паритет

      Чонгук был везде: в поле зрения, в ленте социальных сетей с вычурными подписями к каждой фотографии или короткому видео в квадратном формате, на страницах ежедневника среди расписания приёма таблеток, но ещё чаще — в голове. Его было много, оттого Тэхёну хотелось простого человеческого — абстрагироваться. И если других медийных личностей можно заблокировать, а сопутствующий по ним контент просто игнорировать, если тот содержит в себе затрагивание интересующих и не связанных с объектом нелюбви тем, то вот занести в черный список Чонгука у Тэхёна просто не было возможности. Не в его компетенции бросать работу на полпути, а терять новую аудиторию, которую на совместной деятельности с Чонгуком он обрёл, не хотелось вовсе. У него влияния не мало, внимания к нему столько же, разве что с дедлайнами не дружит: никогда не вписывается, игнорирует и забивает. С Чонгуком тяжело даже пару минут, а у Тэхёна с ним дело чрезвычайной важности на полгода минимум. Здесь не отвертеться, не абстрагироваться и уж точно не бросить на полпути.       Когда вся твоя жизнь — скроллинг ленты, питание трендами на завтрак, перекус новостными заголовками, обед из рецензий кинокритиков, а на ужин, помимо десерта, ещё и обязанность в правках грядущего проекта, то терпеть и ужиматься приходится знатно. Бюджет урезан, у спонсоров нет свободных средств, а из своего кармана Тэхён не кладёт из принципа. Работа хоть и на девяносто процентов — его инициатива, но оставшиеся десять хотелось бы компенсировать финансово и заслужить похвалу за идеальный труд, благодарность за создание и всеобщее погружение в волнующее общество тему.       Документальный фильм — звучит солидно, на деле же — простецкая вещь с цитированием и примерами из личного опыта и биографические отрывки. Тэхён ещё в университете прознал суть таковых, когда готовился к сдаче диплома со своей работой под названием: «Домашняя конституция». У него друзей было с пару человек, все ровесники, потому дедлайны горели, кадры переснимались, а монтаж длился неделями без продыха с перерывом на легкий перекус и дозаправку очередным энергетическим напитком из круглосуточного. Просто все были заняты своими дипломами, пытались ещё и с работы не слететь из-за невозможности совмещения с учебой.       С юриспруденцией углубленно ему пришлось разбираться самостоятельно тогда просто из безысходности, потому что знакомых с направления там не было, а короткометражка для дипломной работы несла в себе не только вопрос омежьих ценностей, но и затрагивала конституцию в целом. Он много встречался с людьми, кропотливо собирал каждую важную для работы историю, рылся в социальных сетях и переписывался с иностранцами, которых хотя бы раз в жизни коснулась раскрываемая в фильме тема. Тэхён — человек по натуре нравственный и честный, отсюда ненависть к воспитанию с родительской стороны и порядкам в обществе у него была приличная. Его не устраивало почти всё: вседозволенность альф на рынке труда и в социуме, уход от ответственности в случае совершенного преступления в отношении омег, количество угнетения его и остальных со стороны масс-медиа и требования к омегам в целом. Ещё в подростковое время Тэхён загорелся идеей написать свою конституцию, обозначить права омег на государственном уровне и посредством последующего вещания их в массы, но времена менялись: кино затянуло его больше, а влияние фильмов и сериалов на общество стало оказываться в большем объеме. И выбор был очевиден — кинорежиссура, купленные дополнительно интернет-курсы сценариста и собственные идеи, над которыми Тэхён корпел и по сей день. И пока альфы в комиссии занижали ему оценки после просмотра короткометражки, омеги тихо аплодировали и подходили к нему после удачной сдачи за советом и просьбой не бросать дело после строгих взглядов и слишком нелицеприятных замечаний в адрес уже проделанной работы.       Тэхён варится в мире кинематографа уже больше пяти лет; на носу юбилей, а мысли о праздновании тридцатилетия улетучиваются сразу же, как только он поглядывает на календарь на столе и обведенные в круг даты. С Чонгуком ближайшая съемка уже на этой неделе, а найти в себе силы для того, чтобы просто объяснить ему суть фильма иссякли после самой первой, когда в ответ на вопрос о столкновении с ущемлением собственных прав Чонгук ответил:       — Не вижу смысла бороться за то, чему и так суждено оставаться прежним. Я успешен благодаря тому, что умею приспосабливаться и не перечить лишний раз тем, кто выгоден мне в будущем.       Тэхён за права омег боролся с четырнадцати, в шестнадцать думал выпустить книгу, а в семнадцать уже дописывал очередную статью для одного журнала, в которой кропотливо разбирал случаи с судебных заседаний и пытался донести до омег одно и сугубо важное: «Правда о нашей жизни должна быть услышана: равенство — это не привилегия, а право каждого».       Будь его воля, он бы создал мир без альф в целом, но такое по природе невозможно вовсе, потому Тэхён вещает в своих социальных сетях о достоинствах каждой омеги и без зазрения совести возносит к лику святых каждого, кто отдал жизнь ради того, чтобы добиться свободы и безопасности. Он ходит на встречи клубов схожих идеологий, знакомится исключительно с омегами и в связи вступает только с ними, не приемля в своём обществе радикально настроенных альф с патриархальным складом ума. Была бы возможность, не общался бы с альфами вообще, но у него коллега по цеху — приятной наружности молодой человек, который искренне поражается тому, как Тэхён рвётся донести до общества свои взгляды и добиться равноправия во всех стезях абсолютно. Они работают вместе уже несколько лет, познакомились на собеседовании и примкнули к небезызвестной киностудии почти в одно время, Тэхён — сценаристом, Чанмин — оператором-постановщиком, оттого сработались они достаточно быстро, потому что Чанмин, будучи человеком до ужаса понимающим и, в принципе, квалифицированным работником, схватывал задумки Тэхёна на лету и воплощал их в реальность именно так, как оно было в представлении сценариста.       И сейчас, когда Тэхён смог сделать всё, чтобы реализация задуманного им документального фильма о правах омег получила добро со стороны вышестоящих, он взял в команду Чанмина без каких-либо задержек и посвятил его во все тонкости предстоящей работы. Они были отличной командой профессионалов, к их работе не было претензий, потому и предстоящая премьера была всеми ожидаема, а в тонкости создания никто посторонний даже не собирался лезть.       В ежедневнике десятки номеров и имён омег, кто согласились участвовать в съемках, а в заметках на телефоне ссылки на аккаунты ещё парочки, с кем у Тэхёна только намечены встречи. Чонгук в рядах этих людей оказался лишь по просьбе режиссера, который выдвинул лишь единственный ультиматум в тот самый день, когда Тэхён пришёл к нему в офис с просьбой о финансировании своего проекта:       — Нам нужна медийная личность. Не важно: певец или актер. Тебе же нужна огласка, а её мы получим только в том случае, если на экране будет маячить знакомая людям физиономия. Прошерстить соцсети в поисках будет тяжко, но, раз ты так горишь идеей, то, думаю, справишься. Советую рассмотреть кого-то под крылом лейблов, там денег больше вкладывают в них, потому и фанбазы огромные. Бюджет обсудим позже, когда ты скинешь мне хотя бы с десяток вариантов. Будем исходить из этого.       Чонгука в этом списке изначально не было вовсе, потому Тэхён всё ещё не понимал, как на того вообще вышли, но списал на финансовую составляющую и контракт с именитым лейблом, под которым и выступал этот эпатажный омега. Тэхён о нём наслышан был — личико мелькало на постерах при входе в магазины косметики, в коротких видео в рилсах и тиктоке, а песни валялись где-то на дне плейлиста в спотифае, но о самом Чонгуке он знал ничтожно мало. Как оказалось, даже с возрастом ошибся, когда смотрел его биографию на первом попавшемся сайте и ознакамливался с картинами, в которых тот принимал участие в главных ролях. Романтическая дорама на восемь серий с привычным развитием событий, рекламные ролики, один посредственный фильм в жанре детектив, который Тэхён окрестил неудачным после десяти минут просмотра и ещё какие-то шоу, которые обычно смотрят лишь фоном на кухне вечером, не вдаваясь в суть и происходящие диалоги.       Роль Чонгука была утверждена сразу, как только в финансировании проекта была поставлена точка, а Тэхёну выслали все сопутствующие документы и добавили: «Роль режиссёра тогда бери на себя, раз картина будет именно твоей руки». И пока дата премьеры ещё не определена, монтажёр сидит без дела из-за нехватки отснятых кадров, а Чанмин шлёт ему в какао очередной тикток с одного из интервью Чонгука, Тэхён на стену хочет лезть от осознания безысходности: в фильме, главная суть которого — поведать миру об угнетении прав омег, будет играть человек, который если и имеет негативный опыт, то не делится им и не считает нужным подвергать огласке тему равенства лишь из-за собственной слабости перед мнением альф.       Чонгук бесит Тэхёна до кончиков в пальцах, а встреча с ним на съемочной площадке через пару часов лишь добавляет ненужных негативных эмоций. Сосредоточиться у Тэхёна не получается ни в такси, ни в кафе, ни уже в помещении, где сегодня проходит съемка. Он ещё раз читает подготовленные вопросы, смотрит украдкой на Чонгука за гримерным столиком и садится на стул возле Чанмина, устало потирая переносицу:       — Я даже не знаю, как его вообще одобрили на эту роль после того, как я известил всех о том, что он не разделяет проблемы и сути фильма вовсе.       — Он отлично справится с ролью антагониста, если так посудить, — Чанмин попивает свой американо из пластикового стаканчика с наклейкой известной кофейни, а после переводит взгляд на Чонгука, изучая чужую точеную фигуру и идеально уложенные темные волосы.       — Мне даже поговорить с ним не о чем. Он открыто показал мне свою позицию на этот счёт и попросил не пытаться лезть в душу. Мол, если и было, то он это скрывает неспроста. И что в большинстве своём именно благодаря альфам он сейчас на пике популярности. А падать в глазах своих фанатов посредством радикальных взглядов он не желает.       — С одной стороны, его можно понять. О Чонгуке сейчас вещают чуть ли не из каждой задницы, он уже успел стать амбассадором одного из люксовых брендов одежды, а коллаборации с извечными иностранными артистами рвут все чарты, — Чанмин поворачивается к Тэхёну почти всем корпусом, закидывает ногу на ногу и продолжает ловить губами трубочку из стаканчика с кофе.       — Почему он не отказался — вот в чём главный вопрос. Если такая зависимость от мнения и нежелание высказываться насчёт поднимаемых в фильме проблем, — тихо усмехнувшись, Тэхён покручивает в руках перьевую ручку и зачеркивает одно из непонятных Чанмину названий в своём ежедневнике. Кажется, медикаменты, если судить по времени на полях и заметкам сбоку. — И мне и ему было бы проще. Я бы нашёл на его роль любого другого омегу, разделяющего со мной тематику работы и взгляды в принципе, а он бы дальше плясал на сцене и радовал альф своим эпатажным образом.       — Деньги, Тэхён. Деньги.       Тэхён лишь выдыхает, клацает по клавишам клавиатуры в телефоне и ознакамливается с очередной историей, которую ему прислали на почту в рамках работы над проектом. Сердце щемит из раза в раз, когда упоминается изнасилование и открытый последующий буллинг в адрес жертвы. Он бы с агитационным плакатом под окна правительства выходил на ежедневной основе, но проблем с полицией не хочет в силу собственной безопасности. И если бы не страх быть избитым после в камере, не страх быть заткнутым посредством заключения в тюрьме на долгий срок, Тэхён бы сделал всё, чтобы явить миру своё недовольство. Его не пугает мысль быть осужденным как таковая, не пугает потеря перспективного будущего в мире кино, он просто не хочет оказаться в отдаленных местах без шанса на то, чтобы вещать миру о равноправии и открытой дискриминации. Он бы и избиение пережил, потому что сталкивался на порах молодости, но собственное здоровье дороже, как ни крути. Изнасиловать его могут тоже, потому что в честность правоохранительных органов Тэхён не верит, а сырые тёмные камеры несут в себе слишком много тайн и впитываемой извечно ненависти. Поэтому уготовленные агитационные плакаты пылятся в шкафу, собственная ориентация раскрывается лишь в личных беседах, а очередная течка переживается без медикаментов и иного вмешательства — исключительно на природных инстинктах и взаимном петтинге с омегами. Тэхён и альф не хотел никогда: обуславливал изначально тем, что просто асексуален, но после первого сексуального влечения к представителю своего пола понял, что он просто гомосексуален. С низким либидо, но всё же.       От Чонгука пахнет роскошью, самомнением и каким-то вычурным табачно-ванильным парфюмом. Естественный запах Тэхён уловить просто не в силах из-за обилия искусственных нот на коже, зато подмечает полупрозрачный пластырь за ушной раковиной и тихо ухмыляется, когда они пересекаются в уборной за десять минут до начала рабочего процесса.       — Подготовленные ответы уже заучены? — тихо хмыкает Тэхён, прислоняя ладонь к дозатору с мылом и наблюдая за тем, как бледно-синяя масса оседает на его ладони. — Даже на самые каверзные?       — Все вопросы прошли через моего менеджера, — Чонгук не удостаивает его и взглядом, лишь поправляет воротник своей накрахмаленной белой рубашки в зеркале и продолжает: — Если я буду молчать, значит, вопросы не были одобрены и моему ответу не подлежат.       — Фильм подразумевает в себе искренность, господин Чон. И от Вашего мнения на те или иные ситуации будет зависеть целостность восприятия картины у зрителя.       Тэхён одергивает свое брендированное поло, поправляет спадающие с переносицы очки и опирается бедром о раковину, когда Чонгук принимается мыть руки. Казалось бы, Тэхён не испытывает неловкости с омегами, спокойно уживается со знаменитостями на одной съемной площадке, но вот с Чонгуком ему всё же дискомфортно. От одной мысли, что человек перед ним — падший в его собственных ценностях и упивающийся своим успехом — лишь очередная кукла шоу-бизнеса, Тэхён невольно морщится. Для него неясно, как можно слепо верить альфам, как можно довольствоваться открытым унижением и терпеть всё то, что происходит с представителями твоего же пола в мире, где царит непотребство, нахальство и вседозволенность. Доминацию он считал приемлемой только в постели и только со стороны омег, когда те, сняв с себя извечную маску терпения, давали волю распирающим эмоциям и опускались бедрами на его грудь, пачкая кожу густой смазкой и заполняя помещение терпкими возбужденными запахами.       Чонгук бросает короткий взгляд через плечо, быстро пробегается глазами по белому воротничку поло, заостряет на непозволительную секунду взгляд на чужом кадыке, а после сталкивается с линзами в дорогой оправе. Глаза Тэхёна он рассмотреть не в силах — блики гуляют по стеклышку, а надоедливый потолочный софит мигает периодами и вынуждает уделять деталям больше времени. Чонгуку кажется на миг, что вся затея с фильмом — не больше, чем попытка поиграть на его нездоровой психике, поглумиться над молодым омегой в мире шоу-бизнеса и запятнать его репутацию посредством пытливых вопросов. Человек перед ним пугающе спокоен, словно не ощущает растущего дискомфорта в этом небольшом помещении с черной плиткой на полу и стенах по периметру, словно всё, что здесь происходит — заведомо подстроенная против Чонгука игра.       Развернувшись непозволительно резко, Чонгук хлопает дверью в уборную и удаляется, оставляя Тэхёна в одиночестве, в поглощающей атмосфере недосказанности и явной уязвимости чужой тонкой душевной организации. Только вот Тэхён в который раз подметил пластырь за его ухом, провел быструю параллель за пару секунд, пока спина Чонгука не скрылась из его поля зрения. У него точно такой же валяется в отдельном внутреннем кармане в сумке, исчезает за кудрявыми волосами в периоды предтечного состояния и встреч с вышестоящим руководством в неформальной обстановке; в остальное же время Тэхён носит его при себе на отдельный и тот самый «всякий» случай. У него феромон не столь сильный, но патологический страх оказаться уязвимым в ненадлежащей ситуации перед каким-нибудь альфой, который будет стоять позади, дышать надрывно в его макушку, а потом сделает злосчастный шаг ближе и проведет самым кончиком носа по железе и оставит свой феромон на теле протестующего омеги, ужасно велик. Такие пластыри считаются средствами личной гигиены, на рынке стоят немало, а в аптеках они далеко не повсеместно — нужно знать определенные, иметь достаточно средств, чтобы купить сразу несколько, а ещё, по мнению альф, желательно их скрывать тональным кремом или прядями волос, чтобы не нервировать внутренних сущностей окружающих, желающих вкусить сладостные омежьи запахи. Чонгук, как оказалось, пользуется ими тоже, хоть и упивается вниманием со стороны и не брезгует расточительством своего феромона. Такая информация в общем доступе на первом попавшемся сайте в поисковой системе, Тэхён потому и владеет ею, но лицезреть пластырь на Чонгуке его действительно на секунду поразило — значит, повод и предрассудок в его сознании имеется, раз пользуется. Хоть и заведомо Чонгук был предупрежден, что альф на съемочной площадке будет ничтожно мало по причине полного контроля ситуации со стороны Тэхёна, который ещё при первой встрече ознакомил его со своими радикально настроенными взглядами касательно представителей сильного пола.       — Сколько бы я не работал со звездами на одной площадке, мысль одна — они настолько пластиковые, да и держатся лишь на своих заученных образах, которые необходимо исполнять перед публикой, — Чанмин настраивает оборудование, проверяет закрепленную на штативе камеру, а после бросает ещё пару фраз световикам, которые корпят над выстраиванием необходимой по задумке светопередачи.       — Шоу-бизнес, — разводит руками Тэхён, пробегаясь глазами по сценарию у себя в руке, а после просит поставить стул ровнее, направить прожектор по касательной и установить дополнительный белый экран позади.       Гример суетливо поправляет тон на его лице, наносит легкий слой пудры на точечные карамельные скулы, а после удаляется, скрываясь в темноте дальнего угла и оставляя Тэхёна в долгожданном спокойствии. До момента, пока Чонгук вновь не появляется в самом центре зала и не занимает подготовленный для себя стул. Окружение из пары камер, установленных с разных углов, и одна на движущемся штативе в стороне. Чанмин подготовил и одну определенную — с зональной линзой — по просьбе Тэхёна, заведомо расположив её за спиной интервьюера, коим Тэхён и выступает в фильме.       На крохотном журнальном столике меж двух кожаных стульев друг напротив друга расположились одинокие бутылки с водой, пара листов бумаги и небезызвестная книга авторства одного омеги-оппозиционера, который известен своими громкими высказываниями в адрес альф и множественными попытками избраться в правительство в рядах демократической партии. Хороший знакомый Тэхёна, с которым они познакомились порядка шести лет назад во время съемок «Домашней конституции».       — Господин Чон, — Тэхён откладывает сценарий на стол с личными вещами вне кадра, медленно шагая в сторону объективов и подмечая подготовленную черно-белую хлопушку в руках одного из работников. На ней красуются единицы, а название фильма заменено тремя звездочками, потому что Тэхён всё ещё мечется в выборе, не имея целостной картины в голове. — Как настрой?       Он занимает кресло напротив, машет Чанмину не глядя и слышит копошения позади вместе с обратным отсчетом. Смотрит на него Чонгук без застенчивости, перекидывает ногу на ногу и сцепляет пальцы на острой коленке, слегка нагибаясь вперед.       — Чудесно. Не каждый день дают возможность сняться в фильме, затрагивающем щепетильные темы нынешних общественных проблем.       Тэхён на это лишь тихо хмыкает, слыша позади себе хлопок пластика и долгожданное:       — Сцена одиннадцать. Кадр первый, дубль первый.       Оставшийся в помещении свет приглушается, а один из софитов вместе с камерой медленно перемещается по кругу, оседая то на профиле Тэхёна, то на слегка подрагивающих ресницах Чонгука. Кадр выстраивается оптимальный по мнению Чанмина, поэтому, задав верный фокус, он садится на уготовленный себе стул позади и вслушивается в шорохи на фоне. Менеджер Чонгука занимает место по правую от него руку, что-то пишет в телефонных заметках и демонстрирует это оператору, на что Чанмин лишь прикрывает глаза и разводит руками. Это «Господин Ким, кажется, недоволен выбором Чонгука на эту роль» так и оседает неприятной горечью на языке. Тэхён плохо спит, погружается в работу круглые сутки и кропотливо собирает каждую историю в целостный образ, чтобы передать задуманное зрителю с максимальной искренностью и точностью. Для него этот фильм — отдушина чистой воды, возможность исключить одиночный пикет под окнами правительства с агитационным плакатом и донести в массы об открытой дискриминации омег. Чанмину просто хочется, чтобы его приятель смог добиться желаемого без лишних проблем и вездесущих недовольных людей, кто с темой знаком лишь по брошюре, предоставляемой со стороны студии, и этот менеджер Чонгука таковым всецело и является.       — Добрый день, господин Чон, — начинает тихо Тэхён, выпрямляясь и укладывая расслабленно руки себе на бедра. — Ваша история будет заключительной в рамках данного проекта.       — Добрый день, — Чонгук кивает аккуратно, поправляет одинокую прядь своих черных волос, выпавшую из залаченной укладки, а после устремляет свой цепкий взгляд на омегу напротив, ничуть не сомневаясь в своей обворожительности в чужих глазах. — Для начала, представлюсь. Меня зовут Чон Чонгук, мне двадцать три года, я омега. Рецессивный или доминантный — в данной ситуации это значения не имеет. Я, как и все остальные представители данного пола, хотел бы внести небольшую лепту и поделиться своим опытом. Хоть и негативным я его теперь не считаю вовсе.       — Почему Вы такого мнения? — Тэхён вскидывает вверх бровь, искренне удивляясь первому подготовленному ответу. — Даже если Вы не столкнулись с явной дискриминацией, Ваш опыт всё равно имеет значение. Каждая история важна в рамках данного проекта.       — Я не претендую на роль жертвы, — тут же отрицает Чонгук, чувствуя себя расслабленным под объективами камер. Потому его взгляды подготовленные, жесты контролируются, а дыхание ровное.       — Тем не менее, Ваш опыт может дать понимание того, как ситуация выглядит изнутри. Возможность поделиться тем, что Вы чувствуете, может помочь другим осознать, что проблемы существуют даже на фоне кажущегося комфорта, — говорит спокойно Тэхён, покручивая на фаланге указательного пальца серебряное кольцо.       — В первую очередь, я не хочу производить впечатление слабого человека, — продолжает он. — Омег опрометчиво считают таковыми, толком не вдаваясь в подробности пережитого ими опыта. В моём же случае, я смог пробиться в люди и добиться всего того, что имею на данный момент лишь благодаря собственным стремлениям.       — Совершенно верно, — кивает Тэхён. — Ваша история может подчеркнуть, что равноправие — это не только борьба, но и признание, что у каждого омеги есть свои личностные конфликты, даже если они не так явно заметны.       — Думаю, рассказывать в общем и целом о том, что мир шоу-бизнеса — вещь, естественно, трудная и энергозатратная, мне не обязательно в рамках данного разговора. Как многие знают, главенствующую роль в данной индустрии занимают альфы: гендиректора лейблов и компаний, менеджеры, стафф и остальные. Люди по природе чуть более стойкие к эмоциальным встряскам и тяготам процессов. Они прекрасно контролируют подноготную, отлично руководят бизнесом в целом, и омеги им беспрекословно в этом помогают, не донимают и не собираются яро претендовать на эти должности именно по причине хладнокровия и рассудительности в арсенале у альф…       Тэхён тот час поднимает вверх ладонь, прося об остановке съемки и оборачиваясь на сидящего позади Чанмина вместе с менеджером Чонгука:       — Прошу простить, — бегло оглядывает вездесущих работников, тут же подбежавших поправлять макияж и укладку Чонгука, — но с тематикой фильма вы были ознакомлены. Какие-либо принижения омег в данный контекст не вписываются.       — Где Вы услышали здесь хоть одно слово, относящееся к принижению, господин Ким? — Чонгук ухмыляется, хоть губы и скрываются за тонкими кистями и фалангами одного из гримеров, который кропотливо наносит блеск поверх матовой помады. — Я лишь констатирую факты и передаю суть закулисья шоу-бизнеса.       Тэхён пропускает его слова мимо ушей, смотрит исподлобья на менеджера, сидящего рядом с Чанмином, и хмурится слишком рьяно, ощущая, как скатывается на лбу тональный крем. Не получив ответа со стороны нужного ему человека, Тэхён оборачивается уже к Чонгуку, который, развалившись в кресле, открывает бутылку воды с маленького столика перед ним. Взгляды сталкиваются, мнение каждого бьётся о скалы взбунтовавшихся внутри ценностей, а недопонимание виснет в воздухе ощутимым напряжением:       — Прошу Вас не отклоняться от заданной темы. Можете завуалированно изъясняться или делиться выдуманными историями — это было обсуждено в рамках совместной работы. Мы оба здесь не по явному желанию, а лишь по воле случая и стечению обстоятельств.       — Я не люблю лгать о собственном опыте, а тем более перенимать на себя чужие ситуации, которые явно нанесли моральный ущерб их исконным владельцам, — Чонгук говорит размеренно, его поставленная речь больно рикошетит о созданный в голове Тэхёна образ зазнавшегося парнишки с золотой ложкой. — Господин Ким, Вы прекрасно осведомлены о том, что я Ваших взглядов не разделяю, поэтому давайте найдем компромисс и просто отснимем этот эпизод так, как считают нужным вышестоящие. И слегка поправленный сценарий.       Тэхён бурчит себе под нос пару нелицеприятных слов, а после, поднявшись со стула, удаляется в дальний угол помещения, прихватив с собой Чанмина. Они оба смотрят с нескрываемым недовольством в освещенный прожектором участок, а после выдыхают почти в унисон, произнося одновременно:       — Ублюдок.       Как бы Тэхён не боготворил омег, как бы он не пытался совладать с желчью, которая плещется лишь при взгляде на Чонгука, он всё же прекрасно понимает одно единственное: с ним он не сработается вовсе.       — Давай просто отснимем так, как получится. На монтаже вырежем большую часть, займем его интервью другими кадрами. У нас много материала, ещё и прислали тебе новых историй, так что разбавить фильм сможем без каких-либо проблем, — Чанмин порывается было уложить свою широкую ладонь на чужую макушку, но Тэхён увиливает молниеносно, прислоняясь спиной к стене и выдыхая шумно.       — Послезавтра у нас с Чонгуком съемка в его агентстве. Кадры о его нынешней жизни и тяготящем прошлом. Я не знаю, как сделать всё должным образом. Откажись я от него сейчас — потеряю всё финансирование, — поправив очки на переносице, Тэхён устремляет свой взгляд куда-то в пустоту и морщится: — Это чертовски бесит.       — Мы что-нибудь придумаем, когда со съемками всё будет закончено, Тэхён, — улыбнувшись, Чанмин непроизвольно выпускает привычный феромон альфы, которым пользуется для успокоения своей второй половинки в стрессовых ситуациях, но видит лишь явное недовольство на чужом лице и удаляющуюся в сторону камер фигуру. Тэхён — человек принципиальный и верный своим установкам. И успокоиться он в состоянии без постороннего вмешательства.       

