Скажи, кто Я такой?

Вечерная пора постепенно подступала к красному городу, накрывая его своими сумеречными крыльями, словно огромная орлица укрывающая своё гнездо. Окна высоких новостроек и светлые фасады отражали от себя золотистые лучи, от чего сами они переливались самым настоящим огнём, в то время как маленькие дома, магазины, небольшие постройки и переулки погружались в тёмную синеву. Вот такой вот контраст цветов. Несмотря на то, что алое солнце ещё не скрылось за крышами,плотно прилегающих друг к другу, высоток, уличные фонари стали постепенно загораться один за другим. Вроде вечер, а вот транспорта на улицах меньше не стало. Множество автомобилей всё ещё заполоняли собой дороги бывшей столицы, а трамваи, троллейбусы и автобусы были полностью забиты людьми. Не спеша шагая по мосту, Россия, сложив руки за спиной, старался полностью погрузиться в этот странный город; в эту чуждую культуру; хотел почувствовать их; хотел узнать лучше и лучше изучить. Поглядывая на пробегающих прохожих, которые, то и дело, оборачивались на него и задерживали долгий и столь изучающий взгляд, Росс хмуро хмыкал и отворачивался в сторону. И почему все на него так смотрят? Может из-за военной формы? Но так он не единственный, кто так ходит. Что ж, завтра он выйдет в более гражданском виде. Интересно, а граждане действительно приняли его? Резко остановишь и окинув строгим взглядом мимо проходящего мужчину, республика слабо кивает ему и в ответ тоже получает утвердительный кивок головой. Вновь повторяет сие действие, но уже с другим прохожим и вновь получает ответ в виде кивка. А кто-то даже руку вверх поднимал. Широко улыбнувшись, Россия гордо сворачивает в переулок где сталкивается с двумя полицейскими. Кажется, что они являются сдешними, ведь их форма значительно отличалась от той, которую носила немецкая полиция. Плотный и очень закрытый китель тёмно-синего, который защитит от суровых погодных условий, такого же синего света брюки с красными вставками по бокам и высокие сапоги до колен. Погоны с полосками; на воротнике виднелась нашивка в виде дубовых листьев; на рукаве была красная повязка с орлом, который находился в окружении лаврового венца, вместо привычной свастики. Заметив парня, они сначала насторожились и уставились на него, однако признав в них очень высокого господина, двое мужчин тут же выпрямились и отдали честь. Ответив им лёгкой улыбкой и доброжелательным кивком, Росс вновь разворачивается и уходит прочь. Не сюда ему нужно. Он очень хочет выбраться на саму набережную и спуститься к бурной реке. Заметив движение рядом с собой, юноша резко оборачивается и замечает рядом с собой мотылька, который бесцеремонно приземлился на его волосы и схватился за них своими цепкими лапками. Аккуратно пересадив насекомое на свой указательный палец, русский с интересом подносит его к своему лицу, чтобы рассмотреть более внимательно. Белые крылья мотылька были сложены и полностью накрывали собой его спину и брюшко словно самый настоящий плащ. Его чёрные глазки были направлены прямо на русского, а его пушистые усики изредка вздрагивали от тёплого ветерка. Посадив мотылька к себе на воротник, республика вновь продолжает свой путь, чувствуя, как его новый друг слегка щекотал своими маленькими, но такими цепкими лапками кожу на его шее. Свежее дуновение ветра приятно обдувало лицо и белоснежные волосы, а запах воды заставлял прикрыть глаза от удовольствия и полностью насладиться им. Лёгкая прохлада обволакивала его тело, еле заметное журчание воды доносилось до ушей, говоря о том, что река уже совсем близко. Выйдя на нужную тропинку, которая любезно довела его до столь желанного места, Россия на миг останавливается и бросает свой взгляд вниз. Каменная обделка выглядела довольно скользкой и небезопасной, чтобы можно было по ней спокойно спуститься, поэтому, найдя другой путь, находившийся под мостом, юноша быстро направился в ту сторону. Аккуратно спустившись вниз и осмотревшись по сторонам, республика наконец-то подходит к быстрой реке и, опустившись