Знакомый из Саратова

Апина откинула голову назад и провела рукой по лбу, убирая прилипшие пряди. Пот тёк струйками, она точно чувствовала, как волосы на висках намокли, словно после долгого занятия калланетикой, на которую девушка недавно подсела. Нагревшийся кислород походил на взбитый маргарин, чертовски сложно проталкивался в горло, особенно, если учесть, что девушка успевала зачерпывать ртом воздух через раз. На её коже должны были остаться отпечатки его пальцев. Пчёлкин сжимал бёдра Апиной до боли. Сумей она сосредоточиться на этом ощущении, обязательно бы вскрикнула, но пока что Алёна лишь податливо ускорялась, поддерживая заданный Витей ритм. Бешеный. На грани безумия быстрый, будто бы парень испытывал её на прочность, и она планировала удивить его. — Ах! — Апина вскрикнула на всю спальню, заглушая громкий звук шлепка, пришедшегося на истерзанное бедро. Вдобавок к небольшим овальным отметинам теперь там появится полноценный след всей пятерни. Пчёлкин переставал контролировать силу, как только комната начинала утопать в нотах их стонов. Почему они не распахнули окна? Ведь знали же, оба заранее знали, что маргарин растечётся по трахее и не позволит толком вдохнуть. Алёна решила в следующий раз, когда Витя оставит поцелуй на шее, быстренько открыть хотя бы форточку. Ради их общего блага, ибо сдохнуть посреди оргазма — удовольствие не из приятных. Ладонь парня погладила бедро Апиной, словно он извинялся за шлепок, а после подушечка большого очертила клитор. Пчёлкин успел изучить её, узнать, как именно девушка выгибалась в спине, вплотную подходя к сотням разрядов электричества. И судя по тому, что Витя улыбался, глядя на голую скачущую грудь Алёны, никаких секретов больше не осталось. Крайне затруднительно оставаться загадочной, будучи абсолютно нагой. — М-м-м, — она закусила губу до крови, ощутила привкус металла, стоило первым импульсам тока пройтись по затёкшим голеням. Нечто похожее испытывают люди, неудачно подогнув под себя руку во сне и отлежав её, однако вряд ли с их губ улетают стоны, способные поднять на уши весь дом. — Моя, — выдохнул Пчёлкин, продолжив насаживать на себя девушку. Она бы упала на него, точно рухнула бы без сил, но Витя не останавливался. Деталь, которую заметила Алёна ещё пару недель назад: почти всегда она кончала первой, словно парень давал ей фору, зная, что победа — не сама цель. Казалось, ему куда больше нравилось видеть её оргазм, а не разрывать финишную ленту. Впрочем, приз за второе место в виде сжимающихся стенок вокруг члена запросто мог сойти за главный кубок состязания. Алёна легла к нему на грудь только в тот момент, когда он откинулся на подушку и разжал пальцы. Кожа бёдер была усыпана алыми овалами, некоторые из них однозначно посинеют к вечеру. В выдохшейся девушке не осталось сил. Единственное, на что она оказалась способна — прикрыть веки, заставляя лёгкие работать, расщеплять грёбаный маргарин, иначе Апиной не жить. Сердце Пчёлкина билось прямо ей в щеку, пальцы очерчивали выступающие позвонки, и постепенно становилось полегче. Этот человек мог сначала доводить до сумасшествия, чтобы после успокоить, приласкать, стать самым нежным в мире. Будто не существовало никаких красных отметин на бёдрах. — Мы так и не поели, — усмехнулся Витя. — Сам виноват, — она растянула распухшие от поцелуев губы в улыбке. Не её вина, что окорочка в духовке, наверное, уже сгорели. До того, как парень подошёл и, обняв сзади за талию, начал целовать, Алёна пыталась нормально приготовить им ужин. Даже для верности нацепила фартук, который купила утром в магазине! Но, оказалось, Пчёлкина мало волновала запекающаяся курица, он куда сильнее интересовался видом сброшенной на пол кухни одежды. Вдалеке послышался остановившийся на этаже лифт. Какое счастье, что соседи Вити только начинали возвращаться с работы, планировали, наверное, варганить перекус после долгого трудового дня. Они не успели уснуть, как это случилось вчера. Боже, кто бы знал, до чего Алёне было стыдно, когда разъярённая соседка снизу кричала на парня, совершенно не стесняясь в формулировках, и просила быть потише. Слова «срам», «вертеп» и «стыдоба» навсегда впечатались в мозг Апиной голосом миловидной старушки, которая проснулась от чересчур продолжительных звуков секса. — Лёль, — позвал Витя, накручивая прядь её взмокших волос на фалангу пальца, — не хочешь шампанского? — Ты говорил, что мне пить нельзя, — она прыснула, вспоминая таблетку «Аспирина» наутро после первого визита в эту квартиру. — Я говорил, что тебе напиваться нельзя, — грудная клетка парня завибрировала смехом ей в щеку. — Ну так что? — Можно, — потянувшись, Алёна откатилась на вторую половину кровати со смятым в клубок одеялом и затерявшейся где-то подушкой. При всех своих минусах, коих имелось достаточно, девушка не идеализировала