Теплое солнце холодной зимы

Февраль, 1995 год.       С трепетом сжимая маленькую, детскую ладошку в теплой руке, она уверенно лавировала между рядами продуктового магазина. Теряясь в предпочтениях по поводу намечающегося ужина, Таисия, наконец-то, остановилась возле широкого прилавка. За его толстым стеклом красовались условные «богатства» модного столичного супермаркета. Скользя взглядом по немногочисленным ценникам, изучая разные названия, молодая мамочка отдалилась от стекла и обратила внимание на сынишку. Он, подобно ей самой, изучал все, что только попадалось под внимание его зоркого глаза, но по-особенному сильно сорванца тянуло в отдел игрушек – слишком часто Кирилл глядел в сторону вывески, раскрашенной всеми цветами радуги. – Чего ты больше хочешь, – привлекая внимание озорника, начала Тася, – котлеты Надежды Николаевны или рыбу? – Хоккейную клюшку, – озвучивая беспроигрышный вариант, который больше приходился по вкусу, Дубровский младший широко улыбнулся. Детский задор и привычная хитринка – вот, что увидела сосредоточившаяся Тая, как только мальчуган вздернул подбородком. – Вон ту, которая на витрине, – решительно указав в сторону желаемого, он играючи сощурился. Одарив ее улыбкой, в которой не досчитывалось парочки передних верхних зубов, Кирилл Игоревич перешел в активное наступление. – Купим? – зная ответ наперед, сын все-таки не поленился испытать удачу на вкус. А вдруг сработает и несговорчивая матушка позволит выбрать то, чего и так дома было навалом? – А как же та, которую ты получил на Новый год? – не давая ответа на просьбу-предложение мать склонила голову набок. Уголок подкрашенных губ Таисии медленно пополз наверх. Она знала мальчугана, как свои пять пальцев, отсюда намек на его хитроумные уловки видела за километр. – Я про ту, которую папа подарил, помнишь? Ты говорил, что она лучшая и другие тебе не нужны, – четко помня, как Кирилл без устали бегал вокруг накрытого новогоднего стола и кричал от радости, она вскинула бровями. – Разве нет? – замечая, как сын растерялся, Тася замерла в ожидании. – Говорил, – понимая, что подарка ему не видать, юнец раздосадовано хмыкнул. Обычно у него получалось подсечь взрослых на том или ином слове, но единственным человеком, с которым чаще всего возникали проблемы, была проницательная матушка. Как бы младший Дубровский не старался ускользнуть от ее настойчивого взора и отличной памяти, он всегда терпел поражение. Вот прям как сейчас. – А вдруг та сломается? Мне нужна такая же, – он задумался, – классная клюшка… – увидев, что на маму слова, не лишенные убеждения, действовать отказывались, Кирилл фыркнул.       Опустив взгляд опечаленных глаз, он горестно заохал. Мыском дутого зимнего ботинка сын принялся вырисовывать витиеватые узоры на слякотном полу. Оставляя все новые и новые разводы на темно-серой плитке, Кирилл ослабил хватку ладони, в которой до этого крепко сжимал мамину руку. Слова Таисии, наполненные колючей правдой, совершенно ему не понравились. Детское воображение, рисующее кадры, на которых он решительно атаковал нападающего, затрещало по швам. И пускай та самая клюшка, которую отец подарил на Новый тысяча девятьсот девяносто пятый год, была невероятной, но эта, на витрине дорогого универмага, выглядела куда лучше. Как можно было на нее не обратить внимания? Кирилл Игоревич искренне этого не понимал. Точнее, отказывался понимать.       Таисия, наблюдая за несусветной печалью, что обрушилась на детские плечи, по-доброму усмехнулась. Конечно, ей не составило бы труда порадовать озорника и купить ему новую игрушку, ведь он действительно ее хотел. Причина безоговорочного отказа крылась в ином – Тася ни один раз говорила мужу, что они разбаловали мальца, и что им давно пора поумерить пыл в исполнении желаний сына. Госпожа Дубровская искренне считала – так будет правильнее и для них самих, и для подрастающего Кирилла Игоревича, который стоял рядом и с явным недовольством поджимал пухленькие губы. – Кирюша, ты не ответил на мой вопрос, – мягко напомнила Тася, – котлеты бабушки Нади или рыба?       Не получив ответа, на который она, честно говоря, уже и не надеялась, молодая мамочка решила сама – будет рыба. Очередная порция чистого фосфора не должна была навредить. Ну, в самом-то деле. К тому же, не зря же Тая терпеливо поджидала местного продавца, рассматривала ценники и прикидывала список блюд, которые обещались появиться на столе грядущим вечером. Не то, чтобы Дубровская собиралась готовить сама, вовсе нет. Главной по кухне в их доме была и оставалась по сей день, не кто иной, как Надежда Николаевна, и отнимать ее заслуженное звание – кулинар, поцелованный самим Богом, никто не намеревался. Госпожа Дубровская являлась лишь бессменным подмастерьем во всей этой кухонной истории, поэтому периодически выбиралась на прогулки по всевозможным продуктовым магазинам. Тася сравнивала свое излюбленное занятие с неплохим способом релаксации и медитации. И, если на первых порах семейной жизни Игорь изредка, но проявлял недовольство на тему, мол, зачем тратить силы на поездки за продуктами, ведь можно с легкой душой отправить на дело Константина или кого-то другого из охранников, то спустя три года совместной жизни окончательно сдался. Он просто-напросто отказался вступать в бой, будучи заведомо убежденным, что кроме как проигрыша, ему ничего не светит.       Наконец, к длинному прилавку, возле которого томилась часть четы Дубровских, подоспела немолодая работница универмага. На ее широкой талии был повязан синий фартук, а на голову был надет кипенно-белый поварской колпак. Стоило ей только заметить полюбившиеся сердцу лица, как она тот час просияла в приветливой улыбке. – Таисия Анатольевна, здравствуйте! – вооружившись прозрачной целлофановой перчаткой, которой планировала доставать товар с витрины, продавщица скользнула ожидающим взглядом по семейству. – Кирилл Игоревич, мое почтение, – играючи поздоровалась работница рыбного отдела. – Доброго дня, Любовь Андреевна, – радушно откликнулась постоянная покупательница, посмотрев на молчаливого сына. Кирилл, продолжающий размышлять на тему не полученной клюшки, так и не поднял задумчивого взгляда. Таисия на жест младшего Дубровского лишь разочарованно махнула рукой и с усталой улыбкой обратилась к их общей знакомой. – Не в настроении сегодня товарищ мой. Вы не серчайте на него. Он обещает исправиться, – извинившись за невежливость сына, с которым непременно проведется поучительная беседа, Тася решилась на заказ. – Нам бы чего-нибудь вкусненького. Сделаете? – не скрывая того, что заветный выбор у нее так и не случился, мамочка неуверенно повела плечиками. – А это мы всегда, Таисия Анатольевна! – разведя руками по сторонам, как бы говоря, что все будет сделано в лучшем виде, Любовь Андреевна подмигнула крепышу Кириллу. Мальчишка, на проявленный жест, все-таки не сдержался и, под гнетом нарастающего детского любопытства, поглядел на добродушную работницу супермаркета. – Да, Кир Игоревич? – заметив озорной взгляд, Любовь звонко хохотнула.       По прохождению времени в тележке четы Дубровских продуктов становилось все больше и больше. В ней нашлось место абсолютно для всего: начиная хрустящими, шоколадными хлопьями на завтрак, заканчивая прозрачной банкой зеленых оливок, от вида которых у Кирилла едва ли не случился припадок отвращения. Мальчишка наотрез отказывался понимать, как его мама может покупать такую дорогущую гадость добровольно, ведь от одного запаха у него самого едва ли не скручивало желудок, и пропадал аппетит.       Придерживаясь той стороны катящейся тележки, где не наблюдалось банок с противными зелеными шариками, юнец уверенно вышагивал рядом. Создавалось впечатление, что Кирилл уже и думать забыл о той невероятной клюшке, которая некоторое время назад была столь дорога его трепещущему сердцу. На миловидном личике играла лучезарная улыбка, а большие медово-карие глаза сияли неподдельной радостью, счастьем. Младший Дубровский увлечено рассказывал о том, что происходило в его совсем взрослой (по его же словам) жизни, изредка взрывался в заразительном смехе, тем самым привлекая к себе повышенное внимание покупателей, проплывающих мимо. – И он не забил, мам! – возмутился мальчуган. Его бровки домиком сошлись на переносице, а на розоватом личике отразилось возмущение. Вскоре оно сменилось глухим раздражением, а потом показалось и недоумение. – Представляешь?! Не за-бил, – по слогам повторил неугомонный, – а он – нападающий!       