Знакомый из Саратова

1994-й год.

— Блять! — её крик разлетелся по комнате эхом, запрыгнул в расставленные по полу коробки, набитые не пойми чем. Что вообще Алёна умудрилась распихать в такое количество картона? Живя в гостиничном номере, она искренне считала: вся её жизнь уместится в два чемодана. Кроме трёх шуб, купленных ещё Витей, разумеется. Их девушка ни в коем случае не решилась бы укладывать по коробкам. А в остальном два забитых под завязку чемодана вполне могли перевезти тридцать лет Апиной из казённого номера в квартиру, пускай однушку и тоже не собственную, зато отдельную. Аж с кухней. Чертыхнувшись, она с силой пнула одну из коробок, которая так не вовремя попалась под ноги. За целую неделю с момента переезда Алёна не нашла времени разобрать свои пожитки, постоянно откладывала, придумывая очередную отговорку. То она чертовски устала после выступления на корпоративе небольшой фирмы, решившей шикануть по случаю юбилея владельца, то просто хотела валяться на изодранном кошкой предыдущего жильца диване. Одним словом, причин не раскладывать вещи по полкам находилось достаточно. Вообще, Апина поражалась людям, которые заказывали её на выступления. Из собственного репертуара — всего две песни, но зато ставшие популярными. Про себя Алёна шутила, что называть композиции именами — залог успеха. Сначала «Ксюша» играла из каждого утюга, теперь вот «Лёха» доносился из настежь раскрытых окон квартир. Следующую девушка собиралась обязательно назвать «Леной», отдать дань собственному имени, так сказать. За вторую песню, кстати, спасибо стоило тоже сказать Пчёлкину, если когда-нибудь они вновь увидятся. Из тех неудавшихся отношений Апина вышла с целым багажом: шубы, украшения, два хита, купленные парнем. Да, Алёна определённо вытянула из него всё возможное. Пускай и взамен отдала не меньше. Иногда она хотела ему позвонить. Взять трубку, набрать номер офиса, дождаться голоса секретаря по ту сторону, а после предложить Вите встретиться, как будто ничего не было. Скорее всего, он бы не согласился, во всяком случае, девушку едва ли удивил бы отказ, но попробовать стоило. А потом она вспоминала, как рыдала в номере «Космоса», кусала подушку зубами, ждала, что Пчёлкин вот-вот всё осознает, и ничего не дожидалась. Нет, он приходил. Целых два раза. Грозно стучал в дверь, предлагал спокойно обо всём поговорить, следом сыпал угрозами, мол, выбьет дверь, если Алёна не откроет, однако оба визита заканчивались её всхлипами, заглушёнными пуховой подушкой. Конечно же, она не открыла. Ведь тот токсин, который пропитал организм, испарился, стоило девушке поймать попутку возле дома Пчёлкина. Она бы точно вернулась, окажись с ним нос к носу. Очень хотелось обратно. Не в тот период, когда все заканчивалось, где Витя пропадал в офисе, закрываясь ширмой из дел, а раньше — в самое начало отношений. Туда, в пропитанную его парфюмом с нотами сандала и цитруса гостиную, усыпанную охапками цветов, в спальню с раздавшимся хлопком пробки шампанского, в приватную комнату «Метлы». Алёна вновь хотела очутиться рядом с парнем, казавшимся ей идеалом. Галантным, умеющим показать себя, внимательным. С тем Пчёлкиным едва ли она бы почувствовала себя одиноко. Вот только уходила Апина не от чересчур пышных ухаживаний, она бежала от наплевательского отношения к себе. Приходилось на регулярной основе напоминать: причин уйти было слишком много. Единственное место, где Алёна спасалась от преследующих по пятам мыслей о возвращении к Вите — телевизор. Его наличие, кстати, являлось главным критерием выбора квартиры, иначе девушка рисковала сойти с ума, на постоянно основе думая: позвонить или нет. А так у неё появлялся шанс выбросить из головы Пчёлкина, погрузившись в угадывание слова по буквам вместе с участниками «Поле чудес». Не слишком интеллектуальное занятие, но всяко лучше, чем попытки сойтись с человеком, которого стоило оставить в прошлом. Как назло, по телеку начались новости. От них появлялся неприятный озноб. Миловидная ведущая, совершенно другая, не похожая на ту, рассказавшую о смерти Шишинина, вселяла в Апину настоящий ужас. Заставка вечернего выпуска, звучащая для всех остальных зрителей просто приятной мелодией, заставляла волосы на руках Алёны приподниматься. Она всегда готовилась услышать нечто страшное, вроде очередного известия о гибели близкого человека. Некоторые раны имеют свойство кровоточить, пока сердце бьётся, до последнего удара. — Здравствуйте, с вами Татьяна Мишина и новости на ОРТ, — поставленным, сухим голосом, лишённым всякого намёка на радость, произнесла ведущая. — Сегодня на юге Москвы произошло покушение на Александра Белова — известного предпринимателя, руководителя фонда «Реставрация». Апина почувствовала что-то до боли знакомое. Белов… Она слышала эту фамилию, точно где-то встречалась с этим Александром. Вот только где — не помнила. — Около двух часов дня неизвестный открыл стрельбу из автомата по Белову во дворе дома, — продолжила девушка. До жути знакомая фамилия. Алёна, всматриваясь в картинку на экране, пыталась понять, когда ей довелось узнать некого Александра. И ничего не приходило на ум. Она плохо соображала, что говорил корреспондент с места событий, о чём с настоящим ужасом рассказывала какая-то неизвестная женщина, должно быть, очевидец. Звуки репортажа превратились в какофонию, в белый шум, который мешал