Пчёлкина ни в коем случае, он обладал поразительной лёгкостью. Такую невозможно приобрести с возвратом, это всегда врождённое качество, проявляющееся во всём, начиная от склонённой набок головы и заканчивая вздёрнутым уголком губы в ухмылке. Витя выбирал секс вместо запечённых в духовке окорочков, предпочитал чаю перед сном бокал коньяка или шампанского. В нём сидело качество, которое Алёна мечтала однажды в себе выдрессировать: парень умел жить свободно. — Возьми ещё поесть что-нибудь, — она приподняла тяжёлые веки, смотря на его удаляющуюся в коридор спину. — Что? — крикнул Пчёлкин. — Что хочешь, — ей тоже пришлось повысить голос. В квартире Вити пахло холостяцкой жизнью, всё выглядело так, словно сюда не ступала нога женщины. Хотя эта самая женщина приходила ежедневно, даже умудрялась якобы случайно забывать некоторые вещи вроде расчёски в ванной. На полке в серванте, который занимал добрую половину стены в гостиной, не стояло ни одной рамки с фотографиями, которые бы обязательно расставила Алёна, кухня насчитывал ровно две чашки, да и то лишь потому, что девушка попросила купить ей собственную. Никаких растений, ничего, требующего внимания. Уют вообще не заботил Пчёлкина, если он не наврал, конечно. Изначально, опять же со слов Вити, эта квартира задумывалась в качестве ночлега. Места, куда он станет приезжать поздней ночью после «Метлы», возможно, с девицей, а наутро, даже не спросив номер телефона, обязательно выпроводит за дверь. Но тут в игру вступила Алёна, и теперь по комнатам вечерами разносился запах еды, иногда горелой, ближе к полуночи добавлялись мокрые звуки поцелуев, хруст смятой простыни. Девушка делала холостяцкую берлогу чем-то похожим на уютное гнёздышко двух влюблённых, сама того не понимая. И всё равно у неё ни черта не выходило. Пчёлкин не предлагал переехать, сама Апина тоже молчала. Вот что ей сказать? Напроситься к нему на несколько дней погостить или, того лучше, в один прекрасный день заявиться с чемоданами под дверь? Алёна верила в поговорку про воду, которая всегда обтачивает камень до нужной формы, а потому просто оставалась тут с ночёвкой, запекала дурацкие окорочка, протирала пыль. Другая на её месте уже заняла бы хотя бы пару полок в шкафу, однако Апина стойко делала вид, будто вовсе не рассчитывала однажды приходить сюда на правах полноценной хозяйки. — Так чё купить? — Витя привалился плечом к дверному косяку спальни, параллельно застёгивая ремень на брюках. — Что уго-одно, — протянула Алёна и выгнулась в неестественную позу на кровати. Ещё немного — сломает позвоночник, ей-богу. Она выдержала долгий взгляд парня, не позволила себе отвести глаза, показывая, что из них двоих здесь не было слабого звена. Казалось бы: ерунда, сущая глупость, но Апина воспринимала эту дуэль за полноценную схватку. Ведь она прекрасно всё понимала про Пчёлкина, знала состав теста, из которого он вылеплен, вплоть до граммовок. С такими парнями просто запрещено давать даже малейшую слабину. Молодые люди по типу Вити предпочитали податливый пластилин в своих руках, нагревали его вот подобными взглядами, дорогими подарками, а потом лепили идеальную для себя фигуру. Вот только Алёна давно прошла этап, когда с радостью приняла бы любую форму. Поэтому она не отводила глаза в этой игре, не соглашалась ждать парня из офиса до посинения, уезжая, как только пропускала первый зевок. Принципиальность в отношении Пчёлкина могла сработать либо приманкой, либо отпугивателем, и Апина решила рисковать. Во всех мелочах, ведь по-крупному они пока что не ставили. — Будем жрать хлеб с сосисками, — он сдался первым, фыркнув и развернувшись. Выигранный раунд упал в копилку Алёны. — Без проблем, — хохотнула девушка, наощупь хватая с края кровати почти свалившийся шёлковый халат. Его тоже можно было отнести к подаркам от парня, правда, если забыть, что Апина буквально своими руками купила этот предмет домашнего гардероба, оплатив деньгами Пчёлкина. Входная дверь издала хлопок, который раздражением разлетелся по всей квартире. Витя терпеть не мог проигрывать, когда дело не касалось секса, физически не переносил утешительную серебряную медаль. Говорят, поражение нужно принимать с достоинством, но Пчёлкин плевать хотел на то, что мололи языками другие. Для него существовало лишь два места: первое и последнее. Страшно представить, каких размеров злость он испытывал, уступая верхнюю ступень пьедестала Апиной. Пускай и в битве взглядов. Она победоносно улыбнулась, дождалась, чтобы с лестничной клетки донёсся звук двинувшейся кабины лифта, убеждаясь: второго раунда не случится. По крайней мере, в ближайшие минуты. Поднявшись с кровати, Алёна набросила прямо на голое тело халат, завязала бантик из пояса и вдохнула поглубже, готовясь почувствовать запах гари. Окорочка должны были превратиться в