Song of the Dragon Queen / Песнь драконьей королевы

Солнце, словно раскалённый шар, палило на Ступени, заливая их золотистым светом. Воздух, густой от аромата морской соли и копоти, висел над островами, словно плотное, тяжёлое покрывало. Ветер, приносивший с собой запах далекого моря, то и дело раздувал пыль. Из тени скал, окружавших площадь, доносились отголоски работ: стук молотков, скрежет металла и приглушённые голоса людей, занятых своими делами. Вдалеке, где заканчивалась земля, виднелся горизонт, где небо сливалось с морем, словно кто-то невидимой кистью закрасил его синим и бирюзовым цветом. И на левой стороне острова, на каменных ступенях, толпились военачальники. Они обсуждали важнейшие стратегические вопросы, касающиеся грядущих сражений. Деймон Таргариен, с неприкрытым напряжением, стоял посередине, скрепив руки на рукояти Темной сестры, наблюдал за ними: его тёмно-фиолетовые глаза внимательно и пристально оглядывали каждое лицо, каждого советника, что столпились вокруг него. Одежда на них была простой, но качественной, свидетельствующей о статусе и опыте каждого. Доспехи, отливающие на солнце лёгким блеском, на некоторых были потёрты временем, словно запечатлевая отголоски прошедших сражений, а на других, более молодых, – блестели и сверкали, напоминая о свежести и готовности к бою. В воздухе чувствовалась напряжённая атмосфера ожидания и каждый вздох был словно приглушённый разговор, содержащий в себе скрытые планы и тайные соображения. Среди собравшихся выделялся Корлис Веларион, с его величественным видом и проницательным взглядом, который окидывал всё пространство вокруг себя. Он держался за край стола, смотря на резные из дерева физуры, стоящие поверх карты, пока его серебряные дреды покачивались от каждого порыва ветра, пока массивные доспехи при каждом телодвижении издавали характерный звук. Рядом с ним, словно его кривое, искаженное изображение, стояли его родственники и племянники, с горящими решимостью глазами, хотя у доброй половины из них, это были замаскированные самодовольство и безграничная вера в себя. Они были молоды, но полны неистового желания сражаться и победить, быть услышанными, но сами никого не желали слушать; и как непокорных детей их приходилось держать в узде. Напряжение росло, ощущение неизбежности сражения висело в воздухе, подобно тяжелым тучам, но до него ещё было время, а пока - разговоры, долгие и тяжёлые. Веймонд, один из «непокорных и самонадеянных детей», как нарек своих племянников лорд Дрифтмарка, нетерпеливо постукивая пальцем по столу, высказал своё предложение. Его голос, прозвучавший в тишине, было почти не слышно, но все вокруг повернули к нему свои головы. — Должно быть разумно подождать, когда им доставят провизию. Тогда мы с лёгкостью разгромим их корабли. Половина кораблей наверняка сгинет с припасами, а остальные будут лишены возможности снабжения, — и пусть в его словах звучала непредельная уверенность, но становилось ясно, что тот далек от военного дела, как и от тактики. Он живо представил себе картину: разобщённые пираты, лишенные запасов, быстро падут, но не подумал о рисках. Корлис же, стоявший рядом с ним, медленно покачал головой. — Веймонд, твой план слишком рискован, — произнес мужчина, — Мы не знаем, что несут эти корабли: оружие или всего лишь продовольствие. И как будут оборудованы корабли, мы не знаем. Мы можем потратить силы впустую, потерять множество людей и не получить ничего взамен, — и внимательно вгляделся в его лицо, — Триархия — это не глупый враг, который попадётся на наши уловки. Они продумают множество способов противодействия. Его слова были обдуманными и отражали его опыт и предусмотрительность. В его голосе звучал напутственный тон. Он видел в этом не просто игру, а стратегию, в которой каждая ошибка может быть смертельной. Веймонд, нетерпеливо постукивая пальцем, вспыхнул, словно факел. — Дядя, война длится уже почти год! Мы отвоевываем лишь жалкие острова и поджигаем пару-тройку кораблей! Триархия будто не ощущает нашего присутствия! Неужели ты считаешь, что они сдадутся, если мы будем ждать, пока они привезут провиант? — он взмахнул рукой, жестикулируя почти театрально, — Смотри на наши потери! Сколько лучших бойцов гибнет, а они, словно неуязвимые чудовища, продолжают сражаться! Нужно действовать решительно! Корлис, в свою очередь, спокойно, но твёрдо, встретил его взгляд. — Веймонд, ты видишь только одну сторону медали, — он кивнул в сторону бесконечного горизонта, залитого ярким, но безжалостным солнцем, — Ты говоришь о потерях, но не задумываешься, что будет, если твой план провалится? Тогда мы потеряем ещё больше людей, не получив ничего взамен. Они предвидят наши действия и находят на них ответ. Если мы будем действовать, как ты предлагаешь, мы лишь станем игрушками в их руках. Мы должны быть более проницательными, использовать свою силу, а не просто терять её впустую. Мы должны изучить их планы, а не просто действовать на авось. — Но разве не лучше воспользоваться шансом, когда они лишатся припасов? — возразил молодой мужчина, раздражённо скрестив руки на груди, — Если мы застанем их врасплох, когда у них будет меньше провизии, их армия будет деморализована. Неужели ты считаешь, что это плохой вариант? Война — это не игра в кайвассу, дядя! — он стукнул кулаком по столу, — Война требует решительных действий, а не бесконечных обсуждений! Мы должны быть хищниками, а не жертвами. — Решительные действия... — лорд Высокого прилива покачал головой, — ...Должны быть обдуманными и просчитанными, Веймонд. Мы не можем действовать, как слепые котята, постоянно полагаясь на удачу. Мы должны знать, что везём и что собираемся делать. Изучение — вот ключ к победе, а не простое следование импульсу, — он остановился, пристально глядя на своего племянника, — Мы не будем просто терять наших лучших людей, лишь потому, что кто-то захотел быстрого результата. Триархия не глупа и мы должны действовать разумно. Веймонд, пылко отстаивая свою точку зрения, ещё раз подчеркнул необходимость решительных действий. Его голос, полный юношеского задора и воинской страсти, звучал почти криком в тишине, которая повисла в воздухе. — Корлис, война длится уже почти год! Мы отвоевали жалкие острова, поджигаем пару-тройку кораблей, но Триархия не склоняется к миру! Неужели ты, дядя, считаешь, что они сложат оружие, пока мы будем ждать благоприятного момента? Но Деймон, стоявший в центре стола рядом с лордом Дрифтмарка, облачённый в массивные чёрные доспехи, что невольно часто приковывали к себе внимание и в ночи уподобляли его Неведомому, прервал юношу. Его голос был словно низкий гул грома, но звучал ровно; нет, в нём не было раздражения, лишь полное спокойствие. — Веймонд, — произнёс он, так чтобы даже в простом обращении звучал приказ и осуждение, — Твой пыл, хоть и похвален, — он остановился, и в его глазах мелькнуло нечто, напоминающее насмешку, — Но глуп. Война — это не игра в кости, где удача решает всё. Он повернулся к Корлису, его взгляд, не отрываясь ни на секунду, смотрел прямо в глаза опытному полководцу. — Корлис, твоя проницательность не раз спасла нас. Но сейчас ты слишком долго думаешь, — голос Деймона стал ещё ниже, в нём словно звучали отдалённые расскаты грома, — Мы должны действовать, но действовать, как волны, не как обломки, подхваченные штормом. Мы знаем, что они готовятся. Их корабли, полные припасов, — это ловушка, а не дары. Мы должны действовать, но действовать не слепо, а, предвидя их действия, — его взгляд снова переместился на его племянника, — с оглядкой. Не торопись, но не стой в ожидании. Время — наше оружие. Веймонд замолчал. Он хотел возразить, но перед видом Порочного принца смолчал, решив не проверять судьбу. Он лишь взирал на него, тогда как сам Деймон смотрел с него минуту, а после, его спокойствие сменилось еле заметным кивком, словно давая понять Веймонду, что их дискуссия окончена. Лейнор Веларион, сын Морского змея Корлиса, с лёгкой, но всё же заметной дрожью в голосе, нарушил затянувшееся молчание. Он отвёл взгляд от отца, обратившись к Веймонду, словно пытаясь избежать напряжённого взгляда Порочного принца. — Веймонд, — начал он, — я… Я должен высказаться. Мы не можем так рисковать. Он сделал паузу, словно собираясь с духом, и продолжил: — Морской Туман, — он кашлянул, — едва избежал столкновения со стрелой, выпущенной из арбалета. Стрелой, выпущенной скорпионом! Мы должны более осторожно подходить к этому вопросу. Нельзя рисковать так легкомысленно. Наши жизни — и жизни драконов — не должны быть пушечным мясом для этих безрассудных сражений. Лейнор перевёл взгляд на брата короля. — И я считаю, что... — он замялся, думая, — Просто ждать подходящего момента может оказаться куда более выгодным, чем погоня за быстрым успехом. Деймон, не отводя взгляда от Лейнора, медленно кивнул. Его голос звучал ровно, но в нем слышалась стальная твёрдость. — Лейнор, твой страх за Морского Тумана справедлив. И оправдан, — сребровласый повернул голову в сторону своего Красного змея, что отдыхал после бурной ночки. И потом вновь посмотрел на троюродного племянника, — Но, чтобы сохранить дракона, нам нужно не просто затаиться в ночной мгле и не кидаться на болты, — и в этих словах уже звучал упрек, прекрасно зная, как юноша порой переходит допустимое, рискуя. Мужеловец рассеяно кивнул, но всё же недолго подумав выдвинул свою идею. — Что если один из драконов отвлечет триархов, а второй, — он задумался, — Уничтожит их корабли? Так мы бы могли защитить наших драконов и нанесли бы существенный урон противнику. Деймон окинул его внимательным взором. — И кто же какую займет роль? — его голос, низкий и ровный, прозвучал в этой звенящей тишине подобно удару колокола, — Морской Туман плох для отвлекающего маневра вблизи: сам признал, — в этих словах слышалась насмешка и одновременно укол, — но он не настолько быстрый, как Караксес. Напряжение, словно плотная завеса, повисло над каменными ступенями, окутывая собравшихся военачальников. Солнце, всё ещё палящее с высоты, казалось, лишь усиливало гнетущую атмосферу. Лучи играли на отполированных доспехах, создавая причудливые блики и тени, искажающие и без того напряжённые