Тот, кто погас

Альбус выдохнул сигаретный дым и в сотый раз разблокировал телефон. Зарядки оставалось два процента, сигнал батареи обморочно мигал красным. Нахмурившись, Дамблдор открыл Убер и подкатил глаза. Вариантов было немного: ждать машину еще десять минут или отменить заказ и проехаться на ночном автобусе? До его дома от клуба минут тридцать на автобусе и еще десять минут пешком от остановки. Прогулка плевая, если бы не три часа ночи, неудобные высокие каблуки и возможность окончательно остаться без связи. Не давая себе времени передумать, Альбус отменил заказ, затушил сигарету и, махнув ребятам на прощанье, побрел в сторону остановки. Последние деньки сентября выдались на редкость теплыми, но ночью дул холодный продирающий до костей ветер. Дамблдор запахнул полы тонкого пальто, обогнул грязную бензиновую лужу, сходя с тротуара. Каблуки кожаных ботильонов отстукивали неровный ритм по брусчатке мостовой. Альбуса слегка покачивало от выпитого алкоголя и во всем теле ощущалась нездоровая легкость, но голова оставалась ясной. Вывески круглосуточных магазинов, клубов и сомнительных тату-салонов мерцали и переливались, отбрасывая тусклые блики на влажный после дождя асфальт. Стоило отдалиться от центра на два квартала, как люди разом растаяли в ночи, словно призраки прошлого рождества. Альбус опасливо брел в неоновом полумраке, ощущая себя запертым в одном из фильмов Вильнёва. Обычно ему везло: удавалось избежать сомнительных встреч. Дамблдора, словно заколдованного, обходили стороной даже сильно подвыпившие компании; явственно ищущие приключений поострее не выбирали его своей целью. Но такой неуверенности от ночных прогулок по знакомому Лондону Альбус не испытывал уже давненько. Свет над автобусной остановкой не горел. Альбус присел на холодную лавку, вытащил из кармана бесполезный телефон и вздохнул, протерев пальцем мертвый экран. Нервозность выливалась из него колкой дрожью, а ледяной ветер и мигающий фонарь над проезжей частью не добавляли уверенности. Дамблдор оглянулся на расписание, отыскал N25 и вздохнул, приготовившись ждать. Если ему повезет, то через десять минут он уже будет дремать под тихое ворчание двигателя, прислонившись виском к окну в ярко освещенном салоне. Что будет, если рейс не приедет, Альбус старался не думать. Он даже позвонить никому не мог. Альбус успел порядком замерзнуть, ерзая на неудобной лавке, когда из-за поворота выкатилось одутловатое тулово ночного автобуса. Дамблдор резко вскочил на ноги и сделал шаг к проезжей части, выставляя руку. Автобус полз лениво, неспешно. Вот он преодолел последние десятки метров, вполз под стробоскоп фонарного света и… проехал мимо. Дамблдор едва не вскрикнул от досады, словно большая неустойчивая птица, метнувшись за ним. Но автобус столь же вальяжно прокатился мимо, не заметив полуночного пассажира. Свет из окон окатил Альбуса мнимым теплом и потух, уползая прочь. Дамблдор до хруста сжал зубы, скусывая с языка рвущиеся ругательства, раздраженно взмахнул руками и вновь опустился на лавку. Сигареты стремительно убывали. Дамблдор курил одна за одной лишь бы чем-то занять руки и голову. Таким темпами он досидит до утра и совсем не выспится перед будущими парами. Черт, угораздило же! Надо было сегодня остаться дома. Начал накрапывать мелкий дождь, небо затянуло тучами. Ледяная капля тронула Альбуса за кончик носа, с шипением испаряясь на алом огоньке сигареты. Дамблдор рвано выдохнул и выбросил ее в мусорку, не докурив и до половины. Сжался на лавке, нахохлившись, пытаясь поглубже упрятать озябшие руки в карманы пальто. Из-за поворота вспыхнуло золотом, затеплив погасший было огонек надежды. Альбус в отчаянии взмолился, чтобы это был еще один автобус, умом понимая, как глупы его чаяния. Огромный матово-черный Гелендваген проехал мимо, окатив бордюр веером мелких брызг. Потом притормозил, сдал назад и остановился ровнехонько напротив остановочной будки. Дверь пассажирского распахнулась. Альбус замер, близоруко сощурившись, не спеша подниматься с насиженного места. Сквозь косые струи дождя он различил за рулем мужской силуэт. Подул ветер, бросив в лицо Дамблдору прядь выбившихся из хвоста волос. За шумом усилившегося дождя Альбус различил тихий смешок и хриплый голос позвал его из жаркого зева кожаного салона: — Запрыгивай, подвезу. Ноги сами понесли его к теплу и свету, словно глупого мотылька на огонь, прежде чем сознание взбунтовалось и оборвало движение. Альбус осекся на середине шага, неловко вскинув руки. Замер, щурясь на бьющий по глазам свет из салона. Водитель перегнулся через консоль, давая себя рассмотреть. Альбус даже растерялся: он ожидал увидеть кого угодно: от пузатого престарелого толстосума до нагловатого мальца, катающегося на отцовской тачке, но никак не широкоплечего молодого мужчину, с открытым, породистым лицом и крупно вьющимися светлыми волосами, небрежно зачесанными от лба. Мужчина улыбнулся и коротко похлопал по кожаному сиденью, словно подзывал недоверчивого кота. — Садись. Я не маньяк, честное слово. Подвезу тебя до дома и расстанемся с миром. У меня сердце разрывается смотреть, как ты тут мерзнешь, — усмехнулся он и добавил, обворожительно улыбаясь. — Ну, хотя бы Убер тебе вызову, чтобы под дождем не мок. Альбус помедлил, покусывая обветрившие губы, а потом, махнув рукой на осторожность, забрался в салон и прикрыл за собой дверь. Терпкий запах сандала моментально и окутал его с ног до головы, путая мысли. Дамблдор вытянул ноги, распахнул отяжелевшее от влаги пальто и искоса огляделся по сторонам: был ли он хоть раз внутри такой дорогой машины?.. Генри тоже ездил на мерсе, но старом, еще отцовском. А эта машина казалась новой, словно только что выкатилась из салона, даже стерильный запах кожи еще не выветрился до конца. — Куда едем? — спросил мужчина, заводя мотор. Дамблдор заинтересованно на него глянул. — Что, даже имени не спросишь? — Я бы пошутил, что в моем подвале назову тебя как заблагорассудится, но это неуместно, — хмыкнул незнакомец, мягко трогаясь с места. Альбус окинул его долгим взглядом, задержавшись на белых лепных кистях, расслабленно покоящихся на руле. Черт побери, мужчина за рулем был под стать машине. Или это машина была под стать ему? В простоте его образа чувствовалась задумка, конструкция. Небрежность была четко выверенной, но органичной, не наносной. Альбус окинул досадливым взглядом свое забрызганное по подолу винное пальто и вздохнул, откидываясь на теплый подголовник. — Альбус, — выдохнул он, решаясь, и назвал адрес. Мужчина склонил светловолосую голову, забивая точку в навигаторе, и сверкнул мимолетной улыбкой: — Геллерт. Приятно познакомиться. Ехали в молчании. В салоне плескался тихий ненавязчивый лаунж, и Альбус успел перегреться и задремать, хотя первые десять минут старательно держал глаза открытыми. Очнулся он лишь когда машина дрогнула, остановившись. Проморгавшись, Альбус завертел головой, не узнавая окрестности. Страх ледяной иглой впился в сердце, а после Дамблдор зацепился взглядом за вывеску круглосуточного Макдональдса. Геллерт как раз забирал заказ, опустив стекло со своей стороны. Альбус следил за ним из-под ресниц, закусив щеку изнутри. Геллерт зарылся в шуршащие пакеты и, не поднимая головы, тихо произнес. — Не знал, что ты любишь, так что взял картошку, мороженое и креветки. Дамблдор выпрямился, оборачиваясь к нему. — Я не голоден, спасибо. — Правда? — усмехнулся Геллерт, протягивая ему раскрытый пакет, из которого тянуло жирным, теплым запахом печеного картофеля. Альбус сглотнул набежавшую слюну, нахмурился и протянул руку, забирая еду. Геллерт поставил два запотевших стаканчика с колой в подставку и завел мотор, выезжая с парковки. — Мы почти приехали, — рассеянно ответил он, перестраиваясь в поворот. — Ты всегда кормишь случайных попутчиков? — насмешливо поинтересовался Дамблдор, обмакивая картошку в мороженое вместо соуса. Геллерт скосил на него глаза, фыркнул и покачал головой. — А ты всегда садишься в машину к незнакомцам? — передразнил, умело копируя интонацию. — Нет, только, когда тачка дороже сотни тысяч евро. И еще по пятницам. Геллерт тихо рассмеялся, запрокидывая голову. Альбус слизал мороженое с нижней губы, засмотревшись на его резкий профиль, подсвеченный огнями проносящихся мимо фонарей. Поймал себя на неуместном желании коснуться и раздраженно отмел со лба челку. — Сейчас ты скажешь, что тачка не твоя? — язвительно хмыкнул он, ощутив вдруг острое желание задеть этого красивого незнакомца побольнее. — Ну, почему же? Моя, — и добавил без перехода, заставив Альбуса непонимающе нахмуриться, — Сто восемьдесят две. — Прости?.. — Сегодня четверг, а машина в этой комплектации стоит сто восемьдесят две тысячи, плюс налоги. Подходит? Мерседес остановился на светофоре. В его разноцветном сиянии Альбус ощутил себя до одури неуместным в салоне дорогого авто, усталым, слегка пьяным, поедающим картофель фри из Макдональдса. Что ж, сам виноват. Глупый разговор. — Я не это имел в виду, — буркнул он уязвлено. — Конечно, — легко согласился Геллерт, — Ты просто слегка перебрал, замерз и отчаялся дождаться своего автобуса. Почему не поехал на такси? — Телефон разрядился, — признался Альбус, аккуратно обтирая пальцы о салфетку. — Я тебе тут накрошу. — Кроши, — пожал плечами Геллерт и вновь погрузился в молчание. Альбус успел расправиться с картошкой и мороженым, и теперь лениво потягивал ледяную колу, пока Геллерт петлял по темным дворам, отыскивая место. Глаза слипались, невыносимо тянуло уснуть прямо тут. Алкоголь сработал отложено и теперь голову слегка вело, а мир вокруг ощущался нечетким, размытым, наполненным битыми пикселями на периферии зрения. Геллерт остановился у темного подъезда. Дамблдор с растерянным неудовольствием отметил, что фонарь над входом не горит, и ни одно окно на лестничном пролете не светится. Опять подниматься в кромешном мраке, и даже телефоном себе не подсветишь. Он отставил недопитую колу и обернулся к мужчине, разглядывая его через прищур. — Подняться не зову, — резковато заметил он. Геллерт хмыкнул, развел руками, мол, не слишком-то он на это надеялся. Альбус скомкал пустой пакет, вздохнул и решился: — Дай телефон? То, с какой легкостью Геллерт передал ему смартфон, должно было насторожить, но Альбус лишь раздраженно выдохнул носом. Блокировки не было, Дамблдор открыл контакты и, не давая себе времени передумать, быстро выбил номер. Геллерт терпеливо дождался, пока он закончит, убрал телефон и вышел из машины прямо под моросящий колкий дождь, распахивая перед Альбусом дверь. — Сам дойдешь или проводить? — спросил без насмешки. Альбус едва удержался, чтобы не двинуть ему локтем под ребра: ненавязчивая забота от почти незнакомого человека отчего-то бесила страшнее прямого оскорбления. Он выбрался из машины, неловко переступил с ноги на ногу и отбросил со лба спутанную челку, упрямо вскидывая голову. Не будь Дамблдор на каблуках, они были бы одного роста, но Альбус сильно уступал своему невольному спасителю в размахе плеч. Находиться в непосредственной близости с ним было до щемящего неловко, точно глупый дворовый пес прибился за лаской к мощному чистопородному доберману. Хотя нет, доберманы — тупые псины. — Спасибо, — коротко поблагодарил Альбус, не зная, что еще сказать. Он уже трижды пожалел, что оставил номер, но не забирать же его назад? Это было бы совсем уж глупо. Геллерт кивнул и отступил на шаг, давая ему возможность спокойно уйти. Эта равнодушная вежливость до одури бесила. Альбус рвано выдохнул, подался навстречу, обхватывая чужое лицо ладонями, и прижался к губам. За те несколько мгновений, что Геллерт стоял неподвижно, Дамблдор успел проклясть и свою несдержанность, подстегнутую алкоголем, и этого раздражающе незаинтересованного красавца, вышедшего прямиком из его дурацких подростковых мечтаний, и саму жизнь в целом. Не надо было ему столько пить. И в клуб сегодня ездить не стоило. И вообще… Крепкая ладонь подхватила под поясницу, не давая отступить. Геллерт отодвинулся, заглянул Альбусу в глаза, мимолетно улыбнулся, а потом поцеловал сам — крепко, глубоко, но осторожно, словно оставляя за Дамблдором право в любой момент его оттолкнуть. Альбус опустил ресницы, ощутив, как резко подскочил пульс и жаром запылали скулы. Он зарылся ладонью в мягкие пряди на чужом затылке, раскрываясь навстречу. Когда поцелуй распался, Альбус облизал пекущие губы, упрямо вскидывая взгляд, ожидая чего угодно — укора или сальной шуточки, — но Геллерт лишь поправил сбившийся набок ворот его пальто, педантично расправив складки. — Иди, а то замерзнешь. Я напишу, — кивнул он. Альбус отступил, развернулся на каблуках и побрел к мучнисто-черному зеву подъезда. Он точно знал, что Геллерт солгал. Не напишет. Будь Дамблдор на его месте, случайно подвезя до дома какого-то малолетку, который еще и язвил всю дорогу, а потом в наглую полез лизаться, никогда бы не написал. Удалил номер и забыл их встречу как страшный сон. Разве что, он и впрямь маньяк? Да не бывают у маньяков таких улыбок, таких волос, таких тачек, в конце концов, это же не Нетфликс! Повзрослей уже, Дамблдор. Нет, глупо было даже надеяться на продолжение знакомства. К тому же, Альбус и сам не до конца понимал, хотел бы он, чтобы оно случилось. Что-то в Геллерте его настораживало, заставляло опускаться до знакомых отмашек. Было в нем что-то… звериное? Пугающее. Первородное. Словно человек из параллельного измерения, куда Альбусу, сколько бы он ни пытался, не было ходу. Но все равно переступив порог своей темной крохотной квартирки, Альбус первым делом поставил телефон на зарядку. Экран включился не сразу. Дамблдор успел стянуть отсыревшее пальто, кинуть быстрый взгляд на часы над микроволновкой — половина пятого утра, спать ему оставалось три часа от силы, — и избавиться от пропахших дымом и потом вещей. Он достал из шкафа полотенце и сменное белье, ночную футболку и направился в душ, запрещая себе даже взгляд бросить на заряжающийся на тумбочке смартфон. Горячая вода смыла тревоги долгого дня, окончательно разморила. Альбус выскользнул из душа зевая в кулак, лениво добрел до постели и повалился на прохладное покрывало. Запоздало вспомнил, что нужно поставить будильник, потянулся за телефоном и замер. Одно непрочитанное. Аватарка у Геллерта в мессенджере была странной: с нее смотрел, глуповато улыбаясь (так можно вообще говорить о ящерицах?), толстенький персиково-желтый эублефар. Дамблдор пялился на нее должно быть минуту, то приближая, то отдаляя, прежде чем открыть само сообщение. Grendel: Надеюсь, ты добрался до квартиры без приключений. Альбус помедлил, занося пальцы над клавиатурой. Руки почему-то дрожали, а сердце в груди суматошно токало. phoenix: Грендель — это из Беовульфа? Или ты тоже ешь людей на завтрак, обед и ужин? Геллерт набирал ответ минуты три, Альбус истомился ждать, перекатываясь по постели с боку на бок и тиская подушку. Grendel: Проверим? Дамблдор замер, с десяток раз перечитал присланное и шумно выдохнул. Отбросил телефон, перекатился на живот, закусил уголок подушки, сжал и разжал кулаки. Снова потянулся и быстро набрал, едва попадая пальцами по клавишам. phoenix: Да, но завтра у меня пары до вечера. Что насчет субботы? На этот раз ответ пришел почти сразу. Grendel: Напиши время и место, я тебя заберу. А сейчас — доброй ночи, Альбус. Альбус медленно отложил телефон, невидящим взглядом уставился в полумрак комнаты, а потом застонал, закрыв лицо руками. С ума сойти. Просто с ума сойти. Как же он влип.