на колени прямо на холодную землю, устремляет свой взгляд на прозрачную воду. Было уже темно, поэтому он не мог полностью разглядеть своего отражения, но отчётливо видел слабые очертания. Опустив пальцы в прохладную реку и чуть проведя по ней, разрезая водную поверхность, он слабо улыбается и уже полностью наклоняется вниз. Холоднаяя жидкость едва коснулась его носа, но этого было вполне достаточно для того, чтобы русский рефлекторно сморщился от неприятного ощущения. Мотылёк на его воротнике зашевелил крыльями, издавая лёгкую вибрацию, поэтому ему пришлось вновь принять сидячее положение и насекомое вновь успокоилось. Услышав цокот над своей головой, он резко поднимает голову вверх, однако видит лишь железную конструкцию моста, которая уже давно покрылась ржавчиной и мягким зелёным мхом от влаги. Может прохожие, — подумал он и вновь устремил свой взгляд вперёд на шумную реку. Шарк, шарк, шарк. Кто-то шаркал подошвой об асфальт и явно ходил кругами, словно что-то высматривая или ища. Цокот. И вот что-то маленькое и тяжёлое стремительно устремляется вниз и падает в воду, заставив Россию вздрогнуть от неожиданности. Он вновь прислушивается. Шаги затихли. Этот кто-то стоял над ним. Одна, две, три, и вновь послышались шаги, которые стремительно направились в левую сторону. — Апчхи,— в носу зачесалось от влаги и скопившейся пыли, от чего республика громко чихает и очень слышно шмыгает носом. Шаги вновь прекратились. Россия не боялся и не волновался, понимая, что явно не его ищат, а если и обнаружат его, то ничего сделать не смогут, не посмеют. Послышались громкие удары мелькой гальки об бетонную поверхность ската. — Россия? Услышав отцовский голос, республика резко оборачивается и видит приближающуюся тёмную фигуру. — Как ты узнал, что я здесь? — интересуется юноша. — Спросил у постовых, которые и подсказали маршрут твоего передвижения, — отвечает Третий, подходя к сыну, — Что ты тут делаешь? — Просто... Решил посмотреть на реку вблизи. — Но ведь есть множество других хороших мест, а не это, — непонимающе спрашивает Рейх у своего малыша, который явно был чем-то опечален. — Не хотел, чтобы за моими действиями пристально следили другие. — Ты чем-то опечален? Россия? — присев рядом с юной республикой, Рейх слегка приобнимает его и прижимает к себе, — Можешь поделиться со мной. — Всё хорошо, — русский отводит взгляд в строну и делает глубокий вдох, — Просто... Чувствую себя чужим здесь. — Если хочешь, то можем вернуться домой. — Нет, всё хорошо. Просто лёгкая тоска по дому, по тебе. — Но я ведь рядом, — подмечает Третий и лишь сильнее прижимает тельце русского к себе. Холодный, а ещё на влажной земле сидит, — Так, — уже более строгим тоном говорит немец, — Ты почему на холодной земле расселся? Иди сюда, — усевшись поудобнее на своём плаще, Рейх аккуратно притягивает сына к себе и усаживает к себе на колени, — Так то лучше. Они вновь устремляют взгляды друг на друга, смотря прямо в глаза. Тёмно-синее море и яркое чистое небо голубого цвета слились друг с другом, объединяя две противоположности. Сердце русского с трепетом замирает, стоит тому ощутить на своём лице тёплое дыхание отца с еле заметным запахом мяты. Хочется приблизиться ещё ближе и наконец-то поцеловать его, но понимает, что данное место не самое подходящее. Замечает, что взгляд отца опускается ниже, а на его губах появляется широкая улыбка. — Надо же, — рука немца неспеша тянется к его шее. Только сейчас Россия вспоминает о мотылке, который продолжал сидеть на нём, — Какой пассажир решил попутешествовать вместе с тобой, — секунда, и вот Рейх поднимает вверх свою руку с вытянутым указательным пальцем, на конце которого сидел белый мотылёк. Насекомое слабо взмахнуло крыльями, но продолжило спокойно сидеть даже не смотря на то, что так бесцеремонно потревожили. — Да, — отвечает русский, смущённо улыбнувшись, — Первоначально он сел мне на волосы, но мне показалось, что на воротнике будет более удобно. — Такой трепетный, чистый, лёгкий и нежный, — он поднимает палец выше и