Song of the Dragon Queen / Песнь драконьей королевы

В замкнутом пространстве королевских покоев витал густой, приторный аромат ладана, смешанный с резким терпким запахом крови. Свет от свечей плясал на стенах, вырисовывая причудливые тени, что выглядели, как заговорщики, подглядывающие за таинством рождения, пока разрешающаяся от своего бремени королева возлежала на высоком ложе в центре спальни. Вид её был бледным, измученным, но с выражением нежной надежды и долгожданным облегчением — её опасения и страшные повороты судьбы больше ей не страшны. Из её груди, к которой прилипает влажная от пота сорочка, вырывается громкий вздох, пока голова поворачивается в сторону, обращая взор в сторону старого мейстра, что держит в белых пеленках, пропитанных запахом оздоравливающих трав, новорождённого. От кряхтений и прочих недовольств последнего она слегка вздрагивала, а потом быстро натягивала легкую улыбку, бросая взор на служанок, что улыбались ей в ответ. Алисента дернулась, когда высокие двери распахнулись, и вошел её супруг — Визарис. Усталый и напряженный, но с горящими от радостного волнения глазами. Он двигался медленно, как будто боялся нарушить хрупкую атмосферу комнаты. Мейстр, поклонившись, поднес ему ребенка, но тот не спешил брать его на руки, рассматривая и будто не веря: перед ним его второй здоровый сын, неужели Семеро смилостивились над ним? Визерис принял ребенка на руки, медленно покачивая и держа под головкой. Он был таким легким, таким крошечным, словно хрупкая птица, попавшая в ладонь великана; он определенно уступал в весе и росте старшему брату, но был здоров и готов разразиться здоровым криком. Сердце отца наполнилось нежностью, неожиданной и всепоглощающей. Он аккуратно развернул край пеленки и увидел личико: маленький, сморщенный, как переспелый персик, сын. Ребенок тихо посапывал, его крохотные ладошки были сжаты в кулачки, а на голове пробивались тонкие, как шелк, белые волосики. Визерис нежно прижал младенца к себе, желая впитать его тепло. Он смотрел на сына, на это новое продолжение рода, и чувствовал, как зарождается новая надежда. Мечты о прочном и могущественном королевстве, которые так долго тревожили его разум, теперь появились в этом доме. Он поднял глаза на Алисенту и на его устах появилась слабая, усталая, но полная любви улыбка. Он поцеловал сына в лоб, нежно, почти благоговейно, и тихо произнес, словно древнюю клятву: — Он будет Эйгоном. Эйгон, как Завоеватель, — голос его был тихим, но в нем звучала непоколебимая уверенность. Имя, которое принесло в себе эхо величия и власти, имя, которое звучало, как обещание будущих свершений. Он покачал ребенка на руках, медленно и осторожно, словно укачивая не только сына, но и саму судьбу. «Эйгон... Мой Эйгон. Мой второй мальчик», — пронеслось в его голове. Алисента следила за мужем, за его вдохновленном лицом и не смогла сдержать улыбки, кивая. — Чудесное имя, — только и произносит рыжеволосая. Отто Хайтауэр, до этого момента остававшийся в тени, наблюдал за происходящим с непроницаемым выражением лица. Его глаза, обычно цепкие, теперь были прикованы к новорожденному принцу, на руках своего государя. Он смотрел на него из-за плеча, оценивающим взглядом, словно думая о его потенциале, который он сможет использовать в будущем. Он не спешил с поздравлениями или улыбками, предпочитая сначала взвесить все обстоятельства. Когда Визерис произнес имя «Эйгон», Отто тихо приподнял брови, но не дал понять, что его что-то удивило. Это имя, безусловно, было выбрано не случайно, и десница прекрасно знал, какой вес оно имело для царствующего дома. Это было не имя, а надежда на будущее, долг, невольно возложенный на хрупкие детские плечи и отсылающий к великому предку. Когда Визерис с улыбкой повернулся к Алисенте, Отто наконец подошел поближе. Он поклонился королеве, произнеся низким, но теплым голосом: — Ваше Величество, примите мои самые искренние поздравления, — Отто повернул голову в сторону дочери, — Мальчик выглядит крепким и здоровым. Это благословение для всех королевств. Уголки губ Алисенты дергаются вверх, а она говорит себе: «Он гордится мной, гордится». Хайтауэр перевел взгляд на младенца, которого Визерис продолжал укачивать. На мгновение в его глазах промелькнула искорка гордости, но тут же была скрыта за маской сдержанности. Он не стал, как другие, осыпать ребенка комплиментами. Вместо этого он обратился к королю. — Ваше Величество, имя Эйгон, действительно, достойно его. Дай Семеро ему силу и мудрость, чтобы нести ему честь. И теперь, когда наследник... То есть, когда у вас теперь два сына... — Отто не мог не испытывать досады при мысли, что его внук рожден не первым и у него есть соперник, — ...Корона крепка, как никогда. Визерис, все еще погруженный в эйфорию отцовства, оторвался от созерцания своего новорожденного сына. Слова Отто о крепости короны, как и его замечание о двух наследниках, ласкали его слух: все, чего он хотел, у него теперь есть. Мужчина повернулся, его улыбка стала более сдержанной, но не исчезла. Он понимал, что десница не был бы самим собой, если бы не обратил внимание на политический вес рождения еще одного наследника. — Спасибо, Отто, — произнес он с искренней благодарностью в голосе, — Слова твои утешают, как и твоя преданность. Я уверен, что Семеро благословили наш дом и теперь я вижу будущее королевства в более светлых тонах. Он осторожно покачал Эйгона, не сводя с него глаз, и его взгляд потеплел еще сильнее. Затем он перевел взгляд на Алисенту, которая, казалось, светилась от гордости и солидарности. — Алисента, — произнес он, обращаясь к жене с нежной улыбкой. — Ты подарила мне прекрасного сына. Наш Эйгон будет расти значимым и мудрым под присмотром всех нас. Затем его взгляд скользнул к двери и, на мгновение, в его глазах промелькнула тень беспокойства. Он вспомнил о своей младшей дочери Валейне и о её сыне Джейхейрисе, старшем из его сыновей. Он знал, что рождение еще одного сына не могло вызвать её волнения, по крайней мере так толковали некоторые мастера, в том числе и десница. И он понимал, что ему как никогда необходимо будет проявить мудрость и справедливость в отношении всех своих сыновей; они же все его дети. Алисента, взглянув на мужа, внутренне улыбалась. Тень беспокойства, эта тревожность и напряжение, наконец, превратились в нечто более теплое. Судя по всему, Визерис был действительно счастлив, как думала рыжеволосая. Эйгон, этот крошечный комочек тепла в его руках, был её изящным достижением. Это было доказательством её надежности, как жены, исполнившей свой долг, в глазах супруга. Она чувствовала, как гордость разливается по ее жилам: она сделала это. Алисента невольно задумывается о том, что, возможно, отец наконец-то сможет гордиться ей, как определенно бы гордилась матушка. Но, вместе с этим, в душе Алисенты затаился и страх. Рыжеволосая думала о том, как теперь к ней будет относиться Валейна и будет ли так же любезна, как раньше. А что же Рейнира? Она уже отдалилась и сейчас, когда родился Эйгон, сын её отца, которого она так не желала, все может только всё усугубиться. Та холодность, которая так долго присутствует между ними, теперь только усилится. Алисента не сомневалась, что её старания, её попытки к примирению обречены. Хайтауэр направляет свой взор на копошащегося в пеленках младенца на руках мужа и хмурится, поджимая губы. И что она чувствует к нему? Девушка и сама не представляла: она и не думала о роли матери, а потому не могла ответить. Наверное, любовь.

