Проповедница

«Это успех! Моя проповедница пока что запинается на некоторых фразах, но в целом я создал то, с чем не сравнится даже музыкант Жаке-Дро! Когда она будет готова, я покажу её миру, а пока нужно разобраться с дефектами» Отец Маркус закончил очередную запись в своём дневнике и повернулся к окну. На улице стоял теплый вечер, солнце только начинало заходить, и небо окрасилось в приятный розоватый оттенок. Вот и прошёл ещё один день, а скоро начнется ночь, тоже занятая делами. У него в жизни было лишь две страсти: богословие и механика, и второй он посветил больше 20 лет. После множества неудачных экспериментов, он создал Элизу. Элиза стояла здесь, в углу комнаты. Она встречала его утром и желала приятных снов ночью, все это взглядом стеклянных кукольных глаз. Издалека она была неотличима от человека, Единственное - движения были дерганными и рваными, как будто девушка страдала параличом. Он предварительно одел её в скромное черное платье, чтобы прикрыть фарфоровое тело, и достал для неё такого же цвета парик. Изначально он не планировал давать ей имя, но потом решил, что имя ей пригодится. Он работал над ней долгих 5 лет. За это время он обращался к работам множества изобретателей. Аббат Микаэль, разбивший свои «говорящие головы» и умерший в безызвестности. Христиан Кратценштейн, изучающий физиологию речи и создавший свою акустическую модель. Маркус восхищался ими, и поэтому перенимал их опыт, ломал голову над устройством их творений и совершенствовал их. Он опять обвёл комнату взглядом и остановился на Элизе. Подойдя к ней, поправил воротник платья, кивнул сам себе: через неделю её первое выступление. Он чувствовал себя покровителем начинающей актрисы, восходящей звезды, свет которой разгорится благодаря ему. «Не подведи меня», повелительным тоном сказал он напоследок. До этого Маркус показывал её нескольким людям и круга близких. При них он оголял её спину и открывал небольшую полость, внутри которой помещался цилиндр с записью. Когда фарфоровая девушка начинала звонким голосом рассказывать ветхозаветные стихи, одни были в восторге, других охватывал ужас, но ещё никого она не оставляла равнодушными. Она смотрела на мир блестящими пустыми глазами, и её лицо не выражало абсолютно ничего, но разве это было важно? Она была машиной, воспроизводящей текст, синтезатором с человеческим обличьем, а для этого хватало механизма внутри. Она выступила через неделю, в маленькой часовне на краю города. Когда Отец выкатил её на сцену, прихожане подумали, что перед ним очередная механическая поделка по типу танцора или шахматиста, но замерли, когда она начала говорить. Это был отрывок из ветхого завета, книги «Исход». Её голос не был похож ни на один, который можно было слышать ранее: он стрекотал, когда крохотные молоточки извлекали звуки, и почти не интонировал, и это было одновременно жутко и завораживающе. Когда она завершила рассказ о исходе евреев из Египта и её голос заскрежетал, останавливаясь, в часовне повисла странная тишина, а потом стекла в окнах завибрировали от рукоплесканий. Люди были в восторге, а точнее сказать, в шоке от увиденного и услышанного в это воскресенье, они аплодировали, сами не зная, чему. А отец стоял возле своей проповедницы, гордый своим творением, и держал её за холодную фарфоровую руку. Историю о диковинной машине подхватили прихожане, далее по сарафанному радио она пошла к остальным жителям города, а потом просочилась в газеты. «ПРОПОВЕДНИЦА МАРКУСА МИЛЛИНГТОНА: МАШИНА НЕСЕТ СЛОВО БОЖЬЕ», кричали заголовки. Маркуса переполняла гордость каждый раз, когда он проходил мимо мальчишек, продающих газеты, и всегда покупал одну, просто чтобы увидеть о себе статейку. Вечером субботы он вернулся в свою комнату с очередным изданием и маленьким подарком для Элизы: из кармана пальто он вытащил маленькую заколку, украшенную белыми цветами, блестящими в свете свечей. Он расчесал её черные волосы, закрепил украшение в основание прически и отошел, любуясь на своё изобретение: она принесла ему славу, и выглядеть ей нужно соответствующе: идеальной фарфоровой куклой, скрывающей внутри чудесный механизм. Конечно, он не забывал следить за своими коллегами, а в каком-то смысле конкурентами. Пока во всей Англии он был одним из немногих, добившихся таких высот в симуляции человеческой речи, в сотни километров от него некий Джон Армстронг создал иную модель: железного соловья, который махал крыльями, качался на ветви и пел. Хоть металлический зверь не владел членораздельной речью, его пение было практически неотличимо от звуков живой птицы: оно было мелодичным, плавным, естественным, чего нельзя было пока сказать о его Элизе. Маркус тяжело закашлялся, когда дочитал статью, кашель, который длился уже вторую неделю, все никак не проходил и отзывался болью в груди и шее. Он схватил ртом воздух, положил газету на стол и взглянул на Элизу со спокойной решимостью. И она будет петь.