До Вас. II

Утро пятницы по обыкновению, даже так сказать, по обычаю начиналось в доме Новосельцевых до восхода солнца. Будильник. Умывание. Пару глотков горького кофе. Улица…свежесть. Учащенное дыхание, несколько километров, ещё и ещё один…рассвет. Площадка. Пульс 150. Душ… приятное изнеможение. К концу рабочей недели этот ритуал составлял всё большее удовольствие, Анатолий Ефремович чувствовал, как прибавляются жизненный силы, а нечёткое мужское тело начинает приобретать формы, спорт стал необходимостью, привычкой, а не тягостной обязанностью. Ещё одной новой наклонностью старшего статиста стало, как ни странно, задерживаться на работе, иногда на час, порой на два. Место, от которого ему неделю назад хотелось побыстрее сбежать, становилось, после ухода всех коллег, тихим обителей, с мягким приглушенным светом настольных ламп. Переделать отчет, точнее переписать его практически заново, но теперь на совесть, стало ещё одной небольшой целью. Толя, правда, от души желал вернуть свои когда-то потерянные способности к работе, что было похвально. Калугина была стабильна, свет в её кабинете не гас часов до девяти, представляя для сидевшего внизу Анатолия некоторого рода маяк. Когда свет немного приглушался, он определял время без часов, около восьми и тихонько собирал свои вещи и направлял к выходу. В понедельник вечером, когда в учреждении не было ни души, как казалось Людмиле Прокофьевне, она прошла вдоль своего окна, выходившего в зал, направляясь к выходу, чтобы взять бумаги со стола Верочки, но резко остановилась. Краем глаза она увидела какой-то маленький и несвойственный огонек, было неудивительно, оставаясь много лет наедине, она знала досконально каждую деталь вечернего помещения. Сделав пару шагов назад, Калугина слегка приоткрыла шторки, пытаясь разглядеть одинокую фигуру, стучавшую пальцами по калькулятору и делающую какие-то пометки. — Новосельцев? Что он здесь делает? — она мысленно задала риторические вопросы. — Чудак…почему он не пошел домой?.. у него же дети, двое… — женщина смотрела на Анатолия несколько минут, побоявшись выдать своего интереса и удивления, она отпрянула от окна, но выходить не стала. Приглушив свет, она погрузилась в сметы за 1976 год. Через несколько минут, в зале послышались тихие звуки задвигавшегося стула, затем мужской голос, который попрощался с вахтером, и хлопок закрывшегося лифта. — Ушел. — Калугина констатировала факт, не отрываясь от бумаг. Во вторник она увидела всю ту же картину, спокойно работающий мужчина при тусклом свете лампы. — Интересно, интересно… — в этот раз умозаключение было таково. Снова на часах около восьми, приглашённые звуки из зала, ушел… В среду Людмила Прокофьевна с нетерпением, удивительно, но факт, ждала окончание рабочего дня, чтобы выяснить для себя, Новосельцев — это нелепая случайность или система. На часах 6. Мыслей о работе нет. Нога предательски и нервно стучит под столом. Эти утомительные пол часа, которые необходимо было выдержать, чтобы в здании точно никого не осталось, тянулись вечность. 18:34, шпион тихо пробирается к окну, почти не дыша, отодвинув занавеску, она сразу нашла глазами цель. Одинокий мужчина, словно оберегая покой принцессы, заточенной в башне, сидел на своем месте. — Удивительно, но факт… Что он хочет этим сказать, что доказать…что злая начальница раскритиковала отчет и теперь он вынужден сидеть на работе по ночам? Хотя, он не пытается привлечь мое внимание, сидит тихо, работает, никак не могу раскусить, что ж вы за человек-то такой, Анатолий Ефремович. — имя и отчество были особенно выделены в этом монологе. Оставив шпионские штучки, Калугина вернулась к работе, сегодня он ушел чуть позже, в половине девятого. — Привет, Максим Максимович, ну вы как, не устали от моих шалопаев? — Новосельцев около девяти часов прибыл домой, сняв с себя пальто, он подал руку пожилому мужчине и прошел в гостиную. Дед Максим, сосед по лестничной клетке, мужчина в возрасте, ему было около 60, однако активный и веселый. Он частенько подрабатывал няней на безвозмездной основе в семье Новосельцевых. Единственный сын мужчины жил и работал в Ленинграде, жены и детей не имел, карьерист, одним