Lux Aeterna

Виктор       Как и предполагалось, маленький акт благотворительности Виктора поставил весь Пилтовер на уши. Они по-прежнему общались с Джейсом, доделывая исследования и неумело теряясь в последних попытках вырвать остатки любви в постели. Новость повергла его в шок.       — Ты хоть понимаешь, что именно сделал?       — Помог людям, которые нуждаются в этом?       — Они преступники.       — Они люди, которых угнетает церковь.       — Ты думаешь, что наркотики и проституция процветают от угнетения?       — Именно так я и считаю, Джейс.       — Они просто дикари.       — Мои родители тоже дикари, Джейс? — Виктор вспыхивает от злости, — Я дикарь?       — Виктор, не делай вид, что ты не понимаешь, что я пытаюсь сказать…       — Слишком хорошо понимаю. — Виктор смотрит на доску с расчётами, — В этом проблема Джейс. Церковь только поддерживает веру в предопределенность. Короли помазаны Богом властвовать, знать помазана Богом наживать богатства, а отребье живёт подобным образом, потому что отрицает Бога. — Виктор хмурится, — Как удобно? Не так ли? Бог вторит тем, кто живёт хорошо, но Бог не имеет отношения к тому, что люди живут плохо. Это такой же разговор о власти, как и все разговоры.       — Ты спускался в Нижний город? — Джейс настаивает, — Ты видел, что там творится? Бойцовые ямы? Уродства? Убийства.       — У меня есть подарок для тебя, Джейс. — Виктор переводит тему, его голос холоден.       — Виктор… — Джейс выдыхает тяжело, намекая на то, что он совсем не хочет усугублять их и без того хрупкое перемирье очередной игрой.       — Я хочу показать тебе, как выглядит мир, в котором действительно царит справедливость.

***

      Виктор стоит прямо рядом с Джейсом. Ему глубоко плевать, кто о них что подумает. Осталось лишь несколько дней до его отъезда, и он так зол и несчастен, как никогда не был в своей жизни. При всём желании он не собирается играть в игры, где ему нужно сберечь свою репутацию. В дворике Пилтоверской тюрьмы собралось достаточно много народу. На месте, где раньше стояло черное блюдо для священного пламени, теперь собрана виселица.       Мужчина и женщина, исхудавшие почти до костей, с просевшими лицами и пустыми глазами стоят на деревянном помосте, пока палач затягивает на их шеях веревки. Джейс не сразу узнаёт своих мучителей, но когда осознание догоняет его, то он тут же с ужасом оборачивается в сторону Виктора.       — Останови их, — шепчет Джейс.       — Ты полагаешь Бог хотел бы, чтобы в мире было меньше справедливости? — спрашивает Виктор тихо, но не скрывая насмешки.       — Они не убили меня. — шепчет Джейс сквозь зубы.       — Ты говоришь, что в Нижнем городе живут дикари? — Виктор улыбается легко и кивает в сторону бывших стражей, — Эти двое за почти пятнадцать лет своей жизни пытали до смерти женщин, детей, беременных, невиновных мужчин.       — Это доказано? — шепчет Джейс.       — Полагаешь, я бы решился исполнять свою работу плохо? — непонятно шутит ли Виктор, или серьезно. — Смотри внимательно, Джейс. — Виктор направляет его лицо своей ладонью в сторону эшафота, — Это то, о чем я так долго мечтал, как только увидел, что они сделали с тобой.       Рычаг срывается. И два тела повисают на сломанных шеях, почти мгновенно умирая. Нотариус прокурора записывает время смерти. Священник крестит тела, пока палач уже начинает вынимать трупы из петель. Джейс выглядит пораженным и он не знает чем именно казнью, или словами Виктора.

