Молитвы отвергнутых

Они следили за каждым моим движением, за каждым покачиванием бедер и не упускали момента, чтобы задержать взгляда на груди. Их похотливые взгляды вызывали отвращение и тошноту, но я продолжала вести танец. Он будет недоволен, если развлечение прервать. Их руки тянулись ко мне, желая прикоснуться к телу, задержать на нём свои грязные пальцы, но я увиливала, оказываясь в другой части зала. Сарасвати следовала за мной, имея то же раздражение от их наглости, ведь не понимают, что последует, если посмеют к нам прикоснуться. Наконец барабан затих и мы остановились. Натянуто улыбнулись и скрылись за занавеской. Радха проходила мимо нас, быстро переглянувшись. Наших недовольных взглядов хватило, чтобы она поняла, что стоит держаться от гостей дальше и не забыть улыбаться, несмотря на отвращение. За ней шла Амрита, которой, словно было все равно на происходящее и наши предостережения. Она малознакома нам всем, — взяли совсем недавно, —потому никогда не прислушивалась к нам, старшим, ссылаясь на нашу глупость, ведь считала, что лучше жизни у нас быть не может. Амрита была права в этом случае, словесно мы не отрицали, но внутри разрывались от обиды и несправедливости. — О чем задумалась? — вытянула из размышлений Сара. — Все о том же. — Слишком поздно горевать, Дивия. — Горевать? О чем? Я сжалась, услышав его голос. Властный и спокойный. Сарасвати, что держалась за мое плечо, отступила, опустив глаза в пол. — Я не слышу ответа. Вас кто-то тронул? — Нет, Господин.. — замялась я. — Простите нас, Господин, за глупости. Он подошел к нам, слегка наклонился, заглядывая в глаза и мне, и Сарасвати. Мне пришлось слегка прикусить щеку, чтобы не отвести взгляда. Я не могла, не смела. И он, наконец, отстранился, но взгляд так и прожигал меня, словно слышал, что зачинщицей была я. — Ты свободна, Сара. Она коротко, с сожалением взглянула на меня, и поспешила удалиться, даже если не хотела оставлять меня одну. Она не могла, не смела ослушаться. — Опротивело быть со мной, моя госпожа? — он грубо взял меня за подбородок, разглядывая глаза. — Нет, мой Господин. Прости меня за глупые мысли. — Смотришь мне в глаза и смеешь врать?! Я вздрогнула, желая отгрызть ему пальцы, что продолжали грубо удерживать подбородок, надавив, чтобы в этот момент я не сдернула их. Однако показывать раздражение было бы не прощенной ошибкой — я сжала челюсти, продолжая смотреть на него прямо, доказывая, что мои слова правда. — Убедила. Возвращайся в свои покои и не смей вновь блуждать там, где недозволенно. Я поклонилась и ушла тем же быстрым шагом, что и Сарасвати. Подбородок жгло, напоминая о его прикосновении, из-за которого хотелось снять с себя кожу, ведь отмыть не получится. Я буду помнить, как все остальные неприятные, порой болезненные прикосновения. Лиф лип к телу, широкая юбка сжимала бедра, по всей длине ног липла и мешала ровно идти, способствуя большему раздражению. Однако, наконец, впереди были наши покои. Мои и сестёр Басу. Я попала сюда тремя годами ранее, чем они, потому поначалу делила покои с Господином. Отказать не могла, ведь полюбилась ему, стала его госпожой, и больше своего слова не имела. Но через громкие и ненавистливые разговоры он позволил нам жить вместе, хоть и часто требовал ночью видеть меня в своих. Сарасвати в первые дни не страшилась заступаться за меня, идти наперекор дорменам, что должны были сопроводить к нему, но сопротивляться силе Господина никто не мог. Она получила наказание и вернулась к нам с разбитыми носом и губами, однако утешать себя не дала. Не проронила даже слезинки, оставив все в себе. Я долго чувствовала себя виноватой, понимая, что простые извинения не помогут — со страхом, но уверенностью ходила говорить от своего имени с Господином. Он долго и много кричал, не желая слушать моих просьб не трогать девушек. Успокоился лишь тогда, когда я с уважением склонилась на колени, опустив голову и складывая руки так, словно собиралась молиться ему. Это вызывало тошноту, но я сидела на коленях до тех пор, пока он не присел напротив меня, оставив поцелуй на лбу — так он выражал свою любовь ко мне и то, что я была услышана. Меня воротило. — Прости, что оставила! — Тише, Сара.. Я кивнула