Апиной вспоминать Белова. А потом на весь экран показали фотографию. И, Господи, она вспомнила! Именно этот парень со своей противной заносчивой женой встретил Алёну с Витей в отдельном зале казино. Он с довольной улыбкой травил байки из армейской службы, феерично блефовал, изображая, будто у него на руках — гвозди для крышки гроба, где будет захоронена победа Пчёлкина. Чёрт, именно его парень, целующий Апину между раздачами, называл братом. Шестерёнки в черепной коробке закрутилось с немыслимой скоростью, двигатель работал на пределе возможного, посылая догадки одна хуже другой. — Так, так, — пробормотала Алёна и нервно откусила торчащий на указательном пальце заусенец. Если на Сашу было покушение, значит… Значит, опасность грозила и Вите. Элементарная логика, которая выстраивалась из того немногого, что парень рассказал Алёне. О чём он тогда твердил на Ленинских? Они все заодно, в связке, да? Эта нить не могла обрываться на Белове, коль скоро вся четвёрка друзей обмоталась клубком. Даже не дослушав репортаж, хотя она не пыталась улавливать рассказ корреспондента, Алёна вскочила с дивана и ринулась к стоящему в коридоре телефону. Как назло, коробка вновь попалась под ноги, мизинец ударился точно о ребро, однако девушка почти не почувствовала боли. Сейчас она вообще ничего не ощущала, кроме пузырящегося страха. Отдельно лежащая в записной книжке визитка бросилась в глаза сразу, не стала прятаться в страницах, заигрывать с Апиной. Время для флирта осталось где-то между их встречей и пугающим сюжетом новостей. В любой другой ситуации, при иных вводных Алёна обязательно бы подумала, выкурила сигаретку, успокоила бешено крутящиеся шестерёнки, только времени осталось лишь на короткий выдох. Ей требовалось услышать, что с Витей всё в порядке, иначе так недолго и свихнуться. — Приёмная «Курс-Инвест», здр… — Интонация секретаря отличалась от привычной. Никакого дружелюбия, ничего общего с ласковым голоском. Апина обязательно бы поняла, что скрывалось за напряжённым тоном, не перебей девушку на середине приветствия. — С Витей соедините! — натурально крикнула она. — Апина. Алёна. Он поймёт! — Виктор Павлов… — И опять Люда, вроде, так звали секретаря, не сумела договорить фразу до конца. На этот раз её прервал человек, явно стоящий рядом. — Кто? — Алёна узнала его. Сразу. Шестерёнки замедлились за секунду, словно Витя сумел найти рычаг управления мозгом девушки и переключить в щадящий режим. — Алёна Апина, — удивлённо или испуганно, Апина не знала, произнесла секретарь. — Дай, — скорее всего, он вырвал трубку прямо из ладони Люды, ибо ответил моментально. — Здравствуйте, Алёна Евгеньевна. — Ты в порядке? — лучшей тактикой в этом разговоре Алёна выбрала игнорирование очевидной издёвки. В елейном тоне Вити звучало её так много, что становилось дурно. — Пока да, — парень усмехнулся, видимо, находя сам факт звонка Апиной уморительным. — По новостям показали, что на Белова было покушение, я так… — набирая в лёгкие воздух, Алёна пыталась понять, что испытывала. Страх? Да, однозначно. За Витю? Разумеется. Не за Сашу же ей беспокоиться. — Испугалась? — он практически рассмеялся, теперь беззлобно. — Очень, — шёпотом призналась девушка. Его голос отдавал родным, знакомым, изученным вдоль и поперёк. Его голос звучал, как дом, где всегда тепло, куда можно прийти даже после побега посреди ночи, точно зная: тебя примут. Отругают, наверное, назовут последней дурой, однако после обязательно крепко обнимут, заботливо поглаживая по голове. — Лёль, у нас тут пиздец, — Витя заговорил тише, будто дарил слова исключительно ей. — Ты не переживай, хорошо? Выкарабкаемся, не из такого дерьма выбирались. — Приезжай ко мне, — с мольбой протянула Алёна. — Я тебя прошу, пожалуйста, приезжай сейчас. Мне очень страшно. — Не могу, — он покачал головой. Девушка не видела, просто знала на каком-то подсознательном уровне. Пузырящийся страх поднимался выше, напоминал перекись водорода, которую вылили на разодранную коленку, прямо как в детстве, когда Апина стабильно каждое лето страдала от асфальтной болезни. Абсолютно так же щипало, жглось, только теперь всё это происходило внутри, куда подуть не получалось. — Давай мы со всей этой канителью разберёмся, и я приеду, ладно? — Казалось, Витя добавил вопросительную интонацию исключительно ради приличия. Едва ли он бы согласился на отказ. — Хорошо, — Алёна кивнула. Как будто у неё оставался выбор. — Ты в «Космосе» ещё? — На заднем фоне появились какие-то звуки, чей-то громкий возмущённый голос, точно мужской, однако разобрать речь на отдельные слова девушке не удалось. — Нет, я переехала, — она перелистнула записную книжку на первую страницу, куда черканула свой новый адрес. — Пришвина, дом двадцать один, третий подъезд, пятый этаж, сто вторая квартира. Это рядом с Бибирево. — Ага, записал, — шелест бумаги слегка заглушил Пчёлкина. — Ты не звони в офис, мало ли. — Обещай, что приедешь, — Апина попыталась выжать из своих связок максимум жёсткости, сколько удалось, учитывая разъедающую стенки горла перекись. — Куда я денусь? — рассмеялся парень. — Сегодня не обещаю, накат серьёзный, но на днях обязательно приеду. — Хорошо, — Алёна вновь перешла на шёпот, считая его куда более искренним в разговоре с Витей. — Давай, мне пора, — помолчав с полсекунды, он добавил. — Я обязательно приеду. Голос Вити продолжил звучать