***

      Джейс лежит на кровати перед ним, полностью раздетый. Несколько пуговиц на церемониальном платье Виктора расстёгнуты до пояса. Он прикладывает смоченные в масле пальцы ко входу Джейса. На какую-то секунду он выглядит обеспокоенным, но потом позволяет Виктору продолжать. Виктор не особо аккуратен с Джейсом, заставляя его умирать уже от того, как он входит в него пальцами. Он хочет видеть, как Джейс принимает всё, что Викор готов ему дать, и у него получается. Сладкое чувство власти растекается по телу волной нетерпимого возбуждения. Джейс закатывает глаза и стонет, умоляя взять его.       Входить в него, словно окунаться в лаву. Держать его в своих руках, словно чувствовать себя на вершине мира. Виктор переворачивает его на живот, и держит тремя пальцами за нижнюю челюсть, вбиваясь почти бездумно и абсолютно не считаясь с тем, что это первый раз для Джейса. Он кончает внутрь бурно, вырывая из себя последние капли рассудка.       В спальне необычайно тихо.       — Сало говорил правду? Ты собираешься, просто, уйти? — Джейс явно расстроен, его пальцы блуждают среди локонов — Если это одна из твоих идей, где ты стараешься защитить меня от сожалений. Я не собираюсь подыгрывать. Я знаю, что меня ждёт. Я готов, Виктор. Я буду бороться, я буду биться за тебя, сколько смогу. Но я знаю, что твоя болезнь сильнее. Я готов быть с тобой до самого конца. Ты не должен оберегать меня, ты должен просто позволить мне быть с тобой, неужели я о многом прошу?              Виктор тяжело сглатывает, зная сколько ран будет оставлено им после сказанного, но у него нет выбора.       — Что ты вообще знаешь обо мне?       — Виктор, не делай этого. — Джейс умоляет, — Я знаю, что ты делаешь, но это не стоит того.       — Ты не знаешь, как зовут мою мать. Ты не знаешь день моего рождения. Ты не знаешь мой любимый цвет. Ты не знаешь, что я доктор философии. Не знаешь, что у меня за плечами два университета. Не знаешь, сколько книг я тайком изучал по ночам в течение десяти лет. Не знаешь, чего мне стоило стать инквизитором. Не знаешь, сколько людей мне пришлось переступить, чтобы стоять там, где я стою сейчас. Не знаешь, как упорен может быть человек, когда ему нечего терять. Не знаешь, что близость смерти на самом деле никогда не пугала меня. Ты ничего не знаешь обо мне, Джейс Талис.       — Виктор…       — Ты думаешь ты достоин того, чтобы я оставил всё, к чему я готовился всю свою жизнь ради тебя? — Виктор приподнимает бровь насмешливо, — Ты понятия не имеешь, какие планы у меня на этот город и какая мизерная часть этих планов держится на тебе.       — Виктор, я просто хочу быть с тобой.       — Джейс. — Виктор кидает в его сторону уставший взгляд, — Ты никогда не задумывался, что то, что обо мне говорят — правда? Ты не задумывался над тем, что если бы не твоя внешность, я бы давно уничтожил тебя? — Виктор улыбается, — Тебе повезло, что ты оказался в моём вкусе. Но ты начинаешь заигрываться. Нет ни одной ситуации, в которой бы я выбрал остаться рядом с тобой из-за любви. Нет ни одной причины, почему я должен любить тебя.       — Ты любишь меня. — Джейс тверд в своих словах, — Я знаю, что ты пытаешься всеми силами оттолкнуть меня. И мне больно. Я никогда не был так счастлив, как с тобой. Я не встречу никого лучше. Но если это то, что хочешь… Если это то, что ты решил. — Джейс старается сдержать слезы, закидывая голову назад, — Я приму это, я никогда не стану искать тебя, но ты должен сказать мне… ты должен признаться, что тоже любишь меня.       — Я не могу сделать это, Джейс. Я не стану.       Джейс притягивает его к себе.       — Я был бы ужасным эгоистом, если бы попробовал отобрать тебя у мира, да? — Джейс улыбается, несмотря на выступающие слёзы.       — Есть вещи важнее, чем личное счастье. — Виктор отвечает, чувствуя, как собственные слёзы скатываются по щекам.       — Просто знай, — Джейс целует его пальцы, — Я всегда буду ждать тебя. Нет ничего, что заставит меня разлюбить тебя. Если ты сожжешь весь мир дотла, я просто вытру пепел с твоих ладоней.       — Я уезжаю завтра с утра. Будет проще, если ты не станешь меня провожать.       — Ты не собирался мне говорить до самого последнего дня? — Джейс чувствует, как всё внутри него умирает.       — Хотел продлить количество счастливых дней. — он выдыхает.

