Тот, кто изменил всё

      Наши взгляды встретились. И, хотя тёплая улыбка сошла с его уст, но ни гнева, ни раздражения, ни даже разочарования на его лице не было; он смотрел на меня подобно учителю, прознавшему о незначительной шалости своего ученика. - Любознательное моё дитя, прошу, даже не пытайся оправдываться или отрицать случившееся.       Мрачный жрец будто прочёл мои мысли. В самом деле, я хотел уже притвориться дурачком и всё отрицать, но его лазурные глаза не отрываясь следили за мной. Казалось, если отвернусь или опущу взгляд к земле – и мне конец. Нет, с этим взрослым шутки плохи. Похоже, придётся быть искренним. - Как вы узнали? – только и смог выдавить я. - Мои верные послушники поведали мне о твоём присутствии. – Улыбка снова показалась на его лице. – Ты весьма удачно скрывался от их взора, дитя… до поры. Я готов воздать почести твоей способности прятаться в темноте и преследовать. А также искать неприятности. – Последние слова были сказаны с выражением, напоминающим лёгкое раздражение с насмешкой. И хотя его голос выдавал некоторую долю недовольства, внешне он никак не показывал этого.       Он спрятал руки за спиной и медленно пошёл к старым железным воротам. Опасаясь, что зверь может вернуться в любую минуту, я быстро последовал за ним. Но может мне стоит сейчас бояться не возвращения странного волка, а того, кто идёт рядом со мной? - И я не мог не заметить твоё присутствие на мессе, любопытный ягнёнок, – продолжал говорить он. - Как это возможно, сеньор, если вы стояли ко мне спиной? - Мои верные послушники – мои глаза и уши. Я знаю многое, что происходит в деревне и за её пределами благодаря их чуткому слуху и зрению. - То есть вы можете слышать и видеть всё, что видят они, но, при этом находиться совсем в другом месте? – с изумлением переспросил я. – Или… это образное выражение, сеньор?       Его тихий и слегка хрипловатый смех напомнил мне вчерашнюю ночь, когда я прятался за деревом и думал, что он вот-вот найдёт меня. И, получается, он знал, что я там прячусь. Он играл со мной тогда? - Что же, ты близок к истине, мой мальчик. – Он положил свою руку на моё плечо и небрежно смахнул с куртки небольшой кусочек засохшей грязи. – Так и что тебе удалось выяснить, побывав на мессе? Может быть, у тебя возникли какие-то дополнительные вопросы ко мне?       Стоит отметить, что эти вопросы поставили меня в тупик. Единственный человек, который мог бы дать мне ключи к разгадке многих тайн, терзаемых меня уже не один день, стоит передо мной. И сейчас у нас есть время для этого разговора, и он готов мне рассказать обо всём этом, но… что если он узнает, что я знаю много лишнего? Стоит ли мне прямо спросить о Горацио? Смею ли я интересоваться вопросами об "общем предназначении на Земле" или "священном благословении"? Он выглядит абсолютно спокойным и дружелюбным сейчас, но этот человек вчера с интересом наблюдал за страданиями мальчика моего возраста. - Я… я видел, как умирал Горацио, – негромко произнёс я, когда мы перешли подвесной мост. – Почему это произошло, сеньор? Мне казалось, что вы вылечили его. Тут же задал вопрос и тут же пожалел о сказанном.       "Господи, какой же ты идиот, Эрнесто! Ты ведь только что сообщил мрачному жнецу, что в курсе ситуации с сеньорой Кандидой! А ведь ты обещал, что никому не расскажешь, но теперь у неё могут возникнуть неприятности! Какой ты глупец!"       Тем не менее, тот, кто назвал себя гласом Господа, похоже, не придал этому никакого значения. Какое-то время он ещё, казалось, размышлял над моим вопросом, прежде чем дать свой ответ. - Ситуация с юным Горацио весьма непростая, дитя. Святая плоть, что связывает нас всех, одарила его своим Благословением; и всё же он оказался недостойным. Сосуд был недостаточно прочным, чтобы Великий дар прижился, поэтому случилось то, чему ты сам был свидетелем. Для меня, как для пастыря Господа нашего, смерть даже одного столь юного ягнёнка является трагедией. Увы, но сделать я ничего не мог. - Но вы помешали другим помочь! – возразил я. - Уверяю тебя, ягнёнок, мои послушники не смогли бы оказать этому несчастному ребёнку необходимую помощь. Уже в те минуты его страдания были столь велики, что освободить его от них могла лишь смерть.       