Детский реабилитационный центр №213. Семь смертных грехов.

… но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь своей похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть. (Иак.1:14,15) Хёнджин думал о словах Феликса всю ночь. Он думал о них, как только проснулся и провожал брюнета стоя у окна, когда чистил зубы, когда пролистывал ленту в социальных сетях, и когда выбирал очередной головной убор на сегодняшний день. Голова была забита мыслями о возможном будущем первом разе, заставляя переживать, дрожать незаметно и подгибать колени в предвкушении, и страхе одновременно. Хёнджин соврет, если скажет, что ему не хочется. Ему хочется, и хочется сильно. Все эти дразнящие касания Ли, двусмысленные фразы, да и в целом весь его вид, заставляли растекаться лужицей по светлой больничной плитке. Конечно, он понимал всю суть этих мыслей и чувств, понимал, что грешно думать о столь грязных и грешных вещах, но видит Бог, совладать с собой практически невозможно. Он впервые в жизни идёт, нет, бежит, к своему греху, столь отчаянно и бесповоротно. Останавливает только страх. Страх неизвестности, неопытности. На данный момент он был не готов к такому шагу. Хван никогда подобной темой и не интересовался. До Феликса он и не думал, что является геем. Его вовсе не смутило это определение, да и сам факт – тоже. Хёнджин не вешал на себя ярлыков, он считал, что любовь может быть разной и гибкой. Что она подстраивается под каждого. И пусть родители называли подобное дьявольскими пороками, говорили, что не существует однополой любви, Хван в это не верил. В этом случае, он предпочитал слушать общество. А в их веке, общество являлось толерантным. Хёнджин Феликсу верил, знал, что тот ему поможет и подскажет. Но несмотря на это, предстать перед парнем со знанием в целый ноль, желанием не горел. Единственное, что ему было известно, это то, что с анальным сексом связано огромное количество нюансов. Подготовка и прочее, всё это очень важно. А вот так взять и по глупости наделать ошибок, такая себе перспектива. Парня пугала собственная откровенность в своей же голове. И он, недолго думая, решил обратится ко всем известному помощнику – интернету. Но когда в его поисковике, вылезла целая куча гейского порно, он, покраснев до кончиков ушей и быстро смахнув вкладку браузера, обдумал вопрос более тщательно. Сделав вывод, что единственным и, наверное, верным решением, являлся только один человек. Хёнджин втиснул ступни в тапочки и покинул свою комнату, двигаясь в сторону пятой палаты. Шаркая резиновой подошвой по полу коридора, Хван быстро добрался до двери с цифрой пять, никого не встретив на пути. Решиться обратиться к Минхо было сложным выбором и пока не пропало всё мужество, весь запал, и уверенность, Хёнджин дернул дверную ручку, совсем позабыв о щепетильной конфиденциальности парня. О чём тут же и пожалел. Хван застал Ли в весьма откровенной позе напротив ноутбука, полуобнаженного и раскрасневшегося. И застыл. Стало неловко. Бабочка резко захлопнул экран, негодующи свел брови, а Хёнджин тут же вспомнил теорию Феликса о непристойных вещах, а точнее «дрочке», как выражался сам брюнет. Хёнджин прыснул в кулак, сконфуженно прикрыв рот ладонью и ругая себя за дурные мысли. Общение с звездным забиякой на него плохо влияло. - Извини, я не знал, что ты тут… - Не успел договорить парень, как Минхо его перебил, поняв, к чему тот клонит. - Иди ты, - Он закатил глаза, накрашенными сияющими тенями и махнул рукой. – выйди на минутку. Хван не стал интересоваться, молча выполнил просьбу и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Стоя в одиночестве, стало еще более неудобно перед другом. Мысленно стукнув себя по лбу, он тяжело вздохнул и услышав, как Ли крикнул, : - Входите. – вернулся обратно. Минхо уже был полностью одет, ноутбука в поле зрения не наблюдалось, а в руках у того были ватные диски. Он сидел на углу кровати, держа напротив лица зеркало и смывая макияж. - Прости меня еще раз, я так спешил, что совсем позабыл о том, что ты просил стучать. – Тихо проговорил Хёнджин, неловко топчась у входа. - Забей, - Отмахнулся парень и указал пальцем на кресло у письменного стола, надеясь, что Хван не станет расспрашивать об увиденном. Задумавшись на секунду, пока друг усаживался на выделенное ему место, о том, как объясняться перед ним в случае допроса, бабочка судорожно выдохнул. Когда-нибудь это бы