Без тебя жизни нет

      — Всё, что вы говорите, — это просто бред. Я хочу забрать дочь домой. Пустите меня к ней.       Повторил Чимин уже миллионный раз. Но никто не обращал на него внимания. От безысходности хотелось лезть на стену. В висках пульсировала боль, а голове на повторе: «Всё это бред». Он цеплялся за эти слова, как за соломинку в глубоком океане, где он начал тонуть несколько дней назад. Все они врут и несут какую-то чушь. Ведь такое просто невозможно. Его дочь не больна. С ней всё в порядке. Температурила — и всего лишь. Играла, как всегда была весела. Улыбалась, как солнышко. Ну бывает у детей температура, и что? Нет. Она не больна. Такое не могло случиться.

Несколько дней назад

             — Папа… Больно…       Тихо всхлипывала она, когда ей делали пункцию костного мозга, Чимин и сам сильно испугался, увидев длинную иголку. Он готов был разреветься и умолять, чтобы они не причинили боль его дочери. Но доктор уверял, что это совсем не больно. Хотя в это верилось с трудом.       — Прости… Прости нас, малыш, всё будет хорошо. Потерпи ещё немножко. Я тебя заберу отсюда…       Обещал он тогда своей дочери. Но не получилось так, как они надеялись. Анализы подтвердили, что это действительно лейкемия. А он готов был отдать свою жизнь, чтобы доктор сказал: всё было ошибкой и его малышка совсем здорова.

Сейчас

      — Господин Пак, вы не сможете её забрать.       Проговорил строгий голос до жути страшного человека в белом халате, в то время пока Чимин безуспешно пытался попасть в палату дочери. Этот человек пугал Чимина до чёртиков. Хотя с Юнджи он общался вежливо и улыбка была на лицах обоих. Но он причинил боль Юнджи большими иглами, пока брал у неё кровь для анализов. Много крови. Очень. А ещё с недавних пор Чимин обнаружил на ручках своей малышки маленькие гематомы синего и фиолетового цвета. Несколько дней назад Юнджи начала жаловаться на боль в теле, но при этом держалась молодцом. Не капризничала и улыбалась, как раньше. Но иногда ей не хватало воздуха, как и сейчас. Её часто начали подключать к аппарату ИВЛ, чтобы ей стало легче дышать. Сейчас Юнджи казалась такой крохотной среди этих огромных приборов, что хотелось рвать и метать. Чимин уже не чувствовал, где у него самого болит, потому что сейчас он сам — сплошная боль. Они не могут так поступить с его дочерью. С его маленькой драгоценностью. Нет. Только не она.       — Господин Пак, мы не можем пустить вас туда, так она сейчас не может самостоятельно дышать. Ей нужен покой. А вы со своей истерикой делаете только хуже.       — Вы не имеете права не пустить меня туда, это моя дочь!       Чимину страшно вот так наблюдать со стороны за тем, как его дочь не может дышать самостоятельно. Он должен держать её за ладошку, чтобы она чувствовала, что он рядом. Чимин ненавидит тут всё и всех. Потому что они не понимают его. Не хотят слушать. Не хотят понять. Юнджи плохо тут. Может, виноваты эти чёртовы приборы с громкими и неприятными звуками? Может, ей хочется просто домой к брату? Да, да, она хочет к Юонги. Она соскучилась, как и Юонги. Они ведь близнецы, они чувствуют друг друга. А эти злые люди просто не понимают это, да?       — Мы пустим вас, только если вы не будете своей истерикой пугать ребёнка ещё больше.       И пустили… Снова.       — Малыш…       Юнджи лежала на койке, как маленький котёнок. Она подключена к аппарату ИВЛ уже второй час. Ей внезапно стало не хватать воздуха, когда они играли вместе… когда Чимин рисовал на её синяках, сделав из них звёздочки. Она улыбнулась. Ей нравилось. И Чимин рассказывал очередную сказку про девочку, любящую самую большую звёздочку. Юнджи сказала, что её звёздочки на ладошках, на локтях и даже на ножках очень красивые. И она их любит. Любит так же, как та девочка в сказке, что в конце улетела к своей звёздочке. А Чимин внутри рассыпался, как песочный замок от сильной жары или от холодного ветра.

