Апостол

      — Да что вообще с ним происходит? Может мне кто-нибудь объяснить?       Я поморщился. Голос женщины доносился будто из-под воды, но всё равно казался слишком громким и резал уши.       Голова была тяжёлой, в ушах звенело. Ощущение было, будто я пытаюсь очнуться после попойки, которая длилась так долго, что я сам уже не помню, когда она началась. Или после глубокого обморока. Я попытался было открыть глаза, но их тут же прорезала боль, словно песка насыпали.       Было холодно. Это даже не ощущение, что меня положили в ванну со льдом. Это хуже. Будто моё тело генерирует не тепло, как все живые организмы, а наоборот…       — Мы пока точно не знаем, как это получилось, — раздался голос другой женщины. — Но его срочно нужно подключить к АИК на случай, если…       — Нет, — отрезал первый голос. — Его нельзя доставать из воды.       — Но миссис Страйкер…       — Его нельзя доставать из воды! — повысила голос женщина. — Если мозг умрёт, к чему нам поддерживать овоща? Промойте ему внутренние органы, и мозг тоже. А потом введите ему адреналин.       — Мэм, это огромный стресс для организма, — возразила вторая женщина. — Если сделать это сейчас, это может его убить.       — Он уже умирал сегодня. Второго раза не будет.       Я всё ещё плохо соображал, что происходит. Глаза я больше не пытался открывать — боль от рези глухо отдавалась в черепе.       Я услышал приглушенную работу каких-то механизмов и через мгновение ощутил, как меня проткнули множество иголок по всему телу. Голову пронзила резкая боль от металлических прутьев, ввинчивающихся вглубь черепной коробки. Я попытался вырваться, но не смог пошевелить и пальцем. Даже закричать не получалось, крик застревал где-то в лёгких, и я мог лишь беспомощно открывать рот, как рыба, которую выбросило на берег.       Боль по всему телу, особенно в голове, становилась просто невыносимой, но вместе с ней накатывало странное прояснение. Будто тяжелейшее похмелье стремительно рассеивалось после волшебной капельницы. Вдруг боль прекратилась так же резко, как и началась, сменившись неприятным зудом в поражённых местах. Но не успел я перевести дух, как мои внутренности скрутило в узел, кислорода стало катастрофически не хватать, бешено забилось сердце. Судорожно хватая ртом воздух, я против воли распахнул глаза.       Ощущение в глазах было всё ещё неприятное, а изображение очень мутное. Я несколько раз сморгнул, прежде чем сумел наконец хоть что-то разглядеть. Я лежал на дне какой-то… стеклянной ванной, доверху наполненной водой. К лицу герметично была пристёгнута маска, через которую поступал кислород. Руки, ноги, голова, даже каждый палец в отдельности, все части тела были накрепко притянуты ремнями ко дну этой ванной, не позволяя мне пошевелиться от слова совсем. Чуть скосив взгляд, я попытался разглядеть комнату, видневшуюся через прозрачные стенки. Вокруг ванной суетились какие-то люди в белых халатах. Почти все — женщины, насколько я мог заметить. Лишь одна из них была одета не в халат, а в простой чёрный свитер. Эта седоволосая женщина стояла вплотную к ванне и пристально разглядывала меня сквозь толщу воды.       — Вытаскивайте его, — скомандовала она.       Снова заработали какие-то механизмы, дно дрогнуло и поверхность воды начала постепенно приближаться. Оказавшись над водой, я заморгал ещё сильнее. Глаза болели страшно, казалось, их режет сам воздух. Под водой было комфортнее, она хоть как-то смачивала.       Седоволосая женщина, отдававшая распоряжения остальным, отстегнула мой намордник и выписала мне несколько звонких пощёчин, вынудив с трудом сконцентрировать на ней взгляд.       — С возвращением, здоровяк, — по-матерински улыбнулась она и повернулась к своей коллеге. — Робертс, альфа-адреноблокаторы.

***

      Поначалу я вообще думал, что это всё какой-то сон. Пусть и крайне реалистичный, такие бывают, но всё же — сон. Но шли часы, даже дни, а он всё не прекращался. Может, это галлюцинации? Обморочный бред? Кома? Я перебирал варианты, но ни один не объяснял ровным счётом ничего. У меня было лишь два факта, на которые я мог опираться — я заснул у себя дома и теперь, по-видимому, никак не могу проснуться, провалившись в какой-то сюрреалистичный кошмар, которому нет конца и края.       Так прошло несколько дней. Почти всё время я проводил в обездвиженном состоянии, на дне этой треклятой ванной с водой. Бузить, бунтовать, пытаться вырваться, всё было бесполезно, а эти странные женщины в халатах попросту не обращали на моё недовольство никакого внимания и деловито выполняли свою работу. Каждый раз, засыпая, я надеялся, что проснусь в своём нормальном, реальном мире, где я уснул перед тем как…       Когда это было?       Но, засыпая в ванной, я просыпался в ней же. День за днём. Это уже даже переставало быть смешным.       Самое же неприятное заключалось в том, что я практически ничего не помнил. Даже себя и свою жизнь до того, как заснул. Наоборот, это она превращалась в какой-то сон и постепенно таяла в моих воспоминаниях, уступая место этой новой жуткой реальности. Но и здесь, целыми днями лёжа в бассейне и от безделия размышляя обо всём этом, я никак не мог чётко оформить ни одного воспоминания. Они же должны быть? Должна же быть какая-то предыстория, как я вообще очутился в этом непонятном бункере без окон, в этой ванне, и что вообще произошло такого, что местные… учёные говорили, что я был мёртв. Но у меня предыстории в голове не было. Очень странное и неприятное ощущение, когда твоя память не занята вообще ничем. Абсолютная пустота. И этот факт почему-то очень сильно беспокоил не только меня самого, но и белохалатников.