Кир Игоревич, переходя то на резвые подскоки, то пускаясь в размеренный, отдыхающий шаг, с воодушевлением рассказывал маме о том, как прошла его хоккейная тренировка в минувшую пятницу. И по завидной громкости негодующего мальчишеского голоса недовольство слышал, если не весь супермаркет, то большая его часть.       Цепляясь рукой за железные прутья, Дубровский, вслед за матерью, остановился в одном из рядов, которые работники зала называли «Бакалея». Обведя скучающим взглядом пространство, Кирилл протяжно, с надрывом простонал. Он не отличался безграничной любовью к походам по магазинам, предпочитал оставаться в машине с весельчаком-водителем. Им на пару с Константином всегда находилось, что пообсуждать и о чем потолковать, но все-таки, если не пытаться кривить душой, любую, даже малейшую возможность на встречу с супермаркетом «Седьмой Континент», мальчуган старался не упускать. А все потому, что отдел с разносолами в виде игрушек там был, по истине, завидным. Конечно, не всегда удавалось уломать родителей (читать – маму) на покупку новой, бессмысленной безделушки, но Дубровский младший никогда не чурался предпринять что-нибудь, чтобы получить желаемое. Последний поход в «Седьмой Континент» не являлся исключением – Кирилл Игоревич случайно не случайно увлекал маму Тасю занимательными рассказами о настоящем мужском спорте, как бы еще раз показывая и доказывая, что лед и шайба – дело всей его (пока что только начинающейся) жизни. – Кир Игоревич, – поставив на полку упаковку с вермишелью-паутинкой, Таисия посмотрела на сына, который взгромоздился на тележку, – вы чего добиваетесь? – зная наизусть все его ловкие уловки, она вздернула бровью. Сын выжидающе смотрел на матушку и молчал.– Клюшку я тебе не куплю, понял? – чуть более серьезно повторила Дубровская, не желая принимать участия в его играх. – Нельзя скупать все, что видишь, понятно? – вердикт прозвучал боле, чем убедительно. Тася выглядела непоколебимо. – У тебя дома несколько настоящих есть. Зачем тебе эта? – Она вообще-то другая, – защитился подрастающий хоккеист. Проигрывать юнец не умел, поэтому с завидной настойчивостью продолжал. – И почему это – нельзя скупать все, что видишь? – вмиг нахмурился мальчишка, все еще стоя на железной перекладине магазинной тележки. Цепко хватаясь за пластмассовую ручку, тем самым, кое-как держась на плаву, Кирилл громко возразил. – А папа говорит, что деньги зарабатываются для того, чтобы их тратить! – А мама тебе говорит – деньги любят бережливость, ясно?! Слезь с тележки! – в приказном тоне прогремел голос Таисии. Она смерила младшего строгим кареглазым взором и отвернулась к стеллажам. Дыхание перехватило, и молодая мать в одночасье испугалась саму себя       Обычно невозмутимая Дубровская держалась до последнего и на зависть всем нянечкам, домработницам в два счета отбивалась от коварных нападок сына, но в магазине что-то пошло не так. Непокорный нрав Кирилла Игоревича, в котором находилось место и для требовательности, и для настойчивости, и для безрассудной решительности выводил из себя. И виновником выкрутасов младшего Дубровского было не кто иной, как его драгоценный отец. Таисию начинало, порядком, раздражать халатное отношение супруга к воспитанию мальчугана. Игорь, пренебрегая указаниям жены, давал, разрешал обожаемому наследнику, если не все, то почти все. Тая порой даже думала – имелась бы возможность, то великодушная глава семейства отправила бы Кирилла в космос, но благо их сынишка не думал о полетах к неизведанным цивилизациям. Видимо, еле уловимые нотки бережливости в младшем Дубровском все-таки имелись, а может, он банально не питал настолько сильной любви к звездам и близлежащим планетам. – Извини, – чуть погодя, пробурчал помрачневший Кирилл.       Тася, проведя вспотевшей ладонью по напряженной шее, жадно глотнула свежего воздуха. Ей стало дурно и больно от того, что она позволила себе сорваться на мальчишку, который, ровным счетом, ни в чем не провинился. Да, Кира попросил и показал, что захотел, но… Сын иногда грешил чрезмерной активностью, а еще – он всегда задавал вопросы, на которые без того знал ответы, но… Кто как не мать, кто как не она сама должна была научить, поведать и заставить задержаться в его детской памяти истины, высеченные веками? Таисия горячо ненавидела себя в моменты срывов, но и убежать от них никуда не могла. Она была человеком. Не бесчувственным роботом, а настоящим, живым человеком, у которого время от времени переполнялась чаша, и излишки выплескивались наружу. Стоило ли ей порицать себя? Вероятно, нет, но… Она порицала. Жестко и беспощадно. – Мам, извини, пожалуйста, – повторил Кирилл, обойдя тележку стороной. Он медленно провел ладошкой по железным прутикам и негромко шмыгнул веснушчатым носом. Плакать не плакал, но обжигающее ощущение того, что он осмелился обидеть родного человека, разрасталось в маленькой грудной клетке. – Я больше так не буду. Честно. – Кирюшка… – проронила госпожа Дубровская, как только ощутила, что сынок обнял ее за талию. Приложив голову к ее животу, провинившийся спрятал погрустневший взгляд в светлом меху маминой шубы. Тая, ответив на его объятия, в свою очередь, захотела провалиться под землю. Мучительный стыд тот час спер ей горло. – Все-все… – ощущая, что Кир не на шутку разволновался, она присела на корточки. Проведя ласковой ладонью по его багровому личику, останавливаясь кончиками пальцев на ямочках на щечках, Таисия еле слышно прошептала. – Я не обижаюсь на тебя, львенок. Нисколько на тебя не обижаюсь, львенок мой. Это ты… Ты прости меня… – без труда признавая свою вину, которая непременно напомнит о себе темной ночью, Тая поддалась ближе к Кириллу и крепко-крепко прижала его к своей груди.       Таинство примирения семейства Дубровских осталось бы абсолютно незамеченным, если бы не заинтересованная пара кристально-чистых голубых глаз. Обладатель ясного взора находился поодаль и с неуместным любопытством наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной – почти сидящая на холодном полу незнакомка прижимала к груди мальчишку, которому на вид было не больше шести-семи лет. Наблюдатель понятия не имел, кем эти двое приходились друг другу, но, судя по тому, как юнец тянулся к миловидной девушке, как он охотно обнимал ее маленькими ручонками и зарывался личиком в мягком меху ее бежевой шубы, близкими людьми они явно являлись. Было в их касаниях, в нежности, проявляемой ими, нечто невообразимо уютное и теплое. Нечто такое, от чего у мужчины на сомкнутых устах образовалась легкая тень улыбки. – Пчела, ты че тут, врос что ли, а? – откуда не возьмись, рядом с незнакомцем появился еще один потенциальный зритель. Мужчина, по возрасту походящий на своего приятеля, проследил за его пристальным взором и удивленно вспрыснул. – Это че такое? – Не «че», а «кто», – отрезал наблюдающий. Повернув голову в сторону подошедшего и заметив, что в цепких руках друг держал пару закупоренных бутылок «Советского шампанского» и столько же коробок шоколадных конфет «Вдохновение», названный «Пчелой» задал вопрос. – Это, типа, все? – Ну, а че еще надо-то? – совершенно не понимая, что было не так в собранном наборе для свиданий, поинтересовался друг. – Коньяк у нас есть, а стол там накроем, – победоносная радость разлилась по его лицу, а в глазах промелькнул игривый, даже лукавый огонек. – Погнали. Девчонки заждались, – пихнув друга в широкое плечо, потенциальный кавалер почти вприпрыжку направился в сторону, откуда доносился бесконечный писк кассовых аппаратов.       