даже после того, как звонок прекратился. Его обещание шло через динамики вместе с короткими гудками, кажущимися такими оглушающими. Возможно, он обманул и никуда не приедет, выбросил бумажку с адресом Апиной или вовсе притворился, будто вывел на листочке координаты, где она жила. Да, разумеется, Пчёлкин мог её обмануть, однако это не имело сейчас никакого значения. Главное, чтобы был в порядке, а остальное — мелочь. После короткого разговора, длящегося сколько? От силы минут пять, вряд ли больше, хотя Алёна не засекала. Так вот после буквально крошечного диалога вернулось чувство, которое девушка рассчитывала навсегда оставить в сизом дыме на его кухне, утопленной в темноте ночи — одиночество. Осмотревшись по сторонам, девушка вдруг обнаружила: в квартире с одной комнатой больше никого не было. Конечно, Апина и раньше понимала, что съехала не в общагу, но отчего-то именно сейчас ощущение пустоты вернулось с новой силой, прихватив по дороге страх. Одиночество переформатировалось, стало проще, что ли. Быть одной рядом с человеком, который закидывает на тебя руку во сне — это про боль, про резь между рёбрами, про постоянно ноющую занозу где-то глубоко под кожей. А вот стоять в квартире, забитой коробками со всяким хламом, и не знать, кому позвонить, чтобы элементарно поплакать — про сквозняк в районе солнечного сплетения. Не хуже и не лучше. Просто иначе. Рука сама обратно потянулась к трубке, пальцы по собственной воле набрали номер телефона, который Алёна знала наизусть лет с пяти. Шесть длинных гудков почти оборвали всякую надежду, но потом там, на другом конце, соизволили ответить. — Алло-о, — тягуче произнесла женщина. Она постарела, Апина поняла по появившейся хрипотце. — Привет, — Алёна приподняла уголки губ, представляя, как мама недовольно нахмурила брови. По неведомой причине ей всегда не нравилось висеть на трубке. — Кто это? — Блять. Лучше бы девушка не звонила. Та хрипотца, которую она приняла за нечто похожее на морщины, появившиеся на голосовых связках, оказалась пьяной сиплостью. — Лена, — почти пробормотала Апина. — Чё? Какая Лена? — мама вмиг сделалась грубой, слишком похожей на себя прежнюю. — Нет тут больше Вовы, поняла, шалава? Не звони сюда! Убью, сука! Несчастный пластик трубки с грохотом упал на станцию, кучерявый провод пропищал, должно быть, от боли, когда Алёна смахнула телефон на пол и буквально заверещала, принявшись колотить ладонями стену рядом. Кем был тот Вова девушка понятия не имела. Наверное, очередной собутыльник, жирующий за счёт матери. Сколько таких Апина самолично выдворила из родного дома — не счесть. Вот поэтому она не звонила, не приезжала, не пыталась выстроить пускай хлипкий, но мостик между ними. Потому к двадцати четырём годам, к моменту переезда в Москву, Алёна порядком устала смотреть на пьяные рожи. Об этом, кстати, она тоже никогда не рассказывала Вите, считая ту свою жизнь в Саратове грязным пятном, чем-то, что необходимо спрятать поглубже, не доставать даже под страхом пыточной камеры. Разве она бы могла признаться, что её родители — алкоголики, с успехом идущие к смерти от цирроза печени последние лет пятнадцать? Весь Саратов выглядел для девушки как допитая бутылка водки, со звоном упавшая под стол и прокатившаяся до середины кухни. Больше всего Апина боялась однажды закончить своё существование под забором, просто замёрзнуть в ближайшем сугробе, перепив палёного бухла на левой хате у непонятного мужика. Подобные примеры — сплошь да рядом. Взять хотя бы её одноклассниц. Одна отчалила на тот свет в рассвете лет — шестнадцать. Натурально школьницей Настя Филимонова, познакомившись с каким-то парнем на дискотеке, решила попробовать секс под крокодилом, если ребята со двора не наврали. Как итог — захлебнулась в собственной рвоте на чердаке заброшенного деревянного дома. Молва потом судачила, будто девчонку изнасиловали, однако родители усопшей предпочитали об этом умалчивать. Официальной версией все определили то, что Настя сгинула во цвете лет, якобы нечаянно хлебнув разбадяженного самогона. С кем не случается, правда? Вторая девчонка из класса — Света Митина совсем по-идиотски умерла. Напилась, словно в последний раз видела «горькую», а после решила испытать на прочность своё тело, сиганув с балкона десятого этажа. Асфальт оказался живучее Светки, что красочно подтверждала целая лужа крови, навсегда впитавшаяся в дорожку вдоль дома. Нет, сплетни ходили, мол, по пьяной лавочке Митину выбросил какой-то придурок, только вот разбираться никто не стал. Вся эта благодать сопровождалась для Алёны постоянными пирушками родителей, пускай те и жили отдельно. Девушка приходила к отцу — у него по квартире шныряли странного вида женщины одна другой краше, однако каждая непременно протестовала против нижнего белья. Само собой, бухие в ноль. Мама поначалу держалась, но довольно скоро после развода, Апиной было около пятнадцати, тоже решила прикладываться к бутылке, а где водка, там и кавалеры. Стоит ли говорить, что их пропитые лица вызывали у Алёны исключительно злость? Она боялась этого. Боялась однажды ничего не добиться, вернуться в Саратов с небольшим пакетом в руке и запить в точности, как мама. Девушка повидала достаточно историй, где довольно приличные люди скатывались на самое дно, даже не осознавая, в какой момент выпустили последние пузырьки воздуха изо рта.