угли, учитывая, сколько времени несчастная курица запекалась в духовке. Но ничего подобного. Наверное, у девушки отказало обоняние, ибо с момента, как она засунула противень в духовой шкаф, прошло не меньше получаса. Всё же комнаты выглядели чересчур пусто. Сиротливо стоящему в гостиной дивану явно недоставало какого-нибудь торшера рядом обязательно с ажурным абажуром, а над ним хорошо бы смотрелась картина в рамке. И да, Апина продолжала считать, что пустой сервант — позор для человека, который имел возможность забить все полки до отказа. Хоть бы книги расставил! Однако самое слабое место квартиры — прихожая. Вам когда-нибудь доводилось бывать в домах, где жили крайне бедные семьи? Вот Алёна захаживала несколько раз. И даже у тех, кто едва умудрялся скапливать гроши на подержанный телевизор из комиссионки, стояла хиленькая тумбочка при входе, а рядом с ней непременно ютилась табуретка. Витя же, сорящий деньгами так, словно под кроватью держал машинку для печати купюр, приобрёл одну несчастную вешалку с шестью крючками. Всё. Без шуток, Апина подумывала подарить ему приличный шкаф на отложенные с концертов заработки, ибо вешать свою лисью шубу на это убожество она считала личным унижением. — Блять, — Алёна тихо рассмеялась, увидев выключенную духовку. Видимо, Витя специально всё рассчитал, прежде чем обвить её талию в кольцо рук, иначе как ещё объяснить, что парень получил и секс, и целые окорочка без угольно-чёрной корочки вместо кожи? Нет, кое-что в квартире парня действительно впечатляло. Например, два телевизора: один в гостиной, а второй, поменьше, на кухне. Апина несколько раз спрашивала его, зачем покупать два, когда одного за глаза хватало, но Пчёлкин только пожимал плечами. Видимо, принцип: брать всё, что получается заграбастать в ручища, работал во всём. Женщины, деньги, техника в дом — Витя не экономил во всех аспектах жизни. Алёна подняла со стола пульт и нажала на большую красную кнопку включения. Без ряби экран сразу показал недавно прошедший финал фестиваля «Песня-91». Чёрт, знала бы девушка заранее, какая конкретно группа будет выступать в ту секунду, когда она включит телевизор, ни за что не притронулась бы к обёрнутому в целлофан пульту. Неужели других коллективов не нашлось? Будто заворожённая, Апина смотрела на Иванову, которая пела «Бухгалтера». Рядом с подругой, скорее всего, уже правильнее называть её бывшей, пританцовывала новая солистка, полная противоположность Алёне. Чёрные волосы, завитые в крупные кудри, подпрыгивали в такт движениям девушки, длинные худые ноги выгодно подчёркивала короткая юбка, да и пела она вполне сносно, надо заметить. Даже хорошо. Глаза постепенно наполнялись слезами, две крупные цифры позади поющих девчонок начинали расплываться. Прошло всего два месяца. Неужели, ей так быстро нашли замену? Видимо, да. Хотя, чего она ожидала? Что Шишинин станет протирать джинсы в коленях до дыр, стоя под дверью её гостиничного номера? Апина беззвучно подпевала припеву, который при первом взгляде на текст забраковал Окороков, назвав «шансоном» и «кабацкими завываниями». По скуле бежала одинокая слеза, вмещая в себя столько сожаления, что становилось дурно. С течением дней, успокаиваясь, Алёна всё меньше находила причины ухода из группы достаточно весомыми. Центральной, бесспорно, была усталость — это она понимала ещё тогда, пускай и пыталась делать вид, будто главной частью являлась ситуация с Лисом. Разумеется, оправдывать собственное решение, принятое в большей степени на эмоциях, ошибкой Саши давалось проще. Девушка всеми силами заставляла себя саму уверовать: повод и причина — одно и то же. Вот только ушла она вовсе не из-за отнятых денег за концерт, а потому, что больше не могла через боль в спине выходить на сцену. История с Лисовским лишь нажала на курок, никак не вложила патроны в тот револьвер. Несколько раз Апина порывалась вернуться. Однажды даже собралась с мыслями, около недели назад, накрасилась, оделась, речь отрепетировала перед зеркалом, уже вышла из номера, но потом вспомнила слова Шишинина, сказанные, скорее всего, в пылу злости. «Нахер никому не нужна» засело куда-то глубоко, намного глубже мозга, пустило свои отростки, которые привязали ноги Алёны к полу гостиничного номера. Не могла она прийти с поклоном к человеку, до такой степени унизившему её при других. Внутренняя гордость встала во весь рост, по размерам напоминала памятник «Родина-Мать». Услышав звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, девушка резко выключила телевизор и, отвернувшись к окну, наскоро вытерла успевшие скатиться слёзы. Незачем Пчёлкину видеть последствия решения, которое Апина называла единственно верным. — Так, туда несите, — командно отчеканил Витя из коридора. Несколько человек. Больше одного — точно. Возможно, пять, однако Алёна всегда паршиво