лица. Ветер, на миг стихнув, словно задержал дыхание, уступая место звенящей тишине, в которой, казалось, было слышно каждое учащенное биение сердца. Деймон, подобно хищнику, наблюдающему за своей добычей, обвёл взглядом присутствующих. Его тёмно-фиолетовые глаза скользили по лицам присутствующих, проникая в самую глубь, в их души. В этом взгляде читалась не только власть и уверенность, но и холодная расчётливость, готовая в мгновение ока выявить любую слабость, любой просчёт. Рука Деймона, всё ещё лежащая на рукояти Темной сестры, невольно привлекала к себе внимание, напоминая всем о том, что здесь не место компромиссам, долгим обсуждениям и затягиванию времени. Мускулы на его лице оставались неподвижными, но в глубине глаз вспыхивали отблески раздумий, которые накладывались на его непреклонность. Его чёрные доспехи, казалось, поглощали свет: вокруг него словно сгустилась тьма, отбрасывая на лица военачальников длинные, тревожные тени. Казалось, что сам воздух в этом пространстве потяжелел, наполнился невидимой энергией, готовой в любой момент вырваться наружу. — Кто ещё желает взять слово? Слова Деймона, словно выпущенные стрелы, поражали цель, невольно заставляя всех молчать, не встревать. Все понимали, что ему осточертели споры и нужен был лишь четкий вердикт. Напряжение, повисшее в воздухе, казалось, стало ещё плотнее. Военачальники, словно прикованные к месту, стояли неподвижно, избегая встречаться с его пронзительным взглядом. Казалось, что даже ветер, до этого назойливо игравший с их одеждами, замер в нерешительности, не смея нарушить напряжённую атмосферу. Деймон, наблюдающий за солдатами, медленно обвёл взглядом каждого из них. В его глазах, словно в глубоких колодцах, плескалась смесь разочарования и презрения. Его губы тронула едва заметная усмешка, которая, тем не менее, не несла в себе ничего, кроме цинизма и горечи. Взгляд Таргариена был подобен острым осколкам льда, пронзая каждого присутствующего насквозь, не оставляя места для самообмана. — Хвосты поджали не только шлюхины дети, — проронил он тихо, но так, что каждое его слово достигло ушей собравшихся. В его голосе не было ни злости, ни раздражения, лишь презрение и сарказм, делающий слова ещё более оскорбительными, — Что ж, раз у вас нет достойных предложений, — он слегка кивнул головой, не дожидаясь ответа, — То я удалюсь. С этими словами Деймон, не дожидаясь ответа, повернулся и направился прочь, в сторону своего шатра, в котором он остановился: красный шёлк с вышитыми чёрными драконами. Его доспехи, сверкая на солнце чёрным блеском, исчезли в тени шатра. Напряжение, которое висело в воздухе, не пропало, а лишь переросло в гулкое молчание, полное беспокойства и неуверенности. Военачальники остались стоять, ошеломлённые и пристыженные, словно брошенные на произвол судьбы. Красный шатёр, словно язык пламени, выделялся на фоне, как серого камня и пыльного песка Ступеней, так и остальных палаток, казавшихся блеклыми пятнами на его фоне. Его полотнища из плотной ткани, расшитые чёрными драконами, казалось, дышали, колыхаясь под порывами ветра. Деймон, подобно дракону, возвращающемуся в своё логово, вошёл внутрь, отбрасывая на мгновение длинную тень на входе. Внутри шатра, царил полумрак, смягчённый рассеянным светом, проникавшим сквозь красную ткань. Воздух здесь был густым от аромата специй и кожи, а на полу, застеленном толстыми коврами, лежали разбросанные подушки и оружие. Посреди шатра стоял грубый, но крепкий деревянный стол, на котором были разложены карты и пергаменты, а в углу, рядом с походным сундуком, стояли запасные сапоги. Деймон, не глядя по сторонам, двинулся к столу, его чёрные доспехи поскрипывали и бряцали на каждом шагу. Он подошёл к столу и резким, небрежным движением снял с головы шлем, украшенный драконьими крыльями, и бросил его на стол. Шлем со стуком упал на деревянную поверхность, отскочив от кучи пергаментов. Звук был громким и резким, казалось, он заполнил всё пространство шатра. Сразу после этого в шатёр вошёл юноша, его оруженосец. Он был молод, лет и пятнадцати ещё не было, с короткими каштановыми волосами и робким взглядом. Он стоял у входа, слегка сгорбившись, ожидая распоряжений от своего господина. Брат короля, не произнося ни слова, лишь жестом руки дал ему понять, что тот должен помочь ему снять доспехи. Деймон стоял неподвижно, ожидая, пока оруженосец приблизится. Он не спешил, ни с каким действием, ни словом; и без, слов доказывал свое превосходство. Юноша-оруженосец поспешно приблизился к нему, его движения были робкими и аккуратными. Он начал с того, что расстегнул ремни на плечах доспехов, его пальцы неуверенно скользили по холодной стали, пытаясь не запутаться в сложной системе креплений. Звуки металлических пряжек и застёжек, казалось, эхом разносились в полумраке шатра. С каждым движением юноша становился всё более уверенным. Он снял наплечники, каждый из которых казался тяжёлым и громоздким, и аккуратно поставил их на столик рядом с походным сундуком. Затем он принялся за наручи, осторожно освобождая руки Таргариена, которые казались бледными на фоне тёмной стали. Его ладони, всё ещё слегка дрожащие от волнения, то и дело задевали рукава одежды Деймона, а сам юноша постоянно отводил взгляд в сторону, пытаясь не встретиться с проницательным взором своего господина. После этого оруженосец приступил к нагруднику, который состоял из нескольких пластин и был особенно тяжёлым. Он аккуратно расстегнул ремни на спине мужчины и осторожно снял броню, поставив её рядом с остальными доспехами. С каждым снятым элементом брони Деймон казался всё более и более расслабленным. Он стоял неподвижно, позволяя оруженосцу выполнять свою работу, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно он был погружён в свои мысли. В тот момент, когда оруженосец снял с Порочного принца последнюю деталь доспехов, в шатёр вошёл Корлис Веларион. Его фигура, высокая и статная, на мгновение заслонила собой свет, отбрасывая на пол длинную, тёмную тень. Его доспехи, хоть и были более лёгкими, чем у Деймона, всё же бряцали на каждом шагу, создавая разительный контраст с тишиной, которая установилась в шатре. Корлис не произнёс ни слова, лишь остановился у входа и пристально посмотрел на кузена, словно оценивая его состояние. Его лицо, всегда серьёзное и сосредоточенное, сейчас казалось особенно мрачным. — Деймон, — начал он, — не стоит так реагировать. Они, — он сделал паузу, подбирая слова, — Военачальники. И хотя они могут быть не такими, как ты, у них всё же есть опыт. И они заслуживают твоего уважения. Деймон, не поворачиваясь, с усмешкой посмотрел в сторону Корлиса. Его лицо было спокойным, но взгляд выражал лёгкую иронию. — Уважения? Корлис, не смеши меня, — отвечает сребровласый, — Эти люди видят только свои шкуры, а не общую победу. Их страхи и сомнения не дадут нам выиграть эту войну. Корлис медленно подошёл к столу, положив свою руку на край, и продолжил: — Мы все рискуем. Но если мы будем действовать, словно стая волков, а не сплочённая армия, то от этой войны мы точно ничего не получим. У них тоже есть свои мысли, а не только слепое подчинение. — Мысли? — Деймон резко обернулся, его тёмно-фиолетовые глаза вспыхнули гневом, — Их мысли о том, как сохранить свои головы, а не как покончить с врагом! — он подошёл к столу, положил на него руки и наклонился к Морскому змею, — Эта война, Корлис, не просто битва за острова. Это — битва за выживание. И пока они будут думать о собственной безопасности, мы будем топтаться на месте. Лорд Дрифтмарка спокойно выдержал взгляд Деймона, его лицо оставалось невозмутимым. — Твоё недовольство понятно, — произнёс он, — и ты в какой-то мере прав, но, возможно, ты слишком суров к ним. У каждого свой путь, как прийти к победе. И не всегда мы можем идти по одному плану. Одно понятно — они верны, Деймон. — Верны? — усмехнулся Деймон, отвернувшись от Корлиса и направившись к креслу, — Верны пока им это выгодно. Пока их шкуры в безопасности. В голосе Деймона чувствовалось неприкрытое разочарование и горечь. Он явно не был доволен военачальниками и тем, как продвигается война. В воздухе шатра повисла тяжелая тишина, прерванная лишь тихим шелестом шёлковых полотнищ. Деймон подошёл к креслу, стоявшему в углу шатра, и опустился в него, с усталым вздохом откинувшись на спинку. Он резким движением снял с ног высокие сапоги, бросив их на пол с глухим стуком, и потёр виски, словно избавляясь от головной боли. Корлис, наблюдая за действиями Деймона, покачал головой. В его взгляде читалась смесь сожаления и понимания. — Разве мы воюем не ради собственной безопасности, Деймон? — произнёс он. Его голос был спокоен, — Разве мы не сражаемся за защиту наших земель, за жизни наших людей? Я согласен, что они, возможно, не такие пылкие воины, как ты, но они тоже хотят выжить. Он подошёл к креслу и остановился рядом с Деймоном, опершись рукой на его плечо, слегка похлопывая: — Ты стараешься сдерживать себя, Деймон, и это похвально, — в его голосе чувствовалась ирония, — Но мы знаем истинную причину твоей злости. Ты же не можешь скрыть её, как бы не пытался. Деймон на мгновение замер, словно слова Корлиса задели какую-то болезненную струну внутри него. Его брови слегка нахмурились, а губы сжались в тонкую линию. В его глазах промелькнула тень, словно воспоминание о чём-то давнем и болезненном. Он действительно злился, и его злость была не только из-за медлительности и трусости его военачальников. Где-то в глубине его души ворочалась старая рана, связанная с ней. С той, которую он любил, и той, которую потерял. Он вспомнил её лицо, её голос, её смех. И одновременно, как всё это рассыпалось, как песок между пальцами. И её отсутствие было словно незаживающая рана. Но он не мог, не хотел, чтобы его слабости руководили им. Он должен был оставаться сильным и сосредоточенным. Он должен был забыть. Но его мысли тут же заглушил его же голос, холодный и отстранённый, прозвучавший в ответ на слова Корлиса. — Прошлое, есть прошлое, — произнёс он, и в его голосе не было и намёка на неуверенность или слабость, — Более оно не тревожит меня. Он открыл глаза, и его взгляд был таким же пронзительным и холодным, как и всегда.