Его речь была такой убедительной, и, в то же время, где-то в словах можно было распознать ложь. Но могу ли я обвинить взрослого человека в том, что он говорит мне неправду? Вполне возможно, что это я чего-то не понимаю. Но оставим это на потом. Сейчас меня мучил не менее важный вопрос. - Сеньор, а что с телом Горацио? - Мы предали его земле. - Дело в том, что отец Мендез собрал сегодня поисковый отряд, чтобы найти сына сеньоры Кандиды, – принялся пояснять я. – Мне-то известно, что Горацио… ну, уже неживой, но люди в деревне об этом не знают. – Мрачный жрец как-то странно посмотрел на меня и, боюсь, мне даже было сложно представить, о чём он думал в этот момент. Но, может быть, это лишь мои домыслы? – Вы… вы можете сказать мне, где примерно его захоронили, сеньор? - Я, несомненно, могу поведать тебе об этом месте. Вопрос лишь в том, а нужно ли тебе это? – Он с сочувствием глянул на меня. Мы вышли из тьмы леса, поэтому его глаза больше не светились лазурным светом. – Ты взял на себя роль взрослого, но ты ещё дитя. Святой отец верно сказал тебе: "позволь взрослым решить эту проблему". Придёт время, и я сам всё расскажу старосте. И мать ребёнка тоже узнает об этом из моих уст, нет нужды тебе брать на себя этот груз. - Но как мне не думать об этом, когда я уже знаю так много, сеньор? - Твоя детская наивность подводит тебя, ягнёнок, – посмеиваясь, ответил он. – Тебе неизвестна и малая часть. Впрочем, если ты чувствуешь, что готов узнать больше, если тебя не пугают эти знания и ты готов жить с ними – я поведаю тебе всё, о чём ты хочешь знать. В конце концов, каждый пастырь Божий готов предоставить своей пастве ответы на все их вопросы.       Мы дошли до залитой солнцем тропинки около заваленного дерева. Мне до сих пор не верилось, что мрачный жрец, с которым мне удавалось встретиться лишь после захода солнца, идёт рядом со мной. Если с наступлением ночи он походил на дьявола, спрятавшегося под маской старца, то сейчас он выглядел как обычный пожилой человек в странной одежде. Тем не менее, хоть его голос уже не вызывал в моём сердце такой тревоги, а глаза не испускали лазурный свет, в нём до сих пор было… что-то чужеродное. - Сейчас я вынужден тебя оставить, дитя. Но я обещаю, что сегодня вечером мы поговорим обо всём, что тебя беспокоит. – Он вновь положил свою холодную руку на мою голову. – Как и прежде, буду тебе очень признателен, если ты сохранишь нашу встречу в тайне. И не тревожься о звере; тебя он больше не будет беспокоить. – Затем он обернулся и отправился назад во тьму, из которой мы пришли.       Какое-то время я ещё стоял, прислонившись спиной к упавшему дереву и размышлял над недавними событиями. Я думал о странном волке с большой челюстью, о смерти сеньора Хуана, о героическом спасении и о разговоре с мрачным жнецом. Невзирая на то, что мне было очень жаль сеньора Хуана, - хотя я его почти не знал, - с плеч моих будто свалился огромный камень, когда я осознал, что тот, кто назвал себя гласом Господа, знает о моём присутствии на ночной мессе. И, что очень важно, он не собирается как-то наказывать меня за любопытство. Я бы даже сказал, что он готов наградить меня и раскрыть секреты своей веры. И от мысли, что некоторые загадки, возможно, будут разгаданы сегодня вечером, по моему телу пробежал приятный жар. Бодрым шагом я зашагал в сторону ворот, ведущих на главную площадь.       "А нужно ли говорить о смерти сеньора Хуана? В том смысле, что, если отец Мендез узнает, что я выходил сегодня за ворота – он будет очень недоволен. Вероятно, станет внимательнее приглядывать за мной или попросит кого-нибудь из взрослых. С другой стороны, если я не сообщу о странном опасном звере, то его жертвой могут стать и другие люди деревни. Как думаешь, Эрнесто, готов ли ты взвалить на свои детские плечи ответственность за смерть другого человека или даже нескольких людей? И всё потому, что ты оказался трусом и не пожелал сознаться в том, что что-то знаешь. Но ведь мрачный жрец сказал, чтобы я не брал на себя роль взрослого. Они сами найдут тело сеньора Хуана и поймут, что с ним произошло. Я… я не должен выполнять работу за взрослых!"       Мне удалось незаметно проскочить от ворот к своему дому. Несмотря на погожий денёк, людей на улице почти не было. Те немногие, кто занимался рабочими делами, не обращали внимание на происходящее вокруг: там трое деревенских мальчишек чуть младше меня гоняли стаю куриц, не обращая внимания на крики сеньоры Люсии, которая в это время развешивала бельё, тут две старушки сидят на лавочке и о чём-то тихо разговаривают, а вот сеньор Рикардо бодро рубит дрова, вопреки своему возрасту. Стараясь не выделяться лишний раз, я тихо зашёл в дом. Лучи солнца освещали комнату, но их тепла было недостаточно, чтобы обогреть дом. Последние поленья я потратил ещё вчера вечером, когда собирался идти к домику у озера. Придётся сходить к поленнице. - Надо же, стоит мне подумать об этом, как я погружаюсь в воспоминания о том дне, когда впервые встретился с мрачным жнецом, – молвил я, нарушая тишину комнаты. – То была ночь под ярким светом луны. И мрачный жнец стоял на главной площади и загадочно осматривался. А этим вечером я ожидаю, что он придёт ко мне домой. Ещё вчера я говорил, что никогда больше не пущу его ни на порог моего дома, ни в моё сердце, а сегодня ожидаю нашей встречи. Отец Мендез сказал бы мне, что этот человек дурно на меня влияет.       Как бы там ни было, я решил подготовиться к встрече и со всей душой поприветствовать таинственного гостя в своём доме. Этим вечером меня ждёт интересный разговор, и я просто в нетерпении. Я сбегал к поленнице, растопил печь, подмёл пол и немного убрался дома, даже заварил травяной чай; словом, полностью подготовился к приходу мрачного жреца. Время от времени поглядывал на улицу, ожидая новостей от поисковой группы. Интересно, найдут ли они тело Горацио сегодня? И как отреагирует на его смерть сеньора Кандида? Её муж – сеньор Рамиро, погиб ещё в начале зимы. Она была просто убита горем, но с Горацио они перетерпели этот сложный период в жизни. Однако сейчас ушёл и он. Боюсь даже представить, что с ней будет, когда она увидит тело своего сына. Может мне стоит зайти к ней и, хотя бы попытаться поддержать?       На часах было лишь полчетвёртого. Думаю, что мрачный жрец не придёт в ближайшие два-три часа; мне хватит времени, чтобы навестить сеньору Кандиду.       "И что ты ей скажешь, Эрнесто? «Как вы держитесь, сеньора?» или «Не волнуйтесь, Горацио обязательно найдут!». Ага, найдут… только не в самом свежем виде. Что ж, я должен попытаться хоть как-то её подбодрить!"       Я быстро добежал до её дома и на какое-то время завис перед дверью, размышляя над тем, как начать разговор и какие слова поддержки сказать. Меня прервали звуки за дверью: похоже, что два человека о чём-то оживлённо беседовали, при этом гремела посуда, скрипели дверцы шкафов, а топот стоял такой, будто в доме было не меньше дюжины человек. Я решил незаметно проскочить к окну и посмотреть, что же там происходит. Но не успел я сделать и двух шагов, когда дверь отворилась и к моим ногам, - едва-едва не намочив ботинки, - выплеснулась грязная вода и остатки картофельных очисток. Женщина с большой чашей угрюмо взглянула на меня, но потом живо изменилась в лице. - Ах, прости меня, милый! – принялась рассыпаться в извинениях сеньора Мартина. – Боже, чуть не испачкала тебя! - Кто там пришёл, Мартина? – из-за двери послышался отчаянный женский голос. – Это Горацио?! - Нет-нет, дорогая моя, это Эрнесто! – жена сеньора Марио подарила мне тёплую улыбку и жестом пригласила войти в дом. – Представляешь, чуть не облила его грязной водой. Сейчас был бы весь мокрый и грязный!       