***

      У Тэхёна в сумке шоколадка в обертке с надписью: «со вкусом здоровой психики и нервной системы», жаль только сладкое перестало приносить должное удовольствие, а слова так и остаются лишь на лицевой стороне фольги, не неся в себе обещанного.       — В рамках целесообразности, — сухо начинает Чонгук, поправляя рукава своего пальто, — можно было сделать всё анонимно. Изначально. Не каждый готов делиться такого рода историями на всеобщее обозрение.       — Не подвергни такие темы огласке — всё будет идти своим чередом без каких-либо изменений, — Тэхён отрывает взгляд от открытого приложения с такси и смотрит искоса на Чонгука, ожидающего своего менеджера при входе в помещение, в котором проходили сегодня съемки. Воздух прохладный и свежий, но ощутимо оседает где-то в носоглотке отголосками того табачно-ванильного парфюма на чужом напыщенном образе.       — Не все люди будут разделять Ваше мнение, господин Ким. Кому-то удобно жить на полном содержании, кто-то упивается властью альф, а кто-то ими открыто пользуется, не желая взваливать на себя тяготы существования, — Чонгук до безобразия спокоен, смотрит вдаль и дышит всё также ровно, как и во время съемок. Раздражает Тэхёна всем своим высокопарным видом.       — Альфы пользуются этим, гребут омег под один единственный типаж, пользуются доверием и творят безобразие без зазрения совести. И всё это из-за патриархальных устоев, в которых буквально прописано, что роль омеги в современном обществе — не больше, чем домохозяйка без права выбора и слова. Они пользуются…       — Мы изначально пришли к выводу, что во мнениях расходимся, — отрезает Чонгук, не дав Тэхёну закончить свою фразу, а после, кинув пару слов на прощение, он удаляется в сторону подъехавшего за ним черного минивена и что-то говорит своему менеджеру, даже не обращая внимание на замершего в дверях Тэхёна.       — У нас послезавтра съемка, господин Чон. Надеюсь, в Вашем расписании она всё ещё актуальна.       И в эту секунду Тэхён отдал бы всё, чтобы на него не смотрели с нескрываемой на лице язвительностью. Чонгуку, кажется, хочется изменить чужое радикальное мнение ровно настолько, насколько Тэхёну вытрясти из омег всю дурость и наставить их на путь истинный. Только вот оба не желают отдалятся от своих намеченных траекторий, и если у Тэхёна они исключительно в вопросы нравственные и всеобъемлющие ценности, то вот у Чонгука они очевидно на вершину всевластия и манипуляции, которой он открыто промышляет в адрес альф со сцены и с экранов их гаджетов. Умело строит глазки, чертёныш.       Лишь на подъезде к дому, Тэхён в очередной раз лезет на первый попавшийся сайт в поисковике, роется в, казалось бы, достоверных фактах, представленных длинным списком на странице, но найти ничего дельного не в состоянии. Ему бы уверовать в искренность окружающих и закрыть вкладку одним легким движением, осознав, что большая часть информации о Чонгуке — каркас его сценического образа и перевернутая на сто восемьдесят истина, что в этих пунктах нет и толики правды, и даже дата рождения может скрываться из благих намерений и просьб самого Чонгука. Но его взгляд цепляется за короткую историю о полученном в детстве шраме, за кличку его собаки и любимый цвет в самый последний момент, когда вкладка все же закрывается, а экран блокируется. Тэхён вручает таксисту смятую купюру в десять тысяч вон, дергает ручку двери и дышит полной грудью в тот же миг, как оказывается на прохладной улице и почти врезается в идущего навстречу пешехода. У него в голове несусветная каша из собственных мыслей и чужого поганого характера, на деле же ему ещё предстоит несколько часов работы на трезвый и чистый ум, а справиться с очередным порывом неправильности происходящего хочется первостепенно.       Тэхёну бы совладать с собой, не возненавидеть собственный фильм до момента выхода, не лишиться работы из-за кричащих в разуме принципов, но всё, что он в состоянии сейчас сделать — купить излюбленную ягодную корзиночку в кофейне через дорогу и восполнить хоть какой-то запас позитивных моментов за день. Поболтает с улыбчивым бариста, обсудит предстоящие съемки с суетливым менеджером, который на ежедневной основе интересуется продвижением съемок у Тэхёна и говорит о том, что несомненно будет в ряду довольных зрителей. На первых парах Тэхён думал и его историю включить в сценарий, но ситуация была слишком неоднозначной, вызвала бы даже у омег множественные вопросы, да и сам парень явно что-то недоговаривал, из-за чего Тэхён остановился лишь на том, что выслушал его и дал пару советов с расписанием одного из клубов, в котором по пятничным вечерам проходят небольшие стендап мероприятия, где омеги делятся опытом в узких кругах и хихикают над недальновидностью и глупостью многих альф.       На всё про всё Тэхён тратит целый час своего драгоценного времени, успев выпить две чашки американо и съев три свежие корзиночки с нескрываемым удовольствием. Об участии Чонгука в съемках Тэхён не делится ни с менеджером, ни с бариста, желая оставить их удивленные возгласы до премьеры и справиться с бушующем негодованием самостоятельно. И лишь дома, сев за рабочий стол, он отсматривает скинутую Чанмином на диск часть необработанных файлов сегодняшней съемки. Вслушивается в голос Чонгука на фоне, а после останавливает одно видео прямо на середине, стараясь вчитаться в эмоции на ухоженном и действительно красивом лице. Чонгук, как оказалось, в прошлом году взял парочку премий на одной из зимних церемоний, был номинирован в рамках «самый красивый омега» и вошел в заслуженную тройку, отдав первенство одному известному актеру старой закалки, на которого в юности и сам Тэхён пускал слюни. А ещё является заслуженным артистом страны в свои двадцать три года, имея за плечами фотографию с президентом в здании парламента. Малец.       Тэхён порывается вновь открыть тот сайт с фактами из первых в поиске по одноименному запросу, но медлит, останавливает непонятный внутренний порыв и откидывает голову назад, устремляя всё свое внимание натяжному потолку в комнате. Пару лет назад он ознакомился с одной психологической статьей, где специалисты писали что-то о неимоверном желании переубедить оппонента в его мнении, когда суть диалога затрагивает исключительно темы щепетильные и важные собственному сердцу. Парадоксально до ужаса, потому что люди чаще всего убеждены исключительно в своих точках зрения, и к компромиссам многие не готовы вовсе в силу своих тяжелых характеров, закаленных трудной социализацией в нынешнем обществе. Тэхён сопутствующими навыками убеждения обладает, развивает в себе до сих пор просто из принципов и желания донести в массы о достаточно важных вещах. Чонгук, куда ни глянь, тоже приверженец собственных, воспитанный в полевых условиях и взращенный на извечно меняющихся тенденциях развития общества и возложенных на него гигантских надежд. Если просто задуматься, сколько нулей в его контракте, сколько лет ему ещё без продыха пахать на эти подписанные бумаги и во сколько по итогу обойдется каждое нелестное слово в адрес публики — Тэхёну вдруг становится отчего-то грустно. Заткнутый договорами, с завязанными жгутами обязательств руками ещё совсем юный парень, который язвительностью плещет просто из-за обиды на взрослых и опасных дяденек выше его по статусу, как думается Тэхёну, пока в голове стыкует факты чужой биографии и личных наблюдений.       Он ещё раз поглядывает на значок паузы на экране, достает ту чёртову шоколадку из сумки и, хмыкнув в который раз с мотивирующей фразы на упаковке, откусывает крохотный кусочек, оставляя плитку на столе вместе с секундным движением нажатия на пробел и дальнейшим воспроизведением видео.

— Получается, исходя из Вашего наблюдения, омеги в шоу-бизнесе изначально подписываются на ситуации максимально дискредитирующие их способности и таланты?

