Знакомый из Саратова

Вряд ли сидящим вокруг людям было до них какое-то дело. Скорее всего, вот там, за дальним столиком возле окна ужинала супружеская пара, которой брак надоел ещё лет пятнадцать назад, однако они по инерции ещё изображали крепкую ячейку общества. Мужчина увлечённо смотрел в свою тарелку, подцеплял на зубцы вилки куски отрезанного мяса по-французски, совершенно не замечая, как его спутница пялилась через прозрачное стекло на прохожих. Алёна не видела, а знала наверняка: в глазах у женщины стояли слёзы. Когда мужику слой майонеза с помидором интереснее жены, влага их слёзных желёз — вполне ожидаемая реакция. В центре, за большим круглым столом, рассчитанным на куда большее количество человек, Апина заметила семью. По всем пунктам они выглядели идеально: важный отец в отглаженном костюме, мать, одетая явно не из комиссионки, и две дочери, на вид с разницей года в четыре, может, немного больше. Ровно так среднестатистический житель страны представлял себе счастливую семью. Но после Алёна стала присматриваться. К тому, до чего скучающе выглядел отец, картинно глядя на наручные часы. К тому, в какую ровную линию сжимались губы матери, стоило младшей дочери, оглядывающейся по сторонам, перебить рассказ старшей. Такого количества жёсткости Апина за всю жизнь на себе не испытывала, сколько увидела та девчонка за столом. — Вообще, обычно девки мужиков ждут, а не наоборот, — Витя хмыкнул, поднеся бокал с коньяком к губам. — А я тебя и не просила, — пожала плечами Алёна и сделала вид, будто не надеялась, что он взаправду ждал. — Кто мешал другую найти? — О, я найду, — искренняя улыбка во все тридцать два скрывалась за бокалом, не показывалась девушке, — даже не сомневайся. Вот ты щас уедешь куда-нибудь опять, и я сразу подсуечусь. — Так у тебя две недели было. — Апина знала, что делала: проверяла его на прочность, смотрела, до какой степени растягивалось терпение Пчёлкина, где шутки теряли зерно юмора, становясь поводом для ссоры. К слову, он делал ровно то же самое, не понимая, что для Алёны весь этот разговор — одна сплошная игра в поддавки. Если она не прогнётся, то вылетит первой, а девушка рассчитывала порвать финишную ленту. — Не поверишь: всё не то, — сдерживая рвущийся наружу хохот, Витя отпил коньяк. — Вот еду вечером домой, смотрю на девок — никто не цепляет. — Ты в метро спустись, — подсказала Апина, словно помогала ему с поиском дамы сердца. — Хорошие девочки обычно там, в метро ездят. — А кто сказал, что мне нравятся хорошие? — Пчёлкин вопросительно изогнул бровь, позволяя глубине фразы распустить по щекам девушки отростки смущения. За те две недели, которые Алёна не видела его, удивительным образом Витя умудрился сделаться привлекательнее. Тот аромат власти, бьющий в нос, стал приправлен нотами переодетой на другой палец печатки. Казалось бы, мелочь, он всего лишь надел перстень на средний, однако Апина видела в этом нечто глобальное. Ей не потребовалось просить, постоянно намекать, говорить, до чего противно смотрелась печатка на безымянном. Пчёлкин сам сделал всё, чтобы сидящую напротив девушку не коробило от вида его ладоней. — Как съездила? — задавая вопрос, Витя обернулся и, найдя взглядом официантку, махнул рукой. — Чуть не сдохла, — Алёна вмиг вспомнила, как вопила в поезде из Самары во Владимир, прося кого-нибудь сломать ей позвоночник. — Спина отваливается. — А Шишинин твой что? — В этом слове «твой» сидела иголка, колющая девушку всякий раз, когда Пчёлкин упоминал продюсера. Ну, не верил он, будто молодой парень в здравом уме мог набрать группу, состоящую только из девиц, не планируя переспать с каждой по очереди. — Во-первых, не мой, — поправила Апина. — Во-вторых, ничего. Таблетка «Анальгина» и на сцену. — Вы уже определились? — миловидная девушка, подошедшая к столику, быстро скользнула взглядом от Вити к Алёне. В её глазах читалась попытка понять, почему лицо посетительницы «Авроры» выглядело знакомым, однако ответ она явно не находила. — Мне салат «Столичный», — не заглядывая в меню, произнесла Апина. — Так, мне то же самое, — Пчёлкин пробежался взглядом по строчкам одной страницы, второй, третьей, — сыра какого-нибудь, колбасы там и бутылку розового сухого шампанского. Хватило буквально одной секунды, чтобы воспоминания о встрече в «Метле» всплыли в голове Алёны, стоило парню упомянуть «розовое сухое шампанское». На самом деле, помнила она не слишком много. Разговор почти полностью, за исключением последних пары тем, а вот то, как девушка вернулась в гостиницу, пропало из черепушки напрочь. Они определённо обсуждали переезд Апиной из Саратова в Москву, точно говорили о том, чем занимался Пчёлкин последние полгода. Вроде бы он рассказывал что-то об украденном алюминии, но девушка не была готова утверждать со стопроцентной уверенностью. — Меню могу забрать? — официантка сориентировалась быстро, получив согласный кивок головы Вити. — И на сколько ты щас вернулась? — Он подхватил брошенную на стол пачку «Camel», прикурился и слегка сощурился, смотря точно на Алёну. — Послезавтра едем в Баку, — вздох девушки выглядел ужасно измождённым. — Мне кажется, я скоро загнусь, если мы будем дальше в таком темпе колесить. — Давай я поговорю с Шишининым? Чё он, слепой, что ли? — Пчёлкин аж поперхнулся от возмущения. — Прекрати, — отмахнулась Апина. Будь она в группе единственной — одно дело. Там можно закапризничать, ножкой топнуть, мол, не пойду больше на сцену ни под каким предлогом, хоть стреляйте, однако Алёна прекрасно осознавала, что кроме неё в коллективе ещё шестеро человек, считая Сашу с Виталиком. Всем хотелось принести домой в кармане чуть больше, чем ничего. Имела ли она право из-за своих недовольств лишить маленькую дочку Шишинина новой куклы? Само собой, нет. — А ты чем занимался? — Апина спросила будто между делом, глядя на то, как официантка ставила две тарелки — с сырами и колбасной нарезкой. — Алён, — протянул Пчёлкин с ухмылкой. Вот что определённо помнила девушка, проснувшись