Детский реабилитационный центр №213. Семь смертных грехов.

[Медицинская карта больного] Фио: Ли Минхо. Полных лет: 18. Заболевание: Системная красная волчанка. Симптомы на момент поступления в детский центр: Красные высыпания на лице, боли в мышцах и суставах, повышенная температура тела, головные боли. Палата № 5. Рядом с линзой веб-камеры на экране ноутбука, горит красная лампочка. Из динамиков приглушено играет тихая музыка, лаская слух и заставляя двигаться в такт. Окна полностью зашторены и лишь уголок жалюзи слегка колыхается от теплого ветра. Несмотря на то, что на улице во всю светит солнце, в палате довольно темно. Яркие лучи отражаются от темно оранжевых занавесок, создавая в комнате интимную атмосферу. Минхо думается, что в такой обстановке было бы здорово завалиться спать, но ему не хочется, и он не спит. Подушечки пальцев скользят по своей же ладони, медленно пробираются до локтя и выше. В голове тут же возникает образ кашляющего мальчика. Вспоминается, как он точно так же касался матовой кожи, как бы невзначай. Как щекотал запястья, пока все отвлекались на какой-то до одури глупый фильм. Язык проходится по розовым, пухлым губам, оголяя белые клыки и заигрывающую ухмылку. Зрачки скачут то к экрану, то к стене за ним, пытаясь отогнать образ парня с оленьими глазами. Клиент включает камеру, а парню хочется с размаху ударить кулаком в монитор, видя пошлый оскал собеседника, и то, что он даже не старается спрятать. Тормозит его только капающая денежная валюта в углу экрана, увеличивающаяся с каждой минутой. Ладонь обводит голые плечи, задевая лямки черной майки. Те спадают, полностью открывая вид на выпирающие ключицы, смазанные сияющим маслом. Сквозняк обдувает лицо, смахивает челку с томных глаз, и пускает добрую порцию мурашек по телу. Мысли кружат где-то не здесь, возвращаясь на несколько дней назад. В ушах стоит гул, щелканье красной лампочки, и плач женщины. Матери Чанбина. Несколько дней назад. - Чанбин погиб от большой потери крови, мы сделали все что смогли. Слова бьют набатом в барабанные перепонки, мир замирает, окунувшись под толщу воды. Все кажется настолько нереальным, что хочется рассмеяться и спросить - “Где тут скрытые камеры, это же розыгрыш, правда?”. Но лицо врача не меняется, крик матери, падающей на колени, заедает в ушах и остается там еще на долгие дни. Никто не понимает, что происходит. Как такое могло произойти? Чанбин, их Чанбин, которого они обнимали пару часов назад, который обещал, что вернется, который обещал, что будет жить – погиб. Немыслимо. Судьба явно их недолюбливает, а скорее даже ненавидит. Комната ожидания превращается в траурный ад, никто не верит в происходящее. Врачи пытаются успокоить родителей, которых с головой накрыла пучина горя, а подростков, которые, кажется, растворились в воздухе морозным паром, никто не замечает. Они стоят и горько проливают слезы, утыкаются в плечи, макушки и руки друг друга красными носами и через слезы пытаются загасить ту печальную бурю в душе. Все, кроме Чана. Смерть Чанбина подкосила его сильнее остальных. Для Чана мир рухнул, рассыпался как домино и вряд ли кто-то заново его соберет в цепь из костяшек. Он потерял того, кого считал братом. Он потерял того, кому впервые в жизни открылся, того, кто показал ему, что жизнь не заканчивается на этих стенах, не заканчивается на строчках медицинской карты. Чан погибал. Мир для него выключил все яркие краски, снова включая черно-белую палитру. Он кричал, как дикий зверь, загнанный в угол, кричал так, что никто не мог поверить, что это он. Чан не давал к себе никому прикасаться, ни друзьям, ни врачам, он просто растекался по стенам и полу больницы крича, что все это ложь, что Чанбин не мог уйти, не мог погибнуть, что он не заслужил смерти. Что он должен был жить. Его крики были похожи на записки сумасшедшего: - Заберите мою жизнь, не дайте ему умереть! Вы врете, Чанбин жив. Пустите меня к нему! Его трясло как осиновый лист на ветру, он даже не мог самостоятельно встать, слезы застилали глаза, руки не слушались, он был похож на марионетку в неумелых руках. Родители Чанбина