Song of the Dragon Queen / Песнь драконьей королевы

Десять месяцев спустя. 107 год от З.Э. *** Принцесса Драконьего камня молчаливой тенью прошлась по тёмным коридорам Красного замка, слоняясь из угла в угол, стараясь не привлекать внимания. Она спрятала руки за спину, быстро миновала очередной лестничный пролёт и, пройдя на новый уровень, прошлась рядом с парапетом балкона, застывая за одной из колонн. Окинула взглядом всё происходящее на нижних этажах: кто-то совершал неспешные, размеренные прогулки по замку, а кто-то, в основном слуги, явно спешил по поручениям. Из её груди, зажатой корсетом, вырвался вздох полный досады, и она прошла ближе, кладя руки на каменное ограждение; розовые губы были поджаты, а глаза - словно стеклянные - так и говорили о тяжёлом для неё положении дел. И пусть Рейнира так и оставалась наследницей своего отца, но чем больше проходило времени, тем больше она убеждалась, что время её нужности истекает. У неё было такое чувство, будто её отодвинули в сторону, в самый тёмный и пыльный угол, пока внимание отца плавно занимали другие мысли. Девушка наклонила голову набок, скрепляя руки в замок на животе, и замерла, обдумывая свои мысли, но простояв так больше нескольких минут, встревожила Кристона Коля, который, как и полагается Белому плащу принцессы, следовал за ней, куда бы она не пошла. Он сделал шаг вперёд, быстро осмотревшись по сторонам, и коснулся её локтя, слегка сжав, но потом отпустив, когда сребровласая не сдержала в теле дрожь. Рейнира подняла на него непонимающий взгляд, на что сир Кристон опустил голову. — Простите, принцесса. Просто вы были так задумчивы, — проговорил мужчина. Рейнира понимающе кивнула. Промолвила: «Ничего страшного, сир Кристон» и вновь прошла вперёд, следуя куда глаза глядят. Она облизнула нижнюю губу, а потом тихо заговорила, бросая скучающие взгляды на проходящих мимо слуг: — В последнее время меня терзает такое ощущение, что я одна: все, как будто не замечают меня. Коль слегка улыбнулся, поравнявшись с принцессой. — Вас невозможно не заметить, — проговорил рыцарь. Рейнира повернула голову в его сторону, внимательно смотря, слегка приоткрыв розовые губы и обнажая белые зубки. Сир Кристон, поняв, что сказал, опустил голову, — Прошу прощения, принцесса. Рейнира сделала несколько шагов вперёд, а на её губах появилась лёгкая улыбка. И она покачала головой, слегка встряхнув серебряными волосами: — Нет, сир Кристон. Спасибо вам за тёплые слова, — ответила дочь короля. Рыцарь также слегка улыбнулся, радуясь тому, что смог хоть немного её подбодрить. Они продолжают свою бессмысленную «прогулку», проходя ещё один лестничный пролёт, поднимаясь на ещё один уровень; Рейнира проходит вперёд, осматриваясь, заостряя теперь особое внимание на идущих навстречу служанках с руками, испачканными то ли какой-то жидкостью, то ли кровью, направляющихся в прачечную. Принцесса делает ещё несколько шагов, останавливаясь напротив резных деревянных дверей, за которыми слышатся крики боли и стоны усталости, а затем отворачивается, отходя к балкону, опустив голову. «Боги», — проносится в голове принцессы Драконьего камня, когда до её ушей доносится новый крик боли, в котором слились в один протяжный вой слова молитвы, и она закрывает фиолетовые глаза, но звуки всё не утихают, заставляя Рейниру вздрагивать при мысли о мучащих её воспоминаниях. — Рейнира? Девушка обернулась, замечая направляющегося в её сторону взволнованного отца, что ещё ранним утром отменил заседание Малого совета со своим лордом-десницей. Правитель сохранял на своём лице привычные ему спокойствие и хмурость, правда, и этого многие словно не замечали. Он был взволнован не на шутку и явно спешил, но, кинув взгляд на одни из королевских покоев и услышав очередной протяжный крик, отвернулся и подошёл к старшей дочери, успокаивающе — то ли для себя, то ли для девушки — сжал её локоть, ловя встревоженный фиолетовый взор. Визерис слегка наклонился вперед к ней, так, чтобы они смотрели в глаза друг другу. — Как она? Ты не заходила? — спросил правитель. Рейнира отрицательно покачала головой, отвечая: «Нет», и перевела взгляд на слегка приоткрывшиеся двери, из которых быстро вышла служанка, унося прикрытый тканью медный таз. «Ваша милость, отдохните», — послышался голос мейстра Меллоса, после того, как крики стихли всего на несколько мгновений, давая тяжелым вздохам заполнить тишину. А потом двери вновь закрылись. Визерис кинул ещё один взгляд на дочь, кивая в сторону, молчаливо спрашивая, пойдёт ли она с ним, но Рейнира замирает, поджимая розовые губы. В голове невольно вновь всплывает тот злополучный день, когда ушла из жизни её матушка — умерла при родах, оставив след на её памяти, как невольное отторжение идеи о браке и детях. Она отрицательно качает головой, не решаясь пока на подобный шаг, а мужчина понимающе кивает и отпускает её, направляясь в покои. За ним внутрь проследовал и Отто Хайтауэр, внимательно осматривающий всё, что попадается на глаза, пытаясь понять ситуацию. Визерис останавливается в середине комнаты, обращая своё внимание по большей части именно на спальную зону, на кровать. Его фиолетовые глаза быстро пробегаются по ней, цепляясь за лежащую на мягких перинах в одной белой сорочке сребровласую девушку, согнувшую ноги в коленях, пока одна из её рук сжимает простынь под собой, а другая лежит на округлом животе. Ещё немного подождав, вошедший сделал шаг в её сторону, бросая взгляд на мейстра, что согнулся в спине, перебирая свои склянки, травы и прочие инструменты пригодные для врачевания, и спросил: — Всё хорошо, Меллос? Сребровласая приоткрыла глаза, судорожно вздыхая, чувствуя, как вновь начинает болеть живот, а всё внутри словно сжимается и разжимается, пульсирует, и, услышав голос отца-мужа, посмотрела на него с мольбой. — Визерис, — произносит юная королева-консорт, протягивая к нему левую руку, прося взяться за неё, желая чувствовать его поддержку. Он внимательно посмотрел на неё, беря её за руку, давая ей сжимать, когда ощущает схватку, а сам меж тем опустился на перины рядом с ней. — Всё хорошо, ваша милость. Нужно только запастись терпением, — ответил наконец старик, отдавая служанке испачканную ткань, которую та быстро приняла. — Да будут милостивы к нам Семеро, — проговорил лорд-десница, про присутствие которого многие забыли. Конечно же, он не желал сребровласой королеве удачного родоразрешения, ведь если она выживет и уж тем более родит мальчика, то им придётся не сладко. Собственно, и его собственный план потерпел крах ещё полгода назад, когда Валейна объявила о своей беременности на третьей луне, а вот Алисента смогла порадовать подобным только через месяц, и то находясь