Я вошёл и оглянулся вокруг. Дом сеньоры Кандиды был немногим больше нашего. Просто наш был как одна большая комната, где была и кухня, и спальня, и прихожая, а у сеньоры Кандиды было два этажа, и на втором находилось спальное помещение, зато кухня с прихожей тут были весьма тесными. Дом так же бедно обставлен, на печи в кастрюле что-то кипит, из-за сквозняка слегка колышутся шторы на окнах, старый выцветший ковёр на полу, в книжном шкафу лишь потрёпанная Библия и учебник, по которому отец Мендез учил нас грамоте ещё год назад. Насколько я помню Горацио, тот мало интересовался учёбой, предпочитая больше времени проводить на улице с другими детьми. Но я бы не назвал его сорванцом или забиякой. Однако сеньора Кандида всегда души в нём не чаяла. Оттого и больнее вспоминать о его смерти, находясь здесь. - Ты что-то хотел, Эрнесто? – сеньора Кандида попыталась выдавить улыбку, но красные глаза и мокрый платок в руке ясно дали мне понять, что ей очень тяжело даётся держать себя в руках. Особенно сейчас, когда в любой миг могут постучать в дверь и поведать новости о пропавшем сыне. - Я-я просто хотел узнать, есть ли… новости? – последнее слово было произнесено почти шёпотом. И потом мне стало как-то не по себе, отчего я просто уставился в пол, будто был повинен в чём-то. - Увы, нет, милый, – ответила за подругу сеньора Мартина. – Но мы все молимся за его благополучие и надеемся, что Бог не оставит нас в столь тяжёлое время. - Ох, что же это за напасть! – взвыла сеньора Кандида, смотря в потолок, крепко сжимая мокрый платок. – Сначала болезнь, а затем это… Боже, зачем ты посылаешь мне все эти испытания? Неужели я как-то провинилась пред тобою, неужели недостаточно искренне молилась! Сначала ты забрал моего мужа, и я готова была тебе это простить, но… но теперь ты хочешь забрать у меня ещё и моё единственное сокровище, мой свет в окошке, мою кровиночку! Прошу, умоляю тебя, Господи, верни мне его… Бо-боже, пусть с ним всё будет хорошо, пусть он вернётся домой живым и здоровым!       Женщина упала ничком и с остервенением стала царапать деревянный пол ногтями. Казалось, будто она пыталась куда-то ползти, но это ей не удавалось, и она просто лежала на месте и дёргала руками и ногами. Должен отметить, я был очень напуган этим поведением. Я взглянул на сеньору Мартину, но и она замерла на месте и, прикрыв рот руками, с ужасом наблюдала всё ту же картину. К счастью, она довольно быстро пришла в себя и поспешила успокоить страдалицу. - Господи, Кандида! Милая, прошу, успокойся… в-всё будет хорошо, вернётся твой Горацио. Пока нет причин для отчаяния, верно же, Эрнесто?       Женщина с надеждой взглянула на меня. Похоже, что её слова как-то смогли повлиять на мать Горацио, так как та наконец успокоилась и подняла своё заплаканное лицо. А вот меня самого уже в очередной раз за день ждал нелёгкий разговор. Зная, что Горацио мёртв и надежды на его возвращение не будет, я был вынужден смотреть в лицо его матери и нагло врать. Даже мрачный жрец сказал, что его тело погребли. Ну не могу же я сказать ей правду! Горацио в моём сне потребовал, чтобы я молчал. Да даже если бы я рассказал о вчерашнем приключении, поверили бы они мне? Сеньора Кандида видела мрачного жреца, это так, но сеньора Мартина ничего об этом не знает. Рассказать ей – значит открыть слишком много тайн. Тому, кто назвал себя гласом Господа, это бы не понравилось. Он сам сказал мне сегодня, чтобы я не брал это на себя. Он сам всё скажет… Я должен довериться ему. - М-мне кажется, что с ним всё будет хорошо. Отец Мендез обязательно найдёт его… или кто-нибудь другой. Ведь на поиски ушло так много людей. Они знают нашу деревню и её окрестности, сеньора. Они найдут Горацио. Всё будет хорошо.       