уговорили врачей, чтобы их пустили в операционную, и они могли попрощаться с сыном, перед тем как его заберут для подготовки к похоронам. Врачи, конечно же согласились, никто не может отказать взрослым людям, на голову которых упало внезапное горе. Но никто не подумал о подростках, которые все так же растворялись в воздухе холодной комнаты ожидания. Когда Чан увидел, что дверь в операционную открывается, он окончательно сошел с ума. Его подсознание все сильнее начало твердить ему, что это все злая шутка, неуместный розыгрыш, очередной подкол от Чанбина, который сейчас выйдет и скажет - “Ну что, купились?”. Чан сорвался с места и чуть было не забежал в операционный блок, его вовремя удержал остальной персонал больницы. Врачи начали силой его оттаскивать в свою палату, чтобы дать ему успокоительные. А Чан продолжал вырываться и кричать: - Вы что, не видите? Вот же Чанбин, вот, он стоит и улыбается у входа, пустите меня к нему. Пустите же! Смерть Чанбина подкосила оставшихся подростков сильнее всех прошлых. Феликс стал еще более нервным, стал часто кашлять и его ингаляторы кончались за несколько дней, когда до этого он ходил с ними, будто бы бесконечность. Ежик на голове Хёнджина стал пускать проплешины, оголяя тонкую кожу черепа. Розовая бабочка на лице Минхо стала закатного цвета, скрывать ее стало сложнее, а сам Ли практически не вылезал из палаты. Смерть Джисона и Чанбина ножом застряли в его сердце. От Чана не было новостей уже несколько дней. Он лежал в палате, отвернувшись к окну. Проходя мимо его комнаты, иногда были слышны всхлипы и плач, но он будто попал в зазеркальный мир, где никого не существовало. Смерть каждого подростка с собой что-то забирала и Чанбин унес с собой надежду, радость и цветные краски. Мир стал блеклым и тусклым. Все вокруг напоминало им о том, что как прежде - уже не будет. Напоминало о тех днях, когда их было больше. Остается только надеяться, что хотя бы они выйдут из этого центра. Но забыть все как страшный сон, они так и не смогут. Минхо кажется, словно его наказали. Кажется, что в прошлой жизни он сделал что-то не так, за что сейчас ему приходится расплачиваться. Судьба повернулась к нему спиной, надменно усмехаясь и указывая на то, какой же он всё-таки неудачник. Его очень подкосила смерть ребят. Настолько сильно, что он сам не ожидал. Апатия давила на плечи, заставляла быть холодным со всеми, включила режим равнодушия и давала только работать. Парню не хотелось ничего: ни есть, ни проводить время с друзьями. Ему даже не хотелось звонить своей бабушке, когда раньше, он делал это каждый день. Все, чем он занимался, это работал. Он практически не выпускал ноутбук из рук. Утром, днём, вечером, ночью. Он делал перерывы только на то, чтобы сходить в столовую и перебиться там легким перекусом. Сбегать к лечащему врачу и на процедуры. И когда совсем становилось плохо, брал перерыв на двухчасовой сон. Ребята задавали много вопросов, справлялись о его самочувствии, и пытались вытащить его хотя бы ненадолго в свою компанию. Но Минхо целыми днями проводил в своей палате, абстрагируясь от всего центра. Подобный образ жизни, несомненно, сказывался на его поведении. Он стал более раздражительным, вспыльчивым и заносчивым. Из-за чего ему периодически прилетали штрафы за грубость клиентам, непослушание и за жалобы, оставленные на его рабочем аккаунте. Однако, парня это совсем не беспокоило. Его переработки полностью покрывали суммы штрафов и даже давали дополнительные цифры в еженедельных зарплатных счетах. Он краем уха слышал новости о том, что, что-то происходит с Чаном, но старался не вдаваться в подробности. Сердце сжималось лишь от одной мысли, что с его болезнью, ему осталось не так уж и долго. И пусть Минхо будет трусом, выбрав вариант сбежать от всего, пусть. Ему совсем не совестно и не стыдно. Радовали только приходящие на карту деньги от работодателя. Больничные счета оплачивались, а значит у него больше шансов сбежать отсюда насовсем. Когда ладонь в очередной раз проезжается уже по голому торсу, задевает соски и пересчитывает ребра, клиент на той стороне экрана мерзко