на меньшем сроке, что давало преимущество Таргариен. Визерис кивнул на слова десницы и посмотрел на жену, поглаживая её серебряные волосы, убирая их с её красивого, но мокрого от пота лица, иногда отвлекаясь, помогая ей привставать с подушек и тужиться. Но если он только наблюдал, то Валейна желала, чтобы всё закончилось — было невыносимо больно, хотя роды, по словам мейстра, шли в привычном темпе; ещё ночью она почувствовала боли, но Шарра порекомендовала ей поспать, набраться сил прежде, чем они станут невыносимыми и покои заполнят надоедливые люди. Пусть она и знала, какими тяжелыми могут оказаться роды, но никогда не чувствовала такого: всё тело болело, тянуло, иногда ноги сводила судорога, так и голова кружилась — ей делалось дурно. Но Меллос говорил, что всё хорошо. Ровно, как и всю беременность, когда она только начинала замечать, как меняется её тело: от обычного роста живота до болей в спине, выделений и первого молока, от которого ей всё равно нужно будет избавиться. Было множество недостатков в положении, но большая часть недовольства была по поводу запретов: ей запрещались полёты на Среброкрылой, хотя, чего таить, она их нарушала, езда верхом, охота, занятия с мечом — и это нарушалось. Но глупее всего были запреты, касающиеся лично её: например, в ванне должна была быть чуть ли не ледяная вода, нужно было пить и есть определенную еду, ходить так, как надо, ибо «можно потерять дитя от одного шага». И подобное она терпела, хоть и скрипя зубами, и с нарушениями, порядка шести лун, и даже больше. Единственной радостью в беременность была необыкновенная близость с малышом, которого она очень хорошо ощущала: ей нравилось видеть, как растёт её живот, чувствовать толчки малыша, иногда даже видеть силуэты ручек, ножек, а порой и головы, когда тот переворачивался. И особенно она любила петь малышу на ночь на родном языке, поглаживая, успокаивая, а затем засыпая сама. Валейна очень ждала своего первенца, на последних неделях мало задумываясь и о поле ребёнка, уповая лишь на хорошее здоровье малыша. Она ещё раз тужится, а затем откидывается на мягкие подушки, переводя дыхание, пока Отто наблюдающий за всем процессом со стороны, недовольно усмехается: в ней в отличие от матери силы явно есть, и всё идёт как надо! Отто тихо решает покинуть их, не желая видеть, как, возможно, рушатся его планы, и быстро выходит прочь, проходя мимо принцессы Драконьего камня, что всё так же находилась рядом с покоями сестры и выжидающе расхаживала из стороны в сторону. Хайтауэр быстро проходит коридор, спускаясь по лестнице и, повернув в сторону, заходит в покои выделенные его дочери. Он осматривает всё вокруг себя, пытаясь найти, но встречает её, выходящую из спальной зоны, огражденной ширмами, придерживающуюся одной рукой за поясницу, а другой за живот, что успел хорошо вырасти за время своего деликатного положения; Алисента замечает отца и останавливается на пару секунд, а затем, тихо вздохнув, продолжает свой путь, подходя к нему, догадываясь о чём он будет говорить: новость о том, что Валейна начала рожать, рыжеволосая так же слышала. — Валейна скоро разрешится, — проговорил мужчина, сохраняя спокойный тон. — Правда? — удивилась Алисента, проходя к кушетке, единственному месту, на которое она могла спокойно сесть, и присаживается, слегка откидываясь назад, — Я думала всё будет идти не так быстро, ведь только недавно сказали о начале. Надеюсь с ней всё будет в порядке. Отто прошёл к столу, наливая себе вина, а затем сжал спинку одного из стульев, и посмотрел на дочь, хмурясь: — Всё в порядке? — и сделала глоток, — Алисента, лучше бы всё было наоборот. Чем тяжелее роды и их результат, тем легче судьба твоего ребёнка. Алисента тихо вздохнула. Она не желала пустой борьбы за Железный трон, не видя в нём необходимости, а уж тем более через чьи-то смерти, в том числе детей. — Это всего лишь ребёнок, отец, — проговорила королева. — Ребёнок, который вырастет и поставит на колени твоего ребёнка, Алисента. И счастье нам, если не посадит его голову на пику, — прервал её десница, — Ребёнок Валейны опасен тем, что просто существует. Алисента хмурится. — Не думаю, что Валейна захочет навредить нам. К тому же она весьма легко приняла мою тягость, — ответила девушка. Отто тихо рассмеялся, покачав головой. — Алисента, пойми. То, что она говорит — это всё слова, но никто не знает, что именно в голове у Таргариена, — произнес рыжеволосый, — Нам нужно быть начеку и готовиться к любому развитию событий. Алисента поджимает губы, понимая, что отец не хочет верить её словам, отрицая их правдивость, и ей остаётся только надеяться на то, что «быть начеку» будет что-то более милостивое и спокойное.

***

Рейнира взволнованно расхаживала из стороны в сторону, вслушиваясь в крики сестры и прочим словам, произносимым в покоях, пытаясь понять, всё ли идёт как надо. Она нервно скрепила руки в замок, сдерживаясь, чтобы не начать их выкручивать, поглядывая в сторону двери. Она металась между волнением и желанием войти и поддержать сестру, которую и обрекла на сие тягостное мучение, но их отношения с сестрой всё также оставались холодными и отстраненными, не дающими никакой теплоты им обеим, и потому легко было предположить, что Валейна не захочет её даже видеть в этот важный, особенный для неё момент. И всё же воспоминания о печальном опыте их матушки были живы, и они пугали её, отталкивали; внушали ей страх того, что она может войти, увидеть измученную в родах сестру и потерять, запомнив таковой навсегда. И всё же Рейнира втягивает воздух через рот, смотря на дверь и говоря себе: «Рейнира, это не страшно, ты просто хочешь, чтобы с твоей сестрой всё было хорошо». И, недолго подождав, решается на этот шаг: сребровласая подходит к покоям, на что сир Окхарт безмолвно открывает двери, впуская принцессу внутрь. Её глаза беспорядочно пробегаются по комнате, затем она делает шаг, и ещё один, после чего дверь закрывается. Рейнира застывает, услышав протяжный стон, вырвавшийся из уст Валейны, и поворачивает голову в сторону опочивальни. Её глаза широко открываются, когда она замечает сестру, лежащую на мягких перинах в довольно стыдливой и откровенной позе; её спасала лишь сорочка, прикрывавшая тело. Рейнира поморщилась, когда заметила, как старый мейстр буквально вынырнул из-под её юбки; не хотелось даже и думать, что он делал и как именно касался. «Семеро», — пронеслось в голове принцессы, когда она поморщилась, услышав очередной стон сестры на новой схватке, когда та поджала губы, сдерживая крики. — Ваше Величество, головка уже практически вышла. Продолжайте, — проговорил старик, обращаясь к жене короля, разрывая напряженную обстановку в комнате своим