***

      Фиолетовые оттенки витражей и тончайшие арочные своды заставляют Виктора чувствовать себя грязным перед ликом столетий, что предшествовали последним событиям его жизни. Приезд Хаймердингера странный противовес всему безумию последних дней. Старик стоит перед распятьем, упираясь на небольшую трость. В белом кружевном одеянии, вышитым золотом, он похож на ангела. Виктор так рад его видеть. Единственный якорь в жизни Виктора. Человек, которому он может доверить свою душу. Человек, который примет его боль, согреет его руки, исцелит все его раны. Где бы он был без него?       — Виктор, мальчик мой, — отзывает старик тёплым тоном. — Мы так давно не виделись.       Виктор чувствует, как его сердце сжимается от того, как трудно ему мириться со старостью Хаймердингера.       — Ваше Высокопреосвященство, — глаза Виктора налиты влагой, но он старается сдерживаться.       — Мой мальчик, как хорошо ты выглядишь, — Хаймердингер осматривает осанку Виктору, и то как слабо он опирается на трость. Улыбка расплывается на его губах. — Пилтовер так положительно влияет на тебя, и всё же ты настаиваешь на том, чтобы покинуть его.       — Отец… — Виктор, прикусывает внутреннюю сторону щеки почти до крови, — Ваше преосвященство, я ценю вашу заботу, но…       — Виктор, — Хаймердингер легко касается его плеча, — Есть кое-что, что я сделал без спросу. Надеюсь, что ты сумеешь найти способ простить меня, — тёплые руки Хаймердингера сжимают ладони Виктора в своих шершавых.       Виктор стоит выпрямившись. Он не знает, что именно он должен ожидать. Когда тяжелые деревянные двери начинают открываться, он собирает всю силу воли, чтобы выглядеть, как можно более достойно и уверенно. Джейс держит в руках небольшую трость в цветах своего дома. Он направляется в сторону Виктора медленными уверенными шагами, не сводя взгляда. Когда они оказываются на расстоянии двух шагов между друг другом, Джейс вежливо кланяется.       — Ваше Преподобие, Ваше Преосвященство. — его голос спокойный и почтительный.       — О, Джейс, мой мальчик, как хорошо, что вы сумели присоединиться к нашей молитве. — Хаймердингер улыбается ласково, направляя их к небольшой ступеньке у алтаря.       Виктор переглядывается с Джейсом, пожимая плечами и давая понять, что он тоже не в курсе смысла происходящего.       — Дети мои, приклонитесь на колени, перед обликом Христа нашего спасителя, — Виктор и Джейс становятся на колени, без особого удовольствия, но не решаясь перечить главному инквизитору, — И позвольте мне благословить вас.       Сердце Виктора и Джейса замирают почти одновременно, и когда Хаймердингер протягивает свои руки, они не совсем уверенны, что должны потакать подобному святотатству. И всё же Хаймердингер сверяет их настолько действенным взглядом, что уже через секунду главный инквизитор крепко сдавливает их ладони крепко вместе между своих.       — Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. — голос главного инквизитора плавный и тихий.       Пока над ними звучит молитва Джейс и Виктори проговаривают собственные клятвы. Они не знают точные слова, но уверенны, что смысл их один и тот же.        — Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. — его слова, возносящие Деву Марию, словно убаюкивают и облекают спокойствием, — Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen.       В этот момент на коленях у алтаря они просят Бога, если он только существует, дать им шанс увидеться ещё раз.       — Будьте счастливы, дети мои. Человек — есть любовь. Любовь — есть Божие царство на земле. Во имя веков, во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь.       Сморщенная рука крестит их обоих. И Виктора вместе с Джейсом следуют его примеру, не из уважения к Богу, но из уважения к Хаймердингеру.