***

Зал, залитый светом десятков горящих факелов, сиял, как ослепительная река огня. Воздух, густой от ароматов жареного мяса, специй и вина, был насыщен вниманием и нескрываемым интересом, пока скрипы стульев и звонкие бокалы переплетались с громким смехом и возбужденными разговорами, а также со звоном серебряной посуды, на которой приносили всё новые и новые закуски к столам. Музыка, играемая королевскими музыкантами, была ритмичной и бодрой, но в то же время мелодичной, как будто поддерживала всеобщее веселья. Столы ломились под грузом угощений: жареные куропатки, запеченная рыба и кабаны из королевских лесов, фрукты, сложенные горками, в виде золотых сокровищ. Воздух, опьяняющий запахом вина, нависал над ними, словно невидимые облака ароматного дыма. Вдали, под сводами залов, шествовали слуги, внося изысканные сладости на огромных подносах. Оживление было заметно даже в самых укромных уголках зала. Несколько групп дворян и рыцарей веселились, рассказывая нелестные шутки, сплетни и приставая к служанкам, а их лица, подсвеченные свечам, сияли краской от выпитого вина, да и они едва ли могли стоять на ногах. Другие, более спокойные, увлеченно беседовали, то и дело поглядывая на пары, которые медленно кружились в танце. Ночь была наполнена не только весельем, но и предвкушением, напряженным ожиданием другого этапа праздника. В воздухе витал торжественный шлейф, предваряющий еще большие знамения и события. В зале ощущалась не просто радость, но и глубокая уверенность в величии и мощи королевства. Но был и тот, кто отнюдь не радовался рождению юного принца и сохранял молчание. Валейна стояла в тени, словно мрачная статуя, вырезанная из темного гранита, пока праздничное ликование вокруг казалось ей фальшивым и раздражающим. Огни факелов, отражаясь от золоченых стен, не согревали ее, лишь подчеркивали ледяную отчужденность в её глазах. Она наблюдала за происходящим с нескрываемой неприязнью и каждый смех, каждый тост, каждый радостный возглас казался ей отвратительным. Розовые губы были плотно сжаты, образуя тонкую линию, передающую ее напряжение. Валейна не улыбнулась ни разу, хоть никто и не заметил — никому не было в разгар пира дела до королевы. «И то хорошо», — проговорила про себя сребровласая, сжимая в руках кубок вина, который очень скоро поднесла к устам, делая глоток, тогда как взгляд был прикован к толпе. Рождение еще одного сына Визериса, сына Алисенты Хайтауэр, было для нее ударом. Она видела в этом не долгожданное чудо рождения наследника, а угрозу для собственного сына Джейхейриса. Она не могла перестать думать от том, что этот новорожденный Эйгон — не просто мальчик, а соперник, будущий претендент на престол, который может отодвинуть ее сына на задворки истории. Сребровласая прекрасно понимала, что рождение Эйгона несет в себе определенный вес, значение для Хайтауэров, закрепляя их позиции при дворе, делая их ещё сильнее. Этот факт вызвал в ней раздражение. Она думала о Джейхейрисе, о его будущем. Будет ли он любимым? Будет ли он уважаемым? Или его судьба — быть вечно в тени новоиспеченного наследника, чье рождение так восторженно празднуют? И не навредят ли ему эта падаль, Хайтауэры? Валейна была уверена, что ни один человек в этом зале не понимает её чувств. Все они радовались рождению ребенка, не задумываясь о том, какие последствия это может иметь для других. Она чувствовала себя одинокой и непонятой, словно запертой в темнице естественных переживаний. Валейна чувствовала себя так, словно идет по тонкому льду, который вот-вот готов сломаться, и она не в состоянии ничего с этим поделать. Валейна медленно отошла от стены, как привидение, выходящее из тени. Она держалась с безупречной королевской осанкой, но в ее глазах по-прежнему пылал лед. Она приближалась к ближайшему столу, останавливаясь и смотря перед собой, наблюдая за пиром, впиваясь взглядом в толпу, где среди празднующих можно было увидеть и Визериса, говорившего новые речи о силе короны. Наблюдая за своим супругом, который с таким восторгом принимал поздравления, Валейна почувствовала, как внутри поднимается волна горечи. Как можно радоваться Хайтауэрскому ублюдку? Внутреннее напряжение достигло своего предела. Сребровласая медленно обернулась, заметив молодого пажа, спешащего с подносом. Валейна, не отрывая взгляда от Визериса, протянула пажу кубок. — Возьми, — произнесла она ровным, тихим голосом. Паж, наклонив голову, принял кубок, не осмеливаясь поднять взгляд. Валейна в последний раз обвела взглядом зал, пока взор вновь задержался Визерисе. Лишь на долю секунды, но это мгновение было заполнено всей неприязнью, которую она чувствовала сейчас. После этого она снова посмотрела на пажа и отдала приказ: — Если король будет спрашивать, скажи ему, что я утомилась от праздника и хочу отдохнуть. Не ожидая ответа, Валейна развернулась и направилась к выходу из зала, подол платья скользил по полу, словно единственный верный соратник, следуя за ней. Девушка покинула пир, оставив за собой ощущение притворной радости: не желала больше притворяться, не желала быть частью этого показного веселья. Ей нужно было бежать, бежать от всего этого, подальше от лживых улыбок и фальшивой радости, Туда, где она могла остаться наедине со своими наблюдениями и опасениями, где она могла быть искренней, хотя бы перед самой собой. Её силуэт быстро пропадал в темном коридоре. Валейна шла по пустым коридорам, пока вечерние сумерки начинали сгущаться, бросая длинные, причудливые тени на каменные стены Красного замка. Её шаги были тихими и размеренными, эхом отдавались лишь приглушенные звуки ее длинного платья, шуршащего о пол. Коридоры, обычно полные суеты и разговоров, сейчас казались пустыми. Валейна не заметила окружающего мира, ее взгляд был направлен вперед, но она не видела ничего, кроме своих мыслей, тревожащих теперь, с этого дня, ещё сильнее. Изредка она встречала слуг, спешивших по своим делам, они почтительно склоняли голову, но Лейя не обращала на них внимания. Наконец, Лейя достигла Твердыни Мейгора, что не использовалась придворными, держа свои границы открытыми только для членов королевской семьи, но именно тут девушка чувствовала себя в безопасности, среди ее каменных стен, защищенной от чужих глаз и суждений. Она ускорила шаг, но всё же, не сумев более сдержать своих мыслей, прикрыла лицо руками, глубоко вздыхая, переводя дыхание, надеясь более не почувствовать того волнения, той слабости и незащищенности, кои пережила, когда узнала о рождении неполнородного брата — Эйгона. Подумать только, но одно имя, имя младенца, вызывало в ней столько противоречащих друг другу эмоций, самой главной из которых являлся страх. Страх за своего сына. Валейна остановилась на долю секунды возле покоев Алисенты, поджимая в презрении губы, едва услышала оттуда истошный младенческий крик. Она в тот же миг подумала о том, что она ещё не видела этого невинного ребенка, но уже презирала его за рождение. «Четырнадцать. Какая я ужасная сестра», — произнесла про себя Лейя. Сребровласая отвернулась и продолжила свой путь. Валейна прошла сквозь тяжелые дубовые двери, которые с тихим грохотом захлопнулись за ней, скрыв от всех. Внутри царила полутьма, освещенная лишь тусклым светом нескольких факелов, закрепленных на стенах, да свечей, расставленных по комнате. Тяжелые бархатные шторы нежно-розового оттенка закрывали окно так, что лунный свет едва ли мог проникать внутрь. Воздух был теплым, согревающим, как объятия матушки, по которой она тосковала. Фиолетовый взгляд прошёлся по стенам, на которых, вместо обыденных гобеленов с изображениями драконов и битв, кои можно увидеть в коридорах Твердыни, изображены нагие девы, резвящиеся одна с другой, с мужчинами и животными. В полумраке покоев виднелся женский силуэт Шарры, стоявшей у детской колыбели. Её фигура, подсвеченная мягким светом свечей на фоне темных стен, казалась почти идеальной, как статуя. Шарра, в отличие от обычных служанок, не отличалась бледностью тела и робостью нрава. В карих глазах всегда таился лукавый огонек, легкий акцент, оставшийся от прошлых дел. И в данный момент он был при ней. Днем, особенно при остальных служанках, Шарра вела себя более спокойно, сдержанно, но оставаясь один на один с юной королевой чувствовала ту малую свободу, которую имела, и теперь подобное испытывает и при взгляде на новорожденного принца. И вот она наблюдала за мирно спящим Джейхейрисом, что тихо сопел, пока маленькая грудная клетка приподнималась от каждого вздоха, тогда как его маленькое личико казалось почти ангельским в свете огней; рядом с ним, на подушке из темного бархата, лежало яйцо дракона глубокого темно-синего цвета, чья поверхность, казалось, переливалась серебристым блеском, ближе к верхушке окрашиваясь в кромешный тёмный. Шарра нежно поправила плед, укрывая малыша, но, заметив королеву, заметно оживилась. Ее губы расплылись в искреннюю, теплую улыбку, которая так выделялась среди натянутых улыбок придворных, коими давно была сыта сребровлая. И снова та лукавость. — Валейна, — произнесла она, подходя к девушке, голос был тихим, но в нем звучала игривость, — Как всё прошло? Наверное, этот пир был изнурительным? Брюнетка внимательно смотрела на жену короля, присматриваясь к малейшим признакам усталости или расстройства. — Лицемерно и чрезвычайно торжественно, — ответила она. В дальнейшем голосе прозвучала раздраженность, — Все были так счастливы, что родился еще один наследник. В словах чувствовалась неприязнь, и Шарра уловила это. — Тебе помочь расслабиться? — лишь произнесла Шарра, продолжая следить за выражением лица. Рука легла на плечо девушки, слегка поглаживая, затем переходя ей на шею и давая понять, о чём она. Валейна на мгновение задумалась, закрыла глаза, ощущая теплые руки Шарры на плече. Её слова были недвусмысленны, и Валейна на миг поддалась искушению позволить себе расслабиться, забыть о лицемерии и тоске, окутавшем ее сердце. — Помоги мне, если такое возможно после... Родов, — прошептала Валейна, ее голос был тихим и усталым, — Но сначала я хочу переодеться. Она отступила на шаг, давая понять, что ей нужно немного личного пространства. — Я хочу омыться, — продолжала Лейя, её взгляд обратился к Шарре, в котором светилась надежда на облегчение, — И смыть с себя… Это. Шарра поняла ее без слов. Она не стала задавать лишние вопросы, а это лишь в знак соглашения. — Конечно, — промолвила служанка, — Я всё приготовлю. Шарра быстро и ловко собрала все необходимое для омовения, не забывая о душистых маслах и травах, которые всегда вызывали у Валейны расслабление. Женщина принесла таз с теплой водой, немного мягкого полотенца и мыло. Она помогла Валейне снять с нее тяжелую одежду, оставив ее обнаженной, с лишь тонкой сорочкой на теле. Лейя, в свою очередь, сняв с себя повязку, пропитанную лохмией, отдала её, а Шарра бережно забрала ткань, не желая испачкаться. Она осторожно свернула ее, отнесла к камину и бросила в огонь, наблюдая, как пламя пожирает ткань. — Боги. Наконец-то! После этого Валейна подошла к тазу с водой, стоящем на полу, и приподняла сорочку, оголяя низ. Она немного отвела ладонь, в которую женщина налила слегка теплую воду, и разведя ноги в сторону, смысла выступившие сгустки лохмы; так продолжалось несколько минут, пока Лейя, морщась, аккуратно омывала повреждённую после родов промежность, бережно удаляя остатки послеродовых выделений. Теплая вода принесла облегчение, а ещё успокаивала кожу, и Валейна смогла наконец-то немного расслабиться. Закончив омовение, Шарра помогла Валейне надеть чистую шелковую сорочку, а затем и теплый, плотный халат. Мягкая ткань ласкала тело, создавая ощущение комфорта и безопасности. Наконец, Валейна почувствовала, что может хоть немного отпустить напряжение, скопившееся внутри нее. Валейна, некоторое время стоя перед тазом, вытершись насухо, наконец отошла к мягкому креслу, приподняв юбку и выставив одну ногу вперед. Теплое сияние свечей играло на ее коже, подчеркивая изгибы спины и изящные линии ног, и Шарра, с лёгким, почти нежным прикосновением, надела на королеву чулки. Её пальцы скользили по нежной коже бедер, слегка поглаживая голени, показывая, что готова к более откровенным ласкам. Валейна, погруженная в свои мысли о новой угрозе для неё и сына, не обращала особого внимания на эти прикосновения. Она, казалось, была уже почти в трансе, погружённая в свою родную тоску и раздражение. Шарра, заметив это, едва заметно ускорила темп своих движений, делая их всё более настойчивыми. Её рука, скользя по внутренней стороне бедра, переходя к интимной области, подготавливая Валейну к более откровенному контакту. И вот когда загорелые пальчики подобрались к сокровенному месту, начиная ласкать, на устах Лейи появилась легкая улыбка, пока сама она пыталась расслабиться, отвлечься. Внезапно, из-за двери послышался низкий, принадлежавший сиру Треву, голос. — Ваше Величество, пришёл мастер над кораблями. Валейна, словно очнувшись от полусна, резко выпрямилась, пока женщина у её ног, быстро поправила юбки, прикрыв их халатом; она поднялась на ноги и отошла в сторону, сложив руки на животе, пока девушка посильнее затянула пояс, затем удостоверилась, что сорочка не попадается на глаза. Сребровласая быстро провела рукой по волосам, поправляя те. Ее лицо, которое до этого момента было немного расслабленным, приобрело волнительный вид. — Пусть он войдет, — сказала она, делая шаг вперёд. Дверь отворилась, и вошел лорд Тиланд Ланнистер, мастер над кораблями. Он был одет в простую, но добротную одежду, подобающую его должности, с вышитым на левом плече львом — гербом его дома. Его движения были сдержанными и уверенными, взгляд — сдержанным и внимательным. Он слегка поклонился, вошел в комнату, а затем остановился, ожидая разрешения приблизиться. — Ваше Величество, — произнес он низким и спокойным голосом, — Прошу прощения за столь поздний визит, но я обещал доставить вам отчеты о состоянии флота еще днем. Он держал в руках свернутый пергамент, перевязанный кожаным шнурком. Валейна, глядя на него, почувствовала растерянность, так как совсем забыла о подобном обещании. — Лорд Тиланд, — кивнула Валейна, — Благодарю вас за ваш визит. Признаться честно, я и позабыла в суете о вашем приходе. Валейна, чувствуя легкий укол вина за свою забывчивость, а также понимая, что затягивать разговор не стоит, решила сменить тему. Она глянула на невысокий столик и кушетку, стоявшую напротив, рядом с ними, и слегка приподняла правую руку, указывая и приглашая пройти. — Лорд Тиланд, прошу вас, присаживайтесь, — проговорила сребровласая, — Не думаю, что нам будет удобно читать о корабельных делах стоя. Она подождала, пока мастер над кораблями кивнул, понимая её, и присел на кушетку, а затем сама опустилась на край, неторопливо и изящно поправив складки своего халата. Она чувствовала, что Шарра наблюдает за ними из тени, но старалась, не обращать на это внимания. — Не желаете ли вы вина, лорд Тиланд? Тиланд, в свою очередь, поблагодарил ее за любезность, но вежливо отказался: — Благодарю вас, Ваше Величество, но я бы сохранил ясность ума для отчетов. К тому же, — он сделал легкий поклон, — дела флота не терпят отлагательств. Сребровласая улыбнулась ему, тихо заметив: «Половине б мужчин такую тягу к своему делу», думая, что он и не услышит её, однако мужчина усмехнулся и тихо ответил: «Не всем дано. Семеро скупы на трудолюбие». Валейна приняла его отказ от напитка, начиная понимать, что перед ней человек дела, и потом не стала настаивать. Её фиолетовые глаза спешно пробежались по свернутому пергаменту, а затем внимательно следили за тем, как мастер над монетой развязывает тугую веревку, разворачивая документ. И с первых же мгновений начала внимательно изучать текст, в то время как лорд Тиланд, в свою очередь, начал объяснять. — Ваше Величество, — заговорил блондин, — Как вы видите... — его указательный палец остановился на одной строке, — ...