головой в сторону двери, за которой стояла наши личные дормены, что были приставлены после моего и Сары ухода из "Бардиса" без позволения. Они не были плохими, нет, однако такое отношения было только ко мне и сестрам Басу. Для остальных, Камал и Доран, были жестокой и суровой охраной, что без раздумий выполняли приказы Господина. Для нас — людьми, которые были готовы, как ослушаться приказ, так и кинуться за нас в бой, не подумав о последствиях. Людьми, которые опекали нас как родных, всегда были готовы выручить и без сожаления наказать тех, кто посмеет без позволения коснуться нас — переломы покажутся милостью. — Там не только Камал и Доран, — тихо договорила я. Сара кивнула, переходя на шепот: — Вновь прости. — Не стоит, досталось бы. — Меня не волнует! Он мог натворить с тобой что-угодно. Нас прервал стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в комнату вошли. Мы с Сарой вновь застыли, сжав губы, словно он мог услышать наш разговор через толстую деревянную дверь. — Вечером развлекать будете вы, будут важные гости. Дивия, трепье, что сейчас на тебе — выбросить и надеть что покрасивее. Сарасвати, волосы не собирай, но близко не подходи, не смей дать им прикоснуться. Дивию пропускай вперёд, но ты.. — подошел он ко мне почти вплотную, что заставило Сару отодвинуться. — чтоб оставалась чиста, не тронутая их грязными руками! — Да, Господин, — поклонились мы. Он погладил нас во голове — второй знак того, что доволен нами, что проявляет любовь, и поспешно ушел, оставив после себя гнусную атмосферу и легкий запах духов. Сара раздраженно провела рукой по голове, словно так могла очистить себя, забыть о прикосновении. Я же — с сожалением взглянула на неё, усаживаясь на свою кровать. С полностью открытой лоджии дул приятный ветерок, принося запах с сада: различные цветы, деревья, самой улицы. Я вдыхала, как можно чаще, понимая, что весь вечер проведу в зале — душном и полном похоти, даже грусти. Грусти гостей, которым не выпадет возможность провести со мной лично вечер, как и со Сарасвати. Заботу о ней я не могла объяснить и задумаюсь об этом почти все свободное время. Кто она такая, чтобы заслужить мое внимание и заботу? Наложница. Такая же, как и я. Девушка, которая страдает от откровенных нарядов, от больной любви Господина, от замкнутого пространства — клетки, в виде "Бардиса" также, как и я, потому ни одну из наложниц я никогда не позволяла оставить одних в трудных, часто мерзких, ситуациях. Но к сестрам Басу было нечто большее… Казалось, что мы знакомы всю жизнь, словно были тремя сестрами, словно их когда то забрали у меня и теперь оберегать, заботиться и по своему любить — было моим долгом. Только ради них я пользовалась титулом "Госпожи" мерзкого, но влиятельного человека. Титулом, из-за которого была проклята всеми девицами, что не входили в "Бардис", ведь желали нашего Господина. Но я не выбирала эту учесть, — постоянно повторяла я, то ли оправдываясь, то ли утешая себя, пока на помощь не приходили Камал и Доран, что с легкостью успокаивали всех недовольных. Однако частое напоминание о нём, возвращало в тот день, когда я сделала выбор без выбора. Он лишь спросил: хочешь остаться здесь — в богатстве, тепле и любви? Или остаться на улице, продолжая быть никому не нужной?! Или.. быть мертвой, может? Второго варианта на правде не оказалось, если бы я отказалась, то была бы мертва ещё шесть лет назад. А стоило наступить моему дню рождению — восемнадцатилетию — он сделал выбор уже без меня. Я стала его Госпожой, идеальной для него — я всегда была в дорогой одежде, с ужасно дорогими украшениями, пользовалась титулом чаще, — он этого хотел, — всегда держала подбородок высоко и всегда оставалась высокопоставленной девушкой среди его людей. Однако улыбка меркла с каждым днем все больше, пока в дом не привезли Сару и Радху, что "воскресили" искренние улыбку и смех. — Сара, нам нужно выбраться в люди. Выбор одежды служанкам я больше не доверяю. — Я всегда согласна, ты же знаешь. Нас отпустят? — Не то, что отпустят, а с опущеными головами проводят. Сара усмехнулась, последовав за мной. Безмолвный разговор с Дораном закончился согласием сопроводить нас за бедлой, наказав Камалу следить за нашими покоями.