      — Они готовы отдаваться целиком и полностью своей работе, выкладываться на все сто и вносить немаловажные изменения в развитие индустрии. Говорю из личного опыта. Их не дискредитируют. С ними считаются. Разве что альфы, в силу своего большинства в данной нише, имеют большее влияние, нежели омеги, занимающие в бизнесе меньшие звенья. Омег множество среди артистов, певцов и айдолов — мы лишь выполняем поставленные перед нами задачи и учтиво придерживаемся намеченных планов. Мы ведь популярны, а залог нашего успеха, как Вы уже могли понять, господин Ким, всецело зависит от альф.

— И омег это абсолютно устраивает?

      — Они бы не работали в индустрии развлечений в таком случае. В шоу-бизнесе крутятся баснословные деньги, там обрести необходимые знакомства очень просто. И, таким образом, обеспечить себе счастливую и достойную старость без страха остаться без финансовых средств.

— Вы приверженец схожих взглядов, как я смею предположить?

      — В большинстве своем, я разделяю многое. Но есть вещи, к которым я и по сей день отношусь с недоверием. Дети в шоу-бизнесе, на которых наживаются как и их родители, так и богатые альфы-спонсоры. Думаю, многие осведомлены о запятнанной репутации небезызвестного господина Кван Сухёна, пойманного на растлении несовершеннолетних омег. Судебное разбирательство идёт по сей день, но, как Вы правильно ранее выразились, есть моменты, когда деньги решают чуть больше, чем слова самих пострадавших. И, как бы Вы сейчас сказали: «Всё по причине обыкновенного сексизма, неравенства и отсутствия необходимой веры в прямые на то доказательства».       Несомненно, придётся вырезать моменты, использовать цензуру и отправить на проверку этот фильм юристам перед премьерой, чтобы обезопасить себя и свою репутацию. С делом Кван Сухёна Тэхён знаком не понаслышке — погружался с головой в весь судебный процесс, смотрел целиком прямой эфир с каждого заседания, а потом натыкался в социальных сетях на всё большее разоблачение этого гнилого человека с предоставленными уликами. Историй с прямыми доказательствами, фото и видео подтверждений было слишком много, чтобы поверить в его виновность сразу же, но, как оказалось, для прокуратуры, полиции и судий этого было недостаточно. Коррупция вершила судьбы, уничтожала справедливость и восхваляла альф в пищевой цепи в стократ.       Тэхён ложится спать только спустя четыре часа отсмотренного материала и выбранных кадров. На душе отчего-то мерзко до ужаса. И то ли это от слов Чонгука, то ли от собственного бессилия на грядущие с ним встречи, в которые Тэхёну хотелось бы изменить чужие взгляды, наставить на путь истинный и не потерять очередного омегу в дебрях зависимости от мнения сильного пола.

***

      Скрип подошвы о напалированный паркет разрезает тишину почти в унисон с гудением оборудования возле зеркала. Множественные отражатели, пара софтбоксов и четыре камеры на штативах по углам — Чонгук настолько привык к окружению объективов, что расслабленно сидит на полу и роется в телефоне, пока вокруг снуёт съемочная группа, а Тэхён что-то бурно обсуждает с его менеджером поодаль от чужого взора. Ему бы продумать ещё пару обходных путей, чтобы миновать удачно грядущие щепетильные вопросы, но Чонгук в себе уверен просто из привычки. Импровизировать и контролировать эмоции умеет бесподобно, потому и именуется талантливым артистом. У него сцена — первый дом, даже не второй, не третий и далеко не десятый. Он живёт выступлениями, дышит славой, принимает душ из похвалы, обтирается завистливыми взглядами и вкушает свою главенствующую роль в свете прожекторов на стадионах, которые собирает стабильно раз в квартал. Чонгук с малых лет с гарнитурой в левом ухе и с микрофоном в правой руке, с растянутыми связками на голеностопе и такими же сорванными в глотке — для него сценический образ дороже, овации превыше и заслуженное внимание на пьедестале.       И пока альфы несут к его ногам дорогие подарки, пока миллионы в социальных сетях растут, а на банковском счёте лишь прибавляются, Чонгуку хочется удержать всё на подольше. Не бороться так рьяно за отстаивание независимости и закрывать глаза на чужие попытки что-то искоренить. Ему хочется просто пользоваться тем, что он, будучи обворожительным омегой, нагло манипулирует глупыми альфами в пользу своего состояния. Чонгук далеко не дурак: прекрасно видит происходящее в мире, ощущает невольно давление и в свой адрес после очередной новости о банальной подписке о невыезде вместо заключения на долгий срок за совершенное преступление в отношении омег. Просто он не привык разбираться с чужими проблемами, заведомо был научен не совать нос в дела, не касающиеся его лично, а, добившись влияния и не последнего слова в обществе, всё ещё предпочитает отмалчиваться просто из-за безбожного страха потерять за миг всё, что с таким трудом смог нажить за эти долгие года. И дело не в деньгах, они на втором плане, дело в зависимости от внимания и собственном эгоизме, который скребется ежедневно и взмаливает с просьбами выложить что-то запретное в социальные сети на всеобщее обозрение, да искупаться в потоке из комплиментов и явного желания.       Тэхён нависает над ним неожиданно, загораживает своим силуэтом яркий свет прожектора, тенью преграждая и пути отступления, и собственные перспективы на ещё хоть какое-то драгоценное одиночество. Смотрит ещё так тяжело, словно в самую душу.       — Начинаем через десять минут, гримеры просят подойти, — спокойно говорит он, излюбленно поправляя оправу на переносице средним и безымянным пальцем. У Тэхёна четыре серебряных кольца на всех, кроме того самого — безымянного. Чонгуку невольно хочется задать сопутствующий вопрос не по теме, но он лишь кивает, поднимаясь с пола, и поправляет футболку с известным итальянским брендовым логотипом, разминая шею по пути.       Как на миг кажется Чонгуку, мужа у Тэхёна быть и в помине не может: ни с его отношением к альфам, ни из-за открыто негативного отношения правительства к гомосексуальным парам и, очевидно, юридической недееспособностью в данной ситуации. У них с демократией в стране беда, здесь просто недопустима вседозволенность такого рода.       — Господин Чон, — окликивает Тэхён в спину, — Вы сегодня сам не свой.       Чонгук выгибает бровь, кидая на него взгляд через плечо, и хмыкает, останавливаясь на секунду и заостряя невольно внимание на панорамном зеркале в танцевальной студии его агентства, где сегодня проходят съемки.       — Я как раз-таки в своей зоне комфорта, господин Ким. А вот Вы, кажется, слишком суетитесь без видимых на то причин.       — Простите? Что-то не так? — Тэхён искренне не понимает, потому смотрит на Чонгука с неприкрытым интересом, стараясь спрятать свой изучающий взгляд в бликах линз очков.       — Расслабьтесь. Всё пройдет лучше, чем Вы даже можете себе представить. Подставлять Вас просто не в моих интересах. И принципах.       Тэхён оставляет его в тишине, не желая добавлять каких-либо лишних слов, просто смотрит на чужую отдаляющуюся фигуру и сверяется с наручными часами на левом запястье. Сзади слышатся голоса коллег, а у Чанмина, как назло, сегодня обязательная явка в офис и невозможность присутствовать на площадке. Тэхёну бы сейчас проконсультироваться с кем-то насчёт собственных необъятных порывов разговорить Чонгука до откровений, чтобы переубедить в корне и доказать самому себе, что он всё ещё на это в состоянии. Ему тридцать через пару месяцев, он азарт и пыл растерял слишком рано, оттого предпосылки к кризису среднего возраста подкрадываются всё чаще, а желание изменить ход мыслей другого человека всё ещё есть; просто сил не хватает, да дедлайны поджимают снова — не до мозгового штурма своих собственных идей и моральной подготовки к такого рода событию.       — Сцена двенадцать. Кадр один, дубль один.       Тэхён моргает несколько раз перед тем, как расположиться на подготовленной для себя подушке на полу и, отзеркалив позу Чонгука, также скрестить ноги под собой. Сегодняшние кадры по задумке — откровения из прошлого, погружение в чужую повседневность и небольшой кусочек автобиографии в целом, в котором Чонгук поведает о том, как омеги выгрызают себе место под солнцем, изо дня в день выслушивая о своих недостатках и неполной отдаче. О баснословных деньгах, что стоят за спинами каждого из них по контракту и об альфах, кто выступает надзирателями в этих стенах и не скупится на грязные слова в чужой адрес.       — Вы попали в агентство в возрасте одиннадцати лет, верно?       Кивнув, Чонгук откидывается спиной на стену и зажимает в руке крепеж своего браслета, прокручивая металл между пальцев. Он бегло оглядывается на траекторию съемки каждой из камер, а после, слегка наклонив голову, наконец отвечает:       — Да. Я грезил о сцене, об овациях в свой адрес, о славе и желании оставить след в истории. Мои родители поспособствовали во многом: отдали в музыкальную школу ещё в пять лет, учили этикету и разнообразным ораторским навыкам, воспитывая во мне как хорошего собеседника, так и интеллигентного человека в целом.       Тэхён теперь понимает, почему у этого заносчивого омеги настолько хорошо поставлена речь. И ладно, дело было бы только в голосе, — многие артисты хорошо им орудуют, используют разные техники даже в обычной речи, но здесь дело именно в слоге: у Чонгука он литературный. Родителям бы отдать должное, но Тэхён предпочитает не углубляться, слушая его дальше.       — А потом я сказал, что попробую пройти пару прослушиваний. Узнаю, что считают независимые эксперты, выслушаю каждое замечание и приму к сведению на будущее, чтобы в следующем году попробовать вновь. Но сразу же на первом мне сказали, что я являюсь отличным претендентом на шанс стать восходящей звездой. Я и поверил.       Чонгук чему-то ухмыляется, разводит руками, после мягко очерчивает свою фигуру в воздухе и кивает в очередной раз, переводя взгляд на Тэхёна и очевидно ожидая следующего вопроса.       — Помните ли Вы первый выпад в сторону Вашего пола со стороны альф? В то время индустрия в основном держалась именно на них, большинство актеров и певцов были именно альфами. Бойзбенды тоже — создавали прообразы идеальных людей: сильные, независимые, харизматичные и доминантные. Исходя из исторических фактов, в то время промышлялась массовая агитация патриархального общества посредством лиц на телевидении и на сцене.       — Вам ли не знать, господин Ким, что это промышляется и по сей день, — ухмыляется Чонгук. — Для удобства и комфорта старшего поколения, ну и для укрепления ценностей у растущего. Сами же знаете, настолько упала рождаемость в стране и увеличился средний возраст вступления в брак.       Взгляд Чонгука совсем незаметно скользит по обнаженному безымянному пальцу, а после пробегается бегло по серебру колец на остальных, задерживаясь на массивном перстне на указательном. Кажется, семейная реликвия, если судить по броскому камню в центре и старомодной резьбе вокруг. Тэхён этот взгляд улавливает, но руку убирать не спешит, стойко держится от желания задать вопрос максимального личного характера и касающийся чужой личной жизни вне камер и карьеры.       Они снимают до позднего вечера, меняют локации и добавляют пару динамичных кадров, в которых Чонгук тренируется вполсилы и общается с парой омег из новенького бойзбенда в соседней комнате для танцевальных практик. Задумка была простой, её реализация тоже — с Чонгуком повезло, потому что человек, привыкший к съемке такого рода контента, вовсе не терялся в кадре и со своей ролью справлялся отлично, даже когда дело касалось тех подготовленных Тэхёном вопросов, которые, как оказалось, менеджер Чонгука в большинстве своём оставил, убрав лишь пару совсем щепетильных. Тэхён как сейчас помнил их:       «Если бы не культура отмены за каждый неверный по мнению общественности шаг, Вы бы выступали за равноправие без страха за свою репутацию?»       «Господин Чон, сталкивались ли Вы с насильственными действиями в свой адрес за всё время работы в индустрии развлечений?»       Со вторым Тэхён ещё мог смириться, хоть и хотелось раскрыть в фильме прошлое этой популярной личности чуть больше и глубже, то с первым у него осталось недопонимание. Вопрос далеко не каверзный и с поставленным условием об ином ходе мирового отношения к известным людям. Чонгук, в силу своих бесподобных навыков ведения диалога, мог бы ответить на него достаточно лаконично и явить обществу собственную позицию на этот счёт. Но, к сожалению, вопрос вычеркнут, право на его озвучивание у Тэхёна отсутствует по договору. Довольствуется позволенными, впитывает каждое слово, кивает после почти каждого законченного предложения и внимает любой проскользнувшей эмоции.       Они обедают порознь: Тэхён со своей командой делят комбо из четырех средних пицц на всех, Чонгук же в гордом одиночестве от остальных скроллит ленту в телефоне и подцепляет палочками очередную креветку из своего боула. У него на носу выступления, участие в иных телевизионных шоу — ему бы фигуру и чистоту кожи не испортить вредной пищей, потому запивает всё водой с электролитами и высыпает на кончик языка порошок из стика с красноречивым «для улучшения пищеварения». Сегодня от Чонгука пахнет цветочным букетом, у него крем с ветивером торчит из кармана сумки, а на губах легкий вишневый тинт, за ухом привычный телесный пластырь и хитрая улыбка после часового перерыва. Возобновляют съемки они ближе к вечеру, успевая отснять ещё немного материала о чужой закулисной жизни, и насладиться голосом Чонгука во время исполнения новой песни из грядущего альбома напоследок. Бонус, не иначе.       Как итог: Тэхён и Чонгук вновь остаются наедине, пока команда на цокольном этаже уже разбредается по минивэнам, а менеджер Чонгука решает какие-то важные вопросы и переносит несостоявшуюся сегодня встречу. Стоят, опираясь спинами об облицовочную плитку колонн в холле, и смотрят куда-то вдаль слишком устало.       — Вы состояли в долгосрочных отношениях с альфами прежде?       — А Вы?       Хочется вдруг съязвить Чонгуку и услышать донельзя очевидный ответ. Перед ним ярый борец за равноправие, открытый альфа-ненавистник, здесь и глубоко рыть не нужно, чтобы догадаться об ориентации Тэхёна. На каждой встрече неизменное кольцо на мизинце — отличительный знак всех гомосексуалов, чтобы чувствовать себя не столь одинокими в толпе и подмечать «своих» сразу же. Чонгук же кольца носит просто как аксессуары, иногда по наставлению стилистов на выступлениях и фотосессиях, и должного значения этому он не предает. Знает о значении только из социальных сетей и пары вопросов на фансайнах, которые ему задавали поклонники с неприкрытым интересом. Но Тэхён, будучи пунктуальным и дотошным до безобразия, таким вещам явно уделяет больше смысла — это просто очевидно.       — Не слишком ли личный вопрос, господин Ким? В сценарии такого не было, да и камер в округе я не вижу, — Чонгук театрально оглядывается и надувает слегка губы, вздернув брови вверх. — Или мы уже переходим на более глубокие темы в нашем диалоге? Поделитесь первым на правах старшего?       Тэхён вдруг мнётся с секунду, отводит взгляд невзначай и тяжко выдыхает. Просто попытался — без причины, просто. Захотелось неожиданно завести разговор, увильнуть вновь в нужное ему русло и попробовать донести до Чонгука свои идеологии в очередной раз. Ему просто хочется, чтобы все омеги в мире знали с рождения, что их мнение весомо настолько же, насколько и у альф, что каждый из них прекрасен во всех возможных обличиях, и каждый омега достоин если не всех благ мира, то точно уважения и безмерной любви. Чтобы без страха ходить по улицам, чтобы не переживать о сокрытии преступлении, не бояться насмешек и принижения, чтобы по карьерной лестнице и в самую высь — на трон мирового покровительства.       По мнению Тэхёна, омеги — искусство. Как древнеримские сооружения, стиль барокко и католические храмы в Испании; как первая весенняя оттепель и свежий морской ветер в лицо в теплую погоду; как согревающие объятия любимого человека и концы детских сказок. Чтобы долго и счастливо, без открытых принижений и отсутствия каких-либо шансов в сферах, где верховенствуют альфы.       — Я был откровенен сегодня, — между делом продолжает Чонгук, не унимая свой возникший из ниоткуда интерес, — хотелось бы и ответного, господин Ким.       — Прошу простить. Всё же, Вы правы, о личной жизни вопросы не поднимались, — ловко увильнув, Тэхён вдруг переводит на него взгляд и слегка наклоняет голову вбок, вглядываясь в аккуратный макияж на чужом лице, — поэтому тоже имею право умолчать. Могу поделиться озвученным за сегодня: своими детскими мечтами, подростковой рутиной и музыкальным вкусом. Интересует?       Чонгук мотает головой, сует руки в карманы спортивных штанов и отталкивается пяткой от стены, направляясь в сторону автоматических дверей, ведущих в сторону центрального зала.       — Даже без Вашего ответа, я смогу провести простецкую логическую цепочку и прийти к верному ответу в любом случае. Рассмотрю Ваше молчание, как страх быть осужденным в глазах человека, отличного от Вас мнения.       И дверь закрывается, оставляя Тэхёна наедине с собственными мыслями и ощутимой недосказанностью. Забыться бы в алкоголе, как в студенческую пору, чтобы избавиться от нахлынувшей бури эмоций с негодованием во главенстве. Чонгук, казалось бы, не лезет к нему с постоянными расспросами, как тот же Чанмин по началу их знакомства, но у них и роли в жизни Тэхёна абсолютно разные. Чонгук — лишь актер в его документальном фильме, Чанмин — какой никакой, но хороший приятель. И если Чонгуку вдруг неожиданно захотелось податься к нему с наставлениями на путь истинный и вразумить, как те же родители, к примеру, о ценности репродуктивной системы омег в нынешнее время, то проще изолироваться и отменить все грядущие съемки с Чонгуком. Тэхёну не хочется слышать от таких людей, как этот заносчивый певец, ничего напутствующего и очевидного в рамках обсуждения этой темы.       Ему бы с его желаниями убедить повременить немного, потому что Чонгук откровенно делает с ним то же самое, делясь собственным мнением и добиваясь компромисса и замятия всего грядущего.