***

Альбус почесал нос и запаздливо чертыхнулся шепотом: пальцы были в краске. Генри бросил на него насмешливый взгляд поверх мольберта, перегнулся через раму и передал пачку влажных салфеток. Дамблдор благодарно кивнул и принялся ощупью стирать краску с лица. Мистер Блэк, вальяжно расхаживающий между рядами, вдруг остановился и решительно направился к Альбусу. Дамблдор нахмурился, низко опуская голову и натягивая рукава свитера на пальцы. Финеас Блэк до сих пор оставался для него неизведанной величиной, несмотря на свою нарочитую открытость. В его компании Дамблдор вновь ощущал себя ребенком, которого строгая мать заперла в чулане. Страх, тревога, стыд, — все это обострялось без причины, а инстинкты вопили убегать и прятаться. Проблема была в том, что мистер Блэк был не просто куратором их мастерской, но и деканом факультета. Через него проходили все потоки, все запросы, не говоря уже о расписании курсов. Альбус вздохнул и взялся за кисть, поправляя очки. Мистер Блэк замер за его плечом, вглядываясь в почти законченный подмалевок. Альбус скосил на него глаза, бессознательно сжимаясь и сводя лопатки. — Недурственно, очень недурственно, — пробормотал Финеас, знакомым жестом потирая подбородок. Он навис над Дамблдором, перегибаясь через его плечо. Перехватил одну из лежащих на палитре кистей, и обмакнул ее кармином. Альбус терпеть не мог, когда кто-то без предупреждения лез в его наработки, даже если это были преподаватели, но предпочитал помалкивать. Он чуть отодвинулся, давая Финеасу больше места, но мистер Блэк словно не заметил его маневров, прижимаясь теснее. Альбус чувствовал исходящий от него аромат дорогого льдисто-древесного парфюма; резкий запах свербел на корне языка. Финеас, следуя собственным предпочтениям, расчертил его работу алым и небрежно отбросил кисть, доставая из кармана пиджака кипенно-белый платок. — Задержитесь после урока, Дамблдор, — обронил он, отходя к сидящей рядом с Альбусом Энджи. Поттер, поймав взгляд Альбуса, подкатил глаза и сделал гримасу. Ал ответил ему слабой улыбкой, внутренне подбираясь, и силясь предсказать, о чем мистер Блэк желал бы с ним поговорить. Проекты в мастерской были сданы, новых пока не предвиделось. Миссис Штраус иногда подкидывала Альбусу подработки, но они оба старались не афишировать свои приятельские отношения. О чем Финеас хотел с ним поговорить? Остаток пары Альбус провел как на иголках, не в силах сконцентрироваться и закончить работу. Когда прозвенел звонок, он принялся неохотно собирать вещи, тщательно заворачивая тюбики с краской. Рассеянно отметив, что умбра почти на исходе, да и кобальт дышит на ладан, Альбус сделал мысленную пометку заглянуть в художественную лавку и пополнить запасы. Перед этим стоило бы вывести накопившиеся деньги, а то срок арендной платы подходил, а Дамблдор все никак не мог собраться и дойти до банка. Он как раз чистил палитру, когда к его мольберту подскочила Минерва, заглядывая в неоконченную работу. — Опять все красным измазал, — вполголоса буркнула она, неодобрительно поджимая губы. О любви Блэка везде добавлять алого на факультете ходили легенды. Каждую пару он выбирал новую жертву и с присущим себе размахом портил работы, а студенты потом страдали на итоговых просмотрах. Минерва вздохнула и присела перед стулом, помогая Альбусу собраться. — Что он от тебя хотел? Я со своего места не расслышала. Дамблдор пожал плечами, искоса наблюдая, как Генри Поттер оттаскивает работу к стене и ставит так, чтобы свежее масло не смазалось. — Понятия не имею, велел задержаться после пар. Минни потеребила колечко пирсинга в нижней губе и покосилась в сторону преподавательской каморки. — Не нравится мне все это, — вздохнула она, выпрямляясь. Кожаная торба глухо стукнула ее по бедру. Альбус дернул плечом, сбрасывая последнюю тубу в сумку. — Чего он к тебе прицепился? Весь месяц прохода не дает. — Не преувеличивай, — устало попросил Ал, подхватывая работу за край подрамника, чтобы не испачкать пальцев. Минни скрестила руки на груди, выразительно изгибая темную тонкую бровь. Только ногой не притопнула для полноты образа. Дамблдор послал ей убийственный взгляд и понес холст к остальным. А когда вернулся, на его стуле уже развалился Генри Поттер, скалясь во все тридцать два. — Ну что, сегодня едем? — со своим привычным энтузиазмом воскликнул он. Альбус замялся, не зная, как сообщить друзьям, что на субботу у него уже другие планы. Минерва сверлила его тяжелым взглядом из-под крашенной лиловыми перьями челки. — О, Богиня, только не говори, что ты опять кого-то подцепил и завтра идешь на свиданку? Сколько можно, Дамблдор? Тебе Эрика не хватило? — закатила глаза Макгонагалл. Альбус неопределенно хмыкнул: Эрика ему действительно хватило с головой. Шрамы от его сигарет до сих пор выглядели воспаленными и ощущались даже сквозь одежду. Ал привычно подтянул рукава свободного свитера, что не укрылось от цепкого взгляда Минни. Макгонагалл шумно выдохнула, но ничего не сказала, зато Поттер перенял эстафету: — Правда? О… значит я был прав, и ты вчера не просто так сбежал пораньше! — Мы все ушли в одно время, — педантично заметила Минерва, прикусывая ноготь на большом пальце и принимаясь сдирать черный лак. Генри мягко шлепнул ее по запястью. — Да нет же! То есть, да, конечно, но Ал не поехал ко мне, сама понимаешь, — многозначительно поиграл бровями Поттер. Минерва шлепнула его по макушке в ответ. — Да плевать, Альбус, кто он? Ал хмыкнул, цепляясь взглядом за дверь преподавательской каморки. — Понятия не имею, но тачка шикарная. — Да ты и правда издеваешься! — всплеснула руками Макгонагалл, — Тачка у него шикарная, а из больницы потом тебя доставать — нам? Альбус скривился и резко вскинул сумку на плечо. Он терпеть не мог напоминаний о том случае и до сих пор испытывал жгучий стыд. Друзья жутко за него волновались, а он… Полгода прошло, но каждый тревожный взгляд Минервы поднимал внутри волну паники, словно его застали на месте преступления, которого он не совершал. Или совершал? Не суть важно. — Эрик в прошлом и хватит об этом, — мягко отрезал он. Генри подскочил на ноги и ухмыльнулся: — Как скажешь, старина, как скажешь. Но ты держи нас в курсе, лады? Мы всегда на связи, ты можешь нам позвонить, если… Минерва зажала ему рот, дернув за рукав толстовки. — Пошли уже, курица-наседка, а то все булочки в кафетерии разберут, — фыркнула она, хватая Генри за руку и крепко сжимая его ладонь в своей. Обернулась к Альбусу, — Мы тебе возьмем, только не задерживайся. И если Блэк будет сильно доставать… — …помни, что у тебя всегда есть друзья с битой! — добавил Поттер, подмигнув, и потянул Минни к выходу из мастерской. Альбус с улыбкой махнул вослед, поправил перекрутившийся ремешок сумки и шагнул в сторону преподавательского кабинета. Постучав, он повернул ручку и сунул голову в образовавшуюся щель. — Вы просили меня задержаться, мистер Блэк? — напомнил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, не выдавая его волнения. Финеас оторвался от изучения разложенных на столе документов, вскинул голову и стянул с носа очки в тонкой золоченой оправе. — Ах, да, верно. Проходите, Дамблдор. Присаживайтесь, — велел он, взмахом указывая на стул. Альбус боком пробрался в кабинет, уселся, сложив сумку на колени. На лице застыло вежливое выражение интереса, хотя больше всего на свете ему хотелось сбежать отсюда куда глаза глядят. Мистер Блэк долгую минуту сверлил студента пытливым взглядом. — У меня к вам абсолютно деловое предложение, юноша, — начал он, и у Дамблдора камень с души свалился, — В конце семестра намечается крупная выставка в галерее одного моего знакомого, и я взял на себя смелость порекомендовать ему несколько наших выдающихся учеников. Так сказать, выказать протекцию. Хотел бы, чтобы вы вошли в их число. Что вы на это скажете? Ал на мгновение завис, ощущая, как от нервов холодеют кончики пальцев. Сердце в груди забилось быстрее, кровь прилила к щекам. Он скованно улыбнулся и зачастил, внутренне надеясь, что профессор не передумает в последний момент: — Ох, я с удовольствием, мистер Блэк. Это… Очень неожиданно, но мне бы очень хотелось поучаствовать! — горячо заверил Дамблдор. Финеас снисходительно покивал, складывая руки в замок под подбородком. — Вы же понимаете, юноша, что на выставку нельзя приносить ученические работы. У вас есть что-то свое? Альбус помедлил и осторожно кивнул. — Да, думаю, я найду. — Отлично. Тогда на следующей неделе принесите их, а я отберу те, что покажутся мне приличными и дальше будем думать, что мне с вами делать, — велел мистер Блэк, растягивая губы в тонкой улыбке. — Это все, о чем я хотел поговорить. Больше не буду вас задерживать. Работы приносите в среду. Альбус, все еще неверяще улыбаясь, рассыпался в благодарностях и вылетел из кабинета, окрыленный невыносимым восторгом. Он и не мечтал о подобном! Надо же, участие в крупной выставке, в галерее. О таком Дамблдор мечтал лишь в тиши своей комнаты перед тем, как провалиться в сон. Такой шанс! И от кого! Может, он все это время ошибался насчет мистера Блэка?..

