Out of sight, out of mind

      Откровенно говоря, после приезда к родителям настроение Сону упало ниже плинтуса. Он не был готов ко встрече с отцом, как и не был готов к новой порции осуждений. Данные самому себе обещания не воспринимать всё близко к сердцу звучали храбро, но не соответствовали действительности. Однако, по крайней мере, внешне Ким пытался этого не показывать — тем более, что настроение Ники было прямо противоположным.       Нишимура выказал ярое желание приготовить сегодня тайяки, поэтому он буквально потащил Сону в ближайший к дому супермаркет. Для теста все ингредиенты уже имелись, и оставалось только купить необходимое для начинки. Ники долго мялся у полок с пастами, думая взять «Нутеллу», однако потом пришёл к выводу, что нужно следовать классическому рецепту семьи Нишимура: «приготовлю так же, как и готовила моя мама — с заварным ванильным кремом».       Сону абсолютно не возражал, поскольку вообще не планировал есть сладкое — тем более на ночь глядя.       Ему просто хотелось упасть лицом в подушку и не шевелиться, вслушиваясь в шум ночного города через приоткрытую форточку. Что он, собственно, и сделал.       — Ну, хён! — Ники сбросил две сумки с вещами около кровати. — Ты сразу спать, что ли? Так неинтересно.       — Я не сплю. Хочу немного полежать в тишине, — пробубнил в белую наволочку.       У бедра под чужим весом прогнулся матрас, и Сону с инстинктивной тревогой ощутил, как длинные пальцы младшего зарылись в пряди на затылке. Однако они не тянули на себя — как это делал отец; и не фиксировали грубо его голову в одном положении, чтобы не рыпался — как поступал Сонхун. Эти пальцы успокаивающе и мягко перебирали волосы и массировали кожу. Ким позволил себе расслабиться.       — Ты из-за родителей расстроился?       — Нет, — Сону хотел смотреть в глаза Ники, но лёгкий массаж не позволил даже шелохнуться — слишком приятно. — Всё в порядке, серьёзно.       — Давай приготовим тайяки вместе?       — В прошлом году я помогал тебе готовить тайяки на Хэллоуин. В итоге все рыбки сгорели. Даже у Чонвона получилось лучше, — он нахмурился, припоминая, как ему потом пришлось соскабливать пригоревшее тесто с формочек и плиты.       — Такого больше не будет, — хмыкнул Нишимура. — А даже если и будет, то я не заставлю тебя потом мыть посуду.       — Обещаешь? — Сону всё-таки развернулся лицом к парню, глядя прямо в глаза.       — Обещаю.       — Ладно, идём.       Он согласился отнюдь не из-за того, что его привлекала готовка или еда. Скорее, тут играло роль совместное весёлое времяпрепровождение, ведь Ким был уверен, что после них на кухне останется полнейший беспорядок — как обычно. И пусть он и в самом деле не был морально настроен на какую-либо активную деятельность, но отказать Ники не мог. Тайяки — то блюдо, которое необходимо готовить с кем-то. Крохотная и милая традиция.       Поначалу дело не шло. Сону было поручено делать заварной крем, однако из-за невесть откуда взявшегося волнения и абсолютно нулевых познаний он двигался как черепаха. Ники, естественно, не торопил и подробно всё объяснял, но Ким всё равно действовал медленно. Получилось так, что по итогу почти всё за него сделал Ники, который только в конце приступил к своей части готовки.       Упаковка с мукой лежала на самой верхней полке, отчего даже Нишимуре пришлось встать на носочки. Одно неловкое движение, пальцы соскользнули и нужный предмет с громким хлопком рухнул на столешницу. Содержимое упаковки разлетелось во все стороны: на стол, пол и даже наверх — в лицо Ники. Стоявший поодаль Сону сперва испуганно округлил глаза, а потом расхохотался, глядя на медленно развернувшегося Нишимуру.       