случилось, рано или поздно, не важно. Терять особо нечего, так что, если придется рассказать, Минхо решил, что расскажет. - Что-то случилось? Почему спешил? – Поинтересовался он, сменив пластинку в собственной голове. - На самом деле, да, - Неуверенно начал Хёнджин, закусывая губу. Вся решительность вдруг испарилась, а на смену ей пришел страх осуждения, непонимания и критики. – но я не уверен, стоит ли… - Не понимаю. Хван поднял голову и задрал козырек бейсболки, скрывающую лысый череп. Минхо смотрел на него изогнув бровь, явно ожидая ответа. Чувства сжирали изнутри. Нужно всего лишь спросить, сказать несколько слов, но те застряли где-то в области горла, не желая выходить наружу. Ли был единственным человеком, который мог ему помочь. Хёнджин знал об их неудавшихся отношениях с Джисоном, о том, что Минхо старше и однозначно опытнее в подобных делах. Сложить два плюс два было не сложно. И вот настал момент истины, когда нужно лишь выдавить из себя вопрос, но картина написана маслом, а в голове лишь обезьянки, радостно дзинькающие в тарелки. - Хёнджин? - А? Да… - Парень набрал побольше воздуха в легкие, внутри все аж сжалось, где-то на задворках слышен надменный смех старшего, а на кончике языка вкус неловкости. Сжав кулаки, он, неожиданно, даже для самого себя, затараторил: - В общем, я пришел к тебе, потому что ты единственный человек, во всем этом светлом мире, который может мне сейчас помочь. Феликс хочет переспать со мной, а я чертов девственник, ни знающий от слова совсем. Пожалуйста, расскажи мне, как сделать все правильно, чтобы я не показался в его глазах неудачником. Минхо опешил, наблюдая за другом, сложившим руки в жесте мольбы и зажмурившего глаза. Бабочка неоднозначно хмыкнул, а Хёнджин тем временем, тяжело сглотнул. - Ценю твое откровение, и то, что ты настолько доверяешь мне, но почему ты решил поинтересоваться об этом именно у меня? Хван раскрыл сначала один глаз, потом второй, и состроил лицо откровенного недоумения. - Как это почему? Ну, ты же… - В замешательстве пробубнил тот. - Хёнджин, - Ли хмыкнул. – открою тебе небольшой секрет. Я тоже девственник. Краска пробежала по лицу Хвана. Он ощутил укол вины, прошедшейся по подкорке противными мурашками. Хотя лицо старшего и не выражало никакого упрека или злобы, Хёнджину все равно было неловко от своих умозаключений. Минхо заваливается спиной на кровать, сжимает пальцами виски и болезненно стонет. - Все в порядке? Может тебе принести воды или позвать врача? Как ты себя чувствуешь? – Хван уже готовился вылезти из кресла, но парень остановил его рукой. - Не надо, все нормально, просто голова периодически резко начинает болеть. Наверное, это из-за нервов в последние недели. Всё навалилось друг на друга: ребята, работа, штрафы, эта чертова бабочка, – Тяжело выдохнув, Минхо уселся обратно и обнял свои колени. – Я просто устал, не переживай. - Штрафы? Что еще за штрафы? Ли понял, что случайно сболтнул лишнего и молчал целую минуту. По нему было видно, что он сомневается, стоит ли раскрываться Хёнджину или нет, стоит ли посветить его в свою тайну, поймёт ли он его со своей религиозной колокольни или только осудит? - Я… В общем, я работаю онлайн. Если тебе интересно, я могу тебе рассказать об этом, о том, как попал туда, но только пообещай, что это останется, между нами. – Минхо смотрел Хвану в глаза, но сам периодически опускал свой взгляд, сомневаясь в правильности своего решения. - Конечно. Но тебе не обязательно рассказывать, если ты не уверен. - Я уверен, давно пора кому-то раскрыться. А учитывая, что показывает время, иногда мы этого не успеваем сделать, как бы нам не хотелось, – Взгляд Ли приковал подарок от Хана. Последний подарок, который он получил уже после его смерти. Коробочка лежала на его прикроватной тумбе и каждый раз, глядя на него, Минхо понимал, что время быстротечно и порой его намного меньше, чем кажется. – Обещай что, если тебе станет некомфортно меня слушать, ты сразу уйдешь. Меня это не обидит, честно. Хёнджин кивнул ему и сел напротив, так же обняв свои колени. Он приготовился слушать, понимая, что это будет не просто история, а исповедь мальчика, отмеченного смертельной бабочкой. И исповедь его, была до боли душераздирающей. Минхо родился в обычной семье, мама работала в печатном издательстве, а отец был классический работник завода. Все было нормально, пока его мама не умерла, когда ему исполнилось