мотылёк наконец-то делает несколько взмахов крыльями и слетает с пальца, взмывая ввысь, — Такой же, как и моя любовь к тебе, Россия. Опустив свой опьянённый, от любви, взор на розовые губки своего мальчика, Рейх слегка наклоняется к нему, дожидаясь невербального разрешения, а после нежно, но одновременно страстно и по собственнический целует, сминаяя его сладкие уста своими. Чтобы не смущать малыша и не привлечь ненужных взглядов сверху, Третий поднимает одну руку вверх, сжимая в пальцах край своего плаща, и тем самым полностью укрыв их темнотой. Сладкое томление внизу живота будоражило сознание России, от чего он, полностью забыв о своём стеснении, протягивает свои руки к шее отца и обвивает её, тем самым полностью прижавшись к нему. Хотелось большего. Русский проводит кончиком своего языка по губам немца и тот, особо не сопротивлялся, приоткрывает свой рот, позволяя своему любимому проникнуть глубже. Россия целовался уже более умело и это не могло не радовать нациста, который сейчас просто балдел от всего происходящего и полностью наслаждался этим моментом, наслаждался тем, как язычок республики тщательно поглаживал его язык и сплетался с ним. Шум реки приглушал их сдавленные стоны и это было очень кстати. — Не хочешь прогуляться со мной? Рейх понимал, что подобные ласки пробудят в нём желание, уже начали пробуждать, поэтому им необходимо отвлечься и хоть как-то успокоиться. — А где? — лицо русского было красным, а глаза выдавали безудержную страсть. Ему хотелось продолжить этот момент, хотелось ещё посидеть в таком положении. — Просто... По городу... ... Ночной город был полной противоположностью тому, который Россия видел днём. Появилась своя атмосфера, своя красота. Помимо уличных фонарей, дополнительный свет воспроизводили и фонарики поменьше, что были сцеплены друг с другом и украшали собой всю улицу, нависая над каменной дорожкой словно самаяя настоящая паутина из гирлянд. Краски города были приглушёнными, но от этого не менее яркими. Окна многоэтажок горели светом, от чего в них, время от времени, можно было заметить движущиеся фигуры людей, которые готовились ко сну. Вода из фонтана не брызгала, но от этого он не стал менее интересным. Подойдя к круглой каменной чаше, наполненной водой, Россия внимательно пригляделся к ней. Удивительно, но ему не показалось. На фонтане действительно были изображены различные узоры. Засмотревшись, он даже не заметил того, как отец куда-то пропал. Переведя взгляд с водной глади на красный Кремль, а после и на саму улицу, на которой он и находился, Россия на миг прищуривает глаза, а после резко закрывает и издаёт болезненное шипение. Безумная боль прошлась по его голове, заставив того согнуться и накрыть свою макушку руками. Сердце бешено забилось. Вновь подняв голову и посмотрев на дома, он замечает, что картинка перед его глазами резко меняется, оставляя лишь мимолётные обрывки. Тёмная улица становится солнечной и яркой, а в ночном небе, которое сейчас было голубым и столь чистым, летело множество красных шаров. Флаги. Множество красных флагов вокруг него, но они очень отличаются от его флага или флага отца. Картинка вновь исчезает и вот московская улочка приобретает свой привычный вид. Что это было? Ощутив прикосновение на своём плече, Россия вздрагивает и резко оборачивается, однако быстро успокаивается, стоит увидеть отца. — С тобой всё в порядке? — взволнованно спрашивает немец, заметив испуганное состояние своего сына. — Да, всё хорошо. Просто... Просто тебя потерял вот и заволновался, — Россия решает умолчать о своём видении, решив, что это просто галлюцинация, вызванная стрессом. Не хотелось волновать родителя ещё больше, — Куда ты подевался? — Ходил за вкусненьким, — сказав это, немец аккуратно протягивает вперёд руку, которую всё это время прятал за спиной. В пальцах он сжимал два вафельных стаканчика с белоснежным мороженым, которое даже пахло очень сладко и вкусно, — Ешь, мой сладенький. Взяв лакомство, Россия тут же прикасается к холодной поверхности губами и прикрывает