облизывается и пишет что-то в чат. Хочется закатить глаза, ведь Минхо знает, что сейчас его обязательно что-то попросят сделать. Пока мужлан отбивает своими жирными пальцами по клавиатуре, Ли смотрит на свое изображение. Бледная кожа лица, полностью перекрытая тональным кремом, подведенные глаза, растрепавшиеся русые волосы, сияние от масла и смазанный блеск для губ. Он любит такого себя, уверенного и беззаботного. И любит то чувство, когда нравится кому-то. Ведь многие клиенты сами к нему возвращаются, а значит хотят видеть именно его. Пускай это все маска и под ней скрывается больной, и беззащитный подросток. С кучей комплексов скрытыми под ярким макияжем, с огромным списком проблем. Пускай. У Минхо две личности. И одна из них прямо сейчас сидит перед камерой, демонстрируя себя во всей лживой красе, и фальшиво улыбаясь. В чат приходит сообщение: User887 Разденешься для меня полностью?) Ли внутренне раздражается от того, что новые пользователи не знают элементарных вещей, но улыбку с лица не снимает. Ему нужно быть вежливым с потенциальными клиентами. Изящные пальцы скачут по клавишам, набирая ответ. Butterfly В моем профиле указана вся информация, милый. Я не раздеваюсь ;) Наблюдая за хитрой, потной рожей мужчины, он чувствует себя отвратительно. Ему нравилась его работа, но не все её аспекты. Свои клиенты знали все нюансы и приходили посмотреть на эстетику. Но были и такие кадры, которым лишь бы подрочить на камеру, наблюдая за тем, как ты, делаешь тоже самое. Многие оставляли чаевые за простые разговоры, игру в правду или действие, за поддержку, или за танцы. Танцевать ему нравилось больше всего. Он чувствовал себя в полете, когда танцевал под чарующую и завораживающую музыку. Эти смены были самые оплачиваемые, пусть и после них он был вымотан сильнее обычного. В чат прилетает очередное сообщение от пользователя, со словами двойной оплаты, мольбой, и этими мерзкими скобками. Минхо снимает напускную маску, превращает лицо в холодную льдину и захлопывает экран. Ноутбук автоматически уходит в сон. Смена еще не закончилась, а значит он словит очередной штраф. В подкорках что-то чешется, но парень мысленно отмахивается и натягивая на себя белую хлопковую футболку, наливает мицелярную воду на ватный диск. *** Перед обедом медсестра зашла к Хёнджину и попросила его собрать остальных ребят, и подойти к главврачу. Тот хотел с ними поговорить, но о чём - неизвестно. В палату к Чану, Хёнджин даже не стал пробовать зайти. За последние несколько дней подобные походы не принесли никакого результата, даже врачи с трудом могли вытащить из него хоть какое-то слово. Оставались Феликс и Минхо, с этими он справится гораздо легче и быстрее. Феликс нашёлся сам собой, он по обыкновению влез в палату Хвана через окно. Недовольное лицо быстро сменилось удивлением от свежей новости. Прокручивая в голове последние несколько дней, он вспоминал, были ли за ним какие-то косяки, но нет, ничего не вспомнил – значит на это раз вызов к врачу точно не по его душу. Минхо вежливо поговорил с ребятами через закрытую дверь, ведь открывать он её отказался, ссылаясь на важные дела и невозможность открыть прямо сейчас, но пообещал, что подойдет к кабинету врача через несколько минут. Хёнджин уже неоднократно задавался вопросом, чем Ли бывает настолько занят, что порой не может открыть дверь даже врачам? Феликсу, конечно, на ум пришла одна мысль, достаточно пикантного характера, но один угрюмый взгляд и сжатые губы Хёнджина тут же выгнали подобные мысли из его головы. В больнице было непривычно людно, чьи-то родители приезжали к детям, а у ресепшена стоит новая стопка сумок с вещами. Центр продолжает жить несмотря ни на что, новые пациенты приезжают, старые выписываются. Голубые стены провожают ребят к кабинету врача. Люминесцентные лампы криво подмигивают, словно прося хоть немного улыбнуться. Рисунки на стенах детского блока уже не пугают, как в прошлые разы, а к хлорированному воздуху легкие уже привыкли. Больница становится вторым домом, становясь все ближе и привычнее родных, домашних стен. Подходя к уже знакомому кабинету, парней