***

Ветер на улице непривычно раздражал, продолжая колыхать вуаль, словно желая сдернуть её с лица, открыть, показать его всем, чтобы они, наконец, знали Госпожу Бардиса в лицо, которое будет видно полностью, а не только глаза. Но Доран, что шел позади нас, остановил меня, поправляя длинные концы, сцепив их тонкой, едва заметной цепью, что снял с бедер. Сара удивлено покосилась на него, явно опешив от такой вольности. Чтобы Доран, верный тому подчиненный, смел без тени смущения или зазрения совести, не только коснуться самого тела и волос, так и снять само украшение? Растерялась даже я, но, кажется, его самого мало волновало то, что происходит за пределами Бардиса и какую вольность он позволяет себе. Доран слегка улыбнулся мне, чем смутил даже Сару. — Прошу прощения, но я видел, как она тебе мешает. — Я в закрытой одежде, следов, которые чудным образом Господин находит, точно не осталось. — Балуешь его, Деви. — Мне не позволено большего, Сарасвати. А жаль. Я с усмешкой покачала головой, прикинув, что было, если бы Господин услышал его и что получили бы мы все — наше наказание станет болезненным, запоминающимся, а вот Дорану.. его бы выгнали с позором, перед этим скорее всего лишив пальцев, а этого позволить я не могла. Быстро оглянулась — не обращали ли на нас внимание? Однако было немноголюдно, а те, кто был — носились туда сюда, не обращая на нас никакого внимания, не уделяя и секунды, но этого было и не нужно. Лучше уж обращают на меня и Сару должное внимание в Бардисе, чем здесь, на улице, что потом доложили бы Господину, образовав нам кучу проблем. Смертельных проблем. — Странно, что они не полюбопытствовали на ваши выходки. — Нам же лучше, Сара. Оба остались бы без головы, — ответила я. Она замолчала, возвращаясь в реальность, в которой даже за простой разговор или мысль Господин мог отсечь нам головы. Бедлу мы разглядывали без особого интереса, каждый витая в своих облаках, пока девушка с энтузиазмом рассказывала о тканях, украшениях к ним. Доран слегка подтолкнул меня локтем к одному из нарядов, прося приглядеться к нему, чему я послушалась. Каким бы жестоким и отстраненным он не был, платьишки и бедлу помочь нам подобрать он был готов всегда, словно разбирался в этом намного больше нашего. Хотя порой так и оказывалось. Ни я, ни Сара этого не осуждали, ведь быть под хитрым взглядом Дорана, пока тот смел разглядывать нас, было намного приятнее, чем гостей. Однако все взгляды и помощь действовали украдкой. Когда Доран поклялся в верной и честной службе, любые вольности стали не доступны: возвращаться домой, заводить семью — ни жену, ни детей, заглядываться на наложниц, прихожих девушек и тем более иметь интимных связей, позволять покидать пост, на который был приставлен, ослушиваться приказов, применять силу без наказа или пропускать кого-либо в крыло с покоями. Это была лишь маленькая часть запретов, которыми поделился Доран, а позже и Камал. Остального знать мне недозволенно. — Понравилась? — обратился ко мне Доран. — В двух цветах, — указала пальцем я. — в синем и бордовом. Он коротко улыбнулся, явно приятно приняв на свой счет свои предпочтения, которые я решила взять.

