Тот, кто изменил всё

      Какое-то время я ещё не мог выйти из ступора, перебирая в голове всю речь, произнесённую мрачным гостем, назвавшим себя гласом Господа. Очевидно, что он не католик, если в его проповеди речь шла о древнем боге. Про Иисуса обычно так не говорят; во всяком случае, я ни разу не слышал, чтобы отец Мендез называл его так. Но... с каком благоговением он рассказывал мне об этом! Этот человек точно верит в свои слова. Более того, ему удалось побудить во мне странное чувство гордости. «Будь горд собой, дитя. Уже в своём юном возрасте ты воочию увидишь, как будет воскрешён древний Бог...». Всё, как он и говорил. Это так странно. Я не знаю ничего об этом его боге, и даже не верю в его существование, но после слов незнакомца, мне хочется поверить... поверить в каждое обещание, произнесённое им. Он желает направить нас на путь истинный? Ну, этими словами никого не удивишь. Староста часто говорит нам об этом во время воскресной мессы. Хочет вылечить нас от любой болезни? Звучит многообещающе, учитывая историю сеньоры Кандиды. Если она не врала и Горацио стало лучше после странного лекарства, то в эти слова можно поверить. Желает подарить нам священный дар? Эти слова меня особенно заинтересовали. Что такое этот «священный дар»? Будем ли мы обладать какой-то суперсилой или сможем летать, или становиться невидимыми, или станем очень умными? Может у каждого этот священный дар будет проявляться по-своему? Любопытно.       Я лёг на кровать и решил немного помечтать, какой бы способностью хотелось мне обладать. Вот бы уметь воскрешать мёртвых! Это было бы отлично! Я бы вернул мать и отца, а потом бы и всех остальных, кто погиб из-за болезни.       «Очнись, Эрнесто! Почему ты до сих пор не можешь признать тот факт, что мёртвых не вернуть? И потом «священный дар» - это не значит что-то волшебное. Это может быть просто метафора. Пока мы не знаем, что она означает, но не воспринимай её слишком буквально, дурак.»       Ещё незнакомец говорил, что древний бог подарит нам рай, где все будут жить в мире и согласии. Да, чем больше я об этом думаю сейчас, тем сильнее понимаю, что все его обещания – пока только слова. Похоже, его пламенная речь теряет власть надо мной. Что поделать? Я никогда не был особо религиозным человеком, не то, что моя мать. Святой отец пытается привить мне любовь к богу, но не очень-то у него это выходит; а после смерти матери, я и вовсе утратил в себе веру. Жители нашей деревни всегда были и остаются глубоко верующими людьми, однако бог, почему-то, послал нам эту болезнь, день ото дня наказывающую нас за веру в него. Мне хочется рассказать об этом им всем, попытаться раскрыть им всем глаза, но... я сомневаюсь, что они буду рады услышать меня.       Следует молчать о гласе Господа. Как же это странно звучит. Пожалуй, мне придётся придумать ему другое прозвище. Если он как-то связан с религией, то могу ли я называть его «святым отцом»? А как насчёт прозвища «мрачный жрец»? Это подходит ему, пожалуй. Он священнослужитель, но вряд ли славит какого-то известного бога. Мне стоит побольше узнать о его вере и мне кажется, что он охотно меня с ней познакомит при следующей встрече.       Я посмотрел в окно. На улице стало куда темнее, а в окнах многих домов уже потух свет. Отлично! Сейчас достаточно темно и безлюдно, чтобы выйти к тому домику у озера. Азарт так и пылал во мне. Я никогда ещё не устраивал ночные вылазки из дома. Да и как бы мне удалось это сделать, когда мать старалась лишний раз не выпускать меня из дому; впрочем, я сам не особо туда стремился.       Похлёбка сеньоры Кандиды была волшебна и утолила мой голод настолько, что я даже не взял с собой никакой еды в дорогу. Впрочем, это было лишнее, когда мне нужно всего-то пройти через мельницу в ущелье, а там уже немного пройти мимо рыбацких домов у озера и я на месте.       