Из этих отчетов ясно, что состояние нашего флота в целом удовлетворительное, — и снова цифры, — Большинство кораблей находятся в рабочем состоянии, хотя, конечно же, некоторые из них требуют незначительного ремонта. Но вот… Тиланд говорил о состоянии корабля, о необходимых закупках, о количестве матросов и офицеров, а Валейна внимательно слушала, сверяясь с данными, представленными в пергаменте. Она задавала уточняющие вопросы, проявляя живой интерес к делу, не пропуская ни одной идеи. И девушка, не прерывая внимательного изучения документа, лишь изредка поглядывала на мастера над кораблями. Ей было важно услышать каждую деталь, ведь от этого зависит безопасность её дома, её семьи и самое главное — её сына. — Лорд Тиланд, — неожиданно в покоях раздался её голос, — Я благодарна вам за столь подробное изложение. Но у меня есть еще один вопрос, который меня сейчас очень волнует. Скажите мне, честно, готов ли наш флот к войне, если таковая произойдет? Мы видим, что происходит на Ступенях, и я не хочу, чтобы корона была застигнута врасплох. Она внимательно смотрела на Ланнистера, ожидая его честного ответа; ей нужна была правда, какой бы горькой она ни была. Тиланд, внимательно выслушав ее вопрос, не стал увиливать. Он понимает, что сейчас не время для принятия формулировок. — Ваше Величество, — ответил он, его голос был твердым, — Наш флот в настоящее время находится в боеспособном состоянии, но для полноценной подготовки к войне потребуются время и ресурсы. У нас есть люди, у нас есть необходимые запасы провианта и вооружения, но... — он сделал небольшой паузу, — У нас недостаточно боевых кораблей, а также есть потребность в укреплении нашей береговой защиты. Если на Ступенях возникнет открытое противостояние, которое может угрожать Вестеросу, то наш флот будет вынужден перебросить войска, что ослабит Королевскую гавань. Он говорил откровенно, не пытаясь скрыть истинной ситуации, пока Валейна отвела взор, принимая его слова с пониманием. — Ясно, — произнесла она, ее взгляд стал еще более мрачным. — Я вижу, что ситуация со Ступенями не такая радужная, как попытка десницы представить её. Отто Хайтауэр, — проговорила Валейна с явным раздражением, — Похоже, просто принимает свои решения, противореча интересам короны. Его бездействие и увиливание может нам дорого стоить. Она нахмурилась, вспоминая его уклончивые ответы на ее вопросы. Она все больше убеждалась в том, что десница ведет свою собственную игру, не заботясь о благополучии королевства. Хотя, чего стоило ожидать от человека, что так упорно пытался положить свою дочь в постель короля? Валейна, нахмурившись, впилась взглядом в Тиланда, пытаясь найти в одном его лишь облике все ответы на свои вопросы. — Лорд Тиланд, — проговорила сребровласая. Её голос стал более резким, — Скажите мне, возможно ли укрепить наш флот в короткие сроки? Что нам для этого нужно и сколько времени это займет? Она понимала, что время сейчас играет против них, и хотелось как можно быстрее получить конкретный ответ. Тиланд, сдержанно кивнув, перешёл к делу: — Ваше Величество, — произнес мужчина, — Укрепить наш флот в кратчайшие сроки с большей вероятностью удастся, но только при наличии необходимых средств. Нам нужно построить новые боевые корабли, закупить больше материалов для ремонта, нанять больше матросов и укрепить береговую защиту. Он перевел дыхание, прежде чем продолжить, понимая, что дальше последует неприятная часть разговора: — Но, к сожалению, без золота, которым распоряжается мастер над монетой, старик Лиман Бисбери, мы не сможем осуществить это в ближайшем будущем, — Ланнистер покачал головой, ненадолго вскидывая голову к потолку, разминая шею, пока Валейна, внимательно смотря на него, наклонила голову в сторону, — Лорд Бисбери, как вы знаете, ненавидит любые расходы, особенно если они увеличиваются за счёт войны, — его рука потерла левую сторону шеи, вероятно она больше всего затекла, — Он всегда настаивает на том, что нужно накапливать. Сребровласая скрестила руки на груди. — Только скупой платит дважды. — За столько лет запамятовал видимо истины, что вкладывали в каждого из нас септы и мейстры, — в его голосе слышалось разочарование, хоть и с долей веселья. Он, как и многие другие, понимает, что бездействие мастера над монетой может привести к непоправимым последствиям. — Бисбери… — произнесла она, — Я всегда знала, что он слеп к насущным проблемам. Он предпочитает сидеть в своей башне и пересчитывать монеты, вместо того, чтобы думать о будущем государства. Тиланд, заметив легкое раздражение Валейны, что читалось в её фиолетовых глазах, понимал, что сейчас не время увиливать или говорить общие фразы. Он решил быть максимально честным и дать ей точную оценку ситуации. — Ваше Величество, — продолжает мужчина, стараясь сохранять спокойствие, — Если убедить лорда Бисбери в необходимости проведения дополнительных трат или, если позволите, слегка припугнуть его возможными последствиями его скупости, то, возможно, он и согласится на резервные средства. Я знаю, что он печется о своем посте, и, вероятно, он может... Быть «расстроен» из-за перспективы потерять должность из-за войны. Он говорил об этом с некоторой осторожностью, понимая, что его слова могут прозвучать, как критика в адрес одного из королевских советников, но в то же время он знал, что Валейна нуждается в честности и прямом ответе. Девушка же, внимательно выслушав Тиланда, на мгновение замолчала, обдумывая его слова. Потом она тихо рассмеялась, почти беззвучно, но в ее глазах мелькнул огонек. — Как ловко вы ушли от «испуган» к «расстроен», — заметила девушка, улыбнувшись, — Точнее обошли. — Уйти, обойти. Важно ли? Объяснить — главная цель, — ответил блондин. Валейна кивнула, сохраняя улыбку на лице, мысленно отвечая: «И у вас получилось», и она ненадолго задумалась над его словами. — Припугнуть его последствиями, говорите? — произнесла она, её губы слегка скривились в усмешке, — Интересное предложение, лорд Тиланд. Я обязательно запомню ваши слова. Она снова подняла взгляд на Тиланда и на этот раз в её глазах читалась заинтересованность. Она понимала, что он не только искусный мастер над кораблями, но и умный и проницательный советник; жаль, отец не может оценить это по достоинству. Она откинулась на спинку кушетки, задумчиво глядя на потолок. Она уже начала строить планы в голове, как убедила или, как сказал Тиланд, припугнула Лимана Бисбери. Она знала, что не станет медлить и постарается получить необходимый ресурс для флота, чего бы ей это не стоило. И вдруг она издала громкий смешок. Внезапный смех Валейны застал Тиланда врасплох. Он не ожидал такой реакции на свои слова и на мгновение застыл, не понимая, чем вызвано ее веселье. Мужчина несколько раз моргнул, пытаясь понять, не сказал ли он чего-то неуместного. — Ваше Величество, — произнес мужчина. Его голос звучал немного неуверенно, — Простите, если я сказал что-то неподобающее. Я не хотел вас обидеть. Может быть, мои слова показались вам глупыми? Ланнистер не договорил и неловко кашлянул, ожидая ее ответа. Его лицо слегка покраснело и ему казалось, что он готов провалиться сквозь землю от стыда. Он был глуп? Или огорчил её? Валейна, заметив его замешательство, тут же перестала смеяться, стараясь принять более серьезный вид. — Нет, лорд Тиланд, — поспешила заверить Лейя его, — Совсем нет, я не смеялась над вами. Простите, если мой смех показался вам неуместным. Просто… я не ожидала, что среди придворных найду столь прямого и честного человека, который видит ситуацию так же, как и я. Она сделала глубокий вдох. — Мне, наоборот, очень приятно с вами общаться, Лорд Тиланд, — призналась девушка. Её голос стал более мягким и искренним, — Вы один из немногих людей в этом замке, с которым можно говорить откровенно, не боясь нарваться на интриги и лицемерие. Она слегка улыбнулась, её фиолетовый взгляд, направленный на Тиланда, был полон благодарности. Она поняла, что ей нужен такой человек, как он, который будет честен с ней и даст ей дельный совет. Валейна прикусила нижнюю губу, невольно вспоминая один из вечеров своего детства, который она провела в окружении матушки с сестрой и няньками. Девушка замерла, пытаясь, как можно подробнее вспомнить события того дня, и в какой-то момент, кажется, даже вздрогнула, прежде чем заговорить вновь. — Знаете, лорд Тиланд, когда я была маленькой девочкой, нам с сестрой рассказывали сказки, в которых непременно была принцесса, что, становясь королевой, обязательно находила новых друзей, — Лейя поджала губы, сжав одной рукой ткань халата, — Я — королева, но у меня нет друзей. Голос Валейны затих и в комнате на миг повисла тишина, а он смотрел на нее с сочувствием, понимая, как тяжело ей пришлось в этом змеином гнезде, каким стал для неё когда-то родной королевский двор. Оно и было очевидно, ведь когда кто-то восходит на ступень выше, то низшие обязательно попытаются вскарабкаться к нему, но не поддерживать баланс и не служить ему опорой. Он видел в ней не только королеву, но и одинокую девушку, местами ребёнка, которая, несмотря на свою силу и власть, коей только училась распоряжаться, жаждала человеческого тепла и понимания, а её невольное возвращение к прошлому звучали, как призыв о помощи. Тиланд, хоть и был человеком сдержанным и немногословным, не мог причинить ей боль своим равнодушием. Он понимал, что ей нужно не только его честное мнение, но и простое человеческое участие. — Моя королева, — произнес мужчина мягким тоном, — Не могу сказать, что я ваш друг: таковым вы можете назвать меня, если я удостоюсь когда-нибудь подобной чести. Но я могу обещать вам, что всегда буду честен с вами и выскажу свое мнение, каково бы оно ни было, — он сделал паузу, а затем с легкой улыбкой добавил, — И если вам нужно будет просто поговорить, то я всегда готов выслушать вас, как человека, а не как правителя. Если вы пожелаете. Он знал, что его слова не изменят её жизнь, но надеялся, что они даруют ей немного утешения и надежды: то, что для неё, окруженной интригами и лицемерием, может быть бесценным. Глаза Валейны наполнилась теплом, словно заискрились, когда услышала слова советника. В его голосе она услышала не только почтение и преданность, но и искреннее сочувствие, чего ей так не хватало, и самое главное — человеческое понимание. Она почувствовала, как напряжение, скопившееся внутри нее, немного отпускает. — Благодарю вас, лорд Тиланд, — произнесла Валейна, кивая, — Я ценю вашу честность и вашу готовность выслушать меня. Обещаю, что и я не буду таить от вас ничего и, если мне потребуется честное и доброе слово, я непременно обращусь к вам. Она слегка улыбнулась, её взгляд был полон надежды. Впервые за долгое время она почувствовала, что не совсем одинока в этом огромном и чужом для нее замке. Она посмотрела в глаза Тиланда и увидела там не только уважение, но и какую-то странную, зарождающуюся симпатию, которая легким теплом коснулась ее сердца. Она на мгновение задержала взгляд и в ее голове вспыхнула мысль, что, возможно, их встреча была не просто случайностью. Мужчина было хотел сказать что-то, но не сделал этого, а его зелёный, почти изумрудный взгляд сменился с искренне заинтересованного на напряженный и, как могло показаться, смущенный. Валейна следила за ним и почувствовала, как кровь прилила к её щекам, когда поняла причину его перемен. Она опустила взор вниз и увидела, что на ее халате, в области груди, образовались влажные пятна. «Пекло!» — выругалась про себя девушка. Хоть она и не кормила грудью Джейхейриса, в её организме все еще вырабатывалось ненавистное молоко, которое могло легко стечь во время сна или, когда она ходила без корсета и утягивающей грудь повязки. Она прикрыла пятна рукой, поджимая губы: ей стало ужасно стыдно. Эта неловкость была для неё чем-то новым и от этого она чувствовала себя ещё более некомфортно: увы, но принятие самой себя после рождения сына, иногда было затруднительным из-за всего нового, что оно принесло ей. Валейне захотелось уйти и как можно скорее сменить халат, но бежать некуда — она в своих покоях, а выгнать мастера над кораблями — чистая грубость. Тиланд, заметив ее смущение, быстро отвел взгляд, стараясь не смущать ее еще больше. Он понял, что наступил неловкий момент и лучше было бы поскорее закончить их разговор, поэтому он спешно постарался перевести тему. Ланнистер откашлялся, стараясь вернуть беседу на более формальный язык. — Моя королева, — сдержанно сказал мужчина, — Уже поздно и я думаю, что вам необходимо отдохнуть после столь насыщенного дня. Я предоставлю вам необходимую бумагу завтра утром и буду рад продолжить наш разговор, если на то будет ваше желание. Он встал с кресла, собираясь откланяться. Но прежде чем он успел сделать шаг, его взгляд упал на шелковую шаль, небрежно перекинутую через спинку стула рядом со столиком. Он подошел к ней, аккуратно взял ее на руки и, подойдя к сидящей Валейне, что пыталась прикрыть руками свою грудь, сделал еще шаг к ней, тихонько приблизился и накинул шаль на ее плечи. — Возможно, — проговорил блондин голосом полоны тепла, — Мне кажется, но так вам будет удобнее. И спокойнее. Он поправил шаль на девичьих плечах, стараясь не касаться её тела, и отступил на шаг, слегка поклонившись. Валейна, в свою очередь, была тронута его заботой. Она улыбнулась, глядя на Тиланда, ее сердце наполнилось теплом, тихо произнеся: «Благодарю за заботу, милорд». Этот жест, простой и в то же время полный внимания, показался ей очень искренним и душевным. Настоящим, если говорить точнее. Она заметила его взгляд от самой двери, когда он повернулся на пороге, чтобы еще раз ей поклониться. Валейна кивнула в ответ, не отрывая от него своего фиолетового взора, после чего дверь закрылась, вновь оставляя её одну на мягкой кушетке в полумраке своих покоев. Но в этот раз королева не была такой грустной. Тихая тишина, наступившая после ухода мастера над кораблями, была нарушена слабыми детскими всхлипами. Валейна повернула голову в сторону колыбели и увидела, что Джейхейрис проснулся. Он тихонько капризничал, ворочаясь в своих пеленках, тогда как Шарра, находившаяся все время в покоях, рядом с колыбелью, заметив его пробуждение, тотчас подошла к нему и, взяв его на руки, начала ласковый разговор, слегка покачивая его из стороны в сторону и стараясь успокоить. Сердце Валейны наполнилось теплом. Она, позабыв о своих заботах, встала с кушетки и направилась к колыбели, слегка улыбаясь. Она чувствовала себя счастливой после этого недолгого разговора с Тиландом. — Ну, что, мой маленький дракон, проснулся? — ласково произнесла она, беря на руки Джейхейриса. Она прижала его к себе, чувствуя его тепло и нежный молочный запах. Такой тёплый. Она замерла, слегка покачивая малыша и рассматривая его маленькое личико, слегка освободив ручки от пелёнок, дав тому немного свободы; к слову, его пальцы первым же делом начали играть с краем шали на её плечах. Малыш прижался к ткани и вдохнул тонкий сладкий аромат материнского молока. Затем маленькая детская ручка коснулась влажных пятен на халате матери, и он, стараясь опустить голову, тихо, но смешно принюхался. И теперь по покоям разнесся теплый смех. — Шарра, — позвала она служанку, не отрывая взгляда от Джейхейриса, — Прикажи привести кормилицу. Похоже, мой дракон проголодался, — и потом взглянула на свой халат, — И служанок. Пусть приготовят ванную и постель.