четыре года. Женщина скончалась от системной красной волчанки. С того момента изменилось всё. Отец не стал просить помощи у остальных родственников, он взял на себя все заботы о сыне и доме. Мужчина работал на нескольких работал, заботился о маленьком Минхо, старался делать всё, чтобы сын ни в чем не нуждался. И он с этим справлялся. Маленький Ли рос и не замечал недостатка любви, отец обожал его и всегда ставил на первое место. Пока в его десять лет не произошла еще одна трагедия. Отец возвращался поздно вечером с работы и попал в аварию. Болезнь забрала у него мать, а авария забрала у него отца. В этот же день, когда стало известно, что папа погиб, его забрала к себе бабушка, которая уже являлась пенсионеркой. Она была единственным родственником в их городе, поэтому выбора особо не было. После похорон у Минхо обнаружили заболевание матери - красную системную волчанку. Молодой педиатр, видя в каких условиях растет мальчишка и через что ему пришлось пройти в свои юные года, всячески помогал ему с лечением: выписывал льготные бесплатные лекарства, помогал с обследованиями вне очередей, даже иногда приносил ему одежду от своего младшего брата. Ли рост в постоянном стрессе, недостатке внимания, недостатке любви. И как бы бабушка не старалась, она не могла заменить ему родителей. Пенсии хватало только на оплату жилья, покупки продуктов и таблеток для её же болячек. О современной одежде или популярных игр и речи быть не могло. Они старались просто выжить, от одной приходящей суммы до другой. В школе он был изгоем. Его дразнили за отсутствие нормальной семьи, за старую одежду, за вечно пустой взгляд. Его считали не красивым, девочки смеялись над ним и шутили, что такого как он никогда не полюбят. Минхо прекрасно понимал, что он одиночка, у него нет ни друзей, ни родителей, которым можно было бы выплакаться в плечо, но ему так хотелось почувствовать на себе любовь и заботу, так хотелось стать нормальным и снова почувствовать себя тем маленьким мальчиком в объятьях матери. А всё что ему напоминало о маме - бабочка на его лице. И чувства от осознания были ужасны, вроде бы смотришь и ощущаешь в себе частичку родного человека, но одновременно понимаешь, что именно эта бабочка и забрала её жизнь. Чем старше он становился, тем больше они нуждались в деньгах. Поэтому, в четырнадцать лет он пошел на работу в кафетерий. Там он познакомился с более старшими официантами. Им всем было по семнадцать - восемнадцать лет, но он быстро стал считать их лучшими друзьями. Те общались с ним, звали его гулять и даже приглашали на вечеринки к себе домой. Он был счастлив, что у него появились друзья, настолько счастлив, что на его лице сразу же поселились розовые очки с широкими линзами, за которыми он не видел, что те старшие официанты над ним издеваются и посмеиваются в кулак. Ли стал их личным козлом отпущения, но Минхо этого не понимал. Или не хотел понимать. Всё чего он хотел, это просто чувствовать себя обычным, нормальным подростком. На одной из очередных вечеринок, с подачи своих взрослых друзей, он попробовал алкоголь, сигареты и легкие запрещенные вещества. Минхо будто бы был в другом мире, в глазах рябили огни, тело жило своей жизнью, а разум настолько отчистился, что все проблемы вылетели из его головы. Пока он пребывал не в себе, его новоиспеченные знакомые потешались над ним, издевались, раздели практически до гола и изрисовали его тело маркерами, параллельно снимая всё на камеру. Утром это видео разлетелось по всем сотрудникам кафетерия, от неизвестного отправителя. Директор даже не стал разбираться, а сразу же уволил его. Зачем ему на работе проблемный подросток? Розовые стёкла очков разбились и острые осколки тут же впились в глаза, перед ним открылась жестокая реальность. Было больно, страшно, снова одиноко. Не хотелось никому доверять в этом мире, хотелось раствориться в ближайшей луже или развеется пеплом по ветру. Несколько недель он просидел дома и не ходил в школу. От переживаний обострилась болезнь, пурпурная бабочка на его лице снова расправила крылья, но лечиться было нечем и не на что. Врач, конечно, пытался помочь, но только на его помощь рассчитывать Ли не мог, льготных лекарств всё равно не хватало. Через пару недель бабушка тоже заболела, а в её возрасте даже простая простуда могла стать концом. Лекарства были необходимы, а денег катастрофически не хватало. Минхо пришлось