хриплым голосом. — Валейна, ещё немного, — разносится голос Визериса, что сжимает руку жены-дочери, аккуратно поглаживая её, — Потерпи. Валейна не отвечает, лишь поджимая губы и морщась, сдерживаясь, чувствуя между ног тяжесть. В любой другой момент она бы покраснела от стыда, но сейчас на это не было сил, а потому старалась не обращать на всё внимание, делая только то, что от неё просили. Вскоре в покоях вновь появляется и лорд-десница, не выдержавший томительного ожидания и другие, пришедшие к моменту завершения. Он мысленно превозносил молитвы Семерым, прося не дать ребёнку родиться или пусть им окажется, хотя бы девочка — ему не нужен был соперник в будущем. Отто остановился практически у самых дверей, рядом с принцессой Драконьего камня, что с ужасом и стыдом наблюдала за всем происходящим. Валейна чувствовала боль. Она не знала точно сколько прошло времени, но было такое ощущение, что все внутри неё ломается, разрывается, отделяется друг от друга — обычное дело, сказала бы ей одна из дам, родившая за жизнь полдюжины сыновей и дочерей, если бы таковая присутствовала здесь. Ноги сводило ужасно, ей было страшно смотреть на них, казалось, что они уже давно искривлены, как и руки, вцепившиеся в простыни. Её грудь, успевшая наполниться молоком к назначенному сроку, более не казавшаяся маленькой, высоко вздымалась, пока мейстр просил её дышать, а септа читала свои молитвы. Она вновь наклонялась вперёд, но боль окончательно сковывала её и оставалось довериться только своим рефлексам, заложенным природой. Валейна под конец не кричала, только поджимала губы и сильно морщилась. Вскоре Валейна сбилась со счета, сколько было схваток, сколько раз пытался похвалить или подбодрить её супруг и многого другого. Время как будто остановилось. Валейна в последний раз закричала. Казалось, ее пытали раскаленным жезлом и разрезали напополам. Но когда она подумала, что не вынесет этого, она услышала крик. Он был настолько громким и звонким, что хотелось закрыть уши, но в тоже замереть, что она и сделала. — Боги, — произнес Визерис, слегка наклоняясь вперёд, смотря на мейстра, что быстро вложил новорождённое дитя в полотенце, которое преподнесла одна из служанок. Меллос споро поднялся со своего места, осматривая дитя на ходу, прежде чем быстро обмыть того, смывая сгустки крови и слизи, пока он вырывался из его рук, плача и извещая всех о своём рождении. — Кто? — спросил Визерис, всё так же сидя рядом с женой, что замерла в волнении, ожидая слов мейстра. Он поглаживал её плечи, слегка приобнимая, пытаясь успокоить. Меллос быстро переложил младенца в уже в чистые и сухие пелёнки, но не стал пеленать, возвращаясь к монаршим особам. — Принц, ваша милость, — произнес он. С губ Визериса слетает облегчённо вздох, тогда как Валейна улыбнулась уголками губ, сквозь саднящую боль, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться от радости: у неё родился сын. — Он здоров? — тихо спросила королева, заметив, как Меллос направляется к ним, чтобы отдать ребёнка. — Лягается, как козленочек, ваша милость. Валейна улыбнулась, хоть и несколько вымученно. Вот только, если младшая сестра испытывала радость, то Рейнира наблюдавшая за сиим моментом облегчения, почувствовала обиду, видя, как отец интересуется, волнуется о здравии новорождённого сына — долгожданного наследника. Неужели теперь потребность в ней отпадёт? Сребровласая поджимает губы, скрепляя в замок руки и сохраняя молчание. Только Отто напускает на себя равнодушный вид, хотя на самом деле он понимает — теперь им придётся тяжелее, особенно в будущем. — Осторожнее, ваша милость. Держите под голову, — проговорил старик, передавая малыша матери, помогая ей правильно держать сына. Валейна принимает ребёнка, аккуратно удерживая его, и тихо прижимает к себе, не обращая внимание ни на кого, кроме этого маленького существа. Она замерла ненадолго, встречаясь с фиолетовой парой глаз, что смотрели на неё с нарастающим интересом, блуждали по лицу, будто пытаясь запомнить, и только потом, решившись, отвела немного ткань, позволяя мальчику потянуться к ней своей пухленькой ручкой, кряхтя от разочарования, когда не получилось достичь своей цели. Сребровласая тихо, не спеша провела рукой по коротким, но уже начавшим завиваться в кудри волосам мальчика, не сдерживая улыбки. Он был идеален. Абсолютное совершенство, которое она только себе могла вообразить. Её мальчик. — Боги, он здесь, — проговорил ели слышно за её спиной Визерис, смотря на долгожданного сына, — Он с нами. Валейна кивает, прижимая к себе малютку, чувствуя приятное исходящее от него тепло, пока саму переполняет не только чувство радости, но и гордости — она родила дитя, своего милого мальчика! Визерис улыбается новорожденному наследнику, а затем решает дать дочери насладиться моментом материнства, поднимаясь с постели и не спеша направляясь в сторону лорда-десницы и своей наследницы, Рейниры, пока последняя спокойным тоном проговорила, сложив руки на животе: «Поздравляю, отец», получая в ответ лишь кивок. — Поздравляю с рождением сына, Ваше Величество, — произносит Отто Хайтауэр, исподлобья глядя на короля, — Поистине счастливый день для королевства. Мужчина благодарно улыбается, а затем отвечает: — И великий, Отто, — дополняет его, а затем говорит, — Прикажите глашатаям разнести весть о рождении здорового принца, а также отправьте воронов высоким лордам. И тот покорно, пусть и без особого желания, кивает, а Рейнира лишь хмурится. — Как его будут знать? Эйгон? — предположила она, вспоминая, как отец рассказал ей о пророчестве Эйгона Завоевателя. Правитель оборачивается через плечо, бросая взор на младшую дочь, увлечённую сыном, и только потом отвечает: — Джейхейрис, — проговорил Визерис, называя выбранное им и Валейной имя, — В честь великого правителя Семи Королевств. Пусть и его жизнь будет такой же долгой и великой. Десница лишь качает головой, хотя изнутри его пожирает раздражение от того, что его план пошёл не так, как было задумано. Собственно, если посмотреть с самого начала, то понятно, что его план провалился с треском в пекло ещё год назад. Но люди слишком любят питать себя надеждами, борясь за свое, пусть то уже давно утеряно. А вот Рейнира поджимает губы, принимая ответ отца, переводя взгляд на сестру, что прижимает к себе копошащийся свёрток, из которого видны беспорядочно мельтешащие ручки и ножки. Хочется поморщиться от его визгов, слишком уж они громкие, хотя и понимает, что для него, младенца вполне естественно плакать по пустякам. Но быстро отвлекается, когда голову заполняют мысли о том, что отец вероятно намекнул на то, что назначит его, своего долгожданного сына, наследником, а если так, то очень