Не бойся меня

Кажется, Весельчак У считал его совсем сломавшимся и откровенно слабым, и Игоря это пока устраивало. Не то, чтобы он сознательно планировал это, но ему трудно было сдерживать себя в некоторые моменты, он часто плакал даже от, казалось бы, ерунды, пусть и хотел очень сохранить крупицы гордости и достоинства. Но о чем он? Какое достоинство в его состоянии?! Весельчак У обрабатывал его раны, два раза в день смазывал порванный зад и должен был уже понять, что Тэр с ним делал. Если на рынке Тэр сам не похвастался и не предложил парочку идей, это было бы в его духе. А в остальном… Игорь пока полностью зависел от нового хозяина. У него всё ещё дрожали пальцы, он не мог в руках ничего удержать, и Весельчаку У приходилось помогать ему с едой, с мытьём, с чисткой зубов, и это было… отвратительно! — Да не стесняйся ты, — бодро говорил Весельчак, когда осторожно проводил мочалкой между его ног или вытирал полотенцем, неожиданно стараясь не задеть даже случайно не до конца закрывшиеся раны. — ты поправишься, и все будешь делать сам. А до этого я тебе помогу! Вроде ничего отвратительного, но Игорь понимал, о чем говорит. Тэру нравилось кидать Игорю еду прямо на пол и смотреть, как он мучается от голода. Игорь гордился что не превращался окончательно в животное, подбирая пыльные куски, даже когда от отсутствия еды толком двигаться не мог. Тэр любил с ничерта ударить его носком или каблуком ботинка, обычно предпочитал живот или пах. Весельчак У не делал ничего такого, но эта притворная доброта казалась ещё хуже. Игорь пытался понять нового хозяина, раскусить его, но он просто не знал, чего от него ожидать! Тэр часто сажал его на колени после особо мучительного траха, когда задница просто горела, почти ласково говорил, что ему жаль, что Игорь не может быть послушным, и откровенно наслаждался, когда надавливал коленом на растраханный анус, заставляя Игоря кричать. Хотя один раз он ему чуть не поверил, глупо понадеялся на чужую жалость и участие. Тэр тогда хохотал от души, а Игорь поклялся, что больше такой ошибки не допустит. И не радовался чужой доброте, не принимал за чистую монету. Игорю достаточно было и того, что Весельчак У хотя бы насиловать не лез, решив подлечить раба получше, а то с беспомощной игрушкой развлекаться, видимо, совсем неинтересно. Но до этого не дойдет, больше нет. Игорь послушно терпел все процедуры, перевязки, вечный запах мазей, от которого, видимо, он никогда уже не избавится, только ради одного. Он просто хотел окрепнуть настолько, чтобы взять что-нибудь острое или верёвку, а может и ничего не брать, если рядом найдутся высокие здания, и сбежать. Уйти собственными ногами, найти укромное место, где никто не сможет ему помешать, и покончить с собой наконец. И быть при этом человеком, а не непонятно кем с тампоном в заднице, дрожащими руками и слезами по поводу и без, которые он даже контролировать толком не мог. Нет, он умрет достойно, как мужчина. В этом-то судьба ему не откажет. А если нужно перед этим потерпеть? Что ж, он потерпит, в первый раз что ли? Тем более, что с Весельчаком У… было действительно легче. — Здорово тут, правда, Игорь? И красиво… — сегодня Весельчак У вынес его на улицу. Да, сам Игорь ходить ещё не мог, ступня не до конца пришла в порядок, да и сил ещё не было, но даже так, на руках у хозяина, это был свежий воздух! От него не нужно было теперь прятаться, сворачиваться, пытаясь сохранить ускользающее тепло, мягкая куртка отлично согревала, а ещё можно было просто сидеть спокойно. Как тогда, когда он был ещё аспирантом Игорем Селезневым, а не рабом поехавшего ублюдка. — Да, красиво. — не то чтобы Игорь горел желанием общаться с Весельчаком У, просто тот обычно болтал без умолку, а ему хотелось побыть в тишине. Кстати, если все получится, то можно будет залезть вон на то дерево, он достаточно удобное и высокое, чтоб наверняка. Судя по всему, Весельчак У жил где-то в пригороде, и высоких зданий Игорь, наверное, не найдет. Ну и не страшно. Густая листва скроет от чужих глаз и даст возможность все сделать, как надо. Лишь бы только… Весельчак не передумал его лечить. — Скоро будем вдвоем гулять, — немедленно отозвался приободренный У, а Игорь пожалел, что не может закатить глаза. — расскажешь мне про всякую живность, тут много кто водится. А ещё пруд есть, а там рыба вкусная. Я пожарю, когда тебе будет можно! И летом купаться будет можно! Иногда (как, например, сейчас) Игорю казалось, что насчет Весельчака У он может ошибаться. Нет, он абсолютно не думал доверять человеку, покупающему людей, или считать, что этот Весельчак действительно к нему привязался, но, возможно, он был всё-таки ему нужен? Игорь так и не понял, какой он биовид и сколько ему лет, и если Весельчак У только выглядит немного старше, то, может, все намного проще? Ему не нужна секс-кукла, не нужен раб в полноценном понимании этого слова, скорее, живая игрушка, о которой можно заботиться. Вот как подросток, который копается в старенькой развалюхе-машине, или ребенок, мечтающий о собаке, которая будет ему верным другом. А что? У часто говорил, что хочет стать Игорю другом. Но когда игрушка надоест, то выкинет его У без сожалений. Не дорос он, чтобы понять, что такое дружба, и что пришлось самому Игорю ради друзей и любимой женщины. — Дождь, — разочарованно протянул Весельчак, снова подхватывая Игоря на руки, хотя тот был только рад, когда первая капля упала ему на щеку. Он давно этого не ощущал, он был бы рад остаться под дождем, просто не хотел спорить с хозяином. — нужно идти в дом. Послушаем Вертера до обеда? Игорь лишь вздохнул. Весельчак У всё-таки был сущим ребенком. Он откуда-то знал, что Игорь был подающим надежды биологом, написал несколько работ по зоологии, и поэтому часто просил Вертера прочитать или включить что-нибудь на эту тему. И Игорь не мог отрицать, что ему это нравится. Возвращались старые, приятные воспоминания, иллюзия нормальной жизни, будто он снова на лекциях в университете. Нет, он абсолютно не против, если перед смертью вспомнит, что когда-то ему было спокойно и хорошо. Так что, Игорь не сопротивляется, когда Весельчак устраивает его на диване, садится рядом и просит Вертера включить что-нибудь про мировой океан. Вот только Игорь ещё слаб, его утомляют даже эмоции, он сам не замечает, как начинает засыпать под мерный голос робота, а сон рушит всю относительно спокойную картину. Снится Кира. Снится их последняя встреча. Он видит, словно наяву, родное лицо, изрезанную чем-то щеку и растрёпанные рыжие волосы. Зачем-то считает пуговицы, которых не хватает на одежде, а Кира перехватывает его взгляд. — Нет, до этого не дошли. Игорь, я прошу тебя. — она спокойна, абсолютно спокойна, полностью доверяет ему, а Игорь не может предать ее доверие. Это сон, сон, конечно, но он снова ощущает холод тюремной камеры, смотрит на мерцание видеонаблюдения, чувствует неприятный, тяжёлый запах. Позже он узнает, что так пахнет кровь. Его Кира этого не заслуживает. — Игорь, не говори, что не поможешь. Лучше смерть, чем такая жизнь. — Кире оставили лейтенантский мундир, и она пытается поправить погоны и пуговицы. Хочет умереть солдатом, непобежденным, несломленным, и Игорь готов ей помочь. — Всюду камеры. Извини, но только так вышло. — они заметят, если он передаст Кире что-нибудь. Они не пропустили бы его с ножом, лезвием или непонятным пузырьком или таблеткой, но Игорь придумал кое-что получше. В рот-то ещё не заглядывали. — Разгрызай немедленно, только почувствуешь. Не бойся. У них будет только две минуты, чтобы тебя откачать. — Не боюсь. И двух минут у них не будет. — Кира, его сильная, смелая Кира понимает все без лишних слов. Игорь прижимается губами к ее губам, не целует, нет, лишь пытается, как можно быстрее подцепить языком капсулу, хитро спрятанную в зубе, спасибо знакомому повстанцу-стоматологу. Подцепить и услышать, как Кира хрустнула этой капсулой. — Я люблю тебя, — шепчет Кира, перед тем, как схватится за горло и упасть на колени. — спасибо тебе. Спасибо. — В триста двенадцатую, живо. — Что натворила эта дрянь?! — Селезнев, скотина! Врача зовите! У Игоря по щекам катятся слезы, он пошевелиться не может, даже когда в камеру врывается охрана, а он сам получает такой удар ногой, что чуть не отлетает к стене. Кира уже лежит без движения. Он спас ее, спас! А он сам… Да все выдержит! — Игорь, Игорь! Эй, проснись, ты чего?! — во сне лучше, в реальность возвращаться не хочется, но кажется он снова дрожит и плачет. А ещё уснул на плече у Весельчака У. — Кошмары что ли? Что-то страшное снилось? Он мягко поднимает его за подбородок, пытается вытереть слезы со щек, а Игорь может только тяжело дышать. — Кира, — шепчет он, не до конца понимая, какую совершает ошибку. — Кира. Тэр знал всю историю и зверел от одного упоминания Киры. А что будет с Весельчаком, Игорь не знал.