***

Стрим пришлось закончить пораньше: они с Геллертом договорились встретиться с утра и засиживаться за полночь было плохой идеей. После двенадцати улов был жирнее, к трансляции подключались постоянники, но сегодня Альбус ничуть не жалел, что потеряет возможные токены. Да и сумма на счету накопилась приличная, хватит, и чтобы покрыть аренду, восполнить запасы красок и на житье останется. Может, даже на что-то интересное хватит. Альбус выключил софтбоксы и откинулся на спинку кресла. Привычная усталость от общения с большим количеством народу, пусть и онлайн, засела где-то под ребрами, но сегодня к ней примешивалось еще что-то. Дамблдор окинул себя долгим взглядом и досадливо поджал губы. Поднялся, покачнувшись, схватился за спинку кресла и с тихим стоном стянул резинку с волос, распуская высокий тугой хвост. Он содрал с лица кружевную маску и раздраженно повел плечами. В комнате было душно, а открывать окна он побаивался, чтобы соседи не услышали, чем он тут занимается. Хотя, учитывая картонные стены его квартиры, вряд ли они оставались не в курсе. Альбус подхватил полотенце и прошлепал босыми ногами в ванную, по пути, не удержавшись и схватив телефон с зарядки. Привычно проверил сообщения и подвис, закусив губу. Последнее сообщение от Геллерта содержало вложение. Альбус нерешительно нажал на иконку и открыл картинку, расплываясь в дурацкой улыбке. С экрана на него, высунув язык, смотрела крохотная ящерка. Альбус на следующий же день не выдержал и спросил, отчего у Геллерта такая аватарка, а тот ответил, что это один из его сожителей. Гамильтон. Еще у него был Энрике, но тот сейчас спал, а отправлять старую фотографию Геллерт считал ниже своего достоинства. Ал спросил было, сколько у него питомцев, на что Геллерт пространно ответил, что слишком много, чтобы выбираться на выходные за город без последствий. Альбус решил, что это намек, и больше в эту тему не лез, но попросил, если можно, скинуть какое-нибудь фото. Он все еще неуверенно подозревал, что это такой скабрёзный флирт, и с облегчением выдохнул, увидев присланную фотографию эублефара. phoenix: Какое солнышко! Ты зовешь его Гамми? Геллерт прислал ответ тут же, словно мониторил чат. Grendel: Нет, хотя ты прав, он похож на мармелад. Альбус на мгновение завис, хмурясь. А потом осторожно набрал ответ. phoenix: Геллерт, каков твой родной язык? Ответ не приходил долго. Настолько долго, что Альбус, успев занервничать, уселся на край ванны, не выпуская телефон из рук и несколько раз прокрутил в голове, не извиниться ли, сам не зная за что. Наконец Геллерт написал. Grendel: Es war ganz einfach. Дамблдор фыркнул, сжимая смартфон во вспотевших ладонях. phoenix: Я должен был догадаться! Ты не похож на британца. Grendel: А кто сейчас похож на британца? Альбус подкатил глаза и отложил телефон на край раковины, стягивая с себя неудобное кружевное белье. Он включил воду, настроил температуру и встал под упругие струи, задернув шторку, решительно игнорируя значок о новом сообщении, рассекший экран.

***

Альбус ужасно волновался и весь искрутился, по секундно сверяясь с часами. До назначенной встречи оставалось пятнадцать минут, а он уже восемь раз проверил чат, убеждаясь, что ничего не перепутал: суббота, половина первого, заеду за тобой. Нервы были на переделе. Дамблдор очередной раз оглядел себя в зеркало, пытаясь оценить, как выглядит со стороны. Ничего особо вызывающего, разве что темно-фиолетовая шелковая сорочка с крупным бантом под горлом. Женская, но уж очень хорошо она на нем смотрелась. В остальном — строгий, почти деловой стиль: классические брюки, пальто и ботинки. Никаких каблуков и дешевой бижутерии напоказ. В двенадцать двадцать семь телефон пиликнул новым уведомлением. Альбус, с замиранием сердца открыл чат, настраиваясь увидеть что-то вроде «не приеду, планы поменялись», и судорожно вздохнул, натыкаясь на короткое: спускайся как соберешься, жду внизу. Он уже собрался, но отчего-то заставил себя присесть на качающуюся обувницу в прихожей и потянуть эти три, казавшиеся бесконечными, минуты. Подъездная дверь захлопнулась за спиной с гулким стуком. Альбус завертел головой, делая шаг в сторону парковки и застыл, цепляясь взглядом за широкоплечую фигуру Геллерта, курящего возле монструозного Мерседеса. При свете дня тачка выглядела еще более впечатляющей. Агрессивно матовая, антрацитово-черная, состоящая из резких хищных изгибов. Геллерт, заметив его, махнул рукой. Альбус подошел ближе, не зная, куда себя деть. Горьковатый запах дорогих сигарет ударил в нос. Дамблдор и сам курил и не имел ничего против курящих, но после истории с Эриком, относился к зажженной сигарете в чужих пальцах с легким недоверием. — Привет, — выдохнул он, надеясь, что тревога не прольется в голос. Геллерт выпустил дым с уголка губ, затушил сигарету и точным щелчком отправил окурок в урну. И только после этого шагнул навстречу, касаясь губами чужой щеки. — Садись, — хрипловато отозвался он, распахивая перед Альбусом дверь. Дамблдор подавшись к машине, резко замер, глупо моргая. На сиденье лежал крупный букет темно-багровых хризантем, обернутых в тонкую бежевую бумагу. — А это?.. — неуверенно уточнил он. Геллерт потянулся, достал цветы и без всяких фанаберии вручил Альбусу. — Держи и садись. Дамблдор уставился на букет так, словно впервые в жизни вообще держал в руках срезанные цветы. Лицо медленно наливались жаром: то ли от смущения, то ли стыда. Он осторожно прижал букет к груди, забрался в машину, глядя ровно перед собой. Геллерт уселся за руль и потянулся было к зажиганию, но остановился, заметив чужую скованность. — Это чересчур? — спокойно уточнил он. Альбус отогнул шуршащую бумагу, невесомо коснулся одного из бутонов, погладив лепестки. — Мне никогда не дарили цветов, — искренне признался он, ненавидя себя за то, что не смог солгать. Геллерт качнул головой. — Несправедливость, которую я намерен исправить, — кивнул он, заводя мотор. — Это просто цветы. И они красивые. Почему-то я подумал, что тебе подойдет. Но если не угадал, то скажи. — Вот так просто? — уточнил Альбус, отчаянно пытаясь найти в его словах подвох. — Вот так просто, — подтвердил Геллерт. — Можешь выкинуть их по дороге. — Нет, я не стану! — неожиданно остро воспротивился Альбус, крепко прижимая букет к груди. Сама мысль, чтобы выбросить хризантемы, поднимала в нем волну негодования, даже гнева. Он обнял цветы, словно те были живым существом, и зарылся носом в бутоны, вдыхая влажный, чуть горьковатый аромат. — Ты прав, красивые. Спасибо. — Если с этим разобрались, то где бы ты хотел перекусить? — улыбнулся Геллерт, выезжая из дворового лабиринта. Альбус пожал плечами: ему было все равно, да и приличных мест он особо не знал. Все его познания ограничивались кафешками в центре, куда его таскал Генри, да кондитерскими на районе, где он чаще всегда брал десерты на вынос. — Нет предпочтений? — понимающе уточнил Геллерт. Альбус покачал головой, сжимая повлажневшие от волнения пальцы на букете. — Тогда я выберу, если ты не против. Маленькое, камерное место. Но с отличной кухней. Не знаю как ты, а я чертовски устал на работе. — И где же ты работаешь, если не секрет? — осмелев, улыбнулся Дамблдор. — Ганнибала смотрел? — фыркнул мужчина. Альбус хмыкнул, разглядывая его из-под ресниц. — Все-таки маньяк? — Нет, но иногда мне хочется мучительно расчленить некоторых своих пациентов, — на край губ усмехнулся Геллерт. — Психоаналитик? — тихо уточнил Альбус, тревожно подбираясь. — Близко, психиатр, — Геллерт не смотрел на него — следил за дорогой, но слишком уж чутко уловил изменившееся настроение и добавил, — Расслабься, Альбус, я не смешиваю работу и личную жизнь. И уж тем более не собираюсь ставить тебе диагнозы. Даже если попросишь. — Спасибо, просто камень с души свалился, — хмыкнул Альбус, от нервозности вновь принимаясь язвить. И пробормотал, стараясь сгладить неловкость: — А я учусь на художника. Мне двадцать, кстати. — Занятно, что ты до сих пор не спросил, сколько лет мне, — заметил Геллерт с улыбкой. Альбус упрямо вскинул голову. — Мне все равно. — А вот это уже первый звоночек, — хмыкнул Геллерт, качнув головой. Сегодня волосы его пребывали в беспорядке и непокорно взвивались надо лбом густой волной. Альбус помнил, насколько они мягкие на ощупь, и ощутил вдруг острое желание запустить в них пальцы, почесывая мужчину за ухом как большого кота. Геллерт поймал его взгляд и на мгновение отвлекшись от дороги, улыбнулся — хищно и ярко. Дамблдор передернул плечами, сгоняя мурашки, и уставился в окно на проплывающие мимо дома. Альбус рассеянно думал о том, что ни с кем, даже с самыми близкими друзьями, ему не было так тихо, словно рядом с Геллертом тревожные голоса в голове, вечно мешающие мысли, умолкали, таясь. Алу все еще тяжело было до конца расслабиться в его компании, и ощущение, точно он вошел в клетку к спящему хищнику, не отступало, но Дамблдор начинал к этому привыкать, более того — наслаждаться.

***

— Гриндевальд! Давно же тебя не было! — стоило только переступить порог крохотной траттории, навстречу им из распахнувшейся двери кухни выступил, по видимости, сам хозяин. Низкий, дородный мужчина, с копной густых припыленных сединой волос, широко раскинув руки надвинулся на Геллерта, заставив Альбуса от неожиданности сбиться с шага и замереть на месте, словно оленя в свете фар. — Джузеппе! — широко улыбнулся Геллерт (Гриндевальд? Если бы Альбус заранее не выяснил, что он немец, то изрядно бы удивился), делая шаг навстречу. Они обнялись как старые друзья, коими и являлись, и обменялись несколькими быстрыми фраза на чистом и текучем итальянском. Альбус стоял, сжимая в руках букет, блуждая взглядом по стенам. Ощущение неуместности усилилось, но Геллерт, опомнившись, обернулся к нему, окружая собой. Как это у него получалось, Дамблдор не знал, но с улыбкой Гриндевальда на любого снисходило ощущение, словно звезды сорвались с неба, чтобы упасть к его ногам. — Пиппо, позволь тебе представить Альбуса. Аль, это Джузеппе Муратори, мой старый друг и лучший повар в этом богом забытом городе, — представил его Геллерт. Альбус чуть скованно поздоровался, но итальянец вдруг с присущей для себя бесцеремонностью сгреб его в охапку, крепко потряс, обхлопав широкими ладонями по спине. — Друг Геллертино — мой друг. Пойдем, твой столик как всегда свободен, — хрипло рассмеялся Джузеппе и отчего-то потянул за собой именно Альбуса, уводя в сторону увитой живым плющом резной шпалеры, за которой прятался небольшой круглый стол и пара обитых мягким бархатом стульев. Он сам помог Алу усесться, принял из рук цветы, рассыпавшись в заверениях, что сейчас же велит Лучии поставить их в воду. — Ты часто тут бываешь? — спросил Альбус, как только Джузеппе унесся, обещав un momento! принести им закуски. — Последнее время не очень, — негромко откликнулся Геллерт, не притронувшись к меню. — Но готовят прекрасно. У тебя нет аллергии на лактозу? Тогда советую заказать ризотто по-милански. Вопреки расхожему рецепту, Пиппо добавляет в него немного сливок. Очень нежный вкус. Альбус кивнул, потянулся было к меню, но одернул руку. — Выбери что-нибудь, пожалуйста, я совсем не разбираюсь в итальянской кухне и не хочу обидеть твоего друга, — признался он, улыбаясь. Позиция быть с Геллертом честным до крайности уже не единожды оправдала себя, и Дамблдор не собирался отступать с выбранного курса. Ему все еще казалось, что тот видит его насквозь и нет смысла прятаться за глупыми масками. Геллерт смерил его пронзительным взглядом: — Хорошо, но только сегодня, — добавил, смягчая тон, — Поверь, Пиппо не обидится даже попроси ты у него переперченный буррито. Альбус до последнего не мог поверить, что это не диковинный сон — один из тех, что посещают перед рассветом. Просыпаться от таких, обращая взгляд к суровой, неприветливой реальности, та еще пытка. Не сразу, но Ал сумел расслабиться и даже разговорился со словоохотливым хозяином, что несколько раз появлялся у их столика лично спросить, все ли понравилось, об итальянской традиции живописи. Синьор Муратори оказался неплохо подкован по части искусства, и Альбус с головой окунулся в живую дискуссию, не заметив, что прикончил третий бокал терпкого домашнего вина. — Вам обязательно нужно побывать в Болонье, синьор Дамблдор. И в Венеции, о, посмотрите дворец Дожей! Всенепременно загляните в Собор Святого Марка, такой архитектуры вы нигде не увидите, lo giuro sull'onore di mia madre! — жестикулируя со страстным чувством произнес Джузеппе и вдруг обернулся к слабо улыбающемуся Геллерту, хлопнув того по плечу. — А вот на будущую весну и поезжайте, а? Ты ведь собирался, Геллертино. Повидаете Беатриче! Ох, как она тебя вспоминала… Ни одного мужа своего так не вспоминала, как тебя, засранца! — Обязательно, Пиппо. Если Альбус, конечно, захочет составить мне компанию, — широко усмехнулся Гриндевальд, бережно потрепав синьора Муратори по крепкому загорелому предплечью. Когда Джузеппе, всецело удовлетворенный их диалогом, вновь вернулся на кухню, Альбус поднял на Геллерта взгляд поверх бокала. — Серьезно? Возьмешь меня с собой в Италию? — с неясной обидой усмехнулся он. Гриндевальд отложил салфетку, коротко облизнулся и, к удивлению, Дамблдора кивнул без всякого намека на издевку. — Если захочешь. Альбус с тихим звоном ударил ножкой бокала о стол, поджимая губы. — Геллерт, я студент, художник. Я живу на съемной квартире и зарабатываю чем придется. У меня не всегда есть деньги, чтобы купить себе выпивку в баре, не говоря уже о том, чтобы… — Чтобы — что? Полететь со мной в Италию? — кивнул Геллерт, наполняя их бокалы вновь, — Продолжай, пожалуйста, мне очень интересно послушать. Разве я хоть слово сказал о деньгах? Дамблдор бессильно выругался сквозь зубы, закрывая лицо ладонями. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Чувство было такой силы, что все внутри дрожало, готовое оборваться на выдох. — Я предлагаю тебе поездку. А не оплатить поездку. — Я не шлюха, Геллерт! — рявкнул Альбус так громко, что несколько посетителей за соседними столиками обернулись. Гриндевальд же и бровью не повел. — Во-первых, дай мне руку, — велел он, а когда Дамблдор заартачился, сам протянул открытую ладонь поверх столика. Поколебавшись, Ал вложил свои дрожащие пальцы в его, и судорожно выдохнув, ощутив, как успокаивающе сжалась чужая хватка, а сильные, горячие пальцы заскользили по тыльной стороне его кисти. — А, во-вторых, разве я сказал, что ты мне что-то должен? — Ты делаешь это из жалости, да? — предпринял последнюю попытку обрести контроль над ситуацией Альбус. Геллерт усмехнулся, склоняя голову к плечу. Медленно провел языком по нижней губе, цепляя чужой взгляд в ловушку своего. Альбуса словно кипятком окатило, дыхание вмиг сделалось поверхностным и тяжелым. Вся эта сцена, их поза, сомкнутые над столом ладони, которые Гриндевальд и не думал прятать, вдруг заиграли новыми красками. Альбус понял, что ему отчаянно не хватает воздуха, а напряжение скручивается вполне понятным жаром внизу живота. — Кто так задел тебя, что ты всеми силами закрываешь глаза на собственную ценность? — спросил Геллерт негромко. Это стало последней каплей. Альбус вскочил на ноги, едва не опрокинув стул, и вымелся из траттории на улицу, задыхаясь сухими рыданиями. Сбежав с крыльца, он остановился возле кадки с пушистым лавром, отчаянно шаря ладонями по карманам в поисках сигарет. Руки дрожали так, что выбить огонек из зажигалки вышло лишь с третьей попытки. Альбус закурил, давясь горьким дымом, пытаясь успокоить бешено стрекочущее сердце. В висках давило, и казалось, еще миг и он просто потеряет сознание от переизбытка чувств. Дамблдор пошатнулся, оперся о каменный горшок, и вздрогнул, ощутив горячую ладонь, прижавшуюся между лопаток. Геллерт неслышно подошел, замер за его плечом, осторожно поглаживая вдоль позвоночника. Дамблдор весь дрожал, почти не отнимая сигареты от губ, пил горький дым наравне со вздохами, пока Гриндевальд не нарушил их тревожное молчание. — Прости, я не должен был так говорить, — в голосе совсем не было вины, но Альбус отчего-то поверил, что он искренен. — Ты был прав, я поторопился с обещаниями не ставить тебе диагнозов. У меня давно никого не было, очень давно. Я слегка отвык общаться с людьми… Дамблдор невесело рассмеялся, затушил сигарету и утопил ее в кадке с цветком. Рывком обернувшись, он обхватил лицо Геллерта ладонями и зло поцеловал, кусая до крови. Гриндевальд не оттолкнул, напротив, прижал ближе, обхватывая за талию. Позволил насиловать свой рот, растирая медный вкус между языками. — Не должен был, но сказал, — прошептал Альбус, когда поцелуй наконец распался. Глаза Геллерта налились чернильной темнотой, яростно поблескивая из-под тени густых светлых ресниц. Дамблдор поймал себя на мысли, что хочет его так сильно, как никогда и никого не хотел. — Отвези меня домой, пожалуйста. На сегодня хватит с меня психотерапии. Геллерт кивнул и потянул его прочь — в сторону припаркованной машины. Альбус, все еще подрагивая от злости и неуместного, горячечного возбуждения, вцепился в его руку, всадив короткие ногти в плоть до алых полукружий. Он знал, что совершает ошибку. Понимал, что на этом все и кончится даже не начавшись, но осознано сделал выбор — и принял его. Пусть лучше так, чем через неделю их общения Геллерт перестанет отвечать на его сообщения, а потом и вовсе заблокирует номер. Пусть лучше так, пусть он урвет кусочек этого бешеного, болезненного счастья, чтобы потом забыть все как страшный сон. Пусть так. Гриндевальд крепко поцеловал его, придержав за подбородок, прежде чем завести мотор.