Весь белый — от головы до туловища. Немного даже попало в глаза, поэтому Ники пытался проморгаться и стряхнуть муку с лица.       — Твою ж мать, блять.       — Не психуй, тебе идёт белый, — хихикнул Сону и начал пятиться, потому что Нишимура кинул на него обиженный взгляд.       — Тебе тоже подойдёт, — он зачерпнул с ближайшей поверхности побольше «белого».       — Не смей этого делать, — Ким вжался в столешницу поясницей — тупик. — Я серьёзно, Ники.       Слова были проигнорированы, а Ники подошёл к нему почти вплотную, своими глазами гипнотизируя чужие. Сону замер и задержал дыхание, совершенно забывая о том, что надо сопротивляться, ведь они «играют». Верно, происходящее — обычная игра, поэтому не нужно воспринимать близость тела Нишимуры так серьёзно. Однако слова застряли в горле, а руки словно окоченели, не решаясь оттолкнуть.       Странное наваждение улетучилось вмиг, стоило только Сону почувствовать на своей макушке чужие пальцы. Ладонь Ники впечатала муку в его волосы, из-за чего, естественно, всё посыпалось на лицо.       Несмотря на шок и незначительную обиду, Ким не мог сдержать широкую улыбку, такую же, как и на губах напротив. Они выглядели точно дети в песочнице, чьи родители ненадолго оставили их одних. Оставалось только посочувствовать пострадавшей кухне, ведь самим парням не было до неё никакого дела.       Как и Ники ранее, Сону взял горсть со столешницы, положил руки на плечи парня, будто хотел его обнять, и с гадкой ухмылочкой закинул муку за шиворот чёрной (уже белой) футболки.       — Ты сдурел! — утвердительно воскликнул Нишимура и отпрыгнул назад.       — Ты первый начал!       — А нечего было смеяться надо мной.       Ленивый азарт, теплота и умиление — вот что плавало в душе Сону в этот момент. Разве может быть так, чтобы один человек разом поднимал его настроение от полного нуля до крайне высокой отметки? Теперь Ким точно мог сказать, что присутствие Ники в его жизни — самое настоящее исцеление.       Нишимура совсем слабо хлопнул обеими ладонями по щекам Сону, предварительно окунув их в муку. Кажется, он посчитал, что тот отделался малой кровью, ведь у него самого в белом было всё лицо. Однако после Ники не убрал руки, а так и продолжил стоять, чувствуя под пальцами гладкую кожу. Он просто прилип взглядом к чужим глазам, теряя былой игривый настрой.       Опять это волнительное чувство. Сону, не думая, облизнул слегка запачканные губы. Нишимура невзначай прервал зрительный контакт, и посмотрел прямо на них.       В квартире стало слишком тихо, и они явно превысили лимит обычного дружеского рассматривания лиц друг друга, однако же отстраняться и отворачиваться никто не спешил. Сердце билось настолько сильно, из-за чего Ким подумал, что его сможет услышать и Ники, который стоял на расстоянии жалкого шага.       — Чонвон наверняка бы начал хохотать, увидев нас. Мы выглядим так нелепо, — попытался разбавить странную атмосферу Сону.       — Ты выглядишь красиво. Даже весь измазанный в муке; даже в мешковатой или, наоборот, обтягивающей одежде. Даже тогда, когда сам не считаешь себя таковым, — прошелестел Нишимура, смотря чуть ниже лисьих глаз.       Странная атмосфера не разбавилась, а стала ещё волнительнее. Сону ощутил, как пылают в смущении щёки, и он надеялся, что мука сможет скрыть их красноту. Не зная, что правильнее будет сказать, Ким едва разлепил губы для ответа, но Ники не дал ему вымолвить и слова.       — Просто знай это, — он отстранился первым, его лицо было подёрнуто лёгким налётом печали.       Укол разочарования ворвался в сердце Сону, когда Ники повернулся к нему спиной и приступил к уборке, но теперь уже без толики веселья. И почему Ким почувствовал обиду вкупе с противоречащей ей виной, хотя ничего не сделал?