после похода в «Метелицу», так это то, что Витя отказывался говорить о своей работе под любым соусом. Она пыталась заходить с разных углов, оборачивала вопросы про «Курс-Инвест» в бумагу из праздного любопытства, однако всякий раз её расспросы стопорились на кривой ухмылке парня. И, наверное, к лучшему. Не будучи дурой, Алёна ведь понимала: его дела — не её забота. — Я просто спросила, — пожала плечами девушка. — Когда вернёшься из Баку? — Он ловко принял из руки официантки бутылку шампанского и сам наполнил бокалы, словно не до конца доверял персоналу ресторана. — Должны через три дня, а там как пойдёт, — зная тягу Шишинина организовывать пару дополнительных шабашек, Апина старалась вообще не ориентироваться на даты выступлений. Общение с Витей сейчас давалось куда проще, чем в «Метле». Пропало вот то ощущение напряжения, пронизывающего воздух и делающего кислород бетонным, давящим на хребет. Парень напротив больше не пугал Алёну, исходящий от него аромат власти сделался знакомым, не раздражал слизистую, не заставлял деревенеть всем телом. За несколько часов, пока они болтали в отдельной комнате «Метлы», девушка поняла: Пчёлкин тянулся курить исключительно от нервов. Вычислить столь важную деталь оказалось до смешного просто. К окончанию второй бутылки, когда Апина уже развалилась на диване, забыв, как до этого ютилась на самом краешке, парень перестал затягиваться табаком. Его ладонь инстинктивно не притрагивалась к пачке, зажигалка бесхозно лежала на столе, а дым прекратил создавать между молодыми людьми ширму. Достаточно расслабившись, Витя перестал искать помощь у сигарет, полностью сосредоточившись на Алёне, которая громко хохотала от очередной забавной истории из юности парня. — Это тебе, кстати, — он вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую бархатную коробочку и положил рядом с бокалом девушки. — Что там? — Боже, она надеялась, что не кольцо. Ну, ведь не мог он за одну встречу придумать, будто встретил любовь всей своей жизни? К тому же, Пчёлкин не был похож на парня, способного жениться на первой встречной. — Открой, — изображая безразличие, Витя отпил шампанское, искоса поглядывая на Алёну. Невозможно. Просто… невозможно и всё тут. Откинув крышку, девушка чудом удержала коробочку в пальцах, потому что лежащие внутри серьги с изумрудами, а она могла поспорить: это были драгоценные камни, смотрелись слишком дорого. Пожалуй, продай эти цацки в ломбарде за полцены, Апина запросто могла бы купить однокомнатную квартиру на окраине Саратова. — Нет, — она положила коробку на стол и отодвинула, часто замотав головой. — Это слишком, я не возьму! — Да ладно, — закатив глаза, Пчёлкин вынул серьги, подставляя под свет люстры так, чтобы камни переливались особенно красиво. — Не нравятся? — Очень красиво, — с придыханием произнесла Апина. — Они твои, — Витя хохотнул, взял ладонь девушки в свою и вложил украшения прямо в пальцы, заставляя Алёну наощупь почувствовать грани камней. — Отказ не принимается! Можешь выкинуть, можешь вон, официантке подарить! — Облезет, — пробормотала она, проводя подушечкой большого пальца по застёжке из жёлтого золота. Какое количество мужчин в окружении Апиной могло себе позволить вот так, мимоходом преподнести серьги с изумрудами в качестве дополнения к ужину? Да, пожалуй, примерно никто. — Я спросить хотела, — прикинувшись девственной невинностью, Алёна нарочито внимательно смотрела на отблески, которые кидали камни, лишь бы ничем не выдать заинтересованность, — а у вас там в офисе много девушек? — Смотря с какой целью интересуешься, — Пчёлкин склонил вбок голову, Апина заметила это периферийным зрением, и растянул губы в улыбке. — Да просто интересно стало, — всё тем же будничным тоном сказала она. — Ну-ну, — тихо рассмеявшись, Витя сделал глоток шампанского, продолжая разглядывать девушку. Разумеется, интересно ей стало вовсе не просто. На то имелись конкретные причины. Если точнее — конкретная причина по имени Люда, которая взяла трубку, когда Алёна позвонила днём в офис. На самом деле, она изначально не планировала вытаскивать из кошелька визитку с его номером, там более набирать по нему, само как-то вышло. Если уж начистоту, то Пчёлкин взял с Апиной обещание, что та непременно позвонит ему по возвращении. А её не дикари воспитывали, знаете ли! Приличные девушки и в гостинице «Россия» остаются приличными! Конечно же, дело было исключительно в манерах, никак не в желании услышать его голос. — Только Люда, — выдержав паузу, дождавшись, пока Алёна уберёт серьги обратно в коробочку, сжалился с ответом Витя. Честное слово, девушку бы порвало, не скажи он ей этого напрямую. — Но она не в моём вкусе. — А какие в твоём вкусе? — она специально понизила тон голоса, делая фразу более томной. — Тем, кто в моём вкусе, я дарю цацки, — ухмыльнулся Пчёлкин и кивнул на нетронутый Апиной бокал. У неё в груди завязался узел из чего-то, что не имело право сплетаться. Внутренние органы разом обвили сердце в клубок, прикинулись лианами, лишь бы хоть немного сдержать его, принявшееся биться в три раза быстрее, чем до. Ещё немного, и хруст собственных рёбер прозвучал бы в ушах Алёны. Что там говорят о чувствах? Они всегда бьют по голове, словно обух? Если оно так, то конкретно этот удар пришёлся изнутри под дых. При всех их различиях, при том, что Апина была цветком, пускай с Саратовской грядки, выросшим под музыку Рахманинова, а Пчёлкин — обычным советским сорняком, попивающим пиво в беседке неподалёку от дома в Бирюлёво, у них находилась уйма тем для разговоров. Активнее всего они трепались про детство, сравнивали свои семьи, каким образом родители устраивали быт. Неожиданно для себя Алёна узнала: Витя вырос в полной семье. Не сказать, что уж прямо-таки идеальной, однако слово «хорошие» прекрасно подходило под описание его родителей. Мама большую частью жизни, насколько запомнила девушка, трудилась бухгалтером на фабрике, отец работал там же мастером. Утром вместе на работу, если папа был в первую