Красота в глазах смотрящего

Конец рабочего дня приходит, как водится, когда ему совсем не рад. Очередная откровенно выстраданная статья уходит на чтение, а здание стремительно пустеет. Он знает, что написал хорошо, знает, что работа будет в новом тираже, даже если в последнее время его критикуют за совершенно не вдохновляющие на подвиги выжимки по даваемым в работу фактам. Он все это знает и ему на все это абсолютно наплевать. Некоторые темы совершенно не мотивируют себя мусолить снова и снова. В курилке на двадцатом этаже отличный вид на город, поливаемый дождем, и вопреки вроде как ураганному предупреждению, дождь поливает строго сверху вниз. Ветер, если он и имеется, то где-то не здесь. Внизу сигналят машины, вопреки раннему часу горят все фонари, вот только видимости это не добавляет. Даже не скашивая взгляд за пределы ограждения, Чу Ваньнин знает, что из дверей сыплются спешащие уйти сотрудники; на дороге торчат в пробке тысячи людей, взявшие себе такси, ценник же на услуги водителей подскочил втрое только за этот час. Однако желающих вырваться на волю офисных пленников не останавливает ни ливень, ни реки воды, несущие по дорогам сбитую листву и цветы, ни трафик, ни цены на проезд. Рабочий день давно кончился, и покурить Чу Ваньнин пришел именно потому, что толпиться здесь некому — на всем их этаже горело хорошо если две-три лампы, не считая его — прочие трудоголики, кто с трудом, а кто и с запасом сдавшиеся, уже ушли. Вниз он не смотрит из-за страха высоты, и, казалось бы, зачем мучить себя, осознавая, насколько далеко земля? Но от мысли идти с утекающей сквозь двери толпой в уличную курилку у него меняется выражение лица, делаясь сложно читаемым. Если бы Чу Ваньнину сказали, что курить можно исключительно внизу, преодолевая зато(л)пленность перед офисом — он бы бросил уже это дело. Что угодно, только не толпиться рядом с дверьми единой массой с остальным стадом. Он в свое время в ведущего группы выбивался только ради того, чтобы иметь свой закуточек, и не сидеть со всеми остальными в одном помещении, переглядываясь над перегородками. Хорошее было время, жаль, что кончилась радость быстро — стоило вокруг оглядеться. Его крохотным кабинетиком была каморка, ничуть не больше, чем у остальных в общем помещении, зато перегородка между его столом и столами остальных была от пола до потолка, да еще и с жалюзи, и окно он мог у себя за спиной открывать сколькое ему будет угодно. И ворваться к нему с каким-нибудь драматическим объявлением мог позволить себе только главный редактор, да совсем бессмертные идиоты из новичков, посылать которых на сбор риса Ваньнин уже давно научился с присущей ему прямотой и изяществом. Главный же редактор, к несчастью, во-первых, был все-таки главнее, и послать его было бы проблематично для такого адепта субординации, как Чу Ваньнин, а во-вторых, Мо Жаня он учил сам, и с одной стороны, было приятно, что ученик так вознесся, но тот факт, что на зверские взгляды у парня еще студентом выработался иммунитет, удручал. Почему он вообще думает о Мо Жане? Потерев переносицу рукой с зажатой между пальцев сигаретой, которую он опять докурил только до половины, а она уже погасла, Чу Ваньнин отстучал пепел и убрал окурок обратно в пачку. Потом добьет. Предстояло собрать все свои причиндалы обратно в сумку, закрыть офис, сдать ключи на охрану, расписаться в журнале… Великолепная рутина, а все от того, что он собирается чуть ли не самым последним. Тоже не впервые, но он уже и не помнит даже, с каких пор такое положение дел его не задевает. А на выходе из офиса его догоняет голос другого его ученика: — Учитель Чу! Мужчина по инерции затормозил и в легком недоумении