скоро она окажется в тени. Она замирает, хмуря брови, но молчит. — Отто, нужно обсудить некоторые дела, — произнес Визерис с энтузиазмом в голосе, испытывая беспредельную радость. И спешит удалиться за дверь, дабы не мешать дочери-жене отдыхать после родов: всё же шум ей сейчас ни к чему. Дверь закрывается, и Рейнира остаётся на прежнем месте, наблюдая за младшей сестрой, что устало, но счастливо улыбается младенцу на её руках, поглаживая по серебряной головке, прижимая ближе к груди, к сердцу. Именно на это и обрекла она её. Из груди вызывается волнительный вздох, когда та поднимает на неё фиолетовый взгляд, недолго смотрит, а потом насмешливо усмехается и, не отрываясь от сестры, целует сына в макушку. Рейнира ещё недолго смотрит на неё, а потом, кивая, уходит, сжимая руки в кулаки. Валейна тихо вздыхает, прикрыв глаза, утыкаясь носом в серебряную макушку малыша, что начинает плакать. — Тише, мой маленький, — успокаивает она малыша, а затем смотрит на подошедшего к ней мейстра. — Моя королева, принца нужно отдать кормилице, — и девушка понимающе кивает, ещё раз взглянув на новорождённого сына, пытается привстать, но от резких движений морщится, чувствуя, как всё внизу тянет, — Не вставайте, ваша милость. Отдыхайте. Валейна молча передаёт маленького принца мейстру Меллосу, а потом вновь ложится на подушки, практически вжимаясь в них. Её фиолетовый взгляд внимательно пробегает по толстой няньке-крестьянке с полной грудью молока, внимательно наблюдая за тем, как она ведёт себя с её мальчиком: не делает ли больно, хорошо ли держит и кормит. Расслабилась она только тогда, когда услышала, как ребёнок ойкнул, если так можно назвать, а потом начал пить молоко кормилицы с упоением. Она прикрыла глаза, прижимаясь к подушке, а на розовых губах повисла победная улыбка — она сделала это, она родила сына. Валейна, увлеченная чередой сладостных мыслей, не замечает, как к ней подходит старшая служанка, Шарра, и заботливо берёт в руки плед, накрывая девушку, а потом берет с тумбочки чистую тряпку и наклоняется к ней. — Поздравляю, — тихо произнесла темноволосая, — Теперь ты мать, — проститутка вытирает пот с её ключиц, шеи и лица. Валейна хватает её за руку, несильно сжимая, поднимая на неё свой фиолетовый взор. — Спасибо тебе за службу, — отвечает ей в тон королева. Шарра улыбнулась, а закончив, укрыла её уже до конца, натянув одеяло до груди и пожелав отдыха. Она улыбнулась сама себе: «Я сделала это, сделала». Валейна устало посмотрела в сторону, заслышав тихий визг сына, едва тот завершил приём пищи, и тихо усмехнулась — видимо он так же не любил мейстров, как и она; его забрал с рук кормилицы мейстр Меллос и укладывал в колыбель, чтобы тот поспал, как следует. — Следите за тем, чтобы принц Джейхейрис всегда находился в тепле и был сыт, — услышала она голос старика. «А как иначе?» — хотелось спросить, ведь они определённо понимали всю ценность мальчика, особенно когда он является единственным наследником своего отца. Вскоре послышалось тихое сопение из колыбели, что стояла напротив изножья кровати, и только тогда Валейна позволила себе расслабиться, сомкнуть глаза и погрузиться в сон, заслуженный отдых, только недолго — всего пару часов, и то слегка прикрыв глаза, прислушиваясь.

***

«Королевская милость», — так выражались крестьяне, жители Королевской гавани, живущие предпочтительно в самых гнилых местах, пытающиеся подступиться к очереди за плошкой вина, вывезенного в бочках на главную площадь. Они были готовы практически задавить друг друга, желая получить дар в числе первых, под громкую музыку бродячих музыкантов, кое-как заглушавших восклицания простолюдинов. Кто-то радовался рождению нового наследника, а кто-то не обратил на причину особого внимания, находя хороший повод выпить и отлынивать от тяжёлой и продолжительной работы, тянущейся до самого рассвета нового дня: не посмеет же никто наказать за то, что восхвалял короля и его сына! — Да, тише ты... — проговорил один из мужчин в толпе, потирая висок, взбивая грязные волосы, что от природы были белого, серебряного цвета, когда со стороны прилетел чей-то кулак, — ...блядь. Он хмуро посмотрел перед собой, на небольшую сцену, где разливали вино: и какого хрена они такие медленные? Простолюдин вздохнул, стиснув челюсти. И так в кармане осталось две звезды и один грош до конца недели, до следующей получки, так и тут выпить нормально не дают! Ульф, так его звали, раздражённо посмотрел на толпу перед собой — такие же пьянчуги, как и он, и уличные девки, решившие найти себе клиентов в праздничную ночь. Он крепче сжал глиняную чащу в своих руках, уже представляя, как её наполнят доверху и он утолит жажду, глотая кислый, но слегка сладкий напиток, наслаждаясь мыслью о том, что тот вышел из королевских погребов; а вот мысли о том, что напиток был не первой свежести и не высокого качества — его не терзали, он вообще никогда не задумывался о подобном. А зачем? Есть что выпить — высшая радость! Ульф точно и не мог вспомнить своего происхождения, слишком запился, хотя знал, что отец — какой-то бедный плотник, погибший как-то необъяснимо, а мать — прачка всегда со стертыми руками в кровь и зараженная какой-то дрянью в той же общественной прачечной. И сам он перебивался работой, хватаясь за всё, где можно быстро заработать на кое-какую еду и желанный напиток. А иное его попросту не интересовало. — Давай сюда, — проговорил один из королевских слуг, выхватывая из его рук посуду, когда подошла его очередь. Он глянул на него с пренебрежением, будто посчитав ниже себя, только потому, что работал в замке, и быстро зачерпнул вина, а потом, не волнуясь о содержимом, всучил Ульфу, слегка отталкивая того. — Пекло, — прошипел Ульф, когда треть вина вылилась на его и без того грязную рубаху. — Не задерживай! Следующий! И Ульф раздраженно посмотрев на него, отходит в сторону, к стене одного из зданий, прижимаясь спиной, и быстро подносит к губам чашу, начиная жадно пить, пытаясь закончить всё одним глотком. Кто знает может повезёт получить и вторую? Он чувствует прекрасный кислый вкус на языке, прикрывая от наслаждения глаза, хотя любой другой ценитель вина сказал бы: «Что за дрянь?!» и выплеснул прочь. Он замечает краем глаза одного из слуг, что судя по одежде служит в замке и убирает от рта чашу. — Чего стоишь? Не должен работать? — Работать должен ты, — ответил тот, — А я — служу королевской воли. — И какова королевская воля? Слуга глянул на него и лишь ответил: — Такова, что тебе никогда не видать, — и быстро направился обратно, не желая иметь дело с пьянчугой. Ульф скривил губы и посмотрел на Красный замок: в нём можно было бы неплохо заработать, но вот как туда попасть?