смену, вечером — домой, обязательно через булочную. В это время юный Витя познавал азы курения, учился маскировать запах стиснутого из серванта отца друга портвейн, впервые кадрил девчонок. Жил нормальную жизнь советского юноши с окраины, но всё же столицы. Сам факт рождения в Москве заранее добавлял ему лоска. Рассказывая о себе, Алёна аккуратно избегала двух тем, которые, казалось, попросту невозможно обойти. Нет, она не врала, когда говорила, что в пять лет ей купили пианино, вспоминала развод родители в день своего десятилетия. До сих пор девушка не могла понять, какого чёрта они выбрали именно её день рождения. Неужели, нельзя было попросить перенести? В принципе, Апина не обманула ни в чём, зато решила утаить приличное количество скелетов, распихав те по невидимым глазу шкафам, замаскировав улыбкой или глотком шампанского. Она не сказала о том, что родители пили последние лет пятнадцать. Оба. И если отца Алёна видела редко, предпочитая не встречать с его новой женой, а потому о количестве испитой водки знала лишь примерно, то по поводу мамы ей было известно всё до последней капли. Сколько ссор слышали стены их квартиры, когда Апина в слезах хватала «пузырь» да выливала в раковину под истошный ор матери, не знал никто. Наверное, из-за неё Алёна так отчаянно хотела уехать из Саратова. Родной город ассоциировался со спрятанной под раковиной на кухне пустой бутылкой «горькой». Но вот что поразило девушку сильнее всего: гордость, с которой она рассказывала, как мама, будучи продавцом в гастрономе, приносила домой тюки колбасы, не вызвала в Вите ничего. Совершенно. Оказалось, жители столицы вовсе не коротали дни в длинных очередях, надеясь поймать выброшенную на прилавок скверно ощипанную курицу, а запросто приходили в магазин и брали, что захотят. Так звучала роскошь по меркам провинциальной Апиной. И, наверное, из-за этой разницы в быте они настолько иначе смотрели на деньги сегодня. Алёна пихала каждую копейку по карманам, чахла над своим златом, боясь переплатить за лосины возле Рижского, пока Витя покупал серьги с изумрудами, натурально сорил деньгами, будто завтра придёт втрое больше. Она не понимала, как он мог купить себе «Мерс» просто потому, что захотел, каким образом заказывал бутылки шампанского, даже не смотря на цену в меню. Очень может быть, девушка не сумеет понять этого никогда, навсегда оставшись внутри девочкой из Саратова, с завистью отмечающей у одноклассницы новый портфель. — Тебя куда? — Выходя из дверей ресторана, Витя поправил ворот бежевого пальто. — Ты на машине? — Алёна прикинула в голове, сколько бокалов выпил парень, и насчитала максимум два. — Во-он стоит, — рука с печаткой указала на «Мерс», который стоял немного дальше у тротуара. — В гостиницу. — Холод прошёлся по горлу, заставляя Апину вздрогнуть всем телом и плотнее сдвинуть лацканы своего пальто, абсолютно не по погоде. Расщедриться на шубу девушка до сих пор не смогла. В салоне стоял сильный запах «ёлочки», болтающейся на зеркале заднего вида, однако отчётливее всего здесь пахло естественным парфюмом Пчёлкина — властью. В скрипе новой кожи сиденья, в магнитоле без единой царапины, в документах, лежащих за «козырьком», — везде была слышна возможность без лишних раздумий пойти и купить себе автомобиль. Восхищало ли это Алёну? Естественно. А кто устоит перед молодым человеком, весьма симпатичным, кстати, который не думает, на какие деньги ему завтра пообедать? Москва с наступлением сумерек становилась похожа на новогоднюю ёлку, увешанную гирляндами. Разноцветные огоньки расплывались перед глазами уставившейся в окно Алёны, смешивались, словно она смотрела на быстрый калейдоскоп. Весь город превращался в одну сплошную зелёную красавицу, украшая себя торопящимися домой после работы людьми, как стеклянными расписными шариками. Ни в одном другом городе, коих девушка объездила за последние два года предостаточно, она не видела такого буйства красок. Столица оправдывала звание центра страны тем, до чего отчаянно кичилась возможностью потратить любые деньги, только бы выглядеть презентабельно. Витя идеально подходил этому городу, вне всяких сомнений. — Тут? — спросил он, остановившись у дверей гостиницы. — Ага, — Алёна развернулась лицом к парню. Темнота улицы заглядывала в окна автомобиля, была свидетелем того, как два молодых человека искали причину остаться наедине ещё немного, всего чуточку. — Мне надо будет завтра уехать по делам, — практически протараторил Пчёлкин, и Апина понимала, что спрашивать у него, куда и зачем, бессмысленно. — Ты в офис набери, когда вернёшься, лады? — А если тебя не будет? — В этой темени васильковый цвет его глаз крапинками вмешивал в радужки ночное небо, разбавлял голубой чёрным. — Это вряд ли, — Витя с усмешкой прочертил взглядом линию по лицу Алёны и остановился на губах. Видимо, судьбу тронул подарок парня в виде коробки с серьгами, лежащей у Апиной в сумке, потому что другого объяснения не находилось. Им опять было позволено попробовать сделать тот самый шаг, мир вновь замер, буквально сжимаясь вокруг парочки пузырём, лишь бы двое сидящих в машине людей развернули упаковку. Аккуратно. Нежно. Едва касаясь. Без пошлости. Витя придвинулся ближе к Алёне. Его рука осторожно переместилась на колено девушки, выглядывающее из-под пальто. Пальцы прошлись по чашечке, пуская разряды электричества через капрон точно в кожу, двинулись выше, к бедру. У Апиной перехватило дыхание. Да, это оно. То самое, когда вся планета шла к чёрту, всё на свете переставало существовать вместе с его тяжёлым дыханием в паре сантиметров от её губ. Сама Алёна не давала кислороду проникать в лёгкие. — Блять, — Пчёлкин уронил голову, еле слышно рассмеявшись. Из машины позади раздался протяжный сигнал клаксона, недвусмысленно намекая, что мир вовсе не замер. — Я позвоню, как вернусь, — коснувшись щеки парня губами, прошептала Апина и подхватила сумку трясущимися пальцами. Трижды судьба подобных подарков не делает. Определённо не в её стиле.