глаза от удовольствия. Ощущался стойкий вкус сливок и молока. Такой приятно-молочный, такой нежный и сладкий вкус. — Вкусно так. Спасибо, пап, — поблагодарив отца, юная республика легонько касается лбом его груди и нежно улыбается, — Куда ещё пойдём? — А куда хочешь? — Хочу прогуляться по окрестностям и посмотреть тут всё. — Хорошо, но только не долго. Не забывай о том, что у нас с тобой так много дел. Утвердительно кивнув, Россия поворачивается в противоположную сторону и делает шаг вслед за отцом, но на миг замирает и оборачивается в сторону Кремля, одарив его пристальным и подозрительным взглядом... ... Накинув платок на свою голову и полностью спрятав своё тело под бесформенной одеждой, Москва, спрятавшись за стеной здания, делает глубокий вдох и прислушивается к окружающей обстановке. Не услышав патрульных, она резко выбегает из своего укрытия и устремляется в сторону тёмного переулка. Сердце бешено сжималось от волнения. Забежав в переулок, девушка, осмотревшись по сторонам и убедившись в том, что за ней нет хвоста, подходит к деревянной двери и стучит по ней кодовым стуком. Через секунд десять дверь открылась, пропустива её в полуосвещённое помещение. — Оплата, — произносит мужчина, на что бывшая столица протягивает ему стеклянную бутылку с коричневой жидкостью в ней, — У тебя три минуты, — уже более довольно продолжает хозяин помещения. — « Сволочь», — мысленно думает про себя девушка, но ему не говорит. Даже не спросил её о том, кто она такая. Что ж, ей же лучше. С большим трудом ей удалось разузнать об этом месте, с большим трудом удалось раздобыть номер, который она так долго искала. Не снимая с головы платка, Москва проходит в комнату поменьше и сдадиться на стул, стоявший возле маленького столика, на котором был лишь один телефон. Он то ей и нужен. Единственный телефон, который не прослушивают. Накрутив с помощью диска нужный номер и прислонив трубку к уху, она начала ожидать ответа с того конца провода. Она так давно не видела его, так давно не слышала. Как только их изолировали друг от друга, так она сразу же потеряла связь со всеми другими городами. — Да? Я слушаю. Раздался тихий и чуть уставший голос, но Москва сразу узнала его. На душе сразу стало так тепло, а вот сердце сжалось от безумного волнения, от безумной радости. — Кто это? Повторяет голос, не дождавшись ответа. — Ленинград... Ленинград, это я, — Москва тихо всхлипывает, а по щекам уже вовсю скатывались дорожки горячих слёз... ... Санкт-Петербург был очень удивлён услышать свою бывшую столицу и давнюю знакомую. Удивлён и безумно рад. Он тоже сразу узнал её. Понял, что это она. — Москва? Как ты, Москва? — спрашивает он. Натянув на себя халат и обвязав его поясом город, взяв в руки телефонный аппарат, садится на постель и, поджав ноги к своему тело, вновь прислоняет длинную трубку с врему уху. — Как ты узнала мой номер? Нас же всех изолировали друг от друга. — Не сейчас, Ленинград. У меня очень большие проблемы. Ты единственный, кому я могу довериться. — Да, Москва, я внимательно слушаю тебя. — Сегодня приехал Третий Рейх и привёз с собой своего наследника. — Вот как? — тихо протягивает Санкт-Петербург, окинув взглядом приоткрытую дверь своей комнаты. За ней никого не было, поэтому он вновь возвращается к телефонному разговору, — Говори быстрее, ведь за мной тоже слежка ведётся. — Да, конечно, — девушка на том конце провода тяжело вздохнула и чуть прокашлялась. Было слышно, что та нервничает, — Ты ведь можешь связаться с кем-то из Сибирских городов. — Сибирских? — переспрашивает Питербург, — Почему именно они? — Потому что СССР скрывается в Иркутской области. — Вот как? — город нервно накручивает пружинистый провод вокруг своего пальца, а после вновь распутывает, наблюдая за тем, как посиневший палец вновь становился сначала красным, а после и привычного телесного цвета, — Я даже не знал об этом. Ты уверена? Откуда ты знаешь? — Успела связаться с ним в последний момент. Ленинград, прошу тебя... Если Рейх начнёт копать глубже, то обязательно доберётся