нагоняет Минхо. Феликс стучит в темную дверь и за ней слышится: – Да-да, проходите! В кабинете их внезапно встречают сразу два человека: глав врач, который все так же сидит за своим столом в идеально выглаженном белом халате и мама Чанбина, облаченная в черную одежду. – Проходите мальчики, не стесняйтесь, – Врач указывает рукой на небольшой диванчик, приглашая подростков сесть именно на него. – миссис Со хотела с вами поговорить. Три пары глаз переглядываются между друг другом, но все же проходят вглубь кабинета. – Здравствуйте, мальчики. Я приехала сюда забрать оставшиеся вещи Чанбина, и так как вы его последние друзья, я не могла не предложить вам посетить его похороны. Завтра. Вся наша семья была бы рада увидеть вас, поэтому, пожалуйста, обдумайте мое предложение, обсудите его с врачом и родителям, ну а я, пожалуй, пойду. Всего хорошего вам и, - Женщина замолкает на секунду и прочищает горло. - выздоравливайте, пожалуйста. Миссис Со практически выбежала из кабинета, старясь избегать взглядов детей. По ней было видно, что ей не легко смотреть на сверстников своего ушедшего сына. Возможно, в их лицах, глазах, она все еще видела его, своего ребенка. Её нервозность выдавали быстрые взгляды на парней, немного дерганые движения и дрожащий еле слышимый голос. Но все прекрасно понимали её чувства и проявили к матери Чанбина максимальное уважение. Когда женщина покинула кабинет, врач перевел внимание парней на себя. – Для меня эта новость стала такой же неожиданной, но отпустить я могу вас только с родителями и если вы сами этого действительно хотите. Поэтому, посидите и подумайте прямо сейчас, кто поедет, а кто нет, и мы вместе позвоним вашим родителям и поговорим с ними. По состоянию здоровья я не отпущу только Бан Чана, но я думаю вы и так это уже поняли. К сожалению, он переживает эту потерю тяжелее всех, для него это будет просто не безопасно. – Врач складывает руки на груди, откидывается спиной на спинку кресла и смотрит на парней. – Я не поеду, - Подаёт голос Феликс. - одного вы меня не отпустите, а с матерью я связываться не намерен, себе дороже. С чужими родителями тоже не вариант ехать? Так и думал, поэтому я останусь в центре. – Парень прочеканил свою речь так быстро, будто готовился произнести её еще несколько часов. – Как бы я не хотел туда поехать, но я останусь в центре. Не думаю, что бабушке стоит ехать сейчас на похороны, ей потом будет тяжело, а я буду чувствовать себя из-за этого еще хуже. Да и вдруг Чану станет завтра легче, надо чтобы кто-то из нас был с ним, поэтому я буду с Феликсом в центре. Три пары глаз уставились на Хёнджина, ожидая его решения. Не поехать он не мог, он должен попрощаться с другом и сделать это за остальных, осталось убедить родителей в важности его миссии. – Я поеду, но нужно уговорить родителей. Надеюсь, вы мне в этом поможете? – Хёнджин поднял взгляд на врача и увидел в глазах напротив четкое согласие. Уговаривать родителей долго не пришлось, они согласились практически сразу же. Для них, похороны играют важную роль в пути верующих. Завтра утром они привезут ему нужную одежду, цветы, и заберут сына на похоронную процессию. Пока ребята шли в столовую, Минхо предложил Хёнджину взять с собой на проводы прощальные подарки от ребят, чтобы они через них простились с другом. За обедом они обсуждали, кто что передаст, и как бы сообщить эту новость Бан Чану, который без вести пропал в своем за зеркальном мире. После обеда, когда остальные подростки разошлись по палатам, Хёнджин решился зайти к Чану. Дверь в его палату все так же была приоткрыта, а сам он лежал отвернутый к окну, будто бы и не двигался последние дни и на миллиметр. В палате прохладно, шторы колышутся ветром, а на прикроватной тумбе остывает обед, вежливо принесенный одной из мед сестер ему в палату. – Привет, Чан, - Неуверенно начал парень. - я ненадолго. В общем, завтра пройдут похороны Чанбина, и я туда поеду, один. Мы с ребятами решили передать ему наши прощальные подарки, если ты хочешь, то тоже можешь что-нибудь отдать, – Хёнджин говорил медленно и практически шепотом, он знал, что Чан не спит