Я вытащил из ящика шкафа небольшой фонарик на батарейках, надел на себя зимнюю куртку и тихо вышел во двор. Сегодня вечером довольно холодно, поэтому мне пришлось ещё вернуться домой и захватить свитер. Первую часть пути от площади до ворот, ведущих на мельницу, я преодолел, не используя фонарик, чтобы не разбудить или побеспокоить жителей. Маленькая неприятность встретила меня закрытыми воротами, ведущими к мельнице, но мне хватило ловкости, чтобы подняться на каменную стену слева от ворот и пролезть в дыру; взрослому это бы не удалось, но ребёнку, вроде меня, этот маленький тайный проход был в самый раз. Оказавшись на ферме, я пошёл дальше. По широкой тропинке мимо колодца, обложенного камнями и с деревянным навесом, мимо коровника с восемью стойлами, где прямо сейчас отдыхало шесть коров, мимо большого, запертого на железный засов, амбара, напротив которого расположился полуоткрытый сарай. Я заглянул в него, когда проходил мимо; ничего интересного, кроме набитых чем-то мешков, деревянных коробок и вил с лопатами, аккуратно выставленных к стене.       Дальше на пути меня встретил очень высокий забор, обогнув который, я снова увидел знакомые железные ворота, ведущие к уже знакомому мне мосту; как раз туда-то мне и надо. Днём проход всегда открыт, но сейчас меня встретила ещё одна преграда – железные ворота были опущены.       «Так, Эрнесто, ты знаешь, как их открыть... но это будет слишком шумно. Здесь ещё могут находиться жители, которые наверняка выйдут на шум и поймают меня. Нельзя так рисковать! Но что ещё можно сделать? Забор слишком высокий, мне через него не перелезть. Железные прутья ворот недостаточно широкие, чтобы пролезть через них. Хотя, под воротами можно попробовать и тогда…»       Стоило мне только подумать об этом, как железные ворота стали подниматься. - Невероятно, какая удача! – чуть ли не вскричал я, но тут же захлопнул рот рукой. Надо вести себя максимально тихо! Я уже хотел пересечь ворота, но услышав негромкое бормотание, едва-едва успел забежать в тёмный угол и спрятаться за бочками. Металлическая дверь легонько заскрипела при открытии, когда её толкнул какой-то подозрительный человек в чёрном балахоне. Он сцепил руки в молитве и, продолжая что-то себе нашептывать, прошёл мимо ворот. Сначала я собирался пойти следом, но решил немного подождать, когда он достаточно отдалится от меня. И не напрасно. Следом за ним вышли ещё три человека в чёрных балахонах. Эти люди и их тихое бормотание пугали не на шутку. Очевидно, что они говорят на испанском, но я почти ничего не мог расслышать. Хотя, когда они проходили мимо моего укрытия, мне удалось уловить: «Morir es vivir...»       «Что? «Смерть – это жизнь»?! Кто эти люди и что им нужно в нашей деревне? Никогда не видел их. Хотя... я ведь раньше спал по ночам. Может они и раньше тут ходили. А может их сюда кто-то привёл? Я должен узнать!»       Стало темнее и завыл сильный ветер. Мысленно, я себя похвалил за то, что взял свитер; чуть-чуть, но спасает от холода. Я медленно крался за странными людьми в балахонах. Пришлось подождать, пока они не перешли подвесной мост, потому что иначе они бы почувствовали, что кто-то идёт за ними. Подозрительные чужаки всё также тихо что-то себе нашептывали и медленно шли куда-то во тьму. Похоже, что их не беспокоил ни ветер, ни холод, ни темнота. Тогда и меня это не должно волновать. Я должен узнать, кто эти люди и куда они идут! Вдруг они опасны для нашей деревни? Возможно ли, что они как-то причастны к болезням? А если мрачный жрец пришёл, чтобы бороться с ними... или за них?       «О чём ты думаешь, дурак! Если эти люди опасны, то ты ничего не сможешь сделать. Ты только маленький мальчик восьми лет. Мать не хотела бы, чтобы ты шатался среди ночи, преследуя каких-то подозрительных монахов! Ну же, ещё не поздно повернуть назад!»       Только лишь на минуту я остановился, чтобы обдумать предложения моего внутреннего голоса. Но потом я вспомнил многих жителей нашей деревни и решил двигаться дальше. Ради них, ради отца Мендеза и ради благополучия Вальделобос. Энергично тряхнув головой, я постарался не слушать голос разума и последовал за группой чужаков. Они всё так же медленно прошли через каменную арку к ущелью. Дрожь охватила меня, когда я заметил, как один из них обернулся. Всё это время я находился в полусидячем положении и не шевелился, молясь, чтобы человек в балахоне не обладал способностью видеть в темноте. Либо мне удалось удачно спрятаться, либо ему просто нет дела до ребёнка, но чужак в чёрном балахоне повернулся к своим попутчикам и продолжил путь.       