***

Альбус прислонил громоздкую папку к стене и постучал. Дождавшись короткого «войдите», распахнул дверь и протиснулся в кабинет, щурясь на белесые галогеновые лампы. — Мистер Блэк, здравствуйте. Вы просили принести работы на отсмотр, и вот я… — Дамблдор улыбнулся, с порога ощущая за собой легкую вину, словно не профессор предложил ему участвовать в выставке, а Ал сам нагловато навязался. Финеас поднялся, обогнул стол и снисходительно ему улыбнулся, поглядывая поверх бликующих стекол очков. — Что ж, покажите, что вы там принесли. Располагайтесь, — кивнул он, повелительно взмахнув рукой. Альбус подхватил папку, дотащил ее до одной из парт и расстегнул молнию. Работы внутри лежали как попало. Дамблдор длинно выдохнул, ощущая острую нервозность, как на первом в своей жизни просмотре, и принялся раскладывать картины по столешнице. Финеас подошел, навис над ним костистой угловатой фигурой, не давая закончить, и ткнул длинным белым пальцем в первые две. — Эти сразу нет, — бросил он, хмурясь. Альбус замешкался, потянулся их убрать. Мистер Блэк, явно устав ждать, принялся сам перебирать холсты, то хмыкая, то хмурясь, то неоднозначно прицыкивая языком. Дамблдор давно в своей жизни не испытывал минут унизительнее, чем этот короткий, но выразительный осмотр. — Ну что ж, юноша, все, как я и думал, — заключил Финеас. — У вас есть пара неплохих этюдов, но этого мало, чтобы заинтересовать господина Фронсака. Альбус закусил щеку, удерживая громкий вздох. Бэзил Фронсак — известный меценат и коллекционер современного искусства, держатель одной из самых модных частных Лондонских галерей. На открытии его выставок собирался весь высший свет британского бомонда: писатели, художники, музыканты и кинозвезды. Хватало и просто богатых коллекционеров, который не прочь были вложиться в талантливых юнцов от чистой скуки. Получить место даже во временной экспозиции — мечта каждого начинающего художника! Если бы Альбус заранее выяснил, перед кем похлопотал мистер Блэк… — Я… я не знаю, что сказать, — пробормотал Альбус, кусая губы, — Это все, что у меня есть. — Но этого недостаточно, — заключил профессор, досадливо кривясь. Дамблдор пожал плечами, принимаясь собирать холсты обратно в папку. Последняя надежда рушилась на глазах, а он ничего не мог сделать. Что ж, этого и следовало ожидать… — Вот как мы поступим, юноша, — неожиданно подал голос Финеас, останавливая его руку над одной из работ. — Я так понимаю вот это, и это — этюды к одной композиции? Альбус медленно кивнул. — Это переосмысленный макабр, — промолвил он, доставая из-под холстов бумажные наброски сепией и выкладывая их следом. — Я хотел писать большую работу, но руки так и не дошли. — У вас интересный взгляд на фигуру смерти. Это мужской архетип? — с тонкой нотой заинтересованности уточнил Блэк. Альбус снова кивнул, не зная, что еще сказать. Финеас собрал его наброски веером, рассеянно вглядываясь во все разом, вскинув темные брови. Лицо его разгладилось, сбрасывая профессору разом добрый десяток лет. — Женский вариант вас чем не устроил? — хмыкнул Блэк. Дамблдор неопределенно повел плечами. Не говорить же, что слишком устал от канонизированного женского облика смерти. Да и женские портреты его никогда особенно не привлекали. А идея показалась заманчивой, вот он и подумал… Никакой простроенной глубины, которую должно быть ждал от него профессор, но Альбусу стыдно было в этом признаваться. — Прекрасный античный профиль. У вас талант передавать характерность парой линий, — заметил мистер Блэк, заставив Альбуса слабо улыбнуться от похвалы, — У меня есть для вас вариант, Дамблдор. Выставка запланирована на конец семестра, а это еще два месяца с лишком. Вы напишите одну картину. Хорошее, добротное полотно. Под моим руководством. И мы представим его вместе: меня, как вашего куратора. Будем основываться на вот этих разработках. Идет? Дамблдор закивал, даже не дослушав. Он был готов на что угодно, лишь бы попасть на открытие галереи в числе приглашенных художников. Мистер Блэк смерил его пронзительным взглядом и вдруг улыбнулся — широко и как-то хищно. — Вам придется заниматься дополнительно, скажем, по средам и пятницам. Каждую неделю. Я дам ключ от личной мастерской и буду контролировать процесс. Вы согласны, Альбус? — Конечно, мистер Блэк, большое вам спасибо! — прошептал Ал, окрыленный возможностью. Даже если это означало работать сверхурочно на грани своих сил, он готов был попробовать, лишь бы не упустить предоставленный самой судьбой шанс. — Замечательно. Тогда запишите адрес. Мастерская за городом. У вас есть машина? — А я не могу писать работу в университете, задерживаясь после пар? — осторожно уточнил Альбус. Блэк тут же поскучнел и вернул наброски в папку. — Вы хотите на выставку или нет? Я предлагаю вам решение. Поверьте, любой на вашем месте зубами бы вцепился в шанс и сделал все, чтобы пробиться. А вы не хотите потратить несколько часов внеучебного времени? Ну, если шатание с друзьями по барам вам дороже… — Простите! Я совсем не это имел в виду! — зачастил Альбус, не заметив, что перебил Финеаса на середине его осуждающей речи, — Конечно, я буду работать столько, сколько нужно. Правда машины у меня нет… Это сильно далеко от станции метро?.. Профессора, кажется, искренне позабавил его вопрос. Он достал из внутреннего карман пиджака крохотную записную книжку и ручку, размашисто записал адрес, выдрал бумажку и протянул ее Альбусу. — Проверите сами. Жду вас в пятницу в шесть часов. Не опаздывайте, терпеть не могу непунктуальность, — и добавил, взмахнув рукой, подчеркивая, что разговор их на этом окончен, — Рабочие инструменты я вам выдам. Всего доброго, юноша. Альбус торопливо собрал работы в папку и выскользнул из кабинета, едва не забыв попрощаться. На душе было погано, хотя стоило радоваться возможности, буквально упавшей на него с неба. Такой шанс, Финеас был прав, выпадает раз в жизни. Возможно, какой-нибудь коллекционер заинтересуется его талантом и Альбус, наконец, сможет забросить свой аккаунт на сайте и займется тем, что ему действительно нравится. Возможно, это его золотой билет в лучшую жизнь. Стоило хотя бы попробовать.