***

В зале Малого совета царила атмосфера сдержанного ожидания. Высокие арочные окна, затянутые витражами с изображениями драконов и гербов королевских домов, пропускали внутрь мягкий, рассеянный свет, который играл на полированной поверхности длинного каменного стола. Затем утренние лучи переходили на его стены, сложенные из массивных каменных блоков, украшенные гобеленами с изображениями сражений прошлого и процветающих моментов в истории Семи королевств, увы, выцветшие от времени, но всё ещё хранящие отголоски былой памяти. Воздух в зале был наполнен смесью ароматов: старого дерева, воска свечей и пыли, скопившейся за пару дней. Тишина, нарушаемая лишь тихими шагами, доносившимися из коридоров и редким шуршанием бумаги, висела в воздухе, словно предвестница важного события. На стенах, в нишах, тускло светились факелы, что в столь светлое время суток не выполняли своей функции, но если бы был вечер, то наверняка бы бросали блики на лица присутствующих в зале советников. Лорд Лиман Бисбери, мастер над монетой, восседал по левую сторону стола. Его седые волосы, как и всегда, аккуратно, с особой тщательностью уложенные, да так, что могло показаться, будто те намертво прикреплены к его голове. Худое лицо, изрезанное морщинами, выражало усталость. Взгляд его карих, проницательных глаз скользил по лицам других мастеров, словно он пытался предугадать их следующие слова. Его тонкие пальцы, украшенные перстнями с родовыми печатями, теребили край пергамента, выражая нетерпение. Лорд Лионель Стронг, мастер над законами, сидел справа от него, величественный и невозмутимый, словно каменная статуя. Его лицо, с чёткими, суровыми чертами, но в то же время с мягкой округлостью, было лишено всяких эмоций. Его руки, сильные и массивные, сжимали край стола, а глаза были устремлены в одну точку, выражая сосредоточенность и контроль. Он казался человеком, который знает всё наперёд и не привык к опозданиям. Мейстер Меллос, чьё лицо практически полностью скрывалось, утопало в крупных морщинах, сидел с левой стороны от Бисбери, погруженный в свои книги. Его губы тихо шевелились, бормоча какие-то непонятные слова, а пальцы неутомимо перелистывали страницы, словно он искал ответы в древних писаниях. Тогда как лорд Тиланд, мастер над кораблями, расположился на противоположной стороне стола от места государя, откинувшись на спинку кресла. Его наряд, состоящий из дорогих бархатных одежд, но отнюдь не цветах своего дома, а синих, сверкал в приглушённом свете. Его ухоженные руки неторопливо вращали перстень, а глаза были полны спокойствия. Казалось, что он не беспокоился по вопросу, почему совет перенесли по времени: на самом деле то была правда и он воспринимал подобное не иначе, чем решением короля, подчиняясь. «Неужто у Его Светлости не может быть иных дел, чем ежедневные трепетания лицемеров и скупых людей?» — думал так про себя Ланнистер. — Видимо, у Его Величества наметились дела поважнее, чем совет, — проворчал лорд Бисбери, бросив взгляд на арочные окна, — Раз уж он перенёс заседание на целый час. Лорд Лионель Стронг, не поднимая глаз от стола, спокойно ответил: — Вполне естественно, Лиман. Королю решать, как распоряжаться своим временем. И если он счёл нужным перенести совет, значит, на то были веские причины. В голосе Лионеля звучала холодная уверенность и недовольство, словно замечание Бисбери было для него проявлением непочтительности и лишнего беспокойства. Тиланд, оторвавшись от созерцания своего безупречно отполированного перстня, лениво пожал плечами. Он перевёл взгляд своих зелёных глаз на лорда Бисбери и в его взгляде читалась едва скрытая ирония. — Раз уж на то пошло, — протянул он. Его голос был мягким, но в нём чувствовалась насмешка, — Более неуважительным стоит считать отсутствие десницы короля, разве нет? — Он слегка кивнул головой в сторону пустующего кресла, расположенного во главе стола, рядом с местом короля. — Именно десница — главный советник среди нас. Разве не так? Лорд Бисбери нахмурился, его лицо исказилось от непонимания. — Лорд Тиланд, не стоит забывать, что мы обсуждаем дела короля, а не его десницы, — пробурчал он, поправляя свой камзол, — И даже если Его Величество задержался, у нас есть дела, которые требуют нашего внимания. Тиланд, в ответ на это, лишь небрежно качнул головой. — Мы обсуждаем дела короны, лорд Лиман. Лиман Бисбери открыл бы рот, но тут же закрыл, поняв, что ответить ему нечего, да и он прав, все они здесь для поддержки дел государства. После слов Тиланда повисла тишина, словно занавес, опустившийся на театральной сцене. Советники, застыв на своих местах, переглядывались между собой, словно не зная, как реагировать на эту резкую реплику. Лорд Бисбери, с нахмуренными бровями, сжал губы в тонкую линию, а лорд Лионель Стронг, напротив, казалось, стал ещё более невозмутимым и в какой-то степени даже поддерживал слова мастера над кораблями; после, даже, едва заметно кивнул. Мейстер Меллос, оторвавшись от своей книги, с любопытством посмотрел на блондина, а затем вновь опустил взгляд на страницы. Напряжение, повисшее в воздухе, казалось, стало ещё плотнее, словно предвестник чего-то важного и неизбежного. Именно в этот момент двери в зал Малого совета распахнулись и в помещение вошли король Визерис Таргариен и его жена, что держала того под руку, прижимаясь ближе, иногда кидая на него свои девичьи взгляды. — Приветствуем вас, высокие лорды, — проговорил высоким голосом мужчина, занимая своё место за широким столом и неторопливо положив на своё блюдце круглый драгоценный шар, подтверждая тем самым свое присутствие. Шар, отблескивая в свете факелов, занял свое место в лунке блюдца. На столе оставался лишь один такой шар, лежащий прямо в центре, как символ того, что десница всё ещё не прибыл. Валейна, заняв своё место слева от короля, окинула взглядом всех присутствующих, словно оценивая их. Её взгляд был острым и пронзительным, и ничто не могло ускользнуть от её внимания. Наконец, её взгляд остановился на пустующем кресле и её нежный голос прозвучал в зале. — Десница, не почтил нас своим присутствием? — спросила она и в её словах чувствовалась не только любопытство, хотя внутри она тихо усмехнулась. Мейстер Меллос, подняв голову от своей книги, кашлянул, привлекая к себе внимание. — Видимо, лорд Отто присоединится к нам с минуты на минуту, Ваше Величество, — произнёс он. Его голос был хриплым и тихим, как у большинства людей его возраста. Валейна слегка склонила голову, поворачивая её в сторону мейстера Меллоса, и одарила его лёгкой, почти невинной улыбкой. Её глаза, обрамленные длинными ресницами, казались полными нежности, но в их глубине мерцала искра вольности. Губы тронула едва заметная улыбка, но она не достигла её глаз. Мейстер Меллос принял этот жест за проявление добродетели, свойственной юным девушкам, не замечая, что это всего лишь маска, скрывающая за собой лишь свои мысли, тайные действия. Ему показалось, что в её улыбке не было ничего, кроме скромности и сдержанности, хотя он и знал, что Валейне, ещё будучи девочкой, как правило, с трудом удавалось вести себя подобным образом. Но всё же надежда на «исправление» была в старике, в конце концов ей всего четырнадцать лет: кто знает, может и успокоилась со временем. В этот момент, когда мейстер Меллос ещё размышлял над добродетельностью королевы, двери в зал вновь распахнулись и в помещение вошёл десница короля. Он поспешно приблизился к столу, его лицо выражало смесь извинения и сдержанного раздражения, но в глазах таилось хладнокровность. — Прошу прощения за опоздание, Ваше Величество, — произнёс он, обращаясь к королю, но его взгляд был прикован к Валейне, — И за то, что заставил вас ждать. Моя королева. Пройдя к своему месту, он бросил мимолетный, пронзительный взгляд на Валейну, сидевшую слева от короля, напротив него самого, кидающую полные интереса взгляды. Его брови едва заметно приподнялись, а в глазах промелькнуло удивление, но больше раздражение, что она тут вновь. Он, конечно же, заметил, что, как и вчера, королева вновь присутствует на совете, и его это явно не радовало. — Кажется, Ваше Величество, — обратился он к ней, в его голосе звучало притворное уважение, но чувствовалось скрытое напряжение, — Ваше присутствие на заседаниях Совета становится всё более частым. Что, конечно же, может говорить лишь о том, что оно далеко не последнее. В этих словах звучал не только намёк на то, что Валейна слишком рьяно вмешивается в дела государства, но и скрытая угроза. Отто не собирался уступать своего влияния при дворе и всеми силами пытался дать понять королеве, что её место — не здесь. Хайтауэр занял свое место за столом, а затем неторопливо положил круглый драгоценный шар в пустующую лунку. Наконец, когда все были на своих местах, король Визерис Таргариен, кивнув головой, объявил: — Итак, можем приступать к делам. Но напряжение, царившее в зале, не спало, а наоборот, лишь усилилось, словно предвещая грядущую бурю. Заседание Малого совета началось с обсуждения текущих торговых дел. Лорд Лиман Бисбери, мастер над монетой, зачитывал длинные списки доходов и расходов, его голос звучал монотонно и сухо, потом мастер над законами предлагал внести некоторые поправки в указы, предлагая всё же пересмотреть их, его речь была чёткой и лаконичной. Мейстер Меллос, время от времени отрываясь от своих книг, давал комментарии, касающиеся вопросов веры, но чаще задаваясь вопросом, справедливо ли будет то или иное нововведение, богоугодно ли; но признаться, многие предпочитали покорно кивнуть, нежели разбираться со стариком. Валейна, сидя слева от короля, не вмешивалась в ход обсуждения, лишь внимательно наблюдала за происходящим, словно зритель на театральном представлении. Её глаза скользили по лицам советников, изучая каждое их движение, каждое слово. Сребровласая внимательно слушала, запоминая, пытаясь понять их истинные мотивы и намерения. Она словно изучала их, как древние манускрипты, пытаясь проникнуть в глубину их мыслей и чувств. Её присутствия, казалось, не волновало никого, за исключением десницы, время от времени бросавшего на девушку недоверчивые взгляды; он не мог не заметить её молчания, что при всей её вольной и гордой натуре никак не вписывалась в её поведение. Ещё вчера она яростно отстаивала свою позицию, не стесняясь открыто высказывать своё мнение, и её внезапное молчание казалось ему подозрительным и настораживающим. Мужчина не мог понять, что происходит в её голове, и это вызывало в нём беспокойство. «Что она задумала?» – размышлял он, глядя на её спокойное лицо, — «Не может же она просто так молчать». Тишина, повисшая в зале после монотонных докладов, когда советники дали себе время сделать передышку, нарушилась голосом лорда Тиланда Ланнистера. Он сел прямо на своем месте и, взяв в руки бумаги, что подготовил заранее, обратился ко всем присутствующим. — Я подготовил смету для необходимого ремонта на судах, — объявил он ровным голосом, — А также план по повышению защищённости береговых границ. С этими словами он передал стопку бумаг лорду Лиману Бисбери, который, вздохнув, принял их с видом человека, обреченного на мучения. И действительно, скупой человек! Тиланд, наблюдая за этим, кивнул, спешно добавляя: — Как вы понимаете, корабли требуют ремонта, а береговая линия нуждается в усилении защиты. Это, естественно, потребует определённых трат. Он сделал паузу, обводя взглядом всех присутствующих, словно давая им время осознать масштабы предстоящих расходов. — Мы не можем позволить себе быть уязвимыми, — добавил он, — Особенно в наше неспокойное время, — и намекнул на войну на Ступенях. Лорд Бисбери, просматривая бумаги, нахмурил брови, его лицо выражало недовольство. Он что-то пробормотал себе под нос, перелистывая страницу за страницей, но не произнёс ни слова вслух. Валейна, по-прежнему, молчала, но её взгляд, казалось, стал ещё более проницательным и внимательным. Она слушала каждое слово Тиланда, не упуская ни малейшей детали, и в её глазах промелькнула тень, словно она что-то задумала, хотя и слегка улыбнулась ему, но тут же скрыла улыбку с лица. Отто, как и прежде, бросал на неё недоверчивые взгляды, не понимая, почему она так упорно молчит. Тиланд, заметив молчание Валейны, слегка улыбнулся, а затем кивнул, будто напоминая, что он помнит о своём обещание. Лиман Бисбери, пролистав бумаги, бросил взгляд на десницу, словно ища у него решения, тогда как тот, заметив этот взгляд, незаметно покачал головой, отрицательно мотнув ею, словно давая понять, что не поддерживает предложение мастера над кораблями. Лорд Медовой рощи получив этот знак, отложил бумаги в сторону и, откашлявшись, обратился к совету. — Лорд Тиланд, — начал он. Его голос был сухим, даже слишком, — Я, конечно, понимаю важность флота, но, боюсь, что мы не можем сейчас позволить себе такие крупные расходы. Мы и так тратим слишком много на содержание армии, и на данный момент не вижу необходимости в таком срочном ремонте. Он сделал паузу, переведя взгляд на остальных советников, словно ища у них поддержки. — Да и, если уж на то пошло, береговые границы сейчас не требуют особого внимания. Мы ведь ни с кем не воюем, а значит, нет необходимости в усилении защиты, — Бисбери выразил явное неодобрение. Отто, услышав это, одобрительно кивнул, а затем бросил взгляд на короля Визериса, внимания наблюдая за ним, пытаясь понять, как он отреагирует. И король, заметив это, немного с опозданием отреагировал, с лёгкой улыбкой посмотрел на собравшихся. — Лорд Лиман прав, — произнёс Визерис, его голос звучал спокойно и добродушно, — Сейчас нет необходимости в таких крупных тратах. У нас мирные времена, — он усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку, — И надеюсь, что так будет всегда. Король посмотрел на Валейну, словно ожидая и от неё какой-либо реакции, и та в ответ лишь мило улыбнулась, глядя на него с нежностью, а затем опустила взор на свои руки, выражая свою безучастность. Ланнистер, услышав отказ Бисбери и короля, лишь слегка пожал плечами, демонстрируя полную невозмутимость. Он не выказал ни малейшего разочарования или досады, словно ожидал подобного исхода. — Ну, что ж, — произнёс он, его голос был спокойным и ровным, — Пусть так оно и будет. Я лишь хотел обратить ваше внимание на необходимость ремонта и усиления береговой линии. Если вы считаете, что в этом нет нужды, то пусть будет так, — блондин сделал паузу, словно обдумывая свои дальнейшие слова, а затем добавил: — Но, Ваше Величество, позвольте мне всё же посоветовать вам распорядиться о проведении тщательной проверки состояния судов и личного состава. В целях безопасности. С этими словами он откинулся на спинку кресла, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Валейна, наблюдая за происходящим, нахмурила брови, её взгляд был полон недоумения. Она не могла понять, почему Тиланд так легко отступил, не предприняв даже попытки настоять на своём. Ведь он обещал ей свою поддержку, а теперь, столкнувшись с отказом, он просто сдал позиции, словно это было для него обыденным делом. «Почему он так поступил?» — размышляла сребровласая, глядя на его спокойное лицо, — «Неужели он просто притворялся, или же у него есть какой-то скрытый мотив?». Валейна пыталась понять, что именно движет этим мужчиной, почему он так легко отказался от своего предложения. «Нужно будет с ним поговорить.» Король Визерис, выслушав слова мастера над кораблями, немного задумался. Он не был склонен к спорам и конфликтам и ему хотелось, чтобы все были довольны и удовлетворены. Предложение о проверке судов и личного состава ему показалось разумным и безобидным, поэтому он решил согласиться. — Хорошо, — произнёс Таргариен, говоря голосом полным умиротворением, — Я распоряжусь о проведении проверки. Это не потребует больших затрат, и мы сможем убедиться в том, что наш флот готов к любым неожиданностям. Визерис искренне считал, что тем самым он удовлетворил всех и избежал ненужных споров. Он был рад, что заседание проходит спокойно, без лишних конфликтов и разногласий. Его всегда тяготила необходимость принимать жёсткие решения и участвовать в политических интригах, поэтому он старался как можно чаще избегать таких ситуаций. Отто Хайтауэр, наблюдая за всем происходящим, остался полностью удовлетворён результатом заседания. Он был рад, что ему удалось отстоять свою позицию и избежать ненужных трат. Его взгляд, полный самодовольства, скользнул по лицам советников, а затем остановился на королеве Валейне. Он заметил её полное спокойствие и невозмутимость, и это вновь вызвало в нём чувство подозрения. «Почему она так молчит?» — подумал он, — «Ещё вчера она была готова спорить до хрипоты, а сегодня тише воды. Что-то тут не так и я чувствую, что за этим молчанием кроется какой-то подвох». Отто не мог отделаться от мысли, что Валейна что-то задумала, и что её спокойствие — это лишь маска, скрывающая её истинные намерения. Он понимал, что недооценивать её нельзя, несмотря на её юный возраст, и что она может представлять собой серьёзную угрозу для него. И поэтому он собирался быть предельно внимательным и осторожным, чтобы не упустить ни малейшей детали, которая может пролить свет на её истинные мотивы. Валейна, услышав согласие короля, слегка кивнула, её взгляд скользнул с лорда Тиланда Ланнистера на мужа. Она не проронила ни слова, но её глаза, казалось, выражали некую благодарность и одобрение. Затем она нежно положила свою руку на руку короля, легонько сжав её, словно показывая ему свою поддержку и близость. Это был жест нежности и ласки, но вместе с тем в нём чувствовалось и нечто большее — стремление укрепить свою связь с королём и, как следствие, свое положение при дворе. И последнее, что она сделала кинула взгляд полного лживого спокойствия на десницу, хотя тот заметил в её фиолетовых очах какой-то странный огонь, который он когда-то уже видел и который не сулил ничего хорошего.