найти очередную подработку, в лице офисного курьера. На работе на него никто не обращал внимания, он был обычным подай - принеси - отвези и его это устраивало. Таким образом его хотя бы никто не предаст. Однажды ему наказали отвезти заказ их частному клиенту. Адрес находился практически на другом конце города, но ему обещали, что заплатят больше чаевых, а деньги манили, как никогда раньше. Выбора не было, он согласился. На улице шел сильнейший ливень, он продрог до нити, пока отвозил заказ. Подъезжая на своем велосипеде к новой многоэтажке, казалось, что сейчас он упадет в обморок от усталости и холода. Заказчицей оказалась женщина средних лет с очень вызывающей внешностью: красное обтягивающие платье, алая помада на пухлых губах, лисьи глаза и распущенные волнистые волосы. Увидев его, та ухмыльнулась и предложила мальчику пройти на чай, чтобы он немного согрелся. Минхо был смущен таким вниманием, ему было неловко, но тепло из квартиры прельщало сильнее, чем холодные падающие капли снаружи. За чашечкой чая женщина рассказала, что ведет два успешных бизнеса, по одному из них как раз он и привез документы. Подростковое любопытство заставило его задать вопрос о второй ее работе, но в ответ она лишь кратко посмеялась и смотря на парня, хитро облизнула нижнюю губу. Второй бизнес оказался подпольным. Она владела сетью веб-кам студий и набирала моделей, в основном очень молодых и таких как Минхо, забитых жизнью. Она предложила ему работу, ведь похожих мальчиков с бабочкой у неё еще не было, а её клиенты любили всё необычное. Она считала его болезнь украшением и хотела обзавестись интересным юношей в свою коллекцию. Ли испугался, желал поскорее покинуть её дом. Его охватила паника из-за наплывших воспоминаний о вечеринке, он боялся, что им опять воспользуются в своих целях, но четкого ответа так и не дал. Суммы, которые она называла, так и завлекали юный мозг, так и показывали, как с их помощью он может помочь бабушке и себе. Хозяйка квартиры не стала его задерживать, но перед его уходом протянула ему визитку с своим номером и парочкой крупных купюр. Минхо думал долго, неделю изучал статьи в интернете, как там зарабатывают, сколько и что надо делать. Обострившаяся болезнь и заболевание бабушки подтолкнули его к ответу. Он позвонил женщине и договорился о встрече. Ли снова приехал в эту квартиру, снова стоял на пороге дома этой женщины. Тревожное состояние заставляло сердце пробивать его грудную клетку, руки дрожали, но бежать уже было некуда. Он сам пошёл на этот отчаянный шаг. Женщина выдала ему всё, что было необходимо для его работы: ноутбук, со всеми установленными программами, несколько вызывающих чокеров и различные украшения на тело. Она ходила вокруг него как пантера, готовая наброситься прямо на месте, разглядывала его худощавое тело и его личную бабочку, украшенную блестками. – Теперь ты мой, не подведи меня. Будь хорошим мальчиком и получишь много денег. - Она обвела длинным ногтем его линию челюсти и отпустила домой. “Теперь ты мой” крутилось в голове Минхо круглосуточно. На что он подписался? Ради чего? Ему было тошно от себя и от того, кем он стал, родители бы не хотели ему такой судьбы. Но сейчас ему пятнадцать, через полгода будет шестнадцать, и он веб-кам модель. Противно. Ужасно. Стыдно от самого себя. Первые несколько сессий ему казались омерзительными. Старые мужчины, желавшие посмотреть на каждый кусочек его тела. Женщины, которые считали его своей игрушкой. Им было плевать, что перед ними сидит ребенок, который годится им в сыновья. Всё, что они видели – объект развлечений на ближайший час. Ли было мерзко, ему было страшно, ему было странно. После первой смены он пытался смыть с себя это чувство, стоя час под струящейся водой и чуть не разодрав кожу в кровь. Он понял, что это липкое чувство захватило его душу, а душу уже не отмыть. Но вскоре, через несколько смен, он нашел плюсы в своей работе и втянулся в нее еще сильнее. Минхо начало нравится показывать свое тело, чувствовать себя желанным, чувствовать любовь. Пускай она была фальшивой и через призму монитора, ему было плевать. Он начал вести себя более раскованно, даже немного подкачался чтобы выглядеть на камере еще лучше и получать больше чаевых. Только болезнь напоминала ему о том, кто он есть. Несмотря на большой заработок, он не покупал себе лечение. Он оплачивал лекарства бабушке, продукты, новую