***

      Сегодня меня наконец вынули из моего джакузи, нарядили в какую-то простенькую белую форму и впервые за всё время вывели из помещения, в котором располагался уже ненавистный мне гроб с водой. Сопровождали меня две девушки, одетые в чёрную военную форму и искоса бросавшие на меня заинтересованные взгляды.       Правда, далеко прогуляться не пришлось, меня привели буквально в соседнюю комнату, тоже без окон, усадили на жуткого вида железное кресло и пристегнули ремнями. Было ощущение, что сейчас мне на голову наденут шапочку и пропустят через меня ток. Я не сопротивлялся и был в принципе не против. Может, хотя бы так весь этот сюр, наконец, закончится.       Но нет. Девушки, пристегнувшие меня к креслу, ушли. Вместо них появилась другая женщина, в белом халате. Почему-то почти все присутствующие в этом бункере были женщинами. Я даже не помню, видел ли я хоть раз другого мужика. Я с подозрением оглядел себя, но быстро успокоился. Хоть я в бабу не превратился. Хотя тело всё равно странное, не моё. Слишком… массивное. К тому же, насколько я успел разглядеть, почти всё туловище было покрыто многочисленными жутковатыми шрамами.       — Здравствуйте, Двенадцатый, — произнесла женщина, усаживаясь на стул напротив меня.       У неё была довольно приятная наружность. Даже привлекательная, я бы сказал. Не супермодель, конечно, но обычно таких девушек не принято пропускать мимо себя. Сама лет тридцати пяти, выразительные янтарные глаза, тёмно-рыжие волосы собраны на затылке в массивный пучок.       — Меня зовут доктор Оливия Робертс, — продолжила она, кладя на стол какую-то папку и устраиваясь поудобнее на стуле. — Мне поручено оценить состояние Ваших когнитивных функций, если Вы не возражаете.       — Очень приятно, — буркнул я.       Я вспомнил, что уже видел эту Оливию Робертс. Это она тогда, в день моего… пробуждения… возражала против введения мне адреналина. Этого хватало, чтобы мне не слишком сильно хотелось её прибить. А мне в последнее время хотелось прибить абсолютно всех.       Доктор Робертс улыбнулась уголками губ.       — Хорошее начало, — сказала она. — По крайней мере, Вы помните, что такое вежливость. Как Вы себя чувствуете?       — Не в своей тарелке, — честно ответил я.       — Могу представить. Думаю, такое чувствует каждый человек, переживающий тяжёлую амнезию…       — Вы думаете? — переспросил я.       Женщина на секунду запнулась.       — Я не являюсь профессиональным когнитивным психологом, — сказала доктор. — Я лишь попытаюсь установить тяжесть Вашего состояния и помочь Вам… восстановить равновесие, пока не прибудет аккредитованный специалист. На месте такого, к сожалению, не оказалось. У нас тут очень строго с пропусками.       Я тяжело вздохнул и кивнул, принимая ответ. В принципе, мне плевать было, что она будет делать. Главное, меня вытащили из ванной, что само по себе спасло мою начавшую уезжать кукуху.       — Итак, — произнесла доктор Робертс, складывая ладони в замок, — начнём с простого. Вы помните Ваше имя?       — Хм-м… — я задумался, но в голове абсолютная пустота, ноль информации. Хоть убей. — Двенадцатый?       — Это не имя собственное, — улыбнулась док.       — Другого не помню.       — Какие-нибудь воспоминания? О местах? Событиях? Людях?       — Никаких.       — Вы даже не задумались над ответом, — снова улыбнулась доктор Робертс.       — Зачем это всё? — рыкнул я. — Кто вы, нахрен, такие? Где я? Зачем меня здесь держат?       Доктор Робертс откинулась на спинку кресла и окинула меня внимательным взглядом с головы до ног.       — Послушайте, Двенадцатый…       — Хренадцатый! — отозвался я. — Я склонен думать, что у меня есть нормальное имя, и почему-то мне кажется, что Вы его знаете. Так и скажите мне его, к чему эти вопросы?       — Я здесь не затем, чтобы рассказать Вам Вашу биографию, — невозмутимо ответила доктор. — Если я просто назову Ваше имя, Вам это ничего не даст. И не поможет избавиться от антероградного расстройства и выстроить передачу нервных импульсов, образующих новые соединения и клетки в Вашем мозге, которые приведут к восстановлению эксплицитной памяти.       — А можно теперь по-русски?       — По-русски? — улыбнулась доктор Робертс. — Простите, я не знаю русского. Зачем?       И до меня только сейчас дошло, что всё это время мы с ней беседовали на чистейшем английском. Что дофига удивительно, потому что при жизни — той, старой, нормальной жизни, — я и родным русским-то владел, что называется, на бытовом уровне.       — Неважно, — сказал я. — Я имел ввиду… давайте по-человечески, без идиотской научной терминологии.       — Простите, профдеформация, — доктор открыла свою папку и извлекла оттуда планшет и ручку, после чего снова окинула меня цепким взглядом. — Вы считаете, что Вы русский?       — Я уже не знаю, — сквозь зубы процедил я, снова начиная раздражаться. — Я ни хрена не помню. Помню, что заснул у себя дома… Очнулся уже в этом бассейне, где вы меня тут держите.       Доктор Робертс сделала какие-то пометки в планшете.       — Откуда я знаю этот язык? — спросил я.       — Какой?       — Английский.       Доктор посмотрела на меня с некоторым непониманием.       — Я никогда не знал английского… — пояснил я.       — Боюсь, это не так, — возразила доктор Робертс, легка хмурясь. — Если я правильно помню, у Вас никогда не было проблем с языком. Несмотря на невысокие оценки в школьные годы… но Вы и так это скоро вспомните.       Я промолчал, совсем сбитый с толку. Если бы всё происходящее было сном, можно было бы списать на то, что во сне я могу говорить хоть на китайском. Но чем больше времени проходило, тем глубже укоренялась в моей голове мысль, что не сон это никакой, не сон…       — Ладно, давайте начнём с простого упражнения, — произнесла доктор Робертс. — Расскажите мне ещё раз, что Вы помните. С самого первого момента, когда начинаются Ваши воспоминания. Любые детали, места, люди.       Я заскрежетал зубами.       — Я уже сказал, что ничего не помню, кроме этого сраного бункера и вонючей ванной.       — Но этот сраный бункер и вонючую ванну-то Вы запомнили, — на губах доктора играла неизменная лёгкая улыбка. — Послушайте, Двен… А, ладно, я думаю, хуже не будет, если я всё-таки дам Вам кусочек информации. Ваше имя – Ройс Харлон. Второго имени нет. Я буду Вас называть по имени, если не возражаете, потому что называть Вас Двенадцатым и мне некомфортно, и Вас, чувствую, бесит. Итак… Ройс, всё, что я прошу Вас сделать, призвано растормошить Ваш мозг. Когда человек долгое время проводит без движения, его мышцы атрофируются. Чтобы прийти в норму, им требуются физические упражнения. С мозгом то же самое. Повторение того, что Вы делали недавно, или видели, какие запахи чувствовали – всё это тренирует мозг и способствует скорейшему восстановлению. Итак…       Она замолкла, очевидно, передавая мне эстафету.       