
Пэйринг и персонажи
Описание
Их встреча запросто могла бы стать одной из тех, о которой ты не вспомнишь никогда, даже если тебе покажут фотографии. Он мог просто не прийти, а она — промазать мимо взглядом. Но их встреча оказалась тем, что навсегда засело где-то в центре грудной клетки с небольшим смещением влево.
Восьмая глава
23 ноября 2024, 05:00
1993-й год.
Прищурившись, она вытянула шею и приподняла подбородок, стараясь рассмотреть лицо парня, сидящего через столик от неё. Зачем — неизвестно, ведь Алёна узнала его даже не по чертам, не по голосу, когда он просил официантку заварить чай покрепче. Девушке хватило всего лишь пары жестов, чтобы понять, кого занесла нелёгкая в это кафе. Ладони полностью покрылись потом, Апиной пришлось дважды вытереть липкую влагу о капроновые колготки, однако уже через минуту всё возвращалось. Под ложечкой сосало, словно парень набросился бы на Алёну с кулаками, забил прямо здесь до смерти, попадись она ему на глаза. Всего за несколько секунд у девушки подскочила температура, мочевой пузырь заполнился от пары глотков кофе, желудок скрутило в узел. Он ведь никогда не тронул её даже пальцем, так почему сейчас Апина настолько сильно боялась? Намеренно пряча глаза, смотря куда угодно, но только не на него, Алёна всё же изредка бросала короткие взгляды на молодого человека в забавном ковровом свитере, проверяя, по-прежнему ли она оставалась незамеченной или парню удалось её рассекретить. Они сидели в каком-то богом забытом кафе на окраине городе, где кроме них — одна несчастная официантка, однако Апина продолжала надеяться, что он просто промажет глазами мимо неё. — Ленка? — Чёрт. Заметил. — Лен, ты, что ли? — Привет, — Алёна подняла глаза на Сашу, выдавливая из себя совершенно неестественную улыбку. Не то чтобы она была не рада его видеть, всё дело в страхе, который вновь принудил сальные железы работать по полной. — А я смотрю: ты или не ты! — хлопнув в ладони, Шишинин мотнул головой на свободный стул за своим столиком. — Давай, падай, а то как не родная! — Это удобно? — Ноги подрагивали, казалось, они не выдержат тела девушки, когда та решилась переместиться за стол к старому другу. Или уже давно совсем не другу? — Неудобно знаешь что? — он рассмеялся, как не смеялся больше никто. Честно, заливисто, без притворства. — Слушай, ну, встреча, да? Сколько уж не виделись-то? — Больше года, — аккуратно отодвинув стул, ножки которого издали противный писк, проехавшись по плитке, Апина присела и сцепила руки в замок. Так было незаметно, насколько сильно её трясло. — Вот время летит! — Саша нашёл взглядом скучающую у барной стойки официантку, не опуская уголки губ ни на миллиметр. — Девушка, нам ещё по чашке того же самого. Прежде Алёна рядом с ним не испытывала ничего подобного, никакого налёта страха в их отношениях не случалось, однако теперь, даже несмотря на улыбку парня, она всё равно ощущала пот, стекающий по спине струйкой. От Шишинина веяло чем-то странным, до жути тёплым и вместе с тем прохладным. Так чувствуется порыв ветра в начале марта, когда город готовится к полноправной власти весны, при этом отдавая дань уходящей зиме. — Рассказывай, как дела у тебя? — он устроился поудобнее, быстро отхлебнув глоток немного остывшего чая в кружке. — Потихоньку, — пожала плечами Алёна. — Вот, недавно песню выпустила, клип тоже. — Видел-видел, — часто закивав, Саша хохотнул. — Виталик, гад, сказал, что потерял где-то «Ксюшу», представляешь? Я уж потом понял, где он потерял! — Так получилось, — девушка попыталась рассмеяться, забрать у него часть этой абсолютной лёгкости, однако вышла лишь кривая ухмылка. — Саш, я вообще поговорить с тобой хотела, если честно. — Давай, вот он я, — раскинутые в сторону руки выглядели бы неуместно, сделай это, скажем, Пчёлкин, но конкретно от Шишинина подобная простота смотрелась до одури естественно. — Ты прости меня, ладно? — Слова продирались сквозь вставший в горле ком, словно прямо в трахее образовался шар, сплетённый из лиан. — Зря я тогда ушла, наговорила тебе всякого. Понимаешь, просто я уста… — Лен, — он вмиг посерьёзнел и сжал её сцепленные пальцы в ладони, успокаивая Алёну плёвым касанием, — всё ты правильно сделала. Врать не буду: обижался, тоже тебе наплёл ерунды, но ведь взад не воротишь. Оба хороши! — Не надо мне было из группы уходить, — подбородок девушки дрогнул, будто вспоминал все её выплаканные в подушку слёзы. — Ну, кто знает? Ты вон сейчас сама уже из каждого утюга гремишь, скоро никто и не вспомнит, что когда-то в «Комбинации» пела, — Шишинин подмигнул, тут же ловя на подушечку большого пальца выкатившуюся каплю из правого глаза Апиной. — Я помню, — практически беззвучно произнесла она. Между ними расстояние — сантиметров десять, не больше, а казалось, целый каньон. Да, Саша нежно проводил по костяшкам Алёны