***

      Чонгук искусственный свет не любит, потому лежит с распахнутыми настежь шторами в своей спальне и смотрит куда-то в стену бесцельно. У него в голове пепелище после вчерашней вечерней истерики на почве морального истощения ото всех навалившихся обязанностей. И если бы не еженедельные съемки с откровениями, может быть, он пережил бы этот период в разы проще, но, по итогу, хватает вчера в свете луны воздух ртом и сжимает на груди домашнюю футболку, ощущая предательские слезы на щеках и полнейший моральных крах. Пусть ответы на каждый вопрос заранее прописаны и выучены, пусть некоторые — особенно личные — не дошли до него вовсе, Чонгук всё же раскрывает немного душу перед незнакомым человеком и будущими миллионами, кто посмотрит фильм после выхода в прокат. Это не базовые интервью для журналов, где все стандартно до безобразия: личная жизнь, планы на ближайший год, идеальный типаж альфы, любимый цвет и прочая ерунда по списку, которую ему выкатили огромным текстом ещё в начале его карьерного пути с немым обязательством зазубрить до корки. И ответы крутятся на языке, как пресловутые приветствия и собственное имя, — настолько Чонгук устал озвучивать их, что, бывает, даже в мыслях невольно перебирает их, дабы заполнить пустоту в голове.       В комнате спертый воздух — увлажнитель сломался пару недель назад, а окна напрочь закрыты из-за патологического страха сталкинга. Чонгук ещё какое-то время пытается прийти в себя, найти силы, чтобы просто подняться с кровати и отключить кричащий над ухом будильник. В шесть утра никто не чувствует себя прекрасно, особенно, когда твой сон — это максимум три часа с закрытыми глазами в неглубокой фазе после выматывающего дня. В отражении зеркала в коридоре он отекший до безобразия, в ванной под прямым светом ещё и с какой-то непонятной сыпью на щеке. Чонгук приходит в себя лишь после звонка менеджера и отведенного получаса на сборы — утром встреча с новыми рекламодателями и грядущими контрактами, днем прогон танцев к выступлению с новыми песнями, вечером тренировка и часовая медитация в зале для йоги.       Чонгук проветривает через форточку кухню, пока вливает в себя поллитра воды и протирает над раковиной лицо кубиком льда, чтобы просто взбодриться и прийти в себя. И если бы возможность чувствовать собственный естественный феромон, Чонгук бы сейчас задохнулся от переизбытка миндальной стружки в своей носоглотке. Он марципановые конфеты терпеть не может, а ассоциации ещё с первого пубертата крепко держатся в сознании. Невольная параллель, заминка и крепкая хватка за столешницу, чтобы не повело.       Мысли о Тэхёне его посещают в последние дни часто и, в особенности, в негативном ключе. Слишком тяжело уживаться в течении дня в одном помещении с человеком, который с первых секунд дал понять, что всем, кто с его мнением не согласен, приговор один: меняй, иначе — лицом к стене и руки за голову. Чонгук умирать не хотел и в помине, но и менять свою точку зрения ровно настолько же — ему комфортно, он эгоист и этого не отрицает. Только вот чужие ноты игристого нос щекочут каждый раз, когда обладатель на эмоции выводится и с контраргументами сталкивается.       Много. Тэхёна просто много: на площадке, в мыслях, в будущем. У них на полгода договоренность, отснятого материала не так много на самом деле, а планы ещё колоссальные. Значит, ровно столько же попыток и изменить Чонгука с его непоколебимым мнением на счёт альф. И как бы он не был спокоен внешне, внутренне у Чонгука какой-то неведомый страх, что на него покушаются, как на омегу.       Он по натуре человек толерантный, не лезет без повода в чужие души и не наводит там свои порядки — отличен от Тэхёна на девяностого девять процентов; один он оставляет на всякий случай — может быть, потом вскроется что-то, в чём они будут схожи на эту нещадную единицу. Просто у Чонгука проблемы очевидные, он к своей объективизации привык лишь со стороны альф, открыто в социальных сетях рассказывающих о том, что и как готовы делать с ним после выступлений или новых фотографий в модных журналах. Его это не колышет просто потому, что с ним повсеместно менеджер и охрана в людных местах, а в жилищном комплексе камеры на каждом углу и датчики при входе. Для него это забава — эго ведь тешится и ликует от осознания собственной востребованности. От омег же он воспринимает такие посты просто сродни чему-то лёгкому: омеги не враждебны по природе, не гонятся за первенством и не настаивают на большем из-за угнетения общества уже на протяжении многих столетий. Только вот Тэхён со своими взглядами и убеждениями напоминает ненормального: враждебен по природе к несогласным, гонится за первенством и настаивает на большем, искореняет угнетение общества и возносит омег в пищевой цепи на протяжении своей осознанной жизни.       Бесит. Чонгука неимоверно бесит, что с его точкой зрения не считаются и открыто пытаются доказать, что та неверна лишь из-за несходства с чужой. Ему не обязательно с пеной у рта доказывать, что альфы — чрезмерно напыщенные ублюдки, романтизирующие насилие и предвзято относящиеся к омегам испокон веков, считающие правыми лишь себя любимых и уготовивших миру ещё не один военный конфликт. Как выразился тогда Тэхён: «В очередной раз меряются своими членами, не поделив территории. Они не больше, чем животные. И это прослеживается в их поведении и в обычной жизни». Чонгуку либо повезло, либо прошло стороной, но лицом к лицу с насильственными действиями в свою сторону он просто не сталкивался. У него бывший партнер — добросердечный и порядочный альфа, старше его лет на девять. Они в отношениях состояли по меньшей мере около двух лет, расстались из-за бешеного графика Чонгука и отсутствия личного пространства из-за популярности омеги. У Чонгука и менеджер сам по себе приятный и комфортный альфа, разве что пунктуальный до безобразия и от этого критичный к извечным выпадам немного истеричного по натуре артиста. В агентстве у него все достаточно лояльные, к нему плотского не испытывают и в личное пространство не лезут, не перегибают с давлением и своим статусом не пользуются. Фанатов Чонгук не рассматривает по причине их отсутствия в ближайшем окружении на постоянной основе, хотя прекрасно понимает, что среди них есть как раз те экземпляры, о которых без устали твердит Тэхён. Неадекватные, устрашающие и чрезмерно в себе уверенные, пышущие феромонами доминации и сексуального желания. Но у Чонгука охрана на мероприятиях под боком, телесный контакт ограничен, а любое его передвижение по городу скрыто от чужих глаз.       Чонгук наслышан о борьбе за равноправие, какие-то точки зрения может быть, и разделяет, особенно касающиеся неприкосновенности и безопасности, но, как бы то ни было, альф он любит и ценит. Они ему всю жизнь помогают, окружая вниманием и дельными советами, они учили его жизни в стенах агентства и за кулисами, делились опытом и наставляли во всём, а отец — важнейшная фигура в его детстве — делал для своего сына всё, на что был способен. На Чонгука не покушались, он не сталкивался с домогательствами, чем до сих пор удивляет многих омег в индустрии, которые по несколько раз обращались к психотерапевтам по этой причине и проходили длительные курсы лечения. А вот от Тэхёна он таковое почему-то впервые ощущает. И Чонгук бы с радостью списал это просто на его ориентацию и собственную неотразимость в чужих глазах, но у Тэхёна феромон слабый, он очевидно рецессивный, разве что несет от него едким игристым лишь при столкновении взглядами, и пьянеть Чонгук начинает поневоле. А алкоголь он пьет в маленьких количествах и исключительно по праздникам. Бесит.

***

      Их следующая встреча заведомо началась тет-а-тет в закулисье одной из площадок, где проходят короткие ежедневные выступления разных артистов. Они ждали съемочную команду, которая задерживалась исключительно из-за трафика утреннего движения, а менеджер Чонгука удалился со своим хорошим знакомым, работающим в стаффе, когда они только пересеклись в стенах помещения. И Тэхён уже было порывается начать извечно любимый диалог, только вот Чонгук бросает на него взгляд исподлобья и выбивает всю землю из-под ног одним единственным вопросом:       — Господин Ким, Вы заинтересованы во мне, как в омеге? Иначе я не могу понять, почему Ваш феромон настолько нестабилен, когда мы оказываемся наедине.       Возразить Тэхён успевает и жестами, тут же впечатывая ладонь в свой лоб и снимая очки с лица, откладывает их на стол и садится на кожаный диван в углу, закидывая ногу на ногу и вытягивая ровно спину:       — Я не оказываю знаков внимания к людям традиционной сексуальной ориентации. Это заведомо проигрышный вариант.       — Вы только что признались мне в своих нетрадиционных желаниях, — между делом усмехается Чонгук, поглядывая на свое отражение в зеркале на большом трюмо с подсветкой.       — Вы сами провели ту простецкую логическую цепочку, а я никогда этого не скрывал при вопросах лоб в лоб, — пожав плечами, Тэхён лишь дернул уголком губы, невольно пробежавшись по задней стороне шеи. — Умолчал в тот раз лишь по причине усталости.       На нём сегодня тоже пластырь, по циклу течка в ближайшую неделю, а работы ещё несусветный край: сегодняшняя съемка закадровой жизни Чонгука в образе, его выступления при нагнанной массовке с подпиской о неразглашении и запрете любых фото и видео. Ещё вечернее посещение стендап клуба, потому что пятница и новые лица на крохотной сцене в приглушенном свете, а ему бы историй ещё поднабрать для фильма и отдать дикторам на озвучивание, чтобы вставить каждую поверх сменяющихся кадров. Он невольно ощущает зуд в деснах, когда Чонгук запрокидывает голову назад, а после принимается разминать шею: оголяет её перед тем, как сменить злосчастный пластырь за ухом, оглаживает пальцами светлую кожу и слегка надавливает на железу за ушной раковиной. Миндаль бьёт в ноздри резко, от чего Тэхён морщится невольно и сжимает зубы, не давая и шанса прорезаться клыкам, и совладать с бушующими гормонами в крови получается далеко не с первого раза. Чонгук очевидно провоцирует его, потому тот прозвучавший в нависшей тишине вопрос не кажется Тэхёну чему-то удивительным.       — Вы обманываете сами себя, господин Ким. Слишком очевидно.       И Чонгук бы упивался и этим вниманием, оно ведь настолько схоже с привычным: с влюбленными глазами фанатов на оффлайн встречах, с бурными возгласами из толп на танцполах стадионов, с флиртом известных личностей на закрытых вечеринках. Только вот Чонгук понимает — перед ним омега, который также, как и он: с такими же цикличными течками, дееспособной маткой, с бурлящими феромонами и пузырящейся густой смазкой из ануса; с животными инстинктами: потребностью в гнездовании, урчанием от ласк любимого человека и желанием секса с проникновением в моменты особого возбуждения. У гомосексуальных омег ведь точно также? Чонгуку бы узнать о тонкостях сексуальных потребностей для начала, а потом выводы делать, но с Тэхёном вести диалог по этой теме хочется в последнюю очередь, поэтому, придав себе напускной уверенности, Чонгук говорит:       — Так или иначе, Вы правы, взаимностью я не отвечу.       — Вы сами себя этим убедить пытаетесь? — прыскает вдруг Тэхён, заприметив секундное метание в чужих глазах. — Я не посягаю на Вас, господин Чон. Вы не в моем вкусе.       И вот здесь Чонгук замирает перед зеркалом, смотрит в отражении на чужую насмешку на губах и рычит утробно. Слышать подобное не привычно до ужаса, потому горло тут же першит от порывов высказаться насчет очевидной безвкусицы у человека рядом, предстать в лучшем виде по неясным причинам и услышать привычный слуху комплимент в свой адрес. А не это «не в моем вкусе». Чонгук подогнан под все идеалы и стандарты красоты нынешнего поколения: ринопластика, пара филлеров и ежемесячные инъекции с витаминами; скульптурное тело с аккуратной талией и шикарная задница в облегающих штанах. Он, как никак, был номинирован в прошлом году и вошел в тройку лидеров, как самый красивый омега. Здесь не может быть «не во вкусе», здесь исключительно:       — Получается, у Вас он отсутствует.       Тэхён изгибает удивленно бровь, приподнимая голову и встречаясь с глазами Чонгука напротив. Игристое пенится, готово вот-вот выстрелить и залить помещение тягостной липкостью и едким запахом спирта — Тэхён контролировать себя умеет лишь в силу профессии, а здесь очевидное желание вывести на конфликт и унизить посредством своей ядовитой натуры и завышенного самомнения.       Между ними пропасть в социальных статусах и возрасте, во взглядах и ориентации, в целях и нажитом. У Чонгука за плечами длинный карьерный путь, впереди — новые вершины и мировые стадионы; у Тэхёна за плечами «Домашняя конституция», впереди — безымянный документальный фильм с язвой в главной роли. Между ними семь лет разницы — это почти первоклассник, уже говорящий и умеющий считать ребенок, личность, ячейка общества, а Чонгук здесь что-то пытается внушить своим колким взглядом и упрекнуть за неустраивающие его слова в свой адрес.       Так-то, Тэхён тоже обманывает и издевается. Чонгук красив, оспаривать это просто бесполезно, здесь лишь мириться и упиваться возможностью лицезреть на расстоянии вытянутой руки. Но Чонгук с его мнением не сходится, взглядов не разделяет и без устали пытается навязать несдавшуюся Тэхёну порядочность по отношению к альфам. Всё было бы проще, будь они не знакомы вовсе и не затрагивали эти темы ни разу, но вопросы личные уже поднялись, ориентации обоих очевидны, а яма между ними все глубже, шлифуется миндальной стружкой где-то на периферии обоняния и заливается игристым в самую глотку с распахнутым ртом.       — Вас так задевает, что люди нетрадиционной сексуальной ориентации не рассматривают Вас со стороны объекта симпатии?       — Я их интересую. Омеги далеко не раз оказывали мне знаки внимания и звали на свидания, — немного приукрашивает истину Чонгук для пущей убедительности своих слов. — Но, господин Ким, Вам ли не знать, что омеги в любом случае будут желать сцепки и мечтать об узле в период течки?       Необработанный миндаль горчит, Тэхён трет кончик носа невольно и лишь откидывается на спинку дивана, надевая обратно очки и сводя к переносице брови:       — Вы очень узко мыслите, господин Чон. Вам бы почитать научные статьи и быть осведомленным в том, что гомосексуальность — не приобретенное, а заложенное на генном уровне. Плотское желание проникновения омега спокойно может подарить другому омеге, а надобности в сцепке или узле нет вовсе, если ты всецело влюблен в человека, который физически не сможет тебе такое дать. Всё очень просто.       Тэхён говорит спокойно, лишь пару раз подмечая нервное дерганье губы на чужом лице и перекатывающийся меж пальцев карандаш для бровей со стола. Концентрируется на диалоге и его словах, занимает руки. Здесь пара психических на лицо, но Тэхён не врач и лезть в это не будет, просто подмечает невольно и сам себе улыбается.       — Но Вы ведь не сможете забеременеть, из-за чего начнутся проблемы по репродуктивной части в будущем. И со всем организмом в дальнейшем.       — Будто гетеросексуальные пары сейчас бегут повышать рождаемость и купаться в капиталах, предоставляемых государством, — смеётся басовито Тэхён и шлифует под конец диалога красноречивым: — Если Вас так интересует сам процесс секса, то Вы можете ознакомиться с этим в интернете, чтобы впредь не выглядеть по-дурацки в чужих глазах.       И Тэхён встает с дивана, удаляется из комнаты после пришедшего на телефон сообщения о скором подъезде съемочной команды к зданию. Он оставляет Чонгука наедине с ворохом мыслей и выветривающимся игристым в спёртом душном воздухе. Чонгук всё также не любит искусственный свет, бросает взгляд через панорамное окно на улицу и любуется с секунду золотистыми листьями в очаровательном осеннем пейзаже. И Тэхён в своём бежевом пальто, в коричневой оправе под кудрявыми карамельными волосами напротив черного минивена смотрится в этой картине до ужаса лаконично. Чонгук тоже считает, что всё было бы проще, будь он или Тэхён альфой — разговоры бы были короче, а пылкость после конфликтов и выплеснутых феромонов вымещалась бы в страсти, ярости и всеобъемлющей экспрессии в разовом умопомрачительном сексе под адреналином. У Чонгука в книгах любимый троп «от врагов к возлюбленным», потому параллели простые и эмоции соответсвующие. Только вот они не в книге, никто из них не альфа, а обстоятельства душат своими нареченными обязанностями и отыгрышем собственной роли как в обществе, так и в документальном фильме.       Тэхён так-то тоже не в его вкусе — он, в первую очередь, омега; дотошный до деталей и вечно куда-то спешащий, в себе слишком самоуверенный и пытливый до чужого устаканившегося мировоззрения. Чонгук бы с удовольствием понаблюдал за тем, как Тэхён изменится в своих взглядах и пересмотрит каждый, как будет злиться после очередной фразы и выпада в его адрес, как игристое будет рваться из чужого тела под напором напускного спокойствия, как выльется за края и окатит Чонгука с головой.