Что за имя вообще такое, Ройс?       Что видел, что чувствовал… Я прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Вызвал в мозгу образ того, что я первым увидел в этом странном сюре, когда открыл глаза. И информация начала поступать сама собой, словно по заказу.       — Я видел… помещение, — наконец выдавил я. — С бетонными стенами марки М-тысяча триста, без окон, площадью тысяча двести квадратных метров, высота – шесть… Семь человек, все женщины. Две блондинки, одна рыжая, одна седая, остальные – брюнетки. Вы там были, стояли около какого-то компьютера… Седая, которая отдавала приказы, была не в халате, одета в чёрный свитер, графитовые брюки, прямоугольные очки, на руке обручальное кольцо…       Я запнулся. Я и так озвучивал не всё, что помнил, лишь общими тезисами, но тут вдруг, неожиданно для самого себя, я понял, что подмечал мельчайшие детали. Я мог бы во всех подробностях описать каждый элемент одежды каждой присутствовавшей тогда женщины, если бы меня попросили. И я бы мог сделать то же самое с любой белохалатницей, которую я видел на протяжении последних дней. К примеру.       — Очень хорошо, для начала, — сказала доктор Робертс, видя, что я подвис. — Значит, основные функции Вашей памяти работают исправно.       — Основные – это какие?       — У Вас феноменальная память, Ройс, — терпеливо объяснила док. — Вернее, она была такой раньше. Гипермнезия, если позволите мне научный термин. Вы обладаете способностью удерживать в голове и воспроизводить практически неограниченный объём полученной информации. Например, Вам достаточно было один раз прочесть книгу, чтобы запомнить её дословно и пересказать по цитатам даже спустя время. Ну и ещё много чего… не будем заострять внимание. В любом случае, именно поэтому нам так важно поставить Вас на ноги. Но начало многообещающее. Что ж, продолжим…       И началось. Изо дня в день, каждый день, доктор Робертс гоняла меня без устали, со временем, кажется, всё больше увлекаясь процессом и проникаясь самым настоящим азартом. Будто бы восстановить мне память становилось для неё принципиальным профессиональным вызовом.       — Итак, Ройс, возьмите, пожалуйста, этот небольшой тест. В предложениях пропущены слова. Вам нужно вставить в пропуске слова, подходящие по смыслу.       Я вставлял.       — Ройс, повторите, пожалуйста, в деталях, что вы делали за прошедший день. Что ели, пили, с кем разговаривали… что именно Вы говорили.       Я повторял.       — Мелкая моторика положительно воздействует на развитие мозга. Это пластилин. Ваша задача – по памяти вылепить лицо любого человека, что придёт Вам на ум. Кроме моего, это будет жульничество.       Я лепил.       — Сегодня мы с Вами посмотрим фильм. В конце я хочу, чтобы Вы процитировали мне все реплики, которые произносили герои.       Я чувствовал себя собакой Павлова.

***

      — Сейчас сюда зайдёт моя коллега. Она пробудет здесь пять секунд, а когда она выйдет, вы должны будете в подробностях рассказать мне всё, что узнали о ней – примерные рост и вес, особенности телосложения, черты внешности, детали одежды и так далее.       — Возраст тридцать один, рост сто семьдесят три, вес пятьдесят девять, — начал чеканить я, когда коллега доктора Робертс вышла, — обхват груди восемьдесят пять, талия шестьдесят три с половиной, бёдра восемьдесят девять, тёмно-каштановые волосы, тёмно-карие глаза, разрез глаз треугольный, маленький нос, тонкие губы, дед или бабка – выходец из Азии. Красная футболка, девяносто семь процентов полиэстера, остальное эластан, размер сорок второй. Чёрные брюки, вискоза шестьдесят пять процентов, нейлон – тридцать, спандекс – пять, размер сорок второй. Белые кроссовки из экокожи, размер тридцать семь. Левша. Не замужем, но есть ребёнок, возможно, двое. Недавно бросила курить.       — Пятьдесят девять килограммов, — улыбнулась доктор Робертс, снова что-то отмечая в своём планшете. — Надо сказать Дарси, что она поправилась.       — Откуда я это знаю? — пробормотал я. — Я попадаю в комнату и безошибочно определяю длину стен, площадь… Вижу человека – определяю вес…       — Я же говорила, — отозвалась доктор Робертс. — Вы человек больших талантов.       — Вы тоже замужем не были, — вдруг выпалил я.       Док подняла на меня удивлённый взгляд.       — Кхм, простите, — буркнул я.       — Ничего, — доктор Робертс улыбнулась уголками губ. — Я не была замужем. С таким соотношением полов это задача не из простых. Дарси повезло больше.       — Соотношением? — не понял я.       — Соотношение количества мужчин к женщинам, — терпеливо пояснила доктор. — Избавляя Вас от докучливых математических расчётов, мужчины в мире в меньшинстве, их на всех просто физически не хватает. Теперь понимаете, почему наши сотрудницы порой относятся к Вам с таким… придыханием?       На этом моменте я слегка подвис, оперативка моя закончилась. Что она несёт?       — Какой сейчас год? — спросил я.       — Две тысячи шестнадцатый.       Я внимательно присмотрелся к лицу доктора. На нём не было и намёка на насмешку. Напротив, она назвала год с таким выражением, будто объясняла неразумному ребёнку, что дважды два — четыре. Нет, она точно надо мной издевается.       — Доктор Робертс…       — Оливия, — поправила док. В последнее время она настаивала, чтобы я называл её по имени.       — Оливия. Я что, в психушке?       — Почему Вы так считаете?       Я встряхнул руками, крепко стянутыми на груди широкими ремнями. Руки, кстати, у меня были связаны всё время, 24/7. У охраны на это был какой-то особый пунктик. Даже если, по просьбе доктора Робертс, охрана освобождала мне ладони, чтобы я мог выполнять хоть какие-то упражнения, я всё равно оставался намертво прикован к железному стулу.       — Вот поэтому, — сказал я. — Меня держат в бетонных четырёх стенах. Никто ничего не объясняет. Я круглосуточно связан по рукам и ногам. Ночь я зачем-то провожу в воде. Сколько уже прошло времени, две недели? Я не видел ничего, кроме своего джакузи и этого, с позволения сказать, кабинета, где Вы силитесь вправить мне мозги.       Оливия отложила папку и заглянула мне в глаза.       — Мне жаль, Ройс, что наши с Вами сеансы проходят в таком положении. Надеюсь, это не доставляет Вам слишком много неудобств. Но, боюсь, это необходимо для безопасности.       — Чьей?       — Моей, — чуть поколебавшись, ответила доктор Робертс. — Моей и остальных сотрудников комплекса.       — Я что, опасен?       — Боюсь, что так. Но я попробую поговорить с куратором. Попробую убедить его ослабить Ваш… режим. В конце концов, за последнее время Вы ни разу не показывали агрессивного поведения.       — Мне это стоило усилий, — я довольно гаденько улыбнулся. Но тут же выровнял выражение лица. Оливия была мне симпатична, не хотелось с ней выделываться. — А что за комплекс?       — Вы всё скоро сами вспомните, Ройс…       — Да Вы что? Вы так думаете? Две недели Вы упражняете мой мозг, только толку? Моя кратковременная память работает безукоризненно, но на дальнюю дистанцию результата – ноль. Я ничего не вспомнил. Абсолютно.       — Ройс, реабилитация не может пройти мгновенно. Это может занять месяцы. В любом случае, у Вас есть прогресс…       — Да-да. Я уже практически перешёл на следующий этап. Когда я стану почти как амёба, только с самосознанием. Может просто расскажете мне хоть что-то? Информационный голод – страшная вещь, и я не утолял его, сколько себя помню.       Оливия глубоко вздохнула.       — Ладно. Наш комплекс – это… Ну, исследовательский комплекс.       — И что вы здесь исследуете?       — Людей с суперспособностями.       Я, конечно, старался не смотреть на неё как на ненормальную, но у меня, кажется, не получилось.       — Ладно, могли просто промолчать. Нет, так нет.       — Давайте я Вам просто покажу один раз. Вместо тысячи слов, так сказать.       — Покажете что? — скептически хмыкнул я.       Оливия взяла бутылочку воды, которую всегда приносила с собой, вытянула из своей сумочки швейцарский мультитул и подошла ко мне.       — Будет немного больно.       — Ты чего задумала? Что ты собира-а-а! — я взвыл, когда док одним движением полоснула меня ножиком по ноге, оставив достаточно неприятный порез. Белоснежная форма, в которую я был одет, мгновенно окрасилась кровью.       — Ты чё творишь? — прорычал я, дёргаясь в ремнях. На меня снова волнами накатывал гнев. По какой-то причине я всё время был раздражён, и мне действительно стоило усилий держать себя в руках. Но если бы я сейчас вырвался то, наверное, придушил бы её.       Оливия, не обращая на меня внимания, открыла бутылку воды и полила кровоточащий порез. Я почувствовал сильный зуд, а потом… Потом порез на моих глазах затянулся, оставив лишь маленький шрамик.       От удивления и неожиданности я даже забыл злиться. Нет, это всё точно какой-то сон. Теперь я убеждён в этом на 110%. И мне срочно надо найти способ проснуться, чтобы вся эта ересь, наконец, закончилась.       Доктор Робертс тем временем вернулась на своё место и, закинув ногу на ногу, с легкой усмешкой наблюдала за моей реакцией.       — Убедился теперь?       — Вы фокусник, да? — отозвался я. — Что это? Розыгрыш? Галлюцинации? В воде какой-то особый раствор? Нет, похоже на наркоту. Мне что, что-то вкалывали? ЛСД, или...       — Ройс…       — Это ненормальная херня…       — Ройс!       — Это всё нереально… — бормотал я, раскачиваясь в кресле, словно буйнопомешанный. — Это какой-то сюр. Мне надо проснуться… Мне надо проснуться…       — Ройс, пожалуйста! — повысила голос Оливия.       Я замолк и уставился на неё затравленным взглядом. Убедившись, что мои стенания закончились, она продолжила:       — Спасибо. Твоё тело обладает необыкновенной способностью ускорять процесс регенерации и заживления, но только при контакте с водой. Поэтому мы держим тебя в воде, это предотвращает развитие любых деградационных процессов, растворяет токсины, полностью останавливает процесс старения клеток…       — А я думал, моя суперспособность – память, — невесело усмехнулся я.       — Нет, — возразила доктор Робертс. — Память это… приобретённое.       Я молчал, переваривая информацию и разглядывая шрам на бедре, который ещё минуту назад обильно кровоточил. В голове всё это не укладывалось, не вписывалось ни в какие рамки логики, физики, законов вселенной, да вообще.       — Я думаю, на сегодня мы закончили, — подытожила доктор.

***

      — Здравствуйте, Ройс. Меня зовут доктор Саманта Уидон.       Я с подозрением окинул взглядом женщину, которая сегодня вместо Оливии зашла в наш импровизированный кабинет и уселась на её место.       — Ты ещё кто? — грубовато спросил я.       — Можно просто Саманта, — лучезарно улыбнулась женщина. — Я буду заниматься реабилитацией Ваших когнитивных функций до полного восстановления…       — Где доктор Робертс? — перебил я.       Доктор Уидон поджала губы.       — М-м… Задачу реабилитации передали мне. Доктор Робертс не обладала достаточной компетенцией для проведения…       — Я буду разговаривать только с доктором Робертс, — упёрто сказал я.       — Ройс, — примирительно сказала женщина. — Я не стану настаивать, но, если позволите мне заметить, под моим присмотром процесс восстановления Вашей памяти пойдёт намного продуктивнее.       — Расскажите ей, как надо. Покажите, обучите. Мне без разницы. Я буду разговаривать только с доктором Робертс.       Доктор Уидон смотрела на меня, явно колеблясь с решением. Я упрямо выдвинул вперёд челюсть, всем своим видом показывая, что моё требование обсуждению не подлежит. Наконец, она вздохнула и вышла из комнаты.       Какое-то время я сидел, изнывая со скуки, вынужденный разглядывать крайне бедное убранство этого мрачного замкнутого помещения. Наконец, металлическая дверь открылась. Признаться, я ожидал сразу увидеть Оливию как исполнение моего требования. Но, к моему удивлению, в комнату вошла та самая женщина, которую я видел в самый первый день. Та, которая раздавала распоряжения всем остальным. Миссис Страйкер. Вслед за ней снова появилась доктор Уидон, а позади неё маячили две охранницы в чёрном. Я заметил у них на поясе шоковые дубинки и Глоки.       Страйкер обошла меня по кругу и присела на стул напротив. На её лице было насмешливое выражение.       — Доктор Уидон мне сказала, ты буянишь, — с лёгкой усмешкой начала Страйкер.       Я промолчал. Я пока не был уверен, какую линию поведения выбрать с этой тётей. В конце концов, она, по-видимому, была здесь главной.       — Ты не хочешь лечиться, Харлон? — спросила Страйкер.       — Я болен?       — Да, — заявила женщина как само собой разумеющееся. — Ты мне нужен здоровый и в рабочем состоянии. С нормально функционирующей памятью. А ты, выходит, предпочитаешь и дальше жить с мозгами набекрень?       — Если у Вас откуда-то выходит – обратитесь к врачу, — не удержался я.       Страйкер наотмашь влепила мне пощёчину тыльной стороной ладони.       — Следи за языком, бугай.       Я, стиснув зубы, посмотрел на неё волком.       — Да, вот теперь я вижу правильный настрой, — протянула Страйкер, с довольной улыбкой заглядывая мне в глаза. — Ты кем себя возомнил? Да у тебя совсем крыша потекла, если ты решил, будто можешь ставить условия. Доктор Робертс человек весьма мягкий. Она и из тебя сделает такую же тряпку. Но тебе нужен железный кнут. Истинно благородный металл при ударе отдаёт громким звоном, а не шлепком ладони по дерьму. А я сейчас вижу только дерьмо.       Я прикусил язык, чтобы не выдать ещё одно остроумное замечание.       Страйкер поднялась на ноги.       — Ты будешь лечиться, — безапелляционным тоном сказала она. — Ты будешь выполнять все упражнения доктора Уидон, все её требования, все её задания. Ты либо подчиняешься, либо мы тебя разбираем. И в данный момент я не уверена, который из вариантов меня устраивает больше.       — Мэм, — робко произнесла доктор Уидон.       — Что? — тяжело вздохнула Страйкер.       — Я бы рекомендовала вернуть к работе доктора Робертс, как того требует пациент.       — Зачем? Он Вас что, пугает?       — Важный аспект имеет психологическое состояние больного, — пояснила доктор Уидон. — Нельзя помочь ему, если он не хочет этого. Если он сопротивляется, если нет стремления бороться за здоровье, то любые реабилитационные меры становятся просто недействительными. На сегодняшний день доктор Робертс единственная в целом мире, кого мистер Харлон знает. Если у него уже сформировались нейронные связи с эмоциональной привязкой, ни в коем случае нельзя их разрывать. Особенно, если он противится формированию новых связей.       — Что, никак нельзя эти связи… перепрограммировать? — раздражённо спросила Страйкер.       — Нельзя, если не хотите усугубить его состояние, — ответила доктор Уидон. — Если бы я была первой, кто начал работу с ним, тогда сформировалась бы соответствующая связь со мной, но…       — И где ж Вы раньше были? — буркнула Страйкер.       — Получала допуск, — развела руками доктор. — Я уж думала, ваше предприятие мне его только к Рождеству выдаст.       Страйкер повернулась ко мне и окинула меня откровенно неприязненным взглядом. Я не остался у неё в долгу и мысленно пообещал себе, что когда-нибудь тоже отхлестаю её по щекам… кирпичом каким-нибудь.       — Ладно, — сказала Страйкер. — Останетесь пока здесь, проведёте краткий курс обучения для доктора Робертс. И имейте ввиду, он нужен мне полностью здоровым в течение недели. Что хотите делайте.       Посетители ушли, дверь снова закрылась. А я подумал, что как-то надоело мне сидеть в этих четырёх стенах и ждать, что каким-то чудом однажды я проснусь в своей квартире, в своей постели, протру глаза и прямо вслух скажу «приснится же такая хрень!».       Пора отсюда выбираться.

***

      На следующий день меня снова привели в комнату, где мы проводили занятия с Оливией. Доктор уже ожидала и встретила меня очаровательной улыбкой.       — Добрый вечер, Ройс, — поприветствовала меня доктор Робертс. — Признаться, я не ожидала.       — Добрый, Аманда Ригетти, — краем рта улыбнулся я. — Зато я ожидал.       Я и правда был рад её видеть. Неожиданно для самого себя я понял, что успел привязаться к этой женщине.       — Кто такая Аманда Ригетти? — спросила доктор.       — Да так… Вы мне её напоминаете. Неважно.       — Ещё как важно! — воскликнула Оливия. — К Вам начинает возвращаться память? Вы вспомнили кого-то? Откуда Вы её знаете, кем она Вам приходилась?       Девушки, посадившие меня на стул, отстегнули ремни, стягивающие мои руки на груди, но, к моему удивлению, не стали пристёгивать меня к стулу.       — Это под твою ответственность, Лив, — предупредила одна из охранниц. — Если он выйдет из-под контроля…       — Спасибо, Клэр, — сказала Оливия.       О как. Похоже, доктор всё-таки выхлопотала у Страйкер «ослабление режима», как она это назвала. Выпросила не приковывать меня к креслу. Что ж, премного благодарен. Удобно, как по заказу. Интересно, если я про себя подумаю, что хочу три миллиона долларов, они так же на меня с неба свалятся? Может, это ещё одна суперспособность, о которой мне ещё не успели сообщить, а?       Я бросил взгляд на охранниц, уже направившихся к двери. Дверь железная, толстая, такую из гранатомёта не пробить. Открывается только ключ-картой, которая есть у каждой охранницы. Если они выйдут, следующий шанс появится только после сеанса с доктором Робертс. Если пробовать сбежать — то сейчас. Завтра Страйкер может моча в голову ударить, и она снова прикажет связать меня покрепче. У меня нет плана, я не знаю ни планировки здания, ни охраны, ничего. Но и терять мне, в принципе, нечего.       Решение было принято мгновенно.       Я вскочил с кресла и изо всей силы припечатал плечом проходившую мимо охранницу, буквально вмяв её в стену. Она была вдвое меньше меня и вдвое меньше весила, поэтому отлетела, будто её сбил грузовик. Вторая охранница, которая Клэр, отреагировала моментально, словно ожидала чего-то подобного. Выхватив дубинку, она сделала быстрый прямой выпад, целясь наконечником с шокером мне в грудь. Я на одном лишь рефлексе перехватил дубинку, поднырнул под рукой девушки и ударом ноги вбил её голову в стену, сразу же лишив чувств. Завладев дубинкой, я наотмашь рубанул по лицу первой охранницы, которая, шатаясь, поднималась с пола и пыталась вытащить из кобуры пистолет. Девушка рухнула, не издав ни звука.       Заткнув дубинку за пояс, я вытащил у Клэр пистолет, вынул запасной магазин из Глока другой охранницы, забрал ключ-карту и повернулся к Оливии. Доктор Робертс стояла, вжавшись в угол и взирая на меня округлившимися от ужаса глазами.       — Такие дела, Лив, — произнёс я. — Надоел мне ваш отель. Ремонт хреновый, персонал недружелюбный… Я не хочу делать тебе больно, но я буду вынужден, если ты выкинешь какой-нибудь фокус. Договорились?       Доктор Робертс несколько раз судорожно кивнула. Я сделал к ней пару шагов, но не стал подходить слишком близко, опасаясь, что она от испуга лишится чувств.       — Супер. А теперь коротко расскажи мне, как пройти на выход.       — За дверью по коридору направо… — начала Оливия, судорожно переведя дыхание.       — Почему не налево? — сразу перебил я. Я намеренно её путал, чтобы потом, когда она ещё раз будет это всё пересказывать, выявить какое-нибудь несоответствие. На случай, если она решит солгать и завести меня в западню. Я-то всё запомню.       — Налево тупиковые столовые помещения и кухня.       — Ладно.       — По коридору направо до упора, потом налево…       — А справа там что?       — Комната отдыха для охранниц.       — Так…       — По коридору налево, потом снова будет поворот направо… там по коридору прямо до самого конца… В конце будет по левую сторону дверь и поворот направо, тебе нужно в дверь…       — А справа что?       — Коридор, там справа дверь в складские помещения, а слева прачечная.       — Ну ладно. Нам надо в дверь, ты говорила?       — Да, за дверью по коридору направо до конца, там вход в элеватор.       — Элеватор? — не понял я.       — Лифт, — пояснила Оливия. — Бункер находится в озере, под водой, путь наружу только через этот подъёмник.       — Зашибись, — буркнул я. — Следующий вопрос – где Страйкер?       — Её здесь нет.       — Ой ли? — я сделал ещё шаг.       — Её правда здесь нет, — запаниковала доктор Робертс. — Она приезжает раз в две недели, последний раз была вчера. Я говорю правду!       — Да ладно, не трясись ты так, — сказал я. — ‘Оспади. Лучше повтори-ка ещё раз маршрут.       — За дверью направо по коридору, потом налево, потом ещё раз направо до самого конца, в конце дверь налево, за ней снова направо до элеватора, — дрожащим голосом отчеканила доктор.       — Чудненько, — улыбнулся я. — Пойдём, проводишь. Открывай, у тебя своя карта.       Оливия поторопилась открыть дверь и выскользнуть наружу. Я видел, как её колотило от страха, движения торопливые, дёрганные.       — Ты сумку забыла, — сказал я, протягивая ей её сумочку. Швейцарский нож я из неё предусмотрительно вытащил. — Веди давай. Нам вроде направо.       До первого поворота добрались относительно спокойно. Прошли комнату с моей ненаглядной ванной, в которой я провёл последние недели. По обеим сторонам коридора я заметил множество таких же комнат с точно такими же контейнерами с водой. Естественно, я не единственный, кого эти ублюдки тут держали. Но это не мои проблемы, надо идти дальше.       На повороте встретилась парочка женщин в белых халатах. На меня они отреагировали сдержаннее, чем я ожидал, но заметно посторонились и вжались в стенку, пропуская меня мимо.       — Прибавь шаг, — сказал я Оливии. — Сейчас начнётся.       Едва мы успели пройти второй поворот, как дверь в правой стене коридора открылась и оттуда начали выходить о чём-то весело щебечущие охранницы. Ну, я и не ожидал, что мне удастся просто выйти отсюда незамеченным. Мы и так довольно много прошли в относительном спокойствии.       Охранницы, увидев меня, замерли. Но лишь на мгновение. Потом молча, не сговариваясь, трое из них разом, как по команде, достали дубинки и кинулись на меня. Четвёртая побежала в противоположном направлении, видимо, за подмогой. Надо отметить, психологическая подготовка у девчонок неплохая. Они не тратили время на ступор и удивление.       Я подставил Оливии подножку и уронил её на пол, чтобы её никто случайно не задел. Охранницы действовали слаженно, напали одновременно с двух сторон. Я выбрал правую. Подловив на замахе, я заблокировал её удар и, перекинув через бедро, буквально швырнул девушку в её подругу, что была слева. Почти сразу из-за её спины показалась третья охранница, метившая шокером мне в лицо. Я перехватил дубинку, поймал девчонку на сокращении и от души треснул её этой дубинкой по носу. Та рухнула как подкошенная.       У меня в голове удивлённо мелькнула мысль о самом себе. У меня были необычайно хорошие рефлексы. Я моментально, почти на автомате реагировал на атаки и откуда-то знал, как именно на них отвечать. Что примечательно, потому что я не припомню, чтобы я вообще умел драться. Но удивляться было некогда, как раз в этот момент в коридоре заморгали красные сигналки и раздалась тревожная сирена. Одновременно с этим на меня снова прыгнули быстро очухавшиеся охранницы. Я решил довериться мышечной памяти и рефлексам.       На этот раз ближе оказалась левая, я подловил её на сближении и прямым ударом ноги подломил ей колено, тут же на замахе развернувшись к правой. Та, сообразив, что не успеет уйти от моего удара, рухнула навзничь и выдернула из кобуры пистолет. Ударом ноги я успел выбить его до того, как она выстрелила, и в это же мгновение меня пронзила адская, нечеловеческая боль. Другая охранница успела встать и ткнуть меня шокером в спину.       Шоковый разряд прошёл по всему моему телу, отдавшись в каждой клеточке. Особенно сильно чувствовалось в глазах, в ушах и, почему-то, в руках. Голова, казалось, вообще разорвётся на части.       И тут меня внезапно накрыла ярость. Чистая, дистиллированная, ничем незамутнённая ярость.       Прежде, чем я сам успел понять, что именно произошло, мои предплечья внезапно раскрылись как трансформеры, освобождая выбрасывающиеся длинные лезвия, на которые я тут же насадил обнаглевшую охранницу. Глаза девушки расширились от удивления, изо рта брызнула кровь. Стряхнув её со своих рук-лезвий, я развернулся и пригвоздил к полу её подругу, предпринявшую было попытку удрать.       Со стороны комнаты отдыха раздался топот, из-за угла показалась группа охранниц с дубинками наперевес. Человек десять-двенадцать. С бешеным рёвом я вломился в них, как разъярённый носорог в толпу гиен. Я остервенело рубил налево и направо, мои клинки с противным чавканьем прорубались сквозь плоть, ноги оскальзывались по внутренностям, горячие струи крови хлестали в лицо, одежда стала липкой.       Вскоре клинки начали всё чаще разрезать воздух, не встречая сопротивления. Я тряхнул головой, красная пелена постепенно сходила на нет. Одной рукой я вытер кровь с лица.       Весь коридор был завален расчленёнными телами охранниц, пол был скользким от луж крови и разбросанных повсюду внутренностей. Даже потолок был забрызган кровью.       Я прислонился спиной к стене и с ужасом оглядел свои руки. Точнее, протезы, которые были установлены вместо обеих рук. Явно дорогие и высокотехнологичные, со стороны даже и не скажешь, что они не мои родные, если этого не знать. А в разложенном состоянии по форме и строению они были похожи на лапки богомола.       — Оливия, — дрожащим голосом позвал я. Я чувствовал, что меня начинает мутить. — Оливия, что это…       Глазами я поискал свою невольную спутницу. Доктор Робертс сидела на коленях в углу и, прикрыв рот ладонью, с ужасом взирала на груду искромсанных тел.       — Эй, — я поднял её на ноги и встряхнул. — Пошли. Не смотри… На выход, давай…       Я подтолкнул её вперёд. Оливия на подкашивающихся ногах прошла несколько шагов и остановилась около одной из массивных металлических дверей по левую руку.       — Эту… надо заблокировать… — выдавила она. Кажется, дурно было не мне одному. — Там казармы… и комната с оружием. Если оттуда придут…       Оливия оперлась рукой о стену и прикрыла рот, борясь с подступающей тошнотой.       