С большим усилием мне удалось натянуть ободряющую улыбку. Удивительно, но это вправду помогло. Сеньора Кандида слегка спихнула со своих плеч руки другой женщины и самостоятельно встала на ноги. Но было заметно, как общая слабость после истерики подкашивала её и поэтому она устало опустилась на ближайший стул. Сеньора Мартина поспешила налить ей стакан воды. Я же скорее отошёл от матери Горацио и присел на другой стул.       "Да уж, всё будет хорошо, конечно. Как ты только посмел сказать эти слова, Эрнесто, зная правду. И как ты потом будешь смотреть в глаза этой женщине при каждой встрече. С другой стороны, что я мог ей ещё сказать? Это… это не я убил его. Это не я дал ему это лекарство. Это не моя вина что он пришёл ночью на эту мессу. Я всего лишь ребёнок восьми лет!"       После истерики сеньоры Кандиды, как-то стало немного не по себе находиться рядом с ней; и не только мне одному. К счастью, сеньора Мартина хлопотала рядом, изредка давая мне небольшие поручения. Но я был не против немного помочь, тем более, что делать мне сейчас было нечего. Мать Горацио немного раскачивалась на стуле, время от времени всхлипывая и не отрываясь от стрелок часов, будто наблюдение за ними помогало ей как-то успокаиваться. Что же, по крайней мере, она больше не ведёт себя странно. - Ну что же, обед готов! – весело известила сеньора Мартина, пару раз громко хлопнув в ладоши. Она с некоторой опаской посмотрела на качающуюся на стуле женщину, будто переживала, что это действие может привести к повторению истерики. – Давай же, милая, тебе надо поесть. Горацио будет лучше, когда он встретит мамочку на крыльце своего дома сытую и с приятным румянцем на щеках. Услышав это, я даже немного посмеялся и одобрительно кивнул головой.       "Помни, Эрнесто, ты здесь, чтобы подбодрить её". - Ты ведь присоединишься к нам, Эрнесто? – всё тем же весёлым тоном спросила женщина. - С большой радостью, сеньора!       Овощная похлёбка с кусочками курятины сеньоры Мартины была замечательная, но общая атмосфера обеда слегка напрягала. Сеньора Кандида пусть и вела себя спокойно, но к еде не притрагивалась; даже ложку в руки не взяла. Мы смотрели на неё с беспокойством, боясь вымолвить даже слово. Она смотрела в тарелку так, словно отражение в ней рассказывает ей какую-то тайну. - Пахнет вкусно, – вдруг прошептала она. – Горацио любит запах моей похлёбки. Съедает всё, до последней ложки. - Да, милая, мы знаем, – с нежной улыбкой обратилась к ней сеньора Мартина. – Ешь скорее, а то ведь остынет. - Когда он придёт домой – он поймёт, что похлёбку готовила не я. – Казалось, что сеньора Кандида вообще не замечала нашего присутствия. Её руки затряслись, и она брезгливо оттолкнула тарелку с едой от себя. К счастью, та не упала на пол, но была почти у самого края стола. – Его это очень опечалит, я знаю.       Сеньора Мартина скорее схватила тарелку и отставила в сторону, чтобы у другой женщины не появилось соблазнов спихнуть её на пол. – Если ты не хочешь есть, дорогая, прошу, иди приляг. Глядишь, время быстро пролетит и твой Горацио будет дома. – Она бросила взгляд на часы возле книжного шкафа. – Ох, вы только гляньте на время! Уже десять минут шестого! Мне надо бежать домой, Кандида. Возможно, мой Марио вернётся уже скоро, - если ещё не вернулся, - а у меня дома бардак, да и ужин ещё не готов. Я же сразу к тебе побежала, после того, как проводила его.       