***

В покоях Алисенты царила напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием спавших служанок, заснувших на стульях в темном углу спальни, пока сама рыжеволосая лежала в постели, тихо дыша, а её лицо по-прежнему оставалось бледным и измученным. Она надеялась забыться долгожданным сном; хоть мейстр и сказал, что роды прошли весьма легко, но у неё полностью исчезли все силы, появилась боль в теле и сон не приходил к ней, словно убегал от неё куда-то прочь. Но как только она начала погружаться в полудрему, тишину пронзил громкий плач Эйгона, который, казалось, не прекращался ни на миг; мальчик плакал и ранее, устраивая испытания нянькам и матери, чтобы его успокоить. Он был беспокойным ребенком, что поспешил доказать в первый же день своей жизни и постоянно требовал к себе внимания. Алисента открыла глаза и глубоко вздохнула. Её взгляд был наполнен усталостью, как и у служанок, что, едва заслышав плач младенца проснулись, поднимаясь со своих мест. С трудом поднявшись с кровати, рыжеволосая направилась к колыбели. Её тело болело, голова казалась тяжёлой, словно налитой свинцом. Девушка подошла к колыбели, слегка отдаляя девушек, поспешивших к ребёнку, склонилась над Эйгоном и взяла его на руки. Его крик, хоть и был тихим, по сравнению с криком взрослого человека, но всё равно терзал её разум, впиваясь, как тонкие иголки, не давая отдохнуть. Рыжеволосая прижимала его к себе, нежно покачивала, шептала ласковые слова, но успокоение не приходило. — Ну-ну, мой маленький, — прошептала она, пытаясь укачать его, — Что с тобой? Почему ты так плачешь? Плач Эйгона стал все громче и пронзительнее, как будто он делал всё нарочно. Из женской груди вырвался тяжёлый вздох и зелёный взор обратился в сторону служанок, замечая одну в возрасте, что тихо и почтенно предложила свою помощь. Девушка кивает, понимая, что у неё нет сил и времени, дабы бороться с его плачем. Она слишком измотана. Она чувствовала, как в ее груди поднимается раздражение, а из глаз вот-вот хлынут слезы отчаяния. Она хотела тишины, она хотела покоя, но все, что она получала — это плач ребенка, от которого некуда было сбежать. Хайтауэр передала сына женщине, а сама устало отступила в сторону, смотря на то, как служанка успокаивает сына. Неужели она что-то не так делает? Плач Эйгона, казалось, достиг своей вершины. Он кричал так громко, что казалось, будто все покои наполнились его воплями, пока Алисента, сохраняя своё отчаяние, тяжело смотрела в сторону служанок, наблюдая за их действиями, надеясь, что те смогут успокоить её сына. И, к ее удивлению, Эйгон стал успокаиваться, его крик постепенно стихал, пока не превратился в тихие всхлипы. Алисента смотрела на это со смешанными чувствами. С одной стороны, она чувствовала благодарность к служанке за помощь, но с другой — ее сердце сжималось от странного чувства разочарования и недоумения. Неужели она что-то не так сделала? Неужели она плохая мать, раз не может успокоить своего ребенка? Она чувствовала себя никчемной и беспомощной, наблюдая за тем, как другая женщина справляется с тем, что оказалось для нее непосильным бременем, когда дело коснулось её ребёнка. Женщина, укачивая младенца, продолжала напевать тихую колыбельную, пока Алисента стояла в стороне, погруженная в свои мысли. Ее взгляд был направлен на Эйгона, что поморщился, недовольно сверкнув своими фиолетовыми глазами, и она никак не могла отделаться от ощущения, что что-то упустила. Она чувствовала себя чужой. Чужой для собственного дитя. За окнами уже давно сгустились ночные тени и лунный свет едва пробивался сквозь тяжелые тучи, а за стеной, в соседних покоях, всё ещё бодрствовала принцесса Рейнира: она никак не могла уснуть. Она чувствовала себя одиноко и беспокойно, словно зверь в клетке, и, не имея возможности находиться больше в четырех стенах, вышла на свой балкон. Белый шелковый халат и тонкая ночная сорочка едва защищали её от прохладного ветра. Ее серебряные волосы, собранные в простой хвост с лентой, развевались на ветру, фиолетовые глаза, полные мрачной тоски, смотрели на ночной город, пока она прислушивалась к редким звукам, доносившимся снизу. Она не была рада рождению ещё одного братца, тем более от Алисенты, которая, по ее мнению, достойна была называться не иначе, чем предательницей. И тут, сквозь тишину ночи, до слуха Рейниры донесся слабый детский плач, доносящийся из покоев Алисенты. Она поморщилась, услышав этот крик, и мысленно сравнила новорожденного брата с кабаном. Плач его был таким же громким и противным, как предсмертный крик раненого кабана, который она как-то услышала во время охоты. Этот звук вызвал у нее отвращение и злобу, только подливая масло в огонь ее негодования. «Был один, теперь их двое», — подумала про себя девушка. Она сжала кулаки, впиваясь ногами в ладонь. Рейнира чувствовала, что ее терпение на исходе, что она больше не может сдерживать свою ярость. Она хотела кричать, но вместо этого она лишь с презрением посмотрела в сторону покоев Алисенты, мысленно проклиная её и её новорожденного сына. Ночной ветерок трепал серебряные пряди Рейниры, пока она стояла на балконе, сжимая перила до побелевших костяшек. Плач Эйгона, доносившийся из покоев Алисенты, как будто насмехался над ней, терзал ее и без того измученную душу. Каждый его крик отдавался в ее сердце болезненным эхом, напоминая о том, что она одинока. Рейнира чувствовала, что ее отец все больше и больше отдаляется от нее. Рождение Джейхейриса, сына сестры, казалось, переключило все его внимание на нового наследника, и наследной принцессе казалось, что она уже не занимает в его сердце прежнего места. Теперь же, с появлением Эйгона, эта пропасть между ними, казалось, стала еще глубже. Рейнира с горечью подумала, что все надежды на его поддержку и любовь ускользают от нее с каждым новым криком этих младенцев. Она чувствовала, как её сердце переполняют горькая обида и бессильная ярость. Рейнира видела, как Алисента, бывшая подруга, теперь возвышается в глазах, как мать сына его отца и это разрывало ее изнутри. Рейнира чувствовала себя преданной и забытой, как будто она была лишь тенью семьи, а не наследницей Железного трона. Рейнира ощущала, что каждый новый ребенок, рожденный во дворце, отнимает у неё часть будущего, забирая себе. Каждый крик новорожденного отдалял её от трона, который она считала своим по праву. Отдалял её от отца. Сребровласая боялась, что однажды отец просто забудет о ней. Ее фиолетовые глаза смотрели в тёмное небо, но не видели в нем ничего, кроме собственной боли и разочарования. И ярости. Девушка была наследницей, но чувствовала себя изгнанницей и это мучительное осознание отравляло её. Рейнира стиснула зубы, чувствуя, как слезы подступили к глазам, но она отказывалась их проливать, уговаривая саму себя, что все её мысли неверны. Она должна была быть независимой, должна была бороться, должна была вернуть себе свое законное место. Но пока, всё, что она могла сделать, это стоять на балконе и слушать плач ребенка, который отнимал у нее будущее.

***

Ночь опустилась и на Ступени, тяжелая и удушающая, словно саван. Воздух, густой от влаги с морской солью и гари, давил на лёгкие, не позволяя вздохнуть полной грудью. Ветер, обычно рьяный здесь, казался уставшим и ослабленным, как будто сам изнемогал под ношей войны, как и люди. На острове с изрезанными скалами, где засели пираты из Эссоса, царила напряженная тишина, прерываемая лишь редкими выкриками, стуком и залпами, смешанными с ужасным свистом. Огни костров, разбросанные по всему острову, дрожали, отбрасывая причудливые тени, превращая скалы в когтистые лапы и хищные морды неизведанных зверей. Очевидно, сама земля ждет, когда начнется очередная кровавая схватка. Пираты, грязные и измотанные, а многие и с язвами от зараженных ран, сидели вокруг костров, перевязывая раны и затачивая мечи. Это были люди разных кровей и происхождений — беглые рабы и отменные головорезы — объединенные лишь жаждой наживы и ненавистью к силе и мощи Вестресоса. Их потрепанные одежды, пропахшие потом и кровью, гнилью и солью, контрастировали при свете огня с блеском оружия, которое они держали в руках. Их лагерь, установленный наспех, представлял собой жалкое подобие палаток, грубых землянок для командиров и переносных укреплений из камней и деревьев. Они знали, что противники не отступят, что они не укроются от гнева морских вод. Именно поэтому каждый из них понимал, что поражение здесь будет означать не просто плен, а смерть. Внизу, на побережье, до сих пор кипела жизнь. Шум волн, бьющихся о берег, смешивался с лязгом клинков и криками раненых, а также пленников, которых прибивали к укреплениям гвоздями, позволяя пожирать их плоть крабам, выползающим из песков. Несмотря на темноту, можно было различить силуэты сражающихся – защитников из дома Веларионов, которые, несмотря на закат и потери, продолжали наседать, пытаясь отбить новые места: они были подобны шторму, что наступил на каменистый берег, желая поглотить врага. Тусклый отсвет факелов на палубах кораблей морских бросал блики на воду и в этом отсвете можно было увидеть кровавые брызги, которые разлетались в воздух. Слышались крики боли, мольбы о пощаде, и команды, которые призывали идти вперед. Напряжение в воздухе нарастало с каждой минутой. Остров, пропитанный кровью, затаился в ожидании новой атаки, которая очень скоро перейдет с моря на его землю. И вдруг, в момент абсолютной тишины, когда показалось, что само небо затаило дыхание, ночная тьма раскололась, как будто от удара божественного молота и из бездны вырвался поток пламени, озаривший всё вокруг багровым светом, уничтожая всё на своём пути. И вслед за алым заревом возник силуэт алого дракона. Его крылья, как крылья демона, заслонили собой часть неба, отбрасывая зловещую тень на скалистый остров. Полный ярости рев Караксеса, Красного змея, пронзил ночную тишину, подобно грому, заставляя многих подняться на ноги и броситься к оружию — скорпионам, на которых в борьбе с драконами возлагали большие надежды. На спине исполина восседал Деймон Таргариен, Порочный принц, чья фигура, вырисовывающаяся на фоне огня, казалась воплощением самого Неведомого. Он пронесся над лагерем пиратов и его голос прозвучал, как приговор: — Дракарис! Караксес обрушил на лагерь пиратов свою ярость. Из его пасти хлынули потоки пламени, превратив тихую и холодную ночь в жаркий день, а остров – в пылающее пекло, которое, как пишется в «Семиконечной звезде», поглощает всех грешников. Беспощадный огонь пожирал все на своем пути: деревянные конструкции вспыхивали, как сухая трава, палатки и землянки мгновенно превращались в пепел, а камни раскалялись докрасна, как угли в костре. Пираты, застигнутые врасплох, метались из стороны в сторону, а их крики и вопли тонули в оглушающем реве дракона. Те, кто не успел сгореть заживо, пытались найти хоть какое-то укрытие, бросаясь в пещеры и расщелины, подобно крысам. Караксес бушевал над островом всю ночь, превратив его в пылающую бездну на земле. Пламя, извергаемое из его пасти, не угасало ни на мгновение, пожирая всё на своем пути. Остров, окутанный дымом и огнем, казался гигантским костром, который пылал по ночам, окрашивая окрестные воды багровым светом. Крики ужаса и боли сливались с ревом Красного змея, пока дым, густой и едкий, окутывал местность, словно саван. И вот, когда на горизонте появились первые лучи летнего солнца, ночь начала отступать, а Караксес, как будто устав от разрушений, взмыл в небо. Оставив позади себя только дым и пепел, и затем, набрав высоту, направился в сторону соседнего острова, который был захвачен в бою ранее. К этому моменту к берегу этого острова уже подошли корабли Веларионов, их голубые паруса с изображением серебряного конька переливались при свете зари, но от мачт, на которых даже с высоты виднелись алые разводы, несло смертью. Битва, которую они вели всю ночь, наконец завершилась и теперь они, омытые кровью, причаливали к берегам для спокойного отдыха перед новой битвой. Караксес же, с грохотом опустившись на землю, выгнул шею в их сторону, громко и довольно рыча, будто извещая о сделанном, пока его всадник, Порочный принц, усмехаясь, спустился на землю, потрепав по чешуе своего друга и вызвав удовлетворительное фырканье. Деймон отступил от него, но недалеко, сложив руки на рукояти Темной сестры, направив свой взор в сторону сходящих на сушу войск Корлиса Велариона, в том числе и его самого. Морской змей сошел с корабля, ступая по трапу, затем на землю, медленно направляясь к холму, на котором виднелась массивная фигура, облаченная в чёрные доспехи. Он медленно, не без усталости подошел к Деймону, и, остановившись рядом, бросил взгляд на выжженный остров, от которого ещё поднимался густой дым. В его фиолетовых глазах читалось понимание того, что эта война далека от завершения, а эта ночь — одна из частей их будущей победы. На фоне морских волн, раскаленных камней, тлеющих остатков укреплений и трупов, разбросанных повсюду, его голос, хриплый от бессонных ночей и неизменной команды, прозвучал с ноткой усталости: — Опять запрятались в норы, как крысы, — Корлис провел рукой по бороде, задумчиво глядя на остров, — Но боюсь, что в этот раз они могли ускользнуть, пока мы остановили их. Их силы истощены, да и моральный дух явно пал. Они должны были бы сдаться, но эта... мерзость не понимает разговоров, — закончил он с тихим рычанием, бросив взгляд на кузена. Деймон прищурился, глядя на своего союзника, в его глазах играл дьявольский огонёк. Он обвел рукой выжженную землю, как бы смакуя зрелище опустошения, наслаждаясь, затем, усмехнувшись, заговорил, только его голос звучал без веселья, холодно, как будто ледяной ветер в долгие зимы. — Ненадолго, Корлис, — произнес сребровласый, — Они вылезут, как только остынет пепел. Они, как падаль, любят темноту и вонь. А когда вылезут, я сожгу их дотла еще раз. И если нужно — ещё, пока не изведу их до последнего триарха. Этот остров – лишь жалкое начало, крошка в костре огня, который я им устрою.