***

Валейна покинула зал Малого совета в сопровождении мужа-отца, ступая по прохладным каменным плитам коридоров Красного замка, что в жаркий летний день были как нельзя кстати. Валейна, крепко держа мужа под руку, шла рядом с ним, прижимаясь ближе, словно искала в его присутствии защиту и опору. Ей нравилось чувствовать его тепло и силу, а близость к нему давала ей ощущение спокойствия и уверенности в этом наполненном интригами и опасностями мире. Рядом с ним девушка чувствовала себя в безопасности, словно находилась под защитой крепости; пусть и шаткой, но служить одним из столбов их силы — и её обязанность. За ними, словно безмолвные тени, следовали их личные телохранители — рыцари королевской гвардии, Белые плащи. Гаррольд Вестерлинг, высокий и статный, с непроницаемым лицом, с легкими сединами на висках, шёл чуть позади короля, готовый в любой момент защитить его от опасности. Трев Отхарт, мрачный и молчаливый, шагал за Валейной, его глаза бдительно следили за каждым движением в коридоре. Их присутствие было постоянным напоминанием о том, что они находятся под защитой, и что ни одна угроза не останется без ответа. Выйдя из зала, Валейна, наконец, нарушила молчание, её голос звучал недовольно и раздражённо. — Неужели скупиться на одном из важнейших составляющих короны так важно? — спросила она, обращаясь к мужу, но в её голосе чувствовалось не только недовольство, но и лёгкая обида. Валейна покачала головой, её серебристые волосы, собранные в легкую прическу, слегка колыхнулись. — Я не понимаю, почему все решили в очередной раз проигнорировать нужды флота, — продолжила она, — Разве не понятно, что от его состояния зависит наша безопасность и торговля? Почему они так легкомысленно относятся к этому? Валейна остановилась, слегка отклонившись от Визериса, и оглянулась на коридор. Её взгляд, полный возмущения, не выражал ничего, кроме разочарования. Она была искренне недовольна тем, что советники вновь проигнорировали столь важный вопрос, и не могла скрыть своё негодование. Сребровласая была готова отстаивать свои убеждения и бороться за то, что, по её мнению, было правильным, и не понимала, почему остальные не разделяют её взглядов; ещё и непонятные действия Тиланда! Ей казалось, что они просто не понимают всей важности этого вопроса, и что их недальновидность может привести к плачевным последствиям. Визерис, услышав недовольный тон Валейны, слегка вздохнул. Он прекрасно помнил их вчерашний спор на ту же тему и совершенно не желал его повторения. Ему не нравились ссоры и конфликты, а тем более споры со своей любимой женой. Он понимал, что она беспокоится о безопасности королевства, но также знал, что не всегда можно получить всё и сразу. — Валейна, дорогая, — произнёс он, стараясь сохранить спокойствие в голосе, — Иногда стоит отступать, чтобы потом сделать два шага вперёд. Ты же знаешь, что у нас сейчас не самые лёгкие времена. Но я уверяю тебя, что мы ещё успеем укрепить наш флот. Визерис постарался придать своим словам уверенность и убедительность, хотя сам и не был полностью уверен в том, что всё сложится именно так, как он сказал. Он просто хотел успокоить жену и избежать очередного спора. Он не хотел, чтобы их отношения омрачались из-за политических разногласий и споров о государственных делах. Валейна, выслушав слова мужа, на мгновение призадумалась, но в её глазах всё ещё горел огонёк недовольства. — Надеюсь, это случиться в скором времени, — ответила сребровласая, и в её голосе прозвучала некая настойчивость, — Потому что с каждым днём опасность растёт, и мы не можем позволить себе оставаться уязвимыми. Таргариен, понимая, что Валейна ждёт от него конкретных действий, постарался уйти от ответа, не желая давать ей пустых обещаний, которых он, возможно, и не сможет выполнить. — На всё воля Богов, Валейна, — ответил он, уводя её от неприятной темы. — Они знают, что для нас лучше. Будем надеяться, что боги помогут нам. С этими словами он поцеловал Валейну в лоб, стараясь перевести разговор в другое русло. Он был уверен, что спорить дальше с Валейной не имеет смысла, и что лучше всего просто избежать этой темы, и оставить её нерешённой. Он полагал, что время всё расставит на свои места, и что в скором времени всё само собой уладится. «Одарили бы Боги умом некоторых людей!» — пронеслось в голове Валейны, когда она услышала слова мужа. Она закатила глаза, но тут же постаралась скрыть своё раздражение. Её не устраивала эта слепая вера в волю случая и нежелание брать на себя ответственность за свои решения. Валейна считала, что глупо полагаться на милость Богов, когда можно предпринять конкретные шаги, чтобы обеспечить безопасность своего королевства. Она не понимала, как можно бездействовать, когда надвигается опасность, и просто ждать, пока Боги решат, что делать дальше. В этот момент, когда Валейна мысленно спорила с мировоззрением мужа, в коридоре показался лорд Отто Хайтауэр. Он, заметив короля и королеву, направился в их сторону с намеренным видом. Подойдя ближе, он вежливо поклонился. — Ваше Величество, — произнёс он, обращаясь к Визерису, — Простите, что прерываю вашу прогулку, но мне хотелось бы обсудить с вами один важный вопрос. Он бросил на Валейну быстрый взгляд, в котором чувствовалась смесь недоверия и подозрения, а затем вновь обратился к королю. — Это касается текущих дел, и, думаю, будет лучше, если мы обсудим это наедине. — Конечно, Отто, — ответил Визерис, его голос был спокойным и доброжелательным. — Я всегда готов выслушать твоё мнение, — мужчина повернулся к Валейне, — Прошу прощения, жена моя, мне нужно ненадолго отлучиться. Валейна кивнула, хотя внутри неё кипела буря. — Я понимаю, — спокойно ответила девушка, посмотрев на мужа, а потом кинув взгляд на десницу, скривив губы. — Отто, — проговорил король, зовя за собой Хайтауэра и отправляясь в свои покои. Валейна, оставшись одна, скрестила руки на груди, её глаза с недовольством смотрели в след удаляющегося мужа и его главного советника. Ей явно не нравилось всё происходящее. Сир Трев Отхарт, стоявший рядом с ней, словно неподвижная тень, заметил её состояние. Этот мужчина средних лет, знал Валейну с самого её детства. Он видел, как она росла и расцветала, и, несмотря на разницу в возрасте и положении, между ними установились особые отношения, похожие на отцовские. Трев всегда относился к ней с уважением и заботой, но никогда не позволял себе выходить за рамки приличий, всегда обращаясь к ней, как к принцессе, а затем к королеве, с должным почтением. Он сделал шаг в её сторону, его шаги были тихими и осторожными, словно он не хотел нарушить её размышления. — Ваше Величество, — произнёс он, его голос был мягким и спокойным, — Всё ли хорошо? Валейна перевела на него взгляд и в её глазах мелькнула тень лёгкой грусти, но тут же её лицо снова стало строгим и гордым. — Всё было бы хорошо, сир Отхарт, — ответила она, в её голосе звучала горечь, — Если бы король видел очевидное. Она вздохнула, отвернувшись от коридора, словно пытаясь отвлечься от своих мыслей. Трев, понимая её разочарование, покачал головой: — Увы, Ваше Величество, — ответил он, — Мы, мужчины, во многом слепы. Нас ослепляет гордость, тщеславие и страх перед переменами. Мы часто не видим того, что очевидно для других. Валейна усмехнулась, услышав его слова, и в её глазах появился озорной огонёк. — Значит, очень жаль, — произнесла она, подняв свои глаза на сира Трева, — Придется похоронить свои надежды на обратное в Пекле. Трев слегка улыбнулся ей в ответ, его губы тронула тёплая, почти отцовская улыбка. — Я рад, что смог поднять вам настроение, Ваше Величество. В этот момент напряжение, висевшее в воздухе, немного спало, и Валейна почувствовала, что ей стало немного легче. Она знала, что сир Трев всегда поддержит её и будет рядом, несмотря ни на что. И эта мысль грела её сердце и давала надежду на лучшее. — Думаю, мне стоит отправиться к себе, — произнесла она, обращаясь к своему телохранителю, — Так называемый совет меня утомил. Сир Трев кивнул, и они вместе направились в сторону Твердыни Мейгора, где располагались покои королевы. Они шли по широким коридорам Красного замка, каменные стены которого были увешаны гобеленами с изображением героических битв и сцен из истории Таргариенов. В полумраке зажжённых факелов тени играли на стенах, создавая зловещую и мрачную атмосферу. Валейна, привыкшая к этой обстановке, шла спокойно и уверенно, но в её глазах по-прежнему читалась задумчивость. По мере того, как они приближались к её покоям, коридоры становились светлее и более оживлёнными. Слуги сновали туда-сюда, выполняя поручения, а придворные дамы и господа вели неспешные беседы. Валейна не обращала на них внимания, сосредоточившись на своих мыслях. Вскоре они достигли коридора, ведущего к покоям королевы. Там, у дверей, беседовали две фрейлины — Калисса Сванн и Эйлития Айронвуд. Обе девушки были преданными, как успела понять девушка за прошедшие месяцы их службы, но каждая несла в себе нечто особенное, отличающее одну от другой. Заметив королеву, они поклонились и поприветствовали её. — Ваше Величество, — произнесли они в унисон. — Калисса, Эйлития, — ответила Валейна, — Доброго дня вам. Она было уже хотела пройти мимо, но вдруг остановилась, вспомнив слова лорда Тиланда о лёгком «запугивании» лорда Бисбери, чтобы добиться от него согласия на финансирование ремонта кораблей. Она задумалась, понимая, что, возможно, именно её фрейлины могут помочь ей в этом деле. «Может стоит и попробовать», — подумала про себя Лейя. И, обернувшись к ним, она произнесла: — Девушки, мне нужно с вами поговорить.