Пчела – так его называли лучшие (и не только) друзья, а если говорить полнее и точнее, то Виктор Павлович Пчелкин проводил ироничным взглядом захмелевшего товарища, и вновь обратил внимание на незнакомку с ребенком, сидящую посреди бакалейного ряда. Она выглядела обеспокоенной – сумка, до этого висящая на хрупком плече, съехала и вот-вот норовила упасть на плитку, а краями вязаного шарфа давно подметали полы. Наконец, девушка в шубе чуть-чуть отдалилась от мальчишки и принялась ласково поглаживать его по голове. Она что-то говорила мальцу и говорила наспех – Витя прочитал это по ее подкрашенным губам, которые чересчур быстро шевелились для обычного разговора.       Со стороны проявленный интерес мог показаться странным и даже пугающим, но почему-то он действительно, как выразился его друг, «врос» в этот чертов метр, не решаясь даже пошевелиться. Пчелкин наблюдал за тем, как быстро менялись эмоции на лице у симпатичной незнакомки, и как часто она моргала глазами, видимо, отгоняя от себя очередную волну надвигающегося волнения.       Осмотревшись, Виктор поправил отложенный ворот коричневого плаща и засунул руки в карманы черных, классических брюк. Оторвав одну ногу от земли и сделав первый небольшой шаг по направлению к парочке, Пчела внезапно остановился. Мальчуган, будто ощутив надвигающуюся опасность, повернул голову в его сторону. Он смерил Виктора Павловича оценивающим взглядом и отвернулся. Не разобрав, как правильно интерпретировать выпад со стороны «большого» человека, Витя чуть постоял и сделал еще пару-тройку шагов по направлению в их сторону. – Пойдем клюшку возьмем? – подрагивающим голосом спросила Таисия. – Если она так нам нужна, – шмыгнув носом, она поправила капюшон, пристегнутый к ярко-зеленой куртке Кирилла. Младший Дубровский кивнул в знак согласия, хотя сам уже до конца не понимал, действительно ли имелась необходимость в клюшке раздора? Отказываться от желанного подарка явно не хотелось, но соглашаться на игрушку, из-за которой так сильно расстроилась мама, он точно не хотел. – Шарф опять забыл надеть? – чувствуя, как к ее сдавленному горлу подступает очередной горький ком, Таисия с силой сжала пухлые губы. Какая же она мать, если не додумалась проверить, как оделся на улицу ее ребенок в минус добрых двадцать пять градусов? И глубоко плевать, что они приехали в супермаркет на машине, в которой на постоянной основе работала печка. Факт оставался фактом – она не проверила. Забыла проверить. – Львенок мой…       Принимая образ дотошного покупателя, Виктор повернулся лицом в сторону стеллажа. Он взял в руки первую попавшуюся коробку, как позже выяснилось – с пшенкой, и принялся искоса поглядывать на понравившуюся парочку. Нагло подслушивая, о чем ведет диалог незнакомка с мальчонкой, имя которого Пчела никак не мог разобрать, он не прекращал украдкой улыбаться. Между этими людьми, волнующимися и любящими, была выстроена крепкая связь. Сам Витя даже умудрился подумать о том, а не была ли это мать с сыном? Девушка выглядела достаточно молодой для такого взрослого мальчугана, хотя… В жизни у всех все происходило по-разному, без оглядки на внегласные стандарты и вверенные правила. В этом Виктор Палыч с недавних пор был уверен. Был уверен, как никогда прежде. – Мам, поехали домой?       Мама. Она приходилась ему матерью. Такой молодой и невероятно красивой матерью. То, с какой нежностью и теплотой незнакомка глядела на сына, удивляло Виктора. Нет, в любви к своему ребенку не находилось ничего необычного, это было более, чем естественно, но... Мысли Пчелкина были направлены совершенно не на это. Глаза. Он думал о ее больших, медовых глазах, на которые также искоса поглядывал. Они излучали необъятное добро и трогательную искренность. – Да-да, – поднимая с пола сумку, хриплым голосом согласилась та. – Давай только до кассы дойдем, ладно? Ужинать-то мы с тобой все равно планируем, – медленно поднявшись на ноги, молодая мамочка провела взволнованными руками по бокам. Со стороны смотрелось, будто она отряхивала шелковистый мех длинной шубы, но на деле госпожа Дубровская выискивала лишние пару минут для того, чтобы окончательно прийти в себя. – Мне не нужна клюшка, – вдруг решительно заявил мальчуган. Он ввел мать в ступор, об этом свидетельствовал ее растерянный вид. Мальчишка поднял с пола пакетик сока, который выпал из тележки и кинул его обратно, к остальным покупкам. – Деньги любят, когда их берегут, правильно? – повторяя слова матери, которые она сказала ему еще до того момента, как в поле зрения появился незнакомый дядя, он взял ее за руку. – Я обещаю – больше так вести себя не буду. – Ты мой мальчик, – сквозь пелену слез, что подступили к глазам, прошептала мамочка. – Ты все понял правильно… – закинув один из краев плотного, вязаного шарфа за спину, она сжала в своей руке его теплую ладошку.       Поправив тонкий ремешок кожаной сумки, Тая только тогда обратила рассеянное внимание на постороннего человека. Он стоял рядом с ними – значит, слышал, если не весь, то большую часть их откровенного диалога. Ощутив всю неловкость ситуации, Дубровская тут же принялась утирать остатки следов от слез. Незнакомый мужчина, держа в руках упаковку пшенной крупы, во все глаза смотрел на Тасю. Он не давал ей возможности сосредоточиться и еще больше вгонял в краску.       Откуда он вообще взялся? Во встревоженную девичью душу закралось смутное сомнение, что наблюдатель не случайно бродил вдоль продуктовых рядов, а делал это целенаправленно, подслушивая разговоры о насущных проблемах чужих людей. Таисия была готова посчитать его городским сумасшедшим, но взгляд ярко-голубых глаз, коим обладал незнакомец, оказался таким живым и открытым, что мысли о душевных болезнях отошли едва ли не на последний план.       Держа одной рукой тележку с продуктами, второй – сжимая ладонь сына, Дубровская будто потеряла счет во времени. Происходящее между ней и незнакомцем выглядело странным, отчасти комичным и до глупости несуразным. Она сама засомневалась в собственной адекватности. Быть может это правда и Таисия начала медленно, но верно сходить с ума? Как говорила Алевтина Романовна – психика ее старшей дочери всегда была довольно шаткой конструкцией и когда-то она обязательно должна была дать трещину. Так может вот оно, то самое время для падения здравого рассудка? – Извините, – нежданно вырвалось у госпожи Дубровской. Она прочистила горло и отвела опасливый взгляд. Им с Кир Игоревичем необходимо было уйти – на улице заждался охранник, да и время поджимало – у сына намечалась хоккейная тренировка. – Извините, – зачем-то повторила Тася.       Дубровский младший, точно чуя неладное, насильно потянул мать в сторону пищащих касс, но она словно намертво вросла в кафельный пол – Таисия, как и сам Виктор несколькими минутами ранее, почему-то не могла шевельнуться.       Молодой мужчина находился от нее на расстоянии вытянутой руки, и казалось, что если сильнее прислушаться, она бы с легкостью смогла уловить ароматные нотки его парфюма. Таисия внезапно ухватилась за беглую мысль, что запах, который он носил целиком и полностью отражал его суть. Это было что-то крепкое, стойкое и притягивающее – такое же, как и его смелый взгляд.       Расслабив судорожную хватку, с которой она ранее цеплялась за железную тележку, Тася позволила себе осмотреть незнакомца. Отглаженный ворот черной рубашки, выглядывающий из-под теплого плаща песочного цвета, брюки классика в тон верху и толстая нить золотой цепи – все смотрелось настолько гармонично и так подходило незнакомцу с кристально-чистыми голубыми глазами, что Таисия не скрыла подступившего восхищения. Она ощутила, как перехватило дыхание. Прежде она такого за собой не замечала – ее, будто повело, пленило и накрыло волной палящего жара. – Да ничего, – спустя несколько секунд откликнулся наблюдатель. Край пачки с пшенной крупой, которую он по-прежнему держал в правой руке, помялся под натиском длинных пальцев. Собеседник мгновенно оживился, как только нашел в поведение незнакомки нечто похожее на безмолвное желание завести диалог. – Ничего, – сглотнув, повторил он.       