Синдром Капгра

      Стив пришёл к квартире вновь через день. В руках у него новый пакет, но с тем же содержимым.       Стучит в дверь без особой надежды на то, что ему откроют.       Каждый человек имеет право на затворничество и ненависть. Никто не обязан любить Стива.       Он стоит минуту и слышит шорох в квартире. Лёгкий, но весомый. Дверь открывается спустя ещё минуту.       У Солдата красные глаза и грязные, разметавшиеся по плечам волосы, но на усталом лице уже повязана бандана.       Роджерсу практически стыдно, что Солдату приходится заботиться о том, чтобы никто ненароком не увидел, как он выглядит.       — Сейчас не лучшее время, — хрипло проговаривает Солдат с видимым усилием и хочет добавить что-то ещё, но горло, судорожно сжимающееся, не даёт ему этого сделать.       — У тебя ломка, — это должен быть вопрос, но из уст Стива звучит как утверждение.       Какой он идиот. Солдат ему буквально сказал, что у него болит голова и возвращаются образы. Что ещё это могло быть?       Солдат мычит, потому что качнуть головой, даже чуть-чуть — невероятно острая боль.       В Гидре его учили терпеть и не такую агонию и не такие неудобства, но тогда-то ему давали седативные и разные психотропные, так что тогда это вполне разумно притуплялось, но сейчас у Солдата ничего нет, кроме грязной квартиры, грелки и двух одеял, несколько искорёженных молью.       — Я вернусь через полчаса, — докладывает Стив голосом Капитана-Америка, суёт Солдату пакет, который держал, и разворачивается на сто шестьдесят, практически маршируя, спускается по лестнице.       Солдат с тупой болью в голове смотрит ему в след, а потом переводит взгляд на пакет, решая, что как-нибудь потом разберётся с его содержимым.       Он закрывает дверь лишь на два замка.