***

      Тэхён делает очередной оборот на стуле по своей оси, закидывает ногу на кожаное сидение и опирается о колено подбородком, в который раз воспроизводя видео на экране и отодвигая от себя Чанмина с его стаканчиком из кофейни на первом этаже офиса. На экране ноутбука сменяющиеся кадры и Чонгук первым планом после них: статичное изображение с пониженной экспозицией и насыщенностью картинки, лишь губы двигаются и ресницы периодически сталкиваются, скрывая от мира черные бездонные глаза на долю секунды с цикличной периодичностью. Монтажёр скинул ему вчера небольшой отрывок в ожидании правок с базовым пояснением и сопутствующим вопросом: «Попробовал смонтировать часть. Как я понял, картинка должна быть именно такой, верно?». У них бюджет урезан, да и у Тэхёна мыслей о необходимых спецэффектах не было, ему бы ещё с саундпродюссерами списаться и попросить пару музыкальных сопровождений для фильма, но первоочередно всё же сам кадр. Поэтому он пересматривает трёхминутный отрывок из предполагаемой середины уже седьмой раз и всё также крутится на своем рабочем кресле после окончания воспроизведения. Чанмину даже кажется, что он попадает в петлю, что погиб, пока поднимался на четырнадцатый этаж на лифте и всё, что он сейчас видит — его посмертный приговор.       — Тебе настолько не нравится, что ты не знаешь, как бы деликатно намекнуть об этом Донхёну? — наконец произносит Чанмин, ставя на паузу видео, начавшееся уже по восьмому разу, чем заставляет Тэхёна остановить свои вращения и потупить взгляд о белый стол перед собой.       — Нет. Я просто думаю, — спокойно отвечает Тэхён, запрокидывая голову и шумно выдыхая. — Слишком много Чонгука будет по итогу. В этих трёх минутах связка из двух наших отснятых дней, за плечами их уже шесть, впереди ещё порядка четырёх. А здесь нет и пяти процентов из того, что мы с ним обсудили по сценарию.       — Тебе же сказали, что его участие в фильме обязательно, так чего ты так печешься? — Чанмин искренне не понимает недовольства перед собой, ловит губами трубочку и сюрпает свой фраппе короткими глотками.       — Он не главный герой. И им не подразумевался, а по итогу, это всё будет выглядеть, как документальный фильм о Чон Чонгуке, а не то, что я хотел изначально.       — Мне кажется, в этом и была уловка главных, когда ты согласился на их уговор.       — Мне выдвинули ультиматум, — искоса поглядывает на него Тэхён, опуская ногу на полу и придвигаясь к ноутбуку чуть ближе, чтобы отправить сообщение Донхёну с необходимыми правками и своим обобщенным мнением. — Хоть и картину я представлял именно такой по своей атмосфере, всё же Чонгука изначально там было на минут двадцать экранного времени максимум. Остальной час — другие истории, другие люди, ну и сам я в разных локациях.       — Ты ещё не снимался?       — Нет. На этой недели начнём, я скину расписание, состыкуемся с тобой и командой.       Потянувшись к стаканчику со своим кофе, который услужливо притащил ему коллега, Тэхён делает быстрый глоток и морщится неожиданно, переводя тут же взгляд на улыбающегося Чанмина рядом:       — Что это за дерьмо?       — Латте с сиропом амаретто. Не нравится? — и строит такие невинные глазки, что Тэхёну вмазать ему хочется невольно и фыркнуть тут же.              — Ты издеваешься? Я не пью сладкий кофе, — Тэхён отставляет в сторону треклятый стаканчик и тянется за бутылкой воды, торчащей из сумки. Прочищает быстро горло и с тяжким выдохом приземляется лбом на поверхность стола, прикрывая глаза. — Ещё бы марципановых конфет мне сюда принес и тарелку с жареным миндалём. И включил бы какое-нибудь выступление Чонгука на повторе, привязав меня к креслу.       — Чёрт, ты сорвал мой план, — смеётся альфа и встаёт из-за стола, приоткрывает форточку на окне позади и словно в пустоту добавляет: — Ты так недоволен его участием в фильме, но при этом сам перед каждой встречей нервничаешь и проверяешь идеальность подготовленного реквизита самостоятельно.       — Я перфекционист. И это мой фильм, Чанмин. Мой. Я также корпел над «Конституцией» на последнем курсе, мы просто не были знакомы, и ты не видел всего процесса, — Тэхён лба от стола не отрывает, смотрит на свои начищенные оранжевые челси на ногах и аккуратно подвернутые штаны. Мысли от чужих слов заворошились неприятно, заставили напрячься и перекрутить сказанное по второму кругу.       — Это омежьи инстинкты, Тэхён. Эти фильмы — твои детища, поэтому очевидно, почему ты так переживаешь за них, — тут же выкручивается Чанмин, уловив в воздухе ощутимое напряжение. Но замирает, стоит Тэхёну глянуть на него с присущей его взгляду красноречивостью и сказать:       — Я тебя прикончу, Хван Чанмин. От имени всех омег и, в частности, твоего драгоценного парня. Мы с ним перемывали как-то твои косточки, между прочим.       — Это удар ниже пояса, Ким Тэхён, — Чанмин приподнимает обе руки в знак очевидного принятия поражения и приземляется на соседний стул вновь, открывая и свой ноутбук в этот же момент. — Так или иначе, нам бы с бюджетом разобраться ещё.       — Я веду все записи в ежедневнике, — достав его из сумки, Тэхён порывается уже было попросить Чанмина закрыть этот отвратительный эксель на ноутбуке, но отчего-то замирает на миг, впериваясь взглядом в стакан с тем дерьмовым латте на столе. А после переводит всё своё внимание на остановленный кадр на своём экране, где Чонгук в темном помещении с приглушенным светом смотрит куда-то вдаль с приоткрытым ртом. Но Тэхён этот отрывок посмотрел уже семь раз, порывался даже на восьмой заход, но его остановили, только вот звучащая фоном фраза в этом фрагменте уже отпечаталась в его подсознании и закрутилась как раз в тот момент, когда Тэхён заострил внимание на стакане:       — Я такой же омега, как и все остальные. Также подвержен буйству гормонов раз в два-три месяца, использую таблетки в самых тяжелых случаях и, очевидно, уже сталкиваюсь с их побочными действиями. Почему ученые и врачи не углубились в это и не изобрели более безопасных препараторов — мне всё ещё не ясно.       Тэхён подавители не использует, контрацептивы лишь стандартные — латексные; сексом с альфами никогда не занимался, а скрывать свою природу он не намеревается вовсе. Он рецессивный и со слабым феромоном, ему некоторые вещи понятны только из-за прочитанных научных статей и реальных историй. А вот Чонгук — доминантный омега, у него явно проблем с этим чуть больше, и побочные действия таблеток с вероятностью восемьдесят процентов уже губят его совсем молодой организм.       И пока мысли о вреде медикаментов рьяно вертятся в сознании Тэхёна, Чанмин уже набрасывает таблицу, забрав из чужих рук ежедневник. Вносит каждую цифру и тяжко выдыхает, вынуждая Тэхёна вернуться в реальность после озвученного:       — Если учитывать тот факт, что каждый съемочный день с Чонгуком нам покрывает студия, то смею огорчить: либо ужимаемся с оставшимися омегами, либо сокращаем твоё собственное экранное. Не так много осталось, учитывая количество ребят в команде и наши с тобой зарплаты тоже. Какой процент с фильма в твой карман?       — Шестьдесят чистыми, — спокойно отзывается Тэхён, — оставшееся полностью гендиректору — ему разбираться, как и между кем делить.       — А мне премию за старания и поддержку? — надув губы, Чанмин глядит на него слишком уж наигранно-обиженно.       — Ты всё ещё не запомнил, что я не пью сладкий кофе, — Тэхён указывает пальцем на стакан, а после тычет им в чужую грудь и добавляет: — О какой поддержке здесь тогда идёт речь?       — Бесчувственный ты человек, — натужно вздыхает Чанмин, перенося в таблицу ещё какие-то цифры из ежедневника Тэхёна.       А Тэхён, всё ещё гипнотизирующий свой стакан с кофе между двумя ноутбуками, вдруг чувствует легкое свербение в носоглотке и пытается сконцентрироваться на ощущениях, чтобы догадаться в предпосылках к легкой нестабильности как физического, так и морального состояния. Чтобы без вреда для психики и без очередных накрученных тревожных мыслей. У него вечером как-никак встреча с драгоценными сердцу омегами в стендап клубе и новые знакомства в комфортной зоне. Там не подают амаретто в баре и не пекут миндальные круассаны, не едят марципановые конфеты в открытую и орехи в пиалочках на столах не стоят. Там спокойно, потому что люди все одних взглядов и схожих мнений, потому что объединены чем-то определенным и держатся яро за это. Там не место противоречиям и иным мнениям, не место миндальным нотам в воздухе и тяжелому взгляду в извечно прямую спину.

***

      — Добрый вечер, — спокойно начинает Тэхён, переводя взгляд на Чонгука напротив. Между ними длинный стол и ещё четверо мужчин вокруг, представляющих интересы обеих компаний. И если менеджера Чонгука и главного бухгалтера их студии Тэхён узнал сразу, то вот ещё одного, сидящего рядом с артистом, он вспомнил только после воспроизведения в своей голове того рокового дня, когда они заключили с лейблом контракт.       Встреча назначена на восемь, время — пять минут девятого, и если бы не господин Чхве — гендиректор киностудии — начали бы они в ровно. Пунктуальная душенька Тэхёна уже успела перебеситься, испепелить себя дотла и возродиться из пепла в момент, когда дверь отворилась. Перед ним стопка бумаг и открытый файл на ноутбуке, выведенный через проектор на белую гладкую стену в начале конференц-зала. У Тэхёна голос уверенный, а взгляд, как уже подметил для себя Чонгук, сегодня особенно напряженный.       — Я получил добро на эту внеплановую встречу от господина Чхве, — легкий кивок в сторону начальника, — но ещё раз прошу простить всех, кто здесь находится, за возможный срыв намеченных планов.       — Ближе к делу, Тэхён, — у генерального директора вид измученный — сам по себе он источает неимоверную усталость. Привычные терпкие кедровые ноты сейчас отдают легкой горечью, и Тэхён невольно ведет плечом назад, ощущая весь спектр чужих эмоций на своей коже. Как и изучающий взгляд Чонгука. Но с этим чуть привычнее.       — Впереди у нас остаются два съемочных дня с господином Чон Чонгуком, согласно договору. Однако, необходимо отметить, что бюджет уже испытывает значительное давление, несмотря на то что нам всё ещё требуются определенные кадры для полноты сюжета.       Тэхён слегка вздергивает подбородок для пущей убедительности и смотрит то на своего начальника, то на представителя лейбла. Те слушают внимательно, смотрят испытывающе, и ощутимое давление феромонов доминантных альф в этом помещении неприятно забивается в ноздри.       — С учетом текущей ситуации, возможно ли рассмотреть перераспределения финансирования с целью использования средств, выделенных на предстоящие съемочные дни? По данным нашего монтажера, отснятого материала уже достаточно для создания минимум одного часа экранного времени. Тем не менее, нам критически не хватает нескольких ключевых кадров, предусмотренных сценарием и замыслом, — заканчивает наконец Тэхён, ощущая на себе все окружающие взгляды. И выбивающиеся миндальные ноты в гуще грубых и терпких ароматов кажутся такими дополняющими в этой атмосфере, что брошенный взгляд на Чонгука выходит достаточно резким и абсолютно для всех заметным.       Господин Чхве тяжко выдыхает, поправляет манжеты своего пиджака, пробегается пальцами по позолоченным запонкам, а после, встретившись взглядом сначала с нахмурившимся Чонгуком, а после с точно таким же Тэхёном, он произносит:       — Я понимаю необходимость реализации дополнительных съемок, однако, хочу обратить Ваше внимание на несколько ключевых моментов, Тэхён, — шариковая ручка аккуратно отстукивает колпачком по поверхности стола, заполняя тишину мерными ритмичными звуками. — Во-первых, я готов рассмотреть возможность совмещения этих съемок с уже запланированными с господином Чон Чонгуком, чтобы минимизировать расходы и оптимизировать график. Это может помочь не только в плане логики, но и в экономическом аспекте. Также, на правах контракта, это будет юридически верным решением.       Представитель лейбла кивает в унисон с менеджером Чонгука, пока сам омега лишь дергает ногой под столом и скрещивает на груди руки, не сводя глаз с привычной охровой оправы на переносице Тэхёна, сидящего напротив.       — Во-вторых, хочу четко обозначить, что отдельный бюджет для этих съемок увеличиваться не будет. Необходимо найти способ интеграции этих проектов в уже существующий бюджет и график, — дополняет господин Чхве, обращая внимание на цифры в красной ячейке выведенной на стену таблицы. — Прошу Вас проработать возможные варианты, которые соответствуют этим условиям, и представить их на ревизию. Это поможет нам принять взвешенное решение.       — Дополню, — начинает чуть тише менеджер, — что в рамках контракта, заключенного между сторонами киностудии и музыкального лейбла, чётко прописаны даты съемок и выделенные на каждую из них средства. Уменьшать количество отснятых кадров с господином Чоном никто не будет — всё уже обговорено. Вы, господин Ким, можете совместить их с необходимыми Вам или же отснять в этот же день в этой локации всё, чего не хватает.       Тэхён лишь понуро кивает на это всё, закрывает файл с таблицей, которую они на днях доделали с Чанмином, а после, вновь встретившись с изучающим взглядом Чонгука, вдруг замирает, когда тот говорит:       — А будет ли это хорошим вариантом, учитывая тот факт, что мы будем переключаться между задачами во время съемочного процесса? — он слегка изгибает бровь, поправляет капюшон своей черной безразмерной худи и поглядывает в сторону генерального директора. — Я не против — это увеличит моё же свободное время в течении рабочего дня и избавит от лишней мороки. Буду говорить по факту, уж простите. Но эффективность процесса может быть слишком мала при таком раскладе.       — Я в киноиндустрии уже много лет, господин Чон, — вдруг встревает Чхве, — и Тэхён, я уверен, сможет справиться с распределением обязанностей и времени во время рабочего процесса.       Тэхён даже вдруг мнётся слегка от такого очевидного комплимента в свой адрес с уст руководителя, но вовремя одергивает себя и, хлопнув крышкой ноутбука, слегка привстает из-за стола и выпрямляется:       — Я услышал. Благодарю всех вас за уделенное время и ещё раз прошу прощения за то, что мог помешать планам ради этой недолгой встречи, — а после переводит взгляд на господина Чхве, дополняя: — Вышлю все материалы, в которых будет полное описание проекта и текущий статус каждого съемочного дня. Также добавлю графики и план действий, чтобы было более наглядно, где и как распределяются выделенные средства. Ещё раз спасибо.       И, сделав низкий поклон, Тэхён убирает ноутбук в свою сумку, поправляет очки и, задвинув стул, кладёт пару распечатанных бумаг на стол перед начальником: — Здесь печатная версия таблицы, продублировал на всякий случай.       Господин Чхве кивает, а Тэхён, удаляясь из конференц-зала, вдруг подмечает Чонгука, который также встаёт из-за стола и движется в сторону выхода.       — Вас настолько не устраивает компромисс, к которому мы пришли? — Тэхён оборачивается на него, когда они идут по пустынному холлу в сторону лифтов. Свет во всех кабинетах уже давно погас, за окнами сумерки, и лишь горящие вывески на зданиях на той стороне улицы разбавляют темноту своими яркими вспышками. — И Вы решили сказать мне ещё раз об этом лично?       — Не очень понимаю Ваше возмущение, — начинает Чонгук, поровнявшись с Тэхёном шагом и идя теперь от него по левую руку, — не хочу возвышать себя на фоне остальных, но Вы и сами прекрасно понимаете, что моё участие принесет Вашему фильму больше огласки, господин Ким.       — Это не документальный фильм о Вас и о Вашем мнении, это история о борьбе омег за вес своего слова в обществе. И нецелесообразное поведение альф на протяжении долгих времен. Это фильм о равноправии, господин Чон. Не о Вас.       Нажав на кнопку вызова лифта, Тэхён полноценно оборачивается к Чонгуку лицом и бегло пробегается по его чистой коже: на нем нет даже привычного тона, лишь легкий контур бровей и прозрачный питательный бальзам на губах. От него сейчас пахнет исключительно естественным феромоном, нет привычного парфюма на коже и одежде; лишь тонкий телесный пластырь, выглядывающий из-за уха, неизменно на своем законном месте.       — А Вы бы были заинтересованы в написании сценария для документального фильма обо мне, как о личности? — говорит Чонгук синхронно со скрежетом открывающихся дверей лифта и заставляет Тэхёна нахмуриться и поперхнуться от неожиданности прозвучавшего вопроса. — Люблю более продуманные планы на будущее, не сочтите за наглость.       — Можно будет взять за основу текущий фильм, в котором Вы снимаетесь. Уверен, в нём Ваш будущий сценарист или же режиссер найдет немало необходимого контента перед тем, как запросить у Вас иную необходимую информацию, — спокойно отзывается по итогу Тэхён, разглядывая свое отражение в зеркале. Поправляет растрепавшуюся челку, зачесывает пряди за уши и одергивает воротник излюбленного пальто, чувствуя на спине прожигающий взгляд Чонгука. Тот непривычно одет слишком спокойно в эти безразмерные вещи, неуложенные волосы спадают на лицо и скрывают в тени пытливый взор от всеобщего внимания, лишь отблеск серебряной цепочки под воротником худи рушит этот темный напускной образ.       — Поговорим об этом ближе к моменту, значит, — куда-то в пустоту произносит Чонгук, опираясь плечом о дверь лифта и бегая взглядом по аккуратным завитушкам на чужом затылке. — Не смею напирать, господин Ким.       Тэхён излюбленным привычным движением поправляет очки, поворачиваясь к Чонгуку корпусом и, бегло оглядев его с ног до головы, вдруг спрашивает:       — Меня всё не покидает один вопрос, господин Чон, — взгляд падает на сережки-колечки в левом ухе омеги, затем скользит по черным прядям, закрывающим виски, а следом губы раскрываются, наконец завершая: — Почему Вы носите пластырь?       Непроизвольно ладонь Чонгука сама касается клейкого материала на коже, поддевает самый кончик, а следом оголяет мизерный участок, заставляя Тэхёна задержать дыхание на долю секунды и шумно выдохнуть, когда двери лифта распахиваются перед их лицами.       — Вопросы излишни, не так ли? — улыбнувшись, Чонгук приклеивает пластырь обратно, выходя из лифта первым и оставляя Тэхёна в крохотном замкнутом пространстве наедине с сильнейшим феромоном и ворохом мыслей, который тут же бурей снес всё его привычное спокойствие и заставил испытать настоящий крах самообладания в этот кротчайший миг.       Тэхён никогда прежде не чувствовал подобного: секундного желания, потери невозмутимости, ядерной смеси чувств и кома в горле от чужого феромона. В его жизни было не так много доминантных омег в окружении и постели, но ни у одного не получалось сотворить подобного, и ощущение влажности в узких классических штанах сейчас было просто омерзительным. Как и удаляющаяся вдаль фигура перед его глазами.

