К Огигии (заморожено)

      Хэй Чжу шел к домику с вязанкой дров. Домик, отремонтированный и покрашенный в приятный песочный оттенок, выглядел куда лучше, чем раньше. Мальчик заслуженно собой гордился. Когда мамы не стало, жизнь изменилась и, говоря честно, он не был уверен, в худшую ли сторону: ему больше не нужно было волноваться о запасах грибной настойки, до ужаса дорогой, о том, что он мог бы поесть, потому что теперь еда нужна была только на двоих, и его больше не преследовали стеклянные глаза, следящие за каждым его шагом по дому.       Мамы не стало в тот же вечер, как он встретился с тем существом, Мораксом, как он потом понял.       На самом деле, они с братом так и не поняли, что с ней произошло, потому что Хэй Чжу её с тех пор не обнаружил. Её просто не стало. Она исчезла, и сколько бы мальчишки не пытались её найти, всё было бесполезно. Вероятно, это была кара за что-то, чего Хэй Чжу не понимал.       Через две недели после исчезновения матери, он смог самостоятельно выплатить долги за лекарства, и, хоть их всё ещё катастрофически не хватало, жить стало легче.       Он перестал молиться. На самом деле, отец был очень верующим человеком, и, хотя мама и ругалась на него за эту веру, он, кажется, смог передать её своим сыновьям. И сейчас, осознавая, что он перестал уповать на богов, Хэй Чжу чувствовал, как рвётся ещё одна тонкая ниточка, связывающая его с прошлым.       Недавно они с Бай Чжу поставили заборчик: бамбуковый и светло-светло зелёный, почти такой же яркий, как волосы баобея и отца.       Бай Чжу собирался разбить недалеко от дома небольшой аптекарский огород: старик Му взял его в ученики и обещал помочь с заработком в будущем, но всё, чем мог заниматься тринадцатилетний ребёнок сейчас — это выращивание и заготовка трав и грибов.       Брат сидел перед домом на кособокой скамеечке, которую они выстругали и сколотили вместе примерно через полгода после пропажи матери.       Тогда, копаясь в старых досках, сваленных за домом, они наткнулись на змеиное гнездо. В гнезде не было кладки: брачный период уже давно закончился, и ползучие гаденыши, вероятно, расползлись кто куда. Что там делала самка было всё ещё непонятно. Хэй Чжу тогда попытался её прогнать, и змея даже уползла куда-то, но на следующий день она уже устроилась не на заднем дворе, а на крыльце. Эта, с позволения сказать, барышня, лежала, свернувшись тугим узелком, и грелась под солнышком. Хэй Чжу назвал бы картину идиллической, не будь это Его крыльцо. Змея была очаровательна: с белыми, переливающимися словно жемчуг, чешуйками и полупрозрачными голубыми глазами.       Бай Чжу был покорён.       Хэй Чжу – нет.       Скамейку они построили, змею так и не прогнали, и сейчас это в высшей степени обнаглевшее существо сидело на плечах у Бай Чжу, уместив маленькую головку на его волосах, и следило за тем, как он читает очередной трактат со сложно произносимым названием навроде: «Аль ибн аль Абасс, ар-Рази, Исаак Бен Саломон Израэли: начала медикаментозной практики в лечении инфекционных и неинфекционных заболеваний верхних и нижних дыхательных путей».       Бай Чжу мечтал открыть свою собственную практику где-нибудь в Цинце, подальше от большинства торговых маршрутов и больших скоплений людей. Хотел лечить людей, которым это действительно нужно, и мечтал изобрести лекарство от своей болезни, чтобы бегать так же резво, как остальные мальчишки их возраста, и чтобы больше не нужно было принимать лекарства, половина из которых даже не помогала. Хэй Чжу хотел путешествовать, как отец когда-то, думал открыть своё собственное дело, хоть и не представлял, как будет общаться с потенциальными покупателями (справедливости ради, Бай Чжу тоже не имел ни малейшего понятия о том, как исправить сложившуюся ситуацию).       