***

Утренний свет проникал сквозь узкие щели прикрытых ставней, окрашивая покои Валейны в мягкие золотистые тона. Воздух был наполнен ароматами душистых масел и свежего белья, создавая ощущение спокойствия и уюта, в котором, впрочем, чувствовалась легкая напряженность, свойственная любому утру в Королевской Гавани. Валейна стояла в центре комнаты, окруженная двумя служанками, чьи ловкие пальцы быстро двигались, помогая ей облачиться в выбранный на сегодня наряд. Оно было сшито из легкого шелка серого оттенка. Высокий и округлый вырез платья был подчеркнут тонкой линией из серебряных нитей, которые тянулась от плеч к самому центру груди, очерчивая ее изящные линии плеч и ключицы. Лиф был плотно подогнан по фигуре, выделяя тонкую талию и создавая силуэт. Рукава платья были длинными и широкими, а потому свободно тянулись до её колен. Их свободный крой позволял Валейне двигаться легко и непринужденно, и придавал образу определенный уют. Тонкую шею украсил небольшой серебряный кулон с несколькими жемчужинами, а на пальцах было всего два кольца, одно из которых кольцо её матушки, которое она носила не снимая. Пока служанки бережно застегивали многочисленные пуговицы на спине, их движения были отточенными и бесшумными, словно отработанными на протяжении долгих лет. Они поправляли складки ткани, стараясь достичь идеальной посадки. Валейна же стояла неподвижно, но в её фиолетовых глазах отражалась задумчивость, а губы, сжатые в тонкую линию, выдавали сдерживаемое волнение, скрытое за мнимым спокойствием. Она всё ещё думала о словах лорда Тиланда: всё же он был прав, ей нужно влияние на мастера над монетой. Но другой вопрос: «Как его получить?». Слова лорда Тиланда о необходимости убедить или даже «припугнуть» Лимана Бисбери эхом звучали в ее голове, не давая покоя. Она понимала, что он был прав, и флот нуждается в финансировании, чтобы противостоять угрозе на Ступенях. Но как этого добиться? Лиман Бисбери, лорд Медовой рощи, был известен своей скупостью и крайней осторожностью в финансовых делах. Он цеплялся за каждую монету, как за последнюю надежду, и предпочитал накапливать золото в королевской казне, вместо того, чтобы тратить его на нужды государства. Он был стар, упрям и, казалось, абсолютно невосприимчив к доводам разума, особенно если речь шла о расходах, связанных с войной. Валейна знала, что у мастера над монетой нет никаких причин для уступок. Он был доволен своим положением, чувствовал себя в безопасности за стенами Красного замка и не видел никакой угрозы в событиях на Ступенях. Более того, она подозревала, что десница, Отто Хайтауэр, поддерживает его в этой скупости, стремясь подорвать её позиции. В мыслях Валейны роились многочисленные варианты, но ни один из них не казался достаточно убедительным. Она могла попытаться надавить на Бисбери, используя свой королевский статус, но понимала, что это может привести только к еще большему сопротивлению. Девушка могла попытать прибегнуть к его чувству любви к Вестеросу и короне, но знала, что его сердце было холодным к нуждам государства, а единственной его любовью было золото, вернее его подсчет и приумножение. И чем больше она думала, тем больше понимала, что зашла в тупик. Она не видела ни одного простого решения, ни одной возможности, которая позволила бы ей убедить Бисбери. И это ощущение тупика усиливало её волнение. Одна из служанок, к тому времени, стояла за её спиной, расчесывая длинные серебряные локоны и убирая запутавшиеся пряди. Движения её были плавными, почти невесомыми. Серебряные волосы, спадающие до талии, тихо колыхались, пока их обладательница неотрывно смотрела на своё отражение, словно пытаясь найти там ответ, который так и не могла отыскать в мыслях. Внезапно тишину покоев разорвал громкий, капризный плач, что мгновенно прервал её размышления. Это был маленький Джейхейрис, который, видимо, никак не хотел мириться с тем, что ему натягивают на пухлые ножки новые чулочки. Валейна, с явным облегчением, отвлеклась от своих мыслей и опустила взор с отражения на дверь, откуда доносился звук. Её лицо, мгновение назад напряженное и сосредоточенное, смягчилось: «Наверное, завтрак несут.». И снова она перевела взор на мальчика, пока в глазах промелькнула тень нежности, а губ коснулась едва заметная улыбка. Она медленными шагами, прерывая работу служанки, прошла к детской колыбели. Нянька, низко склонившись над колыбелью, пыталась успокоить малыша, но, кажется, все ее старания были тщетны. Малыш, упрямо уперев руки в одеяло, хныкал, словно пытаясь выразить свой гнев против белого хлопка, натягиваемого на его крохотные ножки. Валейна без единого слова подошла к колыбели, наклонилась и аккуратно взяла маленькие ручки Джейхейриса, которые крепко вцепились в одеяло. – Тише, тише, мой дракон, — прошептала девушка, мягко посмотрев на сына, — Всё хорошо. Она помогла няньке завершить начатое, пока та с лёгким нажимом, продевала его ножки в белые чулочки. Малыш, на мгновение замолчал, посмотрев на мать, и Валейна мягко улыбнулась ему. В комнате воцарилась тишина, прерываемая только лёгкими всхлипами сына и сдержанным дыханием. Момент умиротворения, возникший после успокоения Джейхейриса, был недолгим: дверь в покои Валейны распахнулась, впуская в комнату ещё одного гостя — короля. На его лице играла лёгкая улыбка, а глаза искрились довольством. Казалось, ничто не могло омрачить его хорошее расположение духа. Он был одет в простой, темный камзол, какой, собственно, часто предпочитал. Валейна, удерживающая сына, слегка удивилась при виде отца-мужа: она не ждала его в такую рань, о чем говорили её брови, что слегка приподнялись вверх, а в глазах промелькнуло любопытство. Она, не медля ни секунды, выпрямилась, гордо расправив плечи, и, взяв Джейхейриса на руки, прижав к груди, прошла к нему. — Отец, — произнесла она, в её голосе звучала лёгкая нотка удивления, но вместе с тем и явная радость от его присутствия, — Не ожидала тебя увидеть так рано. Её фиолетовые глаза смотрели на Визериса с искренним интересом, а губы растянулись в нежной улыбке. Она невольно прижала сына к себе сильнее, чувствуя его тепло, и, словно давая понять, что он в безопасности. — Доброе утро, Валейна, — ответил Визерис. Его голос был тёплым и ласковым, а улыбка стала ещё шире, — Я подумал, что мы могли бы позавтракать вместе. Сегодня прекрасное утро и было бы неплохо провести его в кругу семьи. Он слегка кивнул на Джейхейриса, с гордостью взглянув на него, пока девушка, уловив его взгляд, погладила сына по голове, а затем перевёл взгляд на Валейну, наблюдая за тем с какой любовью она прижимает к себе ребёнка. — Ты чудесно выглядишь, — добавил он, кивнув на её серое платье. Валейна слегка покраснела от его слов, но улыбка, которая появилась на её лице, была искренней и лучистой, как летнее солнце. Она сделала небольшой шаг вперёд и, привстав на носочки, нежно поцеловала отца в щёку. — Доброе утро, — прошептала она и в её голосе звучала искренняя радость. В этот момент маленький Джейхейрис, словно решив напомнить о своём присутствии, тихонько ойкнул, привлекая к себе внимание родителей: сребровласая улыбнулась ему, прижав к себе покрепче, тогда как мужчина, который с таким нетерпением ждал рождения сына, не смог устоять и протянул руки, аккуратно перехватывая младенца. Король принял сына с такой осторожностью, словно тот был самой большой ценностью в этом мире. Он нежно поцеловал маленькие пальчики, сжатые в крошечный кулачок, и его лицо озарила неподдельная любовь. Подумать только! Этот мальчик — его первый здоровый сын и внук. — Мой маленький наследник, — прошептал он, а его фиолетовые глаза заблестели от счастья. В то время как Визерис с нежностью ворковал с маленьким Джейхейрисом, слуги начали свою работу, подготавливая всё к утренней трапезе. С особой осторожностью на столе расположили блюда из серебра, потом появилась корзинка с горячим, ароматным хлебом. Разнообразие поражало воображение: от хрустящих багетов, покрытых золотистой корочкой, до пышных булочек, посыпанных маком. Запах свежеиспеченного хлеба наполнял покои, разжигая аппетит. Рядом с хлебом были выставлены небольшие глиняные горшочки со сливочным маслом, повидлом из лесных ягод и янтарным мёдом. Аромат последнего был настолько насыщенным, что казалось, будто в покоях распустились тысячи весенних цветов. Далее, на столе появился аппетитный сыр, нарезанный ровными ломтиками. И, наконец, последним штрихом, на столе были выставлены изящные кувшины с вином и водой. Каждый предмет был расположен с точностью до миллиметра. Слуги, закончив свою работу, поклонились и бесшумно отступили в сторону, наблюдая за тем, как королевская семья наслаждается утренней трапезой. Воздух наполнился ароматами свежего хлеба, сладкого мёда, кисловатого сыра и лёгким запахом вина, создавая уют. Всё было готово для начала завтрака. Визерис, нежно держа на руках маленького Джейхейриса, медленно подошел к столу, и девушка последовала за ним. Мужчина протянул руку к хлебу, оторвав небольшой кусочек, смазывая его в масле, пока малыш, почувствовав приятные ароматы, открыл рот, надеясь получить новое угощение. — Джейхейрис, — тихо усмехнулся Таргариен, — Нет, пока подобное тебе нельзя, — и положил еду в рот. Мальчика нахмурил серебряные брови, фыркнув, — Ещё налопаешься, маленький проказник. Валейна, наблюдая за этой идиллией, не могла сдержать улыбки. Её сердце переполняла нежность, смешанная с гордостью. Она любовалась своим отцом-мужем, который с такой любовью и заботой относился к их сыну. Однако, в глубине её души, росла тревога, которую она старалась скрыть за внешним спокойствием. «Никому не позволю заменить его,» — думала она. Её фиолетовые глаза, казалось, слегка потемнели: «Никому не отдам его первенство, его право. На любовь и на трон. Ни ублюдку Хайтауэров, ни кому-либо еще». В этот момент взгляд Валейны скользнул к окну, где сквозь утренний туман виднелись очертания Красного замка. Она вспомнила о напряжённости, которая нарастала в стенах дворца, и о том, что её сын – это не просто ребёнок, а будущий наследник Железного трона, чьё будущее зависело от её действий. Затем сребровласая сосредоточила своё внимание на отце, который продолжал с нежностью ворковать со своим сыном, стараясь запомнить каждый его жест, каждое его слово: она желала убедиться, что именно её сын для него важнее. Валейна, откусывая кусочек свежей булочки, наблюдала за отцом и сыном: Визерис нежно держал Джейхейриса на руках, пока малыш, не обращая никакого внимания на происходящее, внимательно следил за тем, как колышутся от движения ткани его одеяния. Покои наполнились лёгким шумом утренней трапезы, прерываемым мягкими звуками голосов и детским лепетом. — Я не заметил, как ты ушла со вчерашнего пира, — внезапно произнёс Визерис, обращаясь к Валейне, — Всё было так прекрасно, и я подумал, что мы сможем провести время вместе до самого конца празднования. Валейна, услышав его слова, слегка напряглась. Она не хотела возвращаться мыслями к вчерашним событиям и, тем более, не хотела обсуждать пир в честь рождения Эйгона. Она знала, что это была лишь формальность, очередное напоминание о том, как быстро меняется её положение при дворе. Она отставила булочку и, стараясь сохранять спокойствие, ответила: — Я просто устала, отец, — её голос был спокойным, но в нем чувствовалась тень нетерпения, — Хотелось поскорее вернуться в свои покои и увидеть Джейхейриса. Она улыбнулась, посмотрев на сына, который, казалось, слушал её, словно понимая каждое слово. Визерис, не заметив её смущения, перевёл взгляд на младенца, который увлечённо перебирал пальчиками ткани его камзола. — Ты знаешь, Джейхейрис, — начал Таргариен, обращаясь к сыну, словно тот был способен его понять, — У тебя теперь есть младший брат, Эйгон. Он такой маленький сейчас, как и ты. Но, я уверен, вы обязательно подружитесь, когда вырастете. Джейхейрис замер на мгновение, словно вслушиваясь в его слова, а затем продолжил играть с одеждой. Валейна, услышав слова Визериса о дружбе между её сыном и Эйгоном, невольно мысленно скривилась. Эта мысль казалась ей абсурдной и нелепой. Как мог её сын, истинный сын своей крови, дружить с сыном Алисенты Хайтауэр, выскочки и дочери мрази по имени Отто Хайтауэр. Она не хотела, чтобы Джейхейрис хоть как-то был связан с этой гнилой ветвью их дома. Но, осознавая необходимость сохранять видимость спокойствия, она предпочла промолчать, не выдавая своих истинных чувств. Визерис, погруженный в собственные мысли, продолжал говорить с сыном: — И, знаешь, Джейхейрис, в твоей колыбели уже лежит горячее драконье яйцо. Я хочу, чтобы у тебя была крепкая связь с твоим драконом, — произнес мужчина, а потом добавил, — Сегодня я поручил драконоблюстителям доставить такое же и Эйгону. Я надеюсь, что у него тоже проклюнется дракон. На этих словах Валейна невольно насторожилась. Драконье яйцо для Эйгона? Она не могла не почувствовать волнения и одновременно с этим легкой злости. Ей хотелось верить, что у этого ублюдка Хайтауэров, этого так называемого Таргариена, никогда не проклюнется дракон. Она презрительно фыркнула про себя. Это был бы слишком большой подарок судьбы для этого ребёнка. Но что, если это всё же случится? Эта мысль заставила её сердце биться сильнее. Она отлично знала, что драконы — это сила, власть, величие. И если у Эйгона будет дракон, это изменит всё. Он сможет претендовать на трон, он сможет угрожать её семье. Она не могла допустить такого. Необходимо будет внимательно следить за тем, что происходит с этим яйцом и ни в коем случае нельзя недооценивать врага. Она подняла глаза на отца и в её взгляде появилось заинтересованное любопытство: — Отец, — начала девушка, слегка наклонив голову, — А что, если бы мы вместе поехали в Драконье Логово? Сами выбрали бы яйцо для будущего всадника. Она нарочно выделила слово «будущего», как бы подчеркивая важность этого решения. Визерис на мгновение задумался, потом слегка нахмурился, словно внезапно вспомнил о чем-то важном. — Валейна, — произнес он, — У меня скоро малый совет. Я не уверен, что у меня будет достаточно времени, чтобы… — Отец, — перебила его Валейна, мягко, но настойчиво, — Я думаю, что для Джейхейриса было бы полезно увидеть это место с такой великой историей. А также, наверняка, ему будет интересно посмотреть, какое яйцо будет у его брата. Или он почувствует, какое именно стоит выбрать. Она посмотрела на отца с легкой настойчивостью, но в то же время с нежностью. Она надеялась, что он не сможет устоять перед таким аргументом. Король, внимательно посмотрев на Валейну, на мгновение замолчал, словно взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, он действительно должен был присутствовать на малом совете, ведь дела государства не могли ждать. Но с другой стороны, он не мог отказать своей дочери-жене в её просьбе, особенно когда она так искренне заботилась о своем брате. Его взгляд скользнул по Джейхейрису, который, хоть и не понимал разговора, но тянулся к отцу, сжимая его палец своей маленькой ручкой. В сердце мужчины всколыхнулась нежность, и он не смог отказать в такой простой просьбе. Склонив голову, он улыбнулся, словно сдаваясь. — Ты права, моя любовь, — его голос был мягким, — Малый совет может подождать: и королю когда-то нужно отдохнуть. Я думаю, что нам действительно стоит посетить Драконье Логово. Он наклонился вперед и отдал Джейхейриса обратно матери. — Тогда мы отправимся туда после завтрака. Я распоряжусь, чтобы подготовили карету. Это будет великолепное утро. Он улыбнулся, с облегчением вздохнул и начал доедать свой завтрак, предвкушая предстоящую поездку и возможность побыть в кругу своей семьи, тогда как Валейна довольно усмехнулась: всё идет как надо.