до Союза, а он ещё не успел окрепнуть. Поговори с Сибирским городами. Пусть они укроют их ещё глубже. — Конечно, дорогая, я обязательно помогу. Судьба СССР и всего советского народа зависит теперь только от нас. Спасибо, что веришь мне. Спасибо, что предупредила. Береги себя. Положив телефонную трубку на место, Санкт-Петербург, положив руки себе под голову, полностью ложится на кровать и устремляет свой взгляд на потолок. Вот он слышит шаги, вот слышит, как дверь со скрипом открывается. — Соскучился по мне? Опустив голову вниз, Петербург видит стоявшего в дверном проёме Берлина, на котором из одежды было лишь одно широкое полотенце, обвязанное вокруг его бёдер. По накаченной груди и шее скатывались капельки воды. После душа. Увидев бывшую столицу в столь соблазнительном виде, Берлин решает, что тот всё таки ожидал его, поэтому начинает медленно подступать к нему, чтобы захватить в свой горячий плен. Снова. — Почему ты не сказал, что Третий Рейх прибыл с наследником? Он теперь тут останется? Немецкая столица очень удивился такой информации. — Ну да, с сыном, — подтверждает он, — Уже в новостях рассказали? Быстрые. — Нет. Такой ответ ещё больше вводит немца в ступор. — Москва позвонила и сказала. Почему я узнаю об этом с её уст, а не с твоих? — Я хотел сказать тебе, но... Москва? Как? — Не знаю. Да и не важно это, — приняв сидячее положение, Санкт-Петербург берёт с блюдца виноград и просовывает крупные ягоды себе в рот. Одну за другой, — А ещё она сказала о том, что СССР находится в Иркутской области. — Ч-что? — В Иркутской области, — повторяет город и съедает очередную ягоду, — Там снег, тайга, отсутствие цивилизации. Отличное место для того, чтобы укрыться. Не слишком холодное, но и немцы не сунутся ещё долгие годы. И как я сам не догадался. — Что ж, Рейх будет очень рад этой новости. — А как вы искать их собрались? — со скептицизмом спрашивает бывшая столица, приподняв одну бровь вверх, — Там люди не так лояльно могут к вам относиться. Да и сам Иркутск — тёмная лошадка. Ссылали в него неугодных людей, а он пригревал их и выхаживал... Собственно... Как и сейчас. В прочем, — Санкт-Петербург на несколько секунд замолкает и отводит свой хмурной взгляд в сторону, — Есть у меня там сестра названная, что росла вместе со мной под крылом Российской Империи. Думаю, что я смогу её убедить, а уж она то сможет найти рычаги давления. — Какой ты у меня суровый, — ухмыльнувшись, немец проводит языком по своим пересохшим губам, наклоняясь ниже к его лицу, — Не хочешь выйти из тени и стать официальным лицом русско-немецкого слияния? Сколько своих людей убедил в том, что всё это делается во благо? Почти всех... А так... — Нет, — Питербург игриво прикрывает губы немца своими пальцами и тем самым слегка отстроняет его от себя, — Я предпочту быть тенью. Уверен, что это ещё сможет нам сыграть на руку. — Тогда, — Берлин резко срывается со своего места и уходит в дальний угол комнаты. Вот он копашится в своих вещах и тщательно что-то выискивает в карманах, — Позволь мне наградить тебя за твою помощь Великому Рейху. Вы официально награждаетесь, гер Санкт-Петербург, — мужчина, неловко улыбаясь, протягивает вперёд свою руку, на открытой ладони которой лежал наградной железный крест. Посмотрев сначала на крест чёрного цвета, края которого были покрыты самым настоящим серебром, а после и на саму немецкую столицу, Санкт-Петербург всё же принимает подарок, приподняв уголки своих губ в нежной улыбке. — Но почему «Гер»? Я думал, что мы почти мужья, — он обиженно дуется и отворачивается, но горд понимает, что это всего лишь шутка и что его любимый обижается на него не по-настоящему. — Конечно же, мой дорогой, — присев на край кровати Берлин мягко улыбается, положив свою ладонь на горячую щеку своего любимого, — Мы обязательно станем супругами. — А ты точно уверен в том, что Рейх позволит? — Не думаю, что будет особо против. Поворчит, но позволит мне соединиться с тобой. А пока... Берлин наклоняется к его лицу, медленно, словно дрязня себя и своего партнёра. Ощущает жар на своих губах, чувствует сбивчивое дыхание своего возлюбленного, но так хочется поиграть и растянуть этот сладострастный момент. Губки русского мягкие и сладкие, от чего немецкой столице хочется распробовать их вновь и вновь и от этого опьянеть ещё больше. И кто теперь из них двоих в плену?