пальцем, гладил её, словно убаюкивал маленького ребёнка, который отказывался ложиться спать без сказки, но у девушки оставалось ощущение громадного разлома. — Как у тебя дела? Как Наташа с Викой? — спросила Апина, не вытирая слёз, ведь тогда пришлось бы вытащить ладони из-под руки Шишинина. — Ой, они замечательно! — Саша вновь улыбнулся, но уже иначе. Теперь его улыбка была не про радость, она кричала о неимоверной нежности к двум самым главным женщинам в его жизни, одной из которых недавно должно было исполниться пять, если Алёна ничего не напутала. — Виктория Санна вот в садик ходит, недавно ей подарил коробку с далматинцами шоколадными, так она все втихаря съела! — Они в Саратове до сих пор? — в последний раз, когда девушка виделась с Шишининым, он жил в «России» вместе с остальной группой, тогда как семья оставалась в родном городе. — Почти год уж тут, — кивнул парень. — Сняли квартирку, небольшую, но всё равно. Ты мне скажи, как у тебя с Виктором дела? Вместе? — Ну, да, — Апина заметалась глазами, искала, где найти спасение от вопроса про них с Пчёлкиным, потому что отвечать правдиво она хотела меньше всего. — Он постоянно работает, я-то у него в квартире сижу, борщи варю, то у себя в гостинице. — А чего к нему не переедешь? — нахмурив брови, Саша посмотрел так, словно был готов сейчас же самолично заставить Витю съехать с Алёной. — Не предлагает, — она вздёрнула плечом. Другого ответа на этот вопрос просто не существовало. — Ты это брось! — бойко сказал парень. — Вещи сложила, да и приехала к нему, а то так до посинения будешь на два дома жить. Вот удумала: борщи варить — пожалуйста, а жить вместе — нет. Апина громко расхохоталась, глядя на негодование Шишинина. Даже в день, когда она ушла из группы, парень не реагировал настолько остро. Наверное, как у любого руководителя, у него продолжала болеть душа за жизнь девушки. — В Саратов не приезжала? — дождавшись, пока совершенно не торопящаяся официантка поставила две чашки на стол, задал вопрос Саша. — Неа, — Алёна отрицательно помотала головой. — Хотела несколько раз, но как будто что-то не пускает. — А с мамой как? — С момента переезда в Москву девушка ни разу не созванивалась с матерью, о чём он, разумеется, знал. Вот Витя, к примеру, понятия не имел. — Никак, — глухо произнесла Апина, выудила свои ладони из его и отхлебнула кофе, пытаясь скрыть нервозность. Странный мартовский холод успел покрыть её пальцы невидимой изморозью. — Я не звоню. — Лен, я нотаций читать не буду, но ты знай: мы все не вечны, — Шишинин говорил уверенно, словно планировал именно эти слова вырезать у неё на подкорке так, чтобы остались навсегда. — Однажды некому будет звонить, понимаешь? Я помню, всякое было, просто вот ты так кочевряжишься, не звонишь ей, а потом проснёшься — и всё, никто там не ответит. — Да я понимаю. — На самом деле, она частенько размышляла на эту тему. Сразу после того, как порывалась пойти к Саше и попроситься обратно в группу или на худой конец извиниться, планировала набрать номер родной квартиры. Однако всякий раз Алёна останавливала себя, искренне считая: время ещё не пришло. Оглядевшись по сторонам, пользуясь тем, что парень решил сделать несколько глотков обжигающего чая, она заметила очередную странность, помимо весеннего холода. За большими окнами в пол не проходило ни единого человека, столики вокруг оставались пустыми, а лицо официантки Апина забывала через мгновение после того, как отводила от неё взгляд. Всё казалось миражом, кроме Шишинина, сидящего напротив. — О, время уже! — практически ударив себя по лбу, он вытащил из кармана несколько купюр и аккуратно положил под блюдце своей чашки. — Заболтался совсем, а мне бежать пора. — Слушай, может, встретимся как-нибудь? — Алёна смотрела на суетливо собирающегося Сашу, на дублёнку, которую он не стал надевать, а просто взял подмышку, и ощущала необходимость побыть наедине в этом кафе ещё немного. — Конечно, встретимся, — он улыбнулся и потрепал её пятернёй по голове. — Всё, я улетел! — Саш, номер свой оставь! — в последнюю секунду, натурально на лету девушка успела вцепиться в его предплечье. От коврового свитера тоже странно холодило подушечки. Тепло источала исключительно улыбка. Как всегда, впрочем. — Найдёмся, — подмигнув, Шишинин вновь засмеялся. — Прости меня, пожалуйста, я не хотела так уходить. — Слова вырвались абсолютно невпопад, звучали нелепо, учитывая весь прошедший разговор, однако Апина нутром чуяла, что их обязательно нужно сказать. — Давно простил, Лен, — он наклонился, осторожно отцепил её пальцы от своего предплечья и поцеловал в висок. На прощание, уже выходя из дверей кафе в пустой город, Саша обернулся и махнул рукой так, будто прощался ненадолго, возможно, на пару десятков минут. Резко в помещении сделалось зябко. Больше Алёна не видела ни официантку, ни