***

В покоях королевы Алисенты царила тишина, обманчивая тишина, которая скорее напоминала затишье перед бурей. И сама королева, казавшая измученной и обессиленной, ощущала это, мысленно готовясь к новым неприятностям. Она стояла у колыбели своего сына, Эйгона, наблюдая за ним с тревогой в глазах: маленький принц, вопреки её надеждам, не спал, а лишь лежал на спине, раскинув ручки, и по-прежнему оставался беспокойным ребёнком. Его личико, унаследовавшее светлые волосы и светло-фиолетовые глазки, что наверняка позже потемнеют, выражало недовольство и капризность. Алисента чувствовала, как усталость пронизывает её тело, как беспокойство гложет её изнутри. Она боялась не оправдать надежд, возложенных на неё, боялась сделать что-то не так, в чём её обвинят. Ей хотелось быть идеальной матерью, идеальной женой, идеальной королевой — она пыталась добиться той идеальности, которой от неё требовал отец, но она понимала, что её силы не безграничны. Хайтауэр с трудом сдержала тяжёлый вздох. В её глазах отражалась неопределенная любовь к своему сыну, но также в них читалась тревога и неуверенность. Она желала ему благополучия, но чувствовала, что не всегда может защитить его от опасностей этого мира. Её взгляд скользнул по драконьему яйцу, что лежало во второй половине колыбели, возле ножек сына. Оно было некрупным, но массивным, словно каменный валун; размером оно было с её сына. Коричневая скорлупа с бронзовым отливом походила на кору древнего дерева, пропитанного солнечным светом. Её поверхность была чешуйками. Алисента смотрела на него с волнением, ведь это драконье яйцо, казалось, было символом перемен, что наступали в их жизни, и она не знала, что эти перемены ей готовят. И этого боялась. Алисента, не отрывая взгляда от драконьего яйца, медленно протянула руку. Ее пальцы слегка дрожали, выдавая волнение, которое она испытывала. Рыжеволосая нерешительно коснулась прохладной поверхности скорлупы, ощущая под кончиками пальцев выпуклые коричневые чешуйки. Легкое касание вызвало в ней странные ощущения, словно она прикоснулась к чему-то таинственному и древнему. Она осторожно провела ладонью по яйцу, чувствуя, как оно слегка нагрето. Алисента была удивлена, ощутив лёгкое тепло, ведь в детстве ей рассказывали, что драконьи яйца горят, словно раскалённые угли. Девушка на мгновение отдернула руку, ее глаза расширились от удивления. Она вспомнила все те истории о драконах и их яйцах, что рассказывали ей в детстве. Может быть, всё это лишь выдумки, созданные для того, чтобы пугать детей и внушать им благоговейный страх перед этими существами? Алисента вновь коснулась яйца, на этот раз более уверенно, и снова почувствовала исходящее от него слабое тепло. Она решила, что, скорее всего, всё это лишь выдумки, и что драконьи яйца не такие уж и опасные, как это описывалось в старых речах нянек. Она подумала, что это тепло скорее всего из-за того, что яйцо находилось в тёплом помещении, а то и в жаровне, и ничем не отличалось от обычного камня, нагретого солнцем. Но что-то внутри неё говорило, что это не так. Она отняла руку, пристально глядя на яйцо. Юная королева отвела взгляд от драконьего яйца и наклонилась к колыбели. Она аккуратно поправила одеяло, которым был укрыт Эйгон, стараясь не потревожить его лишний раз. Она смотрела на сына, поджав губы, словно пыталась понять, что именно она к нему чувствует. Любовь? Да, наверное, но это было какое-то странное, тревожное чувство, перемешанное с ответственностью и беспокойством. Она ещё не до конца понимала, как ей следует обращаться с ним, как правильно его воспитывать и защищать от всех опасностей этого мира. Она нежно погладила мальчика по серебряной головке и на мгновение её глаза наполнились теплотой. Она понимала, что её сын — это одна из частей будущего королевства, и что от неё зависит, каким он вырастет. Ей хотелось быть для него хорошей матерью, но страх перед ошибками и неудачами сковывал её, заставляя чувствовать себя неуверенно и уязвимо. В этот момент двери покоев внезапно открылись и в проёме показалась одна из служанок. Она, видимо, собиралась выйти по делам, но, завидев сребровласую девушку, замерла на месте, поспешно склонив голову в низком поклоне. Алисента, не ожидая никого увидеть, слегка вздрогнула и повернулась к двери, ее взгляд был полон изумления. И тут в дверном проёме появилась принцесса Рейнира Таргариен. Она, словно тень, прошла мимо замершей служанки и застыла в комнате, смотря бывшей подруге в спину. В фиолетовом взгляде читалось некое напряжение и задумчивость, словно она пыталась понять, что происходит в душе Алисенты. В комнате воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием Эйгона. Казалось, само время замерло в ожидании, что же произойдет дальше. Алисента чувствовала, как внутри нее нарастает тревога, и не могла отвести взгляд от Рейниры, словно завороженная ее внезапным появлением. Напряжение, возникшее в покоях Алисенты, казалось, можно было потрогать руками. Две девушки стояли друг напротив друга, разделенные невидимой стеной обиды и недосказанности, их взгляды были прикованы друг к другу, словно магнит. Рейнира, сжимая кулаки, чувствовала, как внутри нее бушует вихрь эмоций. Волнение, обида, тоска по прошлому — все смешалось в один клубок с болью и разочарованием. Она смотрела на Алисенту, свою бывшую подругу, и не могла понять, как между ними могла возникнуть такая пропасть. Ей хотелось кричать, обвинять, требовать объяснений, но что-то внутри неё сдерживало её, заставляя молчать и лишь наблюдать за происходящим. Она смотрела на дочь десницы, что стала ее мачехой, и сердце разрывалось от противоречивых чувств. Алисента, чувствуя на себе пронзительный взгляд Рейниры, слегка дрожала. Её тело было напряжено, а ладони вспотели. Ей хотелось бежать, спрятаться, но в то же время она не могла оторвать взгляда от Рейниры. Она видела в ее глазах разочарование и обиду, и это причиняло ей боль. Ей хотелось броситься к ней, обнять её, умолять о прощении за все то, что произошло между ними. Ей хотелось, чтобы все стало, как прежде, когда они были лучшими подругами и доверяли друг другу. Как раньше. Но страх перед осуждением и неприятием сковывал ее, не позволяя сделать ни шага вперед. Рыжеволосая стояла, словно окаменевшая, не зная, как себя вести и что сказать. Они обе понимали, что между ними лежит не просто недопонимание, а целая пропасть из обид и упущенных возможностей. Рейнира, собравшись с силами, первой нарушила напряженное молчание. Она неуверенно оглянулась на служанку, которая застыла в дверях, а после быстро покинула их, оставляя одних, затем, набравшись храбрости, сделала шаг вперед. Она медленно подошла к Алисенте, ее движения были осторожными и неуверенными, словно принцесса боялась спугнуть что-то хрупкое. Остановившись в нескольких шагах от бывшей подруги, она произнесла, стараясь сохранить спокойствие в голосе: — Поздравляю тебя с рождением сына, Алисента, — её слова прозвучали тихо и неуверенно, словно она произносила их с большим трудом. В них не было ни теплоты, ни искренности, только какая-то вынужденная вежливость и сдержанность. Рейнира изо всех сил старалась скрыть свои истинные чувства, но глаза, полные обиды и тоски, выдавали ее истинное состояние. Алисента вначале смолчала, словно не веря, что она говорит именно с ней. Она смотрела на Рейниру, ее глаза были полны удивления и какой-то робкой надежды. Она чувствовала, как внутри нее нарастает волнение, но старалась не выдать своих чувств. Сделав глубокий вдох, она собралась с мыслями и ответила: — Спасибо, Рейнира, — её голос был тихим и дрожащим, но в нем чувствовалась благодарность за проявленную вежливость. После её слов в комнате снова повисла напряженная тишина, и казалось, что время замедлило свой ход. Рейнира, подойдя к колыбели, посмотрела на Эйгона. Маленький принц с его валирийскими волосами, отливающими серебром, и фиолетовыми глазами, казался ей не родным: всё их родство казалось ей вынужденным. Сребровласая не чувствовала той особой связи, которая должна возникать между братом и сестрой. Вглядываясь в его лицо, она покачала головой. — Он выглядит крепким, — произнесла она, ее голос звучал ровно, без лишних эмоций. Ее взгляд скользнул по ручкам, ногам, по всему его маленькому телу, словно она искала в нём какие-то знаки, которые она, возможно, уже давно забыла. Алисента, наблюдая за ней, заметила её дистанцию и слегка сжалась, но тут же успокоилась. — Мейстр сказал, что он родился раньше срока, но, судя по всему, полон сил, — мягко ответила она, пытаясь удержаться от грусти и разочарования. Рейнира приподняла бровь. Ей показалось, что слова Алисенты звучали несколько слишком успокаивающе, словно она пытается убедить себя больше, чем других. — Хорошо, — кивнула она, — Пусть так. Но, что бы это ни значило, я желаю ему крепкого здоровья, — она ненадолго задумалась, а потом добавила, — Надеюсь, он скоро привыкнет к этому миру. Это, должно быть, непросто. Алисента, слегка кивнув, согласилась со словами Рейниры, в её взгляде промелькнула грусть. — Да, я надеюсь, что он скоро привыкнет, — произнесла она тихо, — это действительно непросто для него. Рейнира, почувствовав, как напряжение между ними снова нарастает, перевела взгляд на бывшую подругу. Она поджала губы, словно не решалась заговорить, и в ее глазах застыло какое-то непонятное выражение. В ней вновь боролись противоречивые чувства: обида и разочарование, смешанные с тоской по прошлому. Она понимала, что между ними лежит целая пропасть, и не знала, как её преодолеть. Не выдержав неловкой тишины, первой заговорила Алисента, в ее голосе звучало раскаяние и тоска. — Рейнира, я… Я снова хочу принести свои извинения, — произнесла она, делая шаг вперед, — За всё то, что произошло между нами. Я понимаю, что мои действия причинили тебе боль, и я хотела бы поговорить об этом. Она хотела рассказать ей о своих переживаниях, о том, как тяжело ей было принять это решение, и как она страдала из-за разрыва их дружбы. Но ее слова застряли у нее в горле, и она не могла подобрать нужных слов. Рейнира, услышав ее слова, слегка усмехнулась, но эта улыбка была наполнена горечью и сарказмом. — Не стоит, Алисента, — ответила она весьма отстранённо, — Всё это уже в прошлом. Она намеренно проигнорировала ее извинения, давая ей понять, что не желает на данный момент говорить о подобном, но для Хайтауэр слова звучали, как окончательный приговор, словно давая понять, что прежней дружбы между ними больше не будет. Рейнира хотела, как можно скорее закончить этот бессмысленный разговор, чтобы не давать волю своим эмоциям и не показывать свою уязвимость. В ее словах сквозило явное желание закончить разговор и уйти, но при этом она не собиралась менять своего решения о бывшей подруге. В зеленых глазах Алисенты появились слезы, но она сдержала их, стараясь сохранить спокойствие и достоинство. Девушка понимала, что Рейнира не собирается ее прощать, и это причиняло ей острую боль. Ей было жаль, что все сложилось именно так, что их дружба была разрушена, словно случайно разбитое зеркало, но она убеждала себя, что не могла поступить иначе. Она делала то, что говорил отец, и пусть даже это действие принесло ей страдания, она не собиралась отступать. Рейнира же, словно не замечая слез Алисенты, вновь перевела взгляд на Эйгона. В её глазах, как и у Алисенты, тоже стояли слезы, но она тщательно скрывала их. Она смотрела на маленького принца и в ее душе нарастало горькое разочарование. Ей было обидно, что этот ребенок, словно захватчик, пришел в её жизнь и перевернул все с ног на голову. В тот самый момент, когда их взгляды пересеклись, и когда Рейнира увидела, что Эйгон как-то особенно внимательно смотрит на неё, в ней вспыхнула новая волна обиды и ревности. Сребровласая думала, что теперь отец может забыть про неё, про её права и заслуги, и переключить все свое внимание на этого ещё одного новорожденного наследника. Её сердце наполнялось чувством несправедливости. Рейнира, не отрывая взгляда от Эйгона, произнесла с горечью в голосе: — Интересно, станет ли он когда-нибудь таким же важным, как его имя? — слова прозвучали, как укол, адресованный не только ребенку, но и Алисенте. Затем, словно повинуясь какому-то внутреннему порыву, Рейнира перевела взгляд на драконье яйцо, стоявшее на столе. Она нерешительно протянула руку и коснулась его поверхности. В ее голове почему-то всплыло воспоминание о том, что драконьи яйца должны быть горячими, словно раскаленные угли. Она ожидала, что почувствует обжигающий жар, но вместо этого ощутила лишь легкое, слабое тепло. Рейнира замерла, ее брови удивленно изогнулись. Принцесса вновь провела рукой по скорлупе яйца, пытаясь понять, что происходит. Она не могла поверить, что яйцо, которое, по идее, должно было обжигать, оказалось лишь теплым на ощупь. Ей на ум сразу пришел приказ отца доставить Эйгону одно из самых горячих драконьих яиц, которые она помнила. Ей стало интересно, почему это яйцо оказалось таким холодным. Её разум лихорадочно пытался найти ответ на этот вопрос, и тут в её памяти всплыл момент, когда Валейна сказала, что желает наблюдать за выбором яйца, а затем, сославшись на дела, ушла, оставив Рейниру, отца и своего сына одних. В её голове зародилось подозрение. Рейнира нахмурилась и в ее глазах вспыхнул огонек подозрения. В груди у нее зародилось чувство недоверия, но в то же время, она чувствовала, что ей это больше не интересно. Сребровласая не хотела обвинять сестру в этом, ведь та помнила, что она отстранилась от неё, и если она начнёт разбираться в этом, то сестра отдалиться от неё ещё дальше, чего Рейнира не желала. Рейнира решила, что для неё важно восстановить отношения с сестрой, поэтому она решила смолчать: «Это не моё дело». Принцесса сделала глубокий вдох, пытаясь скрыть свои мысли и эмоции. И только потом, оторвав взгляд от яйца, она произнесла, стараясь придать своему голосу спокойствие и сдержанность: — Думаю, мне лучше оставить тебя, Алисента, — она слегка улыбнулась, и хотя эта улыбка была натянутой, в ней чувствовалась какая-то нежность, — Позволь мне пожелать тебе и твоему сыну всего наилучшего. Рейнира развернулась и направилась к выходу из покоев, её шаги были быстрыми. Она не оглянулась, чтобы посмотреть на бывшую подругу, ведь она знала, что это только усугубит их и без того напряженные отношения. Рейнира понимала, что их пути, вероятно, разошлись навсегда, но она не могла позволить себе застрять в прошлом. Ей нужно было двигаться дальше, забыть об обидах и сосредоточиться на будущем. Она ушла, оставив Алисенту в одиночестве, с её мыслями и невысказанными словами.