Увы, но мать Горацио даже никак не обратила внимание на другую женщину. Какое-то время она ещё сидела, тупо уставившись в то место, где ещё минуту назад стояла тарелка с похлёбкой, а затем отвернулась и снова взглянула на часы, что-то себе нашептывая. - Эрнесто, ты можешь приглядеть за ней пару часов? – прошептала мне сеньора Мартина, накидывая на плечи своё пальто.       Мне от её просьбы стало как-то не по себе. Во-первых, оттого, что меня сегодня ждал важный гость и не хотелось бы упустить возможность побеседовать с ним. А во-вторых, теперь сеньора Кандида стала не на шутку пугать меня. Провести с ней наедине даже полчаса мне не хочется. Но как же мне сказать об этом? Какие дела могут быть у ребёнка моего возраста, в пользу которых я могу отказаться от помощи одинокой отчаявшейся женщине? Сказать о встрече с мрачным жрецом я не могу. Появится много лишних вопросов и подозрений.       Видимо, женщине достаточно было моего молчания, чтобы принять его за согласие, поэтому, пока я рассуждал, как мне отказаться, она ушла. - Этот человек… ангел, который подарил моему Горацио жизнь в ту ночь, – вдруг молвила сеньора Кандида. – Он может что-то знать об исчезновении. Как ты думаешь, Эрнесто? – При упоминании моего имени, я мигом повернулся к ней. Сейчас взгляд женщины был вполне осознанный. – Мне кажется, что и тебе что-то известно об этом. - Я… я уже сказал вам, что отец Мендез его найдёт. – Дрожь в моём голосе выдавала другой возможный исход. – А насчёт того мрачного человека, то я ничего не могу знать. После того случая на кладбище, мне больше не приходилось с ним общаться или видеть его.       "Лжец, лжец, ЛЖЕЦ! Твой голос и твои слова выдают тебя, Эрнесто! Пусть не сейчас, но очень скоро тебя поймают на лжи и тогда держись!"       Мрачный жрец сразу бы понял, что я лгу, но вот сеньора Кандида, то ли от того, что ей хотелось верить в лучшее, то ли от того, что мои слова показались весьма убедительными, отвернулась и снова уставилась на часы. И опять же стала что-то себе шептать, но разобрать слов никак не удавалось. Я взглянул в окно; на улице уже начинало смеркаться. Стало вдвойне тревожно оттого, что мрачный жрец может постучать в мою дверь, но никто ему не откроет. Что он тогда обо мне подумает? Нет, надо скорее поспешить домой! - Сеньора, прошу прощения, что я покидаю вас в такое трудное для вас время, но мне, в самом деле, нужно бежать домой! Я… я растапливал печь перед тем, как идти к вам и… - Всё нормально, Эрнесто, – почти ласково ответила мне мать Горацио. После всего, что сегодня случилось, эта интонация уже стала пугать меня, нежели успокаивать. – Мне нянька не нужна. Я ценю помощь и поддержку Мартины, но в жалости не нуждаюсь и не хотела бы, чтобы люди испытывали неудобства из-за меня. Спасибо, что пришёл проведать меня. – Тут она обернулась и улыбнулась мне, слегка оскалив зубы. – Я скажу Горацио, чтобы он чаще общался с тобой. Ты хороший мальчик.       Я только кивнул и поспешил скорее покинуть этот дом. Улыбка сеньоры Кандиды ещё долго будет беспокоить меня по ночам. Прибежав домой, я снова столкнулся с холодом и сумраком. В печи догорали угольки, но жар от них едва-едва прогревал даже маленький участок кухни. Наспех я закинул в топку два небольших полена, в надежде, что от этого в комнате скорее будет тепло; меньше всего хотелось бы, чтобы гость, которого я жду, чувствовал себя неуютно в моём доме.       Пока я искал спички, на улице стало ещё темнее и комната погрузилась в непроглядную тьму. Хорошо, что неподалёку лежал мой рюкзак, в котором находился маленький походный фонарик; он поможет в поисках. И вот две лампы освещают большую часть помещения, в доме постепенно становится тепло и на печи чуть слышно посвистывает чайник. К приходу гостя всё готово; не хватает лишь его самого. - Любопытно, в котором часу он придёт? – с заметным волнением в голосе, обратился я в пустоту комнаты. – Постучится ли в дверь или зайдёт, как в ту ночь? Будет ли сразу рассказывать мне о своей вере или начнёт задавать банальные вопросы по типу: "Как прошёл твой день?" или "Чем тебе нравится заниматься?". - Хорошо, обойдёмся без банальных вопросов, дитя.       