Я в замешательстве огляделся по сторонам. Чтоб я знал ещё, чем эту дверь закрыть. Можно, конечно, их встретить. Или даже попробовать самому туда вломиться и завладеть каким-нибудь оружием. Но я боялся, что у меня опять сорвёт крышу, а я больше не хотел убивать. Я вообще не собирался никого убивать.       Не придумав ничего умного, я бросил взгляд в конец коридора, где была дверь, за которой располагался проход к подъёмнику. Дистанция сорок два метра. Средняя скорость бега женщины — примерно двенадцать километров в час. Сделаем Оливии скидку на полуобморочное состояние. До двери доберёмся за двенадцать с половиной секунд, а изнутри, думаю, уже можно будет её чем-нибудь заблокировать и выиграть себе немного времени для подъёма наружу.       Напрашивается справедливый вопрос, зачем мне тащить с собой Оливию? Почему бы не бросить балласт и просто не убежать, раз я и так знаю направление? Ну… у меня к ней много вопросов, на которые она ещё должна ответить.       — Давай до выхода, бегом, — скомандовал я, подталкивая девушку.       Оливия послушно побежала по коридору, я ринулся вслед за ней. Мы забежали в нужную дверь аккурат в тот момент, когда я услышал топот множества ног со стороны казармы. Вбегая внутрь, я изо всей силы ударил по электронному замку, разбив его вдребезги. Дверь за моей спиной тут же захлопнулась и притянулась на засовы. Ключ-картой с той стороны её теперь не открыть. На какое-то время их задержит, если только они не догадались прихватить с собой гаубицу.       Я отвернулся от двери и тут же раздалось несколько выстрелов. Оливия, вскрикнув, упала на пол, прикрывая голову руками. У дальнего края комнаты, загораживая собой вход в элеватор, стояли несколько охранниц и поливали меня шквальным огнём. Мои рефлексы не подвели и здесь — я тут же рухнул на спину, одновременно выдёргивая пистолет из-за пояса. Падая, я ощутил, что пара пуль врезались мне в плечо, хотя боли не почувствовал.       Прицелившись, я несколько раз выстрелил, метя по ногам. К своему удивлению, я ни разу не промахнулся. Каждая пуля нашла своё колено, попав точно в яблочко. Охранницы с криками попадали, выронив пистолеты и хватаясь руками за кровоточащие раны.       — Все к выходу… — прохрипела одна из них, держась за гарнитуру. — Апостол на свободе…       Не теряя времени, я подскочил к раненым и каждой отвесил хорошего пинка по лицу, отправив их в нокаут. Разобравшись с последним препятствием на пути к свободе, я бросился к Оливии.       — Ты в порядке? — спросил я, поднимая её на ноги.       — Да, — выдохнула док. — Всё… нормально…       Я бегло осмотрел её с головы до ног. На халате брызги крови, но это чужая. В остальном она была в полном порядке, если не считать эмоционального потрясения. Я сорвал с неё халат — снаружи будет слишком бросаться в глаза — и снова подтолкнул её к выходу.       — Давай выбираться отсюда.       Шлюз подъёмника находился за толстыми металлическими раздвижными воротами, которые открывались так же, как и любые другие в этом комплексе — магнитной ключ-картой. Но перед тем, как зайти внутрь, меня вдруг посетила тревожная мысль.       — Слушай, — обратился я к Оливии. — А этот подъёмник можно как-то остановить в процессе? Он управляется дистанционно? Или его можно быстро обесточить? Есть вероятность, что нас там запрут на полпути?       — Не знаю, — док с трудом сфокусировала на мне взгляд.       — Лив, соберись, будь добра.       — Я не знаю!       Позади раздался грохот. Похоже, охранницы пытались взорвать дверь подручными средствами. Долго она так не протянет. Вариантов у нас немного — либо встречать гостей и тогда непонятно, чем всё закончится, либо прыгать в лифт и надеяться на удачу. Я выбрал второе. Массивные ворота замкнулись за моей спиной и подъёмник, чуть дёрнувшись, неторопливо двинулся по тоннелю.       Я, на самом деле, охреневал с мер безопасности на этом объекте. Ни постов тебе, ни патрулей. У охраны только пистики да дубинки с шокером. Ни тебе бронежилетов, ни автоматов. На любые двери подходят одинаковые ключ-карты, никаких тебе уровней допуска или биометрии. А камеры? На каждом углу висит камера, но тревогу объявили только вскоре после того, как я схлестнулся с охраной.       Это всё при том, что они держат здесь кого-то вроде меня. Кого-то, кто может, как показывает недавний опыт, доставить массу проблем. А может, я и не один здесь такой. При этом охранницы умудряются развязывать мне руки и не пристёгивать к креслу, после чего ничто не мешает мне просто взять и выйти отсюда практически по-зелёной. Это какой-то просто запредельный уровень беспечности. Заключённый и меры его охраны явно непропорциональны. Но удобно, конечно, удобно.       Я вдруг вспомнил, что мне, вроде как, прострелили плечо. Придирчиво осмотрев его, я понял, почему не почувствовал боли — плечо было частью протеза. Пули лишь содрали кожу, которой он был покрыт, и оставили на нём глубокие царапины. В остальном порядок.       Я бросил взгляд на Оливию. Она стояла, прислонившись спиной к стенке и прикрыв глаза, её мелко трясло. Но вообще она держится молодцом, намного лучше, чем можно ожидать от хрупкой девушки, оказавшейся в её ситуации.       — Ты как? — спросил я. — Держишься?       Док медленно приоткрыла глаза и слегка нахмурилась, будто пытаясь собрать беснующиеся мысли в кучу.       — Нормально, — выдохнула она.       — Что там снаружи?       — Там… парковка. Дом охраны и парковка…       — На машине как её покинуть?       — Через ворота, — Оливия, кажется, не совсем поняла сути вопроса.       — Ворота там какие? Железные? Рабица?       — Да обычные…       — А охрана?       — Только КПП, — ответила Оливия после небольшой паузы.       — Понятно, — сказал я. — У тебя машина есть?       — Д… да.       — Когда ворота откроются – не высовывайся сразу, вдруг по нам стрелять начнут. Как только крикну, сразу беги к своей машине. Я пойду на КПП, познакомлюсь с охраной и открою ворота. Потом подъедешь и заберёшь меня.       Откуда у меня была уверенность, что Оливия не свалит, как только сядет в машину? У меня её не было. Откровенно говоря, я вообще слабо соображал, что происходит. У меня не было плана, лишь голая импровизация. Я надеялся на шоковое состояние Оливии и страх, которые не позволят ей слишком креативить. Есть люди, которые от страха начинают соображать быстрее, а есть такие, которые впадают в ступор. Доктор Робертс, кажется, была из вторых. Кажется.       Элеватор остановился. Подъём, на самом деле, занял не так много времени. И обошёлся без приключений, если только на выходе не стоит какой-нибудь танк, поджидая нашего появления. Как только ворота распахнулись, я выбежал наружу и спрятался за ближайшим цементным заграждением. По мне почти сразу начали стрелять, но всё оказалось гораздо прозаичнее, чем я ожидал. Танка никакого не было, а пули летели с каким-то большим разбросом.       