***

В покои своего брата вошла Церера, словно тень, скользящая по освещённому лучами солнца полу. Она была облачена в строгое синее платье, полностью скрывающее её декольте и руки длинными рукавами: это был намеренный выбор, словно она пыталась спрятать свое тело, которое ещё недавно было предметом плотских утех. Платье, хотя и красивое, казалось сковывающим, лишенным той легкости и свободы, которые обычно окружали девицу. Держала спину прямо и голову высоко поднятой, но в ее движениях проскальзывало легкое напряжение, пока золотистые волосы были заплетены. Она заметила старшего брата, сидящего за круглым обеденным столом. Его взгляд был прикован к какому-то пергаменту, но она чувствовала, что он ждал её появления. По всей видимости, он не собирался тратить своё время на простую болтовню, и ожидание встречи с сестрой было для него тяжким бременем. — Тиланд, — произнесла Церера, стараясь придать своему голосу уверенность, но в нем проскользнула нотка волнения. Тиланд поднял на нее взгляд. Его глаза, обычно полные доброго веселья и поддержки, сейчас были холодными и оценивающими. Он не произнес ни слова, лишь указал на стул напротив, приглашая её присесть. Это был жест, лишенный всякой теплоты и гостеприимства. Церера, почувствовав, что гнев брата еще не утих, осторожно села на стул. Она внимательно смотрела на Тиланда, пытаясь угадать его мысли и намерения. В зелёных глазах читалась тревога, но и некая дерзость, которая не позволяла ей полностью подчиниться его воле. Она понимала, что от этого разговора может зависеть многое, и она должна быть готова ко всему. По-крайней мере, ей так кажется. Церера, чувствуя напряжение, которое словно окутало их, подошла к столу и грациозно опустилась на стул. Она аккуратно сложила руки на коленях, стараясь сохранять спокойствие и самообладание, и внимательно смотрела на брата. Её поза, хоть и была сдержанной, выдавала скрытую нервозность. Она прекрасно понимала, что каждое ее слово, каждый жест сейчас будут оцениваться, и ей нельзя допускать ошибок. Собравшись с духом, она первой начала разговор, стараясь, чтобы ее голос звучал, как можно более искренне. — Брат, я… Я приношу тебе свои извинения за то, что ты был вынужден стать свидетелем… Того, что произошло, — произнесла она, тщательно подбирая слова, — Я понимаю, что это был неблагоразумный проступок, и уверяю тебя, что более такого не повторится. Ведь… Но Тиланд, не давая ей закончить фразу, резко перебил ее, отрезав ей возможность оправдаться: — Определённо не повторится, Церера, — произнес он, его голос был жестким и ледяным, — В противном случае, ты окажешься в ордене Молчаливых сестер. Его слова, словно удар хлыстом, опустились на Цереру. Блондинка замерла, словно парализованная, чувствуя, как внутри неё всё похолодело. Угроза старшего брата была настолько ясной и недвусмысленной, что она не могла не принять ее всерьез. Орден Молчаливых сестер, куда отправляли женщин был её самым страшным кошмаром: как и для любой девицы, имеющей собственные взгляды на жизнь. Но, несмотря на это, она мысленно отметила, что, возможно, гнев брата немного утих. Его тон все еще был холодным, но он, по крайней мере, не кричал и не делал ей никаких замечаний. И леди Ланнистер решила воспользоваться этой возможностью, чтобы попытаться смягчить его сердце. Она представила, как сообщит ему о своих чувствах к наследнику лорда Морского рёва, надеясь найти у него одобрение и поддержку. Ей казалось, что этот брак может стать ключом к восстановлению ее положения в семье, и даже, возможно, улучшить её влияние при дворе; мысль о последнем грела ей душу ещё сильнее, и иногда она пробовала именовать себя «Леди Церера Мэннинг», представляла, как совершит брак с наследником рода, останется уж точно при дворе, поближе ко всем событиям Семи королевств. — Тиланд, — произнесла она, стараясь придать своему голосу мягкость и нежность, — Тот юноша… Дорог мне. Он благороден, родовит. И, если позволишь ты и братец Джейсон, и матушка, то мы соединимся с ним узами брака перед ликами Семерых. В её словах звучала надежда, но и какая-то доля самоуверенности, которую она тщательно старалась скрыть. Она представляла, как возвысит её брак с наследником лорда Морского рёва — она освободится от зависимости от старших родственников. Она представляла, как братья, в особенности Джейсон, заключат с наследником выгодный союз. Но слова Цереры, казалось, произвели на Тиланда совершенно противоположный эффект. В его глазах вспыхнул гнев, а губы сжались в тонкую линию. Он не мог поверить, что его сестра, после всего произошедшего, еще осмеливается говорить о браке с тем, кто её опозорил. — Когда именно он обесчестил тебя? — резко спросил Тиланд, его голос был полон презрения и недоверия. Блондинка, услышав его вопрос, скованно отвела взгляд, щеки слегка порозовели. Она понимала, что этот вопрос был задан не из любопытства, а скорее для того, чтобы унизить ее. — Несколько месяцев назад, — ответила она тихо, чувствуя, как уверенность начинает покидать её. Тиланд покачал головой с разочарованием, его взгляд стал еще более холодным. — И ты думаешь, что мужчина, забравший девичество незамужней леди и не явившийся с мольбой о браке к её старшему родственнику, достоин брака? — спросил он, его слова были наполнены сарказмом и иронией. Церера замолчала, опустив глаза. Слова Тиланда ранили её, как удар кинжала, разрушая все её радужные мечты и надежды на счастливое будущее. Она чувствовала, как ее лицо горит от стыда и унижения, и ей хотелось провалиться сквозь землю. Её самоуверенность мгновенно испарилась, оставив ее уязвимой и беззащитной. Тиланд, увидев ее замешательство, продолжил разговор, его тон стал еще более суровым и властным. — Я обдумал все, сестра, — сказал он, — И поскольку ты находишься под моим присмотром, вскоре я найду тебе мужа. В его словах не было ни капли сочувствия или понимания, лишь холодный расчет и желание контролировать ситуацию. Он ясно дал понять, что её желания и чувства для него ничего не значат, и что она не имеет права голоса в своей собственной судьбе. Церера, услышав это, не могла поверить своим ушам. Она хотела возразить, хотела доказать ему, что она не просто пешка в его играх, но она не могла подобрать нужных слов. Ее голос дрожал, когда она попыталась переубедить брата. — Тиланд, но… — начала она, — Я… Я не хочу выходить замуж за кого попало, — леди Ланнистер открыто поморщилась, представляя перед собой какого-то старого и грубого лорда, — Я желаю сама выбирать. — Твои желания не имеют никакого значения, Церера, — жестко перебил Тиланд, — Ты поступила безрассудно и теперь ты должна нести ответственность за свои действия. Я подберу для тебя достойного мужа и ты выйдешь за него, нравится тебе это или нет. Церера, почувствовав, что все её попытки тщетны, отчаялась. Она поняла, что брат непреклонен в своем решении, и что ей не удастся переубедить его. Она смотрела на него, ее глаза наполнились слезами, но она сдерживала их, не желая показывать свою слабость. Тиланд, завершив разговор, откинулся на спинку стула, словно сбросил с себя тяжелое бремя. Он смотрел на Цереру, не выражая никаких эмоций, и произнес, стараясь придать своему голосу твёрдый тон: — Теперь мне нужно заняться делами государства, Церера, — сказал мастер над кораблями, — А тебе следует вернуться на службу к королеве Валейне. При упоминании имени королевы его голос немного смягчился, в нем проскользнула какая-то уважительная нотка. — Вдруг ей что-то понадобится, — добавил Ланнистер, — Королева не должна ждать. Церера смотрела на брата, не веря своим ушам. Она не могла понять, как он мог так с ней поступить. В детстве он всегда защищал её от всех напастей, был её опорой и поддержкой, а теперь он безжалостно отталкивал её, лишая свободы и самостоятельности. Слезы подступили к ее глазам, но она сдерживала их, не желая показывать свою слабость. Она понимала, что сейчас ей нужно сохранять достоинство и не унижаться перед братом. Собравшись с духом, Церера поднялась со своего места и направилась к выходу из комнаты. Она не сказала ни слова, лишь бросила на Тиланда последний взгляд, полный обиды и разочарования. Затем она развернулась и, стараясь не показывать своей боли, вышла в коридор, оставив Тиланда одного в его покоях. Она понимала, что их разговор окончен, и что теперь ей нужно самой позаботиться о своей судьбе. Церера шла по коридору, сгорбившись, словно ноша невидимого груза лежала на её плечах. Она обнимала себя за плечи, пытаясь удержать подступающие слезы. Каждая мрачная балка, каждый тёмный угол коридора отражал в себе её разбитое сердце и горечь унижения. Её взгляд, обычно острый и уверенный, сейчас был пустым, полным бессилия. И тут, из-за поворота, как чёрная тень, появилась леди Дарайна Редвин. Она, всегда одетая с тщательной, нарочитой элегантностью, шла с той самой издевкой, что всегда присутствовала в её манерах, свойственных истинной леди. Её взгляд, быстрый и проницательный, мгновенно уловил расстройство Цереры. — О, Леди Сука, — произнесла Дарайна. Её голос звучал, словно колокольчики, звенящие в пустом зале, — Какая печаль омрачила ваш прекрасный день? Церера, не останавливаясь, встретила её взгляд. В её глазах бушевала ярость, но она её тщательно сдерживала. — Не смейте меня трогать, — прошипела Церера, голос её был хриплым от сдерживаемых эмоций. Её глаза сверкали ненавистью, но в то же время блестели непролитыми слезами. Дарайна почувствовала не то холодок, не то угрозу, и тут же поняла, что сейчас не стоит продолжать её насмешки, и даже пробовать что-либо ещё. Шатенка огляделась по сторонам, убеждаясь, что они действительно одни в этом длинном коридоре. Она сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними, и её тон стал более мягким, но все еще пронизанным насмешкой. — Что же случилось, Ланнистер? Неужели брат чем-то тебя огорчил? — спросила леди Редвин, в глазах её мерцала хитрая искорка. Хотя и доля человеческого беспокойства была в ней. Церера не ответила, лишь отвернулась, всем видом показывая, что не желает продолжать этот разговор. — Не твое дело, — прошипела она, стараясь скрыть свои истинные чувства. Дарайна слегка улыбнулась, зная, что её догадки, скорее всего, верны. — Неужели тебя отсылают? — предположила она, в её голосе звучала неприкрытая издевка. — Неужели наконец-то решили избавить нас от тебя? Церера вспыхнула от гнева, услышав слова Дарайны. — Не смей так говорить, — прорычала блондинка, повернувшись к ней, — Ты ничего не знаешь! — Или я угадала, — задумчиво произнесла она, — или же… Не собираются ли тебя замуж отдать? Последние слова она произнесла с нарочитым удивлением, как будто только что догадалась, но в её голосе не было ни капли искренности. Церера молчала, сжимая губы в тонкую линию. Она не хотела подтверждать догадки Дарайны, но и не могла скрыть своей печали. Её молчание было красноречивее любых слов, выдавая её смятение и отчаяние. Она, увидев её реакцию, самодовольно улыбнулась, наслаждаясь своей проницательностью. — Значит, я права, — произнесла она с торжествующим видом, — Тебя действительно собираются выдать замуж. Церера не смогла больше сдерживать свои эмоции. — И что с того? — сорвалось с ее губ. Её голос дрожал, а по щекам потекли слезы, которых она так упорно пыталась сдержать. Она ненавидела показывать свою слабость перед кем-либо, но боль и обида пересилили ее. Дарайна, увидев слезы Цереры, слегка вздохнула, ее лицо на мгновение приняло более серьезное выражение. Она сделала шаг вперед и резким движением схватила Цереру за предплечье, ее пальцы впились в нежную кожу. — Для начала, не роняй слезы, — сказала она, ее голос был жестким, но в нем проскользнула какая-то странная нотка сочувствия, — Ты же Ланнистер, а не какая-то деревенская дурочка. Молчание повисло в коридоре, нарушаемое лишь тихими всхлипами Цереры. Шатенка продолжала крепко держать её за предплечье, не отпуская, словно пытаясь удержать её от полного падания. Затем, неожиданно для самой леди Ланнистер, та подняла руку и большим пальцем аккуратно вытерла слезы с её щек. Этот жест, столь неожиданный и непривычный для Дарайны, удивил Цереру, заставив её замолчать. — Прекращай свои рыдания, — произнесла Дарайна. Её голос был твердым, но не лишенным какой-то странной заботы, — Если ты хочешь попытаться спасти свое положение, то самое время поговорить с Лионелем Мэннингом. Если этот юноша действительно тебя любит, то пусть бросается к своему отцу в ноги, умоляет его, чтобы тот уговорил твоих братьев на брак. Юная леди Редвин отпустила руку блондинки и отступила на шаг, наблюдая за ее реакцией. Она сделала паузу, давая Церере время обдумать ее слова, а затем добавила: — Если же он не сделает этого, то, по делам, считай, семеро уберегли тебя от подобия мужчины, — в её голосе снова прозвучала знакомая ирония, но на этот раз в ней не было злорадства, скорее, какое-то циничное понимание.