и слышит его, хоть и не видит реакции на свои слова. – Я буду у себя в комнате, ну или передай через мед сестру, или я могу сам к тебе зайти завтра утром. Как тебе будет удобнее, и еще, Чан, пожалуйста, выходи к нам, мы скучаем по тебе. Ты нам нужен. Услышав в ответ тихое шмыганье носом, Хван решил уйти из палаты как можно быстрее. Он знает, что Чан не любит, когда его застают не в лучшем состоянии, ведь тому, от этого будет еще хуже. Быстро выйдя из палаты, он решил прогуляться по коридорам, обдумать завтрашний день и успокоить мысли в голове. Это будут первые похороны его друга. Не только близкого человека из центра, а в принципе. Завтра будет тяжелый день, и тяжелые тучи, затянувшие небо так, что практически не видно солнца, об этом только напоминают. На обратном пути он буквально впечатывается в Феликса, который вылетел из своей палаты. – Боже, куда ты так летишь? - Шипит Хёнджин, потирая локти, которые он успел выставить вперед. – На Кудыкину гору, а ты че по коридорам прохлаждаешься? Я думал, что ты у себя. Хван щурится и сдвигает брови к переносице, какой-то Ликс неправильный, слишком встревоженный и дерганый. – Как раз шел к себе, с тобой все хорошо? – Да, то есть нет, ну точнее да, со мной все отлично. - Брюнет вздыхает и опускает руки. - Короче, я тут думал, мне нечего передать на завтра Чанбину, так что, наверное, я ничего не отдам, – Феликс то хрустит пальцами, то дергает за низ футболки и переминается с ноги на ногу – точнее есть что, но оно... Да нет, забей короче. – Ты из-за этого такой? Тебе не обязательно что-то передавать, не переживай. Хёнджин пытается успокоить парня напротив. Он кладет руки к нему на плечи и слегла притягивает к себе, а Феликс с удовольствием обнимает его и тут же расслабляется, шумно выдохнув. Объятие было недолгим, каких-то пару секунд, но на Ли они воспроизвели нужный эффект. – Да нет, мне есть, что отдать, – Феликс тянется ладонями к своей шее, и из-за ворота футболки появляется тонкая серебряная цепочка с небольшим кулоном в виде короны. – вот, это от меня. Не задавай вопросов, Хёнджин, я по глазам вижу, что они у тебя есть. Ответы получишь позже. Пока Хван рассматривает кулон в своей ладони, в коридоре появляется Минхо, который тоже направляется к ребятам. Вид у него болезненный: пестрая бабочка сильно выделяется на фоне сероватой кожи, лохматые волосы и никакого блеска в глазах. На лице не появляется ни одна эмоция, он похож на робота, в котором вот-вот сядут батарейки. – Отлично, я как раз к тебе, это от меня, – Минхо протягивает Хёнджину небольшую пластиковую коробочку музыкального альбома. – Он всё хотел взять у меня этот альбом. Хотел заслушать его до дыр после операции, так что, он бы оценил. Хёнджин держит в руках два подарка от друзей. Это не просто безделушки или традиционные вещи, которые приносят все. Они выбирали это с душой. Каждый подарок несет в себе свои мысли и чувства. Хвану тут же в голову приходит мысль подарить Чанбину свой светлый браслет из белого и черного бисера. Со как-то сделал комплимент его украшениям и даже хотел попросить парочку для себя, но слишком переживал, что будет не аккуратен в носке и случайно порвет их. Пока Минхо и Феликс о чем-то разговаривали, Хёнджин решил занести подарки к себе в комнату, а потом предложить друзьям сходить в игровую. Как только он зашел в палату, он заметил, что на кровати лежит что-то чужое, он явно не оставлял ничего перед тем, как пойти на обед. Подойдя ближе, он видит старую книгу в потрепанной мягкой обложке. Все встало на свои места, пока Хёнджин бродил по коридорам, Чан заходил в его комнату и оставил для Чанбина подарок - книгу Антуана Де Сент-Экзюпери “Маленький принц”. Это очень старое издание, видно, что эту книгу читали множество раз, видно, что в ней хранится частичка души хозяина. Подарок Чана кольнул Хвана в самое сердце, в голове промелькнули цитаты Лиса и Принца из книги, а в уголках глаз снова начали скапливаться слезы. “ У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. ” “ Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он — единственный в целом свете. “ Быстро