Пары слов стало достаточно для того, чтобы снова потеряться в моменте. Не сдержавшись, Витя и сам принялся более детально рассматривать незнакомую особу, благо теперь он не утаивал всепоглощающего интереса. Темные волосы, спускающиеся ниже плеч, легко завивались на концах, губы, скрывающиеся под слоем нежно-розовой помады, растянулись в улыбке, немного несмелой и неуверенной, а глаза… Медовый взгляд, которые первым и привлек внимание Виктора, смотрел то прямиком на него самого, то отвлекался на что-то происходящее рядом. – Мам?       Заслышав голос мальчишки, который бросил затею – подталкивать мать к выходу, Виктор приметил про себя, как настойчив, упрям был говорящий. Переключившись на ребенка, на этот раз отвернулась девушка. Поправив теплый вязаный шарф, незнакомка кротко кивнула мальчишке, так ничего не произнеся вслух. Она одним видом убедила «большого» человека, что у нее все было под контролем, и что они уже уходят.       Повернув голову в сторону наблюдателя, который по-прежнему был ей незнаком, Тая еще раз скользнула взглядом по его статной фигуре. Сообразив, что квадратная упаковка с крупой вот-вот прорвется и содержимое просыплется на грязный пол, Дубровская взмахнула рукой. Желая дать знать мужчине, что стоит быть аккуратнее с несовершенными покупками, Таисия попыталась что-то сказать, но тот ее опередил. – Пшенка, – он от души тряхнул разваливающейся пачкой и из нее полетели первые мелкие крупинки. – Всему голова, – добавил чуть громче загадочный собеседник, пока еще не отдавая себе отчет в том, какую глупость умудрился сморозить. Позволив радости озарить миловидное, девичье лицо, он и сам просиял. – Меня зовут… – момент для того, чтобы представиться, так сказать, обозначить свою скромную персону выдался куда более чем просто подходящий, поэтому Виктор решил не упускать, возможно, единственный шанс. И как же он удивился, когда его планы не реализовалась, а причиной неудачи стал сын незнакомки. Мальчику явно не пришелся по душе необъяснимый порыв со стороны незнакомого дяди. – Мам! – звонок прикрикнул юнец. – Я уже хочу домой! – вдогонку к сказанному он топнул ногой, как бы выражая еще яснее негодование, закипающее в крови. – Да-да, – спохватилась она, – уже идем, Кирюш, – ухватившись за ручку тележки, молодая мамочка кротко кивнула несостоявшемуся знакомому и довольно робко проговорила на прощание. – Всего доброго.       Февраль девяносто пятого выдался на славу снежным и морозным. Столбики термометров бессовестно опускались все ниже и ниже, страша население столицы минусовыми температурами. И, если минус пятнадцать было, вполне себе, привычной для многих историей, то постучавшиеся в заледеневшие окна добрые минус двадцать пять заставляли горожан поддевать под шерстяные свитера еще пару кофт, а на ноги натягивать носки из овечьей шерсти.       И все-таки с неизбежными издержками свирепого времени года смириться было можно. В минусе, кажущимся запредельным, некоторым удавалось найти своеобразную романтику, в виде раскрасневшихся щек, ресниц, покрывшихся инеем и бесконечном желание тепла. И последнее, по скромному убеждению молодого мужчины со странным, но звучным именем Космос, требовалось получать как можно чаще и как можно больше. – Не вешать нос, гардемарины! – без лишней скромности распевал обладатель новенького линкольна. Стоя возле автомобиля, задние двери которого были открыты, он обратился к одной из «боевых» подруг. – Дурна ли жизнь, иль хороша? А, Наталь? – держа в руке бутылку шампанского, которую намеревался открыть, он игриво подмигнул своей даме сердца. – Ща-ща-ща, расчехлится! – заверил Космос, намекая на игристое. Заприметив на выходе из магазина лучшего друга, которого в собравшейся компании заждались все до единого, он с напускным возмущением прокричал. – Пчелкин, тебя че, манерам не учили в детстве?! – содрав с пузатой бутылки ненужную фольгу и скрутив тоненькую проволоку, негодующий кинул мусор в сугроб, обосновавшийся за спиной. – Кос, а тебя не учили, что говорить «че», так-то, не есть культура? – едко ухмыльнувшись, ответил на нападку тот самый Пчелкин. Он уверенно приближался к автомобилю, из которого на всю, что называется, Ивановскую лилась песня из культового советского фильма. – Холмогоров, – обращаясь к товарищу по фамилии, так было привычнее, Витя удивленно вскинул бровями, – а ты с каких пор фольклором заинтересовался? – Так… – он на мгновение замолк. Сжимая рукой зеленое горлышко, Космос резко потянул за пробку и по заснеженной улице пронесся характерный хлопок, означающий одно – на обратном пути за руль сядет не кто иной, как сам Виктор Пчелкин. – Так, мы же, как эти, гардемарины! Считай, – он подоспел к девчонкам, стоящим со стороны капота именитого автомобиля, – про нас поют. Ой, не нравится – не слушай. Дамы… – обратившись к представительницам прекрасного пола, Космос взял бутылку за донышко и, как полагается в дорогущих ресторанах, едва ли не раскланялся перед тем, как разлить игристое по пластиковым бокалам. – Клоун, – донеслось до него оскорбление, сорвавшееся с уст лучшего друга.       Под ногами хрустел серебристый снег, а мороз щипал щеки. Виктор, зажимая в подмышке детскую игрушку, упакованную в прозрачный целлофан, спешно приближался к шумной компании. Забравшись свободной рукой в карман длинного пальто, он нащупал там полупустую пачку сигарет. Вспоминая о том, что за новой упаковкой никотина он и отправлялся в магазин, Витя, поднеся пачку к лицу, раздраженное фыркнул.       Выудив зубами одну папироску, он убрал скудные остатки обратно в пальто и наспех потянулся за зажигалкой. Стоило ему только подойти к линкольну, из которого до сих пор беспокойной рекой лилась музыка, как подвыпивший Холмогоров наотмашь отшутился. – Пчела, – зажимая зубами тлеющую сигарету, Космос кивком головы указал на игрушечную клюшку, которую друг успел прикупить в магазине, – ты же вроде за «самцом» собирался? – в шутку называя так известную марку цигарок, который они курили почти всей компанией, голосистый едва сдержал саркастический смешок. – А я, Космос, за здоровый образ жизни теперь, – в том же духе ответил Виктор, выдыхая густой ком никотинового дыма. – Это так, незначительные остатки прошлого, – стряхнув пепел на снег, поблескивающий на февральском солнце, огрызнулся он. – Ага, – ни на йоту не поверил Холмогоров, – я тогда с завтрашнего дня бегать начну, – тот снова взглянул на товарища и задал вполне ожидаемый вопрос. – Ну, если серьезно, это что? – ему явно не давала покоя игрушечная клюшка в руках Вити, раз он обращал на нее внимание во второй раз. И то было вполне объяснимо – далеко не каждый день увидишь преуспевающего бизнесмена с детской игрушкой в руках. А поскольку своих детей у Пчелы в помине не было, дамы сердца с малолетним отпрыском (да и просто дамы с недавних пор) у него не наблюдалось, мысли напрашивались самые разные. На фантазию Холмогоров никогда не жаловался, отсюда по его лицу, словно гремучая змея, расползлась ехидная ухмылка. – Девчонки, вы бы с ним аккуратнее были. Юноша он у нас молодой, разноплановый! – А ты не завидуй, – с недовольством рыкнул Пчелкин. – Я в ногу со временем иду, – он переключил внимание на посмеивающуюся Натали, которая выглядывала из-за широченной спины Космоса, и обратился к ней с нескромным вопросом. – Ната, ты, вот, как относишься к передовикам производства? Уважаешь? – А я, Вить, всегда положительно, – поправляя меховой воротник добротной дубленки, она положила ручку на плечо избранника. Тоненькая ладонь, облаченная в кожаную черную перчатку, сжала сильное плечо Холмогорова, да так что сам Космос обернулся на подругу. – Сейчас такая жизнь пошла – каждый вертится, как может. А чего ты так смотришь? – поймав на себе немигающий взгляд возлюбленного, та защитилась. – Правда, она и в Африке, правда. – Во-о-от, – Пчела поднял руку, в которой держал сигарету, – дамы-то дело говорят. Так что, – он взглянул на товарища, который наблюдал за происходящим с недоверием, – ты подумай, Кос. Удивлять женщин – это же еще уметь надо, – ощущая сладкий вкус победы в словесной перепалке, Виктор добавил акцента в сказанное. – У-див-лять, – по слогам завершил бизнесмен, бросая себе под ноги сигарету, скуренную до самого фильтра.       