определяла на слух. — Всё? — спросил кто-то, чей голос она не знала. — Ага, — той же интонацией произнёс парень. Посильнее запахнув тонкий халат, не предполагающий посторонних людей в доме, Апина натурально привстала на цыпочки и сделала два крохотных шага к дверному проёму, выглянув лишь головой. Увиденное мало походило на реальность, скорее бред воспалённого сознания во время сна с температурой под сорок. Несколько мужчин, Алёна насчитала четверых, строем несли в гостиную охапки цветов в целлофане. — Вить! — она громко шепнула, обращая на себя внимание парня. — Что происходит? — Прикинь, — усмехнувшись, Витя контролировал процесс, словно происходило нечто важное, — шёл в магаз, а тут за углом рядом с цветочным всю дорогу эти перегородили — разгружали машину. — И? — Брови девушки устремились к переносице. — Ну, я и сказал, чтоб сюда волокли, — он пожал плечами, как человек, не находящий в этом ничего странного. — Ставить это куда? — Апина, удерживая одной рукой расходящийся на груди шёлк, обвела ладонью мужчин, которые успели вернуться на лестничную клетку и принялись заносить следующую партию свежих роз. — Хер знает, — рассмеялся Пчёлкин, подмигнув. — В ванну засунем, в раковины! Найдём, Лёль. — Ты еду купил? — по вытянувшему лицу Вити она поняла: не купил он ни черта, кроме чересчур большого количества цветов, которые не поместятся в ванну никак. — Говорю ж тебе: дорогу перегородили! — он начинал заводиться, недовольно зыркнув на Алёну, не понимающую очевидных вещей. — Щас всё занесут и куплю. В веренице упаковок с цветами девушка успела заметить розы, хризантемы и гвоздики. Квартира постепенно начинала заполняться ароматом слегка распустившихся бутонов, видимо, Пчёлкин не врал, когда говорил, что перехватил работников магазина с новой поставкой. Так ярко могли пахнуть лишь свежие цветы. — Это всё, — бросил себе за плечо мужчина, выходивший последним из квартиры. — Спасибо, мужики, — Витя немного повысил голос и с довольной улыбкой обожравшегося сметаной кота посмотрел на Алёну. — Чё там купить надо было? — Хлеб и шампанское, — в отличие от парня, она никакой радости не испытывала. Куда им девать всё это богатство? — Там ещё чё-то было, — Пчёлкин сканирующим взглядом попытался отыскать подсказку в нахмуренных бровях Апиной, однако кроме недовольства ничего не обнаружил. — Сосиски не надо, — еле успев договорить, она театрально развернулась. Знаете, чтобы Витя точно понял: ей такие выкрутасы нравились исключительно в фильмах. Алёна подхватила с пола на кухне брошенный за пару минут до секса фартук, который отказывался сочетаться с шёлковым халатом при любых условиях, прокрутила ручку духовки на сто восемьдесят градусов, включила режим общего нагрева и уже почти вошла в ванную, как неожиданно заметила в коридоре то, о чём следовало подумать раньше. Мокрые следы стёкшего с ботинок снега вытоптали дорожку ровно от входной двери к гостиной. Очевидно, дальше они тоже были, но девушка решила пока не заходить в комнату, ради своего блага. Так, глядишь, нервный срыв схватить можно. Чертыхаясь себе под нос, Апина всё-таки вошла в ванную комнату и швырнула фартук к остальному грязному белью с такой яростью, словно конкретно это небольшое изделие из вафельной ткани загадило половину квартиры. Ведь всего часа два назад Алёна закончила мыть полы не ради того, чтобы работяги из местного цветочного опять их заляпали! Тряпка, которую девушка повесила сушиться на батарею, вновь оказалась под напором ледяной воды из-под крана. Бьющиеся о раковину капли рикошетом попадали на лицо Апиной, и она вспоминала, как руками стирала дома в Саратове, искренне ненавидя запах хлорки. Кто бы сказал тогда, что Алёна через три года станет намывать паркет в доме у человека, пытающегося своими выходками довести её до психиатрической клиники — не поверила бы. Она продолжала проклинать Витю, выжимая тряпку. Не останавливалась, выходя из ванной комнаты с таким выражением лица, будто стены квартиры тоже оказались замешаны в бредовой идее приволочь гору цветов. Бормотала слова, пропитанные злостью, когда нагнулась и принялась один за другим вытирать бледно-коричневые лужи. Скопившееся нервное напряжение требовало выход, напоминало вскипевший чайник на газовой плите, верещавший на всю округу мерзким свистом. Разве что Апина шептала, а не орала в голос. — Заносим! — скомандовал Пчёлкин сразу, как распахнул дверь. Безумец даже на ключ не закрыл, наверное, окрылённый романтикой по самые гланды. — Блять! — Алёна резко выпрямилась, старательно прикрывая разъехавшийся в сторону халат. — Даже не вздумай, я только вымыла! — Указательный палец указывал на человека, у которого оставалось примерно три минуты жизни. — Лёль, не бухти, — очень по-деловому, совсем не напоминая смертника, он прошёл дальше и отодвинул девушку в