словом, поэтому Сережа и Вова были своего рода отдушиной. — Привет, трудящимся, ничего, мы уже поужинали, тебя не стали ждать. С каких пор ты задерживаешься на работе, а не бежишь смотреть футбол? — дед Максим знал Новосельцева, как облупленного, все его повадки и реакции. — С недавних, я теперь и бегаю по утрам. — Толя прошел на кухню, перед этим поцеловав мальчиков в затылки, и наложил в тарелку гречу и котлету. — Влюбился? — добрый старичок по своему опыту знал, что такому поведению нужен сильный повод. — Почему все думают, что влюбился? А что я просто не могу изменится и прекратить порочный круг лени? — Поверь мне, нет. — Ну не просто так, хорошо, я хочу место начальника отдела, но ленивого и бестолкового не поставят на это место, как бы я за ней ни приударял… — мужчина понял, что взболтнул лишнего и резко оборвал фразу. — За кем? — удивления читалось в глазах соседа. — За начальницей, понимаете… — Толя был пойман с поличным, поэтому пришлось выложить весть план действий. — Ну вы даете, мужики, Юрка то твой не промах, понятно, почему в начальниках ходит. Честно, мне кажется, эта идея не очень хорошей, но как, частично, то, что ты решил взять в себя в руки, сосредоточится на работе — хорошо, но играть с чувствами другого — неправильно. — Я понимаю и сам, но это же так, несерьезно, думаю, она сама не заметит, как я появился и как пропаду. Она вроде нормальная женщина, правда с характером, да ещё с каким…но одинокая, может она сама хочет какой-то мимолетной влюбленности, без последствий, брак — не для неё. — Почему ты так уверен, а если она влюбится по-настоящему, серьезно, что потом будешь делать? — Она не такая…чтобы любить таких болванов, как я. — Новосельцев улыбнулся, в голове вспыхнули воспоминая о их встрече у Самохвалова. Оставшиеся будни и выходные были полностью посвящены детям, восполняя нехватку отцовского присутствия прогулкой в парке и игрой в футбол во дворе. Пока Новосельцев выбирался из ямы неуверенности, слабохарактерности и лени, наша любимая и неустанная оптимистка падала в бездну так неожиданно ворвавшейся в её жизнь старой доброй любви. Конечно, для женщины любовь всегда радостное событие, которое кружит голову и заставляет расцветать как никогда, но порой — самый губительный яд, правда последнего Рыжова ещё не осознавала, или не хотела осознавать. Она была поглощена Юрой, и каждый день, хотя сонная и уставшая, летела на работу, предвкушаю кроткую, но такую важную для неё встречу. Она правда цвела и пахла, улыбка стала ещё шире, а глаза — ярче, ей было все равно, дождь или снег, какой день недели или насколько поганый у неё отчет, она влюбилась, вновь, окончательно и бесповоротно. Юрий Григорьевич, же, не разделял её чувств, общаясь с ней в своей манере, вежливо и непринужденно, где-то с чуть-чуть большем вниманием и заботой, но всё-таки в пределах приличия. Ольга всегда была коммуникабельной, поэтому её «поджидания на лестнице» он списывал именно на эту черту характера, даже не понимая, что творится внутри женщины, когда она видит его. Рыжова решила пока ничего не предпринимать, просто, тихонько про себя любила, сама не до конца веря своим чувствам, которые, словно лавина сошла с гор и накрыла нашу героиню с головой. — Привет, как дела? — Новосельцев приземлился на стул в сером шерстяном костюме, кинув взгляд на мечтающую подругу, которая была явно не здесь. — Ольга Петровна, вы с нами? Привет говорю. — Толя слегка потряс подругу за плечо, только после этого она обратила внимание на новоприбывшего. — А? Ой! Привет, Толя, извини, задумалась. — Ольга расплылась в улыбке от своих мечтаний. — О чём? Поделись. — хотя для Рыжовой находится в раздумьях было не редкостью, особенно, когда в новом отчете не сходились цифры, но это не сопровождалось такой довольной улыбкой и томным взглядом. — Да, так, о своем, о женском, не обращай внимание. — женщина отмахнулась рукой и окончательно пришла в себя на столько, насколько это возможно для влюбленной до безумия женщины. — Как провела выходные? Как Алексей? — Дома, Витька на соревнования уехал, Алексей звонил вчера, рассказывал про санаторий, он доволен, и это главное. — о семейной