***

Полтора дня. Если конкретизировать, то тридцать четыре часа с небольшим Апина заставляла себя найти угол, в который можно было бы забиться, а после набрать полные лёгкие кислорода и спокойно выдохнуть, однако с каждым часом, когда от Пчёлкина не появлялось вестей, клокочущее волнение лишь усиливалось. Все углы в квартире совершенно не подходили для успокоения, везде находилось что-то, что взвинчивало до предела натянутые нервы. Алёна постоянно смотрела телевизор, переключала каналы до тех пор, пока не натыкалась на выпуск новостей. Ожидаемо, конечно, что там о трупе молодого мужчины в бежевом пальто не говорили ни слова. Лихорадочно нажимая кнопки на пульте, она рассчитывала не услышать абсолютно ничего о Вите. Повторения кошмара с известием о гибели Саши девушка бы просто не выдержала. Несколько раз она порывалась позвонить в офис, принудить секретаря передать трубку Пчёлкину, а в случае, если его не было рядом, отыскать тотчас и вот тогда всучить кусок пластика в раскрытую ладонь. В эти моменты Апина ощущала безумие, словно в организме появился очаг воспаления, лишающий мозг циркулирующей крови. Ведь он сказал: не звонить. Значит, нельзя. За эти полтора суток она успела надумать всякого, начиная от его бездыханного тела на окраине Москвы и заканчивая гульбой в самом шикарном ресторане по случаю удачного разрешения конфликта. Алёна не знала, что было хуже: мёртвый Витя, навсегда оставшийся в её памяти мужчиной, который не скупился на подарки, или живой, при этом распивающий коньяк под весёленькую музыку из стерео-системы. Пожалуй, девушка выбрала бы первое. Пускай он лучше отправится на тот свет, чем станет веселиться в то время, как Апина натурально сходила с ума. Три удара в дверь прошибли Алёну разрядами тока, прошлись по нервным окончаниям и ударили ровно в воспаление. Сорвавшись с места, она подбежала к двери, сразу посмотрела в глазок. Мало ли кто мог припереться поздним вечером в среду. Но нет, там, на лестничной клетке стоял единственный человек, которого она ждала все тридцать четыре часа. — Наконец-то! — Еле разобравшись трясущимися от волнения пальцами с замком, Апина распахнула дверь и буквально бросилась на шею к Пчёлкину. От него пахло сыростью, сигаретами и расставанием. Особенно ноты последнего аромата били в нос девушке. — Всё в порядке, всё хорошо, — будто мантру, способную вылечить любое воспаление, повторял Витя, параллельно пытаясь войти в квартиру и закрыть за собой дверь. — Я приехал, со мной всё нормально, Лёль, успокойся. — Я так испугалась. — Она поддалась животной необходимости почувствовать его рядом, ощутить кожу парня под своими губами, принявшись оставлять отметины на щеках, скулах, подбородке. Без разбора. Всё ещё болело. Пчёлкин поймал её губы, поцеловал с жадность, с требованием стереть полутора годичное расставание мазком языка по нижней губе, а у Апиной по-прежнему болело в грудине от ощущения пустоты рядом с ним. Просто конкретно сейчас девушка этого не испытывала. Либо слюна Вити умела образовывать корочку, либо рана засела так глубоко, что Алёна успела с ней свыкнуться. — Соскучилась? — спросил он, впечатав девушку лопатками в стену. Со своей неизменной ухмылкой, которая всегда смотрелась слегка надменно. — Да, — скулёж Апиной врезался в дёрнувшийся кадык Пчёлкина. Наверное, он рассчитывал на нечто подобное, ожидал такой ответ, но судя по всему, в планы Вити входил совершенно другая интонация. Без очевидной мольбы. Витя поцеловал её за ухом, глубоко вдыхая запах шампуня для волос и аромат тела, которое выгибалось навстречу его рукам. Совершенно бесцеремонно, словно никакого расставания не существовало вовсе, а они просто потерялись из вида на несколько месяцев, парень подцепил бельё Алёны на указательные пальцы и стащил вниз, оставляя висеть на бёдрах. Она знала: этим всё закончится. Конечно, Пчёлкин бы не приехал попить чая перед сном да поведать об интереснейшей стрелке, закончившейся трагической, абсолютно случайной гибелью противоборствующей стороны. Их секс стал неизбежен в тот момент, когда Апина набрала номер офиса. Вот прямо там, в надиктовывании адреса, она согласилась отбрасывать назад голову, выкрикивая его имя на всю квартиру. Договор, пускай не озвученный, обе стороны подписали в первом же поцелуе, стоило Пчёлкину переступить порог квартиры по улице Пришвина. — Тебе так лучше, — заметил Витя, зарывшись пальцами в волосы Алёны. — А тебе нужно купить новое, — она хохотнула и стянула с плеч парня бежевое пальто, навсегда ассоциирующееся с первым свиданием в «Метле». Подхватив её за талию, Пчёлкин двинулся в сторону единственной комнаты, где горел свет двух ламп накаливания в люстре. Как назло, третья перегорела, а заменить Апина постоянно забывала. Здесь он