Первой его заметила Чан Шэн, — так баобей назвал змею, — за ней, как будто почувствовав движение змеи, поднял голову брат. Они не встречались глазами, нет, подобное не было принято в их семье, но Хэй Чжу казалось, что он может физически ощущать вес его взгляда.       Брат выглядел очень недовольным… — У нас был договор. — да, он был зол. — Сегодня за дровами должен был идти я, в общем-то, как и неделю назад.       Хэй Чжу виновато опустил голову. — Ты же понимаешь, что подобной опекой ты не делаешь лучше ни мне, ни себе? Ты не сможешь следить за мной вечно, да и учиться тебе тоже нужно. — Я учусь, но это не значит, что я позволю тебе лишний раз напрягаться! — Хэй Чжу был возмущён: это человек, мало того, что не понимал малейшей заботы, так ещё и видел покровительство во всех действиях окружающих! — Я не настолько болен! — именно об этом Хэй Чжу и говорил. — Да брось, в прошлом месяце ты упал, и синяк не сходил три недели, первую из которых ты не мог даже ходить. — Мне приятна твоя забота, но ты переходишь все границы. В конце-то концов, я старше!       Хэй Чжу молчал долго, порядка полминуты, уставившись на подергивающийся уголок губ брата. Тот ходил вверх-вниз, как маятник. — На пять минут. — Что? — На пять минут. — И? — Это всего лишь пять минут. — Это целых пять минут! Старшие братья должны заботиться о младших, а не наоборот. — Мы обсуждали это уже тысячу раз. — И я всë ещё не доволен! —Бай Чжу обернулся к змее и зашептал слабо различимое: «Нет, ты представляешь… Он меня совсем не уважает. Я здесь старше, а он… Он ещё вымахал, жуть, куда он растёт? Зачем он растёт? Я тоже хочу, а я маленький!». Змея смотрела на него с очень грустным видом. Хэй Чжу чувствовал себя лишним. — Ты дочитал? — Хэй Чжу не мог больше слушать.       Бай Чжу шокированно раскрыл рот: он будто бы забыл о том, что брат был здесь. — Нет, ещё нет, а ты прочитал ту книжку? Как же её называли… А! —он хлопнул себя по лбу. Чан Шэн дёрнулась и зажмурилась. — Ксено… Фонд? — Ксенофонт. «О доходах». Да, прочитал, сегодня отнесу.

***

      За все эти годы, пожалуй, меньше всего изменения коснулись кузницы. Хэй Чжу все также «хранил очаг», бегал в лес за дровами. Иногда, когда Жоу Чжан отсутствовал, приходилось помогать его сыну, общаться с клиентами (если молодой господин был занят), аккуратно полировать оружие. Оплата все же была хорошая, мальчик не жаловался, да и привык уже к своему «второму дому». Кузнец все ещё приставал с помощью, но Хэй Чжу умело отказывался.       Разнообразие происходило раз в год, когда начиналась проверка вооружения миллелитов. На протяжении недели молоты стучали без остановки, дым клубился над Ли Юэ, а Хэй Чжу даже оставался ночевать в кузнице. Он оборудовал себе небольшой уголок под лавкой (старый кузнец, узнав об этом, даже притащил туда подушку с одеялом), куда залезал после ухода работодателей: они могли вернуться прямо посреди ночи, да и своей работы у него было много.       Однажды Хэ Чжан просто притащил кучу деревянных палочек, которые благополучно свалил к ногам подмастерья. — Нам нужно сделать около тысячи стрел. Мы делаем наконечники, ты обрабатываешь основу, — он был немногословен, но Хэй Чжу свою задачу понял.       К вечеру он уже не чувствовал руку от повторяющихся движений, благо без порезов обошлось. Ближе к полуночи Жоу Чжан еле отыскал мальчишку в груде стружки и отправил домой, но наутро обнаружил его сидящим и спящим там же. По итогу, когда все прутики были готовы, Хэй Чжу насильно отправили в короткий отпуск, ибо его руки уже даже мешочек с морой еле держали. С тех пор, если выдавалось свободное время, Хэй Чжу пристраивался к печке и брал в руки нож и добытый в лесу брусок. Первым его творением стала тарелка — квадратная, грубо вырезанная, с толстыми стенками, но тарелка. Его даже похвалили и показали, как правильно работать с ножом. В тот момент у мальчика появилась замечательная идея: если нет денег на посуду и мебель, это можно просто сделать. Это и стало мотивацией учиться дальше.       