Воспоминание

      — Папа… Я люблю тебя, пожалуйста, не плачь.       Повторяла она всё время. Несмотря ни на что. Чимин видел, как ей больно. Но ничего не мог поделать. Почему дети должны страдать? Почему Чимин ничего не может сделать, кроме как очередной раз дать обещание…       — Х-хорошо… Хорошо, малыш, я больше не плачу…

Сейчас

      И он больше не плакал. Потому что обещал.       Сейчас Юнджи говорить не могла, но чувствовала омегу всем сердцем. Чимин аккуратно взял её ладошку, пока нашёптывал себе под нос что-то невнятное. А она… Она в ответ чуток сжимала свои ладошки. Сердце Чимина пропускало сильные удары, и он сам попытался не задыхаться от собственной боли. Как же это больно! О Боги…       Почему его дочь?              Почему не он?       — Мини…       Голос Хосока держал его на плаву, чтобы он до конца не сошёл с ума. Хосок пытался достучаться до него по-всякому. Альфа пробовал даже нагрубить, пока Чимин в истерике кинулся в огромное окно палаты дочери. К ней не пускали без специальной одежды, обработанной тоннами антисептиков. Чимин бы сам испугался, если бы увидел себя в этом скафандре, но его дочку это больше забавляло, чем пугало. Она улыбалась. Как раньше. Будто не ей поставили диагноз этой страшной болезни. Будто не она задыхалась из-за нехватки воздуха. Будто не её тело ослабло и начало кости ломить от тупой боли. Будто не на её белоснежной коже появились синяки и гематомы. Будто не она тут боролась за жизнь. Чимин не понимал, почему это всё происходит с его малышкой. Почему его маленькая звёздочка должна так мучаться? Почему коварная женщина-судьба никак не хочет оставить их в покое?       Почему не он… почему его дочь?       — Нет, хён… Ты так не можешь. Ты тоже с ними за одно, да? Я же не слепой, ведь с ней всё в порядке. Она просто спит. Сейчас я её разбужу и мы все пойдём домой.       Чимин зол. Почему никто его не слушает? Что же ему сделать, чтобы они оставили их в покое? А Хосок - его якорь, чтобы он не утонул в этом горе. Как бы Чимин ни пытался обмануть сам себя, он ждал от Хосока действий. Самому с этим бороться оказалось намного сложнее. Он головой понимал, что поступал неправильно, но бороться в одиночку со своим страхом попросту не мог. Какой он всё-таки жалкий. Надо собраться. Надо быть сильным. Но… До чего же это тяжело?       — Юнджи-я, малыш, прости меня… Прости меня, что я не могу взять твою боль себе.

* * *

      — Доктор, что нам делать?       Хосок оставил омегу в покое и уставился на доктора. Доктор им несколько раз всё объяснил, но в голове такое не укладывалось совсем. Юнджи. Их Юнджи больна?.. О нет, такого не может быть. Даже от одной мысли, что она чем-то больна, в сердце поднялась сильная боль, разрывая его на кусочки. Хосоку хотелось разреветься так громко, чтобы его услышал Всевышний и оставил его дочь в покое. Дышать становилось раз за разом тяжелее и тяжелее. Хотелось сломать все эти приборы, избавить свою малышку от этого кошмара. Забрать её в свои объятия. Закрыть ушки, чтобы она больше не слышала, как шумели эти огромные приборы. Хотелось избавить Юнджи от этой болезни любой ценой. Ей больно. Но она всё равно улыбалась солнечной улыбкой, поставив маленькие ладошки по ту сторону стекла в палате, где их разделяло большое окно.

