Lux Aeterna

Джейс       Его не сразу освобождают. Перед выходом из тюрьмы назначена процедура покаяния. Так же назначен день сожжения всех материалов, которые были представлены в суде, как доказательство его вины.       Это небольшая площадь внутри церковного двора. Здесь меньше публики. Несколько стражников. Палач. Инквизитор. Прокурор. Нотариусы инквизитора и прокурора. Адвокат Джейса. Несколько монахов низкого чина. Глава городской стражи. Посреди площади в небольшом черном блюде горит костёр.       Прокурор Сало держит в руках стопку из документов, блокнотов, записных книг и личного дневника Джейса. Он медленно передаёт еретические документы в руки палача, и тот с простой выученной легкостью бросает их в пламя.       Джейс не может сдержать слёз. Все его труды. Вся его жизнь. Горит перед ним, превращаясь в пепел. Суд пощадил его жизнь, но он проиграл всё равно.       Он отводит взгляд, чтобы взглянуть на Виктора. Его выражение лица спокойное, расслабленное. «Ему плевать» — думает про себя Джейс, — «Он растоптал всю мою жизнь, и ему плевать».       Он был так наивен, когда отказался от предложения главного инквизитора Хаймердингера. Ему нужно было принять его. Согласиться держать Виктора при себе, использовать силу его ума на своё усмотрение и получить за это немыслимые возможности и богатство.              И когда инквизитор узнал бы, что их дружба и партнерство куплены его протектором, то он бы даже приободрился, видя как ощущение предательства и разочарования во всём, во что он верил, заставят его чувствовать себя так же, как чувствует себя Джейс.       Прокурор Сало с большим удовольствием кидает победоносный взгляд в сторону Джейса. Он переводит взгляд на Виктора, потом снова на Джейса. У этого действия есть подтекст, и Джейс хотел бы не понимать какой именно. Он чувствует, как тошнота взбирается где-то внутри него по позвоночнику и ему стоит всех усилий, чтобы подавить её.       Церемонию покаяния и очищения проводит прокурор. Они вместе повторяют молитву. Джейс вкушает кровь и тело Христа. И когда Сало наклоняется, чтобы приложить губы к его лбу, он шепчет сквозь едкую ухмылку.       — Ты должен целовать ноги своего инквизитора, Талис, и благодарить Бога каждую ночь, что ты в его вкусе. Я ещё не встречал ни одного инквизитора, который способен был бы завалить подобное дело.       Джейс поднимает обозленный взгляд, но Сало только ухмыляется больше, протягивая руку с перстнем, чтобы Джейс поцеловал его, как знак своего раскаяния. И ему не остаётся ничего другого, как, к удовольствию прокурора, пасть ещё ниже, унизиться ещё сильнее. Небольшое прикосновение губ к перстню и дело решено. Сало крестит его и произносит последнее: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.»       Стража снимает с него оковы. Он свободен. Он старается избегать взгляда Виктора. Старается не думать ни о чем.

      ***

      Домашние заключение, которое ему назначили, исключительно формальное. Джейсу нельзя появляться в общественных местах. Стражники имеют право задержать его, если встретят на улице и узнают. Так же ему назначили проверяющего, который будет без предупреждения наведывать его, чтобы проверить, что он действительно находится в стенах собственного дома.       Джейс никогда не был особым любителем долгих бесцельных прогулок, возможно, он и не заметит изменений.       С костылями подниматься на четвертый этаж здания невыносимо тяжело. Тем не менее, когда он наконец-то оказывается в стенах собственного дома, то понимает, что никогда не мог быть готов к тому, что он застанет перед собой. Его лаборатория вычищена подчистую. Ни колбы, ни гвоздя, ни одного медного провода — ничего.       Реальность рвущимися швами расслаивается на десятки разных эмоций. Джейс не в состоянии со всем этим справится. Он не знает с чего начать. Как подступиться к этой новой жизни.       Костыли отброшены в сторону, и он ложится на кушетку у входной двери, вглядываясь в темное пятно взрыва на полу, прямо под выбитыми от взрыва окнами.       В ванной он вглядывается в своё отражение. Он зарос щетиной, его волосы отросли и теперь закрывают лицо неаккуратными прядями. Ему плевать. Он не собирается ничего с этим делать.

***

      После освобождения у него в квартире шум из визитов и встреч. И он улыбается, и остаётся жизнелюбивым и радостным. Он не хочет расстраивать кого-то своими переживаниями. Ему тяжело переносить их беспокойства и жалость, они кажутся ему бессмысленными. В глубине себя Джейс убежден, что они не способны понять до конца. Слушать их пустые утешительные фразы. Это очевидно, что он не сумеет восстановить десять лет своих наработок и содержимое лаборатории.       Мать особенно беспокоится за него, и хоть как он не рад оказаться снова в её тёплых объятиях, он не готов делиться с ней тем, с чем не сумел справиться сам внутри себя.       Когда она помогает ему с уборкой, то Джейс почти не замечая за собой выхватывает швабру из её рук, когда она пытается вытереть пятно гари. Он извиняется тут же и просит её ничего не менять в лаборатории, оставить её такой, как есть. Химена ласково проводит ладонью по его щеке и не спорит.       Ещё он просит больше не приходить к нему на этой неделе. Ему нужно побыть наедине собой, чтобы привести мысли в порядок. Она нехотя, но соглашается. Ей хочется что-то сказать про то, что Джейс не должен совершать глупости, и ему приходится вырвать из себя весь актёрский талант, чтобы убедительно соврать.       Ему стыдно, но это то, что он собирается сделать. Его жизнь больше не имеет смысла. Он слаб. Он опозорен на весь город. Ему никогда не вернуться к делу его жизни.

***

      За окном уже начинает смеркаться, когда он оставляет предсмертную записку на тумбе в прихожей. Там, где её легко будет найти.       Выпивка в его руках смешанна с каким-то сильнодействующим наркотиком, который он когда-то давно купил, чтобы изучить формулу. Он не надеется, что это убьёт его. Это только небольшая подготовка. Несколько капель жидкой смелости.       Лезвие ножа скользит о точильный камень. Он сто раз проделывал этот трюк. Он умеет натачивать разные лезвия до той степени, когда они способны разрезать медь и алюминий. И он знает, что кожа на его запястьях намного податливее, чем даже самый мягкий металл, но точит два ножа до самого предела возможной остроты.       Он уже был достаточно пьян, и рукоятка ножа хорошо лежала в ладони, если нож сейчас просто упадёт ему на руку, если он слегка разожмёт пальцы, то этого окажется достаточно. Лезвию нужно только позволить впиться в кожу. Он делает вдох и закрывает глаза, отступать некуда. Он готов.       Стук позади сбивает его столку. Он роняет нож и тот под углом застревает лезвием в столешнице.       Джейс оборачивается и понимает сквозь дымку опьянения, что входная дверь открыта. В проходе стоит фигура в красном. И ему нужно несколько мгновений, чтобы осознать, что это Виктор. Джейс устало отворачивается к столу и старается убедить себя, что это просто галлюцинация, которую мог вызвать наркотик.       — Я помешал вам, Джейс? — спрашивает тихий спокойный голос позади.