По ущелью пришлось идти ещё осторожнее. Проход был узкий и под ногами хрустели мелкие камни. А сейчас, когда один из этих подозрительных людей, возможно, что-то заподозрил, мне пришлось просто ползти по земле. Наверняка, по моей куртке можно будет понять, что ночь у меня была полна приключений. Но не важно! Нужно продолжать идти, нужно красться и быть незаметным... нужно узнать, кто они. Вот уже мы оказались возле рыбацких домиков.       «О, какое совпадение! Мне как раз сюда и надо.»       Но люди в балахонах пошли в другую сторону. К проходу в скале и к железному забору с дверью, которая сейчас была открыта. Возле двери их ждал человек. Он стоял ко мне спиной, поэтому я лишь видел его силуэт. Однако, знакомая мрачная аура, исходившая от этого силуэта, помогла мне понять, что человек этот мне известен. Снова быстрое сердцебиение, снова волнение и дрожь по всему телу, стоило только этому человеку обернуться к подходившим к нему людям в чёрных балахонах. Да... всё те же лазурные светящиеся глаза.       «Ах, всё-таки он как-то связан с этими людьми!»       Подходить ближе было слишком опасно. Да, мне этот человек знаком и ещё пока он не сделал ничего дурного, но... неизвестно, как он поведёт себя со мной сейчас, когда я явно становлюсь свидетелем чего-то таинственного. В лучшем случае он меня отошлёт домой, если заметит, а в худшем – убьёт. Не знаю, способен ли он видеть в темноте с этими его необычными глазами, но лучше не приближаться слишком близко. Мне удалось тихонько проползти к одному из рыбацких домиков возле причала, но всё ещё недостаточно близко к тому месту, где неизвестные люди в чёрных балахонах говорили с мрачным жрецом; вернее, он говорил им что-то, а затем жестом указал им пройти во тьму ущелья в скале. Освещения там не было, поэтому мне приходилось только гадать, куда же они идут.       Громко сглотнув скопившуюся слюну, я решился подойти ещё ближе, когда мрачный жрец тоже исчез где-то в темноте. Путь к запретной двери был уже совсем близко, когда за моей спиной снова послышалось тихое бормотание. Не особо долго размышляя, я прыгнул в сторону знакомого мне домика у озера, упал на землю и медленно стал отползать к одинокому дереву. Сейчас я мог видеть этих подозрительных людей ещё отчётливее, несмотря на ночь и полное отсутствие освещения; вероятно, мои глаза уже привыкли к темноте. Ещё два человека в чёрных балахонах подошли к железным дверям. Невероятно, как они меня не заметили! Вот я только что стоял на тропинке, где прямо от меня находился проход в скале, а справа был путь к дому у озера, потом услышал бормотание и отпрыгнул в сторону, а спустя, казалось бы, мгновение, они прошли по этой же дороге. Может им просто наплевать? - Рад видеть, что вы добрались сюда в добром здравии, дети мои. – Знакомый голос с нескрываемой радостью поприветствовал новоприбывших. – Проходите же, богослужение скоро начнётся. - Мы так рады, что наш Отец снова с нами, – почтенно прошептал один из них. - Как долго мы ждали, как долго молились об этом мгновении! – с радостным трепетом произнёс другой. - Ступайте. Я очень скоро присоединюсь к вам.       Те два человека ушли, но мрачный жрец всё ещё стоял у входа и осматривал местность вокруг. Складывалось ощущение, что он что-то ищет... или кого-то. Только от одной мысли, что он мог ощутить моё присутствие, мне становилось дурно. А когда я увидел, как он покинул свой пост и пошёл в сторону причала, мне еле удалось подавить в себе стон страха. Пришлось прижаться к дереву поплотнее, только толку от этого было немного, ведь если мрачный жнец подойдёт вплотную к моему укрытию, то заметить меня среди его крупных, но редких корней будет несложно. Я лихорадочно стал искать новое укрытие. Самым ближайшим местом была перевёрнутая деревянная лодка у одного из рыбацких домиков, но туда надо было ещё как-то попасть, а судя по приближающимся шагам и шелесту ткани, волочившейся по земле, человек, назвавший себя гласом Господа, очень скоро найдёт меня. Тихий хрипловатый смех прошёлся по округе. Похоже, что он знает о моём присутствии. Звук его мягких шагов был слышен уже с другой стороны дерева, за которым я прячусь, но вдруг вдали послышались новые шаги, лёгкие. - Здравствуй же, моё новорожденное дитя. – Спокойный голос нарушил тишину. – Сожалею, что пришлось потревожить тебя в столь позднее время, но сегодняшнее богослужение касается всей моей паствы. И ты, мой мальчик, с этого момента стал её частью. Идём же. - Я... мама будет беспокоиться, сеньор, – неуверенно проговорил чей-то детский и знакомый голос. - Твоя мать будет гордиться тобой. Ты стал первым принявшим Священный дар за долгое-долгое время... и Святая плоть благословила тебя, Горацио.       