жизни было сказано ясно и сухо. — Я рад, а мы гуляли, погода была отвратительная, дождь, ветер, я несусь с этим мячом, чуть не падаю… — эмоциональный рассказ статиста был выслушан наполовину, так как на лестницы появился Юрий Григорьевич. — Молодцы! — Ольги уже не было с нами… После обеда Анатолий Ефремович подобно всем мужчинам, поднялся в курилку. Постаяв минут с десять, он уже хотел спускаться по лестнице, но его окликнул мужской голос. — Толь, выручай! — запыхавшийся зам директора обнял друга за плечо, пытаясь перевести дыхание. — Своеобразное приветствие, и тебе добрый день. — Новосельцев усмехнулся такому несвойственному поведению. — У меня машину эвакуируют, а Людмила Прокофьевна вызвала помочь с бумагами, перетащить или поставить, сам не понял, помоги, не в службу, а в дружбу. — Неее, Юрка, без меня, у нас только нормализовались отношения, а она вместе с этим кабинетом на меня дурно влияет, я опять что-нибудь ляпну и тогда увольнения точно не избежать, давай сам. — Новосельцев, хоть и выглядел презентабельно и уверенно, но внутри ещё оставался тем же испуганным мальчишкой, как только дело касалось Калугиной и всего того, что с ней было связано. — Если ты не пойдешь, я сам тебя уволю. — Самохвалов рассмеялся, хлопнув друга по плечу, быстро побежал по лестнице, не оставляя Толе выбора. — Ну черт, ты посмотри. — пробубнил про себя, но делать было нечего, надо идти. — Здравствуйте, Вера, Юрий Григорьевич поручил мне помочь с документами. — голос начинал предательски дрожать перед тяжелой дверью. — Да, да, проходите, она ждет. Глубоко выдохнув, мысленно перекрестившись три раза, мужчина неуверенно постучал и зашел в кабинет с левой ноги. — Здравствуйте, Людмила Прокофьевна. Юрий Григорьевич передал, что вам необходима помощь. — пульс превышал отметку двести. — Добрый день, а что с ним случилось? — удивленный взгляд показался из-под массивных черных очков. — Что-то с машиной. Так с чем помочь? — Я так подумала, что, наверное, справлюсь сама, спасибо, можете быть свободны. — Людмила Прокофьена была не в восторге от нового помощника, да и его внезапная тяга к работе немного смущала, да и он в целом. Она хотела забыть момент слабости на крыше, о котором мужчина невольно напоминал. — Я в этом не уверен. — кинув взгляд сначала на массивные папки, а потом на самые верхние пустые полки шкафа. — Вы думаете я не способна расставить документы? — слова Новосельцева прозвучали, как вызов. Калугина встала с кресла, взяв папку, с трудом поднялась на стул, подняла руки, папки находились в пару сантиментов от края полки, но законы физики оказались сильнее. Тело потянуло назад…и через секунду она оказалось в мужских сильных руках. Женщина от неожиданности вскрикнула. Новосельцев предвидел в голове такое развитие событий, поэтому постепенно приближался к женской спине до инцидента. В кабинете воцарилось молчание, Людмила Прокофьевна, учащённо дыша, смотрела на спасителя, благодаря бога, что ей не пришла эта «гениальная» идея раньше, мысли перебивало ощущение сильных мужских рук, которые почему-то не отпускали. Анатолий Ефремович поймал взгляд больших зеленых глаз, подметив их красоту в голове. Они ещё никогда не были настолько близко, можно было почувствовать пульс друг друга через одежду, контакт невольно становился всё более неформальным…мужчина, держащий на руках хрупкую женщину, продолжительный и глубокий взгляд глаза в глаза, частое дыхание…было в этом что-то однозначно интимное. — Будьте добры, поставьте меня, наконец, на землю. — почувствовав, что границы тают, женщина отвела смущённый взгляд, но порозовевшие щеки на мраморном лице выдавали то, что было внутри. — Извините…давайте всё-таки я. — Новосельцев аккуратно поставил начальницу на ноги и взял из её рук документы. — Дддавайте, а у ва-вас хорошая реакция, товарищ Новосельцев, ничего не скажешь. — Калугина ещё находилась в шоке от несостоявшегося и потенциально очень опасного падения. Женщина отошла подальше от злощастного шкафа, который чуть не убил минуту назад, и села за стол заседаний. — Это есть. — Новосельцев не простил бы себе такого казуса. В кабинете воцарилась звенящая, бьющая по ушам