чашки на столе, ни деньги. Она клацала зубами от нарастающего холода и дрожала, принявшись растирать ноги замёрзшими ладонями. Апина подорвалась в кровати, тяжело дыша. На лбу отчётливо ощущался прохладный пот, щёки были полностью залиты слезами, мокрые дорожки пролегали от шеи до выемки на груди. Заспанными глазами Алёна смотрела на смятую постель, словно последние несколько часов в кровати крутился по меньшей мере десяток человек, пытаясь довести простынь до неприличного состояния. Каким образом подушка Вити оказалась на полу — загадка. Наверное, свалилась в тот момент, когда Апина измывалась над одеялом, больше смахивающим на птичье гнездо. На веки одновременно давил ещё блуждающий сон, и вместе с тем Алёна чувствовала: снова провалиться на ту сторону реальности ей не удастся. Бывают такие сны, откуда тебя выталкивают, куда нельзя попасть во второй раз. Обычно именно они самые яркие, запоминающиеся, остающиеся противным потом на прилипших к вискам волосах. Девушка была готова поспорить, что этот их разговор с Шишининым останется в памяти до самого последнего вздоха. Потянувшись, Апина встряхнула головой, отгоняя от себя противное чувство тревоги, появившееся вместе с резким пробуждением. — Вить, — крикнула она, не рассчитывая на ответ. Разумеется, он уже ушёл. Как всегда. Алёна потянулась и зевнула, параллельно разминая шею. Она редко позволяла себе оставаться у Вити с ночёвкой, решила не изображать семейную пару раньше времени, где ворчливая жена обязательно отбирает у мужа одеяло посреди ночи, однако иногда девушка разрешала себе уснуть в квартире на Цветном, если совершенно выбивалась из сил к концу дня. Ей нравилось ходить в тонком шёлковом халате по пустой квартире, ставить чайник, после наливая одну чашку кофе только для себя. Создавалось впечатление, словно она прогуливалась по собственному жилью. — Как обычно, — пробормотала Алёна, убрав грязную тарелку со стола в раковину. Постоянно она клялась себе, что вот на этот раз доверит Вите мытьё посуды, но потом всё равно сдавалась. Не оставлять же, правда? Девушка включила телевизор на фон и чайник. Электрический, с окошком, в котором показывался уровень воды. Практически драгоценность, особенно учитывая, что в гостинице она по-прежнему заваривала себе чай кипятильником. — …у тебя лежали на столе, — знакомый голос, доносящийся из динамиков, вызвал у Апиной слабую улыбку. — Ты рассказывал мне сказки, только я не верила тебе, — подпела Алёна и вытащила из подвесного шкафа банку быстрорастворимого кофе. Хорошо, конечно, что, выбирая между этой песней и «Ксюшей», она положила глаз на вторую. Было в «Двух кусочках» нечто кабацкое, хабалистое, абсолютно не подходящее ей — девушке, почти окончившей консерваторию. Да и как бы она смогла жалостливо петь о нищей жизни, учитывая, по какой квартире прогуливалась в двенадцатом часу дня? — Друзья, напоминаю, вы смотрите первый российский хит-парад, — по окончании песни заговорил ведущий программы. — Я прощаюсь с вами до следующей недели. Это был Иван Демидов. Оставляю вас с победителем этой недели, или вернее сказать, с победительницей! Алёна Апина и песня «Ксюша» заняли первое место. До встречи! Алёна широко улыбнулась, повернувшись, желая проверить, действительно ли ей удалось обогнать «Комбинацию» своей первой сольной песней. И да, на экране взаправду появился первый кадр её клипа, снятого, само собой, на деньги Вити, но он об этом предпочитал лишний раз не упоминать. Парень вообще старался не светиться в делах Алёны. Для всех окружающих Апина самостоятельно пробилась через двери, которые без долларов Пчёлкина оставались наглухо закрытым. Даже на радио пришлось заносить, что уж говорить про телевидение. — Жил на свете гитарист Витюша, — она пританцовывала и подпевала самой себе, по-настоящему наслаждаясь моментом. Пот, слёзы, неприятное ощущение сна — всё пропало, уступив место счастью. Чайник не успел издать противный свист — Алёна подняла его раньше, только бы не заглушить ничем песню. — Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша, русая коса, — она заливала гранулы кофе, с гордостью пропевая каждое слово. — Ксюша, Ксюша, Ксюша, никого не слушай и ни с кем сегодня не гуляй! Выдвинув ящик, девушка достала маленькую ложку, размешала не растворившиеся гранулы и кинула в раковину к грязной тарелке Пчёлкина. Как назло, в холодильнике практически не было еды: три бутылки шампанского да пара полузаветрившихся сосисок. С другой стороны, лучше съесть их, чем свалиться в голодный обморок, напевая свою песню. Апина поставила на стол чашку, над которой поднимался пар, и уселась с ногами на стул аккурат в тот момент, когда её точная копия на экране уже заканчивала заклинать некую Ксюшу оставаться дома. Вот Алёна, к примеру, ровно этим и планировала заняться до прихода Вити, а потом