***

Серебристые волосы распущены и небрежно спадают на плечи. Их легкие, почти прозрачные пряди, напоминают струящийся шелк. Они ловят отблески солнца, словно живое серебро, и мягко колышутся на ветру. На кончиках некоторых прядей играют яркие солнечные лучи, делая их похожими на мерцающие белые огоньки. На пальцах девушки сверкают кольца. Каждое из них имеет свою историю — одно из них досталось от матушки, второе ещё несколько лет назад подарил дядя, — каждый камень переливается своим особенным светом. Она крутит их, словно пытаясь найти в них ответ на терзающий ее вопрос. Лицо Валейны, обрамленное серебристыми волосами, сейчас кажется задумчивым и даже немного печальным. Её глаза, обычно полные жизни, сейчас смотрят в пустоту, словно погруженные в воспоминания. В уголках губ проскальзывает легкая грусть, словно она мысленно ведет диалог с кем-то невидимым. Она хмурит брови, пытаясь, возможно, решить какую-то сложную вещь. Валейна медленно и задумчиво проходится вдоль перил веранды, её взгляд блуждает по саду. Она скользит взглядом по играющим в карты молодым людям, их смех и оживленные голоса долетают до нее, но кажутся далекими и не имеющими к ней отношения. Сребровласая наблюдает за ними, за тем, как они спорят и смеются, но в ее глазах нет ни зависти, ни участия. Она словно смотрит на чужой мир, находясь за стеклом; её волнует совершенно другое. На мгновение, кажется, что её взгляд смягчается, словно она вспомнила о чем-то приятном, но это мимолетное изменение быстро исчезает. Её брови снова хмурятся, губы поджимаются, и она отводит взгляд от сада, погружаясь в свои мысли. Тихий, почти неслышный вздох вырывается из ее груди. Это не был вздох усталости, а скорее вздох нетерпения. Сад и веселье, царящие в нем, словно перестают существовать для нее, она вновь замкнулась в своем внутреннем мире. Валейна, погруженная в свои мысли, приходит в себя, когда до её слуха доносятся чьи-то шаги. Звук приближающихся шагов заставляет её встрепенуться. Она резко оборачивается, прерывая свои раздумия. Её руки, до этого задумчиво игравшие с кольцами, теперь скрещены на животе, словно она пытается собраться с силами. Её глаза, фиолетовые, сперва останавливаются на человеке, который приближается к ней — мастере над кораблями. Но тут же её взгляд отрывается от его лица, устремляясь вниз, на сад, на ту же картину играющих в карты молодых людей. Она словно снова отгораживается от происходящего, хотя и осознает присутствие Тиланда. Тиланд, тем временем, подходит ближе, и его голос звучит вежливо, но в то же время, с оттенком формальности. — Ваше Величество, — произносит он. Валейна, не отрывая взгляда от играющих в саду молодых людей, с легкой, едва уловимой досадой в голосе, спрашивает: — Почему вы так легко оставили идеи восстановления флота на Малом совете? — в её голосе слышится нотка упрека, словно она была разочарована его действиями. Она, казалось, ждала от него большей поддержки, большего рвения в этом вопросе. Тиланд, не торопясь, подходит ближе, его шаги звучат тихо, но уверенно. Он останавливается в непосредственной близости от Валейны, но не вторгается в её личное пространство, соблюдая правила приличия. Он слегка наклоняет голову, его зелёный взор становится более острым и проницательным. — Вы уверены, что я оставил? — спрашивает Ланнистер. Его голос звучит мягко, но в нем есть намек на какую-то хитрость. Валейна, услышав его вопрос, не понимает, что он имеет в виду. Её фиолетовые глаза с недоумением оборачиваются на Тиланда. В них читается явное непонимание и легкое раздражение. Она ожидает простого ответа, а не какой-то загадки. Тиланд замечает ее замешательство и с едва заметной улыбкой объясняет: — Я сделал это для того, чтобы десница не понял, что я помогаю вам, и не настроил Бисбери против вас. Разве вы не заметили, как старик покорен ему? — он произносит это, как нечто само собой разумеющееся. Тиланд стоит перед ней, высокий и статный, с безупречной осанкой. Его лицо, обычно выражающее сдержанность, сейчас имеет намек на доброжелательность, но все еще сохраняет оттенок спокойствия. Его зелёные глаза смотрят на неё внимательно, словно он изучает её реакцию на свои слова. Он спокоен и уверен, словно держит всю ситуацию под своим контролем. Валейна внимательно смотрит на Тиланда, её фиолетовые глаза изучают его лицо, пытаясь прочитать его истинные намерения. Она на мгновение задумывается, словно перебирает в уме все возможные варианты. Затем, она медленно кивает головой, признавая в его словах долю правды. Девушка понимает, что он мог поступить так из тактических соображений, чтобы не вызвать подозрений десницы и не навлечь еще больший гнев на себя и, возможно, на нее. — Я… Прошу прощения, — произносит Валейна тихо, стараясь скрыть свою неловкость. Она замолкает на некоторое время, словно обдумывает что-то, прежде чем продолжить. Её взгляд отрывается от Тиланда, блуждая по саду, словно пытаясь найти поддержку в окружающих ее пейзажах. — Признаюсь, я думала о подобном, но не была уверена, — добавляет сребровласая. Её голос звучит немного смущенно: она ощутила себя глупой. Тиланд, услышав ее слова, слегка улыбается, и эта улыбка кажется теплой и искренней. — Я дал вам обещание, — спокойно и ровно отвечает он, — И я намерен его сдержать. Его слова полны решимости, и Тиланд смотрит Валейне прямо в глаза, не отводя взгляда, словно подтверждая свою преданность и готовность помочь ей в ее делах. В его тоне нет ни капли превосходства или самодовольства, только заверение в том, что он готов ей помогать. Он говорит это не как подчиненный, а как друг, союзник. Тиланд, слегка наклонив голову, внимательно смотрит на Валейну, его проницательный взгляд словно пытается проникнуть вглубь её мыслей. — Думали ли вы над моими словами, Ваше Величество? — спрашивает мужчина. Голос звучит спокойно, но в нём чувствуется легкая настойчивость, — Чем дольше вы оттягиваете момент разговора с мастером над монетой, тем больше времени мы теряем. И золота. Он говорит это не с упреком, а скорее с легким беспокойством, но со свойственной ему весёлостью, словно волнуется за общее дело, если не за её собственное благополучие. Валейна, услышав слова Тиланда, отрывает взгляд от сада и поворачивает голову, смотря прямо на него. В её фиолетовых глазах вспыхивает лукавая искорка, а на губах появляется легкая, загадочная усмешка. Её поза становится более непринужденной, она словно расслабляется, зная, что теперь она может раскрыть свою задумку. Королева с лукавой усмешкой на губах легонько встряхивает головой и кивает в нужную сторону, а взгляд мастера над кораблями следуя за её легким движением головы, переводится в сторону тенистой части сада. Здесь, под сенью раскидистых деревьев, за несколькими столиками расположились благородные молодые люди, увлеченные карточной игрой. Солнечные лучи пробиваются сквозь густые листья, создавая на земле причудливые узоры из света и тени на земле. Легкий ветерок шелестит листвой, и этот звук, смешиваясь с негромкими голосами, создает атмосферу спокойствия и беззаботности. За столиками, расставленными небрежно, как будто их только что передвинули для удобства, расположились группы юношей и девушек. Преимущество, конечно, за юношами. Они сидят с азартом и увлечением, их лица раскраснелись, а голоса звучат громче и оживленнее с каждой партией. Они спорят, смеются и шутят друг с другом, каждый стремится одержать победу и показать свое превосходство. Девушек в этой компании заметно меньше, но они не остаются в стороне от игры. Они сидят с изяществом и грацией, их платья выглядят яркими пятнами на фоне темных нарядов мужчин. Их движения более сдержанные, а голоса звучат тише, но в их глазах горит не меньший азарт. Они наблюдают за ходом игры, делают ставки и, порой, даже вмешиваются в нее со своими советами и хитростями. А кто-то и лукавствами. На столах разложены карты, игральные кости и небольшие стопки монет. Их блеск привлекает внимание, и они словно манят к себе, обещая легкую победу и богатство. Воздух наполнен ароматом летних цветов и легким запахом дорогих вин. Общая атмосфера в этой части сада кажется спокойной и даже неторопливой, но в то же время в воздухе чувствуется легкое напряжение, вызванное азартом игры. Молодые люди наслаждаются своим досугом, не подозревая, что за их игрой наблюдают чьи-то внимательные и анализирующие взгляды. Леди Калисса Сванн — шестнадцатилетняя высокая брюнетка, выделяющаяся своим ростом и статью среди других девушек. Её темные, как вороново крыло, волосы собраны в сложную прическу, украшенную несколькими тонкими золотыми заколками, но несколько прядей все же выбиваются, обрамляя её лицо. Она одета в платье темного, насыщенного цвета, которое подчеркивает её стройную фигуру, её руки украшены несколькими кольцами, а на запястье красуется тонкий золотой браслет. Калисса сидит за столом с парнями, не теряясь в их компании. Она держится непринужденно, её взгляд спокоен и проницателен, порой кажется, что она может заглянуть в их души. Она не выглядит смущенной или испуганной, наоборот, она держится на равных с мужчинами, словно является одной из них. Конечно, не все воспринимают её всерьез, особенно из-за её пола, и иногда отпускают в ее адрес легкомысленные шутки, но за её спиной уже закрепилась репутация одного из удачливых игроков в азартные игры; данное умение она оттачивала с детства, когда случайно пришла в покои старших братьев и те научили девушку правилам игры, а позже и блефу. Она быстро и сдержанно просматривает свои карты. Её лицо остается невозмутимым, словно она уже знает исход этой игры. Затем её взгляд скользит по лицам парней, сидящих за столом. Брюнетка оценивает их, изучает их выражения лиц, пытаясь уловить их мысли и намерения. Взгляд Калиссы останавливается на парне с медными волосами, сидящем напротив нее. Это внук мастера над монетой, известный своей страстью к азартным играм. Он кажется ей особенно интересным противником, его азарт и самоуверенность делают его легкой мишенью для её хитроумных ходов. Калисса хитро усмехается, уголки её губ приподнимаются в легкой, едва заметной улыбке. В её глазах вспыхивает озорной огонек, словно она предвкушает предстоящую игру и понимает, что уже имеет преимущество над своими соперниками. Она знает, что сейчас её время, и она не упустит своего шанса. Хамфри, самодовольно улыбаясь, глядя на карты в своих руках, бросает в сторону Калиссы пренебрежительный комментарий: — Ну что, юная леди, как там ваши шансы? Неужели твоя удача решила сегодня отвернуться от вас? — его голос полон сарказма, и в его взгляде читается уверенность