***

Шишинин наворачивал круги по опустевшей студии, словно планировал узнать, какое расстояние необходимо пройти его ногам прежде, чем кровавые мозоли покроют ступни. Судя по тому, что он ещё даже не начал прихрамывать, беспрерывно кружась по меньшей мере час, парень мог выдержать довольно долгие загулы. Честно говоря, Апина не понимала, зачем она здесь. И Иванова, кстати, тоже. Возможно, в качестве моральной поддержки для блуждающего перед ними продюсера, а, может быть, всё дело в необходимости разделить ответственность на троих? Ну, знаете, просто ради морального успокоения Саши. Ведь ежели огромную гору кошмара разложить на три пары плеч, каждой конкретной достанется не такая уж и тяжёлая ноша. Замеряя следами кроссовок периметр комнаты, Шишинин то хватался за голову, то нервно посмеивался себе под нос, то вдруг впивался взглядом в точку на стене, гипнотизируя шершавый рельеф штукатурки. Он ничего не говорил, не давал хотя бы примерного понимания, куда их всех занесла нелёгкая. Саша просто наматывал стотысячный круг по студии, давая Алёне и Тане понять: они в жопе. И судя по всему, довольно глубоко, раз впервые за три года знакомства парень решил их втянуть в свою личную истерику. — Ты можешь нормально объяснить? — прервала молчание Иванова, которая за последний час выкурила сигареты три. На одну больше Апиной. — Так я уже всё сказал, — Шишинин отвечал неправдоподобно спокойно, будто поезда из задницы ходили крайне редко, а потому спешить, тараторить — пустая трата сил. — Лис забрал все бабки. Ещё тысячу сверху требует. За моральную компенсацию, — болезненная улыбка приподняла уголок губы Саши. Рано или поздно к этому должно было всё прийти. Их левые выступления в кабаках, пачки денег после концертов, которые Шишинин получал втихую за сценой из рук директоров стадионов — всё это обязательно имело своё окончание здесь. Апина бы солгала, скажи она сейчас, будто предвидела подобный расклад, однако не замечать его делалось трудно с каждым днём. Лис — Сергей Лисовский, человек, нехило подсобивший Шишинину в нужное время. Два года назад, когда «Комбинация» из местечковой группы превращалась в нечто большее, именно Лисовский первым заметил девчачий коллектив из Саратова и предложил продюсеру элементарную в своей простоте сделку: площадки в обмен на бабло. Сергей помог с концертами, дал группе возможность уверенно гастролировать, зарабатывать деньги, от Саши же требовалось покорно отстёгивать какой-то процент. Восхитительная схема, где все оставались в выигрыше. Как оказалось, чем больше по стране появлялось утюгов, из которых гремели песни «Комбинации», тем активнее рос гонорар за выступления, о чём Алёна, например, лишь подозревала. Нет, разумеется, суммы её заработков тоже выросли, но соизмерять их с общей кассой было бы верхом наивности. Львиную долю забирали Саша и Сергей. У второго, к слову, дела шли не то чтобы очень хорошо. При том, что Лис продолжал устраивать масштабные дискотеки на тысячи человек, собирал под одной крышей настоящий свет эстрады, всё больше людей сторонились некогда самого влиятельно продюсера в индустрии. Поговаривали, будто по его заказу грохнули Талькова. Вполне вероятно, ничего общего с правдой те слухи не имели, однако наверняка никто до конца не знал, предпочитая обходить Лисовского на публике. — Надо было сказать ему про Баку, — озвучила Апина очевидную всем троим мысль. — Вот щас мне чё с этим делать? — Вау. Шишинин остановился, заорав так, что стоящая на столе стеклянная пепельница рисковала треснуть. — Всё, уже не сказал! — Ну так поговори с ним! — Алёна не терпела подобный выпадов в свой адрес, молниеносно подстроила собственную интонацию под ту, с которой заверещал Саша. — Иди, в ноги падай, извиняйся! — Реально, — фыркнула Таня и схватила сигарету. Четвёртую. Всего за час. — Ты думаешь, я не пытался? — сощурившись, Шишинин посмотрел на Апину так, словно она несла несусветную чушь, сама того не понимая. — Да он слушать ничё не хочет! Амбалы его бабки забрали, отмудохали и вытолкали из офиса. Только сейчас Алёна заметила выглядывающий из-под ворота футболки парня синюшный след, заходящий на шею. Видать, там, под тканью скрывался далеко не единственный похожий. Раньше Апиной не доводилось видеть Шишинина в таком состоянии. Потерянный — слово, идеально описывающее продюсера в эту минуту. Он напоминал котёнка, брошенного посреди глубоко океана без права на жизнь. Вместе с криком Саша выпускал последние пузырьки воздуха, захлёбывался, но продолжал изображать попытки выплыть. — Надо что-то придумать, — Таня выдохнула сигаретный дым в сторону Алёны, и ноты табака подкинули абсолютно бредовую на первый взгляд идею. Девушка рывком раскрыла сумку, сразу принявшись искать то, что валялось там на постоянной основе почти три недели. Под руку попадалась пудреница, две помады, какой-то календарик из киоска, кошель. Не то. Вывалив содержимое на диван, Апина лихорадочно отбрасывала ненужные в данный момент вещи, ища крохотную визитку с номером телефона того, кто мог хотя бы попытаться им помочь. По крайней мере, она на это рассчитывала. — Наконец-то, — пробормотала Алёна, найдя карточку. Буквально подлетев к телефону, который стоял в самом углу комнаты на небольшой тумбе, девушка принялась набирать номер. Она попадала на нужные цифры со второго раза, ей приходилось класть трубку и нажимать кнопки по новой до того момента, пока с другого конца провода приветливый женский голос не произнёс стандартную фразу: — Приёмная «Курс-Инвест», здравствуйте, — прощебетала девушка. — Здравствуйте, — Апина прочистила горло, ощущая, как волнение царапало стенки, и сверилась с визиткой, — соедините меня с Виктором Павловичем, пожалуйста. — Как вас представить? — Значит, он уже вернулся из своей поездки, раз секретарь была готова связать Алёну с Витей. — Алёна Апина, — сказала она, добавив через секунду. — Скажите, что это очень важно. Иногда ей становилось интересно, действительно ли высоко летал Пчёлкин или только притворялся птицей, поднимающейся аж до стратосферы. Машина, рестораны, украшения — безусловно, показатель статуса, однако пыль в глаза никто не отменял. Апина надеялась, что бравада парня не заканчивалась на широких жестах, а имела под собой крепкий фундамент из реальных возможностей. — Какие люди, — он рассмеялся в трубку, наверное, ожидая лёгкого разговора с выбором места для ужина. — Вить, мне нужна помощь, — облизав пересохшие от страха губы, Алёна закрыла глаза. — У нас забрали все деньги за концерт, Сашу избили, я не зна… — Кто? — не дав девушке договорить, спросил Витя. Его голос стал напряжённым, ни следа не осталось от лёгкости, звучащей в трубке пяти секундами раньше. — Лис, то есть, Лисовский, я ничего не пони… — она лепетала настолько быстро, насколько могла, учитывая клокочущий в трахее страх. — Саша твой рядом? — зато Пчёлкин говорил твёрдо, решительно, будто изо дня в день решал такие проблемы и имел чёткий алгоритм действий. — Да, — Апина кивнула для верности. — Дай ему трубку! — Не оставалось никаких сомнений: Витя знал, что делать. В его голосе, обычно обволакивающем, сейчас Алёна слышала ноты стальной уверенности. Переведя взгляд на ошарашенного Сашу, девушка протянула ему телефонную трубку, из которой доносилось дыхание. На фоне того, как общался Пчёлкин, истеричный крик Шишинина смотрелся ещё хуже, превращал продюсера в склочную бабку посреди рынка, уличающую продавца во вранье весов. — Да, Витя, здравствуйте, — подойдя на негнущихся ногах к телефону, произнёс Саша хриплым голосом. — В общем, ситуация такая: мы были в Баку на кон… Алёна смотрела на движения губ парня, не слыша при этом абсолютно ничего из довольно короткого диалога. Вроде бы, он назвал адрес офиса Лиса и озвучил сумму в две тысячи рублей, которые были буквально выбиты с боем через кровавые подтёки по всему телу Шишинина. Апина могла думать лишь об одном: только бы Пчёлкин оказался равно тем, за кого себя выдавал. Птица низкого полёта попросту не сумеет добраться до ястреба, коим, вне всяких сомнений, являлся Лисовский. — Тань, — шепнула Алёна подруге, внимательно следящей за разговаривающим по телефону Сашей, — дай сигаретку. — Щас, — окончательно потерявшись между жопой, в которой они оказались, и человеком, собравшимся их вытаскивать, Иванова прикурила сигарету, тут же вставив Апиной в губы. — Слушай, а чё за Витя? Пчёла который? — Угу, — кивнув, девушка втянула в себя терпкий дым табачного листа, оставляющий неприятный налёт на языке. Но сейчас на это было плевать, честно говоря. Перед глазами всё расплывалось, студия превращалась в сплошное пятно, кляксу, если угодно. Контур картинки перед Алёной стирался, словно подступающие слёзы превращались в ластик и ненавидели очерченные линии. Стол, пики штукатурки, тумбочка, где стоял телефон — всё исказилось до неузнаваемости. Единственное, на чём концентрировалась девушка, расположилось в самом низу стены, почти у пола. Наверное, кто-то нечаянно сковырнул шершавое покрытие, оставив после себя две отметины голого бетона, ярко выделяющегося серым цветом на фоне общего бежевого полотна. Апина предпочла фокусировать взгляд на двух убогих проплешинах, лишь бы не смотреть на Шишинина. Потому что ей было страшно. Страшно от непонимания, каким образом они все будут существовать дальше, к чему приведёт очевидный ужас отношений Саши с Лисом. И этот грёбаный страх чувствовался, как прилипший к позвоночнику пустой желудок, как сигарета, обжигающая фалангу указательного пальца. Как сидеть в студии, смотреть на облупившуюся штукатурку и не знать, наступит ли для группы «Комбинация» завтрашний день. Вот у Талькова такой однажды не наступил. Алёна с Таней просидели практически неподвижно на диване три сигареты. По пустой пачке определять время оказалось куда проще, чем по стрелкам часов, на которые девушки не смотрели. Саша несколько раз принимался заново вычерчивать круги по комнате, однако быстро садился обратно на стул рядом с телефоном. Скорее всего, ждал звонка либо от Лиса, либо от Вити. Оставалось надеяться, что первый не наберёт больше никогда. Дыхание участилось моментально, даже при учёте резко появившегося в горле кома. К счастью, Апина всего за минуту до успела докурить ту самую третью сигарету, иначе рисковала пасть замертво от удушения дымом. По рукам пошли мурашки, волосы на затылке приподнялись, стоило девушке услышать шаги дальше по коридору. Несколько человек. Мужчины, ибо женщины не могли столь громко топать. Без шуток, она почувствовала, как похолодели подушечки пальцев, когда увидела открывающуюся дверь. — Больно тихо тут у вас, — с улыбкой заявил Витя, первым входя в студию. — Помер кто? — Реально, — следом за ним, тоже с выражением лица, словно ничьи жизни не висели на волоске, вошёл Космос. — Я думал, вы тут, ну, песни поёте. — Лови, — Пчёлкин бросил на тумбочку рядом с Шишининым пачку денег, перетянутую канцелярской резинкой. — Три тыщи должно быть, — продолжил второй спаситель и оглянулся вокруг себя, видимо, на глаз оценивая скромное убранство комнаты. — Косарь сверху за моральный ущерб. Апина не верила ни слуху, ни зрению, ни обонянию. Они говорили, что вернули все деньги с избытком, показывали на купюры, которые принялся пересчитывать Саша, источали уже знакомый запах власти, а Алёна не могла принять, что парень, повстречавшийся совершенно нечаянно на дискотеке в Саратове, спустя три года в прямом смысле слова спас её от пиздеца. — Получилось? — еле выдавила девушка, слабо узнавая собственный голос. — А ты сомневалась? — Пчёлкин усмехнулся и подмигнул Апиной, как если бы не сделал ничего особенного. — Слушай, Сань, связался ты, конечно, с гнидой конкретной. Будет наезжать — возьми у Алёны номер мой, ещё пообщаемся. — Добавим, если не хватило, — захохотал Космос. Нет, конечно, от наивности Алёна избавилась довольно давно. Смотря сейчас на двух молодых людей в пальто, выглядящих в этой комнате, надо заметить, довольно инородно, она осознавала: они не мальчики-зайчики из леса, не тимуровцы, безвозмездно помогающие попавшим в западню несчастным, но почему-то эти двое не напоминали бандосов, способных своими руками