***

Королева встала с кровати, опустив босые ступни на ковёр, придерживаясь за столб одной рукой, а другой — за низ живота, всё ещё ощущая покалывание. Она поморщила носик, вскинув голову, встряхнув серебряные волосы, откидывая те назад и не спеша переступила с ноги на ногу, пока к ней быстро побежала Шарра, приобнимая за талию и удерживая. Валейна посмотрела на неё, всё ещё усталым фиолетовым взором и помотала головой, положив руку на её предплечье, несильно сжав. — Я сама, — тихо произнесла и слегка оттолкнулась от неё, проходя к изножью кровати, обогнув то и оказавшись у колыбели. Валейна замерла, посмотрев на мирно спящего в белой длинной рубашке, тянущейся до самых коленок, малыша. На устах невольно появилось очертание улыбки, пока правая рука потянулась к его сребровласой макушке, мягко и нежно поглаживая, перебирая только недавно высохшие маленькие кудри, от чего тот поморщился во сне, пошевелил ручкой, а потом замер, тихо сопя. — Ваше Величество, — проговорила Шарра, несколько хмурясь. Валейна не ответила, наклонившись слегка вперёд, подкладывая руку под головку мальчика, пока вторая пролегла под спинку, и поджала губы, аккуратно поднимая спящего малыша, а затем перехватывая, меняя положение и несильно прижимая к себе. Сребровласая замерла, пытаясь понять правильно ли она всё сделала, но раз не было ни наставлений, ни поправок от служанки, а уж тем более от нянек, что быстро переключили своё внимание на неё, когда она двинулась к ребёнку, то всё хорошо. Она тихо покачивала его, вспоминая, как подобное делала мать, когда ещё в раннем детстве та игралась с ней в куклы; правда, на самом деле уже тогда Эймма, как понимает сейчас Валейна, готовила её к будущему. К роли матери. Только пока и Валейна не могла себе чётко ответить, каковы ощущения от новой роли — ей казались они какими-то непонятными, странными и удивительно волнующими, заставляющими невольно радоваться мелким моментам: сморщенному носику, шевелению или тихому размеренному дыханию, так и говорящему о том, что всё хорошо. Она осматривается: в покоях только служанки, а вот фрейлин не видно — видимо отправились со всеми на пир. Валейна, не сказав и слова, обошла женщину, возвращаясь к кровати и присаживаясь на край, продолжая свои действия, пока в один момент мальчик не шевельнулся, мотнув ножкой, а затем сонно приоткрыл фиолетовые глазки. — С пробуждением, дракон, — произнесла на валирийском королева, обращаясь к сыну, что заинтересованно на неё посмотрел, хмуря лобик, а потом, словно отвечая, громко чихнул. Валейна тихо рассмеялась, поглаживая указательным пальцем маленький носик, — Тише, мой маленький дракон. Ты выспался? Она погладила того по серебристой головке, и фиолетовый взгляд коснулся дитя, что с интересом посмотрел на неё, разглядывая, как и она его. — Конечно, выспался, Джейхейрис, — она внимательно вглядывалась в его пухленькое здоровое личико, — Ты — мое счастье, маленький мой. Она продолжила укачивать Джейхейриса, правда, тот больше не хотел спать, как и есть, но она не могла отказать себе в удовольствии спеть ему колыбельную, которую пела всю беременность, прежде чем она смыкала глаза и головой касалась подушки. — Ты пламенем дышишь, Ты крыльями машешь, Но две головы Для третьей споют Устами моими. Огни отгорели, И магией крови Уплачена плата, — Валейна садиться в пол-оборота, чтобы удобнее было держать сына, — С речами, как пламя, С ясными глазами, Чтоб троих нас связать, Тебе я пою, — Валейна посмотрела на сына, что мотал ножками, вслушиваясь в её пение, — В одно мы сплотимся И с тремя головами Полетим, как предсказано, Красиво, свободно. Из груди, ещё полной молока, вырвался вздох и девушка наклонилась вперёд, оставляя легкий поцелуй на лобике принца, а затем застывая так, что их взгляды были устремлены друг на друга. — Джейхейрис. Мой мальчик, мой сын, — произнесла королева, — Моя единственная маленькая любовь, Джейхейрис. Валейна улыбнулась мальчику на её руках, думая: неужели у неё теперь есть дитя? Ей он казался таким маленьким, хрупким, несмотря на все слова мейстра о крепости его тела и здоровья, ей так и хотелось всё время прижимать Джейхейриса к своей груди, ласкать, держать при себе, наслаждаясь своим маленьким драконом. И ей наконец-то начало казаться, что она не одна. У неё появилась надежда. Валейна взглянула в его большие фиолетовые глаза, что внимательно глядели на неё, пока маленькие пухленькие ручки пытались ухватиться за серебряные волосы. — Я стану для тебя самой лучшей мамой, — проговорила сребровласая на валирийском, поглаживая его кудри, — А ты — самым великим сыном, какого только видел этот мир. — Ваша милость, — произнесла подошедшая к ней Шарра. Сребровласая перевела взор на свою служанку, молчаливо вскидывая голову, прося продолжать, — Прибыла королева Алисента... — в голосе жрицы любви она услышала легкую пренебрежительность, — С желанием навестить вас. Сребровласая задумалась. За прошедшее время ни она, ни Хайтауэр не проявляли к друг другу чувств соперничества, хотя бы на публику, но если Валейна сохраняла маску лёгкого добродушия, то Алисента всегда старалась быть мила и дружелюбна, подтверждая свои слова о том, что не желает вражды между ними. Интересно, переменилось ли её мнение сейчас? Валейна кивнула, но подумала: «Ни дня покоя от этих Хайтауэров», а затем посмотрела на входную дверь, наблюдая за тем, как она медленно приближается, придерживая живот, что достаточно вырос для своего срока: Алисента несла тягость сроком в восемь лун. Алисента слегка улыбнулась уголками губ, подходя ближе: — Поздравляю с рождением принца, Валейна, — произнесла рыжеволосая. В ответ Валейна кивает, нехотя натягивая улыбку: — Благодарю, — и посмотрела на её живот, чувствуя, как вновь в душе что-то начинает твердить: «Пусть только родится мёртвым, мёртвым». И исхитрилась же понести практически сразу же после неё! Алисента кивнула, а затем благодарно качнула головой, проходя вперед, аккуратно присаживаясь на край перин рядом с ней; правда из-за понятной причины ей с трудом удалось присесть, слегка откинувшись назад и поглаживая округлый живот. — Как...как всё прошло? — спросила она, пытаясь узнать, понять, что и её ожидает в скором времени. И пусть рыжеволосая знала, что таков её долг, но страх перед неизвестном всё же был. Валейна слегка нахмурилась, вспоминая свои роды. — Довольно легко. Да, с болью и с потерей сил, но всё закончилось хорошо, — и на своих словах сребровласая метнула взор в сторону Джейхейриса, что нашел забавным пытаться укусить край рукава своего одеяния, а потом вновь на Алисенту, — С позволения Семерых... — произнесла королева, — ...твои роды разрешатся. «Надеюсь, что нет»,— пронеслось в голове Валейны. Алисента благодарно кивнула пожеланию, а затем взглянула на свой живот: — Только и уповаю на милость Богов. Валейна кивнула, продолжая поддерживать разговор, хотя сама внутри понимала, что если та родит мальчика, то тот будет соперником её сыну. Хотя маленькую ящерку легче убить, чем дракона. И всё же долго общаться с дочерью десницы не хотелось, да и вскоре нашёлся повод отослать: паж, появившийся в покоях с подносом в руках, подал ей идею. — Ваша милость, — проговорил парень, — Король шлёт вам угощения с пира. Валейна кивнула, а потом посмотрела на сына, заботливо поправляя его белую рубашку. — Передайте Его Величеству мою благодарность. За всё, — и поджав губы, изображая усталость, она взглянула на Алисенту, — Я бы хотела отдохнуть, всё же силы ещё не все восстановились. Да, и не зачем со мной сидеть: повеселитесь на пиру за меня, раз уж я не могу. Алисента кивнула, поднимаясь со своего места, придерживаясь за столбик кровати: — Да, да, — быстро произнесла она, — Я понимаю, отдыхай. «Вот теперь точно отдохну», — пронеслось в голове королевы, когда за соперницей захлопнулись двери.