обернулся. Но тут же его взгляд смягчился. Как бы его не бесили иногда его же ученики, все-таки в глубине души он любил всех своих гаденышей. Однако и напоминать не уставал: — Я уже давно не учитель, Ши Минцзин. Мо Жань, закончили верстку? — Да, учитель Чу, — пошутил идущий рядом с Ши Мэем мужчина, и Чу Ваньнин, проигнорировав слабый ту-дум в груди при виде этой улыбки, скрестил руки на груди, с трудом удержавшись от закатывания глаз. Повторять, как попугай, что он не учитель больше, он отказался — хотя бы ради своей гордости. Они поравнялись с ним и все вместе отправились в лифтовой холл. Чу Ваньнин привычно отказался думать, насколько высоко они над землей, и когда звякнул колокольчик — не глядя сделал шаг вперед. Ученики — бывшие — последовали за ним. Мо Жань нажал на кнопку закрытия, и кабина неспешно стала опускаться. Повисла необременительная тишина, вскоре вновь нарушенная Ши Мэем: — Как прошло ваше вчерашнее свидание, учитель? — в тот же миг оба ученика с легким весельем имели возможность понаблюдать, как кривится в отвращении красивое лицо мужчины. Его руки, до того скрещенные на груди, дрогнули, и одна из них машинально прикрыла местечко между плечом и шеей. Не удержавшийся от шалости, Ши Минцзин из природной вредности дернул рубашку учителя на локте, и на мгновение цепким взглядам бывших учеников, а ныне коллег мужчины, открылось большое лиловое пятно засоса с окантовкой следов зубов, въевшееся в абсолютно белую кожу над ключицей. Не удержавшись, Ши Мей присвистнул: — Ого! Мо Жань ничего не сказал, только его темные глаза как будто потемнели еще сильнее, а взгляд стал угрожающим. Сам того не осознавая, уловивший этот взгляд Чу Ваньнин принялся оправдываться: — Просто монстр какой-то, оголодавший. Мне кажется, там со спины все было ясно, но я каждый раз перед встречей надеюсь на лучшее, как в первый раз, — покусав губу, он в очередной раз потер след через воротничок, и убрал руку. Пятно ныло. Лицо Ваньнина скривилось в легком выражении брезгливости. — Да уж, с такой отметиной еще не скоро на новое свидание выберетесь — у девушек нюх на такие штуки, — легкомысленно посетовал Ши Мэй, и похлопал учителя где-то в районе локтя, куда смог беспрепятственно попасть ладонью. — Ничего, ищите и найдете. Однако Чу Ваньнин только головой покачал и неловко дернул плечом. — Больше не буду. Не судьба — значит не судьба. В моем возрасте уже пора смириться и приготовиться к жизни с кошками… — Вам всего тридцать два! — изумился Ши Мэй. — Целых тридцать два года, а толку ноль, — свистящим шепотом рявкнул Чу Ваньнин, и Ши Мэй, ойкнув, втянул голову в плечи. Скрестив руки на груди, учитель кашлянул, сгоняя ком из горла, и сухо завершил все ворчанием, — Будь я таким же красивым, как Ши Мэй, или хотя бы броским, как Мо Жань, еще можно было бы надеяться, что я приглянусь кому-нибудь, но с моим характером и уровнем благосостояния, рассчитывать на банальное знакомство трудно. Не повезло в двадцать — дальше можно не обольщаться, — не заметив, мужчина на миг позволил досаде и разочарованию проступить на лице, но вскоре вернулся к своей привычной маске. А буквально через несколько секунд лифт остановился, чуточку дрогнул, и двери открылись в лифтовом холле первого этажа. Чу Ваньнин не сдержал облегченного вздоха. — Хорошего вечера, учитель, — пожелал Ши Мэй, первым двинувшись к одному из выходов, и Чу Ваньнин, повернув к другой двери, коротко, почти не глядя махнул обоим своим ученикам рукой, так и не обратив внимание на сложно расшифровываемое выражение лица второго своего ученика, который смотрел ему вслед, недоверчиво приподняв брови и задумчиво поглаживая ремешок на своих смарт-часах.