Lux Aeterna

Виктор       Последний раз, когда он выбирался из чьей-то кровати был восемь лет назад. Ничего особенного. Закрытые коммуны с жесткой дисциплиной и только мужским населением. Даже самые сильные убеждения и страх гореть в аду не так страшны, когда молодое тело истязается от желания обладать кем-то.       Это были приятные подростковые эксперименты: бьющиеся от тревоги пульс, сдавленные стоны под простыней, глупые признания и обещания.       Всё это отошло на второй план, после его первого назначения. Первые месяцы пребывания на посту обычного приходского священника в небольшом городке отрезвили его до самой последней степени. Правда монастырских увещеваний и рассказы о чистоте, непорочности, служению Богу разбилась об цинизм мирской жизни, где люди продолжали наслаждаться свободой и мелкими грешками так, словно прощение Бога — салфетка, которой можно вытереться и бросить на пол.       Все их исповеди — сплошь грязь: измены супругов, отчимы вожделеющие падчериц, мужчины бьющие жен, ложь крохотная и обманы, которые способны были разрушить несколько судеб, поджоги, воровство, лицемерие, жестокость, каждодневные избиение непослушных детей, усталость и нищета, предательства близких друзей и партнеров.       После двух лет сидения в темной коморке будки для исповедей, Виктор был готов поклясться, что никогда в своей жизни он не построит отношения с другим человеком только исходя из доверия или надежды на взаимность.       Виктор молод, но если ты посвящаешь достаточно своего времени испытывая глубины чужих душ и увлекаешься познанием мира через науку, то очень легко найти себя в положении, где часы твоего тела отстают от старости души, которую ты носишь за собой.       Тем не менее опыт, который он получил, прислуживая в небольшом соборе, сделал его другим человеком, сформировал во что-то иное. У него за плечами масса уверенности и умения постоять за себя. Он уже не шестнадцатилетний мальчик, который заглядывает старшим в глаза, надеясь угодить. Он не боится больше управлять людьми, постоять за себя, вырвать то, что ему нужно, пользуясь любыми методами.       Его беспечность и безрассудность только увеличилась, когда доктора определили, что с его болезнью он не проживёт долго. Он помнил тот день и свой почти облегченный выдох. Он знал, что если страхи и надежды на собственное счастье ещё могли сдержать его амбиции, то теперь ему действительно нечего терять. Да, смерть заберет у него многое, но она дала ему короткую свободу.       Чувство вины Хаймердингера было хорошим ресурсом, и он не стал пренебрегать своими преимуществами. Уже вскоре его повысили до звания инквизитора и начался его Крестовый поход.       И теперь он лежит в постели Джейса Талиса, ощущая всем телом значение произошедшего. Человеческий дух может быть сколько угодно сильным, но он не ожидал такого простодушного предательства от собственного тела.       «Вы молоды, Святой отец, но я скажу вам то, что может сказать женщина моих лет. Ни Бог, ни люди не властны над тем, в кого нам суждено влюбиться» — помнит он слова пожилой женщины, которая исповедовалась о своей юношеской измене. Её прежняя любовь до сих пор мучила её, даже спустя все эти года.       «Я прошу прощения у Бога много лет, но Бог не прощает меня, Святой отец. Я чувствую только грусть, от того, что не сбежала с ним в ту ночь. Я бы закончила плохо, умирая в бедности, но я бы не прожила долгую жизнь наполненную грустью и сожалениями. Бог наказал меня сильнее за трусость, чем наказал бы за побег.»       Виктор тогда сказал ей дежурные слова про счастье её детей, про то сколько добра она принесла людям вокруг себя, попросил её не изводить себя и отпустил грехи, но женщина лишь рассмеялась и поблагодарила за исповедь, словно она никогда и не надеялась, что молодой священник способен сказать что-то другое.       И теперь её слова странным эхом гудели внутри него: «Ни Бог, ни люди не властны над тем, в кого нам суждено влюбиться.»       Он знал, что это была плохая идея доводить дело до конца, но умирать не попробовав прикоснуться к тому, о чем люди так много беспокоятся, показалось глупой идеей. Он не был уверен, что он ожидал, и до сих пор не уверен, что ему действительно удалось получить.       