***

Море было спокойным, хотя каждый из солдат, находящихся на Тёмном скопе, одном из островов Ступеней, мог сказать, что ненадолго. Кто знает, что его встревожит: новая непогода или мирийские корабли? Никто не знал, но каждый понимал недолговременность сего момента, а потому и не терял бдительности. На острове, как, впрочем, и на каждом отвоеванном острове, кипела работа: кто-то из солдат точит копья, клинки, кто-то подготавливает судна к бою, а кто-то и охраняет лагерь, осматриваясь по сторонам, вглядываясь в водную гладь. Но если подобной работой занимались простолюдины или мелкая знать, отважившаяся отправиться на войну, то главнокомандующие, коих было двое, и их приближенные, в основном из рода Веларионов, все, как на подбор, обсуждали на вершине холма, в главном шатре, расположив карту на широком столе при свете факелов, план дальнейших сражений. Корлис хмуро взирал на карту. Несмотря на полное превосходство противника, они смогли навязать ряд поражений Триархии, но тем не менее, такая безрезультатная война продолжалась почти год, а захваченные земли не давали ничего, кроме необходимости их регулярно осматривать, вновь отстаивать, ожидая нападения и со стороны Эссоса, и с Дорна, что поддерживал Трёх шлюх. С одной стороны их дела шли хорошо, но вот с другой — лучше было кинуться в пучину. Он перевел взор на Деймона, благодаря, которому и свершилось многие победы, изучая лицо того: он был напряжён, хоть и сохранял привычную ухмылку на устах. — Мне кажется, в этот раз стоит зайти с левого фланга, — заговорил Веймонд, племянник Морского змея, — Обогнем Узел и ударим по Паучей сети. — Только этого триархи и ждут, — ответил Деймон, посмотрев исподлобья на того, — Не помнишь, как в прошлый раз мы чуть не потеряли три корабля? — Тогда — был один вариант. — Да, да, как и единственное умолчание о том, что Вороний крик разделён надвое и меж его частями можно пройти, — оборвал того Порочный принц. — И рифов нам хватило, Веймонд, — отмахнулся уже Корлис. Веймонд слегка отворачивается, не стерпев высказываний о своих планах и идеях. Ему всегда казалось, что дядюшка так и ищет способ понасмехаться над ним, а теперь ещё и братец короля, возомнивший себя главным. — Ворон! — раздалось со снаружи, привлекая всеобщее внимание. Все устремляют свой взор ко входу, слыша приближающиеся шаги. Это был один из мальчишек-лордов, отправившихся с ними на войну, а в руках у него — послание. — Королевская печать, — проговорил он, обращаясь к Корлису Велариону. Деймон нахмурился: любезный братец, как и обещал, не участвовал в войне, лишь редко высылая малость вооружения, но обычно для подобной цели выделялся корабль побольше, шхуна, например. Он скрепил одну руку на рукояти Темной сестры, вышагивая вперед, равняясь с Морским змеем, что подошёл к мальчишке, забирая послание, а потом выходя из шатра, предполагая, что их ожидает: очередное послание короны или предложение сложить оружие во избежание конфликта. Мужчины молча наблюдали за тем, как взгляд Морского змея быстро бегает по строкам. «Значит, что-то серьёзное. Послушаем», — проговорил про себя Деймон, готовясь выслушать очередное послание от Малого совета, которое по всей видимости писали со слов Отто Хайтауэра. И вот Корлис заговорил, точнее зачитал во всеуслышанье долгое, особенно нудное начало — имя и титул брата Порочного принца, и прочую протокольную ерунду, да так долго, что не все успевают сообразить, когда тот доходит до сути. — ...королева-консорт Валейна Таргариен разрешилась здоровым мальчиком. Принц удостоен носить имя в честь своего славного предка — Джейхейрис Таргариен, — зачитал он. Корлис усмехается, предвкушая лицо Отто Хайтауэра полное досады, когда тот услышал подобное. Он вскидывает голову, складывая письмо и, хлопнув несколько раз в ладони, восклицает: «Долгих лет жизни принцу Джейхейрису!», побуждая подобные вскрики среди воинов, и только потом переводит взгляд на Деймона, замечая его хмурое лицо, а также то, как он практически неслышно проговорил: — Долгих лет. И нехотя кивнув, поспешил скрыться в толпе, хотя чёрные, блестящие на солнце доспехи мешали свершится данному замыслу. Порочный принц громадной фигурой продвигался сквозь толпу, отталкивая каждого, кто пытался узнать причину его ухода; не пошёл за ним и Морской змей, ясно помня из-за чего год назад его, когда он состоял в малом совете, и других советников, собрали в покоях короля, тогда как Веймонд, заметивший резкую перемену настроения брата короля, тихо хмыкнул, складывая всё вместе — от того, как тот общался с тогда ещё принцессой на Дрифтмарке и до сего момента. И вот Деймон быстро отделяется от надоедливой толпы, спускаясь по склону, выходя к пещере, в которой остановился его верный товарищ — Караксес. Он замечает, как змей тихо рычит, завидев его, выглядывающего из своего жилища, а потом выходит, поднимая голову, тогда как Деймон сильнее сжимает рукоять меча. Он быстро спускается вниз, резким движением вырывая из ножн оружие, бросая, вбивая его в мокрый песок, что только что накрыли морские воды. Мужчина что-то рычит сквозь зубы, а потом отходит в сторону и резко повернувшись направляется в противоположную, пока дракон лишь тихо рыкнул, чувствуя гнев того. Деймон оборачивается к Караксесу и быстро подходит, кладя руку на его морду, пока тот тихо фыркнув, поворачивает её, прижимая к груди своего всадника. Таргариен, насколько возможно, обхватывает голову ящера, прикрывает глаза, пытаясь успокоиться, чувствуя горячее дыхание змея. Правда, успокоиться удаётся лишь на самую малость, пока в голове не всплывает образ маленького кучерявого мальчика с серебряными волосами и большими фиалковыми глазами, как у матери. Он свесил свои маленькие ножки с его плеч, ухватившись за длинные волосы, и дёргает их, весело, звонко смеясь. Джейхейрис Таргариен. Он не знает насколько здоров его племянник, похож ли он на брата или на племянницу, хотя хочется верить, что похож, словно две капли. Он мысленно ненавидит себя за то, что он просто ему племянник: он мог бы быть его сыном, но он лишь племянник. Джейхейрис Таргариен, сын Деймона Таргариена. Но он — Джейхейрис Таргариен, сын Визериса I Таргариена. Деймон сжимает руку в кулак, морщась, пока Караксес лишь успокаивающе рычит, сжимая челюсти.