***

      Джейс и Виктор стоят у алтаря.       — Я не знал, что встречусь с тобой. Я бы не стал… Я думал ты уехал ещё с утра, но надеялся передать тебе через Хаймердингера. — Джейс протягивает трость, — Я подумал, что у тебя должно остаться что-то на память обо мне.       Виктор принимает трость, замечая одновременно цвета семьи Талис и крохотный тайный отсек, который он откроет позже. Инквизитор снимает со своей груди приколотый массивный крест, и вкладывает его в ладонь Джейса.       — Прощай, Джейс, — Виктор произносит мягко.       — Прощай, Виктор, — большая ладонь застывает на шее Виктора, притягивая к себе.       Они стоят некоторое время, прижавшись лбами, держа руки соединенными вместе. Наконец-то момент наступает. Виктор делает шаг назад, распуская свои руки.              Красная ткань инквизиторского наряда окрашивается в разные оттенки в отблесках витражного стекла, пока Виктор не переступает порог, ведущий в церковный внутренний дворик. Он оборачивается. Джейс стоит там с крепко зажатым крестом в руках, провожая его любящим, но спокойным взглядом.

***

      Церковный двор залит цветением нежно-лиловой глицинии. Лепестки укрывают тонким одеялом изумруд коротко стриженного газона и тонут в голубизне крохотного фонтана, увенчанного резной статуэткой смерти. Хаймердингер сидит на скамейке, прикрыв глаза, и вслушиваясь в спокойное журчание воды. Виктор подходит к нему шатаясь. В этот момент ноги не держат его не из-за болезни. Он падает в колени, прижимаясь лицом к безукоризненно белоснежной ткани.       — Я так согрешил, Ваше Преосвященство. — слёзы тут же серыми пятнами рассекаются по тонкой ткани, — Я так согрешил…       — Виктор, мой мальчик, любовь — не грех. — Хаймердингер легко приглаживает волосы Виктора, — Любовь делает нас людьми.       — Тогда почему так больно… — Виктор задыхается от тяжести, которая разрывает его изнутри, — Почему…       — Мой Виктор, я хотел бы забрать твою боль. — Хаймердингер сжимает собственную трость, — Если бы я только мог. — старик наклоняется, отечески легко целуя макушку волос, и обнимая Виктора, — О, мой мальчик. Мы всего лишь люди. Всего лишь люди.       Виктор содрогается ещё несколько мгновений от слёз, и когда Хаймердингер понимает, что худшее позади он помогает Виктору сесть рядом с ним.       — Я должен рассказать тебе кое-что, Виктор. — Хаймердингер слегка поправляет воротник у горла, — Когда Джейс Талис был заключен в тюремных стенах, я предложил ему сделку…       Слова Хаймердингера звучат, как заклятье, повергающее в безумие. Ещё секунду назад Виктор блуждал среди режущих ветвей знакомого леса, а сейчас он бродит в узких стенах неизведанного лабиринта.       ⁣Вместо того, чтобы ответить, он хватается за трость, и направляясь в сторону выхода. Виктор плачет, повторяя в мыслях на ходу одну и ту же фразу: «Он отказался. Он отказался. Он отказался…». У самой церкви никого нет. Виктор пытается найти его взглядом, но встречается только со странным любопытством проходящих мимо него горожан. У церкви стоит экипаж готовый к отправке.              Виктор достаёт из небольшого потайного отсека сложенную вдвое записку: “Tu mea lux aeterna es”, написанная аккуратным почерком Джейса. Виктор крепко прижимает её к груди и садится в экипаж, впервые в жизни чувствуя, что совершает непоправимую ошибку.