сторону, пропуская всё тех же мужчин идти по чистому полу. — Так там уже некуда, — первый из пяти стоящих на лестничной клетке мужиков мотнул головой в гостиную, где, должно быть, не осталось свободного места. — В соседнюю заносите, — Пчёлкин распрямил плечи и встал так, чтобы закрыть своей спиной практически голую Апину. — Какого хера? — Просто поразительно, как Алёна умудрялась говорить, не разжимая челюсти. Вот сейчас, конкретно в эту секунду она была готова к убийству, как никогда прежде. Если бы следом за мужчинами с охапками цветов вошли санитары из Кащенко, девушка самолично попросила бы смирительную рубашку. Потому что, видел Бог, она планомерно оказывалась не в себе, видя со спины довольно улыбающегося Пчёлкина. — Не поверишь… — начал Витя, развернувшись. — Не поверю! — Алёна перебила его интонацией, которой можно было пытать людей. Никто бы не смог вынести такой холодности. — Я шёл в магазин, смотрю, а эти, — он кивнул на шастающих по коридору мужчин, — вытаскивают откуда-то из подсобки ещё цветы! — И? — Терпение девушки заканчивалось соразмерно тому, как пополнялись запасы благоухающих роз теперь в спальне. — Я им ещё в первый раз сказал: мне все! — Пчёлкин же, судя по наглой улыбке, вообще не слышал её леденящего тона. — А они только половину продали! — Куда нам это всё девать? — на последнем слове Апина сорвалась на писк, только сейчас поняв: вся спальня тоже в талом снеге. — Так тебе куплено, — он обвёл рукой воздух, словно это сглаживало срач в квартире. — Сам будешь полы драить, ясно? — Указательный палец воткнулся в грудь Вити. Хорошо, что у Алёны не было под рукой ножа. — У меня с детства аллергия на половые тряпки, — парень рассмеялся и быстро поцеловал её в губы. Наверное, это было схоже с тем, как коснуться языком качели в сорокаградусный мороз. Удивительно, что не примёрз. — Лицо попроще сделай, а? Я ж не шалаву какую-то в дом приволок. — Мне поклониться? — Апина демонстративно оттолкнула его плечом, уходя на кухню. Единственное место в квартире, не считая ванной с туалетом, куда не шарахались посторонние мужики. Трясущимися пальцами она с грохотом захлопнула кухонную дверь и включила телевизор, тут же делая громкость практически на максимум. Лишь бы не слышать ничего по ту сторону, откуда продолжали доноситься звуки грузных шагов по мокрому паркету. На экране задорно пел Женя Белоусов, пританцовывал, пытаясь хотя бы немного развеселить Алёну, однако той было не до смеха. Раньше девушка не замечала в себе этой нервозности, не знала, что её могли вывести из себя розы, зато с сегодняшнего дня решила никогда не принимать живые цветы. Вот давно, ещё в детстве, она переела халвы и больше не могла запихнуть в себя ни грамма, даже запах вызывал рвотный рефлекс. Теперь у Апиной выработалась непереносимость роз, хризантем и гвоздик. Если однажды Алёну решат изводить до обморочного состояния, всего лишь потребуется запереть её в цветочном магазине с коробкой халвы из подсолнечника. Она навернула круга три по кухне, заглянула в духовку, где румянилась корочка окорочков, совершенно не планируя превращаться в уголь, после сделала ещё пару кружочков, так, для успокоения. Сказать по правде, Апина и сама не поняла, отчего взбесилась. Ну, что она, пол не вымоет, переломится? Нет, конечно, пройтись влажной тряпкой по паркету много сил не потребует, однако Алёна продолжала чувствовать, как подрагивали пальцы в истеричном треморе. На самом деле, девушка понимала, где сидел корень её реакции, которая по стечению обстоятельств вылилась недовольствами на Пчёлкина. Возмущаться стоило совершенно перед другим человеком — самой собой. Мелкая дрожь, пробивающая сейчас ладони, брала своё начало в том, что Апина не позволяла ничему, кроме подушки номера «Космоса», видеть изъяны. Они оставались впитавшимися в наволочку слезами, чёрными разводами плохо смытой туши украшали ткань, будто узорами. Так выглядело сожаление. — Лёль! — Алёна еле услышала его крик из коридора сквозь песню Аллегровой, играющей на всю квартиру. — А? — Красная кнопка пульта оборвала Ирину ровно на припеве, когда девушка выключила «Песню-91» и, открыв дверь, выглянула из проёма. Если там снова цветы… — Что это? — Шампанское, — не без труда перехватив целый ящик, Пчёлкин скинул ботинки в разные стороны. — Я подумал, чё таскаться каждый раз за бутылкой, да? Проще уж сразу коробку взять. — Ненормальный, — смешок вырвался из Апиной быстрее, чем на языке успело сформироваться негодование. Всё же шампанское лучше очередной партии роз. — Не хотели продавать, прикинь? — прямо в пальто пройдя на кухню, он успел походя оставить короткий поцелуй на скуле Алёны. — Говорят, типа больше пяти бутылок нельзя. — Остальное украл? — В принципе, она бы не удивилась, узнай, что Витя просто стащил недостающие бутылки. — Там пацаны какие-то тёрлись, я