***

День подходил к концу, заставляя оставить свои дела и возвращаться в зал, куда, скорее всего, уже прибывали гости. И Сара, и я долго возились с юбками — завязать так, чтобы не спадало, стало проблемой, ведь обычно они были на застежках, но это новые пожелания Господина, которые оспорить мы не могли.. только проклинали да тоже молча. Потому не сидела сложа руки и Радха, помогая нам завязать верх и низ, как мы не желая, чтобы и, без того короткие, эти тряпки спали. Пока Радха помогала то мне, то Саре, Амрита примерно пыталась выбрать украшения, чтобы сочеталось все вместе. Мы рисковали, впустив Дорана в покои, в надежде, что он поможет Радхе, но, находясь с Господином под одной крышей, потерял всю вольность и молча стоял в проходе, перед этим только выбрав нам подходящие к друг другу бедлы. Мы давно могли выпроводить его, но отчего-то делать этого не хотелось. Словно без стука мог пожаловать кто угодно, однако в проходе стоял широкоплечий Доран, за которым не увидели бы ничего. Но разве нам нужно было скрываться или прятаться за кем-то, пока мы переодеваемся в своих же покоях? Нет. Мы просто чувствовали спокойствие и защищенность, ведь даже если бы пожаловал Господин, за Дораном не увидел бы наготы и по нам не прошелся его мерзкий взгляд, который хотелось видеть в последнюю очередь. В свою очередь дормен был повернут к нам спиной. — Все будет хорошо, хитрые авалим. Я и Камал будем следить за этими важными гостями. — Спасибо, Доран, — повернулась я. — сколько их? — Из важных? То всего трое. На остальных Господин сказал не обращать никакого внимания. — Интересно.. — Дивия? — недоумевающе позвала Радха. — Если важны всего трое, то зачем собирать остальных? Или не собрать в маленьком зале? Я уверена, что эти "важные" люди вложили не мало. — Я тоже думала об этом, но ответа так и не нашла, — ответила мне Сара. Мы совместно переглянулись, словно в сегодняшнем вечере было скрыто больше, чем могло показаться на первый взгляд. Доран задумался вместе с нами, и всего на долю секунды его лицо исказило злость, но делиться ничем не стал, оставляя догадки при себе. А у нас времени думать больше не было — отправились в зал. Количество сидящих и ожидающих нас мужчин не удивило, не вызвало ни единой эмоции. Их однотипные, похотливые взгляды уже были поперек горла — вызвали лишь отвращение и желание выколоть им глаза. А, может, перерезать и горло. Выделялись только мужчины, что сидели в первых рядах — в глазах была лишь искренняя заинтересованность, по которой я поняла, что это и есть те самые "важные люди". Выделить главного среди них не составило труда — он сидел по середине, видимо, охраняемый дорменами — мужчины, что были вторым и третим по важности из списка. Доран шел слева от меня, устремив взгляд на них же, будто составляя для меня отчет по их воспитанности. Лишь Сара не смотрела в их сторону, выделив для себя ещё в комнате, что раз они пришли сюда, значит, такие же, как остальные гости. Камал смотрел только на нашего Господина, что впервые общался с гостями. — Показушник. — Не играйся с судьбой, Сара. Язык отрежут. — Пускай, но перед этим я выскажу все, что думаю о нём и этом притоне! — О Великий, усмири эту сумасшедшую. — Камал! — Не злись, Сара. Камал правду говорит, только не до конца. Мы все тут сумасшедшие, — ответила я. Дормены отправились в зал, становясь около колонны, что ближе всего к нам, чтобы привлечь внимание к тому, что за любое неверное действие безнаказанными они не останутся. Мужчины в первом ряду переглянулись, что-то отмечая для себя, а после вновь перевели взгляд в середину зала. Господин слегка качнул нам головой и под удары барабанов мы, качая бедрами, вышли к гостям. Сарасвати сразу пропустила меня вперёд и я вдохнула дорогие, манящие ароматы мужчин. Отчего-то запах располагал, и следуя за ударами по барабанам, осмелилась подойти всего на шаг ближе и среди всех запахов почувствовала малину, которую определила к приезжему Господину. Сам же он не спускал своих глаз с моего лица, словно посмотри на мое тело — лишится достоинства, либо лишит его меня. Я коротко взглянула на его дорменов, и не смогла сдержать удивления. Они сидели с тем же выражением лица и также разглядывала лишь мое лицо. Наш же Господин выглядел недовольно, но виноваты в этом были точно не мы с Сарой. Он смотрел только на гостей. А я больше не могла отвести презрительного взгляда от чужого Господина, что не сводил внимательного взгляда в ответ. Он словно впал в транс, не слыша и не замечая никого вокруг, пока мы не остановились. Доран в момент оказался рядом с нами, под своим присмотром уводя за занавесы. — Доран?! — взволновано позвала я. — что с тобой? Ты никогда не забирал нас.. Он не ответил, лишь развернул нас лицом обратно в зал, прося послушать. Стоило услышать маленькую нотку недовольного тона Господина, как мы с Сарой замерли.