***

Внутри всё сжималось от сегодняшней прогулки, а сердчечко было готово выпрыгнуть из груди. Губы России сами собой растягивались в широкой и чуть глуповатой улыбке, но ему было всё равно на это. Сегодняшняя вечерняя прогулка с отцом была для него особенной, пусть она и не отличалась от всех остальных прогулок. Сегодня они ходили как самая настоящая пара, а не как отец и сын. От этого становилось ещё трепетнее. Россия первым влетает в номер, продолжая воодушевлённо летать в своих мыслях. Было темно, поэтому он сразу подходит к прикроватной тумбочке и включает настольную лампу, тем самым опередив Рейха, который только-только потянул руку к выключателю на стене. Не любил он большой свет, отдавая предпочтение маленькому и менее яркому. — Сейчас нужно умываться и спать ложиться, — говорит немец, проходя в глубь комнаты. В отличии от России он был более напряжённым и задумчивым. Только сейчас он обращает внимание на то, что кровати в номере были односпальными и находились друг от друга на расстоянии двух метров. — Будешь спать один? — спрашивает он у своего мальчика, краем глаза заметив то, что тот послушно раскладывает свои вещи на одной из кроватей. Если честно, то сам и Рейх не горел желанием спать один. Уж больно он привык за все эти годы к тому, что маленький Россия часто приходил к нему по ночам и ложился под боком, когда приснится очередной плохой сон, а после и к тому, как они уже официально стали спать вместе после озвучивания своих чувств. А теперь его любимый будет рядом, но при этом так далеко. Не прижаться к нему, не обнять, не вдохнуть запах волос. — А как мы.... — Подожди. Положив руки к себе на талию и гордо выпрямившись в спине, Рейх обводит взглядом сначала две кровати, а после и пол, покрытый тёмно-серым ковром. Засучив рукава рубашки и протерев свои ладони друг о друга, немец подходит к одной из кроватей и, просунув свои руки вниз и ухватившись за деревянный край, резко перемещает весь свой вес назад и сдвигает её с места. Если бы не ковёр, то точно бы были слишни скрипы ножек об пол. Тоже самое он проделывает и со второй. Аккуратно, стараясь не задевать прикроватные тумбочки, он наконец-то сдвигает кровати вместе, оставив лишь небольшое пространство меж них. — Что ж, главное потом вернуть всё на свои места. Он устало падает на мягкий матрас и раскидывает руки широко в сторону. Его глаза устремлены на белый потолок, а грудная клетка медленно, но очень высоко вздымается вверх с каждым последующим вздохом. Заметив подавленное состояние своего отца, Россия, чуть нахмурив брови, подходит к кровати и ложится рядом с ним, прижимаясь ближе к телу. — Ты чего? — обеспокоенно спрашивает он, устремляя свои большие глаза на его задумчивое лицо. — Ничего, — выдыхает тот и прикрывает глаза, — Просто так сильно люблю тебя, что лишний раз боюсь прикоснуться к тебе. — А ты не бойся, — Росс решает разрядить обстановку, поэтому, широко улыбнувшись, он легонько целует отца в губы, но тот лишь отворачивается в сторону. — Россия...Если бы только знал, как сильно я тебя хочу. Если бы только знал, что хочу вытворить с тобой прямо сейчас. От этих слов щёки России вмиг вспыхивают, приобретая багровый оттенок, а сердце пропускает несколько быстрых ударов, которые со всей скоростью прогоняют кровь по венам и артериям, направляя её прямо вниз. Внизу что-то кольнуло, но не болезненно, а даже наоборот. Он смущённо отворачивается, прикрыв рот указательным пальцем, но мысли вновь и вновь возвращались к смыслу сказанных слов. — А я и не против, — шепчет он. В памяти тут же всплыли жаркие моменты из их предыдущих ночей. Вспомнил отцовские губы на своём теле, вспомнил его нежные прикосновения, его поглаживания, вспомнил, как горячий член