За эти три года он смог починить крышу, дверь, кровать, сделал стол и базовый набор посуды. Нин Гуан, с высокой периодичностью заходящая то ли проведать друга, то ли удостовериться, что он точно работает, однажды даже сказала, что он мог бы начать продавать свои поделки. Однако дальше частично продуманной ею рекламной кампании это пока не пошло.       По вечерам Хэй Чжу всегда сидел на своем месте, и лишь раз в пару дней его занятие менялось.       Когда работа была закончена, Хэ Чжан выходил из кузницы, предварительно взяв с собой пару мечей. Хэй Чжу знал, что это означает, ему уже не нужно было приглашение, поэтому отправлялся следом, так и не сняв очки для кузницы.       Около года назад молодой господин подошёл к нему с интересным предложением. Хэй Чжу тогда завороженно рассматривал новый меч: частный заказ, резная рукоять, блестящее лезвие — в мире мечей этот экземпляр был бы чуть ли не богом. — Хочешь потрогать? — от Хэ Чжана не укрылся интересующийся взгляд мальчишки. Старого кузнеца рядом все равно не было.       Хэй Чжу кивнул головой и аккуратно взялся за рукоять. Длинный меч ожидаемо оказался слишком тяжелым для ребенка, мальчик чуть не уронил его, жутко перепугавшись. Он чуть не испортил дорогой заказ и не покалечился, а сын кузнеца лишь смеялся. — Хочешь, научу обращаться? — он с улыбкой наблюдал, как ребенок поспешно убирает меч на место. — Очень, — такая прекрасная возможность научиться сражаться вряд ли ещё предоставится.       Первая тренировка была кошмаром. Хэй Чжу ожидал, что ему сразу дадут меч, и они будут сражаться если не с хиличурлами, то хотя бы устроят дуэль. Но вместо этого ему выдали палку и заставили отрабатывать стойки. К концу вечера от повторяющихся движений тело болело сильно, но сильнее — душа от разочарования. Когда мальчик поделился своим недовольством с «учителем», тот лишь посмеялся, но потом объяснил, что не зная основы, не получится достойно фехтовать. Пришлось поднабраться терпения. Только когда Хэй Чжу скрупулёзно отработал все стойки, они перешли к выпадам и шагам.       Их площадкой для тренировок была полянка за городом, скрытая от людских глаз деревьями. Хэ Чжан поставил там несколько грубо обтесанных бревен для отработки ударов, которые мальчик методично лупил раз в пару дней. Вот и сейчас: ученик с палкой в руке (меч жалко, затупится быстро), учитель наблюдает в стороне. — А знаешь, давай устроим более правдоподобную практику.       В руках Хэ Чжана меч казался маленьким прутиком. Хэй Чжу с благоговейным трепетом принял оружие: ему впервые доверили меч! Он был небольшим, одноручным, немного тяжёлым для детской, но более менее натренированной руки. И все же после палки было непривычно. Хэ Чжан тоже взял меч. — Ну давай, нападай! — вызов, раззадоривающий ребенка.       В очках было трудно видеть: темные, плотные, они были предназначены для работы со светящимися объектами, но без них нельзя было никак. В них силуэт молодого господина казался мутным, но блеск лезвия на солнце пробивался через краску на стеклах. По нему Хэй Чжу и ориентировался — как говорится: «хочешь жить — умей вертеться».       Мальчик не рассчитывал на победу: бой шуточный, тренировочный, да и вряд ли у него получится даже противостоять «учителю» (Хэй Чжу в свои тринадцать лет едва доставал ему до груди).       