***

Воздух был насыщен ароматами жареного мяса, свежеиспеченного хлеба и сладкой выпечки. Длинные столы ломились от блюд с экзотическими фруктами и сырами, а бочки с вином стояли в изобилии. Мужчины и женщины, как знатного, так и несколько низкого, в отличие от первых, происхождения, общались и смеялись, наслаждаясь едой и компанией. Из угла комнаты доносилась музыка - живая и заразительная мелодия, которая побуждала к танцам и веселью. Над пиршественным залом висели десятки огромных люстр, каждая из которых ярко горела сотнями свечей. Когда пламя танцевало, его свет отражался от стен, которые были полностью обтянуты роскошным чёрным бархатом с изображенным на нем символом дома Таргариенов — трехглавым драконом, вышитым красным шелком. Двери, ведущие на большую террасу, были широко распахнуты, и свежий воздух проникал внутрь, охлаждая присутствующих от летней жары. Повсюду вокруг них сновали слуги, наполняя кубки вином и элем, убирая грязную посуду и поддерживая огонь на столах и высоких канделябрах, расположенных между длинными столами. Настроение было праздничным и воздух был наполнен веселой болтовней застольщиков. На возвышении, во главе рядов длинных столов, был накрыт стол, за которым сидели несколько высокородных и члены королевской семьи. В самом центре сидел король, оживленно беседуя с лордами и леди, сидевшими по обе стороны от него, и щедро угощался. Он выглядел здоровее, бодрее, чем ещё пару дней назад, и счастливее. Широко улыбался, а его глаза были полны удовлетворения. Рядом с ним сидела его пятнадцатилетняя дочь, что сдержанно улыбалась, сложив руки на коленях, наблюдая за пиршеством, хотя и без толики зависти в фиолетовых глазах. По мере того, как продолжалось застолье, атмосфера становилась все более шумной и оживленной. Присутствующие мужчины и женщины становились все более пьяными, и вскоре воздух наполнился какофонией смеха и болтовни. Визерис, раскрасневшийся от вина и радости, возглавлял веселье, его голос легко перекрывал шум толпы. Сидя на возвышении, Рейнира не могла не почувствовать укол ревности, глядя на своего отца, думая о том, как он будет отныне каждый день прижимать к груди маленького мальчика и говорить: «Мой сын, мой наследник». Несмотря на то, что она знала, что ей не о чем беспокоиться — отец нежно любил её, и она была его наследницей, но ей, пятнадцатилетней принцессе, было странно видеть, как король растрачивает свое внимание не на нее или сестру. Рейнира старалась не давать волю своим чувствам, но когда король разговаривал с кем-то о Джейхейрисе, её новорождённом брате-племяннике, она не могла не почувствовать себя немного обделенной. Она пыталась убедить себя, что отец все еще любит ее, хоть и прекрасно знала это, но что-то внутри всё равно требовала доказательств, чувство ревности было трудно подавить. Она потягивала охлажденное сладкое вино из своего бокала, глядя на танцующих людей и старалась не думать о племяннике. Она знала, что это чувство было лишь временным, как и рассеянность ее отца, и рано или поздно он снова полностью посвятит себя ей. Рейнире пришлось напомнить себе, что ее отец просто рад рождению сына и что ей не следует на него обижаться. Вместо этого она попыталась насладиться праздником и сосредоточиться на разговоре с лордами и леди, которые сидели рядом с ней. Когда звуки смеха и музыки наполнили комнату, Рейнира позволила себе забыть о своих тревогах и присоединиться к веселью, хотя и не могла полностью избавиться от ноющего чувства обиды, которое таилось в глубине ее сознания. Рейнира была грациозной танцовщицей, и она кружилась по залу, ее длинные шелковые юбки волочились по полу. Она танцевала со многими лордами и леди, как молодыми, так и старыми, и ее щеки порозовели от выпитого вина, коим она пыталась сегодня затушить свою обиду. Когда заиграла музыка, она поймала взгляд молодого лорда, который, казалось, больше интересовался ею, чем самим танцем, но более внимания на такого не обращала, не позволив себе даже разглядеть его: ей не нужны подобные знакомства, тем более с умыслом ведущим к септе. Гораздо интереснее ей было узнать, о чём говорили в данный момент отец, король Визерис, и его десница, подошедший, едва она ушла. Десница короля, Отто Хайтауэр, спокойно, наблюдал за веселой атмосферой праздника, его глаза скользили по толпе перед ним, анализируя действия и привычки окружающих, словно подобное было единственным способом отвлечься от угнетающих его мыслей. Он наблюдал, как лорды и леди пировали и танцевали, но выражение его лица оставалось нейтральным, он пытался скрыть свои эмоции, а именно чувство поражения. И почему девчонка не могла умереть при родах или попросту потерять дитя? Отто обращается про себя к Семерым, прося дать ответ. Отто подошел к правителю, стараясь говорить уважительным тоном и сохранять нейтральное выражение лица, хотя мысленно назвать его иначе, чем старым извращенцем не мог: было и так понятно, что тот уделял много времени именно своей дочери, проводя с ней больше ночей. – Ваша милость, — начал он, — Надеюсь, я вам не помешал. Визерис отвлёкся, оставляя от себя кубок вина, и бросая взгляд на своего десницу. — Нет, Отто, — ответил Визерис, — Как тебе пир? — Всё превосходство, Ваше Величество, — произнес Хайтауэр, хотя явно предпочёл бы, чтобы сегодняшнее торжество стало траурным, — С позволения Семерых подобных торжеств нас ждёт множество. — С позволения, Семерых, — кивнул Визерис. Он перевел взгляд вперёд себя, замечая, как в зал вошла Алисента, тихо переступавшая с ноги на ногу и, будто стараясь не выделяться, прошла вдоль стены, — Мейстер Меллос даёт срок от нескольких недель до месяца до ближайшего из них. «Позвольте?» — произнес Отто, кивая в сторону дочери. — Да, конечно. И лорд-десница кратко поклонившись быстрым шагом направился в сторону дочери, скользя взглядом по её округлившейся фигуре, что явно затрудняла её движения. Он останавливается перед ней, преграждая путь и заставляя остановиться и посмотреть на него. — Где ты была? — спрашивает мужчина. — Я ходила к Валейне. Пожелала ей скорейшего выздоровления, — ответила Хайтауэр. Отто прикрыл глаза и раздражённо вздохнул. — Она родила сына, врага твоего ребенка, а ты ходишь и желаешь им удачи, —проговорил тот. Алисента поджала губы, чувствуя некую вину перед отцом, но в то же время и несогласие с ним, тогда как Отто покачал головой, не сводя глаз с дочери, а затем тихо, дабы никто не услышал, добавил: — Когда-то именно