После последних слов мрачного жреца мои глаза расширились по-совиному. Я попытался как можно тише привстать и высунуться из-под своего укрытия, чтобы убедиться в правдивости происходящего.       «Горацио?! Сын сеньоры Кандиды здесь? Но почему?! Ещё вчера, по словам его матери, он лежал в тяжёлом состоянии, а теперь ходит по ночам на какие-то богослужения? И эти слова про «святую плоть» и «священный дар», «новорождённое дитя». Может это как-то связано с лекарством жреца? Я должен узнать больше! Мне очень-очень страшно, и я чувствую, что после этой ночи я ещё не скоро оправлюсь от всего услышанного, но сейчас отступать уже поздно.»       Мрачный жрец положил свою ладонь на плечо мальчика и повёл его в сторону всё той же железной двери. Теперь ясно, что он искал не меня, а ждал Горацио; и тот смех вовсе не означал, что он был готов поймать меня. Что же, теперь мне надо незаметно проникнуть на это собрание. Или хотя бы подслушать. Когда мужчина в рясе и мальчик скрылись во тьме помещения, я чуть привстал и направился следом за ними. И вот тут я не придумал ничего лучше, чем использовать свой маленький фонарик, так как в месте, куда я попал, было слишком темно.       Слабый свет фонарика не очень хорошо освещал мне путь, но его было достаточно, чтобы случайно не наткнуться за каменные стены или споткнуться. Путь привёл меня к развилке, где с одной стороны была такая же металлическая дверь, а в другой стороне меня ждал тупик, куда сволокли много старых полуразрушенных деревянных бочек и набитых чем-то мешков. Осматривать второй путь не имело смысла, но в случае опасности я смогу там спрятаться. Дверь же вела в маленькую комнату, где откуда-то сверху можно было услышать, как мрачный жнец оживлённо о чём-то рассказывает. У меня больше не было терпения, и я тут же быстрым шагом пошёл в сторону лестницы и потихоньку стал подниматься наверх; звук становился всё громче и вот я уже мог отчётливо слышать голос, восхвалявший что-то, чего я даже не мог понять. - ...и теперь мы снова собрались здесь, чтобы воздать дань уважения нашему Богу! Каждый из нас носит его Священное благословение в своём теле и все мы связаны, как одно целое, дети мои. После сегодняшней ночи мы начнём исполнять наше предназначение на Земле, мы поможем остальным понять, что они могут потерять, если не примут этот дар... и что их ждёт, если Святая плоть будет к ним благосклонна! – Голос мрачного жреца, как и тогда, в моём доме, был уверенным и блаженным.       Лишь на чуть-чуть мне удалось высунуться, чтобы увидеть небольшую площадь, по периметру которой стояло человек 25-30 и все они были одеты в чёрные свисающие до самого пола балахоны с капюшонами, полностью закрывающими их лица. В центре, разумеется, стоял человек, от голоса которого мне становилось всё более не по себе; но я совру, если скажу, что его речи не впечатляли меня, хотя я мало что в них понимал. Он стоял ко мне спиной, а другие люди, похоже, были слишком увлечены его проповедью, чтобы заметить меня, поэтому мне удалось подняться ещё немного выше. Достаточно высоко, чтобы увидеть, как в центре почти рядом с жнецом стоял Горацио в одной пижаме, поверх которой была накинута куртка, и слегка дрожал. Казалось, что в этот самый момент на него обратил внимания и оратор. - Позвольте мне представить нашего нового ягнёнка, вошедшего в нашу паству с сегодняшней ночи. – Он положил свою руку на голову мальчика. – Это дитя стало первым, кому Святая плоть подарила своё благословение. Первым, но далеко не последним. Уже скоро эта деревня, затем эта страна, этот континент, а после и весь мир будет купаться в лучах любви нашего Бога! И тогда...       