Колющий выпад в район живота — мальчик атаковал, ориентируясь на слух и запах: шорох сапогов по траве, запах огня и металла, разрезающий воздух свист меча. Удар быстро парировали, лезвие сверкнуло при замахе — Хэй Чжу испуганно отпрыгнул, напоровшись на подставленную ногу, и растянулся на траве. — Быстрая победа, — Хэ Чжан направил кончик оружия в грудь мальчика. — Это было нечестно! — А в бою никто не будет с тобой честен. Захочешь жить — и не к таким приемам прибегнешь, — Хэ Чжан отошёл на пару шагов. — Давай ещё раз. Только попробуй хотя бы отбиваться. Анализируй сильные и слабые стороны противника.       Хэй Чжу хотел было негодующе пробубнить про то, что он не привык, что противник не недвижимое бревно, но промолчал. Встал с земли, поднял меч. Учитель ждал, стоя неподвижно.       Он точно побеждал размером, мастерством, силой. Хэй Чжу был маленьким, хилым, только взявшим в руки меч. Результаты анализа поединка вышли неудовлетворительными. Но если не попробуешь — не научишься.       Рубящий удар в этот раз удалось избежать. Хэй Чжу быстро отклонился назад, аккуратно сменив позицию ног, и сделал ещё один выпад, чем заслужил мимолетную улыбку учителя. В итоге он все равно оказался лежащим на траве, как и несколько десятков раз потом, но все равно радость от похвалы не давала думать о неудачах.

***

      В тот день Хэй Чжу, как и всегда, сидел в кузнице. Жоу Чжан с сыном уже доделывали новый заказ, в то время как мальчик, чья работа была закончена, сидел у остывающей печи, греясь. — А-Чжу! — послышался крик с улицы. Хэй Чжу посмотрел на кузнеца. — Ну, беги к своей барышне, мы уже закончили, — посмеялся Жоу Чжан.       Мальчишка быстро поменял очки и выбежал из кузницы, пытаясь сориентироваться, где находится подруга. Ещё три года назад он понял, насколько может быть опасным для остальных, поэтому на улице с тех пор глаза не открывал вообще. Благо, она сама к нему подошла: сначала шаги, а потом он почувствовал и ее ладошку на предплечье.       Иногда он подолгу представлял, как она может выглядеть. Судя по голосу, А-Гуан была ещё маленькая и, наверное, милая. И пахло от нее всегда фруктами и морем. Хэй Чжу мало кого видел из Ли Юэ, поэтому судил по маме и господину Чжану. Наверняка у нее были темные волосы и карие глаза, а когда она злилась, морщила свой маленький носик. Волосы она заплетала в косы или сложные прически, прям как у богатых леди. А Нин Гуан, хоть пока и не богатая, но леди, маленькая принцесса.       Хэй Чжу нравилось додумывать мимику людей. Он мало видел проявления эмоций у других людей, только страх. Кто-то застывал на месте, кто-то начинал кричать, убегать. В семье все эмоции были сглажены до предела, только мама иногда злилась и могла отругать, но это можно было понять только по голосу. А Нин Гуан смеялась, постоянно что-то громко говорила, могла даже в шутку (по крайней мере, он на это надеялся) обидеться, удивлялась, была такой… живой и шумной, что хотелось каждую ее улыбку запечатлеть навечно. И он ведь мог…но получится опять один страх. Может быть, у нее были веснушки — мама говорила, что это поцелуи солнца, а Нин Гуан заслуживала быть любимой всем миром.       Иногда он думал, за что ему такое счастье. Сами боги сказали о ничтожности его существования. Видимо, потом передумали и в качестве извинения отправили ее? Или она стала наказанием, напоминанием, что ему никогда не стать, хотя бы на капельку, как она, достойным ее, достойным нормальной жизни? Второй вариант казался более вероятным. Каждое ее появление будто сопровождалось гласом свыше: «Ты никогда ее не увидишь, откроешься — испугаешь и опять будешь бежать, она быстро найдет тебе замену, никому не нужен слепой, бедный, всеми брошенный мальчишка…». Хэй Чжу ненавидел ее за это, но сильнее ненавидел только себя, поэтому так отчаянно цеплялся за нее. — Можно я верну тебе книги завтра? Я ещё не дочитал, — сразу начал он.       