*****

      Роджерс ходит по магазину, пытаясь как можно быстрее собрать всё, что облегчит ломку.       Первое — всё, что необходимо для бульона.       Второе — два тёплых одеяла, потому что Солдат, пусть и пытался это скрыть, но дрожал, точно осиновый лист.       Третье — молочная продукция по типу творога и молока.       Четвёртое — бананы, шпинат, болгарский перец, едкий сельдерей, петрушка и мята с мелиссой.       Стив укладывается в двадцать минут вместо тридцати обещанных. Солдат выглядит почти удивлённым, когда видит его, нагруженного бумажными пакетами, которые шуршат подобно рою пчёл.       — Пустишь? — почти что для вида спрашивает Стив. Если Солдат не отойдёт, то, вероятно, Роджерс попытается войти сам.       По выражению лица Солдата Стив понимает, что тот что-то хочет спросить, но, вероятно, боль в горле и фарш в голове не дают ему возможности переобразовать несвязанные слова в логичный вопрос.       Он молча отходит от дверного проёма, и Стив сразу спешит на кухню.        Найти одинёшеньку-кастрюлю и замызганную досточку — является не сложным. С ножами же дело обстоит хуже.       Грант находит только один — тупой, как пень, и маленький, будто для масла. Он поворачивается к Солдату, который неграциозно развалился на стуле.       Тот медленно ловит его взгляд. По морщинке на лбу виден сложный мыслительный процесс. Лицо озаряет догадка, а потом он хмурится.       — Я не дам тебе свой нож, — категорически заявляет Солдат, и Стив разочарованно, точно Сара, когда он и Баки были детьми, вздыхает, упирая руки в боки.        Конечно, Солдат и сдался бы без боя?       — Ты даже в таком состоянии способен уложить меня, — в ответ ему замечает Стив. — Так что дай мне свой нож. Необязательно самый острый, — это компромисс и Солдат это видит. Накрывает лоб рукой и Роджерс не может понять — меряет ли тот таким образом температуру или просто думает.       У них тела суперсолдатов. У Солдата даже более модернизированная сыворотка, нежели у Стива и тот даже помыслить не может насколько сейчас плохо Солдату, если даже тело, которое само регулирует любую температуру, не справляется с жаром из-за токсинов.       Солдат вытаскивает нож буквально из неоткуда. Роджерс так и не понимает, достал его тот из ботинка или из-за пазухи, но ловит оружие в воздухе.       Стив понимает, что Солдату многим хуже, чем тот позволяет себе показать. Если бы он был в порядке, Грант уверен, то препирался бы ещё минут семь.       Быстро ставит бульон на плиту, газ в которой еле-еле дышит, и поворачивается к Солдату.       — Тебе нужен здоровый сон, — констатирует он, и Солдат хмыкает. Стив не может не провести параллель с Баки вновь и опять.       Тот всегда любил сарказм и двойные шутки с каламбурами.       Солдат медленно, но упорно разводит руками.       — Я не буду спать, пока ты здесь, — Стив бы закатил глаза, если бы не знал об ужасах, которые творила Гидра с этим человеком.       — Хорошо, — вздыхает Роджерс и роется в пакете, отыскивая одно из одеял.       К Солдату подходит медленно, с развернутой в руках вещью, чтобы тот видел отсутствие угрозы.       Тот, кажется, напрягается больше, чем если бы Стив вытащил ствол. У Роджерса мелькает мысль о том, что этот человек не помнит нежности и заботы.       Гидра так сильно хотела сделать из этого человека монстра, что забрала у него любое подобие человеческого.       — Это одеяло, — звучит по-идиотски, но Стиву кажется это необходимым.       — Зачем? — хрипит Солдат, пытаясь не двигаться, как будто это поможет стать ему невидимым.       — У тебя жар, — Роджерс почти подошёл к Солдату, но замер, ожидая реакции оного.       — Я могу справиться… — Солдат запинается. — Сам, — Грант кивает.       — Бери, — предлагает он, медленно вытягивая руку с одеялом. — Завернись в него, я сейчас принесу чай, — он отворачивается раньше, чем может увидеть задумчивый взгляд Солдата.       Когда Стив болел и практически не ел, то Баки всегда делал ему чай из ромашки и мяты, чтобы Грант мог дышать легче.       Кружка была поколотой внутри, с обручами от чая и кофе. Стив моет её, держа в руках как хрусталь.       Это человеческая вещь. Это показатель того, что Солдат — не просто вещь и оружие. Что он такой же человек, как любой, которого можно встретить шагая по улице.       Солдат тоже боится, чувствует боль, имеет свою точку зрения и право на жизнь.       Он имеет право на то, чтобы встать утром, выпить кофе, пойти на работу и завести если не друзей, то хотя бы товарищей, от которых не будет ожидать ножа в спину.       Солдат имеет право не следить каждую секунду за периметром, потому что кто-то может выскочить из-за угла и забрать его, как игрушку, потерянную в песочнице, чтобы ставить на нём извращённые эксперименты.       Роджерс задумывается о том, а если бы он не видел вместо глаз Солдата глаза Баки, то делал бы это всё?       Стив роется в своей голове и не совсем точно может ответить на этот вопрос.       Баки всегда был для Стива больше, чем весь мир, и значил больше, чем кто бы то ни было.       Ради Баки Роджерс был готов вырвать своё сердце — стоило бы тому только попросить.       Тот, Стив не знал к счастью или же нет, но никогда ничего не просил взамен, лишь отдавая, пока у самого ничего не оставалось.       Грант видел в Баки целую Вселенную и не хотел сравнивать Джеймса с Солдатом.       Солдат был человеком и заслуживал соответственного отношения, но он не был Баки.       Не тем человеком, который вытаскивал его из передряг и находил девчонок, чтобы Стив опять с хрустом провалился в конкурсе «Ловелас Дня».       Солдат не был человеком, который заботился о Стиве повсеместно. Не тем, кто работал, растягивая связки и зарабатывая травмы, чтобы купить Гранту необходимые лекарства.       Роджерс пришёл к неутешительному выводу, что он бы не пошёл за Солдатом, если бы у того не было глаз Баки.       Стив вернулся в комнату и увидел Солдата, завёрнутым в одеяло. Тот схватился за его края, будто эту вещь могли отобрать. Будто он всё ещё был в Гидре.       Как только он переступил порог комнаты, то Солдат, подобно сове, открыл глаза по очереди, выпутываясь из омута мыслей и горячки.       — Бульон стоит выключить через минут десять, — говорит тихо Стив, чтобы не колоть громкими звуками голову Солдата. Тот заторможенно кивает. — Поешь, как я уйду, — Роджерс, по сути, наставляет, но больше звучит как просьба.       Он ставит кружку на тумбу, стоящую рядом с Солдатом, вместо того, чтобы отдать ему в руки. Грант знает, что тот всё равно не оторвёт судорожно сжатых пальцев от одеяла, пока он здесь.       Стив почти чувствует, что должен сказать что-то ещё, но не может найти слов.       «Выздоравливай»? Не сам же Солдат захотел мучиться от ломки.       «До встречи»? Солдат мог его не пустить в следующий раз.       «Пока»? Если добавить ещё и «приятель», то в следующий раз Солдат реально разобьёт Стиву нос.       — В пакете второе одеяло, — наконец говорит Стив, уже ощущая под пальцами холодную дверную ручку. Говорит негромко, но знает, что Солдат услышал.