причинить вред. Возможно, девушка не желала замечать очевидных маркеров, предпочитая зачарованно смотреть на Пчёлкина, который за три выкуренные сигареты сделал то, на что Шишинину не хватило бы сил никогда. — Девушка, — улыбнувшись своей самой обворожительной улыбкой из, наверное, огромного арсенала, Космос аккуратно приобнял Таню за плечи, присев на спинку дивана, — а хотите покажу вам вечернюю Москву? — Руку не уберёшь через секунду — вырву и обратной стороной вставлю, понял меня? — Стоило ей произнести последний слог, ладонь парня отлетела от Ивановой, будто на платье кто-то нанёс серную кислоту. — Очень доходчиво! — кивнул он и мигом встал, для верности сделав шаг в сторону. Не слишком безопасное расстояние, говоря откровенно. — Вить, можешь отвезти меня в гостиницу? — Алёна подняла на него полные усталости глаза, мечтая убраться отсюда как можно скорее. Ей хотелось забраться в горячий душ, тереть всю себя вспененной мочалкой до царапин, только бы вытащить из пор противный страх, успевший впитаться в организм. — Без проблем, — согласно кивнул Витя и окинул взглядом друга, посматривающего на Таню. Второй раз предложить проехаться по утопающей в сумерках столице Космос отчего-то не решился. Удивительно, но Апина умудрилась подняться на ноги, на самом деле, вовсе не чувствуя их после нескольких часов беспрерывного сидения на одном месте. Наощупь она взяла пальто, подхватила сумку, в которую скидала всё как попало. Из горла вырывались слова, по своей хлёсткости напоминающие звонкую девичью пощёчину, вот только Алёна бы не позволила себе опуститься до оскорблений, когда проходила мимо Саши. Это он загнал их всех в угол, откуда выхода не существовало вовсе. Он, будучи мелким кроликом, решил сыграть в тёмную с волком, а теперь пересчитывал пальцами, бьющимися в треморе, шелестящие купюры. — Давай довезу до гостишки? — услышала Алёна за спиной голос Космоса. Видимо, инстинкт самосохранения отбирали в обмен на внушительный рост. — Хоть пальцем тронешь… — окончание слов Тани девушка уже не услышала за стуком своих каблуков. Пчёлкин, осторожно взяв Апину под локоть, вёл её к машине, будто забрал из больницы пациентку, накаченную психотропными. В глухой темноте улицы погано, освещённой тусклыми фонарями, она не рассмотрела бы его чёрный «Мерс» ни за что, если бы Витя сам не усадил девушку на переднее пассажирское. В голове раз за разом проигрывался крик Саши. То, насколько беспомощным выглядел парень, осознавая, что матёрый волк загрыз его, даже не прикладывая усилий. — Я тебе покажу кое-что, — сказал Пчёлкин, заводя машину. — Что? — Апина не перевела на него взгляд. Она пялилась перед собой на бардачок, где не успело скопиться всякой лишней мелочёвки. — Увидишь. — Ей не нужно было смотреть, чтобы знать: он ухмыльнулся. Алёна не была одной из тех девушек, которых не волновало куда, лишь бы с тем единственным, но сейчас, конкретно в эту минуту, она оказалась неспособна задавать вопросы. Главное — не в гостиницу. Само здание «России» своим величественным видом напоминало, во что ввязался Шишинин и Апина вместе с ним. — Не грузись, — тихо произнёс Витя, отъезжая от студии. Краем глаза Алёна заметила, как Космос по-джентельменски пропустил Таню первой выйти на улицу. — Нас с пацанами тоже кидали. — Я больше не могу, — девушка упала лицом в ладони, пряча вставшие в глазах слёзы. Все эти два года Апина упорно сглатывала сальные взгляды на выступлениях в кабаках, прилипающие к ногам мерзкими наростами, не замечала взрывного характера Шишинина, списывая на усталость или прочую чушь, игнорировала ноющую спину, словно между позвонками вложили острые шипы, а теперь Алёна просто устала. Кончилась. Непроходимость трахеи ощущалась отчётливее капающих на пальцы солёных слёз. Стащив с талии пояс, который девушка на регулярной основе затягивала потуже, лишь бы не дать слабину, она вскинула его в воздух, и тот превратился в белый флаг. — Лёль, ну ты это… — Пчёлкин провёл ладонью по её спине, стараясь не надавливать сильно. В отличие от Шишинина, он помнил все до последней жалобы на тянущую боль. — Давай куплю путёвку какую, съездишь, кости погреешь? — Нет, — мотнув головой, Апина втянула воздух сквозь зубы. Внутри этой тихой, камерной драмы она практически упустила, как Витя назвал её. И, чёрт, в эту минуту Алёна проклинала Сашу куда сильнее, чем раньше, потому что ей бы хотелось видеть, с каким лицом парень произнёс это «Лёль». Улыбался ли он? Хотелось верить в нежность, приподнявшую уголки его губ. За всё остальное время в пути ни Апина, ни Пчёлкин не сказали ничего. Молчащая магнитола осуждающе посматривала на девушку, наверное, желая прокрутить новенькую кассету от начала и до конца. Однако вместо этого салон заполняли редкие всхлипы постепенно успокаивающейся Алёны, шум крутящихся по асфальту шин, сигналы проезжающих мимо автомобилей да шорох пальто Вити, когда он, останавливаясь на светофорах, поворачивался к девушке. В его взгляде читалась решимость помочь, спасти из любой беды, вот только парень понятия не имел, куда протянуть руку. — Пошли, — Пчёлкин затормозил у бордюра напротив смотровой площадки Ленинских гор. Опять разрешая себе пойти у него на поводу, Апина бросила сумку на заднее сиденье и вышла к декабрьской стуже, бьющей по щекам острыми снежинками. Здесь, наверху, город будто хотел привести девушку в чувства, а потому норовил разрезать пылающую кожу узорчатыми произведениями природного искусства. Алёна отставала на шаг, рассматривала Витю, который, не говоря ни слова, подошёл к каменному ограждению, упёрся руками и глубоко вдохнул. — Перед тем, как мы с тобой познакомились, — заговорил парень, дождавшись, пока Алёна встанет рядом, — нас с парнями конкретно нагнули. — Кто? — Заснеженная Москва с этой точки напоминала человека, укрывшегося белым одеялом под самый подбородок. — Хер знает, — пожал плечами Пчёлкин. — Саня, может, помнишь, в «Акуле» тоже был, тогда прятался на даче у друзей Коса. Ну, вот, мы к нему приехали, посидели, выпили, а потом — пиздец. Автоматчики налетели, шмалять во все