В отличие от него, у Нин Гуан были деньги на покупку книг и образование. В Сумеру их с братом обучала мама на дому: читать и писать на обще-тейватском и немного на сумерском, основы математики и природоведения — порой и отец что-то рассказывал про корабли и торговлю. Но сейчас их обоих рядом не было, а книги не имели приоритета: гораздо важнее было потратить деньги на еду, запасные лекарства и иногда одежду. Эту информацию Нин Гуан выуживала несколько недель, чтобы потом предложить если не пересказывать уроки из школы, то хотя бы одалживать ему книги. После отказа стопка учебников была буквально и очень агрессивно впихнута в его руки, и началась довольно долгая недовольная речь о том, что возражения не принимаются. Хэй Чжу искренне удивляло такое упорство и настойчивость в помощи другим, но потом привык. — Мне они нужны только к следующей неделе, можешь не волноваться, — отмахнулась Нин Гуан. — И я же говорила, что ты можешь их сразу ко мне домой относить.       Хэй Чжу промолчал. Было ясно как день, что она зазывает его домой только чтобы накормить. Аргументы были самые разные: от «моя мама вкусно готовит» до «помоги занести вещи», но он уже три года умело избегал визитов и сам не рассказывал, где живёт. Не то чтобы Нин Гуан не пыталась проследить, просто ее всегда легко было почувствовать и легонько увести в другой конец города. Она и так слишком много для него сделала. — Но вообще-то я здесь по другой причине, пошли.       Она потянула его куда-то за город (стук каблуков по брусчатке в какой-то момент сменился шелестом травы), попутно рассказывая про сегодняшний день. Она чуть шепелявила: недавно выпал зуб, который с гордостью был продемонстрирован, а потом закинут на крышу. Для Хэй Чжу, непосвященного в обычаи в Ли Юэ, это было немного странно, но как-то комментировать он не стал. Отец Нин Гуан был торговцем, что было неудивительно для Ли Юэ, поэтому дочка знала все о всех аспектах и охотно делилась знаниями. Хэй Чжу сначала не особо интересовал спрос на пшеницу в разные времена года или устройство торговых кораблей, но потом начал прислушиваться. Было интересно сопоставлять это с тем, что рассказывал отец, да и вообще представлять, что все это рассказывает он, но…ничего уже не поделаешь. Прошло столько времени…       Он всё ещё скучал. Бай Чжу тоже, Хэй Чжу иногда слышал, как тот зовёт родителей по ночам. Каждый переносил это по-своему. — …ну не должны рыбу за столько продавать. Ты вообще слушаешь?       Возмущенный голос Нин Гуан выдернул из размышлений. Хэй Чжу принялся лихорадочно вспоминать, о чем она говорила, и где они уже. Доверившись подруге, он совсем не следил за дорогой. Возвращаться обратно будет трудно. — Да… А куда ты меня ведешь? — быстро перевел тему. — С террас вечером открывается прекрасный вид, — хитро улыбнулась она и потянула за руку сильнее.       Эта гиперактивная девчонка его в могилу сведёт.       К концу пути ему действительно казалось скорое пришествие смерти. Был выбран явно не самый короткий путь, а невозможность видеть дорогу делала все подъемы и спуски ещё и неожиданными. Наконец за рукав потянули вниз, и Хэй Чжу чуть ли не рухнул на ступеньки. — Действительно красиво… — восторженно протянула Нин Гуан. Хэй Чжу мог лишь чувствовать мир вокруг, но никак не видеть. Солнце ещё немного грело, но в воздухе витала ночная прохлада. Пахло свежей травой и распускающимися лилиями, немного пылью с каменных дорожек. Было чуть ветрено, где-то звенели колокольчики. А внизу, прямо под ними, располагался город, и даже с такой высоты Хэй Чжу слышал привычный гомон. — Люблю сюда иногда приходить. Кажется, будто весь город на твоей ладони, будто владеешь всем вокруг. — Нравится чувствовать себя богом? — грустно усмехнулся Хэй Чжу. Нин Гуан задумалась. — Не знаю. Наверное да. Но мне кажется, боги не то чувствуют. Для них наше существование мимолётно… Будь у меня такая сила, я бы больше времени проводила с людьми, помогая им.       