Я осторожно выглянул из своего укрытия. Справа от меня располагалась довольно скромная по размерам, полупустая парковка. Прямо передо мной находился небольшой домик охраны и сетчатые откатные ворота, составлявшие въездную группу. Вся эта территория была огорожена простеньким металлическим забором с колючей проволокой. Всё максимально неприметно. Позади был какой-то спуск, видимо, к причалу.       Вообще, насколько я успел оглядеться, мы и правда находились на каком-то озере. А вокруг был густой зелёный лес.       Из окон домика охраны в меня от всей души настреливали две охранницы. У одной из них был ПП. Почему-то они пальбу не прекратили даже когда я спрятался в укрытии, продолжая вести огонь на подавление. У этих конкретных девчонок самообладание, похоже, ни к чёрту. А что они будут делать, когда патроны кончатся? Вопрос, ответ на который мы узнаем через две… одну…       ПП перестал трещать первым. У меня есть несколько секунд, пока она его не перезарядит, если у неё есть сменный магазин. Вторая охранница пока ещё постреливала, но либо она слишком нервничает, либо она довольно посредственный стрелок. Есть хорошая вероятность, что она промажет. Особенно по подвижной цели.       Да, у меня тоже был пистолет, и я мог бы им воспользоваться. Нет, я больше не хотел никого убивать.       — Оливия! — крикнул я. — Беги!       Я выскочил из своего укрытия, отвлекая внимание охранниц от Оливии на себя, и рванул налево — мне нужно было пробежать всего несколько метров, чтобы оказаться в мёртвой зоне у стрелков. Краем глаза я увидел, что моя спутница побежала куда-то на парковку.       Я обошёл домик с задней стороны, на ходу подобрал небольшой камень и приблизился к распахнутой открытой двери.       Охранницы внутри затаились, видимо, ожидая, пока я войду внутрь, чтобы тут же разрядить в меня всё, что у них там заряжено. Я зашвырнул камень внутрь и крикнул:       — Граната!       Внутри послышался топот, девушки рефлекторно забеспокоились. Разумеется, они быстро поймут, что это всего лишь булыжник, но секундного замешательства мне должно хватить.       Я ворвался внутрь и тут же нос к носу столкнулся с охранницей, у которой был ПП. Перехватив оружие, я направил его стволом в потолок, в который тут же разрядилась едва ли не вся обойма. За спиной девушки маячила вторая. Она держала меня на прицеле, но не решалась выстрелить, опасаясь задеть коллегу. Я стукнул охранницу по лицу её же ППшкой и с силой толкнул на подругу, вдогонку пнув её в живот. Девушки бутербродиком вмялись в стену. Я тут же налетел сверху и прописал короткую двоечку. Первым ударом срубил одну охранницу, вторым — другую. Обе девушки обмякли и осели на пол.       Развернувшись на каблуках, я поискал глазами какой-нибудь пульт управления, нажал кнопку, открывающую ворота, и выбежал на улицу. Оливия уже подъезжала ко мне на каком-то вишнёвом паркетнике. Я встал на дороге так, чтобы выехать наружу она могла только намотав меня на колёса. На всякий случай.       Что я буду делать, если она всё-таки решит так поступить? Я не знаю.       Но Оливия по-прежнему не выкидывала никаких сюрпризов и остановила машину прямо передо мной. Подскочив к ней, я запрыгнул на заднее сиденье и скомандовал:       — Поехали, поехали!       Оливия вдавила педаль газа в пол и вырулила на дорогу. На воротах я мельком увидел надпись «Чарлоттберг». Если это название бункера, то стоит запомнить, на всякий случай.       Откинувшись на спинку сиденья, я перевёл дыхание.       Наконец-то выбрался! Никаких больше ванн, никаких смирительных ремней. Никаких серых бетонных стен, давящих на голову.       Понятно, меня вряд ли просто так отпустят. Страйкер наверняка снарядит ловчих, и вооружены они будут получше, чем эти горемыки-охранницы. Но об этом волноваться буду позже. Сейчас важно свинтить отсюда как можно дальше и придумать, что теперь делать. Должен быть какой-то способ… уже не скажу «проснуться». Должен быть способ вернуться обратно, в прошлую, привычную жизнь.       — Я с вашей охраны охреневаю, — сказал я. — Как ты вообще уломала Страйкер снять с меня ремни? Как она могла пойти на это?       — Это я… — всхлипнула Оливия.       — Что – ты?       — Это я попросила, — сдавленно проговорила доктор. Казалось, она вот-вот разрыдается. — Я попросила Клэр это сделать. У Страйкер не спрашивала, бесполезно…       — О как, — отозвался я. — Но зачем?       — Я подумала… если на тебя не так сильно давить, ты расслабишься и… дело пойдёт лучше. Док… Доктор Уидон сказала, с тобой надо выстроить доверительные отношения. Если больной занимается с близким человеком, то реабилитация идёт эффективнее…       — Понятно.       Вот тебе раз. Оливия либо слишком наивна, раз позволила себе настолько пренебречь протоколами безопасности, либо…       А Страйкер, вызвав психолога, сама того не подозревая, открыла мою клетку.       Я снова откинулся на спинку сиденья и бросил взгляд наружу. За окном мелькали деревья, дорога была абсолютно пустая. Машина ехала спокойно и ровно. Адреналин постепенно улетучивался. Вместо него медленно, тягуче накатывало осознание. Я раз за разом прокручивал в голове только что произошедшее, и всё больше ужасался. Откуда во мне всё это? Откуда такая готовность творить… такое? И откуда эта агрессия? Я же даже не колебался, когда мне надо было выстрелить в человека. Я не колебался, когда…       Перед глазами услужливо всплыли истерзанные, выпотрошенные, разрезанные на части тела несчастных охранниц. Я почувствовал, что меня начинает мутить.       — Лив, — выдавил я. — Останови…       Едва я успел открыть дверь и выскочить из машины, как меня вывернуло. Рвало долго, хотя, казалось бы, особо нечем.       Когда я наконец перестал биться в судорогах, я вновь с некоторым удивлением обнаружил, что Оливия ещё здесь. Хотя, чтобы удрать, момента удобнее было просто не придумать. Неужели её настолько сковал страх?       Едва ли не на четвереньках я заполз обратно на заднее сиденье. Машина снова плавно покатила по дороге. Я чувствовал, что у меня слипаются глаза. Уснуть сейчас, конечно, было бы апогеем безрассудства… или пофигизма. Но я был слишком измождён и вымотан событиями прошедшего дня и сопутствовавшими этому переживаниями. Я был уверен, что всё самое плохое, что могло со мной быть — сдохнуть с тоски в этом бункере — осталось в прошлом. А остальное всё пусть горит синим пламенем. Что бы ни преподнесла мне жизнь в обозримом будущем, со всем справлюсь.       Плавно, почти незаметно, я провалился в блаженную тьму.