им двадцать рублей сунул — они и купил! — Звон стекла смешался с хохотом, сделал и это шампанское, и цветы в комнате до одури забавной историей, которая спустя годы непременно станет главной во время застолья. Апина чувствовала: наступил момент, пока Пчёлкин ушёл в коридор, стягивая с себя слегка намокшее от упавших снежинок пальто, чтобы собраться с мыслями и извиниться. Говоря начистоту, Алёна не относилась к любителям раскаяния, считала виноватый вид практически признанием собственной слабости, однако почём зря обижать других людей она не любила сильнее, чем слово «прости». — Я это, — девушка взаправду закашлялась, словно в горле, точно поперёк встала толстая кость, угрожая проткнуть стеки и дать Апиной умереть в диких муках, захлёбываясь кровью, — перегнула. — Вот же суки, а! — его крик на мгновение повис в воздухе, заставил Алёну остановиться в россыпи извинений. Должно быть, она пропустила какую-то часть разговора, складывая вращающиеся на языке слова в нужном порядке, ибо возглас Вити из коридора звучал чертовски странно. — Чего? — осторожно выглянув из-за дверного косяка, спросила девушка. — Реально загадили всю хату! — Вперив в бока руки, он очень важно осматривал пол, который запросто мог сойти за результат потопа. — А я говорила! — Апина тут же передумала опять пытаться просить прощения. Нет, может быть, она и отреагировала чересчур бурно, но то, что по вине Пчёлкина теперь ей придётся возиться с тряпкой не меньше пятнадцати минут — факт. Чистый паркет вполне приравнивался к извинениям. Кухня понемногу заполнялась запахом жареной курицы, окна запотевали, а стоящий рядом с обеденным столом ящик шампанского чудом умудрялся приподнимать уголки губ Алёны. Вряд ли Витя решил игристым загладить вину, хотя бы по той причине, что его довольная улыбка уверенно заявляла: ничего зазорного в купленных цветах он не видел, но всё равно девушке казалось: девять бутылок вполне приличного розового сухого появились в квартире не просто так. Апина намеренно лениво протёрла паркет, показывала стенам, до какой степени мокрая тряпка в руках вызывала отвращение, вот только любые претензии отпали, стоило коридору остаться позади. Ведь Алёна не видела всё своими глазами, зато сейчас… — Вау! — на выдохе произнесла она. Полностью вся гостиная тонула в цветах, подлокотники дивана остались скрытыми под охапками гвоздик, хризантемы прятали телевизор, подоконник напоминал витрину лучшего магазина флористики. — Красиво? — Пчёлкин привалился плечом к стене в спальне и мотнул головой себе за спину. Туда, где все поверхности, кроме кровати, заполнились горами цветов. — Очень, — подбородок Апиной не выдержал и дрогнул. — Вот видишь, а ты ворчала, — он будто изначально знал её реакцию, просчитал наперёд, не сомневаясь в себе ни на секунду, так что Вите оставалось лишь весело улыбаться. Его абсолютно безбашенный план сработал, доказательство чему — заблестевшие от влаги глаза Алёны. — Прости, — прошептала девушка с невероятной лёгкость. Толстая кость расщепилась под действием соли в составе слёз, стекла вниз по горлу, приветливо пропуская извинения. — Не, вот реветь мы точно не будем! — Пчёлкин переступил лужу на пороге спальни, скорее всего, промочил носки, подошёл к Апиной и взял её лицо в ладони, поднимая так, чтобы смотреть точно в глаза. — Я хоть все веники в Москве куплю, если ты будешь улыбаться. — Прости меня, пожалуйста, — голос завибрировал, прикидывался пальцами, которые совсем недавно колотились от злости. Алёна вырывала у жизни возможность достаточное количество раз извиниться, даже наперёд, пока дурацкая мысль о слабости не вернулась на законное место в сознании. — Ну ты чего? — он прижал её к себе настолько сильно, что немного, и девушка бы смогла войти к Вите под рёбра, незаметно раскрыв грудную клетку. Двигающаяся по спине Апиной ладонь снимала слой за слоем той брони, которую она цепляла на себя все годы раньше. Когда Алёна через не хочу заставляла себя идти в музыкалку посреди бушующего осеннего ливня, когда собиралась с силами, отчисляясь из консерватории и переезжая в Москву, когда отрабатывала концерты, умоляя боль в спине ненадолго затихнуть, позволить спеть ещё пару последних песен. И после, уйдя из группы, девушка тоже добавила себе пластину прочного пуленепробиваемого металла, оказавшегося последним. Такую тяжесть она попросту не выдержала. — Саша был прав, — она призналась, уткнувшись носом в шею Пчёлкина. — У них там концерты, выступления, а я нахер никому одна не нужна. — Хуйня, — Витя отбил, толком не успев дослушать. — Давай тебе тоже концерт какой организуем? — Что я петь буду? «В лесу родилась ёлочка»? — Это вышло грубо, однако Алёна совершенно не могла контролировать свою дребезжащую интонацию. — Не, ну я не знаю, — а парень, несмотря на шипы, выползшие из-под фантомного