Как не старался я выглядеть и вести себя в присутствии мрачного жреца храбрым, но, казалось, он специально пытается напугать меня. Складывается ощущение, будто он каждый раз обдумывает, как бы заставить меня трястись и кричать при его появлении. Вот и сейчас я негромко вскрикнул и слегка попятился в противоположную от голоса сторону. Он был слышен где-то рядом, но я по-прежнему не видел своего гостя ни в кресле у кровати, ни около входной двери, ни на одном из стульев в кухне. Так я крутился как волчок, в поисках источника голоса. Какое-то время казалось, что этот голос мне просто почудился, но едва слышный хрипловатый смех помог понять, что в комнате я точно не один. И вот в том месте, где стоял наш большой старый шкаф, я увидел уже знакомый лазурный блеск. - Прошу прощения за то, что снова явился в твою обитель без приглашения, мой мальчик. – С нескрываемой хищной улыбкой, он вышел из тьмы и пошёл в сторону кресла. – Как и обещал, нас ждёт долгий разговор о вопросах, давно терзающих твою юную душу. Я здесь, чтобы поведать тебе обо всём, но прежде мне бы хотелось узнать, о чём ты беседовал с матерью юного Горацио? - Мне хотелось проведать её, сеньор. – Моё тело и голос дрожали, то ли от внезапного появления мрачного жнеца в своём доме, то ли от недавнего воспоминания о состоянии сеньоры Кандиды. Я опустился на кровать возле него. – Сейчас она так разбита, так одинока. - Поведал ли ты ей о том, что случилось с её сыном? – Его холодная рука сочувственно опустилась на моё плечо, но в голосе можно было услышать нечто иное. Раздражение ли? Недовольство? Может сердитость? - Нет, что вы! – тут же поспешил ответить я. – Её бы это свело с ума! К тому же, она очень странно себя вела. Мне было… немного не по себе находиться возле неё. И я думаю, что она… – Я сделал долгую паузу и посмотрел на мрачного жреца. - Закончи сказанное, дитя моё. - Думаю, что она подозревает о случившемся, сеньор. - Что навело тебя на эту мысль? – теперь голос жреца был мягче. - Когда я собирался уходить, она спросила меня… спросила о вас. Можете ли вы что-то знать об этом… об исчезновении её сына.       "Глупец, Эрнесто! Зачем ты рассказываешь ему об этом! Он нам пока не союзник и не друг. Кто знает, что он может сделать с сеньорой Кандидой, если она будет знать слишком много!" - И могу я узнать, что ты ответил ей? – казалось, что лазурный свет в его глазах стал более насыщенным. - Сказал, что не видел вас с той самой ночи на кладбище. – Я старался говорить спокойно, чтобы не дать ему повода сомневаться в моих словах.       Свет его глаз померк и добродушное выражение на лице дало мне понять, что его полностью устраивает такой исход событий. Однако с наступлением темноты былой страх и волнение снова вернулись ко мне, стоило ему оказаться рядом. Сейчас он доволен, потому что услышал то, что хотел услышать и узнал то, что ему нужно. Но что если однажды я не смогу ему это дать? Вдруг мои слова или мои действия доставят ему… неудобства? Находясь под его пристальным взглядом, я почувствовал себя таким жалким и ничтожным. И это в моём собственном доме, который должен быть моей крепостью, как часто писалось в книгах; только вот этот человек без труда проникает сюда и закрывает меня своей тенью, заставляя трястись от страха. Что же в нём такое? Что заставляет меня трепетать от одного его голоса и в то же время хотеть его внимания и одобрения? Может я не понимаю, потому что ещё совсем молод? Я должен выяснить это! - Итак, любознательное дитя, что ты хочешь узнать?