***

Альбус сбросил звонок после третьего гудка. Время подходило к шестому часу и Ариана давно должна была быть дома, но если не подняла трубку сразу, то всегда оставалась вероятность, что, привлеченная звонком, к ее телефону подойдет Кендра. Сестра увидит пропущенный и перезвонит, а провоцировать очередной скандал дома Ал не хотел. Последний раз они с Арианой разговаривали две недели назад. Чаще Альбус звонить не брался, опасаясь, что отец или мать узнают, что сестренка общается с непутевым старшем братцем. Выгнать ее из дома они бы не посмели, тут бы вступился Аберфорт, но подставлять сестру Дамблдор не желал. Ариана единственная из семьи, кто поддерживал с ним связь после того громогласного скандала. Почти четыре года прошло, а Альбус помнил каждый брошенный в него упрек, словно это произошло вчера. Помнил, как кричала на него обычно до холодности сдержанная Кендра, срывая голос. Помнил, каким взглядом его жег отец, а потом молча поднялся на второй этаж и принялся беспорядочно сбрасывать вещи Альбуса в распахнутый чемодан. Четыре года прошло, а Альбус так и не нашел в себе сил вновь с ними встретиться, хотя Ариана уверяла, что мама уже оттаяла, а отец и вовсе сразу после альбусова ухода пожалел о своем поступке. Но прошлого не вернуть, как и добрых отношений в семье Дамблдор. Альбус до сих пор мысленно через силу называл Кендру матерью. Забавно, от него никто и никогда не ждал подвоха. Альбус рос спокойным и тихим ребенком, покорно ходил с родителями на все воскресные службы, принимал причастия и никогда не капризничал, если что-то складывалось не по его воле. Старший из детей Дамблдоров хорошо учился и проявлялся поистине гениальные способности в точных науках. Персиваль даже пророчил ему славу на математическом поприще, мысленно уже расписав количество наград вплоть до первой Нобелевки. Первым звоночком стало то, как сильно в одиннадцать лет Альбус увлекся историей искусств. В детстве он рисовал каракули на страницах альбомов, как и все дети, но способности к живописи не выходили за рамки посредственных. Но Ал знал, что если приложить достаточно усилий, то любое дело поддастся, пусть и не сразу. Он упорствовал и совершенствовался в том, что ему действительно нравилось, и однажды заявил родителям, что рассматривает художественный колледж как один из вариантов поступления. Кендра жестко обрубила его чаяния, заявив, что художник — это не профессия. Альбусу нужно получить хорошее образование, чтобы потом не умереть с голода где-нибудь под мостом. К тому же, художники все поголовно наркоманы и пьяницы, — заметила Кендра презрительно, одной фразой навсегда привив юному Альбусу животную скрытность по части устремлений. Он понимал, что родители его не поддержат, даже если он получит полную стипендию, даже если станет известнейшим художником современности. Это ничего не изменит. Но в глубине души он был упрям и хотел попробовать свои силы, даже если это принесет лишь разочарование. Лишь Ариане нравились его первые работы. Они были глупые, дилетантские, без композиционных акцентов, нарисованные на коленке, но сестрицу искренне радовала каждая. Она всегда говорила ему, что мечта — самое важное в жизни. Устами младенца, как говорится, глаголет истина. Альбус не отказался от своих попыток и тайком от родителей записался на бесплатные курсы в художественную школу. Ехать приходилось на другой конец города с пересадками, но так шанс, что его однажды вычислят и осудят, сводился к нулю. Так он и познакомился с Генри Поттером и Александром Эйбрамсон. И если Генри стал его первым близким другом, то Александр — или Алекс, как звали его все вокруг, — открыл Алу глаза на его сексуальность. Дамблдор и до этого испытывал некоторые сложности с определением своих сердечных привязанностей, но списывал это на более зрелое сознание и высоко развитый для его возраста эмоциональный интеллект. Когда одноклассники принялись вовсю ухлестывать за девицами, Альбус нашел это скучным и глупым. Он посвятил себя учебе и преуспел, но никогда не засматривался на симпатичных однокурсниц. Как оказалось, дело было в другом: Альбусу просто не нравились одноклассницы. И девушки постарше его тоже не привлекали. Ему нравились парни. Это открытие… шокировало. Альбус, воспитанный в крайней религиозной семье, почитающей гомоэротизм грехом страшнее смертоубийства, никогда и помыслить не мог о подобном. Ему, как и всем здоровым подросткам, конечно, снились сны, но образы в них всегда были фантомны и призрачны и никогда не обрастали физическими составляющими. Так что тайна собственной ориентации была скрыта для Альбуса до счастливых пятнадцати. А потом в его жизни появился Алекс. Сын польских эмигрантов, яркий, активный и пробивной, не умеющий сносить никакие отказы. Какое-то время они общались втроем, крепко дружили, но спустя полгода на одной из вечеринок в доме Поттеров, Алекс просто поцеловал Альбуса, зажав в тени навеса возле бассейна. И мир Дамблдора навсегда изменился, становясь с ног на голову. Это не были здоровые и зрелые отношения, но Альбус вдруг открыл для себя мир чувственности и погрузился в него с головой, конечно, упустив момент и став беззащитно открытым, беспечным. Естественно, об этом рано или поздно должны были узнать родители. Это случилось через месяц после шестнадцатого альбусова дня рождения, и Ал подозревал, что не обошлось без Аберфорта. Но фактов, чтобы подтвердить догадку, у Альбуса не было до сих пор. В какой-то миг стоя в стенах знакомой гостиной в родительском доме, давясь слезами стыда, красный до корней волос, Альбус подумал, что сейчас отец его ударит. Но нет, Персиваль всегда отличался особой выдержкой. Сломалась Кендра. Она подскочила к сыну и отвесила ему такую тяжелую пощечину, что губы Альбуса лопнули, по подбородку заструилась кровь, а сам он, не удержавшись на ногах, осел на пушистый ковер, прижимая ладонь к лицу. Неверие и ужас распирали грудь; Альбус задыхался, а Кендра нависала над ним — растрепанная, с перекошенным гневом и отвращением лицом, — и называла грязным пидором. Они, истинные христиане, в тот же день выставили из дома своего старшего сына, которому едва перевалило за шестнадцать. С одним чемоданом вещей, раненного их презрением навылет прямиком в кровоточащее сердце. Если бы не Генри Поттер и его чудесные родители, Альбус бы, наверное, умер в тот же день, шагнув с какого-нибудь моста. Генри, несмотря на свой шебутной характер, вечное сдвгшное непостоянство и легкое безумство мысли, оказался настоящим другом. Он не просто не отвернулся от Альбуса, когда узнал про случившееся; он, угнав тачку отца, приехал за ним на другой конец города и забрал, зареванного и опухшего, из какой-то третьесортной забегаловки и увез к себе, поставив родителям ультиматум. Дамблдор пребывал в таком поганом расположении духа, что даже не смог нормально отказаться. Пообещав себе, что останется у друга на пару ночей, Ал в итоге прожил у него больше года, успешно сдав экзамены и вместе с Генри поступив в колледж искусств при Академии художеств. А Алекс… Едва узнав, что причиной скандала стала их с Альбусом связь, Эйбрамсон быстро отдалился, оборвав всякие отношения, словно боялся подцепить от бывшего возлюбленного заразу. Генри потом, справедливости ради, набил ему морду, но Альбусу не слишком полегчало. Так при живых родителях в прогрессивном двадцать первом веке Альбус Дамблдор оказался круглым сиротой, задвинутым на обочину жизни. Без связей, без средств к существованию, способный опереться лишь на самого себя, свой ум и упрямство, но слабо представляющий, как дальше жить эту жизнь. Выброшенный в свободное плавание тепличный ребенок без каких-либо навыков построения здоровых социальных связей, Альбус быстро понял, что выбирает кого-то не того. Он заглядывался на архетипных бунтарей, презирающих общественные нормы, с явственно асоциальным поведением. Все остальные казались ему скучными и блеклыми, пресными, не стоящими внимания. Паттерн хреновых мужчин быстро закрепился. Альбус нырял в одни абьюзивные отношения за другими и искренне не понимал, что делает не так. Эрик стал последней каплей. С ним Альбус познакомился в клубе на концерте местечковой группы. Эрик весь вечер прыгал по сцене, рыча и стеная в микрофон, а после шоу сам подошел к застывшему у бара Альбусу и угостил выпивкой. Так и началась эта отвратительная игра в горячо-холодно, из которой Альбус едва не вышел тотальным победителем. Вспоминать о собственной глупости до сих пор было тошно, но тогда Ал думал, что это — единственный возможный выход из замкнутого круга боли и страданий, в котором он варился, перманентно сходя с ума. Доведенный до крайности, низведенный до животной низости, он сделал то, за что до сих пор не мог себя простить. Если бы не Минерва и, вновь храни его бог, Генри, то Альбус Дамблдор своим упрямством закончил бы все в один миг. По-хорошему, Альбусу требовался умелый психотерапевт и медицинская помощь, но вынесенная из глубокого детства мысль о том, что любые антидепрессанты делают тебя сумасшедшим и превращают сознание в овощ, и дичайший стыд, не давали Алу обратиться к специалисту. Да и деньги, — у него банально не было свободных финансов. Альбусу в жизни на редкость повезло с друзьями и не повезло со всем остальным. Дамблдор сходил на кухню, сделал себе быстрый сэндвич из того, что нашлось в холодильнике. Поставил чайник, и вздрогнул, услышав за разрастающимся гулом закипающей воды тихую трель телефона. Альбус метнулся в комнату и схватил телефон, не глядя нажимая на «принять вызов». — Привет, Ари, я… — Альбус? — донесся из трубки голос совсем не сестры. Альбус мощно сглотнул кусок сэндвича, почти не жуя и замер, глядя в стену. Они с Геллертом не виделись с того самого неудавшегося свидания. Как Ал и предполагал, Гриндевальд перестал писать ему два дня спустя, хотя щепетильно уточнил, как он себя чувствует вечером. Опустошенный случившимся днем, Альбус рано лег спать и не видел сообщения, только утром отправив ответ. К обеду Геллерт написал ему что-то незначительное, поинтересовался, как у него дела, но Альбус не нашел в себе сил рассказать честно и бросил стандартную отбивку: нормально. Они обменялись от силы десятком сообщений, а потом Дамблдор отговорился срочными делами и перестал отвечать. Утром понедельника непрочитанных не было и Альбус, подтвердившись в своих догадках, испытал облегчение. Геллерт был странным, не подходящим под его личные стандарты. Он был слишком взрослым и слишком спокойным, не пылал подростковой агрессией, ездил на дорогой тачке и явно не нуждался в ком-то таком искалеченном, как Альбус. Убедив себя, что Гриндевальд его просто пожалел, Ал почти успокоился, решившись вычеркнуть его из своей жизни как глупую ошибку. Не столь глупую, как Эрика, но тоже в вершине списка. Четыре дня от Геллерта не было вестей, и Альбус почти успокоился, и никак не ожидал услышать его голос в трубке. — Прости, я не посмотрел, кто звонит, — выдохнул он, откладывая сэндвич и подходя к окну. Схватился за занавеску, лишь бы чем-то занять руки, теребя неровный шов. — Что-то важное? Я могу перезвонить позже, — ответил Гриндевальд. Судя по фоновому шуму, он был за рулем. — Нет, нет, — сам не зная отчего, спешно запротестовал Альбус, накручивая выбившуюся из шва нитку на палец, — Просто сестра должна была позвонить. Не страшно. Геллерт многозначительно замолчал, но не стал уточнять, а Дамблдор не горел желанием что-то ему объяснять. — Ты что-то хотел? — Да, пожалуй. Завтра ты занят? — неожиданно спросил он. Альбус опешил, прикусив губу. Да, он был занят, но дело было даже не в этом. Он не ожидал, что Геллерт снова ему напишет, не то, что позвонит и поинтересуется его планами, видимо, собравшись куда-то пригласить. Ал пребывал в искренней уверенности, что на этом их общение закончено и даже нашел подтверждения своим мыслям. Резкая смена вектора выбила его из колеи. — У меня завтра дополнительные занятия до самой ночи, — признался он. — Окей, — легко согласился Гриндевальд, — Суббота? — В субботу вроде пока не… — протянул Дамблдор, стискивая телефон повлажневшими пальцами. — Хотел загладить свою вину, — словно почувствовал его тревогу, произнес Геллерт, — Можем выбраться за город на пикник или сходить в кино. Или просто посидеть в баре, если ты, конечно, хочешь увидеться. Альбус, преодолев порыв ущипнуть себя побольнее, чтобы увериться, что это все не очередной сон, напряженно замер, каменея плечами. Увидеться… Черт побери, да, он очень хотел. Несмотря на все свои страхи и переживания, его тянуло к Гриндевальду как магнитом. И не потому, что тот явно был лучшим из возможных вариантов, а потому что… Он был слишком во вкусе Альбуса и одновременно с тем чрезвычайно ему не подходил. Двойственность ощущений сводила с ума, заставляя тело паниковать. Геллерт, явно расценив его промедление по-своему, уточнил: — Все в порядке. Просто скажи, если больше не хочешь меня видеть, и я отстану. Мы взрослые люди, Аль. Альбус различил тяжелый вздох, донесшийся с той стороны. Неожиданно он остро ощутил свое тело: каплю пота, ползущую по спине, участившийся пульс, слабость в коленях. Словно паническая атака, но по-иному. Дамблдор глубоко вздохнул и шагнул в сторону дивана, валясь на лопатки. — Хорошо, если ты не занят, — прошептал он, жмурясь до алых кругов под веками. Геллерт хрипло рассмеялся, и от этого смеха за мгновение Альбуса пробрало горячечным жаром. — Нет, теперь совсем не занят. Как раз возвращаюсь домой из аэропорта. Даже хорошо, что завтра ты не можешь, я тоже немного восстановлюсь, чтобы не пугать тебя мешками под глазами размером с половину галактики. — Работа? — выдохнул Альбус, боясь поверить, что причина, по которой Геллерт не писал ему все эти дни, лежала на поверхности. — Ага, ненавижу трансконтинентальные перелеты. У меня с детства жуткие отходняки после джетлагов, — усмехнулся Гриндевальд, и Альбус как наяву увидел эту его кривоватую ухмылку, лежа на старом продавленном диване с закрытыми глазами. — Так что, какие планы? Дамблдор ненадолго замолчал, крутя в голове идею пикника. Сколько он уже не выбирался за город? Должно быть весело и не напряжно. По крайней мере здесь он не налажает. — Пикник звучит здорово, — признался он, скусывая с губ улыбку. — Хочешь, поедем на конную ферму? Всего два часа езды, — неожиданно предложил Гриндевальд. — Я никогда не катался, — ответил Альбус задумчиво. — Ничего страшного, можем просто посмотреть на лошадей. К тому же, там чудесная природа, а выходные обещают быть теплыми, — и добавил со странной густой интонацией в голосе, — Если хочешь, можешь взять с собой скетчбук и порисовать. Или пейзажи тебя не прельщают? Альбус вдруг расхохотался, закрывая глаза предплечьем. Незначительное, простое напоминание, но от него стало так легко и спокойно на душе, что стоило всерьез задуматься о собственном психическом здоровье. Но Дамблдор слишком отвык, что его «хобби», которое уже давно переросло свой статус, кто-то воспринимает всерьез кроме его близких друзей и преподавателей. — Нет, ничего против не имею, — улыбнулся он. — Отлично, тогда договорились. Напиши мне время, хорошо? Думаю, стоит выехать пораньше, — ответил Геллерт. Они проболтали еще минут десять, делясь какой-то беспечной ерундой и обсуждая планы на выходные, а потом Геллерт, пожелав Альбусу «доброй ночи заранее», отключился, оставив его наедине с жаром вспыхнувших наново чувств. Альбус отложил телефон, с силой растер лицо ладонями и нервно рассмеялся. Все оказалось до одури простым, а он опять напридумывал себе какой-то ерунды. Может, стоило наконец поддаться чутью и поверить, что Геллерт действительно мог в нем всерьез заинтересоваться? Да, только вот в чем? Дамблдор до сих пор слабо представлял, что такой мужчина, как Гриндевальд в нем нашел. Очередного пациента? От подобных мыслей становилось тошно. Ал перевернулся набок, подтягивая колени к груди, цепляясь взглядом за тускло мерцающий подсветкой ноутбук. Пора бы уже начать готовиться к вечернему стриму. Неожиданно телефон снова завибрировал. Альбус нашарил его в складках покрывала и поднес к лицу, вглядываясь в имя абонента. Звонила сестра. Дамблдор облизал губы, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и принял звонок. — Привет, Ари, — улыбнулся он в трубку. — У меня столько новостей, ты не поверишь…