слёзно умолять его поесть где-нибудь. В «Авроре», допустим. Они тысячу лет никуда не выбирались, девушка постоянно слышала «я устал» или «давай в другой раз». Иногда две эти отговорки складывались в одну, меняясь лишь местами в предложении. На экране телевизора появилась заставка новостей, которые Апина терпеть не могла. Там постоянно показывали всякие ужасы! То кого убьют, то ограбят. Одним словом — кошмар, а Алёна предпочитала ограждать себя от любого ужаса, боясь однажды в подобной сводке увидеть бездыханное тело Вити. — Меня зовут Анастасия Буратаева, с вами дневной выпуск новостей, — поставленным голосом произнесла миловидная девушка, когда Апина, схватив сосиску, потянулась к пульту, собираясь переключить куда угодно. — Прошлым вечером в подъезде собственного дома был убит Александр Шишинин — продюсер известной группы «Комбинация». Первый. Второй. Третий. Сердце Алёны пропустило ровно три удара. Сосиска выпала из ладони прямо на пол, тогда как девушка замерла, боясь пошевелиться. Это не могло быть правдой. — Неизвестный с заточкой напал на Александра и нанёс ему удар в живот сбоку, — ведущая говорила, точно рассказывала подробности смерти Шишинина, однако намного тише, чем раньше. Апина слышала её словно из-под толщи воды. Эта девушка на экране, видимо, продолжала говорить, губы во всяком случае размыкались, Алёна видела собственными глазами, но вот что конкретно ведущая новостей вещала — тайна, навсегда оставшаяся в вакууме, который заполнил собой всю кухню. В нём не было слышно звука голоса, доносящегося из динамиков телевизора. Единственное, что Апина улавливала отчётливо — звон в ушах да повторяющаяся фраза «убит Александр Шишинин». Алёна, словно превратившись в статую, продолжала сидеть в одном положении, жадно впитывая через склеру кадры, которые показывал экран, слегка отливающий голубым свечением. Подтаявшие сугробы возле распахнутой подъездной двери, капли крови на грязном камне лестничной клетки, заляпанные бордовыми отпечатками ладони стены бледно-зелёного цвета. Не слыша, о чём говорила ведущая, девушка могла лишь догадываться, зачем ей показывали это всё. Должно быть, там испустил свой последний вздох человек, который буквально полчаса назад мило беседовал с Апиной в странном кафе. И теперь она поняла, зачем случился этот сон. Только осознав, что Саша пришёл попрощаться, напоследок забыть старые обиды и уйти в другой мир без груза, Алёну пробило. Но не на истерику, как могло показаться, не на рыдания с обязательным криком в пустоту. По щеке девушки прокатилась одинокая слеза, исчезнув за линией подбородка настолько быстро, будто стеснялась. Стоило сюжету об убийстве Шишинина смениться обратно на студию новостей, Апина нажала на красную кнопку пульта, и экран погас. Извилины крутились чертовски медленно, позволяли себе никуда не торопиться, выдавали здравые мысли порционно, давая Алёне возможность переваривать информацию в размеренном темпе. Первое, о чём она подумала — необходимость купить новое чёрное платье. В её гардеробе едва ли завалялся приличный наряд на похороны, а попрощаться с Сашей девушка была просто обязана. Второе — адрес старого друга. Судя по всему, он жил не в гостинице, значит, Апиной нужно выяснить, куда ехать со словами соболезнования. Равно выдохнув, она встала, вышла в коридор и набрала наизусть вызубренный номер. — Приёмная «Курс-инвест», здравствуйте, — прощебетала секретарь, как всегда неизменно милым тоном. — Здр… — девушка закашлялась проникшим в трахею вакуумом и попробовала ещё раз. — Здравствуйте, соедините с Виктором Павловичем, пожалуйста. Это Алёна. — Минуту, — пожалуй, Люда уже узнавала её по голосу, однако Алёна продолжала называться по имени, звоня в офис. Прошло больше минуты. Три минуты и двадцать одну секунду, про себя считая каждую, девушка ждала ответа на том конце провода. В последнее время Витя перестал снимать трубку молниеносно, как это случалось в первые недели их отношений. — Да, Лёль, чё-то срочное? — протараторил он на одном дыхании. — Вить, Сашу Шишинина убили, — Апина скорее почувствовала, нежели услышала дрожь в голосовых связках. Произносить новость о его смерти казалось сумасшествием, абсолютно нереальным бредом. И даже организм Алёны отказывался принимать участие в столь ненормальном фарсе. — Блять, — выдохнул Пчёлкин. — Откуда информация? — По новостям показали, — глаза девушки расширялись, когда она смотрела в одну точку на стене, ища там спасение от неприятного холода. Того самого, который исходил во время разговора с Шишининым. — Ты можешь найти его адрес? — Зачем? — Наверное, Пчёлкин взаправду не понимал, на кой чёрт Апиной ехать к человеку, отдавшему Богу душу, но она бы не простила себе никогда в жизни, если бы сейчас осталась в квартире. — Я должна попрощаться, — монотонно произнесла Алёна, по-прежнему