скользил по его крестцу и спинке. Рейх тёрся об него, ласкал, дарил приятные ощущения, но при этом всегда сдерживался и не заходил слишком далеко, не ломал грань, а республике очень хотелось попробовать нечто большее и более запретное. Третий лишь довольно хмыкает и вновь устремляет взгляд куда-то вдаль. Казалось, что на этом их разговор и закончился, однако немец всё-таки поднимается с места и, схватив русского, полностью переворачивает его на кровать и вклинивается меж его ног. — Уверен в этом? — уже более пошлым и опьяняющим шёпотом спрашивает он. Опустив глаза чуть ниже, немец довольно улыбается и хватает рубашку за край, задрав её тем самым вверх, — Если я решу полностью ощутить тебя, то окажусь, примерно, — он аккуратно приводит пальцами по животику русского, тщательно выщитывая расстояние, — Вот здесь, — сказав это, он останавливает своей палец на уровне чуть ниже пупка и слегка надавливает, — Готов ли ты к этому? Хочешь ли полностью разорвать эту грань между нашими телами, между нашими отношениями? — Да, я хочу. .... Ещё двадцать лет назад на месте отеля «Verum» находился гостевой дом для иностранных дипломатов и стран. Здесь же постоянно останавливался и сам Третий Рейх во время посещения Москвы. Он часто выбирал комнату с видом именно на красную площадь и краснокаменный Кремль. Советские граждане казались ему довольно странными, а их неестественная улыбка, их неестественные приоритеты, их нееесиевсивенные цели в жизни и вовсе раздражали немца. Он надеялся на то, что хотя бы в комнате дома ничего так действовать на его нервы не будет, но... Каждый раз его встречала советская символика, которую немец тут же старался всячески скрыть от своих глаз. Здесь же не редко происходили и неофициальные встречи с Советским Союзом, который наивно смотрел на светлое будущее и всячески подталкивал своего, вечно хмурого, друга. На это Третий лишь презрительно хмыкал, но тут же скрывал это. — Многие считают, что самые великие идеи решались в Ялте, кто думает, что в Кремле, а я вот считаю, что самый памятный момент между нами произойдёт именно здесь — в этом доме, — проговорил СССР, удобно располагаясь в кресле. Рейх же решил ничего не отвечать, отдав предпочтение ещё не остывшему чаю... Но... Как же Союз оказался прав. Именно на этом месте произойдёт один самых памятных и столь желанных моментов между Рейхом и его сыном. Вот такая вот ирония... ... Россия покорно изгибался под руками немца, млея от его нежных прикосновений и мягких поцелуев. Сейчас Рейх действовал более уверенно и напористо, получив зелёный свет от своего мальчика, который позволил полностью овладеть собой. Третий нежо проводит пальцами по груди юноши, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, пока на останавливается рядом с возбуждённым членом. Поцелуй в губы. Он аккуратно обхватывает член русского пальцами чуть ниже влажной головки и начинает медленно водить ими вверх и вниз, наслаждаясь его тихими стонами. Крепко прижав тельце к своей груди свободной рукой, Рейх приступает уже к более тщательному изучению открытых участков кожи своими губами, языком и зубками. Он аккуратно прикусывает розовый сосок, а после отпускает и тут же целует, покрывая своей слюной. Новый укус, но этот раз ниже груди, и новый поцелуй вслед за ним. Взяв заранее подготовленную смазку в алюминиевом тюбике, немец аккуратно переворачивает своего мальчика на живот и нависает над ним. Несколько успокаивающих поцелуев в шею и в спинку. Открутив колпачок и выдавив обильное количество прозрачной жидкости себе на пальцы, мужчина ещё некоторое время ждёт, чтобы она нагрелась от его кожи, а после преподносит к столь желанной попке. Россия без лишних слов знал, что от него может потребоваться, поэтому сразу же приподнимается на коленях, опустив нижнюю часть тела на подушку. Размазав смазку возле розового колечка, Рейх слегка надавливает сначала одним пальцем, а после подключает и второй, медленно просовывая их в тугое тутро. Он чувствует, как мышцы с силой сжимают его, но ничего не говорит, дав