***

      Пару дней после инцидента с мукой Нишимура был тих и серьёзен. Нет, его характер не стал кардинально другим, просто они словно поменялись местами: роль инициатора всех шуток и прикосновений теперь выпала на долю Сону. Не сказать, что он был против, однако лёгкая апатичность Ники его пугала. Тот вечно выглядел задумчиво, словно выращивал в голове какие-то планы и выводы к ним. Очень странно.       Чонвон тоже заметил смену настроения, поэтому молчаливо стрелял говорящим взглядом то в одного, то в другого друга. Он принял как должное переезд Сону к Ники, донельзя обрадовавшись их сближению. Ким ожидал от него всякие шуточки на эту тему, но Ян даже на «я сплю не на диване, а вместе с Рики» никак толком не отреагировал, только криво усмехнувшись.       Сейчас же Сону сидел на пятой по счёту паре, устало повернув голову к окну и ловя глазами огни вечернего Сеула. Он ненавидел макроэкономику всей душой, поэтому даже не пытался вникнуть в слова профессора. Проще было думать о потраченных за сегодня калориях или о Ники. Чонвон тоже не выглядел увлечённым лекцией, с глупой улыбочкой переписываясь с Джеем.       — Здравствуйте, профессор. Можно ненадолго прервать занятие?.. Всем привет, ребят!       Знакомый голос заставил обоих парней — да и всю группу — поднять глаза. Перед ними стоял староста четвёртого курса — Ли Хисын, который, кажется, собирался сделать какое-то важное объявление.       — В этом году студсовет при поддержке театральных и музыкальных клубов решил устроить концерт перед летними экзаменами. Так, чтобы можно было хорошенько повеселиться, а потом без сожалений погрузиться в нудную учёбу, — он опасливо покосился на профессора после последнего словосочетания. — Сроки уже поджимают, поэтому нам бы не помешали лишние руки, чтобы помочь с подготовкой декораций. Кто-нибудь сможет остаться сегодня после пар?       Вся группа слушала старшекурсника внимательно, пока речь не зашла о помощи. Все тут же начали опускать глаза и наперебой оправдываться, неловко извиняясь. Сону же и Чонвон переглянулись между собой.       — Мы сможем! — они подняли руки, привлекая к себе внимание. Следом за ними повторили ещё две девушки.       — Отлично, — обрадованно выдохнул Хисын. — Тогда увидимся в комнате коворкинга на пятом этаже. До свидания, профессор, спасибо, что выделили время, — и его как ветром сдуло.       По правде говоря, торчать допоздна в университете, занимаясь невесть чем, не хотелось. Но больше всего не хотелось отказывать Хисыну, с которым они были в хороших отношениях и который почти из кожи вон лез на благо университета. Он являлся типичным студентом-активистом, не ищущим особой выгоды за свои действия, не считая новых знакомств с разношёрстными людьми. Поэтому ненадолго задержаться после лекции — минимум помощи, которую способны предложить ему Сону и Чонвон.       Ким потянулся к своему телефону, планируя написать Ники, чтобы сегодня тот поехал домой один.

***

      Зона коворкинга была просторной, и она спокойно могла бы вместить в себя человек пятьдесят. Естественно, пятьюдесятью тут и не пахло — едва ли стояло двадцать студентов, включая их с Чонвоном.       Пятнадцать минут ожидания не добавили ни одного человека в кабинет, и мучавшийся от скуки Сону просто залипал в инстаграме, пока Чонвон в небольшом отдалении щебетал с Джеем — у них словно во второй раз начался конфетно-букетный период. Ким умилялся их поведению, потому что Ян выглядел крайне счастливым, будто бы влюблённость поглотила его с двойной силой.       Из знакомых Кима тут почти никого не было, не считая Хисына и Джеюна, с которыми он разговаривал в последний раз на вечеринке Шима. К счастью, один конкретный четверокурсник здесь не присутствовал.       — Итак, скорее всего к нам больше никто не присоединится, поэтому давайте я разделю всех на небольшие группы по четыре-пять человек, и примемся за дело.       Кому-то досталась участь пришивать украшения на костюмы театрального клуба, Джея и Чонвона же отправили таскать коробки, а сам Сону вызвался помогать художественному клубу в рисовании декораций. Нести груз он бы не выдержал, а работать с кистью — вполне.       С ним в команде были ещё три девушки-художницы, которые сразу начали вводить Кима в курс дела, а именно — что и каким образом рисовать.       Они пошли в комнату художественного клуба, где уже имелось всё необходимое. Сону поручили закрашивать картонное дерево длинною примерно в сто пятьдесят сантиметров. Благо до него уже кто-то начал это делать, поэтому он имел представление, в каком направлении стоило работать и как не оплошать. Девушки же с нуля приступили к разрезанию картона для домика, возиться с которым было в разы сложнее.       В школе Сону тоже занимался таким, поэтому руки быстро вспомнили как рисовать и пользоваться кистью. Ровные и плавные мазки идеально ложились на бумагу, из-за чего парень получал приглушённое удовольствие, будто бы играл с антистресс-игрушкой. Даже художницы заметили его старания, не стесняясь заваливать комплиментами, хотя глядя на их рисунки, Сону чувствовал себя пятилетним ребёнком, впервые взявшим в руки краски.       Он не заметил, как за монотонной работой прошло более получаса, как вдруг дверь художественного кабинета распахнулась.       На пороге стоял Сонхун.