гипнотизируя вензеля на обоях. — Через пятнадцать минут наберу, — Витя сразу сбросил, словно ему отвели конкретное количество времени, и разговор с девушкой отнимал такие драгоценные минуты. Ей потребовалось несколько коротких гудков, может, около пяти или чуть больше — девушка не считала, прежде чем крутящиеся извилины подали сигнал руке опустить трубку обратно. Осознание смерти того, кто в прямом смысле слова вселял жизнь во всех вокруг, не успевало за Апиной, нарочно пряталось за углом и смотрело на то, как первый шок спазмировал тело. Алёна покосилась на телефон, который надрывался в мерзкой трели. Сколько она здесь стояла? Неужели пятнадцать минут? — Алло? — произнесла она, медленно подняв трубку. — Записывай адрес, — Витя говорил быстро, в сравнении с девушкой — слишком. — Металлургов, дом семь, квартира шестьдесят три. Записала? — Ага. — Конечно же, Апина даже не попыталась найти, где черкануть адрес. — Я сегодня поздно буду, ложись без меня, — казалось, он хвастался тем, насколько бегло мог тараторить в сложившейся ситуации. — Хорошо, — равнодушно кивнув, Алёна вернула трубку на место. Всё напоминало кадры фильма, снятые в замедленной съёмке. Негнущиеся ноги до ужаса плавно ступали по прохладному паркету, руки предательски нехотя меняли тонкий халат на пару джинсов и свитер крупной вязки, глаза проходились по отражению в зеркале с такой скоростью, будто им уже некуда спешить. А за дверным косяком, привалившись, стояло осознание, напитываясь тем, как Апина растворялась в шоке.***
Она занесла руку над дверным звонком, выдохнула и опустила. Опять. Переминаясь с ноги на ногу, Алёна не могла перестать оборачиваться к лестнице, по которой еле шла. На первом этаже до сих пор никто не убрал кровь, как если бы люди считали красные мазки чем-то не слишком пугающим. Так, какие-то пятна. Скоро вообще высохнут, почернеют, и все забудут, откуда они появились. Вряд ли, конечно, забудут те, кто сейчас громко плакал по ту сторону двери. Резкий вздох. Нет, она пришла сюда не просто так, не ради того, чтобы потоптаться на одном месте. Апина решительно подняла руку и нажала на чёрный кругляшок, разнося по квартире номер шестьдесят три трель птиц. Удивительно, но сквозь рыдания её даже услышали, что стало понятно через минуту, когда распахнулась дверь. — Привет, — выдавила из себя Алёна, смотря прямо в глаза девушке, стоящей через порог. — Проходи, — Таня, одетая во всё чёрное, махнула рукой вглубь квартиры. — Откуда узнала? — По новостям передали, — говорить было тяжело, приходилось выдирать слова из глотки с мясом, с тем вакуумом, не растворившимся совершенно. — Наверное, сейчас не лучшее вре… — Даже не вздумай, — огрызнулась Иванова и закрыла за ними дверь. — Прости, — она склонила голову, словно нашкодивший пятиклассник, извиняющийся перед мамой за разбитую банку малинового варенья, разлетевшегося по всей кухне. — Да всё ты правильно сделала. — Скорее всего, на Таню так повлиял тот же шок, который продолжал прошивать Алёну вдоль позвоночника. В привычном состоянии подруга никогда не отреагировала бы столь ровно. — Мы с Саней, представляешь, только неделю назад обсуждали тебя. — Кости мыли? — хмыкнув, девушка заглянула в лицо Ивановой, надеясь отрыть презрение или ненависть, однако видела лишь горе. Огромное такое, раскрасившее щёки чёрными разводами туши горе. — Типа того, — она хохотнула, что совершенно не вязалось с опухшими от слёз глазами. — Не, если серьёзно, ты реально правильно ушла, вон как стрельнула. — Тань, кто там? — донеслось с кухни. — Ленка приехала, — ответила Таня. Алёну настолько давно никто не называл Ленкой, что она даже не сразу поняла, о ком речь. — Ну, пошли, чего на пороге стоять? Несясь сюда в такси, девушка не думала, как войдёт в квартиру, с кем пересечётся, что скажет, в конце концов. Центральным желанием было просто приехать к Саше, вернее, туда, где он жил в последнее время, окунуться в боль утраты, дать осознанию, наконец, прийти на смену шоку. Потому что шок ощущался сжатой в спазме мышцей, от него деревенело тело, сводило, а Апина хотела услышать, как ткань лопнет. Алёна двигалась нога в ногу с Таней, держась на расстоянии шага. Крохотная кухня квартиры со стареньким ремонтом погрузилась в плотный табачный дым, лица людей едва просматривались. Честно говоря, из всех девушка хорошо знала только Виталика, который сидел в самом углу, уронив голову в ладони, и беззвучно плакал. — Здравствуйте, — Апина кивнула, решив, что представляться — глупость. — Достань рюмку ещё, — почти командно произнесла Иванова. На столе вокруг полупустой бутылки водки стояло пять рюмок. Все влажные, значит, закончившуюся половину «горькой» выпили недавно. — Ленку вы знаете, да? — Угу, — промычала та девушка, которую Таня попросила вытащить рюмку, и всучила с недовольным выражением лица Алёне