Кошачий бульон

      Второе собрание после ярких событий. Кабинет переговорной в Главном здании снова начал наполняться разговорами. Значительная пауза была выдержана, и мысли ожидаемо начали приходить в норму. Совет взял с малого, но уже быстро вошёл в привычный темп работы. Молчание пошло на пользу. Не было спешки и недовольств, и даже особенно строптивые члены коллектива за время затишься как будто соскучились по своим коллегам и готовы были выслушать. Затрагиваемые темы, несмотря на их колкость, не раздражали нежной кожи. Воздуха стало больше. Кругом царили нейтральный дух и исключительное взаимопонимание.       — Полагаю это всё, что мне хотелось бы отметить, — бархатным голосом произнёс Четвёртый, отбивая лёгкий темп коготками по переговорному столу. Его лицо под маской, казалось, светилось в этот момент. Ещё бы! Никогда на Совете он не стремился выражать своё мнение, а на этот раз оно вызывало у каждого присутствующего почти персональный интерес! Чешир очень долго рассказывал о своём дне, проведённом в Городе, и чувствовал себя невероятно важным. Его коллегам было свойственно наделять каждое событие двойным смыслом, и Четвёртый был не прочь поддаться на это их настроение, участливо подыгрывая в поиске проблем, требующих решения.       Разговор обещал быть долгим. Уже были подняты на свет темы Городских недовольств и обострившейся социальной опасности, после чего всё медленно начало переходить к деятельности Шестого. Вопросов накопилась масса, но явное нежелание отвечать на них красноречиво говорило о том, что это собрание без перерыва не пройдёт.       Как всегда.       — И всё же я не пойму, по каким именно вопросам я должен отчитаться, — хохотнул Шестой, лениво подпирая рукой край маски. Он глянул на Третью, от которой несколько мгновений назад поступила претензия о «наличии острых противоречий между личным мнением и положениями Компании в ведении работы с подчинёнными», и огласил уже громче для всех: — Не вижу в своих действиях ничего, что нарушает установки Компании. Я не обязан нести ответственность по вопросам экспедиций, который из-за вас обострился, а личное мнение выражать имею право в любом случае.       — Однако ты являешься авторитетом для своей отрасли и должен понимать, как негативные высказывания отразятся на мнении твоих работников, — спокойно дополнила Третья, по регламенту поднимая руку.       — Всё равно не вижу своей вины, — так же плано ответил на выпад Шестой. Он, напротив, во время переговоров рук никогда не поднимал, так как считал это глупостью, а сейчас уж тем более не захотел выйти из сонной основательной позы. — Не приведи вы Белую отрасль в такое положение, был бы мне смысл багуртеть?       — Шестой, по решению Совета… — начала Третья, но поняла, что её уже никто не слушает: Четвёртый был слишком увлечён маскировкой собственного веселья от экзотичного слова, которое к тому же было произнесено неправильно, Первый задумчиво вперился в стену от того, что совсем смысл сказанного не понял, а о Втором было и говорить нечего.       И всё.       Неужели собрания Совета и раньше проходили именно так?       На прошлом они хотя бы постановления, составленные Первым, подписать смогли, а сейчас просто общаются ни о чём. Как тунеядцы в кухмистерской на рабочей смене…       — Эта беседа, — подступилась Третья после продолжительной паузы, повернув голову на Второго, который продолжал сохранять гнетущее молчание…       — О, так точно! — ухватившись за случайную фразу, вдруг перетянул на себя инициативу Четвёртый. — Говоря о беседе, настаиваю на профилактическом обращении к Чёрной отрасли!       — Что ты имеешь в виду? — мысль была упущена.       И вот снова потянулась бессвязная канитель, будто главная проблема Чёрной отрасли заключается в том, что её работники-варвары не моют руки после смены… Бессмысленный и вялый дебош позже перешёл с этого вопроса на другую незначительную тему, перетёк вязкой слюной к примитивному поиску виноватых, и на этом в массе своей зерно продуктивности себя изжило. Компании требовалась комплексная работа, зрящая в самый корень проблем, и, обсуждая одно лишь следствие невзгод, глупо было надеяться на искоренение главной причины.       