***

До мастерской Блэка Альбус добрался за полтора часа. Стрим затянулся за полночь, пары с утра были долгими и нудными, и Ал, задремав в электричке, едва не пропустил нужную станцию. Выскочив на перрон в последний момент, Дамблдор сверился с картой. От метро ездил рейсовый автобус, а от остановки идти было еще минут десять, но Альбус не жаловался. Настроение его, несмотря на общую усталость, было приподнятым, как бывало нечасто. Грела ли его возможность представить свою работу на выставку или будущая вылазка за город с Геллертом, Альбус не знал, лишь радовался тому, что привычный упаднический настрой сменился на что-то менее разрушительное. К назначенному времени он, к счастью, не опоздал. Памятуя брошенную вскользь фразу профессора про непунктуальность некоторых личностей, Альбус закладывал на дорогу время с запасом. Правда, не успел даже перекусить после пар, но это были сущие мелочи. Мастерская на поверку оказалась загородным домом: большим особняком в старовикторианском стиле. Альбус замер у высоких кованых ворот, на мгновение теряясь. Заметив кнопку домофона, он опасливо прожал ее. Минуту спустя Дамблдор уже шагал по хрусткому гравию подъездной дорожки, из-под ресниц изучая округу. Над садом, разбитым вокруг дома, явно трудился не один ландшафтный дизайнер. Ровный газон, несмотря на конец сентября, все еще был по-весеннему свеж и аккуратно подстрижен. Альбус подошел к белокаменному крыльцу и заозирался, не зная, куда следовать дальше. Массивная дверь распахнулась и на пороге показался мистер Блэк. — Я рад, что не ошибся в тебе, — с неясной эмоцией произнес Финеас, подманивая Альбуса взмахом ладони. Дамблдор взбежал на крыльцо и нерешительно улыбнулся. — Добрый вечер, мистер Блэк. — Наедине можешь называть меня по имени, юноша, — тонко улыбнулся Финеас, отступая в сторону. Альбус проскользнул мимо него в затемненный холл, стараясь не слишком любопытничать. — Пойдем, я покажу тебе, где мы будем работать. Дамблдор кивнул и проследовал за мистером Блэком через прихожую, свернул направо, в сторону, по всей видимости кухни, и проскользнул в неприметную дверцу, оказавшись в узком коридоре, соединяющим основной дом с пристройкой. Большая квадратная комната была целиком отдана под мастерскую. Крупные окна по трем сторонам от двери топили ее в ровном естественном свете. Каменный пол был изрядно затерт и заляпан брызгами краски. По левую руку громоздились подрамники, холсты и мольберты, тянулись длинные, грубо сколоченные, рабочие столы, заваленные бумагой, тряпками, чертежными папками, какими-то коробками разных форм и размеров. Вдоль стены примостились прибитые рейки с креплениями под всевозможные инструменты, расставленные в порядке важности и необходимости. На самом краю этого текучего лабиринта громоздились банки с кистями и стопкой лежали палитры из оргстекла и дерева, все в следах прежних безумств. Дальняя стена была огорожена густо перепачканной красками и глиной хлопковой ширмой. За ней Альбус различил неоконченный набросок женской фигуры, набранный из скульптурного пластилина. Рядом располагалась небольшая софа, укрытая строительной пленкой, и округлый трехногий столик, нагруженный банками с краской. Под столом покоился ящик, доверху заваленный жестяными тубами; их было так много, что крышка сбилась набок и топорщилась, словно бы извергая их наружу в гневном волнении. Правая сторона была пуста, не считая пары чахлых пальм, усаженных в ротанговые кашпо и кривобокого табурета, прислоненного к одной из кадок. В воздухе витал запах лака и краски, скипидара. В центре комнаты стоял большой мольберт, пока пустой, лишь ожидающий своего часа. Альбус знал, что Финеас учился на муралиста, но никогда не интересовался истинным его призванием. Признаться честно, он не воспринимал профессора всерьёз, сталкиваясь с его умениями лишь на поприще не слишком усердного преподавания. Видел ли он когда-нибудь работы мистера Блэка? Не те, что печатались в альманахах, а живые — исполненные трепета и ярости первородного творчества. Теперь он ясно понимал: студия была его убежищем и игровой площадкой, местом, где мечты воплощались в жизнь благодаря мазкам кисти, а видения обретали плоть. Испытывая странный трепет, словно вошел в святая святых, Альбус тревожно замер, переводя взгляд на Финеаса. — Ох, тут просто… Чудесно. Блэк польщено улыбнулся и стремительным шагом пересек мастерскую, подходя к одному из столов. — Тут есть все, что тебе нужно. Пользуйся. Холсты там, краски — вон на том столе, кисти… Сам разберешься, — усмехнулся Финеас, подзывая Альбуса ближе, — Ты ведь принес наброски? Давай вместе подумаем над композицией кадра и определимся с форматом. Дамблдор шагнул к нему, и, сбросив сумку на стол, решительно достал из ее недр пухлую папку с эскизами.

***

— Я совсем не это себе представлял, когда ты говорил про конную ферму, — зачарованно выдохнул Альбус, оглядываясь по сторонам. Его слегка укачало в машине во время долгой дороги, и Дамблдор был рад наконец оказаться на свежем воздухе. Он не поужинал с вечера: вернувшись от Блэка, окончательно выбившись из сил, Альбус упал спать, приняв душ. А утром едва не проспал, и очнулся за двадцать минут до оговоренного времени. Половину дороги Ал просто дремал, прижавшись виском к прохладному стеклу, а остальную тихонько подпевал радио, черкая завитушки в блокноте и перебрасываясь с Геллертом ничего не значащими фразами. Сейчас желудок конвульсивно сжимался, напоминая о себе, но Альбус игнорировал его позывы, восторженно осматривая окрестности. Приземистый кирпичный домик, обнесенный бревенчатым забором, первым притянул его взгляд. Покатая крыша поросла желтоватой, выгоревшей на солнце травой и пушистыми кустами акации; Альбус замер, набивая легкие запахом прелой земли, отмирающей зелени и едва ощутимым с такого расстояния духом конского пота. — Там конюшня, — ответил Гриндевальд на его невысказанный вопрос, — Чуть в стороне левады и крытые площадки для выгула. Вон там — администрация, небольшой ресторанчик и домики в аренду. Можем для начала пойти перекусить или попросить, чтобы еду собрали с собой и устроиться где-нибудь под деревьями. Земля еще теплая. Альбус обернулся и просто кивнул, не в силах справиться с мощью обрушившихся на него чувств, боясь, что голос подведет, дрогнет. Геллерт в простом черном свитере, обтягивающих брюках и накинутой сверху кожанке, с растрепанными ветром волосами и с мягкой улыбкой, заломившей трогательную ямочку на левой щеке, на миг показался ему сказочным видением, ожившей мечтой, сошедшей с обложек глянцевых журналов. — Только сначала я поздороваюсь, — кивнул Гриндевальд, указывая в сторону конюшни. — И тут твои знакомые? — почти не удивился Альбус. — И да, и нет. Пойдем, покажу. Геллерт направился прямиком к небольшим железным воротам, достал из кармана карту и приложил к электронному считывателю. Замок раскрылся, мелодично пиликнув. Гриндевальд посторонился, пропуская Альбуса вперед, и повел вдоль навеса к входу в конюшни. В прираспахнутых по случаю хорошей погоды денниках дремали и всхрапывали кони. Альбус никогда не видел столько лошадей разом и одичало крутил головой, пытаясь уловить все переливы мастей, рассмотреть каждую, ничего не упустить, набившись впечатлениями на всю будущую жизнь. — Самый дальний, третий слева, — негромко подсказал Геллерт. Альбус сощурился (он забыл с утра надеть линзы, а очки взять отчего-то постеснялся) и двинулся вслед за Гриндевальдом вдоль бревенчатого бока загонов. Большого ума, чтобы понять, куда они идут, не требовалось. Лошадь, заметив хозяина издали, заволновалась, вытягивая морду. Забила копытом, издав короткий радостный звук. Дамблдор окинул Геллерта взглядом, заметив на губах того рассеянную улыбку. — Привет, Карат, — поздоровался Гриндевальд, обнимая лошадиную морду и прижимая ее к своему плечу. Почесал мягкий нос, на мгновение ткнулся лбом и оттолкнул, потянувшись распахнуть перегородку. — Альбус, иди сюда, я вас познакомлю. Дамблдор нерешительно приблизился, оглядывая нетерпеливо прядущее ушами животное. Конь был высокий, поджарый, черный с легким бурым отливом. Шерсть его лоснилась, а короткая грива была подобрана в короткие жесткие косицы. Альбус замер, опираясь о столбик распахнувшихся ворот, боясь подойти ближе. Геллерт, заметив его сомнения, обернулся и протянул ладонь. — Брось, Карат самый спокойный парень из всех, кого я знаю. Иди сюда, можешь его погладить, он не будет кусаться. — Он твой? — уточнил Альбус, заранее зная ответ и боком приближаясь к лошади. Гриндевальд взял его ладонь в свои и уложил дрогнувшие пальцы прямо на лошадиную морду. Колкая шерсть защекотала Альбусу пальцы. Он слабо улыбнулся, позволил себя обнюхать, ткнуться влажным мягким носом, опалить жарким выдохом, а потом сам потянулся погладить — осторожно, неторопливо, чтобы не спугнуть. — Мой. Уже лет пять здесь живет, скучает страшно. Все никак не найду в себе силы с ним расстаться, — со светлой тоской произнес Геллерт, почесывая коня по шее. — Откуда он у тебя? — прошептал Альбус, очарованный, пожалуй, даже слишком сильно. Взгляд его скользил по Карату, по ладоням Геллерта, ласково, знающе поглаживающим сильную шею. — Конное троеборье. Карат — мой третий и последний конь. Так и не смог с ним распрощаться, когда бросил спорт, — словно бы смущенно фыркнул он. — Забрал себе, но так редко сюда езжу, что… Пора бы отдать его новому владельцу. — Геллерт, признайся честно, ты принц из сказки? — в смущении буркнул Альбус, отступая на шаг и пряча руки за спину. Гриндевальд на миг отвлекся и уставился на него непонимающе. Моргнул и хрипло рассмеялся. — Ну, нет, до принца мне далеко, — посмеиваясь, пробормотал он. — Но, честно признаюсь, у моих пра-пра-пра и правда был когда-то титул. Исключительно номинальный, ничего не значащий. Мой прадед был банкиром, умудрившимся приумножить капиталы во вторую мировую. Жуткий был человек… Вот с кого можно было писать справочник по психопатическим модуляциям. — Не буду спрашивать, чью сторону вы поддерживали, — хмыкнул Альбус, не сразу осознав, как грубо это прозвучало. Но Геллерт пропустил его укол мимо ушей, мягко улыбнувшись. — Не стоит. Ради своего же спокойствия, — ответил он и добавил, — Предлагаю взять их на прогулку. Карата и Пандору, она как раз подойдет для новичка вроде тебя. — Я ужасно держусь в седле, предупреждаю сразу, — пожал плечами Дамблдор, уже почти смирившись с мыслью, что придется забираться в седло. — Не бойся, мы просто прогуляемся по окрестностям. Да, мальчик? — Геллерт погладил Карата по носу и отступил. — Ньют, ты здесь? Из-за дальней перегородки выглянул юноша в форменной куртке. Он удивленно моргнул, сощурился и просиял, издали узнавая Геллерта. — Мистер Гриндевальд, — воскликнул он, отвешивая на стойку денника седло и делая несколько шагов в их сторону, но заметив Альбус, осекся и замер, пряча руки в карманы, — Давно вас не было видно. Да еще и с другом… Юноша неловко остановился в паре метров от Геллерта, принимаясь блуждать взглядом по стенам конюшни. Альбус отвел глаза, разглядывая его незаметно и из-под ресниц, старая не смущать нового знакомого пристальным вниманием. Высокий, рыжеватый, с открытым, усыпанным крупными конопушками лицом. Совсем молодой, быть может даже на пару лет младше самого Дамблдора, он производил странное, но скорее приятное впечатление. В узких брюках и высоких, заляпанных грязью сапогах для выездки, в слегка помятой клетчатой рубашке, из-под которой выглядывал воротничок черной поло, и форменной куртке, он на миг показался Альбусу существом из безвременья, выходцем из исторических сериалов, которые в детстве Дамблдор смотрел запоем. Геллерт обернулся к нему и протянул руку. Ньют не стал удерживать рукопожатие, но сомкнул пальцы на холеной ладони Гриндевальда крепко и открыто. — Ньют, познакомься, это Альбус. Альбус, это Ньют Скамандер, один из сыновей владельцев фермы, — представил его Геллерт. Альбус мимолетно приветственно кивнул и не стал мешать разговору, затеплившемуся между Геллертом и его, по всей видимости, старым знакомым. Он приблизился к Карату, касаясь ладонью его шеи в том самом месте, где все пару минут назад коня ласкал сам Гриндевальд. Вполуха слушая негромкий разговор о семье и делах, Ал поглаживал коня по лоснящейся шее, испытывая тревожное нетерпение. Наконец, обсудив все новости, Геллерт попросил Ньюта оседлать Карата и Пандору для Альбуса. Скамандер похвалил его выбор и спросил про выездку. — Нет, Ньютон, не сегодня. Мы просто погуляем немного, а потом устроим пикник где-нибудь в окрестностях. — О, замечательная идея, Геллерт. Мама как приготовила пирог с почками, советую прихватить с собой пару кусочков, — ломко, но совершенно искренне, улыбнулся Ньют. — Пирог с почками! — фыркнул Гриндевальд, когда они с Альбусом выходили из конюшни, — Никогда не пойму эту любовь британцев к чужим потрохам… Дамблдор неожиданно для себя рассмеялся. — Кто бы говорил! Вы, немцы, поедаете кислую капусту в каких-то невообразимых количествах, — мягко укорил он. Геллерт остановился, склоняя голову к плечу и окидывая Ал насмешливым взглядом. — Луковый ростбиф, — хмыкнул он, ловя ладонь Альбуса и сжимая в своей. Дамблдор на мгновение опешил то ли от излишней интимности жеста, то ли от его слов. — Прости? — Мои предки из Австрии, Аль. — О, ну это конечно же все меняет! Фамилия у тебя вообще Швейцарская, — заметив, каким взглядом его наградил Геллерт, Альбус досадливо подкатил глаза, — Только не говори о каком-нибудь скромном имении в Альпах, иначе я тебя ударю! — Никакого имения в Альпах, — покладисто согласил Гриндевальд, поглаживая костяшки его пальцев. Альбус отвлекся на эту безыскусную ласку и шумно выдохнул носом: с Геллертом вообще можно было спорить всерьез? Более невыносимого человека он не встречал в своей жизни! — Я тебя ненавижу, — почти честно признался он. — Вот незадача, а ты-то мне нравишься, — пожал плечами Гриндевальд, изрядно позабавленный его неожиданным заявлением и утягивая Альбуса вниз по тропинке к зданию ресторана. — Пойдем скорее, я просто умираю с голода. Даже согласен на ваш исконный пирог с почками… Нет, терпеть его было разительно невозможно!