хрусталь. — Только чё она здесь забыла? Полтора года не появлялась, а тут на те! — Ты гонор-то попридержи, — Иванова рявкнула так, словно нападка была адресована личной ей. — Она побольше твоего с ним пережила! — А Наташа с Викой где? — Вопрос напрашивался сам собой. Когда Апина ехала в квартиру Шишинина, она ожидала увидеть убитую потерей вдову, плачущую дочь, однако двух главных женщин в жизни продюсера на кухне не оказалось. — Потом расскажу, — тихо произнесла Таня. Она щедро плеснула во все рюмки водку, парочка капель выскочила на скатерть, моментально впитываясь, однако создавалось впечатление, что никому не будет дела до грязной ткани. Вряд ли пятна сейчас смогут кого-либо взволновать. Слегка запрокинув голову, Алёна выпила свою порцию «горькой». Поразительно: обычно девушка корчилась, искала, чем бы заесть, перебить противный привкус алкоголя. А тут — ничего подобного. Жидкость упала сразу в желудок, даже не успела коснуться рецепторов, или просто Апина пропустила момент, когда стоило скривиться? Кроме всепоглощающего шока она не чувствовала ничего. — Пошли покурим, — вновь очень по-хозяйски сказала Таня, стащив со стола пачку сигарет с зажигалкой. — Виталь? — Алёна немного пригнулась, стараясь заглянуть в лицо друга. Тот лишь всхлипнул. Сложно сравнивать, какой объём страданий испытывали находящиеся на кухне, но девушка была уверена: Виталику досталось больше остальных. Совершенно спокойно поставив на стол рюмку, замечая три пары недовольных глаз, обращённых к своей персоне, Апина развернулась и пошла вслед за Ивановой. — Ленка, — заговорила Таня, выйдя в подъезд, туда, где ещё витал звук ножа, вошедшего в плоть, — с Саней жила последние полгода. — В смысле? — Алёна вытащила из раскрытой подругой пачки одну сигарету и сразу прикурилась. — А вот так, — пожав плечами, Иванова тоже закурила. — Он особо не рассказывал, но как я поняла, Наташа в Москву переезжать не захотела. А там всё как-то само закрутилось. — Они развелись? — Табачный дым создавал завесу вокруг девушек, словно скрывал их разговор от подъездных стен, навсегда ставших свидетелями страшного убийства. — Не, — отрицательно покачала головой Таня. — Лена просила его развестись, но ты ж знаешь: для Сани Вика с Наташей всегда на первом месте. На два этажа ниже послышался звук открывшейся двери, быстрый женский испуг, выразившийся в коротком оханье. Скорее всего, соседка Шишинина заметила следы крови, которые обязательно войдут в камень ступени крапинками. — Я давно хотела поговорить, — Алёна отнимала у разговора шанс попросить прощения правильно, пока не стало слишком поздно, как с Сашей. — Мне тебя не хватает. — И мне тебя, — призналась Таня, выдохнув дым в сторону. — Как-то глупо всё получилось, — прикрыв веки, она затянулась поглубже и почувствовала пришедшее на смену шоку осознание. Наверное, расслабившийся от табака мозг устал держаться, не сумел прятать кошмарную действительность за углом. — И у Саши тоже надо было попросить прощения. Апина вздрогнула, проследила за зигзагом, который в воздухе нарисовал горящий кончик сигареты и расплакалась. Без уместной ситуации истерики, без воя, обращённого в побелённый потолок, Алёна заплакала беззвучно, исключительно бегущими по лицу слезами. Даже подбородок не дрожал. Капли чертили мокрые линии на щеках и опускались за ворот свитера. — Ты на похороны поедешь? — Таня сделала последнюю затяжку и вышвырнула окурок в стоящую на подоконнике консервную банку из-под тушёнки. — Конечно, — кивнула девушка. — Приезжай завтра в студию, ладно? Там уже решим, чего и как лучше сделать, — покосившись на входную дверь в квартиру, откуда снова донёсся женский вопль, Иванова предложила самый лучший вариант. Они обе понимали: обратно на кухню Апиной лучше не возвращаться. Кроме Виталика да Тани, пожалуй, ни один человек не был бы рад её присутствию. Ну, действительно, вряд ли сожительница Саши, опрокинув в себя ещё пару стопок, сумеет удержать язык за зубами, а Алёна, в свою очередь, вряд ли смолчит о жене убитого, которая жила в Саратове. Женские склоки совершенно точно не должны звучать через несколько часов после смерти, пока тело даже не успело остыть. — Договорились, — Апина выбросила сигарету в банку и поддалась инстинкту, приобняла подругу за плечи, лишь после поняв, что сделала. — Спасибо. — Я скучала, — прошептала Иванова. И в этом шёпоте сидело самое главное: прощение. — Поеду я, — ладонь Алёны прошлась по спине Тани с такой заботой, словно умела исцелять раны. — Давай, — она сглотнула, отступила на шаг назад и улыбнулась сквозь гримасу боли. Теперь они плакали вдвоём, прямо как раньше, когда Саша успокаивал их после очередного концерта на громадном стадионе. Спускаясь по лестнице, Апина трижды обернулась, обещая одним взглядом: она обязательно приедет завтра в студию. Тот, чью кровь девушка аккуратно обогнула на ступени первого этажа, заслуживал увидеть двух своих звёзд вместе. Хотя бы после смерти.***