вытерев мокрые дорожки тыльной стороной ладони, Хёнджин собирается выходить из палаты, как вдруг слышит странный звук из коридора и крики Феликса, который зовет мед сестру. Выбежав в коридор, он видит, как брюнет слегка бьет по щекам Минхо, который лежит на полу, как врач и мед сестра бегут к ним с поста с аптечкой в руках. Когда дежурные садятся рядом с Минхо, Феликс подходит к Хёнджину и начинает объяснять, что произошло. – Пиздец. Мы просто стояли и разговаривали про игру, как вдруг он говорит - “Подожди, Феликс, что-то не так.” и падает, я даже поймать его не успел. Пока врачи водят ваткой с нашатырем перед носом Минхо, Ликс улизнул к выходу из центра, чтобы выкурить полученный стресс, оставив Хвана в коридоре. Бабочка приходит в себя. Врач и Хёнджин помогают ему подняться и провожают до палаты. В палате номер пять задернуты шторы, закрытый ноутбук лежит в углу кровати, а на прикроватной тумбе ютится последний подарок Джисона. Ли укладывают на постель и задают ряд стандартных вопросов: – Минхо, скажи мне, когда ты ел последний раз? - Интересуется врач, внимательно наблюдая за сменой эмоций больного. – Сегодня на обеде, – Минхо быстро переводит взгляд на Хёнджина, который только что поймал его на лжи. – наверное, я просто переволновался, последние недели были очень тяжелыми для меня. – Возможно ты прав, только вот я был на обеде и видел, что ты даже к соку не притронулся. - Доктор вздыхает, складывая руки на груди. - Но это сейчас не столь важно, с этим мы еще разберемся. Мне придется сообщить об обмороке твоему лечащему врачу, думаю он запишет тебя на повторное полное обследование. – Мне кажется в этом нет необходимости. - Ли машет головой. – Тебе только кажется. Отдыхай, Минхо, и не пропусти полдник, пожалуйста. Врач выходит из комнаты, оставляя Хёнджина и Минхо наедине. – Почему ты соврал на счет еды? – Не знаю, само как-то вышло, но не переживай, все правда нормально. Взгляд Хвана бегает по лицу бабочки. Он только сейчас заметил, что после смерти Джисона, тот немного похудел. Щеки стали более впалыми, а из-под футболки все сильнее выпирают острые ключицы. Даже руки Минхо слегка дрожат, и он вспомнил, как последний раз видел, что Ли нормально ест в день операции Чанбина, пока они сидели в комнате ожидания. – Минхо, ты же ведь знаешь, как это опасно - не есть, особенно учитывая наши болезни. Нам нужны силы чтобы бороться с ними... Хван даже не успел договорить, как тот его перебивает: – А если я не хочу? Ничего не хочу, оставь меня, пожалуйста, одного. Мне не нужны сейчас ничьи лекции, я хочу отдохнуть, мне скоро работать. Хёнджин поджимает губы и молча удаляется из его палаты, уходит к себе. Никогда не получится вбить в чужую голову свои мысли, даже из лучших побуждений. Но Ли нельзя вот так бросать одного со своей бедой, он попробует с ним поговорить еще раз, но позже и мягче, когда тот будет готов. Лечащий врач Минхо не успокаивался и назначил полное обследование. Начиная от банального взвешивания и измерения роста, до повторной сдачи крови на Биохимический анализ. Так же ему снова пришлось делать узи почек, печени, и ЭКГ. Доктора определили сильно повышенное содержание белка, эритроцитов и лейкоцитов, понимая, что пошли осложнения. О чем свидетельствовало недомогание, снижение веса, постоянно повышенная температура и усталость. Усиленное лечение было назначено незамедлительно. Капельницы каждый день изводили Минхо и его вены. Ему было больно сгибать руки и смотреть на не проходящие синяки в изгибах локтей. За Ли следили на завтраках, обедах и ужинах. Составили специальную диету, для восполнения недостающих витаминов. Ничего не помогало. Минхо было тяжело. Все как один твердили, что ему нельзя нервничать, и что стоит держать себя в спокойствии. Друзья старались поддерживать, отвлекать его от суровой реальности, но все не так просто. Образ Джисона каждый раз вспыхивал перед глазами, обжигая. Бабочка на его лице становилась ярче и ярче, распуская свои пунцовые крылья. *** Мрачный и тяжелый морально день встречает всех непогодой. Небо затянуло темными, серыми тучами, где-то вдалеке был слышен