бронежилета, продолжал гладить её по спине. — Надо песню купить? Без проблем! Чё там ещё? Клип? Забацаем! Твой Саша помрёт от зависти! — Ты знаешь, сколько это денег стоит? — вместе с всхлипом вырвался смешок. Говоря откровенно, Апина и сама плохо представляла, в какую сумму встанет её карьера сольной исполнительницы. — Погоди, — Пчёлкин потряс головой, она почувствовала затылком, словно девушка рядом несла абсолютно бессвязную чушь. — Я тебе хоть слово про бабки сказал? — Нет, — втянув воздух сквозь зубы, Алёна честно старалась перестать плакать, но его ладонь принялась выуживать все скопившиеся эмоции. — Значит так: сколько это стоит — моя головная боль, договор? — ответом послужил кивок девушки. По шее Вити медленно стекали её слёзы, пропитывали ворот чёрной рубашки и скрывались за тканью. — Гарью чё-то несёт, не чувствуешь? — Окорочка! — взвизгнула Апина, мигом вывернувшись из нежных объятий Пчёлкина.

***

Алёна заламывала пальцы и смотрела вниз, на подол своей шубы, который волочился по грязному полу студии. Буквально в нескольких сантиметрах, не больше полуметра, в таком же предобморочном состоянии сидел Виталик, тщетно пытающийся вразумить, чего от него хотели два человек, ввалившихся сюда поздним вечером без приглашения. Разумеется, никто эту парочку не позвал бы даже под страхом смерти. Одна — предательница, второй вообще с бандитскими замашками. Согласитесь, сомнительная компания. — В-вы поймите, — Окороков обращался только к Пчёлкину, однако намеренно повторял «вы», словно связывая незваных гостей прозрачной леской безумия, — ну, не могу я, Саша уже видел обе… — Виталь, — заговорила Апина мягко, успокаивая, — очень нужно. — Да я понимаю всё, — он приложил руку к груди, посмотрев на девушку, ловя её взгляд исподлобья. — Нет, ты не понимаешь! — Смешливая интонация Вити шла вразрез с тем, как он рывком подтащил к себе стул и сел напротив Витали. — Алёне нужна песня, у тебя их аж две. Делиться надо, Виталик, понимаешь? Сегодня ты мне подсобишь, а завтра, может, я тебе. Кто знает? — Я бы с радостью, ч-честно, — парень начал заикаться, что всегда становилось плохим знаком. Нервничая, Окороков порой одну несчастную фразу произносил по пять минут. — Вот, с радостью — другое дело! — Пчёлкин хлопнул его по плечу, выбивая из старого друга Апиной последние силы. — Не мог-гу я, — на глазах Витали проступали слёзы. Он боялся Витю, шарахался от чиркнувшего колёсика зажигалки, сжимался, когда вечерний посетитель протянул в приветствии ладонь. И вот и сейчас Окороков заметно дрогнул, чувствуя, должно быть, горящий отпечаток ладони под тканью клетчатой рубашки. — Виталь, пожалуйста, — Алёна сложила ладони в умоляющем жесте, рассчитывая жалостью добиться своего. Раз уж метод Вити не срабатывал. — Саша мен-ня убьёт, — в голосе парня появилась дрожь. Настоящая, говорящая об ужасе. Такую невозможно сымитировать, она всегда поразительно честная и пробивающая до костей. — Он-то вряд ли, — ухмыльнувшись, Пчёлкин откинул пальто, ненавязчиво демонстрируя пистолет в кобуре. Он не всерьёз. Конечно, нет, потому что Витя не мог угрожать оружием человеку, который не сделал ему ничего плохого… Или мог? Алёна встряхнула головой, принуждая себя отгонять картинки, где у Виталика из-за несговорчивости появился кусок свинца, например, в ноге. Ведь Пчёлкин же не выстрелил бы? Да? — Я тебя очень прошу, Виталик, пожалуйста, — Апина подскочила на ноги, прошла пару шагов и опустилась на корточки перед другом, становятся буфером между молодыми людьми. — Мне больше не к кому пойти, правда. — Н-не м-могу я, — едва выговорил Окороков. — Ой, блять, заебал! — Одним резким движением Пчёлкин вытащил из кобуры пистолет, благо, не наставляя на трясущегося напротив парня. — Либо ты продаёшь песню, и мы мирно расходимся, либо… — Перестань! — Алёна крикнула, понимая: красная линия превратилась в не смешную шутку. Просто пугать человека — одно дело, но хвататься за оружие — совершенно другое. — Х-хорош-шо, — ноги Виталика заскользили по полу, подошва ботинок неприятно визжала, разрывая барабанные перепонки девушки. Вот так выглядел кристальный ужас, а не в подрагивающем подбородке. — Ну и славненько! — Витя улыбнулся, тут же убрав пистолет обратно в кобуру, словно случайно холодный металл оказался в ладони. — Давай, показывай, чё имеется. — Саш-ша мне эт-того не прос-стит, — зубы парня клацали, смешивались с шелестом листов бумаги, которые Окороков с трудом передал в руки продолжающей сидеть на корточках Апиной. Было ли ей стыдно? О, разумеется! Алёне хотелось сбежать отсюда снова, прямо как тогда, в её последний визит, унести ноги подальше, лишь бы не видеть влагу в глазах Виталика, не чувствовать привкус горечи во рту от омерзения к самой себе. Какого хера она творила? Приехала к другу выбивать текст и музыку? Кошмар. В какой