этот маленький мальчик можно стать палачом твоего сына, — он гляделся по сторонам, а затем сказал, — Отправляйся к мужу. Девушка кивает и, обходя отца, медленно направляется к королевскому столу, думая про себя: «Валейна никогда не допустит подобного. Она же не желает ни мне, ни моему ребёнку смерти». — Алисента! Рыжеволосая вскидывает голову, смотря на мужа, что заметил её, и улыбается, шагая к нему. — Как она? — спросил государь. — Хорошо, — ответила Алисента, — И принц тоже. Только отдыхают сейчас. Таргариен кивнул и перевел взгляд на её живот, кладя свою руку на него: — Вскоре этот замок наполниться детским смехом и топаньем маленьких ножек, — проговорил мужчина, — Жду не дождусь момента, когда мои сыновья будут бегать вместе рука об руку по коридорам Твердыни Мейгора. На девичьем лице появилась нежная улыбка, при мысли о хорошем будущем для их детей, где они будут жить в мире. — Я тоже, муж мой. Праздновали и члены малого совета, для которых было честью сидеть так близко к своему государю, несколько возвышаясь над другими присутствующими в зале. Они привыкли обсуждать официальные вопросы и получать приказы, но сегодняшний пир стал отличной возможностью расслабиться и повеселиться, хотя за столом до сих пор разносился лёгкий шёпот, касающийся налогов, законов и споров. Вернувшийся к столу лорд-десница, Отто Хайтауэр, сидел среди них серьезный, как всегда, хотя его глаза осматривали окрестности, и он не позволял себе расслабиться ни на мгновение, тогда как другие советники, такие как мастер над законом, лорд Стронг и мастер над монетой, лорд Бисбери, смеялись, выпивая друг с другом, иногда к ним присоединялся и лорд Тиланд, правда, в основном всё его внимание было переключено на зал: он внимательно разглядывал веселящихся, танцующих людей, находя среди них глазами юных фрейлин двух королев, но вот что вызвало в нём некое беспокойство, так то, что он так и не увидел свою восемнадцатилетнюю сестру — Цереру. Тиланд хмурится. «Пекло, где её носит?» — думает он про себя, вспоминая, что не видел сестру с начала торжества. Где она могла быть? Вряд ли с королевой Валейной, так как та, по словам мейстра Меллоса, разродившись, отправилась отдыхать, то есть предаваться тишине и сну. Исчезать с балов, пиров уж точно не в духе сестры. Ланнистер кратко извиняется перед лордами, поднимаясь со своего места, намереваясь найти младшую сестрицу и выяснить причину её отсутствия. Он молниеносной тенью прошел вдоль стены, не привлекая к себе лишнего внимания, и вышел в коридор. Шаги Тиланда отдавались слабым эхом в коридоре, стены которого были увешаны толстыми красными гобеленами. Звуки музыки и разговоров, доносившиеся из большой комнаты, здесь были приглушены, отчего воздух казался прохладным и спокойным. Коридор был слабо освещен, лишь несколько бра отбрасывали длинные тени на стены. Тиланд огляделся, пока его глаза привыкали к полумраку, из-за чего он несколько поморщился, пытаясь найти признаки присутствия сестры. Когда Тиланд прошёл несколько пролетов, обнаружил, что там на удивление пусто. Казалось, что большинство гостей остались в главном зале, наслаждаясь пиршеством и музыкой. Однако внезапно мастер над кораблями услышал странный звук, доносившийся из конца коридора справа от него — приглушенный женский вздох. Он нахмурился, останавливаясь, прислушиваясь: не прошло и минуты, как разнесся ещё один, только более похожий на стон, а затем и шлепок, вызывающий тихо вскрик. «Семеро», — пронеслось в его голове, когда там зародились не самые лучшие мысли, и стал молить Богов, чтобы они не подтвердились. Его лицо потемнело, а шаг ускорился. И вот он повернул за угол, останавливаясь, пока его лицо исказилось то ли в гневе, то ли в омерзении. — Церера! — практически рыча произнес мужчина. — Брат..! Церера сжала плечи молодого парня, на чьей талии покоились её стройные ножки, пока сама была прижата к стене, будучи не в самом лучшем виде: лиф почти расшнурованный, светлые волосы — растрепанные. Она быстро попыталась отдалиться от такого же перепуганного, как и она, юноши — Лионеля Мэннинга, наследника Морского рёва, вот только слезть быстро не получилось, как и без боли. — Что ты... — Тиланд было приблизился, но переведя взгляд на юношу со спущенными штанами, злобно посмотрел на него и, ухватив за плечо, толкнул прочь, — Пошёл вон! Церера вжалась в стену, потирая свои запястья, а после свою шею, будто преступник перед казнью, смотря на старшего брата, что казалось был готов разорвать её. — Брат, — проговорила Церера. — Молчи, — как можно спокойнее произнес мастер над кораблями, выдергивая её за запястья из закутка, давая ей лишь секунды на то, чтобы расправить свое платье, — Не хочу тебя слышать. — Брат, я, правда, не хотела, чтобы всё так вышло, — сорвалось с её алых уст. Ланнистер остановился, повернувшись к ней: — Я бы тоже не хотел, чтобы моя сестра, как последняя потаскуха, отдалась какому-то юнцу в людных коридорах, — ответил Тиланд, сжимая до боли её запястья. Церера поджала губы. — Брат, пожалуйста, — умоляла его девушка, — Я люблю его, правда. И если хочешь... — Я хочу, чтобы ты закрыла свой рот, Церера! — на эмоциях воскликнул Тиланд, а затем уже тише произнес, — Ты — позор нашей семьи. Убирайся с моих глаз и не попадайся на них, пока я не решу, что с тобой делать. И оттолкнул от себя. Блондинка пошатнулась, потирая запястья и виновато смотря на брата, а потом, покорно кивнув, развернулась и направилась в свои покои, с каждой секундой прибавляя шаг, она двигалась по коридорам, желая слиться с тенью, пока не убедилась, что осталась одна. Церера остановилась, чувствуя, как ей тяжело дышать, а тугой корсет, как назло, ещё и сдавливает грудь. Леди Ланнистер ухватилась за край лифа, сжимая его, и прошла к парапету балкона, опираясь на него одной рукой, и вскинула зелёные глаза, которые блестели при свете огня, наверх. Губы были плотно поджаты, а в голове разносились слова брата, словно приговор: «Ты — позор нашей семьи». Она не выдержала и сдавленно всхлипнула, позволяя горячим слезам побежать по её щекам. Право слово, она не хотела подобного: она желала, чтобы уже в ближайшую луну попросить благословение у семьи на брак, едва получив предложение Мэннинга, скрыв то, что давно не девица, коего звания лишилась при взаимном согласии, почувствовав наконец то, что казалось для неё совершенно невозможным. Церера прикрыла лицо рукой, закачала головой и затвердила: — Я исправлю, я всё исправлю...