смотрелся инородно. Витя, разумеется. На Цветном его уложенные гелем волосы прекрасно сочетались с дорогой обивкой кожаного дивана, который безбожно скрипел, если на нём занимались сексом. Там его чёрная рубашка падала на дорогущий паркет, выглядя так, словно хотя бы ради этого стоило потратиться на пол. В хрущёвке, где жила Алёна, парень не сочетался ни с чем. Подранный кошкой диван-книжка скрипнул, как только Пчёлкин опустил девушку. Он прошёлся костяшками по затвердевшим соскам через ткань халата, заглядывая Апиной в глаза, впитывая в себя то, как она немного запрокидывала голову и прикрывала веки, точно зная: нужно потерпеть. За те полтора года, пока они были вместе, Алёна успела узнать любимые фишки Вити, вроде фетиша на подоконник или стол. Так вот помимо секса на разных поверхностях квартиры, парень просто обожал смотреть, как она хныкала, умоляя. — А знаешь, — Пчёлкин потянул пояс халата, оголяя лежащую девушку полностью, — оно того стоило. — Что? — затуманенным взглядом Апина прошлась по его лицу, чувствуя зуд в ладонях. Ей бы хотелось пощёчиной стереть эту ухмылку, чтобы больше не видеть никогда. — Полтора года, — он рывком раскрыл пряжку ремня, нарочито медленно вытащил пуговицу из петельки, расстегнул молнию на ширинке и спустил брюки вместе с боксерами. Как только Витя склонился, оперевшись на спинку дивана, Алёна сразу схватилась пальцами за его предплечья, впилась ногтями в проступающие вены, видимо, рассчитывая по итогу пустить парню кровь. В наказание за боль, которая сделалась тупой, практически не ноющей, реагирующей исключительно на пасмурную погоду. Отчего-то в дождь девушка острее ощущала одиночество. — Я скучал по этому, — Пчёлкин очертил подушечкой большого пальца ареолу её соска, видя рассыпавшиеся по груди мурашки. — Вить, пожалуйста, — прохныкала Апина и подалась бёдрами вперёд. Он провёл по члену ладонью, коснулся клитора костяшками, якобы случайно, и вошёл, не подготавливая Алёну, как делал раньше, когда секс ещё не напоминал месть. Но вот теперь, на грёбаном скрипучем диване, двигаясь быстро с самого начала, даже слишком, Витя отыгрывался за те два раза, когда стоял по другую сторону двери номера и просил девушку вернуться. Она чувствовала отмщение в пальцах, сжавших её бедро мёртвой хваткой, видела в запрокинутой голове, слышала в коротком стоне, вырывавшемся из парня. И если в первый раз эти двое полыхали от страсти, то сейчас они восстали из пепла, будто прошлый пожар был лишь разминкой. Секс в порыве влечения — одно. Да, приятно, можно сказать, восхитительно, однако секс на пепелище разрыва — не сравнимое ни с чем ощущение. Мутит рассудок, в горле появляется варево из необходимости прижать ближе и убить, а губы сами по себе ищут, где оставить поцелуй. — Да, — вскрикнула Алёна. Витя закинул её ногу к себе на плечо, входя во всю длину. Боже, она… она так скучала по нему. Выбившиеся из укладки волосы падали на лоб, где выступали капли пота, кончик языка проходился по сухим губам. Девушке не удавалось сдерживать стоны от того, как прекрасно контрастировала холодная пряжка ремня, ударяясь по задней поверхности бедра, с разгорячённой кожей. Так чувствовался их секс: что-то ледяное и что-то окружённое огнём. Разрыв, уж очень смахивающий на глыбу льда, и желание, никуда не испарившееся с хлопком двери квартиры на Цветном. — Вить, я хочу неж… — она не успела договорить. Закинутая на второе плечо нога стёрла окончание просьбы вскриком. — Нежнее? — Витя тяжело хмыкнул, намеренно двинувшись жёстче. — А знаешь, чего я хотел? — Не-ет, — стон Алёны переплетался со влажными звуками ударов тел. — Чтобы ты тогда вернулась, — он грубо схватил её лицо ладонью, принуждая смотреть в глаза. Видеть, сколько там сидело ярости. — Чтобы я не стоял, как долбоёб, у твоего номера. — Мне больно, — практически проскулила девушка, осознавая: в этом сексе была исключительно месть. И в принципе, Апина даже понимала, почему. Пчёлкин не подходил под описание мужчины, от которого можно запросто уйти, больше никогда не вспомнив. Этот забирался под кожу той раной, до последних дней оставаясь напоминанием о счастливых месяцах, за которые придётся заплатить. — Я больше… — она задохнулась от давящего на грудь валуна, целиком состоящего из боли. Потому что Витя перестал хоть сколько-то заботиться об удовольствии Алёны, он просто дрочил ею, пропуская короткие стоны. — Не могу больше! — Можешь, — рыкнул парень, насадив её на себя глубже. До упора. Настолько, что из глаз Апиной почти потекли слёзы. Знала бы она, чем всё закончится, ни за что по доброй воле не подняла бы трубку телефона. Сейчас с ней трахался не тот Витя, которого Алёна увидела на дискотеке в Саратове, совершенно точно брал её не он. Этого мужчину, ибо парнем