А компания у них и правда собралась интересная – три молодые, симпатичные девушки, среди которых сам Виктор знал только Натали, и то потому, что Холмогоров с ней зачастил. Он как-то приводил ее на день рождения Ольги Беловой – жены их общего друга, потом они парочкой заявились на Новый год, который, кстати, тоже отмечался в квартире семьи Беловых, а теперь вот, за город ее с собой зазвал. И не то, что бы Пчелкин высказывался против влюбленности верного товарища, куда ему было до возмущений, однако странное ощущение присутствовало. Где был сам господин Холмогоров и жизнь, похожая на ту, что, по обыкновению, называют семейной? Ответ напрашивался сам собой – нигде, и это если не использовать банальных, босяцких рифм. – Вить, а, правда, – женский голосок, вырвал его из размышлений, – кому игрушку-то купил? – Будущей звезде хоккея, – посмотрев на Аллу, она была новенькой в их шумной компании, не без гордости ответил Пчелкин. Та лишь понимающе ухмыльнулась и покачала головой. Она точно почувствовала – Виктор ни с кем не собирался делиться своим большим секретом. – Так сказать, – рассматривая шуршащую упаковку, на которой было написано «made in China» продолжил он, – сначала мы вкладываемся, а затем – нам билетики на игру по доброте душевной подкидывают, – пихнув подмышку весомый вклад в будущее российского спорта, бизнесмен коварно улыбнулся. – Во китаезы, да? – подхватил Космос, подливая себе шампанского. Имеющийся коньяк он решил оставить на вечер, так как морозный день обещался стать длинным. – Че только не делают, даже к спорту нашему подобрались, – взглянув мельком на синюю клюшку, рукоятка которой была выкрашена в насыщенный желтый цвет, Холмогоров за раз осушил стакан. Смяв его в широкой ладони, он бросил поломанный пластик себе под ноги. – Ну, ты сильно-то не расстраивайся, – подбодрила возлюбленного Натали. Она спрятала завиток рыжих волос под шерстяной платок, украшенный росписью цветов, и сразу подхватила Космоса под согнутую руку. – У каждого хлеб свой, – завладев мужским вниманием, она поддалась чуть ближе к его раскрасневшемуся лицу. – Пусть они, главное, мое не трогают, – ответив на ласку, проявленную с девичьей стороны, Кос приобнял спутницу и снова обратил внимание на товарища.       Виктор выглядел серьёзным. Точнее, нет, выглядел лучший друг как обычно, но нашлось то единственное, что привлекло внимание хмельного Космоса – нашёлся взгляд. В нём показались непривычные для Пчелкина намеки на неизъяснимое волнение и излишнюю сосредоточенность. Товарищу было совершенно несвойственно выглядеть вот так – обычно Виктор держался на волне приятной расслабленности и уверенности. В нём переплетались два названных чувства и создавали этакий образ, который, что уж греха таить, бесконечно обожали представительницы прекрасного пола. И Витя всегда был не прочь воспользоваться приторно-сладким женским обожанием, говоря, что его «растущему» организму требуется нежность и ласка. Только вот друзьям было предельно ясно одно – та самая нерастраченная любовь Пчелкина продлится, дай бог, до утра и на рассвете, товарищ исчезнет из жизни несостоявшейся возлюбленной, не оставив опечаленной ничтожного клочка бумаги с номером телефона.       Именно таким был молодой Витя с шутливым прозвищем «Пчела» — закоренелым гулякой с заразительным смехом, говорящим высокопарные слова и умеющим выколачивать деньги, из тех, кто не отличался особой доброжелательностью и пунктуальностью. Поэтому тот, кто в моменте предстал перед нахмурившимся Холмогоровым, был совсем не похож на бравого товарища. Этот человек занимался чем-то из ряда вон выходящим – он без конца оглядывался по сторонам, всматривался в лица незнакомых людей, снующих из магазина в магазин, и безостановочно курил. Уже, кажется, третью по счету сигарету. – Кос! – бандит настолько сильно погряз в пучине раздумий, что далеко не сразу услышал — его окликнули. Наспех вернувшись в настоящее, бизнесмен посмотрел на Натали, лицо которой исказило недовольство. Видать, дама сердца звала его далеко не в первый и даже не во второй раз. – Бог ты мой, наконец-то, услышал! – убедившись, что он действительно включился в назревающий диалог, возлюбленная с надрывом спросила. – Когда мы поедем? – она обняла себя руками, дабы сохранить остатки ускользающего тепла. Выпитое советское шампанское не разжигало девичью кровь. Отнюдь, оно действовало с точностью наоборот — быстро растрачивало оставшиеся силы. – Мы, вообще-то, замёрзли. На улице, чай, не Франция, — припоминая именитого Бродского, Натали сильнее закуталась в меховой ворот. – Так что же вы стоите, прекрасные мои, – спохватился Холмогоров, тем самым вызывая на румяном лице спутницы умиление вперемешку с удивлением. – Быстренько все в тепло, – он, пустился в спешный, размашистый шаг, подходя к каждой из присутствующих дам, – не стойте, девоньки. Садитесь же, – когда подруги возлюбленной оказались в тепле, ведь рэкетир и о печке позаботился – успел включить на всю, Холмогоров подошёл к избраннице. – К остальным нырнуть не хочешь? Сама говорила – давно уже замёрзла, – Космос с особой аккуратностью поправил её расписной платок, которым она покрыла голову перед выходом на мороз. – Наталь, я же серьёзно говорю. Заболеть – ну, плевое дело. – Кос, ты у меня такой галантный, заботливый, – прошептала с восхищением раздобревшая Натали. Она действительно поражалась ему и никогда не упускала момента об этом напомнить. Казалось, таким образом, избранница бригадира становилась ещё ближе к мужчине и ещё прочнее соединяла их невидимой нитью. – Я даже не думала, что мне достался... – Для тебя, Наталь, вообще все. Знаешь же, да?       Космос повторял важные слова, как только предоставлялась возможность. А возможностей подворачивалось много. Ему нравилось пробуждать в Натали радость – искреннюю, безудержную. Впервые бизнесмена заинтересовало ощущение любви. Каково это было, отвечать лаской на ласку, заботой на заботу, теплом на тепло? Пускай в его окружение почти никто не верил в происходящее, Космос уверенно отшучивался и отмахивался. Холмогоров и сам, страдая врожденным синдромом недоверия, относился к чувствам с опаской, но и отказываться от них не спешил. А вдруг настало то самое время? Ведь все в этой жизни бывает, а Натали… Натали была другой. Синичкина отличалась от тех, кто встречался ему ранее – веселая, звонкоголосая, упрямая, умеющая жить так, как диктовало время. Да настоящей глупостью было упускать такую девушку! Разве не так? Вот Юрьевич и не упускал. Он старался заботливо оберегать, бесконечно радовать и просто быть рядом. – Садись-ка в машину, красавица, а то нос сейчас отвалится, – с настойчивостью проговорил Космос, скользя взглядом по девичьему лицу. – Красный, как у Мороза. – Дверь-то откроешь? – Натали игриво приподняла подкрашенные бровки. – Даже руку подам, – расплылись в широкой улыбке, что оголила ровный ряд белых зубов, Холмогоров тут же протянул ей свою шероховатую ладонь. – Мадам, позволите? – Не смею отказать, – хохотнула в ответ Синичкина и уселась на заднее сиденье, поближе к Алле, которая, к тому моменту, успела согреться.       Как только Холмогоров захлопнул заднюю дверь линкольна, то осмотрелся по сторонам. В их веселой компании снова стало меньше на одного человека, и этим вечным беглецом опять стал ни кто иной, как Виктор Палыч. Ругнувшись себе под нос, Космос принялся выглядывать знакомый силуэт среди белоснежных сугробов, и как же он удивился, когда заметил бригадира возле входа в злосчастный магазин. – Вить, ну, твою же мать! – разгневанно рявкнул Космос, но его раскатистое недовольство до слуха лучшего друга не долетело. До него, кажется, ничто не могло добраться, а все потому, что внимание Пчелы было сосредоточено на кое-чем другом, точнее, кое-ком другом. И призвать его к рассудку от этого виделось нереальным и совершенно бесполезным. – Нет, ну, баб что ли мало?.. – еле слышно пробурчал Космос, прикуривая последнюю цигарку из опустевшей пачки «самца».       