гром, а мелкие небесные слезы срывались откуда-то сверху. Родители приехали за час до выезда из больницы, помогли переодеться, собрать необходимые вещи и еще раз переговорить с врачами. В машине никто не проронил и слова. Хёнджин, по обыкновению, сидел на заднем сидении и не по обыкновению обнимал букет из белых хризантем. А в нагрудном кармане пиджака, прямо под сердцем, хранятся некоторые передачки от друзей. До кладбища, как оказалось, ехать не так уж и долго. Небо стало еще темнее, а дождь все так же продолжает тихо капать, словно копит и держит в себе будущую истерику, которая выльется будущим катаклизмом. На деревьях кучками сидят пернатые, в таких же черных смокингах и что-то ворчат на своем, но их разговоры только режут слух и напоминают о том, где все-таки они находятся, и что сейчас будет происходить. У назначенного места уже стоят родители Чанбина и ближайшие родственники. На матери нет лица. Она отпускает сегодня частичку себя и своей души под несколько метров над землей, а отец постарел за эти короткие дни так, что на его густых и черных бровях появились седые волоски. Младшая сестра Чанбина стоит недалеко от них и не отрывая взгляд смотрит на вырытую яму. Сегодня здесь собрались практически все близкие люди Со, хоть тех было и немного, но по одному только взгляду можно понять, насколько он был им дорог, насколько они шокированы таким ранним и не справедливым уходом из жизни, столь солнечного человека. Родители Чанбина находят в себе силы и подходят к каждому гостю, что приехали проститься с их сыном, принимают действительно искренние соболезнования и тепло обнимают в ответ. Когда очередь доходит до Хёнджина, миссис Со не может сдержать слез и обнимая тихо шепчет ему на ухо слова благодарности, и что Чанбин был бы рад, узнав, что он здесь. Начинается церемония. Все по очереди подходят и прощаются с вечно улыбающимся мальчиком. Кажется, что на его лице и сейчас есть крошечная улыбка, но скорее это всего лишь игры фантазии смотрящих. Как только Хван бросает взгляд на своего друга в последнем обличии, он забывает, как дышать, в голову ударяет резкое осознание, что это последний раз, когда он видит его. Слезы хлынули ручьями из глаз, руки дрожат, ноги подкашиваются. Родители помогают отойти сыну в сторону, и он носом утыкается в отцовское плечо, позволяя всему неоплаканному выйти наружу. Как только гроб загрузили, гости начали расходиться и прощаться. Хёнджин напоследок подходит к могиле и оставляет на ней подарки от друзей и белые хризантемы. – Спасибо, что подружился с нами Чанбин. Спасибо, что научил нас ценить каждую минуту своей жизни ни смотря ни на что. Спасибо, что показал нам, что в каждом зле есть и добро, что во всем плохом есть и хорошее. Спасибо, что был с нами, поддерживал нас, дарил нам свою теплоту и улыбку, нам будет тебя не хватать... Нам уже тебя не хватает. Спасибо за все, друг, ты навечно поселился в наших сердцах и вот оттуда мы тебя уж точно не отпустим. Отойдя от могилы, никто не заметил, что сквозь тучи пробрался один крохотный лучик солнца и пробежался прямо по “Маленькому принцу” с цепочкой-короной на обложке, коробочке с диском и небольшому плетеному браслету. Остановившись лишь на секунду на белых хризантемах, он тут же пропал. *** Хёнджин пытается дышать в перерывах между поцелуями с Феликсом, но получается у него плохо. Темноволосый всё чаще стал заявляться в его палату после отбоя, по традиции перелезая через окно и оставляя потрепанные кеды около подоконника. От стен отбиваются звуки тяжелого дыхания, шуршание одежды и хлопкового одеяла. Хван лежит подмятый под парнем, краснеет до кончиков ушей от чужого колена между ног, и покусывания кожи в области шеи. По затылку бегает табун мурашек, пальцы ног подгибаются, а внизу живота сводит до ужаса. Прохладные ладони обводят ребра, спускаются ниже и пробираются под махровый свитер, отчего Хёнджин вздрагивает от неожиданности. Феликс вдыхает запах парня, рисует кончиком носа по линии челюсти и снова прижимается к столь желанным, сладким губам. Целует неторопливо, с нежностью, позволяя Хёнджину расслабится. Руки