Воспоминание

      — Аппа… Почему меня не пускают? Я хочу…       — Ещё немножко, малыш, пожалуйста, потерпи ещё совсем немножко.       Юнджи похожа на маленькую бабочку в баночке, где её заперли злые люди. Казалось, она день за днём становится всё крохотнее из-за бесконечной рвоты и плохого аппетита. На белоснежной коже отчётливо виднелись синие пятнышки. Каждый раз, замечая новые, Хосок пытался поцеловать их сквозь маску, обещая дочери, что скоро они исчезнут. А Юнджи:       — Аппа, они правда скоро исчезнут? А мои звёзды тоже?       — Да, малыш, они скоро исчезнут, ведь я их поцеловал. А звёзды папа тебе ещё нарисует, не переживай. Ты мне веришь?       И она верила наивно, с улыбкой ластясь в ладони отца теперь уже не пухлой щечкой. Хосоку казалось, даже от такого нежного касания ей больно, но она не подавала виду. А во время приступа боли тихо всхлипывала, сжимая крохотной ладошкой больничное постельное бельё. Говорила, чтобы папа больше не плакал, что с ней всё в порядке. Только совсем чуть-чуть больно, но она не маленькая, а взрослая, поэтому потерпит. И в такие моменты Хосок готов умереть сам, лишь бы его дочери стало лучше. Он готов отдать свою жизнь, если это хоть как-то поможет его малышке. Но нет. Он ничего не может сделать. Он такой никчёмный. Он так слаб.       — Мини, пожалуйста…       — Ты… Хоби-хён, скажи, чтобы они выключили эти приборы, ей страшно.       — Они не могут. Она самостоятельно дышать не сможет.       Сказать эти слова вслух больно не меньше. Но таково и есть их настоящее. Как бы Чимин ни пытался скрыться от этой правды, но её ничего не изменит. Хосок уверен в том, что их дочь сильная и они с этим справятся вместе. Но… Но как же терпеть, когда перед глазами твой ребёнок теряет свет?       Никак…       Хосок понимал Чимина, так как сам крошился изнутри на миллионы кусочков разного размера, что вот-вот готов разлететься к чертям собачьим. В то, что он услышал, до сих пор не хотелось верить. Хосок бы никогда не подумал, что с его дочерью может случиться такое страшное. Она ведь у них маленький ангелочек. Ведь ангелы не болеют, они дарят счастье. Неужели Всевышний решил вернуть своего ангела? Нет, Хосок с этим не согласен. Он продаст душу самому дьяволу, но дочку никому не отдаст. Нет. Только не она.