***

Рейнира, облаченная в тёмно-синее платье с вышивкой из серебряных нитей, уверенно шагала по коридорам Королевской Гавани. За спиной, словно тень, следовал рыцарь Кристон Коль; она устало вздохнула, всё же выспаться ей удалось с трудом, ведь новый братец оказался неспокойным ребёнком, одним своим криком убивающим всё желание видеть его. — Как славно, что теперь мой брат заснул, — произнесла Рейнира, её голос звучал ровно, без лишних эмоций, — Жаль только, что он не сделал этого ночью, — принцесса сделала паузу, позволив словам висеть в воздухе, прежде, чем продолжить, негромко, но уверенно, — Слишком много времени ушло на его визги. Кристон Коль молча кивнул, подстраивая свой шаг под её темп. Он был преданным и бесстрашным рыцарем, всегда готовым защитить Рейниру от любых опасностей, но сейчас его внимание было больше сосредоточено на том, чтобы не попасться в ловушку небрежного слова, которое могло сорваться с его уст. Оба они знали, о чём она говорила: о том, что брат, Эйгон, на данный момент был источником плохого настроения девушки. Рейнира и Кристон Коль вышли из тени коридоров во внутренний двор, который уже был наполнен утренним светом. Здесь царила суета: слуги сновали туда-сюда, выполняя свои обязанности. В центре двора стояла королевская карета, которую только заканчивали запрягать. Лошади нетерпеливо перебирали ногами, поводья позванивали, а конюхи заканчивали последние приготовления к предстоящей поездке. Рейнира, заметив, что к карете направляется её отец, нахмурила брови и её взгляд стал более острым. — Сир Кристон, — произнесла принцесса. Её голос звучал тихо, но в нём чувствовалась нарастающее любопытство, — Куда собрался отец? Кристон Коль, как всегда, сохранял спокойствие, но в его глазах промелькнула легкая настороженность: — Мне неизвестно, Ваша Светлость. Рейнира перевела взгляд на карету, и её внимание привлек герб, вышитый на её дверце. Это был герб их дома, Таргариенов, но почему он был здесь? Куда собрался отец, раз он так спешно покидает Красный Замок? Эти вопросы пронеслись в её голове, но она решила не торопиться с выводами и выяснить всё лично. «Разве он не должен быть на Малом совете через четверть часа?» Она медленно спустилась по ступеням, её движения были плавными и уверенными, словно грациозная пантера. Она подошла к карете и, остановившись у открытой дверцы, обратилась к отцу. — Отец, — произнесла она, в её голосе звучало любопытство, — Куда вы собираетесь? В этот момент её взгляд скользнул внутрь кареты и она заметила, что на сиденье расположилась Валейна. Рейнира слегка нахмурилась. Её младшая сестра, которая по совместительству являлась женой их отца, сидела в карете с задумчивым видом, но при её виде невольно отвела глаза, не желая встречаться с ней взглядом. Младшая сестра, ставшая женой их отца, сидела на сиденье, словно тень, погруженная в собственные мысли. Принцесса нахмурила брови. Их отношения оставались натянутыми и сложными с тех самых пор, как Рейнира, поддавшись гордости и обиде, сама подтолкнула Валейну в объятия их отца, надеясь этим задеть его. Но результат оказался совсем иным и, теперь, при виде сестры, Рейнира ощущала укол вины, который старалась скрыть под маской безразличия. Она поспешно отвела взгляд, избегая зрительного контакта, и сосредоточилась на отце, ожидая его объяснений. — Отец, — повторила Рейнира, её голос был ровным и спокойным, но в нём сквозило нетерпение, — Куда вы собираетесь? Визерис, заметив, как принцесса скользнула взглядом по Валейне и тут же отвела глаза, лишь слегка нахмурил брови, не давая понять, что он заметил эту маленькую сцену. — Мы решили отправиться в Драконье Логово, — ответил он, не скрывая своего удовольствия, — Твоя сестра настояла на том, чтобы мы лично выбрали яйцо для Эйгона. Рейнира на мгновение задумалась. Драконье Логово? Яйцо для Эйгона? Она невольно скривилась, словно от горького вкуса во рту: что-то явно не так — с чего бы вдруг её сестре проникать любовью к мальчику, рожденному Алисентой Хайтауэр, которую она всегда недолюбливала? «Здесь точно что-то не так.» — Можно ли мне отправиться с вами? — внезапно спросила она, её голос был ровным, но в нём чувствовалась настойчивость, — Я тоже хотела бы увидеть это место и помочь вам с выбором. Её вопрос прозвучал неожиданно, даже для неё самой. Но в её голосе чувствовалась неприкрытая требовательность, хотя она старалась придать ему как можно больше спокойствия. Валейна, услышав вопрос Рейниры о том, может ли она присоединиться к поездке в Драконье Логово, невольно напряглась. Эта новость не вызвала у неё радости. Она прекрасно понимала, что присутствие старшей сестры может помешать её планам. Рейнира была непредсказуема, и она не могла знать, какие цели та преследует. Однако, она понимала, что не может открыто выразить свое недовольство, и, стараясь скрыть свое внутреннее беспокойство, сохраняла невозмутимое выражение лица. Визерис, который был занят своими мыслями, с радостью посмотрел на старшую дочь, и его лицо озарила улыбка: чем плоха совместная поездка? — Конечно, Рейнира, — ответил он, с неподдельной теплотой в голосе, — Если ты желаешь поехать с нами, то я буду только рад твоему присутствию. Визерис был рад тому, что его дочери, наконец-то, стали проявлять интерес к будущему королевства. Он с гордостью окинул взглядом обеих своих дочерей, не замечая той скрытой напряженности, которая витала между ними. Валейна, услышав согласие отца, непроизвольно сжала губы, но тут же постаралась скрыть свое неудовольствие. Она понимала, что сейчас не время для споров, и что ей нужно сохранять хладнокровие. Она знала, что ей придется играть свою роль до конца, какой бы она ни была. Рейнира, получив согласие отца, грациозно поднялась в карету. Её взгляд тут же наткнулся на кормилицу, сидящую на дальнем сиденье и держащую на руках маленького Джейхейриса. Принцесса на мгновение замерла, удивлённая таким поворотом событий. Она не ожидала, что младенец тоже будет участвовать в этой поездке. Но, не сказав ни слова, она заняла место напротив Валейны, стараясь не показывать своих истинных чувств. Взгляд Рейниры скользнул по лицу сестры. Она сидела, с прямой спиной и отрешенным выражением лица. Её глаза были устремлены в сторону и принцесса не могла прочитать, что творится в её душе. Сердце сребровласой болезненно сжалось. Она вдруг с новой силой ощутила всю тяжесть их отчуждения. Она хотела, чтобы они снова были близки, как в детстве, когда делили друг с другом все секреты и тайны, но холодность Лейи не давала ей сделать этот шаг навстречу. И тут её вновь накрыла волна вины. Она вспомнила, как её гордость и обида, толкнули её на ужасный поступок — она рассказала отцу о том, как Деймон едва не опорочил её младшую сестру. Тогда ей казалось, что она поступает правильно, что она защищает свою семью, но сейчас она понимала, что эта месть обернулась против неё самой, отдалив её от Лейи навсегда. Рейнира отвернулась, стараясь скрыть свои чувства и сбросить с себя тяжелые воспоминания. Она не знала, как ей поступить, что ей сказать, чтобы вновь сблизиться с сестрой, но она твердо решила, что не сдастся и попытается вернуть их прежнюю дружбу. Король занял место рядом с женой, и дверь за ними закрылась. Конюхи дали знак, и карета плавно тронулась с места, выезжая со внутреннего двора Красного замка на мощёную дорогу. Рейнира, стараясь отвлечься от тягостных мыслей, перевела взгляд на маленького Джейхейриса. Его серебристые кудряшки трогательно обрамляли милое личико, и при виде него на лице принцессы невольно появилась лёгкая, тёплая улыбка. Младенец спокойно посапывал на руках у кормилицы, не подозревая о том, что происходит вокруг него. — Он милый, — проговорила Рейнира, стараясь, чтобы её голос звучал непринуждённо, и с лёгкой неуверенностью, посмотрела на отца, который тут же кивнул, от чего принцесса слегка расслабилась. — Да, он действительно очень милый, — ответил Визерис с гордостью в голосе и с нежностью посмотрел на своего внука, — Как и вы когда-то. В этот момент Валейна, которая до этого сохраняла молчание, насмешливо улыбнулась сестре. Эта улыбка, словно колкий шип, вонзилась в сердце наследницы Железного трона. Она ясно прочла в глазах младшей сестры: «Не пытайся, Рейнира. Не пытайся сблизиться со мной. Ты совершила ошибку, и теперь тебе придётся расплачиваться за это.» Рейнира невольно отвела взгляд. Ей стало понятно, что путь к примирению будет нелёгким, но она не собиралась сдаваться. Она решила, что будет терпеливой, и что однажды, ей все же удастся вернуть расположение своей сестры.

***

Драконье Логово, величественно и устрашающее, возвышалось над Королевской Гаванью, словно гигантский каменный зверь, застывший в вечном сне. Это был не просто замок или крепость, это была обитель силы, место, где древние драконы и их потомки находили свой покой; именно такую цель и ставил перед собой его основатель, Мейгор Жестокий. Его массивные стены, сложенные из тёмно-серого камня, были испещрены трещинами и шрамами, и они вздымались в небо, словно лишний раз демонстрируя свое могущество. Внешний вид Логова был одновременно внушительным и мрачным. Его архитектура была проста и лаконична, но именно в этой простоте заключалась его непоколебимая сила. Стены были лишены каких-либо украшений или узоров, кроме редких следов от огня и копоти, оставленных драконьим пламенем. Эти следы, словно зарубки на древе, напоминали о том, что Драконье Логово было их крепостью. На вершине купола высились многочисленные каменные шпили, которые выглядели словно клыки гигантского зверя. Вокруг Логова простирался пустой двор, покрытый булыжником, на котором, казалось, не росло ни травинки. Именно в этом месте драконы готовятся к взлетам, а потом, после полета, возвращаются в свои пещеры. Драконье Логово выглядело как место, где время замедлило свой ход, словно оно было свидетелем давно ушедших эпох. Здесь ощущалось дыхание истории и мощь древних драконов, что до сих пор витала в этом месте, заставляя каждого, кто смотрел на него, испытывать трепет и уважение, как и ужас, вызываемый их потомками. Карета, запряжённая четырьмя мощными лошадьми, подъехала к самому подножию Драконьего Логова. Её колёса с хрустом прокатились по булыжной мостовой, а лошади, тяжело дыша, остановились. Слуги тут же подоспели к дверце кареты, подставляя подножку-лесенку, чтобы спускаться было удобнее. Первым из кареты вышел король Визерис. Он ступил на подножку, а затем спустился. Его взгляд скользнул по стенам Логова, и в его глазах отразилось чувство гордости и ностальгии перед этим местом, которое было так тесно связано с историей его рода. Визерис выпрямился. Он кивнул слугам, давая им знак, что всё в порядке, и они отступили, позволяя королю насладиться моментом. В этот момент из-за массивных ворот Логова вышли двое мужчин. Первый был старейшиной драконоблюстителей – пожилой мужчина с мудрым взглядом и длинной, седой бородой. Его лицо было изрезано морщинами. Второй мужчина, его ученик, был моложе и выше ростом, но его глаза были полны рвения и готовности служить. Оба драконоблюстителя держали в руках боевые посохи. Старейшина, подойдя к королю, опустился на одно колено, выражая своё почтение: — Ваше Величество, — произнёс он глубоким, хриплым голосом, — Все драконоблюстители приветствуют вас. Мы ожидали вашего прибытия и готовы помочь вам в выборе драконьего яйца для вашего сына и наследника. Он поднял голову и посмотрел на короля с уважением, а его глаза, несмотря на возраст, оставались ясными и проницательными. Его ученик также опустился на одно колено, повторяя жест своего наставника. В воздухе повисло молчание, нарушаемое лишь тихим шелестом ветра и далёким криком птицы. Визерис кивнул старейшине, принимая приветствие, и дал понять, что он готов войти в Логово. После короля из кареты вышла королева Валейна. Она ступила на подножку, слегка придерживая подолы своего длинного серого платья, чтобы не запачкать их о мостовую. Она спокойно спустилась на землю и, не глядя ни на кого, оглядела Драконье Логово. Затем, сделав легкий кивок старейшине драконоблюстителей, она отошла в сторону, давая возможность выйти другим. Следом за ней из кареты вышла Рейнира. Она так же, как и Валейна, придержала подол своего тёмного платья, её взгляд был острым и цепким, словно у хищницы, изучающей свою добычу. Последней из кареты вышла кормилица, бережно держа на руках маленького Джейхейриса. Она с опаской посмотрела на Драконье Логово, стараясь укрыть младенца от ветра. Она сделала несколько шагов в сторону королевы и принцессы и остановилась в стороне, стараясь оставаться незамеченной. Визерис, удовлетворённо осмотрев свою семью, собравшуюся у входа в Драконье Логово, кивнул старейшине драконоблюстителей и произнес: — Что ж, не будем терять времени, — его голос был твёрд и решителен. Он сделал первый шаг в сторону массивных ворот Драконьего Логова, и его, так называемая, свита последовала за ним.