***

Альбус, расположившись в тени деревьев, лениво заканчивал очередной набросок, краем глаза поглядывая, как Геллерт носится по полю с Каратом едва ли не на перегонки. Больше всего это напоминало игру с большой придурочной собакой. Двумя собаками, если быть точным. Ал поймал себя на том, что глуповато улыбается, очередной раз зависая над скетчбуком с карандашом, зажатым в пальцах. В какой-то момент с зарисовок местных ландшафтов Альбус переключил на Геллерта. И не только в качестве наблюдателя. Когда в уголке страницы впервые наметился легкими штрихами его подхваченная ветром фигура, Дамблдор ничуть не удивился. Геллерт в седле производил неизгладимое впечатление на неокрепшую психику тех, кто никогда не видел красивых мужчин верхом на красивых конях. Альбус в принципе ни разу не видел мужчин на конях, а тут сразу и такая роскошь — и, что безумно льстило, только для него одного. Гриндевальд, конечно не удержавшись, прогнал застоявшегося Карата сначала рысью, а потом, немного разогревшись, пустил в галоп. Они с Пандорой значительно отстали от разыгравшихся, как мальчишки, спутников, но Альбус ни о чем не жалел. Выделенная ему лошадь действительно оказалась умной и спокойной. Она не испугалась выскочившего на дорогу зайца, не понесла, когда Геллерт, верхом на Карате крутились рядом как заведенная юла. Лишь изредка останавливалась пощипать подвявшую травку, да пряла ушами, отгоняя мошкару. Альбус не пожалел, что согласился на верховую поездку. Оказалось, что он неплохо держится в седле. Геллерт, конечно, скептически прищурился на его посадку, но не сказал ни слова. Показал основы управления и велел следовать за ним. Это-то и оказалось самым сложным… Было видно, как Гриндевальд истосковался по конным прогулкам. Альбус не знал, сколько лет жизни тот отдал спорту, но явно немало. Отметив себе на будущее поинтересоваться, отчего Геллерт бросил занятия, Ал отдался удовольствию просто быть, растворившись в моменте. Он редко позволял себе настолько расслабиться, не думая о навалившихся на него делах. Дамблдор отложил блокнот и карандаш и потянулся за отставленным стаканчиком с вином. Вино было ежевичное, местного приготовления, и на вкус напоминало скорее морс. Альбус сглотнул его терпкую свежесть и улыбнулся, восторженно наблюдая, как Геллерт на ходу взвивается на спину лошади. День и правда был теплым, солнечным, Альбус даже пожалел, что не взял очков. Впрочем, легкий загар и облезший нос — малая плата за удовольствие и новые впечатления. Пандора лениво паслась рядом, стреноженная эластичной перевязью. Альбус пару раз начинал ее зарисовывать, но каждый раз стирал намеченные линии: животные удавались ему с трудом. Карат подлетел неожиданно — Дамблдор даже вздрогнул, едва не пролив на себя вино. Геллерт спешился, похлопал коня по выгнутой шее и, звонко чмокнув в нос, отправил пастись к Пандоре. Карат тихонько всхрапнул, явно недовольный так быстро окончившейся прогулкой, но Гриндевальд уже повалился на покрывало рядом с Альбусом, отправив в рот кусочек сыра. Лениво прищурившись на солнце, Геллерт указал ладонью на отложенный на край покрывала скетчбук. — Можно? Альбус помедлил и неуверенно кивнул, прячась за бумажным стаканчиком. Он всегда испытывал неуверенность, показывая кому-то постороннему свои работы. Но это был равноценный обмен, если подумать. Геллерт подарил ему незабываемую прогулку и ничего не требовал взамен, но Альбус ощущал себя должным отплатить ему хотя бы такой малостью. Гриндевальд цепко уловил его неуверенность и покачал головой. — Это вопрос, а не утверждение. Если ты не хочешь показывать мне наброски, ты можешь их не показывать. Альбус, залпом допив вино, порывисто потянулся к нему, подхватывая под затылок и невесомо целуя в губы. — Мне просто… неловко, — прошептал он, чуть отстранившись. Геллерт спокойно кивнул, вскинул руку и отвел со скулы прядь выбившихся из низкого хвоста волос, уводя ее за ухо и невесомо поглаживая Дамблдора по щеке. — Хорошо, тогда я не лезу. Мне просто стало любопытно. Я вообще жутко любопытен, — легко признался он, и Альбус в который раз поразился, как свободной и без надлома он говорит о своих… слабостях? Они обменивались ленивыми короткими поцелуями, пока Альбус, не осмелев окончательно, не пересел ближе и скользнул ладонью Геллерту на грудь под распахнутую полу куртки. Гриндевальд ненавязчиво перехватил его руку, прижимаясь к пальцам губами. — Все-таки стер? — заметил он, опуская взгляд на покрасневшую кожу. Дамблдор виновато пожал плечами. — Должно быть, резковато дернул, не страшно, — пробормотал он, смущенный чересчур пристальным вниманием и какой-то заостренной природной цепкостью Геллерта, к которой все еще не до конца привык. Гриндевальд покачал головой. — Напомни мне в следующий раз принести тебе хорошие перчатки. — А мы приедем сюда снова? — с детской непосредственностью уточнил Альбус, не успев прикусить язык. Взгляд Геллерта неуловимо поменялся: стал темным и густым, пронзительно-глубоким. Дамблдор было подумал, что сказал что-то не то, но Гриндевальд вновь прижался к его ладони губами, а потом и вовсе — приник щекой, опуская ресницы. — Если захочешь, — и добавил со странной интонацией, которую Ал, как ни старался, не смог разгадать, — Тебя так смущает количество денег на моем счету? Альбус открыл было рот, чтобы что-то ответить, но так и закрыл. Смущает ли? О, конечно. Дамблдор привык, что ничего в этой жизни не дается просто так, за все нужно или бороться, или покупать, расплачиваясь по самому высокому прайсу. Конечно, первое время он подозревал Геллерта во всех грехах, но у того было уже как минимум две возможности воспользоваться его нестабильным состоянием, чтобы хоть что-то поиметь. Его поиметь, если быть точным. Но даже сейчас Гриндевальд первым разорвал поцелуй, переведя сгущающуюся томную ласку в… простую нежность. — Знаешь, мне по жизни не слишком везло на мужчин, — признался Альбус, словно выстрелив себе в висок, но Геллерт и на это лишь многозначительно кивнул. — Это я заметил, — неоднозначно шепнул он, поглаживая чужое запястье. Дамблдор улыбнулся было, а потом закаменел, ощутив твердые шероховатые подушечки ровнехонько там, где начинались первые выпуклые шрамы. Он даже не заметил, как Геллерт осторожно скользнул под рукав его водолазки, добираясь до обнаженной кожи. Осторожно высвободив руку, Альбус отодвинулся, бегая взглядом по истончившемуся в солнечной дымке горизонту. — Почему ты бросил спорт? Ты ведь это обожаешь, — спросил он, не слишком удачно пытаясь перевести тему. Геллерт помедлил, замолкая должно быть на минуту-две. — Получил неприятную травму, долго восстанавливался, потом… просто не вернулся. Знаешь, как это бывает, — хмыкнул он, откидываясь на локти и запрокидывая голову, отчего волосы стекли назад, резко контрастируя с черной кожей куртки. — Наверное, в какой-то момент в тебе закрепляется страх и уже ничем его не переломишь. Да и староват я для конников. Альбус недоверчиво хмыкнул, отрывая виноградину и забрасывая ее в рот. — Старым не выглядишь. И сломленным тоже, — улыбнулся он. Хотел поддержать, а на деле опять вышла какая-то грубость. — Ну, для троеборья, пожалуй, староват. В августе сравняется тридцать шесть. Альбус от неожиданности резко раскусил виноградину, подавился сладким соком и мучительно закашлялся. — Окей, тогда мерседес одобряется, я думал ты моложе, — сдавленно пробормотал он. — Вот спасибо! — хохотнул Геллерт, приподнимаясь и наливая ему вина. — При плохом раскладе вполне мог бы тебя усыновить. — Благодарю, на такие извращения даже я не согласен, — прохрипел Альбус, делая глоток из стаканчика. Гриндевальд смерил его долгим взглядом, прикусив губу. — А на какие согласен? — невинно уточнил он. Альбус ощутил, как у него разгораются скулы. Ох, уж эта отвратительная манера рыжих чуть что заливаться маковым цветом! Он проклинал ее еще со школы. Покачав стакан в пальцах, Дамблдор облизнулся и неожиданно для самого себя успокоился, словно чувства в один миг выключили, повернув какой-то тумблер. — На многое, но в пределах разумного. — М-м, — протянул Геллерт, откидываясь на лопатки и закладывая руки за голову. Зевнул, почесал нос о предплечье и прикрыл глаза, расслабляясь, — Тогда я наверное покажусь тебе жутко скучным и консервативным. Альбус вновь испытал острое желание его стукнуть побольнее. Ему едва-едва показалось, что разговор свернул в нужное русло и сейчас Гриндевальд честно и открыто признается, что от него хочет, а этот снова шагнул в сторону, словно не сам начал. А может и не начинал? Может этот вопрос не нес в себе подобного подтекста? Да мало ли он трахался за свои почти сорок? Вряд ли малолетка вроде Альбуса способен его чем-то удивить. Поразить. Поднять свою ценность. Нет, глупо было даже думать о таком. — Ничего, я это как-нибудь переживу, — так и не найдя, что ответить, пробормотал Ал, утыкаясь в стаканчик с недопитым вином. Геллерт кивнул, не открывая глаз. — Искренне на это надеюсь. Иначе все это не имеет никакого смысла… — Что ты имеешь в виду? — опасливо уточнил Альбус, каменея плечами, подозревая, что вот сейчас-то ему и дадут от ворот поворот. — Все. Наша встреча. Будет грустно, если именно в этом мы с тобой не сойдемся, — рассеяно заметил Геллерт, очередной раз выбивая Альбуса своей уверенной прямолинейностью из колеи, — Мне с тобой хорошо. — Мне с тобой тоже, — пересилив себя, выдохнул Дамблдор, так крепко вцепляясь в бумажный стаканчик, что тот смялся, исходя волнами. Вино заплескалась, разбиваясь о стенки. Ал тихо вздохнул. — Настолько, что даже страшно. Может меня в тот роковой день сбила машина и я лежу в реанимации, в коме, а все это — мой предсмертный бред? — Не-а, — кривовато усмехнулся Геллерт, — Люди так не бредят. Обычно это несвязные образы, основанные на том, что ты видел или чувствовал раньше. — Даже спрашивать не буду, откуда ты это знаешь… — Меньше знаешь — крепче спишь! — сверкнул широкой улыбкой Гриндевальд, гибко садясь и потягиваясь литым тренированным телом, — Ладно, давай прикончим еду, пока ее окончательно не растащили муравьи. Потом отведем коней и еще немного погуляем. Ты не устал? Альбус покачал головой, прикусывая губу, рассеянно отмечая, что более странного, пугающего, но отчего-то комфортного человека встречать ему в жизни еще не доводилось.