одежду и аксессуары для работы, а сам пользовался бесплатно выданными лекарствами в больнице. Старый лечащий врач, при очередном рецидиве, увидел по анализам, что состояние здоровья ухудшилось слишком сильно и помог выбить льготу на лечение в центре Химан. Небходимо было оплачивать всего лишь половину ежемесячного лечения. Чтобы бабушка не волновалась лишний раз и не считала свои копейки, Минхо сказал, что лечение полностью бесплатное и продолжал зарабатывать веб-камом, но уже будучи в больнице, оплачивая своё лечение сам. Вещи для работы он прятал в шкафу, был слегла заносчивым, постоянно требовал стучаться в свою палату, кто бы там не был: врач, сосед, да кто угодно, все должны были стучать. В центре выяснилось, что осложнение пошло комплексное, болезнь начала ухудшать состояние суставов, кожи, мозга и сердца. Назначали кучу препаратов: обезболивающее, для поддержания организма, капельницы, чего только не было. Минхо продолжал работать, стал брать больше смен, чтобы денег хватало не только на оплату своего лечения, но и на финансовую помощь бабушке. Для себя же Ли осознал, что его никто и никогда не полюбит по-настоящему, никто и никогда не увидит его душу, ведь та вся испачкана в этом липком сиропе развратного мира. Пусть его телом пользуются, смотрят, любуются, желают, но ближе он никого не подпустит. Возможно, он уже был мертвым внутри, раз продавал себя первому встречному на камеру. А список постоянных клиентов не успевал пополняться. Ли перестал стеснятся. Он показывал себя с удовольствием, знал свои лучшие стороны и как преподнести себя так, чтобы огонек в зрачках монитора не сгорал и после окончания сеанса. Ему нравилось это, нравился этот взгляд, эти искры в глазах, смотрящих на него с вожделением. В жизни Минхо особо ни с кем не знакомился. С соседями по блоку ему пришлось подружиться, и то было лишь ради приличия и образа хорошего мальчика. Ребята были не плохие и даже нравились ему, но в свой холодный и промёрзлый замок он их впускать не собирался. Так было до тех пор, пока в блок не подселились еще двое парней. Один высокий блондин, а другой был маленькой белкой с щеками и оленьими глазками. Что-то внутри него щелкнуло, и он сам стал проводить больше времени с ними. За что бесконечно себя ругал ночами. Ведь никакой любви он не достоин, он всего лишь тело, которое хотят многие, и которое он сам не прочь продавать. Но сближаясь с ними, душа стала трепетать не от вожделенных взглядов, а от теплоты, исходившей от компании полуживых подростков. Сердце стало очищаться, захотелось жить не только ради денег. Ощущение были такими, словно он вернулся в детство: когда отец после работы, несмотря на усталость, всё равно привозил ему любимую сахарную вату, когда под елкой ждали подарки, когда его согревали объятья семьи, а не похабные взгляды с сеансов. Чем лучше становилось его душе, тем хуже ему становилось физически. Минхо стал брать меньше смен, за что выслушивал недовольства, от все той же женщины, которая считала его своей игрушкой в коллекции. Ему уже было всё равно на работу, как-нибудь справится. Его тянуло туда, где его душа возрождалась, где ему было тепло, где его любили не за тело, а за смех, дружеские подколы и заботу. Его согревал взгляд вечно кашляющего мальчика. Хоть и физически уже было невыносимо, но душа трепетала и как феникс возрождалась. Он даже подумывал уволится и попытаться стать нормальным человеком. Впервые Ли захотелось стать ближе, впервые захотелось поцеловать кого-то. Но оленьи глазки постоянно убегали от него, и он ничего не понимал. Его бояться? Его стыдятся? Его не принимают? Все дело в бабочке, которая тоже переродилась? Теперь она не нежно розовая, теперь она почти малиновая и крылья её лежат практически на всё лицо. Минхо желал со всем этим разобраться, как можно скорее, поэтому, сбежав ночью из палаты он пошел к Джисону, начал задавать ему вопросы с порога, но в ответ слышал лишь тишину. Мертвую тишину. Не было слышно ни хрипов чужого дыхания, ни кашля сквозь сон, только стрекот жуков за окном и не понятно откуда взявшийся холод, который проткнул его тело и душу словно ледяной иглой. Джисон был мертв. Душа Минхо снова сгорела как феникс, без возможности реинкарнации. С тех пор стало плохо всё. Было плохо физически, плохо морально, пятна на теле становились ярче, а бабочка будто съела его лицо. Сначала он брал больше смен, чтобы отвлечься, чтобы