***

             В день последней съемки Тэхён просит Чонгука о личной встрече за пару часов до, если тому позволяет график. Списывается с менеджером по этой причине, получает в распоряжение рабочий номер артиста и созванивается с Чонгуком сразу после. На встречу на том конце провода соглашаются с неохотой, звуки сопровождаются шуршанием постельного белья и коротким ругательством сразу после падения чего-то звонкого об пол. Они обуславливаются пересечься в нейтральной зоне вдали от нежелательных объективов камер и вездесущих фанатов, выбрав закрытый частный кинотеатр на окраине города, в котором Тэхён в своё время проводил небольшие конференции перед премьерой своих работ.       Он там на хорошем счету, потому работники идут на встречу и открывают им черный вход со двора, впуская в темный коридор двух молодых мужчин. На Чонгуке черная медицинская маска и натянутый капюшон, от него на этот раз привычно пахнет табачно-ванильными нотами, а руки в кармане ветровки перебирают множественные надетые кольца. Перенял невольно у Тэхёна любовь к многочисленным аксессуарам на фалангах, теперь упивается, пока покручивает их в разные стороны и периодически снимает, меняя расположение. На Тэхёне же неизменные очки, пальто и нечто новое — терракотовый берет на кудрявой макушке. От него привычно пахнет игристым, которое мерно плещется на дне бокала, выветривается быстро и не пьянит голову.       У них очевидная недосказанность во взаимоотношениях и ощутимая, вырытая ими самими яма во время последней встречи. Сказанное Чонгуком в середине того рабочего дня: «Господин Ким, прошу, не испепеляйте меня взглядом так очевидно». И прилетевшее тут же в ответ: «Господин Чон, Вы уделяете моим глазам слишком много внимания. Смотрите в объектив, не отвлекайтесь». Тэхён же, наоборот, в тот день уделял чуть меньше времени Чонгуку, всецело отдав свою заинтересованность парочке других омег, с кем в перерыве снимал необходимый материал и вел разговоры о личном и важном. Казалось, того это задело до самой глубины, вот и показательно воротил свой приподнятый извечно нос, смаковал яд на кончике языка и плевался без зазрения совести.       У Чонгука в памяти свежо «Вы не в моем вкусе», отсюда другие актеры на съемочной площадке сразу приравниваются к категории «в его вкусе», потому что Тэхён с ними улыбается, смеётся, а потом покупает им по стаканчику горячего шоколада в кофейне неподалеку. Чонгуку хотелось бросить неуместное: «И так выглядит Ваш дешевый флирт? Сначала какао, потом постель?», но он промолчал, сжал кулаки и выругался, когда представил в голове на миг картину чужого соития на белоснежных хлопковых простынях. В его понимании секс двух омег: скука, простота и отсутствие утоленных потребностей в самом конце; слишком мокро, слишком смазливо и без должной грубости. Потому что омеги по натуре мягкие, к вражде не привыкшие и по природе безобидные. Чонгук бы и себя таковым считал, но в реальной жизни слишком стойкий и привыкший бороться; в постели — да, другой, но только под альфами и напором чужого феромона. Тэхён же спокойный, пассивный и слишком услужливый — в глазах Чонгука он слишком омега, чтобы бояться тому что-то сказать или высказаться о недовольстве. Слишком пассивный, чтобы выходить в открытую перепалку, слишком правильный, чтобы прогнуться под его мнением. Чонгуку всё ещё хочется то изменить просто из принципов, убедить в неправильности прожитых лет и насладиться трескающейся маской хладнокровия на чужом красивом лице.       Но сейчас он занимает место по правую от Тэхёна руку в пустом кинозале, вытягивает вперед ноги и ждёт, пока диалог начнется в этой гробовой тишине. Только вот слова не спешат слетать с уст, чужие пальцы подрагивают, а дыхание ощущается слишком ярко в этом мрачном интимном пространстве. Тэхён смотрит на него из-под кудрей своей челки, перебирает в руках кольцо на мизинце, то и дело гоняя его между фалангами, изучает профиль перед собой и наконец произносит:       — Я хочу прекратить недопонимание между нами. Сегодня последний день съемок, господин Чон…       — Чонгук, — прерывают его речь, устало выдыхая. — Осточертело слышать иное. Из Ваших уст это звучит с очевидным недовольством, я буквально слышу скрежет зубов каждый раз. К Вам я буду уважительно — Вы старше, в первую очередь. Поэтому, пожалуйста, прекратите это чёртово…       — Я понял, Чонгук, — Тэхён испускает шумный выдох после его слов, но, собравшись с мыслями, продолжает: — Сегодня последний день съемок, следующая наша личная встреча будет только за день до премьеры фильма на закрытом кинопоказе. И у меня убедительная просьба: закончим этот день без лишних конфликтов, недосказанности и прочего. Для нашего общего спокойствия.       Чонгук кивает, отводит взгляд к атласному занавесу перед собой и пробегается по складкам массивной ткани, ощущая, как сидящий рядом Тэхён отчего-то напрягается.       — Вам дискомфортно? — он не поворачивает голову, говорит спокойно и расслабляет плечи, опираясь локтями о свои бедра. — Рядом со мной?       — Да, — тихо отзывается Тэхён, снимая со своей головы берет и запуская ладонь в каштановую шевелюру. Он ерошит немного волосы, прикрывает глаза и добавляет: — Чонгук, поубавь свои феромоны, пожалуйста.       Сам того не замечая, Чонгук тянется рукой к пластырю на шее, прижимает вспотевшую вдруг ладонь к шее и матерится еле слышно, отворачиваясь к стене. Понимает, что не по этой причине, понимает, что не совладал с эмоциями: надавил, как бывало обычно, принизил, опустил.       — Прошу прощения, — сиплым голосом, — не привык слышать такого рода вещи в свой адрес.       Тэхён вдруг хмыкает, пробегается пальцами по вороту своего свитера, оттягивает невольно и дышит учащенно, пытаясь избавиться от миндальной стружки на кончике носа и легкого наваждения в голове. Смотрит украдкой на Чонгука, очевидно чувствующего себя настолько же дискомфортно, а после, чуть повернувшись, выпускает свой собственный феромон, чем заставляет Чонгука тут же поежиться и столкнуться взглядами.       — Один-один, — посмеивается вдруг Тэхён, завидев на дне чужих черных глаз просветление радужки. — Теперь тебе некомфортно ровно настолько же.       — Вы флиртуете, господин Ким? — не удерживается от колкого комментария Чонгук, когда осознает, что смотрел в глаза дольше положенного. — Я же не в Вашем вкусе.       — Тэхён. Опустим формальности, — Тэхён позволяет себе наклонить голову слегка вбок, выцепить взглядом легкое смущение на лице Чонгука, а после тянется своей ладонью вперед.       Только вот Чонгук движется ровно в противоположном — отодвигается, вжимается в подлокотник соседнего сидения и медленно мотает головой, прикрыв глаза.       — Господин Ким. Это во-первых. Во-вторых, нет. Мы обсудили с Вами всё ещё на начальном этапе, каждый последующий диалог — лишь укрепление наших с Вами взглядов и ценностей. Ничего не изменилось.       — У тебя в капюшон ветровки листочек попал, — закатив глаза, Тэхён все же достает злосчастный золотистый лист, бросает его на пол и поднимается на ноги, оттряхивая полы пальто от невидимой пыли. — Ты всё ещё не в моём вкусе, Чонгук. Ты прав.       — Почему? — вдруг спрашивает омега, со своего кресла не поднимаясь. Лишь перекидывает ногу на ногу и смотрит испытывающе, чуть изогнув бровь и отпустив предшествующее недовольство.       — Характер, разница во взглядах. И, как я и говорил раньше, я не рассматриваю омег традиционной сексуальной ориентации на роль потенциальных партнеров любого формата.       Чонгуку вдруг хочется возразить на миг, что его характер не такой уж и плохой, каким может показаться на первый взгляд, но они знакомы уже порядка четырех месяцев с момента начала съемок, обсудили немало, хоть и сошлись во мнениях лишь в паре моментов: чистота, трудоголизм и несладкий кофе. В остальном — две полные противоположности из разных звеньев пищевой цепи, разные статусы и неимоверная плешь в стыках мировоззрения. Слишком много «нет»; ещё больше «но», потому что Чонгук поднимается, выхватывает из чужих рук терракотовый берет и надевает Тэхёну его на голову одним коротким движением.       — В сексе с омегами Вы выступаете в пассивной роли, я прав? — слетает с его губ прежде, чем Чонгук успевает осознать, а Тэхён вдохнуть спокойно. Так и стоят: смотрят друг на друга непонимающе, молчат и изучают глаза с нескрываемым интересом.       — С чего такие выводы? — не сдаётся Тэхён, запуская руку в карман пальто, а второй поправляет берет на своей голове, распределяя равномерно челку по лбу.       — Интуиция.       — Тогда к чему вопрос? Очередное высказывание о построении простецкой логической цепочки?       — Обыкновенное любопытство, господин Ким, — улыбается Чонгук, встряхивая капюшон своей ветровки и надевая обратно черную медицинскую маску на лицо.       — Слишком много внимания к теме, которую ты осуждаешь. Тебе не кажется? — вздергивает бровь Тэхён, начиная шагать в сторону выхода из кинотеатра. До начала съемок около часа — им бы успеть без пробок доехать на такси до назначенного места и заскочить за кофе перед этим.       — Я не осуждаю, — тут же говорит Чонгук уже чуть тише, когда открывает дверь кинозала и выходит в темный коридор, — я не понимаю. Это совсем иное.       — Не попробуешь — не узнаешь.       И Тэхён посмеивается также тихо, прикрыв рот своей ладонью, вынуждает Чонгука обернуться и рассмотреть его силуэт в редком тусклом освещении. Они сталкиваются взглядами, выжидают какого-то момента, а после Чонгук разворачивается также быстро, покидая здание первым. И миндальный сироп патокой разливается по карамельной коже, оставляет за собой липкую вязь на тонких светлых волосках, заставляя Тэхёна прикрыть глаза и шумно глубоко вдохнуть, смакуя чужое нестабильное состояние и пошатнувшийся рассудок.       Чонгук в его вкусе, как бы он не обманывал — это слишком очевидно, если видеть чуть дальше своей черной челки и опускать привычную язвительность.       Они решают отметить удачные съемки через пару дней, когда у всех будет посвободнее с графиком, а Чонгук лишь тихо отказывается, напоминая всем о своей профессии и контроле со стороны объективов и слежки фанатов. Не в его интересах пятнать репутацию распитием алкоголя в больших и шумных компаниях в общественных местах, и тем более ставить в неловкое положение всех остальных, если его вдруг узнают и полезут к их столу с просьбами о фотографии или автографе. Тэхён на это лишь кивает, кланяется также всей команде, проделавшей огромную работу, а после идёт к Чанмину, чтобы помочь со сборами и как можно скорее поехать домой, только вот рука Чонгука, цепко ухватившаяся за рукав его свитера, останавливает, вынуждая повернуть голову:       — Что такое?       — Поговорим? — наклоняет чуть в бок голову, кивая в сторону неприметного угла в ангаре, где сегодня был заключительный съемочный день. — Есть пара вопросов.       Тэхён лишь жмет на это плечами, направляется вслед за Чонгуком, кричит Чанмину что-то напутствующее и говорит, что скоро вернется и поможет, а сам сжимает руку в кулак, потому что взгляд за пластырь цепляется абсолютно непроизвольно. Изголодался вдруг по марципану, давно не пил амаретто, не ел миндального печенья. Не вкушал ни разу его.       — Вопрос неуместный, — сразу предупреждает Чонгук, сунув руки в карманы и облокотившись спиной о стену. Чуть нагибается вперед, чтобы скрыть глаза под челкой и не сталкиваться с чужим в этот тяжелый момент, — но я много думал.       — Хочешь попробовать? — сразу в лоб прилетает, от чего Чонгук даже замирает и хмурится, приподняв голову. — Я не первый год живу, Чонгук, не стоит делать из меня дурака.       — Если меня не обманывает интуиция, то Вы сейчас прямым текстом соглашаетесь утолить мой плотский интерес?       — Вызванный непривычными для тебя ощущениями от нашего с тобой предшествующего разговора, и желания ощутить себя в доминантной роли во время секса, — констатирует факт Тэхён, всё также спокойно стоя напротив и испепеляя черную макушку своим взглядом.       — Вероятно. Но я всё ещё традиционной сексуальной ориентации, коих Вы в партнеры не рассматриваете.       — Ты всё ещё не в моем вкусе, коих я тоже не рассматриваю, — жмёт коротко плечами, а после опускает руку на чужое плечо, немного напрягая пальцы. — Но между нами очевидное напряжение. Возможно, сексуального характера. Не попробуем — не узнаем, это тоже относится к такого рода ситуациям.       — И часто Вы промышляли тем, чтобы распознать как таковой характер и подтекст именно таким путём?       — Впервые. Поэтому и соглашаюсь на неозвученное тобой предложение.       Чонгук выпрямляется, мягко убирает руку Тэхёна со своего плеча и улыбается отчего-то так ехидно, что на миг сам себя пугается, пряча губы за тыльной стороной ладони:       — Не планируйте ничего на сегодняшний вечер, господин Ким. Я могу и передумать, и тогда ситуация будет щекотливой для нас обоих.       И удаляется вновь, медленным шагом направляясь в сторону выхода из ангара и оставляя Тэхёна наедине с такой же глупой улыбкой. У него планы на вечер были так-то, только вот их важность сразу перестает чувствоваться, а бразды правления переходят в напор чужого любопытства. Сегодня миндаль в карамельной глазури — очевидно и слишком приторно. Осел вновь на коже сахарными разводами, кажется, впервые обозначив.       