его назвать язык бы не повернулся, ей довелось видеть единожды. В студии. От него даже пахло иначе — грязной властью. Такой, знаете, от которой хочется долго отмываться, стоя под струёй горячей воды в душе. Девушка зажмурилась, почувствовав три самых сильных толчка, а после Пчёлкин вышел из неё, сделал пару фрикций ладонью и тёплая жидкость растеклась по животу Апиной, стекая по талии на халат. — Зачем? — шёпотом спросила Алёна, морщась от ощущения спермы на своём теле. — Что «зачем»? — В полуметре от девушки лязгнула молния ширинки. Господи, он взаправду будто воспользовался ей, как надувной куклой. — Зачем ты так? — Апина осторожно, боясь заляпать диван, вытерла халатом живот. — А я говорил тебе: ты моя, — прошипел Пчёлкин сквозь зубы. И тут до неё, наконец, дошло, за что он мстил этим сексом, смахивающим на упражнения в пыточной комнате. Алёна-то рыскала с своих словах, сказанных через дверь гостиничного номера, в последних месяцах их отношений, где не осталось ничего искреннего, кроме ебли, а всё оказалось намного прозаичнее: Витя наказывал девушку за сам факт того, что она посмела уйти. — А что ты сделал для этого, м? — Апина подняла веки и нацепила на лицо ухмылку, копирку той, с которой он обычно смотрел. Этот приподнятый уголок губы умел ранить не хуже заточки, уж Алёне ли не знать. — Ой, блять, не начинай, — закатив глаза, Витя напомнил себя прежнего. Худшую версию, уходящую из кухни и оставляющую девушку один на один с болью. — Всё было нормально, это тебе чё-то в голову ёбнуло! — Мне? — истеричный смешок залепил Пчёлкину пощёчину. Во всяком случае, Апина надеялась, он ощутил шлепок. — А кому? — В его взгляде читалось непонимание. Словно Витя реально не улавливал, почему она ушла тогда посреди ночи и больше не хотела встречаться. — Вот чего тебе не хватало, а? Не, ты скажи, давай! Может, я чё-то не понял? — Мне нужно было… — Алёна запахнула халат, весь низ которого был в следах его спермы, однако лежать голой перед человеком, мечущим ненависть — заранее проигрышная позиция. Чувство самосохранения подсказывало прикрыться, защитить особенно уязвимые места, вроде сердца. Пускай даже тонким шёлком. — Бедненькая, шубы ей дарят, песни покупают, по ресторанам таскают, — он принялся загибать пальцы, откровенной издеваясь интонацией. — Да я всех парней на уши поставил, когда проснулся, а тебя нет в квартире! — нагнувшись, Пчёлкин снова схватил её лицо пальцами, опять заставляя смотреть в глаза, наполненные злостью. — Ой, мальчика бросили, вы гляньте, — хмыкнув, нарочно елейно протянула Апина, пытаясь довести свой голос до нужного уровня мерзости. — Хочешь, скажу, почему я ушла? Казалось, в его коротком кивке сидело разрешение Алёне бить в сердце. Вот только в чьё — свое или его — она не успела разобраться, выпалив фразу, крутящуюся на языке полтора года. — Я хотела чего-то конкретного, — чуть ли не по слогам произнесла девушка. — Жить вместе? — он спросил с опаской, видимо, считая, что Апина бы прибежала обратно, выдели Пчёлкин ей отдельную полку в шкафу. — Да, — Алёна сглотнула собравшуюся под языком слюну и добавила. — Жить вместе, пожениться. Она решила повысить ставку, потому что всё равно шла в олл-ин. С Витей нужно было либо играть по-крупному, либо вообще не лезть в раздачу. А коль скоро он сам разрешил ей первой выдвинуть фишки на стол, Апина не планировала мелочиться. Само собой, ни о каком замужестве не могло идти и речи, Алёна пока не успела выжить из ума, чтобы собственноручно привязать себя к человеку, который запросто мог не вернуться домой к ужину, даже если обещал. Но сейчас, конкретно в этой ситуации она чувствовала, что играть в безопасности — всё равно, что отдать весь свой стек ему. — Не смешно, — процедил Пчёлкин, разжав пальцы так резко, словно на коже девушки был яд. — Знаешь, чего я хотела? — Апина встала ногами на диван и теперь возвышалась над парнем. Так говорить давалось легче. — Я очень, вот прям о-о-очень хотела быть не с малолеткой, который из себя строит не пойми что, пальцы гнёт перед своими дружками, а со взрослым мужчиной, ясно тебе? — Допиздишься. — Желваки на его лице двигались невероятно часто, наверное, скрывая желание влепить Алёне затрещину. — И мы были бы вместе, если бы я этого хотела, — её язык напоминал извивающуюся змею, прыскал ядом, вытягивал из девушки всю обиду, скопившуюся за полтора года. — Правда? — переведя на Апину взгляд, Пчёлкин рассмеялся в голос. — Просто напомню, что это я не предлагал тебе жить вместе, если ты вдруг забыла. — Пошёл вон, — она вскинула руку, указывая на дверной проём, где буквально полчаса назад ластилась к Вите. — Раньше ты трахалась получше, — бросил парень так легко, будто всегда держал эту бомбу под рукой, дожидаясь нужного момента.