Сейчас

      — Господин Чон, мы обнаружили у вашей дочери лейкоз — это рак крови. Он очень быстро распространяется в организме. Мы занимаемся химиотерапией, этот этап включает в себя цитостатические препараты, чтобы предотвратить болезнь. Её организм слабеет из-за белых телец в крови. Мы взрослые люди, господин Чон, поэтому будем честны. Полностью избавиться от этой болезней такими методами как химиотерапией, иммунотерапией, облучением невозможно. Мы только можем выиграть для пациента немного времени, чтобы найти донора. Нам нужен донор для пересадки стволовых клеток костного мозга. Только при пересадке костного мозга вероятность полного излечения от лейкоза девяносто процентов.       Хосок слышал эти слова уже много раз. Но так хотелось, чтобы всё было не правда.       — Сколько… сколько у нас есть времени?       Как бы ни хотелось разреветься из-за своей беспомощности, Хосок так не мог. Он должен держаться ради их всех. За детей. За семью. За их маленький мир, где без солнечной улыбки и весёлого голоса Юнджи день за днём становилось всё темнее и темнее. Даже Юонги начал понимать, что с Юнджи случилось что-то ужасное, хотя они пытались всеми силами скрыть это от мальчика. Их радужный мир теперь стал серым. А счастливые моменты жизни казались далеко в прошлом. И это больно. Слишком больно.       Ещё одной его задачей было вернуть Чимина в реальность. Омега никак не хотел воспринимать всё происходящее как факт. Уж слишком больно. Так как альфа чувствовал это на своей шкуре, он понимал Чимина. И Хосок не зол. Это защитная реакция омеги. Из-за сильной боли Чимин вёл себя так странно. Пытался создать иллюзию. Спрятаться в кокон. И это пройдёт. Хосок вернёт его. Они с этим справятся. Вместе они преодолеют эту болезнь. У них всё будет в порядке. Как раньше.       — Не больше двух лет, — проговорил доктор строгим голосом, а после продолжал. — При правильном, стабильном лечении химиотерапией и под строгим наблюдением врача пациент может жить несколько лет. Но о побочных эффектах тоже забывать не стоит.       Побочные эффекты такие как слабость, потеря крови, падение волос, рвота, боль в теле. И самое главное и страшное — зацепить какие-нибудь инфекции. Из-за ухудшения иммунитета она в любой момент может заболеть какой-то инфекцией и излечиться от неё будет почти невозможно. Ей придётся всё время быть под наблюдение врача и проходить ужасные терапии, от которых Хосоку самому страшно. Да, всё это действительно кажется страшным сном. И Хосок был бы рад этому. Он готов проснуться с ужасной болью в теле, и грохотом в сердце от страшного сна, лишь бы его дочка была дома на своей розовой кроватке и в пижамке с единорогами. Хлопала длинными ресницами. Причмокивала тонкими губами. И говорила: «Аппа, я тебя очень сильно люблю» Нет. Хосок не плачет. Это просто дождь.       — Как нам найти донора в ближайшее время?       — Для начала вы сами родители и её брат-близнец сдадите анализы на совместимость костного мозга. А после остальные родные… но готовьтесь к тому, что у вас всех, возможно, не получится стать донором. Совместимость — это очень редкое явление даже у кровных близких. И, главное, донор должен быть здоровым, так как слабый иммунитет системы ребёнка может получить инфекцию от своего донора и это закончится летальным исходом.       После слов врача Чона словно облили ледяной водой. Он чувствовал себя в вакууме, где дышать стало практически невозможно. Последние слова доктора прозвучали сквозь шум в голове ещё несколько раз. Нет, его ангелочек не может умереть. Не может она их покинуть.       «О Боги… за что ты с нами так?»       Запретив себе думать о чём-то плохом, Хосок сделал вдох и выдох. Закрыл глаза и представил улыбающуюся Юнджи рядом Юонги с Чимином. У Чона никогда не было семьи. Пять лет назад ему подарил это счастье Пак Чимин. Самый красивый, самый добрый человек во всём мире. Он не даст в обиду свою семью. Они справятся. Чего бы это ни стоило.       — Я вас понял. Мы можем начать сдавать анализы.       — Да, сегодня же, я предупрежу медсестёр.       — Спасибо.       — Всего доброго.       Когда доктор закончил, Хосок пришёл к палате дочери, где уже снаружи напротив большого окна стоял омега, касаясь его ладонью. Они так делали вместе Юнджи, когда не могли попасть к ней из-за её плохого состояния. Это была тихая поддержка. Юнджи уже спала после процедуры. А Чимин, казалось, вовсе не здесь. Альфа понимал, что каждая их встреча с доктором для Чимина пытка. Омега крошился изнутри.       Чимин пытался не сходить с ума.       — Нам надо сдать анализы… это единственный способ избавиться от этой болезни. И мы справимся, Мини, вот увидишь, наша Юнджи будет в порядке.       — Она и сейчас в порядке. Я вам не верю.       Отстранённо ответил омега, даже не смотря в его сторону. Он всё ещё держал ладонь поднятой, даже не моргал глазами.       — Чимин-а… — выдохнул Хосок, приближаясь ближе к омеге. А того будто током ударило. Но глаза не оторвал от дочери. Кажется, он даже не дышал. — Чимин, соберись, милый, я всё понимаю, но нам надо быть сильнее для неё же. Она ведь терпит весь этот кошмар. Она старается быть сильной ради нас, ради тебя. Тебе тоже стоит собраться. Прекрати уже, пожалуйста. Мне одному тяжело…       Отчаянно произносил альфа, кое-как держась не вздрогнуть. Голос охрип. Стало душно.       — А давай её украдём отсюда, а, хён? Она умная, мы справимся. Украдём и всё. Убежим куда-нибудь, подальше отсюда. Чтобы больше нас не нашли.       — Чимин, пожалуйста, прекрати…       У Чона больше нет сил. Он устал. Устал в одиночку. Ему нужен Чимин. Его сильный Чимин, который пять лет назад, несмотря на всю боль и страдания, не сломался, становясь год за годом ещё сильнее.       — Послушай меня, внимательно, — чуть грубее держа его за плечи, заставил посмотреть в глаза. — Она больна… и это страшная болезнь съедает её день за днём, пока ты пытаешься закрыть глаза на всё происходящее. Но от этого ей лучше не станет. У нас очень мало времени. Сейчас надо собраться и бороться за её жизнь.       — Нет… нет       Чимин нашёптывал под нос тихо-тихо, а после ладонями закрыл себе уши, сильно жмурясь, чтобы не слышать ужасную правду. Но Хосок на этот раз не отпустит. Чимин ему нужен. Чимин нужен Юнджи, Чимин нужен Юонги. Они нужны друг другу.       — Нет, — громче, чем хотелось, прорычал альфа, ещё крепче держа его за плечи.       Хосок понимал: Чимину больно от его хватки на плечах, но, может, это поможет вернуть его в реальность. В кошмарную реальность.       — Посмотри мне в глаза и послушай. От того, что ты прячешься от реальности, ничего не изменится. Если это тебе поможет, я буду делать тебе больно физически. Но я заставлю тебя выслушать меня. Она, — показал он на дочку, — больна. Ей больно, от минуты к минуте всё больше. Скоро начнут лезть её волосы. Будет ещё больше идти кровь из носа и рвота. Ты ей нужен… нужен сильным, а не таким жалким, спрятавшимся в кокон. Легче не будет. Но мы должны быть вместе. Мы должны быть сильными. Ты думаешь, мне легко? Чёрт… я готов вырвать своё сердце, если это хоть как-то поможет ей избавиться от боли.       Хосок сделал паузу и на минуту поднял голову наверх, закрыв глаза, чтобы не дать слабину. Чтобы злые слёзы не начали капать вниз перед Чимином. В горле застрял большой ком, не давая дышать свободно. Как же больно? О Боги, за что…       — Мини… дорогой, соберись, — проговорил альфа хриплым голосом.       Хосок попытался обнять сейчас беззвучно роняющего горькие слёзы омегу. Чимина трясло не на шутку. Он плакал так отчаянно, но без единого звука. Омега не давал ему обнять себя. Пытался отвернуться от его прикосновений.       «Как же больно…»       — Ты мне нужен. Нужен… У нас всего два года найти для неё донора. Эти два года для неё будут сущим адом. Она этого не заслужила, Чимин-а. Давай мы быстрее найдём донора и избавим её от этого кошмара. Она… если мы не успеем… у нас всего два года… если не успеем, мы её потеряем навсегда.       В конце голос дрогнул, показав свою слабость. Он тоже слаб. Ему тоже страшно. Ему тоже больно. Но если… если они будут вместе, то они справятся.       Пока Хосок пытался успокоить своё так бешено бьющееся сердце, Чимина сорвало окончательно. Омега громко крикнул, упав на колени. Хосок опять попытался взять Чимина в свои объятия. Но Чимин брыкался, крича не человеческим голосом. Ему больно. Им всем больно.       Не выдержав, альфа чуть грубее схватил омегу за затылок и за талию. Кое-как взяв его в свои объятия Хосок не малый силой. Чимин всё пытался отстраниться, но Хосок не дал. Он нашёптывал в его макушку, что они сильные. Что они справятся. Что Юнджи справится. Что она их не покинет. Что Хосок сделает всё возможное, чтобы она вернулась домой совсем здоровой, счастливой.       Спустя некоторое время Чимина, кажется, отпустило. Теперь слышно только тихие всхлипы. А после только неровное дыхание. Но дрожь в теле никуда не исчезла. Хосок, ещё сильнее обняв омегу, глубже выдохнул любимый запах. В ушах всё ещё звучали крики Чимина. Но он пытался прислушаться к его дыханию. Хосок чувствовал, как жгло его щёки. Оказалось, он тоже всё это время плакал. Оба всплескивали всю боль, чтобы собраться. Чтобы стать сильнее для дочери. Перед ними долгий путь. Им обоим нужны силы, чтобы стать опорой для своих детей.