уйти в тот мир, где его ждали и хотели, только вот прежнего удовольствия это уже не приносило. Но потом выходы на работу резко сократились. Теперь сопротивлялось тело, голова гудела, болела, она будто оказывалась наковальней для молота, но говорить про это он никому не стал. Если бабочка хочет его забрать - пусть забирает, ему уже все равно. Из-за редкого пребывания онлайн, зарплата стала в разы меньше. “А вдруг состояние станет хуже и потребуются еще деньги?” - думал Минхо. Как же тогда работать, если снова стало противно от самого себя? Его тело уже не такое как раньше. Вновь хотелось его скрыть и никому не показывать. А это мерзкое и липкое чувство в груди, поселилось без прописки. Опять. Пришлось принимать тяжелое решение. Минхо больше не хочет работать, он больше не будет так зарабатывать. Не будет продавать своё тело и душу, в обмен на лечение. Следующим утром должна быть его последняя смена и он выходит из этой игры. Накопленных денег хватит еще на несколько месяцев пребывания в центре, а дальше пусть будет так, как захочет мисс Судьба. Или малиновая бабочка на лице, катилась бы она к черту. *** - “Становись на первую ступень”. Тихо сказал мудрец. Женщина послушалась и поднялась. Лестница на чердак была очень крутой, а ступени высокими. Но первая ступень ей далась очень легко, и она с интересом ждала, что же будет дальше. Старец попросил её подняться до конца. Ступеней было семь. И женщина следующие две ступени достаточно быстро переступила. На четвёртой ступени дыхание немного сбилось. На пятой ступени немного захотелось ей отдохнуть. На шестой ступени она чувствовала, как напрягаются мышцы ног. А на заключительной, седьмой ступени, на её лице уже была улыбка. Наконец-то она добралась до чердака. Её цель достигнута. Она с предвкушением ждала, что же скажет ей теперь мудрец. Иерей читает притчу, стоя на клиросе и наблюдая за слушавшими его прихожанами. Людей было достаточно много, но все как один внимали и с упоением, и благоговением обращали свой интерес на слова священника. Хёнджин сидит рядом с матерью и отцом, ковыряет заусенцы на ногтях, и лишь изредка бросает взгляд на чтеца. Голова забита совсем не тем, чем стоило бы. Разговор с Минхо не больно помог, принеся лишь головную боль от излишнего волнения. Его так же беспокоила его история, что вывалилась на него, когда он не ожидал. Он был благодарен другу, что тот решил открыться ему, но сердце болело от тяжелый судьбы старшего. Нужно будет за него помолиться. - Как оказалось, на чердаке дома находился балкон, с которого открывался красивый вид на город. Он указал гостье на плетёное кресло, чтобы она присела. “Что ты чувствовала на первой ступени?” спросил он. “Лёгкость и воодушевление…”, “Так и в браке. На первой ступени легкость от влюбленности. Думаешь, что горы можешь свернуть… А на следующих?” Слова били набатом, заставляя сердце сжиматься и оставляя на языке неприятную горечь. Он всю жизнь слушал о браках между мужчинами и женщинами, но никогда не слышал о иной любви. Подобной его. А если и слышал, то это обязательно было что-то грубое, хамское, с примесью гомофобии, и как правило - грешное. - “В какой-то момент я остановилась, чтобы после немного вернуть силы для подъема. Затем я почувствовала свои мышцы и что именно они помогают мне подниматься наверх. На последней ступени - состояние было такое же как на первой. Радость и уверенность в том, что я преодолела эту лестницу”. Объяснила девушка. “Все верно! Если решишь пойти дальше, то тебя будет ждать ступень «возрождения чувств». Переломная ступень! Не каждой семье удаётся дойти до неё. На ней начинаешь ценить то, что есть… Так добираешься до взаимоуважения. Там ничего не ждёшь взамен и готов всегда оказать поддержку. Ну и наконец-то, финальная ступень под названием «любовь». Там, как на этом уютном балконе: спокойствие, размеренность и глубина чувств”. Как только иерей закончил читать притчу и поблагодарил всех от имени Бога, большая часть людей покинули стены церкви. Снова стало легче дышать, несмотря на парафиновый запах, бьющий под дых. Родители общались с мужчиной, в то время, когда Хёнджин читал молитву стоя у алтаря. Губы шептали заученные слова, вылетающие от зубок, а руки, сложенные у груди, слегка подрагивали. - Бог – это ты и есть. Диалог с собой – это и есть молитва. О чём ты просишь у него, Хёнджин? – Поинтересовался священник, стоя за спиной