Мрачный жнец остановил свою речь и медленно убрал руку с головы Горацио, когда тот стал как-то странно дёргаться и издавать странные хрипящие звуки, будто подавился чем-то, а затем и вовсе повалился на землю. Несколько людей в балахонах поспешили к нему. - Нет, не подходите к нему, дети мои, – мягко приказал он, наблюдая за страданиями сына сеньоры Кандиды. – Святая плоть устраивает ему испытание. Давайте же посмотрим, как он справится с ним.       Казалось, мои глаза и моё сердце соревновались, что покинет моё тело первым: от всего увиденного я просто вылупился на сцену предо мной, а сердце настолько громко и бешено стучало у меня в груди, что я удивлялся, почему его биение всё ещё никто не услышал. Судороги Горацио, похоже, усилились ещё больше, а его тело слегка прогнулось дугой, поэтому мне даже довелось взглянуть в его лицо: из его глаз и носа вытекала кровь, хрипение и стоны сменились странными булькающими звуками, а затем ему удалось выкашлять на землю немного крови, после чего его пальцы на руках стали неестественно хрустеть. С большим трудом я оторвал взгляд от тела на земле и пригляделся к другим очевидцам, но их, похоже, не особо заботила судьба мальчишки. Мрачный жрец был единственным, кто наблюдал за всем этим со смесью интереса и печали. И только когда хрипы, стоны и треск костей утихли в тишине ночи, а тело Горацио прекратило свои трепыхания, жнец глубоко вздохнул и подошёл к ребёнку. - Похоже, что это дитя оказалось недостойным дара. – Он опустился на одно колено к телу мальчика и слегка погладил его по голове. – Какая жалось, я возлагал на него такие надежды. Но давайте не будем впадать в отчаяние, моя дорогая паства. Как ваш Отец, я стремлюсь помочь и направить каждого из Вас на путь истинный. Юный Горацио не справился, и мы все стали свидетелями того, как Святая плоть наказала его за слабость духа. Пусть это будет предупреждением Вам. Бог милосерден и терпелив ко всем своим детям, но еретиков и богохульников он будет карать.       Когда рука жреца потянулась к потухшим глазам Горацио, чтобы навсегда закрыть их, я понял, что сил терпеть больше не осталось. От всего увиденного и услышанного мною за эту ночь во мне проснулась паника и животный страх. Мигом спустившись по лестнице, я стремглав побежал домой, не заботясь о том, что меня может кто-то заметить.       «Ну почему я не прислушался к внутреннему голосу и не остался дома в эту ночь?! А теперь... Горацио! Его мёртвое тело, его пустые глаза со следами крови на щеках, его хрипы и стоны боли, его искривлённые сломанные пальцы... никогда мне уже этого не забыть! Что с ним случилось и почему?! А этот человек, - этот глас Господа! – что он такое?! Почему эти люди его слушали, отчего верили каждому его слову и не попытались помочь Горацио? И как же теперь будет сеньора Кандида? Ещё сегодня утром она была так счастлива, что её сын идёт на поправку, но сейчас... она проснётся и не обнаружит его! Она пойдёт его искать, но не найдёт. Если только этот человек и его... его паства не избавятся от тела Горацио. Чёрт, мне стоило остаться и узнать, как они поступят с его мёртвым телом. Но, я так боюсь! А что если со мной сделают тоже самое? Нет, моя мать не хотела бы этого... и я им не позволю что-то подобное со мной сделать!»       Казалось, что сам страх позволил моим ногам бежать быстрее, поэтому я довольно скоро оказался на пороге своего дома. Мигом я закрыл дверь и начал возиться с ржавым шпингалетом; тот плохо поворачивался из-за того, что им уже очень давно не пользовались. Я даже начал паниковать представляя, что чёрные монахи сейчас распахнут мою дверь, схватят и отведут к мрачному жрецу. А тот уж сделает со мной то же, что и с Горацио. Но вот ручка повернулась и пришло облегчение.       «Ну вот и всё, сеньор глас Господа, теперь уж вам просто так не войти в мой дом. И уж точно я не пущу вас к себе после всего увиденного. Моя дверь и моё сердце закрыты теперь навсегда!»       Скинув с себя грязную куртку, сапоги и свитер, я бросился к кровати и закрылся одеялом с головой, в надежде, что оно, как в раннем детстве, спасёт меня от всех ужасов и проблем. Но предсмертные страдания Горацио то и дело всплывали в моей памяти, не давая забыться сном. Ещё долго лежал я под одеялом, прислушиваясь к каждому звуку. В конце концов усталость от всех этих ночных приключений взяла надо мной верх, а сон не заставил себя долго ждать.