* * *

      — К сожалению, вы не сможете стать донором, так как анализы отрицательные. Я вас предупреждал, что так могло случиться. Так что не будем терять времени и надежды на хорошее. Будем искать доноров. У нас есть добровольцы по проекту спасении детей от лейкемии. Мы будем искать там, а вы, если хотите, ищите близких.       Сказав эти слова, доктор оставил их одних. Хосок с Чимином в тишине мыслили о своём. Хотя оба думали об одном. Об одном человеке. Об этом человеке они говорили уже несколько раз. Но Чимин никак не решался. Как бы он эгоистично ни поступил с Юнги, Чимин был уверен в своём решении. Но сейчас всё вмиг потеряло смысл. Им важнее всего жизнь дочери. Поэтому ему нужно позвать Юнги в Сеул и рассказать всю правду. Пусть Юнги винит его во всём. Пусть он ненавидит его всю жизнь. Пусть он не простит его никогда. Но это всё так неважно. Ему так плевать на себя. Ему важна только Юнджи. Её жизнь.       Хосок предложил это уже несколько раз. Но Чимин до последнего надеялся, что они справятся без Юнги. Чимин думал, что Юнджи должен был помочь Юонги, как брат-близнец, но не получилось. Да, очень жаль. Но от сожаления ничего не изменится. Им нельзя терять времени. Несмотря на то, что Юнджи стало немного лучше, они не могут расслабляться. А наоборот, надо воспользоваться с этим, чтобы быстрее найти донора. Хосок уважал решение Чимина, но сейчас на кону жизнь их малышки. Нельзя терять времени.       — Мини… нам надо поговорить с Юнги… ты ведь…       — Я знаю… знаю, хён, но я…       — Тебе и не надо, Мини. Я сам. Я сегодня же вечером полечу в Пусан. Найду его и привезу.       — Но ему я сам должен рассказать о детях… о его детях.       — Я не скажу. Просто привезу его к тебе, а ты сам ему всё расскажешь. Всё будет в порядке…       Чимин слабо улыбнулся альфе после его слов. Интересно, есть в жизни ещё люди, как его хён? Скорее всего нет, чем да. Хосок - его ангел-хранитель. Он единственный во всём мире. Чимин благодарен ему на всё что он для них сделал и продолжает делать дальше. Несмотря ни на что… Несмотря безответную любовь.       Хосок аккуратно обнял омегу, вдыхая его до боли в груди любимый запах. Почему так тяжело живётся этому омеге? Почему в его маленькой душе столько боли? Почему Боги так мучают их ребёнка? Почему судьба такая жестокая? Почему она всё ещё испытывает его выдержку? Дети для Чимина — само существование. Без них он не может. Без Юнджи они не смогут.