***

Рейнира, следуя за отцом, прошла через массивные ворота крепости. Она шла медленно, словно оценивая каждый свой шаг, и, сложив руки за спиной, с неким небрежным изяществом, продолжала свой путь, вздернув подбородок. Её взгляд, острый и цепкий, то и дело скользил в сторону сестры, которая шла впереди, чуть откинув голову. Девушка словно изучала Валейну, пытаясь понять её мысли, и что она чувствует в этот момент. Она не могла не отметить, с каким спокойствием двигалась её младшая сестра и казалось, совершенно не обращала внимания на то, что происходит вокруг, словно всё происходящее её не касалось; в том числе и она, Рейнира, тогда как последняя же, напротив, чувствовала напряжение, которое пронизывало её изнутри. Ей хотелось поговорить с Лейе, но отстранённость сестры не давала ей сделать этот шаг навстречу. Они вошли внутрь Логова, и Рейнира ощутила, как её охватывает особая атмосфера этого места. Внутри царил полумрак, пронизываемый лишь слабыми лучами света, проникающими через щели в куполе. Воздух был тяжелым и прохладным, наполненным запахом камня, пыли и чем-то ещё, неуловимо напоминающим запах пепла и серы, словно дыхание самих драконов. Древние своды уходили высоко ввысь, а стены, испещренные следами от когтей и пламени, напоминали о былой мощи и свирепости этих крылатых созданий. Рейнира невольно замедлила шаг, наслаждаясь величием этого места, которое было домом для драконов. Рейниру, погруженную в свои размышления, внезапно вырвал из задумчивости тихий детский звук. Это был едва слышный лепет, если таковым можно назвать, больше похожий на нежное «айканье», но он сразу же привлёк её внимание. Рейнира невольно остановилась и обернулась через плечо. Она увидела, как кормилица немного задержалась позади, стараясь не отставать от королевской процессии, и покачивает на руках младенца, что любопытно смотрит вверх. Его крошечные ручки, освобождённые от пелёнок, были подняты к небу, а фиолетовые глазки, быстро скользили по своду Драконьего Логова, изучая его массивную структуру. Он словно пытался понять, что за странное место, в котором он находится. При виде этой картины на лице Рейниры вновь появилась лёгкая улыбка. Она не могла не признать, что этот младенец, который так её раздражал своим появлением на свет, был на самом деле очень милым. Его невинное удивление и любопытство заставили её на мгновение забыть о своих печалях и обидах. Нира невольно задержала дыхание. «Он же не только мой брат», — про себя подумала девушка, — «Но и мой племянник». Осознание этого факта заставило её сердце дрогнуть. Она вновь посмотрела на Джейхейриса, но тут же отвела взгляд, чувствуя, как внутри её нарастает какое-то странное смешение чувств: нежность, вина и даже лёгкая злость. Что она должна испытывать к этому ребёнку: любовь за то, что он стал продолжением её сестры, или злость за то, как он забирает всё, что у неё есть? Она, стараясь отвлечься от своих мыслей, возобновила свой путь, следуя за отцом и остальными, стараясь больше не смотреть назад. Однако тишина Драконьего Логова вскоре была нарушена. Маленький Джейхейрис, видимо, утомившись от новых впечатлений или же от чего-то другого, начал капризничать, его лепет перерос в громкий и недовольный плач. Это заставило всю процессию остановиться. Визерис нахмурился, словно недовольный тем, что тишину Логова нарушает детский плач, а кормилица, с испугом в глазах, начала растерянно прижимать малыша к себе. Рейнира, наблюдая за происходящим, невольно сжала губы: она не знала, как ей поступить. Валейна, не выдержав, обошла сестру и, с неподдельной нежностью, взяла Джейхейриса на руки. Она прижала младенца к себе и начала плавно покачивать, что-то тихонько напевая и, удивительно, но Джейхейрис тут же успокоился, его громкий плач сменился тихим дыханием, и он, прильнул к матери. Рейнира с удивлением наблюдала за этим, не отводя глаз от Валейны. Она была поражена той лёгкостью и нежностью, с какой её сестра обращалась с ребёнком, словно всё это было чем-то совершенно естественным. Она вновь почувствовала укол вины и легкую тоску по тем временам, когда между ними не было этих напряженных отношений и недосказанности. Но, в то же время, она понимала, что эта пропасть между ними стала ещё глубже. Валейна с успокоившимся Джейхейрисом на руках, продолжили свой путь по Драконьему Логову. Тем временем, пока они шли по лабиринту каменных коридоров и пещер Драконьего Логова, тишину внезапно разорвал звучный рёв. Этот звук был довольно мягким для дракона. Все присутствующие замерли, но Рейнира, услышав этот рёв, сразу же узнала его — это был голос её драконицы, Сиракс. Сердце Рейниры забилось чаще, а её глаза загорелись огнём. Она почувствовала необъяснимую связь со своей драконицей, словно их души были связаны невидимой нитью. Она жаждала увидеть Сиракс, коснуться её желтой чешуи, почувствовать её тепло. Тихий рёв, прокатившийся по Драконьему Логову, вызвал реакцию не только у Рейниры. Маленький Джейхейрис, который до этого спокойно игрался с пальцами матери, вздрогнул от неожиданного звука. Его маленькие ручки сжались в кулачки, а глазки расширились от удивления. Но тут же, вместо испуга, на его лице расцвела широкая и беззаботная улыбка. Он начал весело смеяться, словно этот рёв был для него не чем-то страшным, а скорее забавным и интересным. Визерис, наблюдавший за реакцией своего сына, усмехнулся. Он подошёл к Валейне, осторожно погладил Джейхейриса по голове и нежно спросил: — Услышал дракона, мой маленький принц? — Его голос был полон гордости и нежности, — Тебе же понравился его рёв, да? Джейхейрис в ответ замахал ручками и снова рассмеялся, словно подтверждая слова отца. Этот момент, наполненный детской невинностью и радостью, на какое-то время сгладил напряжённую атмосферу в Драконьем Логове. Но для Рейниры, которая уже спешила на звук рёва, этот момент был лишь краткой передышкой перед встречей со своей драконицей. Рейнира, уже почти забывшая о присутствии других, остановилась, перевела дух и повернулась к отцу. — Отец, — спросила она, не скрывая волнения в голосе и не сводя глаз с направления, откуда доносился рёв, — Можно ли мне проведать Сиракс? Я бы хотела увидеть её. Визерис, который всё ещё наслаждался общением со своим сыном, повернулся к Рейнире и, заметив её горящие глаза, улыбнулся. Он понимал, как сильно она привязана к своей драконице, и не хотел отказывать ей в этой маленькой радости. — Конечно, Рейнира, — ответил он с добротой в голосе, — Иди, навести свою Сиракс. Она, наверняка, уже заждалась тебя. Валейна же, наблюдая за Рейнирой, едва заметно выдохнула с облегчением. Она подумала, что так даже лучше. Присутствие сестры создавало напряжение, и теперь, когда она отправилась навестить свою драконицу, она не будет ей мешать и, возможно, это позволит ей выполнить её замысел. Она не показала, конечно, но про себя, она была рада этому. Рейнира, не дожидаясь дальнейших слов, поблагодарила отца лёгким кивком головы, уже готовая сорваться с места и побежать на звук рёва Сиракс, внезапно остановилась, словно споткнувшись о собственное нетерпение. Она оглянулась назад, словно что-то удерживало её. В этот момент маленький Джейхейрис, который до этого спокойно игрался с пальцами матери, вдруг снова начал капризничать. Его личико скривилось. Он начал обиженно хныкать. Он начал тянуть свои маленькие ручки в сторону Рейниры, словно прося её о чём-то. Визерис, наблюдая за этой картиной, тяжело вздохнул. Он понимал, что не сможет оставить своего сына в таком состоянии. Он подошёл к жене-дочери и, с нежной улыбкой, взял Джейхейриса на руки. Младенец, прильнув к отцу, всё ещё тихонько всхлипывал, но его ручки продолжали тянуться в сторону Рейниры. — Хорошо, мой маленький принц, — проговорил Визерис, обращаясь к своему сыну, — Мы тоже пойдём и посмотрим на Сиракс, — затем он повернулся к Рейнире и спросил, — Рейнира, не будешь ли ты против, если мы покажем твою драконицу Джейхейрису? Он посмотрел на неё с надеждой, понимая, что это может стать ещё одной возможностью сблизить их семью: всё же он видел, как его дочь не проявляет интереса к младшему брату. Рейнира, немного подумав, нехотя согласилась. Она понимала, что отказ будет выглядеть грубо, и ей не хотелось усугублять и без того напряжённые отношения с сестрой. В глубине души она чувствовала, что отказ лишь сильнее раззадорит Валейну и лучше немного проявить терпение. — Хорошо, отец, — ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно, — Я не против. Он может посмотреть на Сиракс. Рейнира сделала несколько шагов в сторону отца, а потом перевела взгляд на Валейну. Она видела, как та недовольно хмурится, и поняла, что это была её возможность. Она не могла упустить её. Рейнира подошла ближе к отцу, и, не дожидаясь его реакции, аккуратно взяла Джейхейриса на руки. Младенец, почувствовав её тепло, мгновенно успокоился, перестал плакать, и прильнул к ней, словно нашёл то, что искал. Он затих, и даже, попытался, с несвойственным для его возраста вниманием рассмотреть её лицо. В этот момент, когда Рейнира держала на руках Джейхейриса, она почувствовала какую-то связь с ним. Возможно, это было из-за его невинности и доверия, а возможно, это было что-то большее. Валейна же, увидев, как Рейнира берёт Джейхейриса на руки, тут же напряглась. Она была категорически против этой идеи. Она считала, что нести маленького ребёнка к незнакомому ему дракону было опасно и уж точно ему не стоит находиться с её сестрой. — Я не считаю хорошей идеей нести ребёнка к дракону, — резко сказала Валейна, обращаясь к Рейнире, а потом и к Визерису. Её голос звучал напряжённо и недовольно, — Это может быть опасно. Она не могла сдержать своего раздражения. Ей не нравилось, что Рейнира так легко взяла Джейхейриса на руки, словно он был её собственным ребёнком. Она не доверяла ей и не могла поверить в её внезапную заботу. Визерис лишь отмахнулся от её слов, явно не желая вступать в спор. — Ты же сама понесла его к Среброкрылой, — напомнил он ей, стараясь разрядить обстановку, — Не стоит так волноваться, Валейна. Сиракс — не дикое чудовище, она хорошо знает Рейниру. Валейна тут же замолчала, понимая, что Визерис прав. Но это не избавило её от чувства недовольства и тревоги. Ей не нравилось это положение дел, но спорить с отцом она не могла. В этот момент в разговор вмешался старейшина драконоблюстителей, который, наблюдая за спором, понял, что Валейну нужно успокоить. — Ваше Величество, — сказал он, обращаясь к Валейне с почтением, — Позвольте заверить вас, что я и несколько моих учеников будем рядом. Мы будем следить за безопасностью принца Джейхейриса. Мы не допустим никакой опасности. Он говорил спокойным и уверенным голосом, и его слова, казалось, немного успокоили Валейну. Она понимала, что старейшина говорит искренне, и что она должна доверять ему. Но внутри неё всё ещё оставалось чувство беспокойства. Валейна на мгновение задумалась. Она посмотрела на Рейниру, которая спокойно держала на руках Джейхейриса, словно это было самым обычным делом. Она увидела, как её сын, который только что капризничал, теперь спокойно прижался к старшей сестре и даже потянулся к её волосам. Валейна старалась подавить нарастающую злобу, но чувство раздражения никуда не уходило. Она поняла, что в любом случае не сможет отговорить отца от этой идеи, и что, возможно, так действительно будет лучше. Она не хотела, чтобы Рейнира постоянно была рядом, пытаясь примириться с ней. Валейна считала, что так у неё будет больше времени, чтобы сделать, то что задумала. И так будет легче. — Хорошо, — нехотя произнесла Валейна, стараясь, чтобы её голос звучал ровно, — Пусть идут. Но я, пожалуй, отправлюсь проследить за выбором драконьего яйца для младшего принца, — она перевела взгляд на мужа и добавила, — Я хочу убедиться, что для него выберут самое горячее яйцо. Она сделала лёгкий поклон и, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла вглубь Драконьего Логова, в противоположном направлении от того, куда собиралась идти Рейнира с Джейхейрисом. Она шла быстро, стараясь не смотреть назад и не показывать, как сильно её беспокоит эта ситуация. Наследница Железного трона, когда услышала слова сестры, почувствовала укол разочарования. Она думала, что её сестра, как минимум, захочет пойти с ними, чтобы присмотреть за Джейхейрисом, но та предпочла отправиться по своим делам, словно совершенно не заботясь о благополучии своего сына, хотя на деле понимала, что она попросту не хочет находиться рядом с ней. Настолько была велика нелюбовь сестры к ней. Рейнира, подавив вздох, посмотрела на отца, который, казалось, не заметил смены настроения у дочери, и просто кивнул, давая им понять, что пора идти. Она повернулась и, крепко прижимая к себе Джейхейриса, направилась в сторону, откуда доносился рёв Сиракс. Визерис и старейшина драконоблюстителей с несколькими учениками шли следом, готовые в любой момент прийти на помощь. Они углубились в лабиринт пещер и коридоров Драконьего Логова, пока не достигли просторной пещеры, в которой находилась Сиракс. Сердце Рейниры забилось быстрее при виде своей драконицы. Пещера была освещена тусклым светом, проникающим сквозь отверстия в скалах, и в этом призрачном свете силуэт Сиракс казался ещё более величественным и устрашающим, чем есть на самом деле. Сиракс, молодая и полная жизни, лежала в просторной пещере, словно статуя, выкованная из чистого золота. Её чешуя, цвета спелого лимона, переливалась в тусклом свете. Солнечные блики, проникающие сквозь отверстия в скале, играли на её чешуе, заставляя её казаться ещё более яркой и живой. Она была стройной и грациозной, с длинной шеей и изящными крыльями, которые, будучи сложенными, достигали почти самых стен пещеры. Её голова была увенчана небольшими, но острыми рогами, которые придавали ей вид царственной короны. Глаза Сиракс, цвета расплавленного золота, внимательно следили за каждым движением в пещере, но как только они заметили Рейниру, они наполнились нежностью и радостью. Она была настоящей красавицей. Её движения были плавными и гибкими, словно у дикой кошки, а рёв, который она издала ранее, был выражением её мягкой натуры, которую она проявила при виде хозяйки. Она заурчала, тихим, низким голосом, который, словно приглушённый гром, пронёсся по пещере. Затем она медленно поднялась на все четыре лапы, и её тело распрямилось во всей красе. Сиракс начала медленно двигаться в сторону Рейниры, её массивные лапы ступали по каменному полу с такой лёгкостью, словно она была невесома. Её хвост, длинный и гибкий, плавно скользил над полом, не касаясь его, а её крылья, сложенные за спиной, слегка дрожали, словно от нетерпения. Она приближалась к Рейнире, но как только она заметила, что на руках у наездницы находится младенец, она остановилась. Сиракс замерла, вытянув шею вперёд, и её ноздри затрепетали, втягивая воздух. Она пыталась уловить запах маленького Джейхейриса, изучая этот новый, незнакомый аромат. Она словно раздумывала, как ей поступить дальше, и, на мгновение, её золотые глаза наполнились настороженностью. Она чувствовала, что этот маленький человек был чем-то важным для Рейниры, и она не хотела пугать его своим внезапным появлением. Маленький Джейхейрис, словно чувствуя нежную настороженность Сиракс, неожиданно протянул к ней свою крохотную ручку, весело улыбаясь. Его невинное личико озарилось детской радостью, словно он хотел прикоснуться к этому огромному и прекрасному созданию. Он не боялся и не отступал. Он просто доверял своей детской наивностью. Рейнира, наблюдая за реакцией своего брата, невольно улыбнулась. Она почувствовала прилив нежности к этому маленькому существу, а потом повернулась к Сиракс и заговорила на валирийском: — Сиракс, это Джейхейрис, — её голос звучал мягко и ласково, как будто она обращалась к близкому другу. Она помолчала, а потом, немного неуверенно добавила, — Мой брат, — её голос на последней фразе стал тише.