России время привыкнуть к новому ощущению. Убедившись, что тельце под ним вновь расслабилась, мужчина начинает погружать свои пальцы ещё глубже, надавливая ими на горячие стенки. Дойдя до предела, он начинает постепенно их вытаскивать, но не до конца, постепенно вновь погоужаяя их. Немец внимательно следил и за стоянием своего сына, за его реакцией, за тем, как тот чуть хмурит брови, а после веовь расслабляется. Всё это так завораживающе. Ещё никогда он так не забоится об ком-то во время секса. Обычно сразу брал и даже не давал времени привыкнуть к своему большому размеру. Вот к двум пальцам присоединяется и третий. Рейх тщательно готовил тугое кольцо к размерам побольше, массировал мышцы и всячески растягивал, раздвигая свои пальцы. Если он хорошо сейчас не позаботится, то может с лёгкостью навредить своему мальчику. Решив, что уделил подготовке достаточно времени, Третий вновь выдавливает смазку на свою ладонь, но на сей раз смазывает уже себя, полностью растирая водянистую субстанцию по своему пульсирующему органу, который уже был готов излиться от любого поглаживания. — Посмотри на меня, — шепчет он, присматриваясь сзади. Россия послушно оборачивается и видит полностью мокрого и поскрасневшего от страсти и похоти отца, которому, кажется, не хватало только его взгляда чтобы полностью сорвать с себя оковы. Надивив головкой на сжатое колечко, Рейх с лёгкостью проникает в приятный жар, но делает это терпеливо и очень бережно, стараясь сразу же полностью не войти. Он слышит болезненное шипение и резко переводит взгляд на закрытые глаза сына, из которых вот вот потекут слёзы. Третий захотел уже вытащить свой член и не мучать своего любимого, но тот вовремя останавливает, сказав, что сейчас привыкнет. Двадцать сантиметров действительно очень ощутимо отличаются от трёх пальцев. — Давай, — шепчет Россия, позволяя отцу сделать ещё шаг, — Глубже... Полностью. Услышав его, Рейх медленно, но уже полностью входит вовнутрь до предела и, не сдержавшись, издаёт очень громкий стон и запрокидывает голову назад от удовольствия. На миг даже могло показаться, что из его глаз посыпались искры. Первый толчок бёдрами. Ещё один. Горячая и нежная ткань нутра полностью обхватывала его орган, погружаяя в пошлый жар. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться и не начать в бешеном ритме вдалбливаться в это сладкое отверстие. — Как тебе заниматься сексом со своим папочкой? — спрашивает он, наклонившись к уху России. Их разгорячённые тела сейчас полностью слились друг с другом, позволяя им наслаждаться и неимоверно остро ощущать друг друга. — Мне нравится, — отвечает республика, поцеловав того в губы. — Нравится? — немец огрожающе рычит и слегка прикусывает мягкую мочку уха, — Теперь ты всегда будешь спать со мной... Лишь только со мной, — он вновь делает толчок, полностью проникая и ненадолго останавливается, — Мой... Теперь полностью мой. — Да... — Я люблю тебя. Люблю. Безумно люблю тебя. Рейх исследует рукой его бок, грудь, живот, вызывая у того табун холодных мурашек, что так контрастно сочетались с разгорячённым состоянием. Член отца так глубоко и сладко входил, от чего член русского непроизвольно вздрагивал, а из его головки крупными каплями сочилась смазка. С каждым последующим толчком республика начал рефлекторно стонать, чем ещё больше раззадорил немца заставив его действовать более активно. Но... Стоны удовольствия стали постепенно перерастать в еле заметные хрипы, которые с каждой секундой становились всё более заметными. Услышав это, Рейх резко вышел из своего сына, от чего всё семя пролилось прямо на его крестец и ягодицы. Россия умиротворённо упал на мягкие простыни, продолжая при этом тяжело дышать, но уже без хрипов. — Прости меня, — тихо шепчет он, заметив обеспокоенное лицо немца. — Это ты меня прости... Я не должен был... — Всё хорошо, правда, — Росс чуть приподнимается на локтях и поворачивается к своему отцу, — Это было просто незабываемо и... Мне бы... Мне бы хотелось, чтобы ты ещё раз вставил в меня свой член.