парня. - О помиловании, для себя и друзей. – Признался Хван, разворачиваясь и заглядывая в темные глаза, с кучей морщин в уголках. Мужчина кивнул пару раз, не опуская взгляда на молодое, осунувшееся лицо. - Это важно. Помни, если не можешь поговорить сам с собой, ты всегда можешь прийти и поговорить со священником. “ Или с больничным психологом.” – подумал Хёнджин, но озвучивать мысли не стал. Вместо этого он решил поинтересоваться о интимной близости, между возлюбленными, до брака. Оправдывая свою заинтересованность сегодняшней темой службы и выписками из библии, которые он, якобы, не понял. - Ни в коем случае! Шестая заповедь гласит «Не прелюбодействуй». Жених и невеста призваны жить в целомудренном воздержании. Это испытание, благодаря которому они познают взаимное уважение и учатся взаимной верности и надежде получить друг друга как дар от Бога. (Катехезис Католической церкви, 2350). Блуд, либо же похоть, один из страшнейших семи грехов. Никогда нельзя поддаваться порокам, Хёнджин. И тогда, по воле божьей, он услышит все твои молитвы и поможет тебе. - А брак в католической церкви может заключить кто угодно? – Обходя ненужные слова, задал вопрос парень. - Конечно, - Начал иерей, а у парня в животе аж узел перетянулся. - любой верующий мужчина и женщина. Целью брака является рождение детей и продолжение рода земного. Хван еле сдержал вздох отчаяния, бросая взгляд на собравшихся к отъезду родителей. *** Вернувшись в клинику и попрощавшись с отцом и матерью, парень двинулся в восьмой блок, проверяя время на экране смартфона. Отбоя еще не было, а это значит, что парни еще не спали. Хёнджин все еще нуждался хоть в каком-то совете, ведь поговорить начистоту, так ни с кем и не вышло. Беспокоить бабочку смысла не было, да и вроде он что-то говорил о вечерней работе. Стараясь не думать о том, чем будет заниматься старший на своём последнем “эфире”, парень быстро прошел мимо его палаты, остановившись напротив комнаты, с цифрой шесть. Чан всегда поддерживал и делился ценными советами с друзьями. Всегда находил нужные слова, хоть тех было и не много. Достаточно было лишь одного успокаивающего взгляда кудрявого, как ощущение страха и безнадеги внутри пропадало. Присутствие старшего было словно отеческие объятия, похлопывание по спине, или поглаживающие движение по макушке головы. Именно поэтому, Бан был последним, к кому Хван мог обратиться. Дверь была приоткрыта, внутри горел свет. Хёнджин слегла толкнул её рукой, просовывая макушку в шапке внутрь палаты. Хозяин ютился в кровати, облокачиваясь спиной о стену и сложив друг на друга ноги. На его лице играла странная, умиротворяющая улыбка. Парня это насторожило. - А я знал, что вы не ушли. Вы же не могли вот так взять и бросить меня, я ведь прав? – Тихо произнёс старший в пустоту, бросая взгляд с одной точки, на другую. Хван сделал пару шагов, прикрыл за собой дверь и осмотрелся. В палате, кроме их двоих, никого не было. Внутри что-то зашевелилось, заставляя съежится и поджать пальцы ног. Страх окутал воздух, пуская покалывание по коже и бегающих мурашек на затылок. - Чан? С кем ты разговариваешь? - Она всё твердила мне, говорила, что я брежу. Что вас уже давно нет и не будет. А как мне доказать, что вот, вы тут, со мной? Хван громко проглотил слюну, еще шире распахнув глаза. Чан с кем-то разговаривал, и этот кто-то, явно был не Хёнджином. - Эй, ты меня слышишь? Посмотри на меня… - Младший дернул Бана за штанину спортивного костюма, обращая на себя внимание. Рассеянный и мутный взгляд мазнул по побелевшему от непонимания лицу, закусывая губы до крови и одергивая собственные ноги. В глазах заплясали тусклые огоньки паники и страха, разрождающиеся с каждой секундой. Парень буквально вжался в стену, отчаянно махая руками и громко крича. - Нет, нет, нет, нет… Вы не можете сделать этого снова, не можете у меня их забрать. Прошу, пожалуйста! Я не могу их снова потерять, только не это! - О чём ты говоришь? Успокойся, Чан... - Нет, нет и еще раз нет! Оставьте меня, оставьте их. Вы их пугаете, вы все! Хёнджин растерянно смотрел на Чана. Тот метался по постели, чуть ли не заливаясь слезами, впиваясь отросшими ногтями в острые плечи и качая головой. Он не понимал, что ему нужно сделать, чтобы успокоить друга. Не понимал причину, по которой тот начал истерить. Открывая и закрывая рот в немом шоке, Хван пропустил момент, когда в палату ввалились