***

      Чонгук жмётся ближе, ведёт носом по пластырю за чужой ушной раковиной, дышит тяжко и оставляет незаметный поцелуй чуть ниже, ближе к шее. Тэхён в его руках тает, течёт безбожно и трётся о крепкое бедро своим нескрываемым возбуждением, отдаваясь умелым ласкам и позволяя себе забыться на короткий миг. Цепляется ладонями за плечи, выгибается и стонет надрывно, когда чужие ладони беззастенчиво пробираются под свободный свитшот и отлаживают подтянутый живот. Пальцы задерживаются возле пупка, подушечки гладят осторожно, ногти царапают нежную кожу, а губы всё также очерчивают края телесного пластыря, желая пробраться сквозь и оставить свой след на чужом податливом теле. Им обоим хочется ещё ближе, чтобы раствориться, забыться и всецело утонуть в этом состоянии полной открытости и свободомыслия. У Чонгука на первом плане — удовольствие, тяга и первый опыт; у Тэхёна почти то же самое, только вот опыт далеко не первый, оттого почему-то возлагает на себя он неимоверную ответственность, когда седлает бедра Чонгука на мягкой кровати и укладывает свои ладони поверх чужой хаотично вздымающейся груди:       — Я не хочу тебе льстить, Чонгук, — говорит Тэхён, мягко пробегаясь пальцами по чужим возбужденным соскам и сильнее вжимаясь бедрами в его пах. Пачкает своей смазкой всё вокруг: собственные брюки, чужие тоже, а ещё запятнал одеяло по пути, пока устраивался удобнее и ноги разводил шире. — Лицо у тебя безбожно красивое. И как ты с таким живешь?       — Замечательно, — расплывается он в улыбке, цепко хватаясь за тонкую талию Тэхёна, и вжимает его в свои бедра с бешеной силой, утробно рыча от поглощающего мозг возбуждения, — раз сейчас передо мной предстала такая картина.       Чонгук упивается чужой хитростью во взгляде, дышит через раз и тонет в пучине всеобъемлющего хаоса, который читается на дне роговицы напротив и прослеживается в острых ногтях под самой кожей. Метят, присваивают и подчиняют. Оба. Тэхён руками и губами, Чонгук аурой, феромонами и присущей ему доминантностью. Мокрое покрывало комкается под разгоряченными телами, а брюки Тэхёна мерзко прилипают к бедрам, пока Чонгук, избавившись от своих, не менее влажных, лижет чужую перепачканную естественными выделениями ладонь и утробно урчит, пуская в ход выступившие клыки. Для него всё ново: ощущать податливость тела напротив, управлять процессом, вкушать соки и давить собственным феромоном. Миндаль сейчас рассыпан по простыням, затерялся в складках одеяла и утонул на подушках вместе с чужим хрупким телом. Его самого обливают с головы игристым, заставляют пузырьки щекотать влажный от бесконечных ласк язык, помутняя рассудок своим очаровательным свойством. Тэхён пьянит не меньше: переворачивается на спину, тянет за собой Чонгука, разводит ноги шире, выгибается навстречу мягким ладоням и мычит бессвязно, не контролируя свой феромон вовсе. Заполняет им спальню бессовестно ровно также, как оглаживает ягодицы Чонгука ладонью и двумя пальцами пробегается меж, собирая вязкую смазку на подушечки.       — Чонгук, — Тэхён говорит сипло, вновь прерываясь на стон, когда чужие пальцы проходятся по сокращающимся мышцам живота и ложатся на самый низ, слегка надавливая, — сядь мне на лицо, прошу.       — Нет, — коротко и слишком ясно, а руки дальше по телу вниз: минуют возбужденный член, сразу к бедрам, размазывая естественные соки по карамельной коже и осыпая дрожащие ноги поцелуями.       — Поэтому ты не в моем вкусе, — Тэхён давится в тот же миг, когда Чонгук ведет носом под коленкой, задирает ногу выше, сгибает и придавливает к чужому торсу, раскрывая тело под собой до бесстыдного безобразия.       Чёрнота напротив поглощает, изучает тело с нескрываемым интересом, открыто провоцирует своими искрами на дне радужки и мутит рассудок. У Тэхёна перед глазами настоящий идол современности, беззастенчиво целующий его бёдра и царапающий ногтями гладкий лобок. Ощутимое давление удивительно располагает к себе, заставляя прогнуться, подчиниться и прикрыть в сладкой истоме глаза, когда губы мягко касаются его обнаженного тела. Чонгук до безобразия спокоен, словно не первый раз выступает в активной роли, словно далеко не единожды нависал так над разомлевшими от ласк омегами. Его движения чёткие и без дрожи в пальцах, феромон стойкий и безумно тяжелый — Тэхён задыхается аккурат в тот момент, когда влажный язык Чонгука касается его покрасневшей головки: чётко кончиком в самую уретру, а губы тут же окольцовывают чувствительную плоть, окутывают жаром чужого рта, и он позволяет себе подбросить бедра от слишком отточенных и верных движений. Тэхён прикрывает глаза, когда член проскальзывает дальше — в расслабленную глотку — и не сдерживает протяжного стона, стоит Чонгук умело зажать его яйца в руке и чуть наклонить голову, чтобы член погрузился ещё глубже. Стенки горла сдавливают, они безумно горячие, и покрасневшая чувствительная головка просто безбожно сочится в этом плену. Чонгук жмурит глаза от собственных действий, потому что в глотке тесно, жарко и непривычно от обилия чужого сока — каждая бархатная стеночка впитывает в себя предъэкулят Тэхёна, пускает дальше по пищеводу остаточное, а язык прижимается к члену, водит по гладкой тонкой коже, пережимает ощутимые венки, выводит Тэхёна на истошный крик.       Это несравнимо с альфами: нет болезненного распирания, нет давления руки на затылке, нет жесточайшего и бьющего в нос феромона у самого лобка. Тэхён сжимает пальцами простынь под собой, хнычет так протяжно и, в попытках уловить ещё немного, мягко двигает бедрами вверх, прокатываясь по самому основанию языка влажной головкой. Чонгук на это лишь стонет, опускает свои ладони на его тазовые косточки и прижимает к мягким простыням своей двуспальной кровати, делая пару резких движений головой и с сюрпающими звуками опускаясь вновь, — до носа на гладком лобке и губ у самого основания члена. Ткань под ними мокрая насквозь — оба текут безбожно, только вот Чонгуку дурно слишком от ощущений, потому отрывается от члена он с помутневшим взглядом и облизывается так показательно, что распахнувший глаза Тэхён лишь откидывается обратно на подушки и дергает тазом вверх.       — Сядь на лицо, Чонгук, — вторит Тэхён, когда Чонгук принимается поглаживать кожу на его ягодицах и с нескрываемым интересом раздвигает их.       — Обойдешься, — подмигивает Чонгук, неотрывно наблюдая за тем, как очередная порция смазки стекает по ложбинке вниз, впитываясь в мокрую лужицу по такой же траектории под ним. Игристое настолько бьёт в ноздри, а, приблизившись к анусу, Чонгук и вовсе мычит, жмурясь. — Чёрт.       Вязкая смазка поблескивает в слабом освещении комнаты, но заметные пузырьки скапливаются прямо возле мышц, а анус раскрывается, из-за чего Чонгук подвисает в моменте, разглядывая покрасневшие стеночки. Они были в душе по отдельности: Чонгук наводил быстрый порядок в комнате, пока Тэхён тщательно вымывал себя изнутри и терся мочалкой, стараясь забыться в ароматном геле для душа и стекающей по телу пене; а после он успел ещё пожалеть о грядущем, пока в душе был сам Чонгук, потому что тяга на плечах была столь тяжела и била осознанием секса без обязательств. Они ведь не обозначили ничего, фактически — случайный обоюдный секс, где Чонгук утолит свой из ниоткуда возникший интерес, а Тэхён же свою мимолетную потребность в близости с красивым омегой. У каждого свои выгоды и свои взгляды на ситуацию, но сейчас у них один воздух на двоих, ещё один разделенный быстрый поцелуй, а после протяжный стон в унисон.       Чонгук прижимается губами к его влажному анусу, просовывает язык внутрь и лижет по кругу, собирая смазку и шумно сглатывая. Отстраняется на короткое мгновение, вцепившись пальцами в ягодицы, и раздвигает их с сильным напором. Натянув мышцы, лицезрит сумасбродство меж чужих ног и облизывает верхнюю губы:       — Теперь я понимаю, почему альфы буквально рвутся распробовать это.       — Поверь, омеги такие же. Сам посмотри…       И Чонгук смотрит. Собирает слюну во рту и придержав её перед зубами на кончике языка, сплёвывает на сжимающиеся мышцы, наблюдая, как пузыри лишь увеличиваются, а легкая пенка сверху задерживается на одной крупной капле естественной смазки Тэхёна. Наклоняется обратно, лижет широко по промежности, оглаживает гладко выбритую кожу между ягодиц везде, где только достаёт, а после резко втягивает поочередно поджавшиеся яйца в рот, с нажимом надавливая на шовчик между ними. Перекатывает их, налитых семенем, коротко глянув вверх на Тэхёна. Тот мелко дрожит, всё также сжимая в руках простынь, и скулит, разрезая клыком нижнюю губу. Чонгук хмыкает, приподнимаясь на локтях и нависая в один момент над телом, смотрит глаза в глаза и облизывает его нос, прижимаясь тут же своей щекой к чужой и буквально по-животному урча. Глянув на него сквозь пелену на глазах, Тэхён приподнимает руку, оглаживает линию челюсти и тянется за вязким долгим поцелуем, раскрывает рот, впуская чужой язык и приподнимая в этот же момент таз, проезжаясь влажным членом по бедру Чонгука. Оставляет разводы, обливает игристым, а после разгрызает миндаль напрочь, когда проезжается клыком по юркому языку у себя во рту.       — Сядь на лицо, засранец, — вновь просит его Тэхён, поскуливая и хватаясь за пряди черных волос. — Умоляю.       Чонгук ухмыляется, заправляет его выбивающиеся потные кудри за ухо и седлает грудь Тэхёна, вжимаясь ладонями в острые ключицы. На нём также нет белья, и возбужденный до предела член прижимается к бледной коже такого же идеально гладкого тела. У него крохотная татуировка на тазовой косточке с английской надписью, но Тэхён не успевает рассмотреть, потому что влажная головка мажет смазкой по подбородку, уголку губ и даже проходится по носу, пока Чонгук наконец-таки приподнимает задницу над его лицом и разворачивается, теперь уже удобно устраивая ладони на карамельных бедрах. Тэхён скулит в очередной раз и ощущает, как влажные пятна на простыни лишь увеличиваются: под поясницей, под чужими коленками, под их телами в целом.       — Не сдерживай себя, — говорит Тэхён, когда раздвигает ягодицы над своей головой и надавливает большим пальцем на чужой анус, раскрывая его снизу и тут же высовывая язык, чувствуя, как естественные соки Чонгука тут же стекают ему в рот. Проглотив, он невольно урчит, тыкаясь носом в копчик, а после лижет широким движением, собирая её по коже, и также резко примыкает к мышцам, проталкивая внутрь язык. Узкие стеночки растягиваются, бархат окутывает по всей длине, и они замирают. Чонгук дергается первым, потому что язык резко толкается вверх, а Тэхён лишь чувствует, как очередная порция смазки течет сразу к нему в глотку, оседая на корне языка сладостным миндальным сиропом. У Чонгука прекрасная и складная фигура, у него задница — достояние, произведение искусства и мировое наследие, данное лицезреть ему воочию в этот момент. Хвататься за перекатывающиеся мышцы комфортно — у Тэхёна широкие ладони; и приподнять его бедра чуть выше, чтобы резко опустить себе на лицо вновь, впиваясь пальцами в натянутую кожу, — настоящее наслаждение.       Тэхён устраивается удобнее, разводит ноги также широко и подрагивает слегка, когда на губах оседает новый вязкий сок. Теряется на секунду, наблюдая за тем, как часто сжимаются мышцы ануса, и как дрожит Чонгук над ним, опустив голову и тяжко дыша. У него самого руки подрагивают не меньше — держится лишь на крепких ногах и чужой хватке, а в мыслях — пустошь под властью экстаза. Коснувшись ануса большим пальцем вновь, Тэхён аккуратно погружает его внутрь, подложив под язык: растягивает стеночки в обе стороны, дыша чаще и пытаясь не сорваться. В Чонгука хочется всем: пальцами, языком, членом; в мысли к нему тоже хочется, чтобы навести там порядки и убедиться в своих догадках. Потому что Чонгуку очевидно нравится, раз стоны не прекращаются, а губы дрожат в бессвязных фразах дурманящим шепотом.       — Расслабь ноги, — аккуратно пробежавшись по напряженным бедрами, Тэхён даже не хлопает его, не шлепает, гладит нежную кожу под коленкой и слегка надавливает, прижимая Чонгука к своему лицу, — не думай ни о чём.       Чонгук бы с радостью не думал, всецело бы отдался моменту, только вот периодическое секундное осознание, что он в постели с омегой выбивает, не давая полностью расслабить тело и разум. Но у Тэхёна голос чарующий: низкий, глубокий, а шампанское всегда считалось самым дурманящим, и сейчас — всё также. Он выпрямляется, перебирается на коленях чуть выше и садится полностью, чувствуя, как Тэхён, услужливо подставивший свой раскрытый рот, буквально высасывает из его ануса все новые капли смазки. Давит вытянутым языком на кожу возле мышц, а после толкается слегка внутрь, укладывая ладони на талию Чонгука. Тот запрокидывает голову, давит коленками в матрац сильнее, потому что ощущения бесподобные, а тело дрожит и течёт без устали, когда Тэхён вгоняет в него весь язык полностью. Ладони обоих хаотично гладят тела, пытаются найти временное и долгое пристанище, но судороги не позволяют, то и дело заставляя менять положение от пронизывающих каждый сантиметр ощущений.       — Не… Зазнавайся, — на выдохе произносит Чонгук, кусая заалевшие губы и прикрывая в сладкой истоме глаза. Язык Тэхёна глубоко в нём: собирает смазку, пускает внутрь слюну, движется там в размеренном темпе и заставляет их раза в раз бедра дрожать.       Тэхён бы ответил без раздумий, только вот рот занят, а стекающая по подбородку собственная слюна с чужими выделениями сейчас первостепенна — заставляет раскрывать губы, глотать чаще и с упоением жмуриться от натягивающегося узла в паху. У него либидо слабое, оргазмы некрышесноные, плато короткое и кончает быстро, без присущей феерии, только вот у Чонгука феромон мощный, а его тело — произведение искусства. Здесь эстетический оргазм в первых рядах, дальше — уже плотский. Пара резких движений внутрь, кончиком языка по чувствительным бархатным стенкам, и Чонгук пережимает собственный текущий член у основания, дергаясь в очередном приступе судороги и крича в потолок. У Тэхёна пальчики на ногах поджимаются от множества звуков, на руках подрагивают не меньше, а хватка на талии становится слабее, дыхание из носа в чувствительную кожу у копчика учащается, и он приподнимает тело над собой, любуясь представшей картиной. Покрасневшие края, обилие влаги и сокращающиеся мышцы.       — Так и хочется наплевать на договоренность, — шепчет вдруг Тэхён, оглаживая пальцами анус и толкаясь подушечками двух слегка внутрь, но Чонгук над ним дергается вновь, привстает на коленях полностью и нагибается слегка, напрягая ягодицы и раскрывая свою дырочку перед чужими глазами. Новая порция смазки стекает вниз — на лицо Тэхёна; по щеке, к носу, а следом к красным вспухшим губам, тут же оказываясь в плену не менее горячего рта. Тэхён слизывает всё и урчит от переполняющих его эмоций. — Ты слишком сладок.       — Я же не в твоем вкусе, — Чонгук разворачивается к нему лицом, рассматривает внимательно каждую черту перед собой и мажет языком по скуле, сцеловывает подтеки своих собственных соков и проезжается промежностью по возбужденному члену Тэхёна. — Или мнение уже кардинально изменилось?       — Терпеть не могу миндаль, — оголяет клыки Тэхён и клацает над чужим ухом, перехватывая ягодицы крепкой хваткой. Прижимает к своему члену, толкается еле ощутимо головкой в анус, но дальше не заходит, лишь выгибается всем телом и замирает, когда Чонгук опускает ладонь на его грудь и вжимает в простынь с силой, выпрямляясь. — И зазнавшихся звезд шоу-бизнеса тоже.       — Не пью шампанское, — также сверкает своими клыками Чонгук, прерывисто дыша и зажимая возбужденные соски между пальцев. Покручивает их, играется с чувствительной зоной и смакует каждый стон своим идеальным слухом. Упивается.       Чонгук заводит руку за спину, наспех толкает в себя сразу два пальца, чуть выпрямляется, пачкает фаланги естественной смазкой и лицезрит вязкий сок под светом фонаря с улицы через панорамное окно. Свободной рукой приподнимает ногу Тэхёна под коленом, раскрывая тело под собой вновь, и прижимается пальцами к чужому анусу, смешивает их смазку на промежности и вгоняет их внутрь — сразу два — с утробным рычанием. Жар чужого нутра пьянит не меньше игристого, пальцы двигаются хаотично, костяшки других соприкасаются с горячей гладкой коже внизу, а язык вновь тычется в уретру, как только Чонгук нагибается. Он давит после под головкой, прижимается к уздечке и пускает слюну по стволу, с упоением наблюдая за тем, как та скапливается у основания и поблескивает слишком гипнотично. Пальцы двигаются рьяно, Тэхён кусает нижнюю губу и разводит ноги шире, приподнимает таз и двигается навстречу движениям, когда третий проскальзывает внутрь без каких-либо препятствий.       — Тэхён, — шепчет Чонгук, наблюдая за тем, как острый кадык под карамельной кожей дергается, а губы распахиваются. Под ним наслаждаются. Под ним стонут. И это так будоражит самолюбие, что Чонгук неистово жмурится и прижимается губами к чужим устам, целует рвано, толкается языком внутрь и стонет в поцелуй так, словно оргазм пробивает каждую клеточку тела. — Подложи подушку под себя.       Приоткрыв глаза и проморгавшись пару раз, Тэхён дрожащей рукой выполняет чужую просьбу, слыша, как пальцы с хлюпающим звуком покидают его тело, а после ощущает их около своих губ. Они размазывают смазку по контору, проходятся по длине языка, и он не удерживается: кусает подушечки, зажимает между губ и слизывает всё, что на них осталось. Чонгук наблюдает за этим, ерзает на коленях, чувствуя, как вытекающая из него собственная смазка оседает на пятках, на пальцах ног, пятнает всю простынь, а кровь в венах пульсирует от перевозбуждения. Тэхён удобнее располагает подушку под ягодицами, разводит ноги вновь и тянется к волосам Чонгука, притягивает его для очередного поцелуя и с неприкрытой улыбкой прижимается анусом к чужой головке, призывно раскрывая мышцы и марая смазкой красную плоть.       — Я чист, — в самые губы под утвердительный последующий кивок. Чонгук перехватывает ноги, прижимает одну к животу, вторую отводит чуть в сторону и, перебираясь на коленках выше, делает пару фрикций по промежности. Задевает чужой член, толкается головкой в яйца с легкой усмешкой и, закинув одну ногу себе на плечо, перехватывает основание, пристраиваясь удобнее.       — Могу внутрь? — шепчет он, шлепая членом по сокращающимся мышцам и наблюдая за тем, как дергается Тэхён от незатейливых ласк.       — Кончить? — уточнив, Тэхён аккуратно приподнимает бедра, совершая короткое движение и ощущая натягивающиеся вокруг чужой головки мышцы. — Да.       И Чонгук стонет тут же, как только погружает член внутрь, как ощущает раскрывающиеся вокруг его плоти стенки, как влага с бархата тут же окутывает его, и эти ощущения просто уничтожают все самообладание. Они заставляют замереть на долю секунды с приоткрытым ртом и рвущимся рыком, а после сделать пару резких глубоких толчков, вжимая в постель чужое тело под собой с нескрываемым наслаждением. Придерживая ногу у себя на плече, Чонгук позволяет Тэхёну окольцевать свою талию другой и опереться рукой о матрац, чтобы сделать несколько быстрых толчков и замереть вновь. Смазка мешается внутри, вытекает при каждой фрикции, впитывается теперь уже в подушку и чужое колено, потому что Тэхён ёрзает без конца и стонет так громко, что у Чонгука мысли путаются, не дают концентрироваться на чём-то одном. Он с силой прижимается своими бедрами к его, чувствуя, как головка пульсирует внутри и тычется во что-то выступающее из этого кутающего его бархата. И Чонгук делает пару движений аккурат в простату, срывая с Тэхёна оглушительный визг и наблюдая за тем, как дрожат чужие руки в попытках ухватиться то за него, то за простыни или подушку под головой. Тэхён перед ним такой горячий, потерянный и в своем наслаждении утонувший: двигается навстречу, дрожит и периодически сгибается, чтобы оттянуть оргазм и продержаться на плато чуть дольше. У них у обоих сбитое дыхание, феромоны нестабильны настолько, что в носу свербит и хочется комнату проветрить, дабы не забыться и не искусать чужое тело без явного согласия. И Чонгук нагибается, ведет носом за чужим ухом, целует мягкую кожу под пластырем и как-то символично поворачивает голову вбок, чтобы Тэхён выцепил взглядом отсутствие такого за чужой раковиной. Тэхён, не задумываясь, срывает его с себя, кидает куда-то вдаль и тянет чужую голову к себе, разрешая запятнать железу миндальным сиропом. Он ощущает горячие губы на коже в тот же миг, а ещё резкий грубый толчок и хватку на ягодице. Чонгук впечатывает его в себя с силой, когда лижет за ухом и толкается особенно грубо, срывает с губ крик и глушит очередной уже поцелуем, дыша также сбито и смотря в потерянные от перевозбуждения глаза напротив.       — Расслабься, — просит его Чонгук, отпрянув и выпрямившись. Он перехватывает обе ноги вновь, выскальзывает членом из припухшего ануса и пару раз проводит по нему ладонью, собирая всю смазку на кожу и окольцовывая этой же ладонью чужой член. Он толкается внутрь аккуратно, старается подстроиться под предшествующий ритм, но срывается, как только Тэхён под ним судорожно сжимается и дрожит всем телом. Рука на члене замирает за минуту до начала быстрых и точных толчков, а после синхронно движется вместе с членом и доводит их обоих до исступления. Тэхён кричит с такой силой, выгибается под ним и замирает, уперевшись пятками в постель, а Чонгук, замерев внутри, ощущает, как сжимается вокруг него анус, пока собственная сперма выстреливает в чужое нутро и стекает пока члену вместе со смазкой, окутывая его полностью. Мышцы ритмично сокращаются, из-за чего Тэхён сиплым голосом просит:       — Не вынимай, — и откидывается на подушку, кладя руку на живот и пытаясь отдышаться от окутавшего его оргазма.       Чонгук смотрит вниз, на чужую промежность, наблюдает за раскрасневшимися мышцами ануса, сжимающими основание его члена, а после смотрит, как смешанная со смазкой сперма аккуратно стекает по ложбинке вниз, застывая пятнами на подушке под разгоряченным телом. У него в мыслях фееричный оргазм и ощутимая отдышка от переизбытка эмоций, Чонгук смотрит, как Тэхён, всё ещё лежащий с закрытыми глазами, переводит дыхание и так сладко улыбается. Он не может удержать секундный порыв, нагибается и целует так чувственно, опуская ладони на чужую талию и вжимаясь в тело под собой с ощутимым напором. Тэхён приоткрывает глаза, сталкивается с бездной напротив и улыбается в поцелуй без зазрения совести, вильнув бедрами и запятнав живот Чонгука неподсохшей спермой.       — Интерес утолён? — вдруг спрашивает Тэхён, когда Чонгук, оторвавшись от него, вынимает член из чужого нутра и наблюдает за тем, как их смешавшиеся выделения вытекают следом однородной субстанцией.       — Можно считать и так, — ухмыльнувшись, он тянется к влажному полотенцу, услужливо повешенному изначально на изголовье кровати, а после принимается обтирать сначала Тэхёна, а после и себя. Задерживается между собственных ягодиц, ощущая, насколько же он влажный до сих пор, а после привстает с кровати и просит Тэхёна не подниматься.       Он возвращается с намоченным вновь полотенцем, приподнимает чужую ногу и тычется пальцами под тканью в чужой анус, чтобы стереть все собственные выделения и не позволить им вылиться в очередной раз на простынь. Тэхён расслабленно принимает чужую ласку, не препятствует и наслаждается в открытую этой заботой, счастливо улыбаясь. Чонгук разве что сосредоточен до ужаса, дышит всё ещё тяжко и ощущает дрожь в пальцах, когда накрывает член полотенцем целиком и принимается обтирать его.       — Отличается ли секс с омегой в принимающей позиции от секса с альфами? — спрашивает Чонгук, когда проходится махровой тканью по шее Тэхёна, вновь оседлав его грудь и смотря в чужое лицо.       — Мне не с чем сравнивать, — пожимает плечами, прикрыв глаза. Разрешает Чонгуку быстро пробежаться по потным щекам и лбу неиспачканным участком, а после добавляет: — Но я и сам интересовался из чисто научного интереса у других. Все говорят, что ощущается легче, потому что нет боли даже в момент проникновения. По понятной причине — размер. И также отсутствие страха забеременеть, если таковой имеется.       Чонгук на это лишь кивает, опускает полотенце на скомканное рядом одеяло и просто оседает на груди Тэхёна, держа часть веса на своих ногах и не позволяя себе расслабиться целиком. Бегает глазами по удовлетворенному лицу под собой и также невольно тянет вдруг улыбку, прикладывая палец к уголку губы Тэхёна.       — Интересный опыт, — заключает он, пока чувствует, как слегка напрягается под ним чужое тело, ладони оказываются на его бедрах и мягко движутся выше — к талии и ребрам.       Тэхён наконец обращает внимание на надпись на тазовой косточке, смотрит на нее пару секунд, а затем переводит свой взгляд на глаза Чонгука и произносит тихо:       — Это тебя ни к чему не обязывает. Помни.       — А как же излюбленная попытка изменить мое мнение? — вздергивает бровь Чонгук, скрещивая руки на груди.       — Я никогда не настаивал на том, чтобы ты заинтересовался омегами в романтическом и сексуальном плане. Мы обсуждали исключительно отношение к альфам, — помотав головой, Тэхён расслабляется на постели и поглаживает подушечкой пальца незаурядное «the best» на тазовой косточке. — Так что расслабься.       — Как назовешь фильм? — спрашивает между делом Чонгук, удобнее устраиваясь бедрами на чужом торсе и слегка расслабляясь.       — Моей дипломной работой в университете была схожая работа, — начинает Тэхён, чуть приподняв таз и устроившись удобнее, — но бюджета было меньше, историй меньше, да и знаний не хватало в целом. Фильм назывался «Домашняя конституция». Люблю его, честно, всем сердцем и по сей день, пересматриваю со знакомыми стабильно раз в полгода, уже с профессиональной точки зрения понимая, что бы в нем исправил. И то, над чем мы работаем сейчас — от части его новая версия. Поэтому вчера пришёл к выводу, что и название можно было бы оставить, просто дополнить.       — «Домашняя конституция, версия: два точка ноль», так? — усмехается Чонгук, располагая свою ладонь на чужом плече и мягко оглаживая ключицы. Игристое уже не пенится так сильно, оставляет после себя легкую пьяную пелену и отпускает мысли прочь, расслабляя.       Тэхён посмеивается, смотрит Чонгуку в глаза и касается его ладони своей, окольцовывая чужое запястье хваткой. Улыбается также нежно, голову слегка наклоняет и цепко выхватывает его взгляд на своём лице. Такой же нежный.       — «Об омежьих правах на страницах домашней конституции».       — Не длинно ли? — Чонгук наклоняет голову вбок, пробегается глазами по по разметавшимся за подушке кудрям.       — Я подумаю над этим, — уголок губы поднимается вверх, и Тэхён аккуратно похлопывает Чонгука по бедру, намереваясь подняться. — А сейчас я в душ и домой. Завтра у меня дела с самого утра.       — Оставайся, — неожиданно произносит Чонгук, когда смотрит на чужую хрупкую фигуру в дверном проёме спальни. Изучает изгибы, задерживается на ямочках на пояснице, а после одергивает себя тут же, неуютно переминаясь на коленках. — Уже поздно.       — Чонгук, — тихо выдыхает Тэхён, повернув к нему голову, — этот секс тебя ни к чему не обязывает, я же сказал. Успокойся.       — Я не практикую связь без обязательств, — говорит он, всё также сидя на кровати и перебирая в руках ткань простыни, — поэтому останься на ночь, пожалуйста.       — Я тоже не практикую такое, потому что уважаю омег в первую очередь. Этим промышляют альфы, как ты сам прекрасно знаешь. Но наш с тобой случай — исключение. И это ты тоже сам прекрасно знаешь.       Тэхён порывается сделать шаг, только вот чужой голос позади разрезает тишину вновь и заставляет обернуться всем телом. Чонгук перед ним словно сжимается, ведет плечом назад и отводит взгляд, явно не имея и шанса совладать с собственными эмоциями. Для него сейчас абсолютно всё ново, всё неправильно, да и итог непредсказуемый — он предвещал неудовлетворение после, желание отмыться и выпроводить Тэхёна как можно скорее, чтобы в следующий раз встретиться только на закрытом премьерном показе. Но никак не это. Не странное учащенное сердцебиение, не желание вкусить чужое тело вновь, не желание проснуться с ним утром и рассказать что-то о грядущих планах на день. Он омега: эмоциональный, восприимчивый и подверженный природным инстинктам ровно настолько же, насколько и человек перед ним. Только вот Тэхён спокоен до безобразия всем своим видом, а при собственном хаосе на душе в чужую просто лезть нет возможности — с собой бы разобраться для начала, поэтому Чонгук тянет вперед руку, всё также не поднимая взгляд и, хныча, произносит:       — Останься, пожалуйста.       Подойдя к нему, Тэхён аккуратно опускает ладонь на чужой затылок и прижимает Чонгука носом к себе в грудь, перебирает пряди пальцами и выпускает феромон, молясь, чтобы тот окутал Чонгука с ног до головы и успокоил хоть как-то. Миндаль перед ним рассыпается, марципановая конфета растаяла под жаром самосжирания, а амаретто разлился на пол, не имея возможности собраться воедино. Перед ним оголили душу, перед ним дали слабину. От Чонгука, разве что, Тэхён этого не ожидал вовсе. Потому прижимает его ещё ближе, гладит без устали и говорит мягко:       — Давай подумаем обо всём завтра, когда проснемся вместе в твоей кровати.       И Чонгук тут же замирает, обхватывая чужую талию руками и ведет носом по коже, оставляя невесомый поцелуй на груди, и кивает, прижимаясь щекой к горячей карамельной коже.