***

Каждый шаг Валейны по каменным коридорам Драконьего Логова отдавался гулким эхом, словно вторя хитрым мыслям, кружившим в её голове. Полумрак, царивший здесь, казался не просто отсутствием света, а чем-то осязаемым, словно давящим на плечи и проникающим в самую душу. Тени, отбрасываемые факелами, танцевали на стенах, создавая причудливые фигуры, которые напоминали ей то зловещих драконов, то лица её врагов. Воздух был пропитан не только запахом пыли и старого камня, но и чем-то ещё, неуловимо гнетущим, как будто предчувствием беды. Коридоры, по которым она шла, казались бесконечными, их каменные стены были покрыты трещинами и щербинами, но сколько истории они несли в себе, сколько времени повидали и сколько повидают. Каждый проход, каждая арка, казались ловушками, готовыми захлопнуться в самый неожиданный момент. И эта атмосфера угнетала, заставляя чувствовать себя одновременно и охотником, и жертвой. Валейна ощущала, как с каждым шагом её решимость становится всё сильнее, но и как нарастает беспокойство, которое она сразу же подавляла. Её план, который она вынашивала, казался ей именно тем, что она должна, что будет правильнее сделать, но в то же время она понимала, что он несёт в себе немалый риск. Она чувствовала, что играет с огнём, и что малейшая ошибка может иметь непоправимые последствия. Но Валейна не могла отступить. Она считала, что на кону стоит будущее её сына, и поэтому она должна была действовать, несмотря ни на что. Подлость, которую она собиралась сделать, толкала её вперед, заставляя идти. Она шла вперед, словно натянутая струна, готовая порваться в любую секунду, и с каждым шагом погружалась в паутину своих хитросплетений. Валейна, погруженная в свои мысли, продолжала идти по коридору, её шаги становились всё более уверенными и размеренными. Она почти не замечала окружающую обстановку, пока не увидела, как впереди неё, по направлению к хранилищу драконьих яиц, идёт молодой парень, один из учеников драконоблюстителей. Он был еще совсем юн, носил форму ученика и, казалось, был поглощен своими раздумьями. Валейна сразу же отметила его, почувствовав, что это может стать её шансом: «Наверняка, его и послали за яйцом». Она замедлила шаг, стараясь не привлекать его внимания, а затем, когда парень поравнялся с ней, тихо произнесла на валирийском: «Остановись». Валейна наблюдала за реакцией парня. Она знала, что ученики драконоблюстителей учили валирийский язык, и что парень обязательно её поймет. Она затаила дыхание, словно хищник, ожидающий свою добычу. Её план начал воплощаться в жизнь, и она была готова действовать, если парень ответит на её призыв. Молодой ученик резко остановился и обернулся. Увидев её, он замер от неожиданности. Перед ним стояла сама королева, и он не мог сдержать порыв поклониться ей. Но Валейна жестом остановила его, словно не желая тратить время на формальности. — Не нужно, — произнесла она тихо, но властно, — У меня есть для тебя дело. В голосе Валейны звучала некая властность, и ученик понял, что не стоит спорить с королевой. Его сердце забилось чаще. — О каком деле вы говорите, Ваше Величество? — спросил он с волнением в голосе. Валейна хитро усмехнулась, и её глаза, казалось, засияли каким-то зловещим огнём. Она медленно обернулась назад, убедившись, что они одни в коридоре и их никто не видит. Затем она снова посмотрела на ученика и, понизив голос до шёпота, произнесла: — Ты должен сделать одно дело. Положи в жаровню самое холодное яйцо из тех, что есть. Её слова повисли в воздухе, полные подлости и коварства. Ученик, не понимая истинного значения её слов, с недоумением смотрел на королеву, не зная, что ему ответить. Он никогда не слышал о подобных поручениях и чувствовал, что эта просьба королевы, опасна. Ученик, услышав слова королевы, опешил. Он широко раскрыл глаза и начал торопливо возражать. — Ваше Величество, но я не могу, — проговорил он, пытаясь скрыть свой страх и замешательство, — Мне поручил это дело старейшина драконоблюстителей. Я не могу ослушаться его приказа. Валейна, в ответ на его возражения, лишь покачала головой, и прервала его, прежде чем он успел продолжить свои оправдания. — Иногда, — произнесла она. Её голос звучал мягко, — Тебе стоит принимать решения самостоятельно. Если ты хочешь когда-нибудь занять столь великий пост, то должен научиться брать на себя ответственность. Она внимательно посмотрела на него, словно изучая его реакцию. Она продолжила, стараясь убедить его: — Если ты будешь всё время исполнять чужие приказы, никогда не станешь тем, кем мог бы стать. Ученик, услышав эти слова, снова начал отпираться, но уже с меньшим сопротивлением. Он посмотрел на Валейну, и его глаза были полны сомнений. Но он также ощущал и некую соблазнительную перспективу, которую она ему нарисовала. — Ты ведь знаешь, что яйца выбирают не просто так. Они все разные, и каждый дракон имеет свой характер, — она сделала паузу, чтобы дать ученику время обдумать её слова, а потом продолжила, — Как и всадники. И они могут быть совершенно разными, но разве связь, устанавливаемая между ними, не крепка? Она слегка качнула головой, и её взгляд стал мечтательным, словно она вспоминала что-то важное. — Ты же не нарушишь ничего, если яйцо не проклюнется, — добавила она, стараясь, чтобы её слова звучали успокаивающе, — Это драконье яйцо, и иногда они не вылупляются. Затем она снова посмотрела на ученика, и её глаза вспыхнули каким-то странным огнём. Она медленно приблизилась к нему и прошептала: — Яйцо может быть леденее северных ветров, но если будет связь, если кровь дракона в жилах всадника кипит, то ничто не помешает их объединению. Никакая холодность не сможет помешать им стать единым целым. Она снова отстранилась и наблюдала за реакцией ученика. Валейна, видя, что ученик почти сломлен и готов подчиниться, произнесла с мягкой улыбкой, словно подбадривая его: — Если наш новый принц дракон, то время покажет, — её голос звучал с едва уловимой насмешкой, намекая на то, что он может быть и не тем, кем его все считают. Ученик молчал, думая о её словах. Он чувствовал себя одновременно и напуганным. Валейна, увидев его смятение, кивнула, понимающе, что стоит рассчитывать на любой результат, но всё же она сделала попытку, осталось только заставить его замолчать. — Этот наш разговор останется в тайне, — произнесла девушка, словно напоминая ему о том, что ему не стоит никому рассказывать об их обсуждение. Затем, не спеша, она достала из кармана своего серого платья небольшой мешочек. При каждом её движении он слегка позвякивал, и ученик сразу понял, что в нём золото. Золото, которое могло сделать его жизнь более комфортной и беззаботной. Валейна протянула ему мешочек и добавила: — Это тебе, за твое молчание. И помощь, если таковую ты окажешь мне.

***

Они ехали в просторной карете, запряжённой четырьмя крепкими лошадьми, чьи копыта мерно выбивали ритм по мощёной дороге. Карета двигалась неспешно, словно плыла по поверхности моря, а её золочёные украшения, сверкая на солнце, притягивали взгляды прохожих. Колёса кареты, обитые железом, издавали скрипучий звук при каждом повороте, а кучер, сидя на возвышении, умело управлял лошадьми, направляя их в сторону Красного Замка. Карета медленно двигалась по улицам Королевской Гавани, проезжая мимо шумных рынков, грязных переулков и величественных зданий. Люди, завидев королевскую карету, кланялись и расступались, освобождая ей путь. Валейна со скукой смотрела на них, сквозь решётку, прижимая к себе сына, что за время своего пребывания успел освободиться по большей мере от пеленок, оставшись в своей младенческой одёжке и заснул на груди матери, что укрыла его ножки освободившейся тканью. Она понимала, что возможно юноша и не выполнит её приказ, но всё же шанс был и он будет молчать — ему не сподручно рассказывать о подобном. И понимала, что поступок низок, но при взгляде на Джейхейриса все мысли уходили на второй план — она всё делала ради него. И вот она наклонилась вперед, оставляя поцелуй на его кудрявой макушки, поглаживая по маленькой спинке, мысленно говоря: «Я всё сделаю ради тебя, моя маленькая любовь». Карета, неспешно двигавшаяся по улицам Королевской Гавани, наконец, миновала главные ворота замка и свернула во внутренний двор. Колёса, ещё недавно издававшие скрипучий звук на мостовой, теперь мягко катились по вымощенной камнем поверхности двора. Лошади, повинуясь кучеру, замедлили свой ход, и карета плавно остановилась возле парадной лестницы, ведущей к центральному входу в замок. В это же самое время, на балконе своих покоев, Алисента, бледная и измождённая после родов и бессонной ночи, смотрела вниз, наблюдая за прибытием кареты. Её зелёные глаза были полны беспокойства и тревоги, а также усталости. Она чувствовала себя разбитой, но стойко молчала, пряча свою боль и разочарование глубоко внутри. На руках Алисенты покоился Эйгон, её новорождённый сын, который наконец заснул после долгого и беспокойного крика. Она нежно прижимала его к себе, чувствуя, как тепло его маленького тела согревает её озябшую душу. Её пальцы, утомлённые, но ласковые, гладили его мягкую головку. Она смотрела на своего сына, видела в нем своё будущее и надежду, но ее также мучил страх за его судьбу. Глядя на суету внизу, на выходящих из кареты людей, она чувствовала себя отстранённой и одинокой. Она понимала, что мир вокруг неё продолжает жить своей жизнью, в то время как она заперта в своих покоях, отданная на милость усталости и боли. Алисента, чувствуя, как силы медленно покидают её, продолжала молчать, не жалуясь и не выражая своих чувств. Она была королевой, и её долг был быть сильной, несмотря ни на что. Она прижала Эйгона к себе ещё крепче, и пообещала себе, что она будет защищать его любой ценой, пусть даже если она не знает, как. Она научится, она обязательно должна научиться. Рядом с Алисентой, на балконе, стоял Отто Хайтауэр, его взгляд был так же прикован к карете. Он внимательно наблюдал за каждым движением, его лицо выражало беспокойство и задумчивость. Отто был обеспокоен. Он понимал, что ситуация обострилась, и что теперь им нужно быть в разы осторожнее и бдительнее, чем раньше. После бессонной ночи, связанной с рождением внука, он не мог расслабиться. — Алисента, — произнёс Отто тихо, нарушив молчание, — Теперь тебе стоит быть в разы осторожнее и бдительнее. Он повернулся к своей дочери и посмотрел на неё с беспокойством. Он видел её усталость, но знал, что у неё нет права на слабость. — Теперь твоя обязанность не только в заботе о сыне, — продолжил он. Его голос был твёрдым. Он понимал, что рождение Эйгона стало переломным моментом, и что теперь борьба за власть станет ещё более ожесточённой. Отто Хайтауэр знал, что у них есть враги, и что они не остановятся ни перед чем, чтобы достичь своих целей. Он был готов к этой борьбе, но знал, что Алисента должна быть готова к ней тоже. Он хотел, чтобы она была сильной, мудрой и бесстрашной, чтобы она могла защитить своего сына и свое будущее. Их будущее. Алисента, слушая наставления своего отца, устало кивнула. Она прекрасно понимала, что он говорит, и осознавала, что сейчас на её плечи ложится ещё больше ответственности. Рыжеволосая знала, что мир жесток, и что рождение её сына лишь обострило борьбу за власть. Она видела эту борьбу в глазах отца, во взглядах придворных и в самой атмосфере замка. — Я понимаю, отец, — её голос был слаб, звучал тихо. Она прижала к себе Эйгона ещё сильнее и провела пальцами по его маленькой серебрянной головке. Но на самом деле, в глубине души Алисента не хотела никакой борьбы, никаких интриг и никакой вражды. Она мечтала лишь о мире и спокойствии. Она желала, чтобы её сын вырос в мире, где не было бы войн и ненависти, где царили бы добро и справедливость. Она хотела, чтобы люди могли понимать друг друга, и чтобы между ними было единство, а не постоянная борьба. Алисента, глядя на спящего Эйгона, мечтала о том, чтобы её сын никогда не столкнулся с жестокостью этого мира. Но она также понимала, что это невозможно, и что ей придётся бороться, чтобы защитить его.