***

— Точно дойдёшь сама? — Таня заглянула в лицо Алёны, чудом держащейся на своих двоих. — Естественно, — икота в сотый раз выскочила изо рта, сжимая диафрагму в неприятном спазме. Апина валилась с ног, натурально не могла стоять от количества влитого в себя алкоголя. Сколько они с Ивановой выжрали под долгий разговор, результатом которого стало определение Пчёлкина мудаком — неизвестно. Они обе перестали считать после третьей открытой бутылки шампанского. Пришлось рассказать всё от начала и до конца. Вспоминая знакомство с Витей, Алёна глупо улыбалась, в подробностях смаковала, как он кичился заработанными на рынке деньгами. После не могла опустить уголки губ, в деталях описывая приватную комнату «Метлы», зал «Авроры», казино, подаренные украшения и шубы. Та часть их отношений стала для девушки чем-то по типу святыни: её осквернить ненавистью было нельзя. Но после Апина перешла к тому периоду, где подолгу ждала Пчёлкина из офиса, ужинала в одиночестве, стирала одежду, словно служанка, драила полы. Казалось, она превратилась в жену без обручального кольца на пальце и обещаний счастливой долгой жизни обязательно рука об руку. Самая отвратительная часть истории — секс, случившийся несколькими часами раньше. В мельчайших подробностях, не упуская абсолютно ничего, Алёна рассказывала, с какой ненавистью он вдалбливался в неё, тихо постанывая, когда входил полностью. Говорят, месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Что ж, девушка бы поспорила, ибо отмщение Пчёлкина чувствовалось залитой в горло лавой. Разумеется, подруга назвала Витю мудаком. Нет, там ещё имелись варианты, например, уёбок, падла, пидор и сука, однако Алёне больше остальных понравился именно мудак. Сидело в этом слове нечто очень яркое, описывающее парня идеально, подходящее ему по всем критериям. Даже как-то полегчало. — Давай такси вызову, — предложила Иванова, увидев, как Апина промахнулась мимо дверной ручки, едва не впечатавшись носом в косяк. — Обойдусь! — Она со второго раза смогла открыть дверь и даже улыбнуться на прощение. — Чао! Алёна вывалилась на лестничную клетку, будучи уверенной, что пройти половину района в таком состоянии — плёвое дело. Честно говоря, ей хотелось проветриться, ибо засыпать в обнимку с тазом, которого даже не было, девушка точно не планировала. Ну уж нет, так напиться, чтобы потом всё выблевать — шампанское на ветер. Еле ковыляя по ступеням, ставшим за последние часы вдвое больше, Апина тихонько постанывала себе под нос. Это ж надо так нажраться! Вообще, приходя в гости к Ивановой, она рассчитывала немного пригубить, может быть, самую малость захмелеть, исключительно ради поднятия настроение, определённо собиралась выплакать все слёзы в плечо подруге, но напиваться до состояния амёбы в планы Алёны не входило. С грохотом вылетев на улицу, она поскользнулась и, разумеется, завалилась навзничь. Благо, под руку попалась стена, иначе девушка рисковала помереть от пробитой головы прямо возле двери. Вот потом бы люди судачили, что для всех участников «Комбинации» подъезды — проклятие. Шишинин умер между вторым и первым этажами, Апина туда же. — Блять! — Запыхавшись, она с трудом поднялась, перебирая пальцами по стене. Казалось бы, у неё всего две ноги, не много, однако они заплетались между собой, норовя опять уронить Алёну в ближайшую лужу или клумбу по правую руку. Нет, прав был мудак, когда запрещал пить больше трёх бокалов. При всех своих минусах, что-то да он понимал. Хотя, кроме этого из его поганого рта ни единой дельной мысли не вылетало. Сощурившись от яркого света фонарей вдоль дороги, Апина завернула за угол. Ей нужно было пройти всего ничего — три дома. И Алёна с радостью бы шла прямо, если бы обутые в высокие сапоги на шпильке ноги соизволили нормально ступать по мокрому после дождя асфальту, а не петляли, явно замышляя какую-то пакость. Головой девушка всё понимала: ей необходимо держаться ровной линии, но на деле не получалось ровным счётом ничего. А ещё было очень жарко. Возможно, от алкоголя, который сделал все тело ватным, а может быть от того, что Апина нацепила на себя шубу, собираясь к Ивановой. По изначальному плану Алёна планировала порезать её на лоскуты, в подельники прихватив Таню, однако подруга здраво рассудила: Витя, конечно, мудак, только несчастная лиса-то здесь причём? Животное и так уже убили, второе издевательство над зверьком — чересчур. — Ой! — вскрикнула девушка. Она шла вперёд, смотря себе под ноги, которые всеми силами несли пьяное тело домой, но тут, как назло, в Апину врезалось препятствие. Большое такое, чёрное. Во всяком случае, оно закрыло собой свет фонарей. — Извините, — препятствие взволнованно запричитало, вовремя успев схватить Алёну за локоть. — Простите, я вас не заметил. — По сторонам смотреть надо! — рявкнула она не своим голосом. От привычной девушки не осталось и следа, посреди тротуара возмущалось игристое. — Убить так можно! Ей-богу, не Апиной сейчас ворчать. Она до сих пор стояла, а не распласталась плашмя исключительно благодаря сильной руке препятствия, которое оказалось молодым человеком. В чёрном пальто. И вроде бы в чёрной водолазке, но Алёна не поставила бы на это ни копейки. Уж слишком сильно он расплывался перед глазами. — Может, вас проводить? — Парень обеспокоенно осмотрел её с головы до ног, где красовались каблуки, абсолютно точно не предполагавшие бутылок выпитого алкоголя. — А вдруг ты маньяк? — Почти стряхнув руку парня со своего локтя, Апина дёрнулась и снова завалилась. — Не сегодня, — хохотнул он. — Куда вести? — Туда, — Алёна махнула вперёд в сторону своего дома. — Тебя как зовут-то? — Лёха, — молодой человек едва успел произнести своё имя, как её пробрало смехом. — Приятно познакомиться, Лёха!