Таисия вышла из столичного супермаркета, едва волоча тележку по скользкому полу, плитка которого наморозилась из-за постоянно крутящихся дверей. Второй рукой она держала за ворот зимней куртки Кир Игоревича, потому как он норовил поскользнуться и распластаться на ледяном полу. Вместе они медленно приближались к съезду, предназначенному для повозок с продуктами. Как назло, не увидев среди десятков припаркованных машин ту, в которой должен был поджидать водитель-охранник, Дубровская с нарастающей злостью цокнула языком. Стоять на обжигающем ветре желания не находилось, а средства связи у Таси по «счастливой» случайности в сумочке не наблюдалось. Она, как и всегда, оставила телефон, подаренным мужем на новый год, дома. Ну, не могла Тася привыкнуть к маленькой трубке, которая отныне должна была находиться при ней, по меньшей мере, всегда. К тому же, помимо этой Nokia 2110 (кажется, так называл диковинку супруг) необходимо было при себе иметь удостоверение-разрешение на сотовую связь. Слишком много проблем для одного звонка, не правда ли? Нет, конечно же, иногда Таисия подлавливала себя на мысли, что идея Игоря – повесить телефон на веревочку, а эту веревочку – ей на шею, была не такой уж и дурной. Звучала она, конечно, так себе, но цель всегда оправдывает средства, верно? По крайней мере, выходить из безвыходных ситуаций стало бы гораздо легче и не пришлось бы тратить кучу нервов. Нервов, которые ни черта не восстанавливаются, но… Во всей это телефонной истории обозначалось слишком много «но», а условности Таисия Анатольевна не особо жаловала. – Мам, а где Константин? – прижимаясь к Тасе, поинтересовался Кирилл. – Ох, ты замерз, да? – игнорируя вопрос, ответа на который у нее не нашлось, она опустила встревоженный взгляд на младшего Дубровского. – Так, – решительно стянув со своей шеи вязаный шарф, Таисия накинула его на маленькие плечи юнца, – держи, – присев рядом с ним на корточки, она несколько раз обмотала шерстяную вещь вокруг шеи сынишки и завязала спереди нетугой узел. – Лучше? – получив в ответ утвердительный кивок головы, Таисия натянула краешек вещицы едва ли не по самый нос Кирилла, чтобы тот не глотал холодный воздух, и снова поднялась на ноги.       Она еще раз осмотрела парковку, на которой стало еще больше машин, и приподняла ворот шубы. Ее стало холодно – об этом свидетельствовало легкое покалывание в кончиках пальцев на руках и неконтролируемая дрожь, скользнувшая по позвоночнику. Натянув меховые варежки, как можно выше, Таисия опустила взгляд на покупки, лежащие в тележке. Пакета, набитых до отвала, было четыре и, если бы так пошло и дальше, то Дубровская вернулась бы в супермаркет. Она бы попросила у той добродушной продавщицы из рыбного отдела право на звонок со стационарного телефона. Наверное, ей бы не отказали в подобной услуге, учитывая, что она являлась постоянной покупательницей, да и банального человеческого отношения никто не отменял. – Мам? – голос сына прервал ее мыслительный процесс. Тася проследила за взглядом Кира и, увидев, на чем заострил внимание младший Дубровский, отчего-то выпрямилась в спине.       Перед ними стоял тот самый молодой человек, встретившийся им ранее в супермаркете. Он находился чуть дальше, нежели чем был там, среди бакалейных рядов, но Тая отчетливо видела его выражение лица. Прежней решительности не наблюдалось, но осталась та же заинтересованность. В моменте Таисии стало не по себе – она прижала к себе Кирилла, который тут же отреагировал на растущее волнение матери и поднял голову вверх. У нее в мыслях крутились разного рода вопросы, но главный среди них был один: «Что нужно этому человеку от их довольно скромных персон?» – А вы тоже любите хоккей? – молчание, воцарившееся между ними, разрушил мальчишка. Малец снял плотную перчатку и указал маленьким пальцем на разноцветную игрушку, что зажимал в подмышке знакомый незнакомец. – Я играю в хоккей. Могу сказать – это клюшка не подойдет для настоящей игры. Вам нужно в специальный магазин. – Удивлению Таси не находилось предела. Ее сынок крайне редко с кем заговаривал самостоятельно, а тут у него буквально развязался язык. – У мамы моей есть адрес. Спросите у нее, – заключил Кир, и снова натянул перчатку на похолодевшую ручонку.       Тася нервно усмехнулась. Она перевела пораженный взгляд с сына на молодого человека, и заметила, что тот тоже пребывал в немом шоке, но изо всех сил старался не показывать виду. – Кирилл… – Нет-нет, – подал голос незнакомец, – он действительно прав. С такой клюшкой, как у меня, настоящей игры не проведешь.       Дубровская согласно кивнула. Она не могла подавить ухмылку, рвущуюся наружу. В медово-карих глазах затесалось нечто похожее на тихую гордость, перемешанную с угасающей тревогой. И кто знал, как бы развернулся их диалог, если бы возле главного входа в столичный продуктовый не остановился черный тонированный джип. Окно со стороны водителя резко открылось, и из салона донесся аромат крепкого, свежезаваренного кофе. Мужчина за рулем был одет в строгий костюм черного цвета, мрачность которого разбавляла наглаженная рубашка светлых тонов. Увидев перед собой раскрасневшиеся лица, рядом с которыми стояла тележка, наполненная пакетами, водитель встрепенулся. – Таисия Анатольевна, а это… – запричитал тот. – А как же так то? – оставив стаканчик с кофе в стороне, он рывком открыл водительскую дверь и буквально выпрыгнул на людную улицу. – Я всего-то на пять минут отъехал. Смотрю, вас нет и нет, думаю, дай-ка кофейка возьму. Спать хочется кошмарно, – преодолев расстояние в пару-тройку шагов, говорящий одной рукой подхватил сразу три тяжелых пакета. – Вы, поди-ка, тут замерзли? Я вам тоже кофе взял, вашего любимого – латта, – не задумываясь о правильном произношении слов, а думая исключительно о супруге начальника и о его семилетнем сыне, Константин открыл пустой багажник. – Кирюха, а тебе чай с ягодами урвал. Все, как ты любишь, – подмигнув мальчугану, который махнул обеими руками и произнес короткое «да» на иностранный лад, водитель-охранник вернулся к тележке. Подхватив оставшийся пакет, он поднял взгляд и тотчас увидел, как возле молчаливой госпожи Дубровской вырос посторонний, прежде незнакомый никому мужчина. Расклад, который пришелся не по душе, Константин решился подправить, но для начала все-таки уточнил. – У вас все в прядке? – Дядя Костя, – решительно вмешался Кир Игоревич, – а где мой чай? – он отпустил мамину руку и шагнул к автомобилю, внутри которого для него был уготовлен ароматный напиток на пару с плиткой молочного шоколада. – Чай? – все-таки дождавшись, когда Таисия Анатольевна, наконец, даст понять, что у нее все в порядке, он ловко подхватил мальчишку на руки и усадил его в салон автомобиля. – Держи-ка, – вручив непоседе горячий напиток, дядя Костя потянулся за сладкой плиткой, валяющейся на переднем сиденье.       