стороны начали, мы с Саньком еле ноги унесли. Ему в бочину попали. — Господи, — ладонь Апиной сама подлетела к губам, прижав их так, будто сдерживала испуганный вскрик. — Вот после всего мы сюда прикатили. — Казалось, Витя рассказывал эту историю не Алёне, а объяснялся со смотровой. — Стояли, курили, решали, что делать дальше. — И решили ехать на Урал? — она могла бы не добавлять вопросительную интонацию, само получилось. Девушка хотела задавать ему вопросы, пользоваться редчайшим моментом, когда Пчёлкин не скрывался. За те две встречи в «Метле» и «Авроре» она ни разу не слышала столько искренности в его голосе. — Ага, у Сани там родственники какие-то, — подняв голову выше, Витя присмотрелся к дереву. Совершенно обычному, но отчего-то именно оно вызвало у парня нежную улыбку. — Я тогда думал: всё, кранты, нихера хорошего больше в жизни не будет. А потом мы заехали в Саратов по дороге, пошли на дискач. Парень, который глазами Алёны выглядел скалой из прочнейшего в мире камня, сейчас исповедовался перед падающими на плечи пальто снежинками. В обычном рассказе, коих набралось у каждого похожего с десяток, она слышала боль мальчишки, случайно встретившего на своём пути настоящую проблему. Сколько ему тогда было? Двадцать? Имел ли шанс он, узнавший, как свистели пули автоматных очередей и какого цвета кровь у друга, стать другим человеком? Пожалуй, нет. — Я, кстати, на следующий день опять туда в парк пришёл, — Пчёлкин обернулся к Апиной и посмотрел прямо в глаза. — Думал, вы там выступать будете. — Поцелуй меня, — сорвалось с языка быстрее, чем Алёна успела обдумать. Ей это требовалось. Выцеловать свою боль, его, в тонких ниточках слюны разделить то, что стягивало талию до хруста рёбер. Девушка физически ощущала потребность вырвать из цепких когтей судьбы третий презент, забрать его силой, если придётся, потому что сейчас она была готова драться за возможность порвать фольгированную подарочную упаковку. Витя ласково, словно боялся спугнуть тихую просьбу, склонил голову, коснулся губ Алёны своими. Она поддалась, позволяя себе растворяться в ощущении контраста между порывами холодного ветра и его горячим дыханием. Конечно, девушка целовалась раньше, во время гаданий на любовь она не имела никакого шанса первой раздавать колоду, однако сейчас всё было иначе. Никакой вульгарной похабщины, ничего общего с грубыми рывками, проникающим в рот языком. Пчёлкин целовал её, как будто исповедь закончилась прикосновением к святым мощам, и Апина стала для него личным алтарём. Воздух в лёгких стремительно заканчивался, им приходилось прерываться буквально на секунду, лишь бы вернуться друг к другу с новым витком отпущения всех грехов. Она рассказывала Вите о том, что прежде предпочитала оставлять только для подушки перед сном: он ей нравился. Слишком сильно, чтобы полноценно вдохнуть, а не возвращаться к поцелую со сбитым дыханием. И судя по ладони парня, которая легла к Алёне на щёку, её чувства были обречены на взаимность.

***

Уверенный шаг шёл вразрез с тем, как внутри у Алёны всё сотрясалась под страхом надвигающегося разговора. Она прислушивалась к глухому стуку каблуков на линолеуме, оставляя на заднем плане звуки голосов, доносящиеся через открытую дверь студии, откуда двумя днями раньше выходила, словно напичканная таблетками, содержащими в своём составе отвращение. То, что девушка планировала произнести через несколько секунд по-прежнему, даже спустя две почти бессонные ночи, проведённые в раздумьях, напоминало бред. Но тянуть дальше Апина не собиралась. Целый коктейль из ароматов парфюма заполнил собой всю комнату. Особенно хорошо слышались духи Тани: терпкие, обжигающие рецепторы. Чуть хуже — Саши. Всё-таки им не тягаться с «Красной Москвой». Алёна насильно заставляла себя вдыхать поглубже, чтобы, пускай на мгновение, но сместить фокус собственного внимания на что-то, кроме речи, заготовленной и отрепетированной прошедшей ночью в ванной. — О, а чё опаздываем? — первой девушку заметила развалившаяся на диване Иванова. На том самом диване, откуда Апина уходила вслед за Пчёлкиным, ещё не догадываясь, чем обернутся следующие двое суток. — Привет, — сказала Алёна, мысленно прося подругу понять всё, что произойдёт дальше. Саша с Виталиком сидели на стульях рядом с тумбочкой, где стоял телефон. Теперь он ассоциировался с решительным тоном Пчёлкина и абсолютной растерянностью Шишинина. — Саш, деньги за Баку, — подушечка указательного трижды проехалась по большому, давая понять: Апина ждала свои честно заработанные сто рублей за два стадиона и одно выступление в ресторане. — Лен, надо сегодня записать «Бухгалтера», — Виталик обернулся к тумбочке, начав перебирать сложенные в стопку бумажки, пока Саша неспешно вынул из кармана несколько купюр и отсчитал нужную сумму. Ей этого не простит никто. Мечты об англоязычном альбоме, договорённость по поводу гастролей в Америке — всё разом рухнет, как только Алёна заберёт кровные сто рублей. Чувствовала ли она себя паршиво? О, да. Однако продолжать дальше трястись всякий раз, выходя на сцену, и думать, поставил ли Саша в известность нужных людей, девушка тоже не могла. — Твои, — Шишинин протянул стопку десяток, и Апина схватила их, словно получивший законную добычу хищник. — Писаться будем или как? — широко зевнув, Иванова во всю растянулась на диване. На счёт раз. Алёна приготовилась, быстро выдохнула, и отсчитала ровно один такт бешеного биения сердца. — Я ухожу, — на вдохе произнесла она. При переломе врачи рекомендую глубоко вдыхать, если требуется ставить кость на место, а девушка натурально переломила себе хребет. — Чё? — напускная скука с лица Тани исчезла сию секунду, не осталось ни следа от расслабленной позы. Она подскочила на диване и вгрызлась взглядом в щеку подруги, не имея возможности смотреть в глаза. — В смысле? — Саша свёл брови, подавшись ближе. — Куда? — Я не буду больше петь в группе, — за дрожащим голосом Алёна безуспешно прятала сомнения. Конечно, она не была до конца уверена, стоила ли игра свеч. Любая другая на месте Апиной зубами цеплялась