Тот прижал их головы лбами. — Я прощаю тебя. За всё.       Ники издал жалкий и болезненный звук.       — Сону-хён, — он притянул его к себе, обняв медвежьей хваткой. Сону приобнял его в ответ, снова прижав лицо к груди Ники, и вцепился обеими руками за его спину. — Я хочу, чтобы ты вернулся, я больше не хочу оставаться вдали от тебя. Ни дня, ни секунды. Я возмещу все дни, которые мы потеряли из-за меня.       — Я так скучал по тебе, Ники-я, я всё время пытался убедить себя, что преодолею это, что преодолею тебя… что преодолею нас. Но я так и не cмог, всё было не так. Никто не чувствовал ко мне того же. Никто не мог вызвать у меня таких чувств. Никогда, — он произнёс последнюю часть очень тихо, наверное, стесняясь того, что поделился большим, чем следовало.       — Сону-хён, не говори того, чего на самом деле не имеешь в виду, — он отстранился, чтобы посмотреть старшему в глаза, и осторожно обхватил руками его лицо. Сердце Сону снова забилось как сумасшедшее, щёки горели под пальцами другого парня.       — Я имел в виду каждое слово, которое сказал, Ники-я, — он заметно напрягся, чтобы заверить младшего, что он говорит серьёзно, несмотря на то, что его лицо было в огне.       Тишина между ними снова была тяжёлой, но не такой, как в прошлые разы. Теперь они были на одной волне. По крайней мере, так думал старший.       А затем Нишимура Рики снова перевернул мир Ким Сону с ног на голову.       По-прежнему держа в ладонях лицо Сону и теряясь в его глазах целую вечность, Ники наклонился и захватил губы Сону в поцелуй.