момент девушка докатилась до того, что за её спиной сидел бандит, решающий вопросы под дулом оружия? С другой стороны, Апина изначально знала, ещё по дороге сюда, чем обернётся их визит. Пчёлкин предупреждал: он станет действовать жёстко, если того потребуют обстоятельства, а они не могли не потребовать, учитывая, насколько Окороков был верен группе. За все годы работы он не продал ни одну песню стороннему исполнителю, хотя желающие вставали в очереди, но Виталя честно оставлял всё для «Комбинации», частью которой Алёна теперь не являлась. — Кусочека? — она изогнула бровь, пробегаясь взглядом по тексту. — Да, там хор-рошо ложится, — тон парня постепенно становился спокойнее, напоминал нормальный. — Не, давай вот эту, про Ксюшу, — Алёна дважды кивнула, как если бы убеждала саму себя, что петь о колбасе — плохой старт. — Сколько денег? — спросил Витя и выпустил из зажигалки огонь, вновь пугая несчастного Виталика. — Да не на… — Позвонкам Окорокова пришлось не сладко. Он замотал головой так часто, будто планировал открутить шею и подарить вместе с текстом в качестве сувенира. — Триста баксов хватит? — Пчёлкин, зажав сигарету в губах, что увидела Апина, поднявшись на ноги, вытащил из кармана кошелёк и отсчитал четыре купюры по сто долларов каждая. — На, сотку за сговорчивость! — натурально впихнув Витале в ладонь шелестящие банкноты, Витя тоже встал. — Спасибо, — прошептала Алёна практически беззвучно. Он обнял её за талию с таким видом, словно держал в руках трофей, добытую в состязании статуэтку, а потому имел полное право гордо расправлять плечи, демонстрируя, до чего ценную добычу урвал. И Апина чувствовала себя эдакой цацкой, вроде печатки на его пальце: слишком дорогой, чтобы прятать дома в шкатулке. Выходя из студии, управляемая Витей, Алёна бросила последний взгляд на Виталика. Его лицо выглядело совершенно белым, под тонкой кожей отчётливо проступали синюшные вены, особенно сильно они вспухли на висках, влага в глазах постепенно уходила, рот слегка приоткрылся. Окороков выглядел как человек, получивший удар со спины от той, кого он ни за что не заподозрил бы в предательстве. Удивительно, да? Даже после ухода из группы, казалось, он продолжал верить в Апину, а она пришла под руку с бандитом в место, где когда-то царило только счастье. — Не надо было, — сказала Алёна, сев в машину. — Сама же видела: он бы не продал, — Витя хмыкнул, словно ничего дикого не произошло. — Продал бы, — настаивала девушка. — Я бы его попроси… — Хорош, а? — вымученный выдох вырвался из парня, глаза закатились на полсекунды. — Ты хотела песню? Вот тебе песня! Какие претензии, я понять не могу? — Просто… — она почти успела вставить нравоучительную фразу про необходимость общаться с людьми по-человечески, но Пчёлкин быстро зарубил моралите на корню. — Не, ты если чем-то недовольна — вперёд, — рука Вити, та, которая не лежала на руле, махнула в сторону дверей студии. — Не разговаривай так со мной, — чеканно произнесла Апина. — Не еби мне мозги — не буду так разговаривать, — он выкрутил «баранку», выезжая на основную дорогу с парковки. — Мне эта песня нужна, что ли? Я для тебя ж стараюсь, как дебил, все дела бросаю, еду к твоему этому Виталику, чтобы крайним остаться? Алёна сцепила зубы, удерживая за ними всё, что могла бы сейчас сказать. Как вариант, предложить заменять в качестве аргументов пистолет спокойным разговором, однако именно в эту минуту любое её слово обернулось бы против девушки. — Если перегнул — извиняюсь! — Господи, он даже не попытался изобразить, будто держать на мушке человека — из ряда вон. Нет, Витя попросил прощения так, вскользь, для связки. — Мы с Виталиком дружим лет десять, — девушка старательно говорила размеренно, не показывала настоящих эмоций, клокочущих в связках. — Хорош друг, раз песню зажал, — эти пять копеек, вставленные между делом, напоминали сюрикены. Впились острыми, заточенными краями в щеку Апиной, туда, куда бросил взгляд Пчёлкин, и распороли кожу. Во всяком случае, стало больно. — Какой есть, — полушёпотом огрызнулась Алёна. — Ладно, Лёль, — он сжал её колено, наверное, считая, что этим можно стереть девушке память, — чё мы, будем по всякой хуйне ругаться? Видимо, «хуйнёй» он называл человека с обескровленным цветом лица, натурально сотрясающегося крупной дрожью. Апина пыталась понять: каким образом один и тот же мужчина выкупал для неё целый магазин цветов, притаскивал домой ящик шампанского, дарил невероятной красоты шубу, и через несколько дней запросто запугивал её друга? Возможно, Пчёлкин разделял для себя людей, которых можно вводить в состояние паники и тех, кого необходимо заворачивать в кокон бесконечной заботы. Да, вероятно, у него существовала очень чёткая разграничительная линия, и Алёна искренне боялась однажды из второй категории перекочевать в первую.