бы за возможность колесить по всей стране, собирать тысячи визжащих возле сцены людей, упиваться обрушившейся славой, однако она — не та другая. Алёна знала изнанку этого всего, на себе прочувствовала, каково засыпать в пропахшем табачной вонью салоне автобуса, тихо завывая от боли в позвоночнике. И к своему несчастью, девушка видела, что в поистине критичной ситуации она оставалась вместе с растерзанным зверьком, слушая клацание зубов волка неподалёку. — Не, ты это… — Таня бы обязательно продолжила, не останови её жестом Саша. — Лен, погоди, — он часто замотал головой, распугивая слова Алёны. — Я всё понимаю, паршивая ситуация получилась, но уходить-то зачем? — Я устала, — проталкивая волнение глубже, заставляя его спрятаться до лучшего момента, девушка чувствовала впивающийся взгляд подруги. Он жёгся, обещал после себя волдыри, которые не пройдут через неделю. Так ощущалось клеймо предательницы, решившей в сложный момент бросить корабль даже без сильных пробоин. Проблема в том, что Апина, в отличие от судна, была изрешечена насквозь. — Лен, Лен, — Шишинин выпрямил спину, стараясь мягкой интонацией немного залатать дыры, — тебе надо отдохнуть. Давай недельку, а? Развеешься, в Саратов, может, съездишь? — Я уже всё сказала, — отчеканила Алёна. Её решимость с каждым новым рывком пульса становилась не такой уж твёрдой, как могло показаться несколькими минутами раньше. Бегущие с судна крысы всегда вызывали у девушки отвращение, она старалась обходить мусорки стороной, только бы не наткнуться на противных грызунов, а теперь сама оказалась одной из них. — Да пускай валит, — с очевидной обидой выплюнула Иванова. — Спокойно, — Шишинин выставил руки перед собой, как бы говоря: «Всё нормально, такое случается». — Давайте вот сейчас все успокоимся, выдохнем, да? Лен, ну, ладно, я был не прав, признаю, но девчонки-то здесь причём? Виталик? Нельзя же вот так всех подставить и просто уйти. Слово «просто» разрезало воздух, полоснуло по горлу Апиной, потому что, сука, этот разговор давался ей как угодно, но точно не просто. Ожог от взгляда сидящей на диване Тани разрастался, захватывал грудную клетку Алёны и мутировал в странную форму. Чувство вины перед девочками, Виталиком, их общими мечтами — это всё разом принялось разъедать кости. — Я никого не подставляю, — хохотнула Апина, на самом деле отхаркивая пепел, в который медленно превращались её рёбра. — Когда ты решил кинуть Лисовского, много о группе думал? О девочках, обо мне, о Виталике? — Ребят, давайте не будем ругаться, — Окороков попытался вклиниться между двумя людьми, чьи языки уже слишком много всего наговорили, чтобы прикинуться, будто ничего не произошло. — А я не ругаюсь, — вздёрнула плечами Алёна. — Повторяю ещё раз: дальше без меня. Вы — отдельно, я — отдельно. Об этом девушка тоже размышляла долгими ночами, кутаясь в тонкое одеяло и проклиная плохо работающие батареи номера «России». Получится ли у неё самой пойти дальше? Наверняка Апина не знала, однако попробовать имело смысл. Ты не можешь знать, насколько холодная вода в речке, пока не решишься войти в неё и окунуться с головой. Риск — дело благородное, и девушка искренне надеялась, что ей воздастся за отчаяние по полной. Ведь три года назад она уже бросилась в омут, раскидывая за спину зажжённые спички, сжигая все мосты дотла. Тот риск был чертовски оправданным, а Апина оказалась чертовски фартовой, так что вновь испепелить всё выглядело довольно заманчивой идеей. — И кому ты нахер нужна будешь одна? — Он откинулся на спинку стула, смотря на Алёну так, будто именно по его пасти струйкой стекала венозная кровь. Больше в его голосе не звучало попыток примириться. Теперь там скрежетала злость. Вот оно. Тот вопрос, которым девушка задавалась две ночи подряд, сминая в руках тонкую подушку. Кому она будет нужна без песен «Комбинации»? Кто вообще знал Алёну Апину, если под руки не подворачивалась кассета группы? И эти вопросы имели бы смысл, обязательно перекрыли собой всё остальное, реши она уйти в одиночное плавание, но ведь Алёна бежала совсем от другого. Шишинин заставил её разбросать вокруг полыхающие огнём спички. Сама бы она ни за что на подобное не решилась. — А кому бы нахер нужны были ваши песни, — расправив плечи, девушка сделала короткий шаг вперёд, — если бы не мой голос? — Слыш, — Таня успела подскочить, однако сориентировавшийся Саша вовремя схватил её за плечи, — нахуй пошла отсюда, поняла? Сука! Предательница! Адреналин бил прямо в мозг, нёсся наперегонки с кровью по венам, планируя победить в гонке за право владеть Апиной. Всё тело сотрясалось в импульсах, к горлу подкатывал смех, а к глазам — выступившая влага. Хотелось упасть на колени, согнуться калачиком и выть в потолок студии, потому что Алёна разрушила то, что ещё два года назад выстраивала с невероятным усердием. Вместе с тем она едва сдерживала громкий, победоносный хохот, полный свободы. Скручиваясь на кровати, девушка взвешивала все за и против ухода из группы, понимая: сиюминутная радость пройдёт быстро, вряд ли нагонит за поворотом, когда Апина выйдет из студии. Вполне возможно, уже вечером принятое решение покажется Алёне сущим бредом, ведь действительно, без «Комбинации» никакого будущего вообще не просматривалось впереди. Однако то, что девушка видела вместе с коллективом, тоже не напоминало райские облака. Она не простит Саше эту слабость, не сделает вид, будто без Вити всё равно проблема с деньгами бы разрешилась. Студёный зимний ветер отбросил волосы Апиной, обдав лицо разъярённым дуновением. Мороз прошёлся по нижнему веку, там, где блестели на ярком зимнем солнце ровно две слезинки — по одной из каждого глаза. Быстро перебирая ногами, улыбаясь во все тридцать два, Алёна подбежала и запрыгнула в припаркованный у входа новенький чёрный «Мерс». Парень, который рвался пойти вместе с ней, щелком выбросил недокуренную сигарету в открытое наполовину окно. Позавчера вечером, сам того не подозревая, он взрастил в девушке решимость, вылившуюся в обломки самого важного, что было у Апиной — группы «Комбинация».