в собственной победе. Один молодой человек сидящий рядом с ним тихо посмеивается, потирая под своим орлиным носом. Калисса, не меняя своего спокойного выражения лица, лишь слегка приподнимает бровь в ответ на его слова. — Удача, милорд, дама капризная, — отвечает она, её голос звучит ровно и спокойно, но в нем чувствуется тонкая ирония, — И часто предпочитает сторону тех, кто умеет её ценить. Она не вступает в словесную перепалку, предпочитая действовать, а не тратить время на пустые разговоры. Девушка просто ждёт нужного момента. Наступает момент вскрытия карт и вот тут-то удача явно поворачивается к Калиссе лицом. Её комбинация оказывается сильнее, чем у остальных игроков за столом, и это становится очевидно сразу. Хамфри в смятении откидывается на спинку стула, на его лице читается разочарование, а его самоуверенность резко идет на спад. Остальные игроки, пораженные поворотом событий, молча наблюдают за происходящим, пока Калисса торжествует: она не позволяет себе выдать эмоции чрезмерной радости, но в её глазах вспыхивает победный огонек. Брюнетка грациозно и уверенно забирает со стола золото, принадлежащее проигравшим, складывая монеты в небольшую сумку, что висит у неё на поясе. Забрав свой выигрыш, она с легкой усмешкой поворачивает голову в сторону Хамфри, бросая ему вслед еще один комментарий: — Полагаю, милорд, сегодня удача решила оказать мне особую благосклонность. Или, может быть, дело не только в ней? — в голосе звучит легкая издевка. Хамфри, уязвленный поражением, не желал сдаваться. Его мужское самолюбие задето, и он, с легкой досадой в голосе, бросает в ее сторону еще одну язвительную фразу: — Ну что же, леди Сванн, похоже, удача действительно решила сегодня поплясать на вашей стороне. Но разве вы не знаете, что она, как и женщина, переменчива? Калисса, не упустив колкости в его словах, смотрит на Хамфри с легкой насмешкой. Брюнетка цепляется за его слова, с удовольствием подхватывая его вызов. — Вы правы, милорд, удача переменчива, — произнесла Сванн, — Поэтому предлагаю заключительную партию. Чтобы убедиться, кто же из нас в её глазах фаворит. В её глазах горит огонек азарта и предвкушения. Она знает, что эта игра не просто развлечение. У неё есть свои цели, которые она преследует, которые должна выполнить, и она понимает, что сейчас она как никогда близка к их достижению. Она умело манипулирует ситуацией, вовлекая юного Бисбери в игру и используя его тщеславие. Хамфри, поддавшись на ее провокацию, смотрит на Калиссу с вызовом. В его взоре читается сомнение и легкая злость. Он раздумывает над ее предложением, обдумывая возможные последствия. Затем, не выдержав уязвленного мужского самолюбия, он решает доказать ей свое превосходство. Парень тянется к своему кошельку, собираясь достать деньги для новой ставки. Но в этот момент его друг, сидящий рядом с ним, осторожно хватает его за руку, пытаясь его остановить. — Постой, Хамфри, — говорит он, его голос звучит тихо, но настойчиво, — Твой дед будет в гневе, если узнает, что ты проиграл так много. Да и зачем дальше испытывать судьбу? Он пытается отговорить его от опрометчивого шага, зная о том, как важны деньги для их семьи, особенно сейчас. Он понимает, что Хамфри сейчас не думает головой, а ведет себя под влиянием эмоций. Его друг видит в Калиссе не простую девушку, а сильного и хитроумного противника, способного нанести им сокрушительное поражение. И больше всего его задевает то, что это сделала женщина, что так легко и самодовольно «издевается» над ним. Юный Бисбери, проигнорировав попытку друга отговорить его, с раздражением отмахивается от его руки. — Не мешай, — его голос звучит резко и самоуверенно, — Я знаю, что делаю, — парень с решимостью вытаскивает кошелек и кладет его на стол, демонстрируя тем самым свою готовность продолжать игру. Он полон решимости отыграться, не желая признавать свое поражение перед юной леди. Его глаза горят азартом, а лицо выражает упрямство. Калисса, увидев его решимость, на мгновение делает задумчивый вид, словно обдумывает его ход. Она смотрит на Хамфри с легкой насмешкой и лукавством, оценивая его и понимая, что сейчас он в ее руках. Она медленно кивает, соглашаясь на его предложение, но решает внести свои коррективы. — Хорошо, милорд, — ласково протягивает брюнетка, — Я поставлю всё, что сегодня выиграла, любезный сир, но, если вы поставите и перстень на вашей руке, — Она смотрит на его руку, на перстень с фамильным гербом дома Бисбери. Она знает, что это кольцо, должно быть, имеет для него значение, ведь оно носит на себе символ их рода. Её предложение застает Хамфри врасплох. Он на мгновение колеблется, смотря на перстень на своей руке, потом на Калиссу. Он понимает, что она прекрасно осведомлена о ценности этого кольца. Он осознает, что это не просто ставка, а символический акт, который может иметь большие последствия. Но тщеславие и желание взять реванш оказываются сильнее здравого смысла. Хамфри не может отступить: тот понимает, что отказ от ставки будет означать признание её превосходства. Собравшись с духом, он, с едва заметным колебанием, соглашается на ее условие. — Хорошо, леди Сванн, — говорит он, его голос звучит немного напряженно, — Да будет так. Он снимает перстень с пальца и с легким напряжением кладет его рядом со своим кошельком. Его рука слегка дрожит, выдавая его волнение, но он старается этого не показывать, принимая вызов Калиссы. Он осознает, что эта игра будет решающей и ставки как никогда высоки. Напряжение за столом возрастает до предела. Все взгляды прикованы к картам, а воздух наполнен волнением. Хамфри и Калисса обмениваются быстрыми, оценивающими взглядами, пытаясь угадать ходы друг друга. Каждый их жест, каждое движение глаз имеет значение. Игра начинается с осторожных действий, с целью выманить противника, но никто не отступает. Накал страстей нарастает с каждым раундом, пока карты летят на стол, словно молнии. На лице Бисбери начинает проявляться нервозность, он торопится, делает ошибки, пытаясь скрыть свое волнение, но Калисса спокойна: она играет, не торопясь, с холодным расчетом, за которым скрывается хитрая улыбка. Наконец, наступает решающий момент, когда все карты открыты. Калисса, с легкой улыбкой, показывает свою комбинацию, и все вокруг понимают, что ее карта сильнее, чем у Хамфри. Её победа очевидна и неоспорима. Бисбери понимает, что проиграл, и разочарование отражается на его лице, Сванн же торжествует; она забирает свой выигрыш: деньги из кошелька Хамфри и перстень с гербом дома Бисбери, который так опрометчиво поставил на кон юноша. Она встает из-за стола, её движения легки и уверены. Она берет перстень парня и демонстративно примеряет его на один из своих тонких пальчиков. Кольцо, конечно, велико ей, но она не упускает возможности еще раз подтрунить над своим проигравшим противником, выставляя на показ свое превосходство. Калисса смотрит на него. Его самоуверенность испарилась, а на смену ей пришли недоумение и поражение. Она понимает, что он сломлен, и её план сработал идеально. Она окидывает взглядом и других проигравших за столом мужчин. — Благодарю вас, добрые сиры, за добрую игру, — её е голос звучит мягко и вежливо, но в нем чувствуется намек на иронию. Она поворачивается и идет прочь от стола, оставляя позади себя побежденных мужчин. Брюнетка, отходя от стола, легко скользит взглядом по окружающим, и её глаза, словно ищущие, останавливаются на фигуре Валейны на веранде. Королева, окинув взглядом сад, словно ищет кого-то, или, быть может, просто созерцает окружающую обстановку, но андалка понимает, что она ожидает другого. И леди Сванн, неторопливо, медленно, словно грациозная кошка, направляется к веранде. Она вновь примеряет перстень с гербом дома Бисбери. На этот раз, она не просто примеряет его, она медленно крутит его на пальце, словно наслаждается ощущением. На мгновение, кажется, она забывает о важности своего дела, и в её движениях проскальзывает лёгкость и беззаботность, но лишь на миг. Её рука, держащая перстень, чуть приподнимается, и это невольное движение, скорее всего, уловленный Валейной знак о том, что все прошло по плану. В её мыслях звучит тихая фраза: «Ну-с, моя королева, я выполнила всё, что должна». Валейна, наблюдая за тем, как её фрейлина отходит от стола с гордо поднятой головой, невольно облегченно вздыхает. Она с удовольствием следит за ее движениями и уголки ее губ трогает легкая, довольная улыбка. Валейна медленно проводит рукой по своей шее, нежно касаясь кожи кончиками пальцев. Этот жест, кажется, выражает одновременно облегчение и удовлетворение от проделанной работы. Ее взгляд, обращенный сверху вниз на Калиссу, полон одобрения и благодарности. Но, тут же, сребровласая отворачивается от сада, устремляя свой взор в сторону. Не смотря на лорда Тиланда, который все это время наблюдал за происходящим, она произносит: — Заденем его семейной монетой, — голос звучит тихо, но в нем слышится твердость и уверенность. В ее словах сквозит намек на то, что она уже знает, как использовать полученное кольцо и что она не остановится на достигнутом. Теперь её мысли устремлены в будущее. Она не просто радуется победе, она готовится использовать её для достижения своих целей. Тиланд, наблюдая за этой сценой, испытывает странное чувство, смесь гордости и восхищения, а также приятного удивления. Он мысленно говорит себе: «Она умнее, чем многие думают.» В нем пробуждается уважение к этой молодой королеве, которая оказалась более хитрой, чем он мог себе представить. Он видит в ней не просто красивую женщину, а человека, способного на серьёзные и решительные действия, пусть и не всегда честные. Тиланд, немного помолчав, словно собираясь с мыслями, отвечает: — Ваше Величество, я надеюсь, что у вас всё получится так, как вы желаете, — в его словах чувствуется поддержка и вера в ее способности. Валейна переводит на него фиолетовый взгляд полный благодарности. — Благодарю вас, лорд Тиланд, — и в ее голосе слышится искренняя признательность, — Ваша подсказка оказалась прекрасной, — добавляет она с легкой усмешкой. Валейна делает паузу, словно обдумывает свои слова, а потом, с озорным огоньком в глазах, добавляет, — Кто бы мог подумать, что манипулировать может быть не так уж и плохо? В ее словах чувствуется легкая ирония, и она как будто в шутку признается в том, что ей нравится играть в эту сложную политическую игру. Она не скрывает своего удовольствия от того, что у нее получилось использовать ситуацию в своих целях. Тиланд, услышав ее слова, невольно усмехается — Но лишь в умелых руках, это может принести действительно хорошие плоды.