Наблюдая за происходящим, в голове Виктора Пчелкина начала складываться картинка. Та картинка, суть которой являлась верной. Она разительно отличалась от той, что пришла ему на ум посреди бакалейных рядов. Ощутив неловкость и полное непонимание, как повести себя дальше, бизнесмен отвернулся. Признаваться в том, о чем он подумал было крайне неудобно, но те мысли, образовавшийся некоторые время назад, были неоспоримой правдой. Пусть и не все, но были! А еще они являлись отличным поводом для разговора. Для разговора, что должен был состояться хотя бы здесь, на ступеньках супермаркета. Третьего шанса точно дано не будет. Там, в небесной канцелярии, велись свои подсчеты и тот факт, что выпала еще одна возможность «на поговорить», являлся, скорее, обычной случайностью, а не закономерностью или предписанием судьбы. – Меня Виктор зовут, – наконец-таки представился наблюдающий. – Таисия, – едва ли не в унисон ему ответила Дубровская, чем буквально приковала к себе переменившийся взгляд Вити. Он совсем не ожидал услышать что-то в ответ. По крайней мере, вот так, прямо-таки следом. – Тася, – сразу же поправив саму себя, она повела плечами. Ей не хотелось отворачиваться, отводить взгляд от внимательных голубых глаз, но ровно также не хотелось показывать очевидного смущения, которое покрывало розоватые щеки еще более выразительным румянцем. – Вы извините, что я невольно подслушал ваш разговор там, – он указал рукой на магазин за его спиной. – Случайно вышло. Не собирался вам мешать, – Витя врал – откровенно и в глаза, но признаваться в том, что все вышло специально, явно не торопился. Да и к чему это было нужно? Должна же была остаться загадка. Так сказать, ее легкий, едва различимый шлейф, не правда ли? – Все в порядке, – откликнулась Таисия, скользя взглядом по его внешнему виду. Она, как и чуть ранее, мысленно восхитилась, как теперь уже Виктору, а не незнакомцу подходил черный цвет. Он смотрелся в своем одеянии до невозможности гармонично, и госпожа Дубровская готова была поспорить – этот молодой мужчина не просто пользовался успехом у женщин, он точно одерживал головокружительные триумфы. Интересно, в какой момент небесные ангелы решили свести их пути, хотя бы для такого нелепого, ни к чему не обязывающего разговора? – Это мой сын, – переведя тему, Тася указала кивком головы на мальчишку, задорно смеющегося в салоне авто. – Кирилл играет в хоккей. Отсюда… – она взяла паузу. – Ох, он настолько ревностно относится ко всему, что связано с его любимым видом спорта… – еще секунду Таисия выцепила для молчания и развела руками по сторонам. Ощущение неловкости не покидало ее, а к щекам припал жар. – Вот даже вашу клюшку не обошел стороной, – она виновато улыбнулась. – Не одобрил для настоящей игры. – Я… – Виктор прервал себя на полуслове. Им требовалось сменить направление диалога. Ему казалось, что предыдущее истратило себя. Пчела обрывисто выдохнул, а потом будто набрался смелости и продолжил. – Я услышал ваш разговор, в котором Кирилл говорил о ней, и… – он сжал игрушку в одной руке, а второй – провел по светлым волосам, чутка взъерошивая их. Прозрачная упаковка зашуршала, привлекая внимание собеседницы. Таисия улыбнулась, но ничего не сказала – продолжила ждать. Виктору Палычу слова на ум не шли, точнее, шли, но казались ему неверными, неправильными, неподходящими. Он впервые так робел и не мог поверить в происходящее. Чтобы такое, да с ним? Бред, да и только. – Уж не знаю, почему, – начал Пчелкин, – но мне показалось, что вы не можете себе ее позволить. И я… – И вы? – удивилась Таисия. Она начала догадываться, к чему ведет ее новый знакомый. Ей стало до жути неловко, потому что то, о чем подумал Виктор, являлось категорической неправдой. – Купил ее для него, – закончил несостоявшийся благодетель. Правда была сказана, и на сердце стало значительно легче, но поднимать взгляд по-прежнему не хватало сил. И только Бог знал, почему. – Вы не подумайте ничего лишнего. Я сам в его возрасте любил хоккей, – Виктор врал, но делал это довольно убедительно, – а у родителей не было возможности, – и только в завершение фразы место для истины все-таки нашлось, ведь чета Пчелкиных не жила на широкую ногу. Разгуляться было банально не на что. – Странно, наверное… Еще раз извините.       И сказанное действительно не очень ладно вязалось с реальностью. Его новые знакомые не выглядели так, будто у них имелись проблемы со средствами. Скорее все было наоборот, но тогда, стоя посреди магазинных рядов, Пчелкин и думать забыл о том, что его окружало, и где он вообще находился. Только в процессе незамысловатого разговора ему удалось сложить все пазлы воедино, и ощущение неловкости возросло в несколько раз.       Перемена в настроение Виктора не ускользнула и от зоркого глаза госпожи Дубровской, но она смолчала. Ей не захотелось еще больше вдаваться в подробности подозрений Виктора, потому как и без того отчетливо видела – стыд и неловкость подкатили к его бледноватому лицу. – Нет, – спешно отозвалась Тася, сцепляя ладони в замок настолько, насколько позволяли меховые варежки, – не странно. Точнее, ваш порыв… Он вполне объясним, – госпожа Дубровская была как никогда честна. В жесте Виктора Таисия разглядела неисполненную мечту, и, признаться, у нее встрепенулось сердце, стоило ей это услышать. И чтобы как-то приободрить новоиспеченного благотворителя по секрету поведала о том, как бы она повела себя, оказавшись на его месте. – Я бы поступила точно так же. – Правда? – он удивленно вскинул бровями. Снова пихнув игрушку подмышку, Витя спрятал руки в карманах коричневого плаща. Он расправил плечи и отчасти горделиво тряхнул головой – светлые пряди рассыпались по лицу, едва ли не застилая засиявший взор голубых глаз. – Серьезно? – Да-да, – сопроводив свой ответ уверенным кивком головы, Таисия широко улыбнулась. – Абсолютно точно, – она тихо рассмеялась, замечая перемену в поведении собеседника. Выглядело происходящее довольно мило.       Между ними снова воцарилось молчание. Виктор, будто не находя себе места, с силой сжал рукой хоккейную клюшку. Он посмотрел на новую знакомую и убедился, как благодарен случайной не случайности за возможность завести диалог. От Таисии веяло спокойствием и безграничной нежностью. Она сама будто являлась живым воплощением чего-то невероятно притягивающего. Это читалось абсолютно во всем – в ее движениях, в ее взглядах, в ее очаровательной улыбке. В каждом слове прослеживалась ангельская кротость, не обделенная уверенностью и пониманием сказанного. Витя и сам еще толком не осознавал, почему его так затягивал омут ее каре-медовых глаз, но в моменте он понял – не находилось места для желания, в котором он мог бы лишиться ее общества. Он будто старался растянуть секунды, своровать несколько минут у часа, дабы лучше запомнить ее негромкий голос, который еле ощутимой пеленой ложился на его сильные плечи. – Виктор… – Таисия…       Они окликнули друг друга в унисон. И вышло это настолько внезапно, что оба засмеялись. Таисия обернулась на сынишку, который выглянул в окно. Кирилл с интересом наблюдал за парой, но что-то сказать не решался. Мальчугану определенно пришлось по вкусу то, как улыбалась мама, то, как она тихо смеялась и прикрывала наморозившиеся щеки ладонями. Заметив, что младший Дубровский не думал отворачиваться, Таисия мгновенно приняла серьезный облик и посмотрела на Виктора. Тот, увидев перемену в настроение знакомой, задал интересующий его вопрос. – А будет ли удобно, если я все-таки подарю клюшку надежде российского хоккея? – Мне кажется, это будет лишним, – осторожно отказала Тася. Она старалась не показаться грубой, хоть и получалось плоховато. Дубровская знала, если позволит Виктору подарить игрушку ее сыну, то не оберется проблем. Не хотелось сеять хаос там, где его не должно быть – в семье. – Вы же говорили, что поступили бы на моем месте… – Ситуации разные, – разделив то, о чем она говорила и то, что они имели по факту на две ровные, но абсолютно разные части, Дубровская продолжила. – У меня есть возможность купить Кириллу любую клюшку. Мой отказ был совершен в воспитательных целях, а вы… – она шумно сглотнула. С каждым сказанным словом Тася видела, как гас огонек надежды в глазах Виктора. – Вы ведь все не так поняли. Если бы сложилось иначе, и мой отказ оказался бы вынужденным, тогда… – она понимала, что ее слова могли показаться неубедительными, но в моменте в ней проснулась та самая уверенность, которую ощутил Виктор. Уверенность и непоколебимость в своих убеждениях.       Пчелкин понимающе кивнул. Он всем видом показал, что принимает позицию собеседницы и поддерживает ее. Спорить в сложившейся ситуации казалось чем-то совершенно неуместным. Кем он им приходился, чтобы брать и настаивать на своем? Таисия четко обозначила свое мнение, а рэкетиру оставалось только принять установленные рамки. – И все-таки, – он шел, словно по скользкому, тонкому льду, – купил игрушку я, а не вы. – Виктор, не нужно, – чуть жестче, чем говорила до этого, откликнулась Таисия. Она заметно похолодела в отношении к новому знакомому. Вступать в ругань не было сил, поэтому Дубровская не нашла ничего лучше, чем свернуть диалог. – И нам уже пора.       