В полнейшей темноте, подогнув под себя ноги, она сидела чёрт знает сколько. Уже успело стемнеть, машины перестали заворачивать во двор, все до последнего дети убежали с площадки учить уроки, каждый собачник выгулял перед сном любимого питомца. В доме напротив постепенно погасал свет в окнах. Город плавно погружался во власть ночи. Апина вытащила из пачки новую сигарету, докурив предыдущую минут десять назад, прокрутила колёсико и закрыла глаза, слушая потрескивание табачного листа. За всю жизнь она смолила меньше, чем за сегодняшний день. На полу до сих пор валялась упавшая утром сосиска, Алёна и не думала её поднимать. Пускай скажут спасибо, что она сняла с себя шубу, ведь на это ушла примерно половина её сил. Вторую девушка тратила на движение грудной клетки, когда затягивалась посильнее. Ни грамма еды. Вообще. Остывший в чашке кофе, заваренный под хит-парад, служил Апиной пепельницей. Там плавало не меньше пятнадцати окурков. Ублюдское осознание издевалось, крутило под веками Алёны пёстрые картинки, будто нарочно только счастливые, где Саша обязательно широко улыбался и рассказывал, каких высот достигнет группа. Если честно, хотелось напиться. Вот не просто выпить пару рюмок, пустить скупую слезу, драматично смахнуть её и пойти дальше, а прямо-таки надраться до состояния овоща, до того, чтобы счастливые картинки из-под век выдавил алкоголь. И Апиной было бы недостаточно обычного пьяного состояния, заплетающегося языка, нет, она бы с удовольствием ужралась до такой степени, что перестала понимать, где находилась. Она приподняла подбородок и выпустила клуб дыма, когда в двери прокрутился ключ. Витя же обещал прийти позже, просил не дожидаться его. Вот Алёна и не ждала. Приди он хоть через неделю — не заметила бы. — Ты чё в темноте сидишь? — спросил парень, проходя на кухню. Апина видела лишь его очертания. — Просто, — плечи приподнялись всего на миллиметр. — Я, по-моему, говорил про сиги, — он выхватил из пальцев Алёны сигарету и щелчком отправил в раковину с грязной тарелкой. — Мне плохо, — девушка проглотила вязкую слюну, чувствуя такую пустоту внутри, словно её выпотрошили за сегодняшний день несколько раз. Правда, зашили херово — громадная дыра в центре грудной клетки кровоточила. — Понимаю, — одёрнув штанины, Пчёлкин опустился на корточки и заглянул в распухшее лицо Апиной, смотрящей куда-то сквозь. — Лёль, я тебе подарок принёс, — он вытащил из кармана золотой браслет толстого плетения, который уже через мгновение оказался на запястье девушки. — Красивый, — Алёна хмыкнула, не удостоив украшение взглядом. Ей было чертовски одиноко. Все часы, пока она сидела на кухне, подогнув ноги, то скатываясь в отчаянный вой, то затихая, то принимаясь орать в ладони, девушка не могла отделаться от ощущения кромешного одиночества. Вот где в это время был Пчёлкин? Должно быть, в офисе решал важные вопросы. До того важные, что смерть Шишинина — ничтожный пустяк, не имеющий никакого значения. Алёна думала: а приехала бы она, случить нечто похожее у Вити? Если бы его друга, не дай Бог, убили? Да уже спустя минуту девушка бы неслась куда угодно, лишь бы находиться рядом. А он заявился в ночи с идиотским браслетом. — Ты поедешь со мной на похороны? — Из Апиной практически вырвался смешок. Глупо задавать такой вопрос человеку, не нашедшему минуты за день, чтобы позвонить и узнать, как она себя чувствовала. — Не могу, — Пчёлкин покачал головой. — А зачем это всё? — Её взгляд сделался осознанным. Теперь Алёна не смотрела сквозь него, она впилась глазами в Витю, будто раззадоренный одиночеством волк, учуявший запах крови. — Вот эти браслеты, серёжки, шубы? Зачем, а? — Бля, Алён, давай ты в другой раз выебешь мне мозг, — закатив глаза, парень выпрямился, утомившись всего от трёх вопросов. — У меня был сложный день. — У тебя? — Апина болезненно расхохоталась, даже не понимая, почему конкретно. Из них двоих в сватке на самый поганый день она бы выиграла, не прилагая усилий. — Представь себе! — крикнул Пчёлкин. — Я весь день работал, потом ездил за этим брас… — А я просила? — Подскочив со стула, Алёна заверещала так, что запросто могла бы разбудить соседей на пять этажей выше. — Мне нахуй не нужен этот браслет, ясно? Я просто хочу, чтобы ты был рядом, когда мне плохо! Чтобы ты хоть раз предложил мне жить вместе, как нормальные люди! — Мы уже говорили об этом, — бросил Витя, развернувшись. И они действительно говорили, если короткая болтовня в постели после секса имела право называться полноценным диалогом. Парень тогда произнёс нечто вроде «так нормально же», на чём разговор был окончен. Апина честно думала, что это быстро пройдёт, вот как только он привыкнет к ней, разгуливающей по