тишина, прерываемая звуками тяжелых папок, приземляющихся на полку. — По порядку, пожалуйста. От самого позднего до раннего. — Как скажите. Людмила уткнулась в бумаги, перестав обращать внимания на чужеродное тело. — Людмила Прокофьевна, можно я включу тихо радио? — такая тишина просто изводила. — Пожалуйста. — сказал безразлично женский голос. Из радио зазвучали песни, и атмосфера немного, но стала приятней. — А вы слушаете радио? — Нет, люблю тишину. — Без песни в жизни никуда, настроение поднимает, как же в тишине? — Не думала, что коллектив работает в концертном зале. — Внизу другое, там постоянно шумно и без музыки. А у вас тихо, как в морге. — немного расслабившись Анатолий начал отпускать выражения, но реакции не было, кроме, как поднятого на мужскую спину взгляда. — Эдита Пьеха, «Наш сосед» — прозвучал бас диктора. "Как теперь не веселиться Не грустить от разных бед В нашем доме поселился Замечательный сосед Мы с соседями не знали И не верили себе Что у нас сосед играет На кларнете и трубе Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу-да Ла-ла-ла- ла-ла Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу-да" — Забавная песня. — Новосельцев, подавшись заразительной мелодии, пару раз щёлкнул пальцами в так музыке. — Согласна. "Утром зазвонит будильник Мне будильник ни к чему Потому что доверяю Я соседу своему Рано утром на работу Он меня разбудит в срок У него свои заботы Начинается урок Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу-да Ла-ла-ла- ла-ла Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу" С каждым куплетом движения Анатолия Ефремовича становились активнее, слегка пританцовывая на стуле, он вызвал кроткую улыбку директора. "На работе день проходит Возвращаюсь ровно в пять Слышу во дворе выводит Он мелодии опять Целый день пенсионеров Развлекается толпа Спорят что теперь играет Вновь кларнет или труба." Устоять перед следующим припевом не было мочи, поэтому старший статист начал тихонько подпевать. "Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу-да Ла-ла-ла- ла-ла Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап Пап-па-да-бу-да" Куплет тоже не обошелся без аккомпаниатора, шаловливое настроение вселилось в мужчину, и он без стеснения продолжил, забыв, где и с кем находится. В это время Калугина сама того не замечая, начала двигать ногой в такт, карандаш в её руках весело стучал то столу. "И кто музыку не любит Очень злятся ну и пусть Но зато мы эти песни Заучили наизусть Я все больше привыкаю И поверьте мне друзья Никогда не засыпаю Если не услышу я" Директор, очень тихо, и её подчиненный, чуть громче, сопровождали пение Эдиты Станиславовну. "Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап" Новосельцев, вдруг услышал её голос, совсем неуверенный и тихий, но приятный и красивый. Ему не могло показать, мужчина в детстве с мамой играл на фортепьяно, и обладал хорошим музыкальным слухом, ни разу не посетив музыкальную школу. «Сама Калугина мне подпевает, музыка творит волшебство» — пронеслось у него в голове. Ещё одна коварная мысль посетила в тот момент, Новосельцев понимал последствия, но не смог отказать себе в таком удовольствие. "Пап-па-да-бу-да Ла-ла-ла- ла-ла Пап-пап па-ба-да-па пап-пап Па-ба-да-па пап-пап" Он резко перестал петь и сделал радио максимально тихо, в кабинете был слышан только женский голос, который нежно пропел по нотам: "Пап-па-да-бу-да" — Я закончил, Людмила Прокофьевна, принимайте работу. — Анатолий Ефремович всеми силами пытался не подавать виду, что совершил коварный план нарочно. Стоя к ней спиной на стуле и прикрывая створки шкафа, он представлял её смущённое, покрасневшее лицо, что вызывало широкую улыбку и смех, который он еле сдерживал. — Ссспасибо. — Новосельцев дал изумительно точное описание в голове, к которому добавилось нервное движение рукой по волосам. — Вы, пожалуйста, больше не лазайте одна, я не успею прибежать. — мужчина с широкой улыбкой повернулся на неё, подтвердив слои предположения. Получив короткую сухую улыбку, он выпорхнул из кабинета, радуясь небольшой шалости, за которую ещё и не получил. — Подлец! — кинув ручку на стол, Людмила закрыла лицо руками.