Виктор поворачивает голову в сторону спящего рядом Джейса. Он едва ли накрыт простыней, и на его теле всё ещё заметны шрамы от ожогов и небольшие цветастые пятна синяков после ударов кийком. Взлохмаченные волосы, отросшая борода. В дневнике было достаточно размышлений о смерти. Он знал, что ждёт его, когда он доберется до квартиры, и хотел предотвратить даже саму возможность.       Он при всём желании не успел бы предупредить Джейса о переписанных дневниках. Поручить кому-то работу над дневниками значит подставить собственную шею. Он мог сделать это только единолично, и времени оставалось немного. После избиения Джейса оставалось не так много вариантов. Он подобрал самого слабого прокурора, убедил Кассандру Кирамман выбрать лучшего адвоката и не отказываться от Джейса в суде, поскольку от его репутации зависит её собственная, и её семьи. А потом были долгие бессонные ночи за письменным столом, которые почти уничтожили его здоровье.       Он принёс эти записи вчера, в надежде облегчить страдания Джейса, но вместо этого натолкнулся на лезвие ножа. Потом всё быстро вышло из-под контроля. Виктор так долго не позволял себе размышлять ни о ком в эротическом ключе, и уж тем более в романтическом. Но Джейс сидящий у его колен, касающиеся его изуродованной ноги так, как никто до этого ни касался. В какую-то минуту он потерял любое желание бороться с происходящим, и застрял в странном положении разума, когда ему просто необходимо узнать, что будет дальше, как бы опасно это не было.              Было настолько хорошо, что Виктор не уверен сможет ли он спокойно смотреть на Джейса. Не опасно ли будет пытаться сотрудничать с ним после того, как он всю ночь с такой наивной отчаянностью цеплялся за него.       Их ждали встречи. Священник, который будет проводить встречи с Джейсом… Конечно же, Виктор назначил самого себя. Это должен был быть идеальный предлог для их совместной работы над его новым изобретением. Теперь Виктору прийдется отсчитывать каждое движение и намёк, чтобы не оказаться однажды прижатым к меловой доске, чувствуя у шеи разгоряченное дыхание Джейса. И хуже того, ему самому нужно убедить себя, что он не хочет этого. Но это проблема, которую он сможет решить позже.       Сейчас нужно было добраться домой. Пока не наступил рассвет у него есть шанс проскочить в свою виллу незамеченным. Около двадцати минут пешком, если он сейчас поднимется и его тело не откажет ему.       К счастью, он может ходить. Боль почти невыносимая, но это только боль. Ноги слушаются и этого достаточно.       Возвращаться в церемониальной мантии будет безрассудно в любом случае. Виктор находит несколько самых маленьких рубашек, и старается не задумываться над тем, как глупо он выглядит в длинных наспех завернутых штанах Джейса.       Пальцы быстро проходятся по шершавой бумаге упаковки, в которую обернуты переписанные блокноты. Виктор окидывает взглядом запечатанное прощальное письмо и выходит из квартиры.       Пилтоверские улицы тихие, пахнет свежестью и чем-то цветочным. Он улыбается даже несмотря на боль и усталость. Может быть, произошедшее — это одно из тех воспоминаний, о котором ему никогда не придется жалеть. Грех, который приятнее замаливать, чем упустить.

***

      Высокий потолок его виллы почти бездушно вздыхает над холодной постелью. Виктор стягивает с себя рубашку, брюки спадают сами. На тумбочке уже лежит шприц и колба, и Виктор не задумываясь быстро вкалывает себе очередную дозу.       Когда он просыпается, в кресле напротив кровати сидит мужчина с зажжённой сигарой в руке. Дверь в спальню Виктора заблокирована. Это будет неприятный разговор. Мужчина небольшого роста, худой, часть его лица заметно изуродована. Здоровый глаз мужчины слегка прищуривается.       — Тяжелая ночка, Ваше Преподобие? — его ухмылка растягивается почти до ушей, когда он окидывает взглядом внешний облик Виктора.       Виктор опускает глаза, чтобы увидеть россыпь отметин, оставленных на нем Джейсом. Мужчина встает со стула, снимая со спинки кресла безразмерную рубашку Джейса.       — Скажете ваше имя? — Виктор ловит рубашку на лету и тут же натягивает её на себя.       — Силко.       — Око Зауна, — подтверждает Виктор. — Чем я могу помочь?       — В этом городе едва ли выходцам из Нижнего города, а уж тем более из культа Зауна, удается добиться таких успехов в церковной службе. Было бы невежливо не поприветствовать вас на родине.       — Я бы предпочел, чтобы такие визиты вежливости оговаривались заранее.       — Я знал ваших родителей, Виктор. Хорошие были люди, любящие свой дом. Я хотел выяснить, насколько вы похожи на них.       — Мои родители были преступниками, которые поплатились за свои преступления. Боюсь разочаровать вас, но я не помню их лиц и едва ли считаю Нижний город своим домом.       — Несмотря на это, вы уже много делаете, чтобы помочь нам, — Силко стряхивает пепел с сигары. — Это вчерашнее судебное заседание… Этих ублюдков давно пора было проучить.       — Я делаю то, что от меня требуется.       — Чепуха, — улыбается Силко, напоминая Виктору, что его человеческие слабости и предвзятость слишком очевидны. — Вы делаете то, что считаете нужным, и у вас хорошо получается. Кассандра скорее бы отгрызла себе руку, чем стала бы марать репутацию своей семьи, чтобы помочь Талису в суде. Это ваше влияние. И оно понадобится Зауну.       — У меня есть свои цели в этом городе. Я планировал дать вашей секте пожить спокойно. Мне казалось, это было решено. А теперь вы на моём пороге и выпрашиваете сотрудничество. Чего ради? Вам недостаточно просто жить?       — Я даже не начинал ничего выпрашивать. Я ставлю вас в известность, что ваши маленькие слабости могут послужить большему благу, если мы останемся близкими друзьями, которые умеют хранить секреты друг друга.       — Вы будете шантажировать меня скандалом с интрижкой? — Виктор ухмыляется, словно слушает ребенка. — Слишком слабый рычаг. И кто будет свидетельствовать об этом, Око Зауна? Вы не в позиции власти, а я не вчера стал инквизитором.       — Праведность власти — это ложь, на которой построен Пилтовер. Не существует никакого культа, нет никакой веры — есть люди, которых загнали в шахты, травили, убивали. Богатство советников и церковных приживал построено на нашей крови, поте и слезах. Они постоянно крадут и забирают у нас. Зачем давать им еще больше? Работайте на меня, и я профинансирую исследования Талиса, чтобы они помогли всем нам, а не только обогатили Пилтоверцев.       — Предлагаете мне воспользоваться вашими кровавыми деньгами?       — Говорит человек, который вчера отправил двух людей на плаху.       — Они заслужили это.       — Это вопрос личных убеждений, что правильно, а что нет. — устало произносит Силко, вытирая лицо рукой. — Хаймердингер обещал нам помощь. У нас был шанс получить независимость для Нижнего города, если бы мы выдали ему «главных» из культа Зауна. Мы были глупы, чтобы поверить, что одной жертвы будет достаточно, чтобы «очистить» имена людей в Нижнем городе. Вместо этого нас загнали в шахты. Отправили на рудники. И вскоре вспыхнуло восстание, которое объявили возрождением культа и святой битвой против церковных устоев. Всё вернулось на круги своя.       — Это одна версия, — Виктор старается не поддаваться на уловки.       — Не говори мне, что ты настолько наивен, — Силко сжимает зубы, оставляя формальности. — Мы оба знаем, что происходит. Это вопрос денег, а не веры. — Он отпускает ручки кресла и начинает шагать по комнате. — Они уже ненавидят тебя, Виктор. Они считают тебя опасным чужаком. Они будут искать способ поставить тебя на место. Этот мальчишка Талис действительно стоил того?       — Его исследования могут изменить мир. Он сумеет создать новый источник энергии. Это не вопрос Зауна или Пилтовера, это вопрос о переходе в новую эпоху человечества.       — Хаймердингер не будет вечно покрывать тебя и твои капризы, он скоро умрёт. Ты уже нажил себе врагов. У вас нет средств, чтобы продолжать исследования. Виктор, настало время вернуться домой.       — Исследование Джейса получит финансирование пилтоверских инвесторов, со мной или без меня. Ему не нужно благословение церкви. Насчёт моей помощи Нижнему городу — я придумаю как помочь. Но мне нужно собрание из людей, которые могут являться представителями власти в Нижнем городе. Те, у которых хорошая репутация. Я оформлю свою помощь как благотворительную миссию. Если с твоей стороны выйдет обеспечить помощь тем, кто в ней действительно нуждается, — это будет достижение для двух сторон. Если это только предлог, чтобы попытаться ввязать лишнее финансирование в твои комбинаты, то следующие стражники, которые решатся пытать тебя без спроса, не получат никакого наказания. Это я могу обещать.       — Это наш не последний разговор, Виктор, — Силко сжимает в руках пузырёк, а потом подкидывает его немного вверх, схватывая налету. — Мой искренний совет — держи Талиса на коротком поводке, сколько получится. Технологии не должны достаться совету, чтобы ты не думал. Я дам вам денег и организую комитет.       — Это взятка.       — Хаймердингер настолько зарылся в свою собственную сказку про доброту, что забыл тебе рассказать, как дела обстояли при нём в Пилтовере? — Силко хмыкнул, считывая реакцию Виктора. — Когда старый пень откинется, ты будешь рад, что доверился своим людям, а не церковной своре.       Виктору нечего ему ответить, потому что это правда.       — Синджед свяжется с тобой.       То, что Синджед связан с Силко и Нижним городом, будет большой проблемой. Пилтоверский мальчик в постели — это одно дело, и совсем другое — доверенная рука, которая связана с Зауном. Теперь это уже похоже на настоящий компромат.       — Ты же не думал, что наш добрый доктор смог бы улучшить свои врачебные навыки, ощупывая беременных и пуская кровь старикам? — Силко поднимает бровь. — Настоящая наука и философская мысль теперь прячутся от церкви, точно так же, как иноверцы, гадалки и повитухи... — Силко поджимает губы, останавливая себя на полуслове. — Я бы рассказал больше, но у меня недостаточно времени, чтобы заниматься поучениями. Синджед передаст тебе имена для комитета.

***

      Когда Виктор наконец-то держит в руках папку для записи исповеди и стоит перед дверью Джейса, только в этот момент он ощущает, как сильно нервничает. Ему приходится медленно выдохнуть, чтобы собраться силами.       Когда дверь открывается, Джейс смотрит на него со смесью щенячьей радости, неверия и предвкушения чего-то грандиозного.       — Виктор… Ваше Преподобие.       — Можно просто Виктор.       — Я… я хотел… — он слегка пытается успокоить себя, протирая затылок ладонью. — Я должен вам… тебе кое-что показать.       Они проходят внутрь его квартиры. В гостиной намного чище и убрано. Он успел заменить окна. На письменном столе больше не лежат наточенные ножи. На одной из стен висит новая меловая доска, и она вся исписана формулами. Рядом с доской на небольшой тележке разложены листки и открыты блокноты.       — Я воспользовался вашими исправлениями, — начинает Джейс, неловко пытаясь объяснить, к чему именно он пришел.       — Мы можем перейти на «ты», — перебивает его Виктор и тут же снимает пиджак, закатывая рукава и беря кусочек мела. — Да, они неплохо легли, но я не придумал, как лучше воспользоваться переходом между двумя источниками энергии.       — Должны быть накопители и перераспределители, которые будут разделять поток энергии.       — В таком случае мы в большом затруднении. Всё, что мне приходит в голову, — это увеличить масштаб. Но это будет слишком грандиозно, затратно.       — К тому же весь этот масштаб невозможно применить. Даже если довести всю систему до идеальной работы.       — Важен не столько источник энергии, сколько устройства, способные её воспроизводить и запитываться.       — Системы контроля, отключения и включения. К тому же вопросы безопасности.       — Если эту идею можно будет продать инвесторам, то мы должны продавать её как практическое решение. Теоретический прорыв только подогреет сомнения публики. Они ничего не поймут, и всё затянется.       — До этого далеко. То, о чём мы сейчас говорим, — это только теория. Мои устройства конфискованы, у нас нет возможности ничего проверить.       — Я добуду обратно твою технику, и мне понадобится написать несколько писем от твоего имени.       — Писем от моего имени?       — Мы не сможем совершить прорыв, если не попытаемся объединить силы с другими учеными.       — Но тогда это значит, что мне придётся делиться своим изобретением с другими?       — Это значит, что есть масса практиков науки, которые прекрасно знают свою узкую колею, но не видят, куда ведёт путь. Нам необязательно рассказывать всё… — Виктор надкусывает уголок мела. — Нам нужно только попросить их помочь решить маленькую узкую задачу.       — Разве это не…?       — Выгодно? Поможет исследованию? Ускорит процесс? — Виктор вскидывает бровь. — Нам нужно ударить по этому исследованию, пока оно ещё горячо.       — Мне казалось, что я проиграл суд и потерял все свои наработки… — Джейс вдруг словно вспоминает самое важное. — О, Виктор… я… я совсем забыл поблагодарить за блокноты.       — Благодарность — несущественная вещь. Важнее начать как можно скорее работать над улучшением этой теории, — Виктор легко отмахивается. — Ты делал новые расчёты в блокнотах?       — Их немного… — Джейс улыбается слегка растеряно. — Я вообще-то не только словами хотел отблагодарить.       Виктор старается контролировать каждый мускул своего лица, но едва ли хоть когда-нибудь у него это хорошо выходило.       — Нет-нет! Ничего такого… — Джейс краснеет и прикрывает лицо ладонью. — Твоя распорка для ноги… — Джейс отходит в сторону письменного стола и вытягивает из-под него небольшую упаковку из вощёной бумаги. — Я чувствовал себя виноватым, что сломал её… и решил, что лучше возместить ущерб.       Он распечатывает бумагу, и Виктор сразу подмечает множество незнакомых свеже отполированных деталей. Их невозможно купить. Они должны быть сделаны вручную по собственным чертежам и макетам.       — Ты ходил в кузню, чтобы сделать детали? — Виктор чувствует, как его пальцы немеют от холода. — Ради такой ерунды рисковать…       — Я попросил Кейт отнести рисунки в кузню, они неплохо справились. — Джейс показывает разные недостатки на небольших кусочках металлических креплений. — Многое всё равно пришлось дотачивать и полировать вручную, но вышло лучше, чем было. — Джейс показывает, поворачивая распорку с разных сторон. — Я немного сместил пару задвижек и подправил нагрузку на составные части, так чтобы в ногу не отдавало стуком.       Виктор поражён, но молчит. Он не знает, что должен сказать.       — А… ты… ты хочешь, может быть, примерить? — Джейс смущён не меньше него. — На тот случай, если что-то не так. Тогда я смогу сразу на месте подправить.       — Хорошо, — соглашается Виктор, пока его мысли где-то далеко.       Он сам надевает распорку. На первый взгляд всё хорошо. Джейс стоит напротив, критически осматривая своё творение. Одна его рука на талии, вторая согнута в локте, большой палец задумчиво касается уголка губ.       — Попробуешь встать? — предлагает Джейс.       Виктор поднимается, и с его стороны всё хорошо. Распорка не самый идеальный вариант, как бы хорошо её не сделать, но в сравнении с тем, что было — это заметное улучшение. Виктор выдыхает облегченно, расправляя плечи. Он почти не чувствует тяжесть в спине.       — Мне нужно, чтобы ты сделал шаг. — Он заметно нервничает, словно если работа сделана недостаточно хорошо — произойдет что-то непоправимое.       Виктор делает шаг, и всё по-прежнему хорошо, кроме небольшого скрипа.       — О, я должно быть забыл смазать маслом одно из сочленений. — он уже тянется к маслёнке, но останавливает себя. — Ты можешь снять протез и я быстро исправлю всё?       Виктор кивает, и садится снова на стул, чтобы развязать все ремешки и затяжки. Он пытается не размышлять тот ли этот стул, который был в ту ночь. Это неважно. Он должен быть рад, что их отношения сугубо профессиональные, но почему ему тогда так паршиво на душе. Будто ему нужно подтверждение, что произошедшее в ту ночь действительно имеет значение. Виктор тут же выкидывает эти мысли из головы.       Он расстёгивает последнюю застёжку, и стянуть распорку самому намного сложнее, чем надеть её. Нога не сгибается, ему нужно, чтобы кто-то стянул всю конструкцию.       Он встречается взглядом с Джейсом. Он выглядит почти на грани пытки собственных размышлений, не решаясь предложить помощь из-за их прошлой ситуации, и мечтая оказаться полезным и помочь человеку, который в этом нуждается. Кулаки Джейса крепко сжаты, и Виктор думает о том, замечает ли он это сам за собой. Этот Талис никогда не перестанет его удивлять.       — Поможешь мне? — спрашивает Виктор.       Джейс буквально в ту же секунду падает на колени перед ним с такой силой, что Виктор невольно задумывается о том, остались ли целыми его колени. Джейсу жутко стыдно из-за этой реакции, поэтому он не поднимает взгляд, когда стаскивает с ноги Виктора распорку. И как только с этим покончено тут же уносит её в сторону верстака, чтобы смазать. Даже издалека Виктор может увидеть, как его уши горят самым чистым алым цветом.