***

      Всё тот же приватный кинозал на окраине, пара минивэнов на подземной парковке среди начищенных до блеска немецких иномарок, пресса и снующие журналисты среди небезызвестных личностей, которым прислали приглашение на премьеру документального фильма. Тэхён, суетящийся в подготовленном зале, только и делает, что смешит спокойно сидящего на первом ряду Чонгука. Они с Чанмином перебросились парой слов ещё за два часа до начала подготовки, а сейчас без зазрения совести хихикают над пыхтящим Тэхёном, который бегает от лежащего на столике листа с подготовленной речью к собственному микрофону, то и дело спрашивая у гримеров рядом, всё ли в порядке с его макияжем и укладкой.       — Почему отказались выступать вместе с Тэхёном? — спрашивает вдруг Чанмин, переводя взгляд на Чонгука, который, закинув ногу на ногу, наблюдал из-под челки за Тэхёном на небольшой сцене. Тот в очередной раз просит кого-то из стаффа перепроверить всё оборудование, а после, заслышав за пределами зала голоса, вытягивается напряженно от очевидного гнетущего стресса.       — Это его фильм. Целиком и полностью. Я лишь могу высказать своё мнение с роли зрителя, но никак не претендовать на то, чтобы разглагольствовать о его сути наравне с господином Кимом, — пожав плечами, Чонгук бросает взгляд на менеджера, который просит его занять отведенное для него место, а после и сам Чанмин уже отдаляется, лишь кивнув на слова Чонгука и примкнув к коллегам по цеху, которые также были приглашены на премьеру.       Тэхён ещё раз поправляет на себе пиджак, встречается с улыбкой Чонгука на неизменном первом ряду, а после кланяется вошедшим первым зрителям, приветствуя каждого коротким рукопожатием. И пока все рассаживаются, пресса заканчивает располагать свои камеры, а журналисты мельтешить перед глазами, Чонгук позволяет себе расслабиться, когда Тэхён, выйдя в центр зала, ещё раз низко кланяется собравшейся аудитории.       — Добрый вечер, многоуважаемые зрители. Ещё раз безмерно благодарен каждому, кто сегодня находится в этом зале, — Тэхён мягко улыбается, обхватывает стойку микрофона пальцами и слегка нагибается. — Сегодня мы с вами не просто на премьере документального фильма — мы здесь для начала важного диалога. Этот фильм — результат труда многих людей, которые вложили свои сердца и души в создание этой истории. Как и меня самого, так и актеров, съемочной группы и всех омег, чьи истории послужили основой для данного фильма.       Чонгук смотрит на него так открыто, чем заставляет менеджера фыркнуть ехидно и расслабиться в кресле рядом под осуждающий скошенный взгляд. Видеть Тэхёна с бесконечной воодушевленностью на лице — настоящее удовольствие. Он буквально сверкает в этом одиноком свете прожектора над сценой, своим бархатистым голосом заставляя каждого в зале вслушиваться в его речь и с нетерпением ожидать показа.       Прошло почти три месяца с момента, как они разорвали грань недопонимания, обсудив в то утро всё, что было на душе у каждого. Они никак не обозначили свои отношения, просто слились в поцелуе после сказанного Чонгуком: «Я бы попробовал это вновь», и тихого от Тэхёна: «Я бы не отказался от этого тоже». А после Тэхён посетил его концерт на центральной арене в следующем месяце, подарил ему свидание в кабриолете на загородном шоссе и открывающимся видом на безграничные просторы. У них изначально всё было так: быстро, с толикой экспрессии и напускным ядом. Только вот сейчас на Чонгуке чужой излюбленный свитер, а на пальцах Тэхёна дорогие украшения известного бренда, чьим амбассадором является Чонгук с недавнего времени.       — Когда мы начали работать над проектом, я не предполагал, как глубоко мы сможем погрузиться в эту тему. Мы узнали истории, полные боли, надежды и мечты всех омег, кого просто не услышали. Каждый из нас, независимо от того, кем мы являемся, имеет право на это. Мы все люди, и то, как мы относимся друг к другу, определяет культуру, в которой мы живем, — продолжает вещать Тэхён, даже не глядя в свою же подготовленную речь на столике рядом. — Тема моего фильма — это не просто вопрос идентичности. Это вопрос о том, как мы можем сделать мир более справедливым для всех. Мы должны помнить, что за каждой цифрой и статистикой стоят живые, чувствующие люди. Я призываю вас задуматься о всех предвзятых мнениях и восприятиях, о том, как мы можем изменить наше общество, чтобы оно стало более открытым и принимающим.       Тэхён на секунду останавливается, сталкивается взглядом с Чонгуком, неизменно смотрящим на него, а после легкого кивка, добавляет:       — Как многие знают, в этом фильме ведущую роль исполняет господин Чон Чонгук. И за пару дней до этой премьеры мы встретились, чтобы обсудить пару нюансов, а по итогу пришли к выводу, что его слово тоже будет важным перед началом показа. Поэтому попрошу всех вас поприветствовать господина Чона на этой небольшой сцене.       Под непонимающий взгляд Чанмина, Чонгук поднимается со своего кресла, поправляет идеально сидящие классические брюки и кланяется в камеры прессы, которая тут же перевела все объективы на его фигуру. Тэхён отходит в сторону, улыбается мягко, когда Чонгук занимает место перед микрофоном и приветствует всех собравшихся зрителей.       — Добрый вечер. От лица Тэхёна также передам ещё раз безмерную благодарностью каждому присутствующему, а от своего также добавлю, что поражен происходящим не меньше. Когда только начались съемки, я многого не понимал, где-то мыслил чуть уже и не так обширно, из-за чего, не смею таить, были разногласия с господином Ким Тэхёном и съемочной группой. Но сейчас, когда позади долгие месяцы кропотливой работы и пересмотренных взглядов, я хочу, чтобы этот фильм стал и вашим поводом для размышлений — о мире, в котором мы все хотим жить. Мире, где уважают каждого, где никто не должен бояться быть омегой, — спокойно говорит Чонгук, ощущая на себе небольшой груз ответственности за каждое произнесенное слово. И влюбленный взгляд Тэхёна в свой профиль не меньше. — Давайте вместе сделаем шаг к переменам. У нас есть силы объединиться и создать мир, где каждый человек важен. Спасибо вам за то, что пришли, и за вашу готовность услышать. Я надеюсь, что этот фильм вдохновит вас так же, как вдохновил меня.       Они кланяются оба под громкие аплодисменты, смотрят друг на друга украдкой и удаляются со сцены, когда атласный алый занавес раскрывается, а под угасающее освещение за распахнутым занавесом появляется фраза:       «Паритет».       А их переплетенные пальцы в темноте кажутся самым правильным на свете моментом, пока они занимают места рядом друг с другом и наблюдают за тем, как на большом экране Чонгук коротким отточенным движением садится на стул напротив Тэхёна в том самом темном помещении и приветствует режиссера документального фильма своей мягкой улыбкой.       — Добрый день. Для начала, представлюсь. Меня зовут Чон Чонгук, мне двадцать три года, я омега.