квартире в наброшенном на голое тело халате, так сразу передумает. Видимо, девушка ошибалась. — Я не хочу так жить, — Алёна сказала это в спину, бросаясь словами, подобно дротикам с наконечниками, пропитанными ядом из обиды. Глаза сами посмотрели на запястье. Вернее, на откуп. Золотой, крупного плетения, бесспорно красивый откуп. — Лёль, мы оба устали, — продолжая уходить, Витя говорил абсолютно спокойно. — Давай, пошли, тебе надо поспать. Те дротики, которыми кидалась Апина, попали вовсе не в парня, либо же отрикошетили, прилетев обратно. И яд, которым она щедро сдобрила каждое остриё, содержал в своём составе кроме обиды кое-что ещё, очень токсичное, молниеносно отравившее Алёну. Решимость. Лейкоциты видоизменялись, мутировали, и девушка не могла больше оставаться в одной квартире с человеком, так легко оставившим её одну посреди беды. Она села обратно на стул, включила телевизор. Этот фильм ей нравился, Апина даже мечтала однажды сделать такую же причёску, как у Хмельницкой, однако сейчас она не вникала в сюжет ленты. Просто делала вид, будто посреди ночи ей приспичило глянуть «Сердца трёх». Конечно, Алёна лишь ждала, когда из спальни послышится сопение. Токсин решимости вперемешку с обидой уже родил гениальную идею. За происходящим на экране, откровенно говоря, девушка следила мало, куда активнее она прислушивалась к доносящимся из спальни звукам. Благо, уставший Пчёлкин засыпал быстро, а что особенно приятно — дрых без задних ног, не реагировал, даже если Апина вставала попить воды. За полтора года отношений она прекрасно выучила Витю, будто готовилась однажды исчезнуть, не оставив после себя ничего. О, ну кроме браслета, пожалуй. Застёжка поддалась поразительно легко, учитывая, в каком страхе Алёна расправлялась с золотом. Ведь если бы сейчас парень вышел, допустим, в туалет, весь созревший план пошёл бы прахом. Но он не вышел. Браслет аккуратно лёг в самый центр стола, как доказательство: ни одно украшение на свете не могло заменить обычного человеческого присутствия рядом. Скажи Апиной ещё прошлым вечером, что спустя сутки она решится уйти от Пчёлкина, не поверила бы. Кто в здравом уме заканчивал отношения, не требующие никаких обязательств? Со стороны могло показаться, что Алёна жила фантастически прекрасную жизнь: любой её каприз заканчивался купленной песней и снятым клипом, любая прихоть, будь то новая шуба или серьги с брюликами, молниеносно исполнялась, однако сама девушка хотела другого. Просто Вити. Рядом. Не где-то в офисе, куда Алёна иногда звонила, слушая длинные гудки, пока секретарь соединяла с Виктором Павловичем. Ей хотелось знать, что в случае беды, он сразу же примчится, обнимет и защитит от всего на свете. Вот только в реальности Апина сидела на стуле одна несколько часов кряду, выкуривая сигареты, за которые после получит недовольное выражение лица Пчёлкина. Можно сказать, живя в одной квартире, они оставались посторонними людьми. Что она о нём знала? Пару историй про детство, байки о лихой юности да и всё. А он? Алёна ни разу не рассказала Вите, чем занималась её мама, не предлагала съездить в Саратов, не делилась, откуда на коленной чашечке крохотный шрам. Боже, существуя с человеком под одной крышей, девушка даже не говорила, каким образом попала в группу. Их отношения строились на животном инстинкте, который не предполагал любви до гроба. Вообще, любили ли они друг друга? Апина была уверена: нет. Ничего схожего со светлым чувством, побуждающим пары нестись в ЗАГС, сломя голову, она не испытывала. Пчёлкин, скорее всего, тоже. За полтора года эти двое не признавались в любви, упрямо избегали этой темы, словно та была болотом, в котором тонуть не собирались оба. Нельзя сказать, что Алёна боялась произнести «Я тебя люблю» первой, она… не могла. Язык бы не повернулся, ибо враньё всегда давалось девушке чертовски сложно. Убавив звук телевизора, она встала и натурально на цыпочках, будто какая-то воровка, прокралась в спальню. Пчёлкин, вполне ожидаемо, крепко спал, закинув руку туда, где должна была лежать Апина. Его умиротворённый вид, слегка подрагивающие веки пробивали распространившийся токсин, заставляли Алёну лечь рядом, но она лишь схватила с края кровати брошенный халат. Девушка тихо, крадучись, собрала по квартире всё то, что не планировала оставлять на память: свою зубную щётку, флакон духов и расчёску. Набор не слишком внушительный. Закрывая за собой входную дверь, она думала, почему не свалила раньше. Надеялась? Наверное, да. Апина постоянно надеялась, что вот сегодня-то он вернётся домой пораньше, обязательно с букетом, начнёт называть себя дураком, который, наконец-то, всё понял. Предложит жить вместе. Согласилась бы Алёна? Разумеется. В отличие от Вити, она была готова делить пополам не только громкие стоны во время секса, но и беззвучный плач боли.