— Повиснув на плече незнакомого парня, она думала, до чего забавная штука жизнь. Вот воспеваешь ты некого Лёху, уходящего в армию, а потом, спустя полгода, тот самый Лёха ведёт тебя вдрызг пьяную домой, даже не представляя, какое счастье ему привалило. — А меня Алёна Апина, слыхал про такую? Алёна задрала подбородок, натурально запрокинула голову, подставляя лицо под луч света фонаря, будто под прожектор. — Да ладно? — рассмеявшись, он удобнее перехватился. — Настоящая? — Нет, игрушечная, — Апина фыркнула и снова махнула рукой. — Щас налево! — Понял, — Лёха кивнул, наверное, мысленно запоминая дорогу до её дома. Будь девушка чуть потрезвее, не потащилась бы к подъезду с первым попавшимся прохожим, однако в данном случае выбирать не приходилось. Вяло перебирая ногами, Алёна смотрела по сторонам, на торопящихся в уютные гнёздышки людей. Чуть дальше, у метро, компания подростков подпевала песне, стопившись вокруг кассетника, а выходящие из подземки взрослые недовольно хмурили лбы. Апина была где-то посередине: её уже не прельщала затея поздним вечером тереться на улице, но и грохочущая на полную громкость музыка не вызывала желания состроить возмущённую гримасу. — Сюда? — спросил Лёха, аккуратно заводя Алёну во двор. — Ага, — голова девушки неестественно, будто сидела на шарнирах, качнулась. Апина перевела замутнённый алкоголем взгляд на парня. Он бы ей не понравился, повстречайся нечаянно на улице трезвой Алёне. В его внешности не сидело ничего цепляющего, чего-то такого, что бы хотелось рассматривать. Сотни похожих на Лёху парней сновали мимо каждый день, и ни на одном не останавливались глаза. Короткая стрижка казалась чересчур обычной, длинное чёрное пальто словно было снято с чужого плеча, не подходило ему совершенно, выглядело инородно. Глаза… в темноте двора Алёна даже не смогла понять, какого конкретно они цвета. Само собой, всё дело в том, что девушка ужасно видела без нормального освещения, а не в опустевших бутылках. Лёха, к невероятному сожалению, был абсолютно непримечательным юношей. И мозг Апиной сам сравнил его с Пчёлкиным, разделил невидимый лист бумаги надвое, где принялся в два столбика записывать черты парней. Один — русоволосый, с глазами, напоминающими отломившиеся кусочки безоблачного неба, всегда одетый дорого. Второй — никакой. Честное слово, вряд ли Алёна сумеет вспомнить, как выглядел Лёха, когда проснётся завтра утром. — Мой подъе-езд, — она икнула и испуганно прислонила руку к груди. Только не это. Икота — первый звоночек рвоты, на которую у Апиной не было времени. — Этаж какой? — подкинув Алёну, Лёха потянул на себя ручку двери и втащил обмякшее тело в подъезд, насквозь провонявший варёным луком. Отвратительный запах подтолкнул содержимое желудка выше, практически к трахее девушки. — Пятый, — на выдохе произнесла Апина. Трясясь в кабине лифта, угрожающей рухнуть в шахту сию секунду, Алёна стаскивала с плеч ненавистную шубу и стонала от духоты, оплетающей горло бичёвкой. В голени чувствовалась ноющая боль, наверное, девушка подвернула ногу, падая у подъезда Ивановой, однако сильнее всего ощущалась подкатывающая тошнота. Ничего не волновало Апину: ни то, что её вёл домой незнакомый парень, ни сползающая на обплёванный пол шуба, ни чертовски неудобные каблуки. Ни-че-го. Исключительно желание вывернуть наизнанку желудок, сгибаясь над унитазом. — Дальше сама! — стараясь дышать носом, пробормотала Алёна. — А это, — Лёха, выйдя следом на этаже, неловко провёл ладонью по шее, — номер телефона можно? — Чё? — Она обернулась и свела брови, будто услышала самую большую глупость в своей жизни. — Ну, я просто подумал, — глаза парня бегали по полу, искали нужные слова в следах грязных ботинок и каплях луж. — Быстро, — вытащив из кармана ключ, Апина про себя отсчитывал секунды, которые оставались до того момента, как изо рта польётся выпитое шампанское вперемешку с кусочками сервелата. И правда, Лёха очень быстро достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой, всучив девушке. — Только завтра, — она выводила пьяным почерком цифры, рассчитывая побыстрее распрощаться с новым знакомым, — не звони. Я буду болеть. — Понял, — кивнул Лёха. — Ой, Лёха-Лёха, мне без тебя так плохо, — Алёна загорлопанила на весь пролёт, официально становясь худшей в мире соседкой. Едва за спиной закрылась дверь, замок издал характерный щелчок, девушка скинула шубу прямо на пол и понеслась в туалет, ладонью закрыв рот. Было плевать на каблуки, которые легко могли впечатать Апину лицом в линолеум, на колени, врезавшиеся в плитку. Алёна думала только про мутную жидкость, стекающую вниз по стенкам унитаза, и болезненно сжимающуюся диафрагму. Её рвало выпитым алкоголем, доказывающим: звонить мудаку — ужасная по всем пунктам затея. А трахаться с этим мудаком — ещё хуже.