Он замолчал. Нарываясь на жесткость, он оттягивал момент прощания. Пчелкин был далеко не глупым молодым человеком, он отчетливо понимал – там, где есть ребенок, есть и его отец, а в данной ситуации, вероятно, законный муж. Судя по тому, что рэкетир лицезрел – семейство Таси отличалось довольно высоким достатком, который мог покрыть ощутимые затраты на водителя-охранника, хоккейные секции и прочие приблуды адекватной, семейной жизни. И все-таки Витя был бы не Витей, если бы не попытался разузнать чуть больше дозволенного, чуть больше, чем мог рассказать о себе обычный прохожий такому же обычному прохожему. – Вы замужем?       Таисия не ожидала настолько резкого поворота событий – их едва не забросило в кювет. Вопрос в два счета выбил Дубровскую из привычной колеи. Она растерялась и явно задержалась с очевидным ответом на простой вопрос.       Взглянув на Витю, который выглядел так же, как и до – невозмутимо, уверенно и смело, она прочистила горло, в котором встрял удушливый ком. Прежде молодой мамочке не доводилось отвечать на вопросы, относящиеся к ее браку, и отсюда ее реакция выглядела неоднозначно. Со стороны смотрелось, будто Таисия не имела ни малейшего желания ставить Виктора в известность. И то было понятно, с какой стати она вообще должна была давать ответы? Только ради того, чтобы усмирить его неуместный интерес? А он был, об этом ясно говорил испытывающий взгляд голубых глаз. И все-таки, Дубровская была уверена – она имеет право не отвечать на бестактный вопрос и оставить свое семейное при себе. Точка. – Вы замужем, Тась? – вновь поинтересовался Виктор. Он не намеревался отступать, ведь в его картине мира не имелось места для отказа. – Простите, вы что, серьезно?! – от возмущения она чуть ли не перешла на крик.       Их разговор однозначно выбрал неверное направление, оттого моментально столкнулся с первыми препятствиями, терпя при этом значительные потери. Таисия наивно полагала, что ее молчания станет достаточно для того, что бы Витя остыл или банально сменил тему. Хотя нужна ли была смена темы, если Тася торопилась распрощаться с обществом внезапного знакомого? Нужно было просто развернуться и уйти. К тому же, ей было куда – ее давно заждались. – Я, как никогда, серьезен, – Пчелкин разрушил тишину, сделав шаг в сторону собеседницы.       Он был непоколебим. Стоило ему только оказаться чуть ближе, как Таисию словно поразило током – она сразу отступила. Их спасало одно – водитель был слишком увлечен Кириллом, от того не замечал происходящего. И Тася была несказанно рада этому, иначе ей бы не удалось избежать неприятного разговора с супругом, которому донесли бы про случившееся происшествие. – Знаете, – Таисия с вернувшимся недоверием покачала головой, – вы переходите границы дозволенного… – она нервно сняла меховую варежку и провела узкой ладонью по вспотевшему лбу. Дубровская в ту секунду и не подумала о том, что ответила на вопрос Виктора, не произнеся при этом ни слова. На ее правой руке красовалось золотое обручальное кольцо, и этот символ вечной любви и верности не ушел от цепкого взора господина Пчелкина. – Ваша смелость, Виктор, граничит с вопиющей бестактностью!       Он с такой невообразимой легкостью нарушил ее личные границы, что отныне февральский холод, совсем перестал ее волновать. Самым противным в сложившейся ситуации стал тот факт, что Таисия позволила себе пойти на поводу у Виктора. Она потеряла равновесие и показала настоящие эмоции. Госпожа Дубровская сорвалась в отличие от ее самоуверенного знакомого. И пока она пыталась поставить его на место, он просто смотрел на нее, и сохранял сосредоточенное молчание. – Витя! – донеслось откуда-то с другой стороны улицы. Таисия отмерла и повернула голову в сторону источника громкого, недовольного крика. Вычислив, кто же среди прохожих окликал ее беспардонного собеседника, она испустила неровный выдох. – Пчела, мать твою, сколько ждать-то можно? У нас шампанское уже все закончилось, придется за новой порцией идти! – неустанно возмущался молодой человек, на вид схожий по возрасту с Виктором.       Таисия едко усмехнулась и склонила голову набок. В ней все еще плескалось негодование, и от одной мысли, что Пчела, так вроде бы его назвал тот парень, позволил такую дерзость, внутри с новой силой разжигался огонь неконтролируемой ярости. – Мамуль! – на этот раз окликнули ее. Крикнул Кирилл, который успел допить купленный чай и отдать водителю пустой стаканчик. Он с улыбкой выглянул в открытое наполовину окно и громко спросил. – Идешь? – Да, сынок, я иду.       Тратить время на бессмысленный разговор не нашлось необходимости. Таисия решила для себя, что, наверное, в жизни каждого человека должны происходить такие странные, совершенно неуместные встречи только для того, чтобы в голове сохранялось понимание – не все обладают адекватностью и знают о наличие личных границ. – Вас ждут, – холодно отрезала она, – а мне – пора, – тотчас развернувшись, Дубровская направилась к машине.       К ее удивлению ответа со стороны Виктора не последовало. Будучи возле тонированного джипа, Дубровская на мгновение замерла. Ей категорически требовалось несколько секунд и еще столько же глотков морозного воздуха. Она была уверена – показывать, что ее что-то беспокоит не стоит, иначе посыпаться лишние вопросы, а ни них она, как выяснилось, отвечать не особо умела.       В какой-то момент ощутив, что с ее здравым смыслом борется неконтролируемое желание обернуться, Тая замерла. Рука, которой она тянулась к двери авто, медленно опустилась. Таисия, с недоверием к самой себе, переступила с ноги на ногу. Она словно готовилась к прыжку, и считала в голове, с какой силой оттолкнуться от земли и сколько секунд подождать перед заветным толчком? – Мам? – Кирюшка снова выглянул из приоткрытого окна. Уголки его рта были испачканы в шоколадке, которую он держал в руке. Таисия не сдержала улыбки, мысленно поблагодарив сына за то, что он так вовремя ворвался в ее разгоряченное сознание со своим излюбленным «мам». – У меня тренировка через сорок минут, так дядя Костя сказал. Домой уже не заедем, получается. – Едем, малыш, уже едем, – согласилась она и нажала на дверную ручку.       В салоне приятно пахло кофе. Откинувшись на спинку кресла, Таисия взяла свой стаканчик, в котором любимый латте успел поостыть, и сделала несколько больших глотков. Ярко-выраженный молочный вкус пробудил рецепторы, заставляя ее прикрыть от блаженства глаза. Что-что, а кофеин она обожала всем сердцем, правда позволяла себе его крайне редко, так как то самое сердце периодически ее подводило. Но все-таки от двух маленьких стаканов в месяц Тая не отказывалась – не находила сил, поэтому на пару с Константином и Кириллом грешила этим, а они, в свою очередь, держали язык за зубами. Это был их маленький секрет, который никогда и никому не разглашался. – Папе не говорим, да? – пальчиком указав на коричневый стаканчик, догадался сын. – Секрет, помнишь? – мягко улыбнулась госпожа Дубровская, приложив указательный палец к подкрашенным губам. Когда мальчишка повторил жест следом за ней, она поддалась к нему. – Люблю тебя, львенок, – мягко поцеловав того в лоб, Тая удобнее устроилась на заднем сиденье.       Автомобиль, в который села новая знакомая Пчелкина – Таисия, тронулся с места. Оставив Витю посреди многолюдной улицы, что называется, ни с чем, тонированный джип вскоре скрылся из вида. Проводив машину внимательным взглядом и не успев запомнить регистрационный номер, что красовался на металлической пластине, Виктор посмотрел на игрушечную клюшку. Шуршащий пакет, порядком, поднадоел, но выбросить вещицу не поднималась рука. И не потому, что было слишком жаль потраченных денег, нет. Безделушка покупалась от чистого сердца и исключительно из порыва благих намерений. Решая разобраться с тем, что творилось в неспокойной душе чуть позже, он ринулся в сторону разгневанного Холмогорова.       Им действительно пора было ехать.