два медбрата, одергивая его от кровати. Его выставили за дверь, со словами: - Ему нужен отдых, не приходите пока что сюда. - Так ничего и не объяснив. Этой ночью, Хёнджин, так и не смог уснуть. *** Солнце пробралось сквозь тонкую тюль на окне. Его жгучие лучи уже не согревали, лишь давали немного света в первые осенние дни. Минхо не смог поспать. Голова болела настолько сильно, что казалось, будто черепные швы расходятся. А давление давит с такой яростью на глаза, что те были готовы лопнуть, словно шарики с водой. - Ему нужно набраться сил. Сегодня будет последняя рабочая смена и её обязательно нужно сдать. Он обещал себе и обещал кашляющему мальчику, который уже не слышал его обещаний. Сквозь тени ресниц, Минхо посмотрел на луч солнца, танцующий на его шторах, и почему-то подумал о Джисоне. Мозг играл с ним и казалось, что это не солнечный беглец устроился на его руке. Ощущения, что за руку его держит Хан. Он чувствовал его тепло и запах шампуня с яблоком и корицей. Фантомные прикосновения преследовали его последние несколько дней. Как только он ложился на кровать, он ощущал в своей ладони чужую руку, а иногда будто и слышал его голос. Живое воображение играло с ним, заводило в лабиринты и сводило с ума. От этого он и не мог уснуть, возможно как раз из-за них появились головные боли. Но, черт, как же он не хотел расставаться с этими ощущениями. Сев на кровати, Минхо ощутил, что сердце бьется со скоростью болида на формуле - 1, руки дрожат, дыхание сбивается, холодный, липкий пот обдал всё тело, а бабочка на лице горела и зудела так сильно, что хотелось вырвать её с лица. - Ему необходимо взять себя в руки, времени не так уж и много. Встав с кровати, самочувствие только ухудшилось. В голове он слышал до дрожи знакомые голоса, в глазах начало двоиться а ноги задрожали. Еле переставляя их, он смог дойти до шкафа, чтобы подготовиться к последней смене. Стоя у зеркала, Ли, кое-как держался на ногах. Внезапный приступ тошноты заставил согнуться его пополам, головная боль усиливалась. Противный писк разрезал слух, словно от радиоприемника или в реанимационном отделении клиники. Сделать вдох казалось невозможно. Что-то мешало в горле нормально набрать кислорода, пальцы рук слабенько цеплялись за мебель рядом, а голова раскалывалась на две части. Эту боль можно было сравнить с шумом в литейной: когда кузнец отбивает раскаленный металл с помощью молота. Только вот кузнецом была судьба, а металлом голова Ли. Минхо попытался разогнуться и встать ровно, но вместо этого головокружение дало о себе знать, и он повалился на пол. Упав, парень уже ничего не чувствовал. Ничего, кроме странной теплоты в душе. Бабочка на его лица резко перестала гореть и зудеть, а по всему телу прошла приятная расслабляющая волна. Последний тяжелый выдох. Последнее фантомное прикосновение к руке. Мгновенная смерть. [Медицинская карта больного] Фио: Ли Минхо. Полных лет: 18. Заболевание: Красная системная волчанка. Причина смерти: Геморрагический инсульт, кровоизлияние в мозг. Палата № 5. Душа превратилась в бабочку и упорхнула с его щек. Она поднималась все выше и выше, к солнцу, и наконец, когда она поднялась настолько высоко, нашла то, что искала - цветочный сад необыкновенной красоты. В нём было множество различных цветов: желтые лилии, белые хризантемы, красные розы и многие другие самые разнообразные бутоны. Среди множества растений, бабочка искала лишь один розовый гиацинт, который расцвел специально для неё. И наконец, найдя его, уселась на лепестки. - Долго же я тебя ждал, я соскучился. - Теперь я уже никуда не денусь, я буду рядом. Его уже остывшее тело нашли после завтрака, когда друзья забеспокоились, что он им не открывает дверь и не пришел в столовую. Войти в палату ребятам не дали. Лишь спустя несколько десятков минут они увидели, как на каталке увозят Минхо, накрытого белой простыней. Все стало понятно, бабочка умерла, забрав с собой и парня. Через несколько часов Феликс выпытал у одной из медсестер, что Ли погиб из-за геморрагического инсульта. Шансы на спасения, может быть, и были, но явно не у этого мальчика с крыльями на лице. Выйдя на улицу, Хёнджин и Феликс сели на ближайшую лавочку у ворот центра. Брюнет закурил свои ментоловые сигареты и не сговариваясь они подняли головы, и посмотрели на солнце, словно ждали, что с одного из его лучей или облаков им помашет их друг, ушедший сегодня утром.