* * *

      Сегодня какой день недели? Или какой месяц, или год? Юнги не помнил. Ну и не хотелось. Ему просто глубоко плевать.       Мин давно перестал наблюдать счёт времени и всего вокруг. Он оставил свою душу в Сеуле, когда?.. Да, ему самому интересно это было когда?       Юнги теперь жил в своей студии. В доме когда последний раз появлялся не помнил. После того, как вернулся в Пусан, Мин собрал самое необходимое для проживания и перебрался в студию. Не хотел там оставаться… оставаться один.       Юнги уверен в том, что там сейчас светлее и теплее после его переезда. Ведь там теперь нет его с тёмной аурой и пустой душой. Там теперь остались лишь старые воспоминания о счастливых моментах совместной жизни с его единственным любимым человеком. Юнги оставил всё как было при Чимине. Решил, что не изменит даже мелкие детали декора. Найти старых фотографий так и не удалось, но он распечатал то, что у него осталось на мобильном телефоне. А после повесил по старым местам. Чтобы всё было как раньше. Он создал просто иллюзию, но сам туда не ходил, чтобы не рушить то, что осталось. Юнги даже не забыл сделать несколько фотографий детей. Там есть улыбка Юнджи и хмурый взгляд Юонги. Да, их качество желали бы лучшего. Но для него этого тоже достаточно, чтобы в глубине своего сердца искренне порадоваться за счастье любимого человека. Чимин счастлив. Вот что важно.       Сегодня у него очередной рабочий день. Как и все остальные. Они одинаковые, серые, бесцветные, как и его сердце и мысли. Иногда холодные, а иногда до невозможности жаркие. Холодные, когда он захлёбывался слезами держа в руках самое дорогое виски. А жаркие, когда сердце горело в отчаянии и сожалении. Он обещал отпустить, но его сердце с ним не согласно. Оно всё ещё требовало от него Чимина. А он не мог… не мог, потому что Чимин теперь не его. Чимин теперь счастливый папа. Чимин теперь омега другого человека. Омега достойного альфы.       После того, как он вернулся в Пусан, дни пролетали незаметно. Мин работал без остановки. Создавал музыку. Много. Очень много. Только не для себя. А для других. Теперь он был всего лишь автор и продюсер. Юнги работал на авторежиме. Ему говорили то, чего хотят, а он исполнял. Как робот. Эти все мелодии и тексты для него ничего не стоило написать. Хотя люди восхищались, как и раньше. Просто теперь они не из его сердца. Не его слова. Не его мысли. Потому и они для него чужие. А свои песни он не хотел петь, закрыв, на самой последней полке в папке с надписью большими буквами: «Для моей души». Да, да это всё для Чимина. Это то, что он никогда не расскажет Чимину, и то что не узнает омега в будущем. Юнги заберёт их с собой на тот свет.       Как бы больно ни было, в этот раз, к удивлению его друзей, Юнги не превратился кусок дерьма, который пил без остановки. Не принимал всякую дурь. Не зависал в ночных клубах. Не влезал в драки. Хорошо ли это или плохо ему знать того не хотелось. Ответ был прост ему плевать… на себя, да, но на Чимин нет. Или он не хотел, чтобы тот услышал о нём что-то плохое? Возможно. Но кто сказал, что Чимину он интересен? Нет. Он для Чимина всего лишь прошлое. И Мин совсем не против. Потому что… заслужил.       — Господин Мин, к вам пришли…       Вырвал его из тяжёлых мыслей женский голос. Ким Сурён. Омега, которая сломала ему жизнь? «Оу, нет это всё ты сам, чёртов Мин Юнги. Она не причём». Странно, но после того случая, когда она поняла, что натворила, её поведение изменилось кардинально. Теперь она не позволяла наглеть ни себе, ни кому-то другому. Строго соблюдала субординацию, как босс и его помощница. Слово «Господин» слышалось из её уст немного нелепо. После всего что приключилось в их прошлом. Но… ему просто плевать.       — Я занят, — ответил он строгим голосом с подтекстом «отвали». Но, кажется, она его не поняла.       — Это… Это господин Чон Хосок из Сеула. Он хочет с вами поговорить. И сказал, это касается Пак Чимина… поэтому я решила вам сто…       — Позови, — перебил он омегу чуть грубее, чем хотелось бы. Почему-то её нисколько не жалко. Кажется, он всё ещё мудак. Но ему плевать.       Сердце начало стучать сильнее и громче. Он понятия не имел, что же могло случиться, что сам Чон Хосок пришёл с ним поговорить о Чимине. Почему-то больно. Снова.       — Привет…       — Привет… м-м… может, сядешь?       — Нет времени, ты ему нужен. Срочно.       Больше не нужно лишних слов. Неважно. Важно только одно. Он нужен Чимину.       Срочно…