лежат под одеждой, сминают тонкую талию и сам, каждой клеточкой тела ощущает напряжение в дрожащем дыхании Хвана. Брюнет отрывается, целует в щеку последний раз и садится рядом, запуская пальцы в волосы. - Ты чего? – Все еще тяжело дыша спрашивает Хёнджин, пытаясь незаметно отдернуть края свитера. Ли закусывает губу, смотрит неуверенно и вздыхает. - Я делаю что-то не так? – Почти шепотом произносит Феликс, обиженно опуская голову. – Каждый раз, когда я тебя целую или обнимаю, ты сильно зажатый. Тебе не комфортно со мной? - Что? – Округляет глаза Хёнджин и отрицательно машет головой. – Неправда, всё не так. Я просто… Парень поджимает губы, быстро моргает и шмыгает носом. Как объяснить важному для тебя человеку, что дело не в нем, а в тебе? Это ведь настолько банальная и заезженная фраза, в которую никто никогда не верит. Но ведь, дело действительно не в Феликсе. Хван долго размышлял над тем, что, когда-нибудь, темноволосый захочет переступить ту самую черту. Захочет залезть не только под сердце. И Хёнджин вовсе не против, совсем нет. Он доверяет Феликсу, знает, что тот никогда не сделает ему больно, что позаботится о нём. Но как признаться в том, что он неумелый девственник и до белого каления боится показаться неудачником, не знающий элементарных вещей? Он совершенно не знает, что делать и когда Ли так сладко, и уверенно целуется, Хёнджин абсолютно не понимает, куда ему девать свои руки. - Просто, что? – Спрашивает брюнет и протягивает ладони к чужим, аккуратно сминая их. - Просто, я, - Хван ерзает на месте, пытаясь решится. – я никогда… - Никогда не занимался сексом? – Заканчивает за него Феликс, выгибая бровь. - Я знаю. - Знаешь? - Удивляется Хван. - Ну, да. Я понял это уже давно. Он все еще держит чужие руки в своих, оглаживая мягкую кожу. - Понятно. – Тихо произносит Хёнджин, понуро опуская голову. Феликс двигается чуть ближе, касается подбородка Хвана, поднимая голову. Смотрит четко в глаза, а Хёнджину кажется будто прямо в душу. - Ты меня боишься? – Спрашивает Ли и проводит по обкусанной нижней губе кончиком большого пальца. - Я уже говорил тебе, что не боюсь тебя. - Да, но… Я не об этом. Хёнджин вздыхает, убирая лицо из чужой хватки. - Нет, Ликс, я не боюсь. Точнее боюсь, но не тебя. Брюнет бросает вопросительный взгляд, ожидая более четкого ответа. - Я ничего не умею, понимаешь? Не знаю, что мне нужно делать. Я ведь, никогда и не интересовался этим, мне это было ненужно. Потому что ты первый… - Первый, с кем ты мутишь? - Первый, кто настолько сильно нравится мне. И не говори это ужасное слово. – Кривится, - Я встречался раньше, но дальше поцелуев дело никогда не заходило. – Хёнджин снова вздыхает, падая спиной на подушку. – Я боюсь своей неопытности, и не хочу доставлять тебе неудобств. Феликс пару раз моргает, смотрит на парня и молча ложится рядом. Он пробирается рукой под чужую голову, укладывает его на свое плечо, окутывая Хвана руками. Тот же неуверенно обнимает в ответ, закидывает на темноволосого ногу, утыкаясь носом в разгоряченную шею. Дышит размеренно, вдыхая запах ментоловых сигарет, дезодоранта и больничного стирального порошка. - Давай сделаем так, - Тихо начинает Феликс, прочищая горло. – я не буду давить на тебя, я ж не дебил. Буду ждать, когда ты будешь готов и сам захочешь. И меня не беспокоит то, что ты девственник. Понял? - Понял, - сквозь улыбку произносит Хёнджин, пряча лицо в чужое плечо. – спасибо, Ликс. Если хочешь, можешь не уходить сегодня обратно к себе. - Я и не собирался. – Ведет бровями темноволосый, улавливая тихий смех Хвана. Брюнет целует парня в макушку и прикладывается щекой к теплому лбу. Одной рукой тянется к ночнику, щелкая выключатель и гася свет. Темнота окутывает комнату. Хёнджин ерзает, укладываясь по удобнее и ощущает странное чувство. В область груди словно что-то давит, от чего становится тяжелее дышать. Кулак произвольно сжимает ткань свитера у воротника, оттопыривая его. - Все в порядке? – Беспокойно спрашивает Феликс, заметив, что у Хёнджина отдышка. - Да, - Тот откашливается, восстанавливая дыхание. – наверное из-за химиотерапии. Давай спать.