Хэй Чжу хотел уже спросить, а не маловата ли она для таких рассуждений, но не стал, уже давно выяснил, что про возраст лучше не шутить.       Они молча сидели какое-то время. Нин Гуан явно наслаждалась видом, либо думала о чем-то своём, а Хэй Чжу не хотел ей мешать. Пока он не понимал, что тут делает, зачем его привели. — Мне нужно кое-что тебе сказать… — начала девочка. Прозвучало грустно, будто она извинялась. Хэй Чжу напрягся. Предчувствие подсказывало, что ничего хорошего сейчас не прозвучит. — В общем, вот.       Шорох рукавов: она что-то показывала. Что-то держала в руках. А внутри у Хэй Чжу все леденело. Он не видел, он не мог открыть глаза. Не мог хотя бы взять в руки, чтобы на ощупь попытаться определить что это. А А-Гуан ждала ответа. Боги, мало ли за что она примет его молчание. От отчаяния и паники его едва заметно трясло. Какой же кошмар, а он ещё три года назад думал, что хуже быть не может. Молчание затягивалось. Сколько не лги, правда всегда вылазит наружу. — Я… — слова застряли в горле, — прости, я не вижу.       Напротив раздался то ли всхлип, то ли вздох. Хэй Чжу протянул руку по направлению к звуку. В нее упало что-то стеклянное и металлическое. — Почему ты раньше не сказал?.. — на грани слышимости вопрос, оставшийся без ответа.       Предмет был круглый, гладкий, с резной рамочкой. Хэй Чжу никогда не держал в руках и уж тем более не видел ничего подобного. Он лихорадочно ощупывал контуры, зная, что от него ждут ответ. — Что это? — Знаешь, это неважно… — начала Нин Гуан, но ее настойчиво перебили: — Что это? — Глаз Бога…гео…       Хэй Чжу слушал ее сбивчивые объяснения, как она его получила, странные бессмысленные извинения на грани слез, и чувствовал, как внутри все осыпается осколками стекла, царапая лёгкие и ребра. Ощущение, будто тело пронзали ледяные шипы, а поток мыслей наоборот становился более лихорадочным. Хотелось плакать, смеяться, кричать — он не знал, зачем и на кого. Язвительной насмешкой пульсировала мысль, что хоть у кого-то все будет хорошо, но только не у него. — Поздравляю, — улыбка ощущалась изорванной раной на лице, но он постарался звучать доброжелательнее, — ну и в чем проблема? — Я же теперь, наверное, буду меньше времени проводить с тобой…       Точно. Обладателям Глаза Бога открыта дорога куда угодно, в любые учебные заведения, на любые должности. Они равнялись богам, этот мир действительно принадлежал им, пока обычные люди толклись где-то внизу в своей обыденности и грязи. — Ничего страшного, мы же все равно будем видеться, — казалось, его голос и рот жили своей жизнью, ибо говорили совсем не то, что было на уме. — Не волнуйся об этом, тебе теперь ради другого стараться нужно. Заодно расскажешь, как там, в этих элитных школах. — Ты точно не расстроен? — неверяще прошептала Нин Гуан. — С чего бы? Я рад, что у тебя будет хорошая жизнь, что ты не будешь до самой старости торговать фруктами. Перед тобой теперь целый мир, так действуй! — Хорошо, — судя по голосу, она улыбалась, а Хэй Чжу отчаянно проклинал Селестию. — Но ты… ты почему тогда соврал про зрение?       У него не было ответа. Нельзя было говорить правду, а отговорка не звучала убедительно. — Это сложно… не хотел, чтобы ты считала меня калекой.       Она не отвечала, видимо, обдумывая ответ. — А хочешь, я тебе опишу пейзаж? Дурочка, затащила сюда, столько расхваливала вид, а ты… — Ну, я буду тебе очень благодарен. — Хорошо. Вон там, вдалеке за морем…