Вероятно, один разговор в любом случае ничего бы не решил.       А этапы тянулись.       Совет порядком подустал от мыслительной деятельности, а по душности переговорной можно было предположить через сколько этапов под собранием можно будет подводить черту. Голоса затихали, и многое относилось на второй план с последующем «обдумыванием наедине», однако внезапное происшествие в корне изменило ход дела.       Как гром среди ясного неба пронёсся по воздуху низкий гудок прибывшего лифта. Кто бы не решил посетить верхний этаж, новость эта была явно не из лучших, а когда по покрытому ковролином полу отчётливо и быстро застучали каблуки, каждый из присутствующих поверил в то, что просто так из кабинета он уже не выйдет. Начавшейся бурей прихватило ручку тяжёлых дверей и рвануло так, что зазвенели бронированные окна. Усталое ругательство, понятно кому принадлежавшее, потонуло в шуме, после чего цветастая фигура захлопнула двери и обратилась слушателям.       — Мои вы душнилки! — неоправданно весело после случившегося. — Сидите тут, агонизируете, а меня не приглашаете! Разве это честно? — лёгкой поступью Мэд прошёлся по кабинету туда и обратно, а потом остановился возле своего места, забарабанив ладонями по столу. На лице его по удивительному стечению обстоятельств была чуть потрёпанная маска, но это совсем не гарантировало безопасность. Если чешир сам принял решений прийти, то простыми шуточками дело не закончился. Даже думать не хотелось, что он заготовил на этот раз.       — Зачем ты пришёл? — глухо спросил Второй, не поднимая головы.       — А ты совсем не рад меня видеть? — вопрос, который со стороны Мэда отчего-то приобрёл значение междометия. — Ведёшь себя так, будто убить тебя могу! — он нагнулся к столу, укладывая обе руки на плечи коллеги и противоречиво беспечно поцеловал его в щёку, не снимая маски: просто прижался бумага в бумаге, издав понятный звук, и застыл в таком положении. — МА-гу, — крякнул он не своим голосом с неясной интонацией полу-вопроса, после чего разогнулся.       Совет погрузился в молчание.       — Тяжело с вами — вздохнул Мэд, усаживаясь на своё место, а потом спросил: — Так о чём разговор?       — О деле! — нетерпеливо рявкнул Шестой, явно не намереваясь поддаваться этому этапу притворного просветления дурного коллеги.       — Мэд, ты хотел бы что-то обсудить? — опередила спор Третья, напротив, вступая в недолговечную эскападу.       — Маловато вас тут, — буркнул Мэд, в свою очередь не отвечая ни тому, ни другой и повернулся в сторону окна.       В эту игру мог попробовать сыграть каждый из присутствующих в комнате.       — Ты поддерживаешь посещаемость? — улыбчиво налёг на стол осмелевший Четвёртый.       — Посещаемость держится в пределах нормы! — заявил Первый, скорее не желая оставаться в стороне, чем преследуя намерение выразить мысль.       Мэд отвернулся от окна. Будто забыв где находится, от отрешённо почесал бумажную щёку маски длинными ногтями и откинулся на спинку стула. «Продолжайте, я вам не мешаю» -, читалось в его движениях, но никто в здравом уме не захотел бы вернуться к обсуждениям, пока нестабильный субъект сидит с ним за одним круглым столом. Чешир не показывался на глаза после того, как случилось непоправимое, и его пришествие не могло предвещать ничего обнадёживающего. Первый раз он решился заявить о своём существовании и точно преследовал за этим особые цели.       — Почему вы меня не позвали? — наконец спросил Мэд, вытянув из-под стола невесть откуда взявшуюся трость, и по-хозяйски с ней уселся.       — Решили не тревожить, — мягко произнесла Третья, когда никто не захотел отвечать.       — А чего «тревожить»? Случилось что? — прохладным голосом переспросил чешир, поглаживая блестящий набалдашник.       — К чему отвлекать тебя от дел? — вопросом на вопрос, одно из наиболее безопасных решений.       Мэд поднял голову.       — Ах, дела, — он повёл подбородком вверх, пока не задрал лицо к потолку, а потом потянулся, хрустя всем телом. Мотая тростью в воздухе, он постучал ею по оконному стеклу. — Какие же у меня могут быть дела? — прозвучало немного сипло.       — Личные, — загадочно усмехнулась Третья, вторя поведению собеседника.       — Точно, — немного удивлённо согласился Мэд, после чего снова застыл, балансируя тростью в своей ладони.       Промолчал.       Хихикнул диковато.       Снова рванул.       Ухватившись за шаровидный колпак, Мэд резко повёл трость вниз и точным движением ударил её концом об пол, просунул его аккурат в узкое пространство между коленей сидящего справа от него лидера чеширской нации.       — Чуть не забыл, — вскричал он, вскакивая с места. — Вот пришёл к вам, и совсем из головы вылетело, представляете?! — продолжил, обильно жестикулируя и шарясь по одежде, в которой не было карманов. — Где оно?! — неиствовал, пока не хлопнул себя по лбу, ухватившись за мысль. Потерев руки, он полез под маску и вытащил из темноты свёрнутый хрустящий листок. Развернул, потряс в воздухе, демонстрируя всем присутствующим, шлёпнул по столу и снова уселся, поставив трость под подбородок, подобно какому-то криминальному элементу.       — И что это? — поинтересовался Четвёртый.       — Как что? Документ! Просто решил вам напомнить!       — Ты из пасти его вытащил? — усмехнулся Шестой.       — А тебе нужна копия?! — с придыханием полюбопытствовал Мэд, намереваясь уже на стол залазить, но был приостановлен.       — Обойдусь,       А пока Совет гудел обсуждениями на тему, Первый решился развернуть так называемый «документ» и заглянуть внутрь.       — Проект по… Наследнику, — обтекаемо произнёс он и поднял голову на Мэда. Даже на невидимом лице можно было прочесть замешательство.       — Да, именно он! А в чём дело?       — Ну просто, — Первый помял бумагу в руке, нагнув голову к плечу, — немного неожиданно, что ты решил о нём напомнить, — он медленно отложил документ на стол и отодвинул от себя.       — Неожиданно! Неожиданно, значится хорошо, что напомнил, м?       — Ну-у-у, — затянул Первый, ожидая помощи и плавясь под взглядом двух белых огней, возникших в прорезях маски Мэда.       — Видишь ли, в исполнении этого проекта возникли несколько нюансов, которые требуют подвергнуть его повторному рассмотрению, — ввязалась в разговор Третья, — с самого начала,       — Каких нюансов? — участливо повернулся Мэд, медленно покидая пределы своего стула, как будто его уносила вверх неведомая сила.       — Составлению запроса на этот проект способствовали особые обстоятельства, и, в силу их значительных изменений, не думаю, что всё описанное здесь можно по-прежнему считать актуальным, — по-профессиональному забористо и фамильярно отчеканила Третья.       — Обстоятельства?! — теперь Мэд полностью стоял. — Какие же обстоятельства могли повлиять на исполнение данного плана?!       — Другой социальный контекст и направленность в ведении сопричастной политики, — невозмутимо продолжила Третья, не отводя лица. — К тому же в документе закреплено, что запрос составлялся не обособленно от твоего имени, но и от членов, которые более не числятся власть имущими в Совете,       — Кажется я не совсем понял, — громкий голос Мэда зазвенел стеклянными нотками, — что значит «не от моего имени»? Я помню, что Первый составлял обсуждаемый нами акт в моём присутствии, а вот на счёт остальных «власть имущих» не припоминаю. Я занимал и занимаю в Совете установленное место и, думаю, вполне имею право непосредственно участвовать в создании проектов, издаваемых им. Итак, ещё раз! — Мэд уложил руки на стол, надвисая над рыжий лбом собеседницы. Вопросы посыпались градом. — Какие именно обстоятельства ты имеешь в виду? Какие члены Совета, которые ныне в него не входят, препятствуют тому, чтобы запрос повторно одобрили? Что или кто мне сейчас мешает?       — Тебе, наверное, не очень удобно. Сядь на место, пожалуйста, не хочу чтобы наш разговор тебя беспокоил, — мягким голосом произнесла Третья.       — Мне совсем не трудно, — уже натурально прокричал Мэд собеседнице в лицо, — я хочу услышать имена тех членов Совета, которые стали помехой. Был ли это Пятый, которого я по неким обстоятельствам так давно не видел ни в Городе, ни на Совете, или кто-либо ещё, ранее имевший вес. Мне хотелось бы услышать причину, почему названные члены во власти более не состоят и обстоятельства, по которым они вышли или были исключены. Я, наверное, стал немного слаб памятью, потому что не могу припомнить, кто бы помешал в поднятым мною деле. Я хочу, чтобы ты сказала, кто выдвинул проект, а теперь мешает мне в единоличном создании Наследника. Чья это была идея? Я о ком-то забыл? Третья, я действительно что-то напутал? Кого с нами сейчас нет? Может ты сможешь напомнить мне его имя, Третья?       Женщина всё также невозмутимо сидела, сложив руки на столе и подняв голову в сторону кричащего на неё чешира. В прорезях маски медленно вырисовывались две мягкие весёлые дуги. Это выглядело безумно. Находясь лицом к лицу с Мэдом, который уже очевидно представлял для всех окружающих угрозу, она расслабленным движением поправила пышный рукав своей блузки и мажорно произнесла:       — А почему ты думаешь, что мог что-то напутать?       Вопросом на вопрос.       Мэд застыл.       Две белые точки, горящие во тьме лица, медленно затухли.       Голова Мэда, двигаясь вне зависимо от тела, механически прокрутилась в сторону по прорези на шее. Он снова выпрямился, изнурённо потянувшись рукой к смятому документу на середине стола, и потянул его к себе одним лишь средним пальцем. Официальная бумага содержала в себе все имена, так что даже если бы Мэд притворялся в своём неведении, это больше не имело бы смысла. Ничего бы больше не имело для него смысла.       — Дай-к сюда, — дрогнул чужой голос, нарушая тишину.       Уже хотел было Мэд поднять документ, развернуть его и зачитать всем, после чего решиться на страшное, как злосчастный листок был перехвачен.       Второй притянул документ к себе, сжимая рукой, а потом поднял над столом и раскрыл.       — Так вот что ты имел ввиду, — надтреснуло пробормотал он, изображая увлечённость, — да-да, припоминаю такое, думаю нет никаких проблем, чтобы… продлить,       Мэд повернулся к говорящему, ещё не до конца осознав произошедшее.       — Да-да! Я имею в ввиду, что в этом нет ничего такого, чтобы составлять заново, — чешир свернул листок пополам и в четверть, — всё составлено чисто и вполне понятно… понятно! — Второй молча протянул сложенный лист находящемуся в замешательстве Первому.       Его руки тряслись.       Он трясся весь, но из последних возможностей пытался не показывать своего ужаса, и вид всего этого привёл Мэда в такой жутчайший восторг, что иссушенное лицо под маской вновь приобрело цвет. Скрытые тьмой губы расплылись в довольном оскале во все 32 белоснежных зуба, а широко раскрытые глаза наблюдали. Наблюдали за тем, как бледные охолодевшие руки передают волнующий документ другим бледным рукам, а потом бумага скрывается под столом. Наблюдал, как с безмолвием закрепляется его правота. Наблюдал, как их лидер продолжает играть эту удивительную роль во имя его удовлетворения.       Во имя их собственных жизней.       — Документ будет обновлён под новый контекст и, если это всё, чего ты хотел, твою просьбу можно считать закрытой, — продвигался Второй далее, стараясь не смотреть по сторонам.       — Но мы не должны забывать о том, что все шаги по исполнению данного акта Мэд должен будет сверять с Советом, верно? — подсказала Третья деликатно.       — Да-да, именно так, да! Все пункты остаются в силе, Совет просто даёт добро на продолжение деятельности! — кивнул Второй сбивчиво, надеясь, что все присутствующие распознали его настрой и не вызовут проблем.       — А голосование провести? — с усмешкой одёрнул беседующих Шестой. — Такие решения по регламенту без голосования не принимаются, а мы же его соблюдаем, а? — чешир сидел, откинувшись назад, и всем видом показывал, что его в очередной раз запугать не получилось. На самом деле он не преследовал цели возражать решению коллег, а подал голос больше ради провокационного интереса. Если Мэд выдвигает какое-то запрос, а Второй его принимает, шанс на то, что его оспорят на голосовании, сводится к нулю, как это уже было ранее. Тенденция того, что в Совете все просто потакают лидеру, как авторитету, в последнее время стала сильно нервировать Шестого оттого, что он попросту начал её замечать, но ничего не мог с этим поделать. Ему оставалось развлекаться как придётся, время от времени дёргая за чувствительные ниточки и, может, в глубине души даже надеяться, что когда-нибудь такая динамика пойдёт на убыль.       Когда все за столом обратили внимание, Шестой издал нарочито громкий вздох и заявил во всеуслышание:       — Ну ладно, я думаю все здесь согласны с тем, что мы можем позволить его величеству развлекаться, как оно хочет. Чем бы дитя не тешилось, как говорит-ц-а! — он хохотнул, нагибая голову к плечу и уложил руки на колени, нарочно напрягая мышцы. Эта небольшая провокация подошла к концу.       И всё-таки речь шла о магии Создателя.       И все присутствующие в комнате понимали рискованность этого шага. Это было полноценное и законное разрешение на создание полностью самостоятельного существа из пустоты. Это было разрешение игры в Бога, адресованное безумцу, последствия которой только Создатель мог угадать. Оступись, и общество в лучшем отдаст тебя на порицание, если не съест без остатка или, напротив, будет заставлять смотреть на собственное увядание и взвывать в последних мучениях, которые ты уже не сможешь прекратить. Выбор, после которого на твои плечи ложится великая ответственность: ответственность в стихийном течении пространства, которое никто не в силах обуздать, однако ты должен… так же, как однажды поборол дикую вечность.       Хотя был ли у Совета выбор вовсе?       Скорее только ответственность и право на унижение в случае, если не угадаешь с выбором меньшего зла. Плата за успех в постоянном напряжении и имитации уверенности, а на деле полное бессилие перед чем-то более могущественным. Они все здесь пытаются разыгрывать роль сильных мира сего, но отдана эта роль по факту… кому? Мэду? А кто может быть уверенным в том, что им не руководит сущность покрупнее? Сила за силой руководит друг другом, а в конечном счёте покрывается мощью стихии, которую мощной хваткой стискивает Компания. И всем бы хотелось верить, что Компания непобедима, но разве она не кроется стихией так же, как и всё находящееся под контролем Совета? А если Компания это и есть стихия, пускай их и противопоставляли неосязаемыми веками? А если так, быть может, ничего ужасного не случится, пока она держит воедино частицы этой далёкой вселенной, которые ухватила, стоило им только появиться из пустоты?       Любое чувство контроля всегда было и будет ложно.

***

      Нарушивший спокойствие цветастый ураган покинул закрытые двери, снова прогремев стёклами. Порыв оставил сидящих в полной тишине.       Запрос на сомнительный проект скоро будет переиздан, перепечатан без опасных имён и доставлен Мэду прямо в руки, давая добро на порождение опасности для всего мироздания.       Неконтролируемый процесс.       Раньше Совет шёл на риск во имя сохранения мира, а теперь решился на это сугубо ради чьей-то забавы. Он оступился раз и больше не в силах был вернуть то спокойствие и комфорт, что сопровождали его эпохами.       Всего раз.       От такой убеждённости в своей нерушимости жить и правда легче. Хорошо, если не копаться глубже, не погружаться в ложь и не доходить до потонувшей на дне правды в сухом остатке…       Но они закопаются и вычерпают те истинные осадки!       Совсем скоро они поймут эту шаткую двойственность, чтобы приготовиться двигаться дальше. Убеждение спадёт, причинив боль утраты, но признание собственной слабости сделает их сильнее, а пока последует перерыв. Ненадолго.       Пауза.       — Простите, — болезненно выдохнул Второй. Сжав ворот рубашки, словно в удушье, он поднялся и покинул переговорную прежде, чем у его коллег могли возникнуть мысли о причине его извинений.