***

Альбус откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Подрагивающими ладонями вышел из аккаунта, свернул окошко с чатом. Свет бил по глазам, но подняться и выключить его не было сил. Ал длинно выдохнул и стянул с лица кружевную маску. Он уже и сам не знал, от кого продолжал прятаться, просто в какой-то миг трансляции в различных изящных масках стали его фишкой. Кружево было плотное и держало форму, размывая черты, но в нем порой было ужасно жарко. Дамблдор растер испарину по лицу и закинул ноги на край стола, пошевелил пальцами, разминая ступни. Сегодняшний стрим вымотал его до донца. В чате было на редкость оживленно — еще бы, вечер воскресенья! Спустя пятнадцать минут один из постоянников без предупреждения утянул Альбуса в приват. Ничего сверх он не потребовал, но Ал никак не мог сегодня отключить голову и полностью отдаться работе. Он ерзал и вздыхал невпопад, и в итоге мембер ушел, не слишком удовлетворенный шоу, скинув однако неплохие чаевые. Альбус, раздраженный и до крайности смущенный собственным провалом, с головой погрузился в ненавязчивый флирт, и вскоре вновь угодил в приват. Этот мембер был ему не знаком. Дамблдор проверил историю их общения и не нашел ничего, забавно. На его трансляциях иногда бывали залетные искатели острых ощущений, но в большинстве своем публика была постоянной, и Альбус знал всех если не по именам, так по никам и аватаркам точно. Новый пользователь спросил, есть ли у Ала кружевное женское белье, получил утвердительный ответ и сбросил авансом крупный перевод, а после попросил Альбуса переодеться перед камерой. Дамблдор сначала хотел облачиться в черный почти невинный в своей закрытости комплект, но мембер остановил, выбрав из предложенных вариантов бардовое боди, состоящее сплошь из тонких ремешков и кружев. Альбус терпеть не мог это белье и поминал недобрыми словами день, когда решился его купить. Оно было неудобным, чересчур открытым — совсем не оставляющим простора фантазии, — к тому же изрядно поджимало пах, стоило только чуть-чуть возбудиться. Но привередничать сегодня было не с руки, он и так едва не сорвал предыдущий приват своей рассеянностью, так что облачился во что попросили и приготовился изображать из себя послушного мальчика. В итоге мембер так затянул трансляцию, что в какой-то момент Альбус почти решил наплевать на все и отключиться самому. Выбранной мощности игрушки не хватало, чтобы он кончил. Ал весь извелся, ерзая в кресле, но упрямо не прикасаясь к члену, как ему и велели в самом начале. Ужасно хотелось обхватить себя и подрочить, добирая крупицы гуляющего в крови удовольствия, которое с каждой проведенной на вибраторе минутой становилось тем слабее, чем болезней. Он весь взмок, жарко дышал в маску и то и дело облизывал губы. Челка липла ко лбу, по спине катились капли пота, а кресло скрипело и прикипало к обнаженной коже. Ключицы и соски покраснели от трения о жесткое кружево, внизу живота белье промокло насквозь, а яйца болезненно тянуло. Но кончить не мог, не хватало какой-то мелочи. В какой-то миг мембер попросил Альбуса включить его вебку. Дрожащей рукой потянувшись к мышке, Ал щелкнул по иконке и картинка вспыхнула. Все, как обычно, без лица, от пояса до колен, тыча алым и толстым, чуть клонящимся вправо, членом прямо в камеру. Прохрипев пару минут, какой Альбус восхитительный и прекрасный, мужчина на том конце видеосвязи излился себе в руку и в тот же миг отрубился, а Дамблдор бессильно откинулся на спинку кресла, понимая, то дальше просто не выдержит. Альбус отключил игрушку, почти брезгливо вытащил ее и бросил на полотенце. Кое-как отдышавшись, он потянулся к члену, но тут же одернул руку. Каждое касание ощущалось почти болезненным, надо было немного успокоиться. На дрожащих ногах он поднялся, ощущая, как неприятно липнут бедра от подсыхающей смазки, поморщился и, схватив телефон, направился в душ. Звонок застал его в момент, когда он настраивал воду, чтобы принять долгожданную ванну. Альбус, заметив лишь имя на экране, не глядя смахнул «принять», прислонив телефон к полке с шампунями, а сам склонился над ванной, выключил кран и сунул пальцы в воду, проверяя температуру. — Привет, ты чего не спишь так поздно? — хрипловато шепнул он, не поднимая головы. В динамике зашуршали помехи, потом воцарилась странная тишина. Альбус выпрямился, потянувшись за спину — расстегнуть неудобные крючки, и замер, с опаской покосившись на телефон. И окостенел — разом, весь, запоздало заметив, что вместо аудио, случайно включил видео связь. Камера Геллерта была выключена, он молчал. Альбус поймал свое застывшее отражение на дисплее: не целиком, боком, так, что в кадр попадали лишь плечо, бок и распущенные по спине длинные спутавшиеся волосы; бордовые кружева и тонкие застежки белья; его вспыхнувшая скула. — Блять, — ругнулся он, едва удержав себя, чтобы не потянуться к телефону и не оборвать звонок. Геллерт на том конце воображаемого провода длинно выдохнул и, судя по голосу, усмехнулся. — Аль, тебе такое нравится? — спросил он негромко. Альбус закусил губу, оборачиваясь к камере и склоняя голову. Глупо было таиться, когда Гриндевальд уже видел все. Он медленно придвинулся, оперся локтями о стиралку. Запустив дрожащие пальцы в волосы, Ал отмел их от лица, скользнул по шее и плечам, пытаясь согнать колкое напряжение, засевшее в мышцах. — Да. Иногда. Это слишком для тебя? — спросил тихо, на самом деле боясь услышать любой ответ. Геллерт помедлил, а потом картинка на экране вспыхнула, разгораясь мягким золотистым светом. Гриндевальд в свободной домашней футболке и низко сидящих на бедрах спортивных штанах, стянул с переносицы очки в строгой черной оправе и отложил их куда-то в сторону. Видимо, он был на кухне. С этого положения Альбусу был виден лишь угол стола, матовый отблеск встроенного духового шкафа и книга, лежащая возле локтя Геллерта, бокал вина и краешек потухшего ноутбука. Гриндевальд склонил голову, слабо улыбаясь. Альбус ждал ответа как приговора. — Тебе идет. Даже слишком идет. Никогда не думал, что рыжим может так идти красный, — медленно произнес он. Дамблдор рвано выдохнул, сжимая бедра. И пусть Геллерт не мог видеть, что он возбужден, а внизу и вовсе влажен как девушка и все еще неприлично раскрыт, он словно чувствовал это, самим голосом, интонацией, ритмом дыхания задевая те самые струны души, на которых зиждилось самообладание Альбуса. Захотелось немедленно запустить руку под кружево и сжать себя. Желание было таким острым, что Ал опустил голову, впиваясь пальцами в волосы. — Ты один? — ровно уточнил Геллерт. Ни крупицы обвинения не прокралось в эти спокойные, хрипловатые интонации, но Альбуса словно окатили кипятком. — Черт, да, конечно! — поспешно выдохнул он, замирая в ужасе от одной лишь мысли, что Гриндевальд мог подумать, будто в комнате Альбус прячет любовника. Геллерт усмехнулся — резко и хищно, заставив Ала затрепетать, машинально приподнимаясь на мыски. Бедра покалывало, за ребрами разливался угасший было жар. Он рвано выдохнул, мимодумно скользнув ладонью по собственной груди, задевая напряженные соски. Гриндевальд выпрямился, откидываясь на локти. — Покажи, — с незнакомой властностью произнес он. Альбус вздрогнул, пытаясь перебороть острый стыд и тревожащую волну возбуждения. Медленно отступил к раковине, прижимаясь бедрами к холодному бортику. Выгнулся перед камерой, дыша сквозь зубы. Это было похоже и не похоже на его обычные действия на десятках стримов: движения понятные и простые: выгнуться, продемонстрировать себя в лучшем виде, пытаясь вызвать у собеседника желание, и в то же время все по-другому — потому что по ту сторону камеры сидел Геллерт. Смотрел жадно, чуть щуря потемневшие глаза. И Ал делал это по собственному желанию — для него. Потому что хотел: понравится, покрасоваться, доставить удовольствие и вызывать ответное томление. — Ты течешь, — шепнул Геллерт, понижая тон. Альбус коротко кивнул, скользнув ладонью от горла до паха, накрывая пальцами дрогнувший член. Смазка обильно проступала сквозь кружево. Повлажневшая ткань липла к разгоряченной плоти, ничего не скрывая, лишь подчеркивая его возбуждение. — Тебе не больно?.. Альбус запальчиво покачал головой, потом слабо кивнул. Тугие застежки действительно поддавливали, мешая кровотоку, и если сначала давление было приятным, то теперь приносило дискомфорт. Ал переступил на холодном полу и сильнее прогнулся, пытаясь ослабить натяжение. Услышав тихий хриплый смешок, вздрогнул и опустил ресницы. Плевать, уже плевать. Если бы Геллерт хотел — уже бы отключился, а значит, как минимум наслаждается его смущением. Или больше… — Расстегни, — приказал Гриндевальд, и Альбус, как завороженный, потянулся к тугим крючкам. Слова миновали разум, подчиняя тело. Дамблдор не удержал тихого стона, когда член, не скованный более кружевом, тяжело качнулся, пачкая его ладонь смазкой. — Молодец, — похвалил Геллерт. Альбус не видел его, слушая лишь голос. Растревоженный, распаленный возбуждением, он тихо охнул, вновь уводя руку назад, но Гриндевальд остановился. — Нет-нет, стой. Коснись себя, тебе ведь хочется. Покажи, как ты это делаешь… Он почти мурлыкал. Альбус туго сглотнул и обвил ладонь вокруг члена, подушечкой большого пальца растирая вязкую каплю с головки. Яйца поджались, с губ сорвался полувсхлип, полустон — такой силы оказалась долгожданная ласка. Ал медленно двинул кулаком, подрачивая, выгибаясь и неустойчиво балансируя на подгибающихся ногах. — Детка, ты сейчас упадешь, — усмехнулся Геллерт. Альбус распахнул глаза, метнулся взглядом к телефону. Не давая себе времени передумать, опомниться, схватил его и опустился на пол. Прислонил к стиралке и сел перед камерой так, чтобы полностью попадать в кадр. Колени дрогнули, распахиваясь, как крылья бабочки. Боди задралось до талии, сковывая движения, но Альбусу было плевать. С такого ракурса было видно все: и тяжело подрагивающая возбужденная плоть, едва не прижимающаяся к плоскому животу, и покрытые потеками смазки бедра, и алый, растянутый вход в тело. Геллерт издал низкий одобрительный звук, подаваясь ближе. — Умница. Давай, приласкай себя, тебе ведь хочется. Не думай обо мне, делай, как нравится, — прошептал Гриндевальд. Альбус рвано выдохнул и обхватил себя ладонью. Смазки было так много, что она пошло захлюпала в кулаке, стоило только раз провести от головки к корню. Привычные, знакомые каждому мужчине движения в этот раз ощущались словно бы по иному. Ал прогнулся, опираясь затылком о тумбу, и зашарил пальцами по груди, цепляя и выкручивая соски. Он не видел, дрочил ли Геллерт вместе с ним или просто смотрел, в общем-то все равно, главное, что он неотрывно наблюдал за тем, как Ал бесстыдно ласкает себя. Кольцо мышц пульсировало, требовательно поджимаясь. Хотелось всунуть в себя хотя бы пальцы, нажать изнутри, добивая тугой трепет до крайности, но Альбус отчего-то постыдно медлил, корчась от смущения, раздираемый противоречивыми эмоциями. Геллерт изредка выдыхал какую-то невыносимо пошлую похвалу, и Альбуса крыло от каждого его слова, выкручивая все нервы в теле. Он стонал, выгибался; влага хлюпала в кулаке, жар оседал на коже липкой испариной. Не хватало совсем немного, он замер на топкой грани, когда удовольствие почти переросло в боль, и всхлипнул, распахивая невидящие глаза. Гриндевальд словно только этого и ждал. Он подался к камере, усмехнулся и приказал, не скрывая желания в голосе. — Внутрь, Аль, тебе ведь хочется. Эта простая фраза закоротила в голове Дамблдора последние клеммы. Выгнувшись с долгим стоном, он толкнулся в себя пальцами — сразу тремя, сложив их щепотью, — всхлипнул от яростного ощущения давления на внутренние стенки, мысленно представляя Геллерта рядом с собой, именно его пальцы — внутри, а после и его крепкий член… Он кончил со вскриком, дрожа и задыхаясь, пачкая спермой ладонь и край кружевного белья. Оргазм прошелся по телу волной пламени, на долгую минуту выжигая все прочие ощущения. Альбус слышал, как Геллерт шумно выдохнул и кажется выругался на немецком, но не открыл глаз, лишь улыбнулся криво. На стыд его уже не хватало: тело ощущалось ватным, неповоротливым и очень-очень тяжелым. — Ты очень красивый, Альбус, — долетели до его распаленного сознания тихие слова, заставив вновь поджаться, сводя бедра, — Ничего прекраснее и горячее я в жизни не видел. — Приезжай и трахни меня, — едва ворочая языком, усмехнулся Альбус, обтирая перепачканную ладонь о сдернутое с крючка полотенце. Геллерт рассмеялся и в этом смехе Алу послышалось рокотание довольного зверя. — Не сегодня, детка, но когда-нибудь — обязательно. Я хочу поклоняться каждому дюйму твоего тела, пока ты не станешь лишь трепещущим комком нервов подо мной. Заставить выкрикивать мое имя, забыв собственное. Пошлые, грязные слова, Альбус сотни раз слышал нечто подобное, но никогда они еще не отзывались в нем такой жадностью, таким нетерпением и яростным желанием. — Хочу тебя, — беспомощно всхлипнул он, находя в себе силы пошевелиться и собрать колени, потянуться к телефону. В улыбке Геллерта таилась тень безумия. — Во вторник, — он сбился, прочистил горло и усмехнулся в ответ на темный и пустой взгляд Ала, — я заеду за тобой во вторник, договорились? Альбус кивнул, не способный до конца осмыслить, на что соглашается. Тело лишь начинало приходить в себя в ощущениях холода кафельной плитки, неудобной позы, затекших коленей и давящих грудь, мешающих дышать застежек белья. Ал облизнулся и выдохнул тихое: — Да. После пар. — Хорошо, договорились, — прошептал Геллерт, — А теперь будь хорошим мальчиком, прими ванну и ложись спать. Верно? Альбус покорно кивнул, скусывая с губ улыбку. — Доброй ночи, mein Schatz. Он отключился, а Дамблдор еще пару минут провел на холодном полу, пытаясь собрать себя из той желейной лужи, в которую превратился всего за десяток минут наедине по видеосвязи. Глупая улыбка никак не желала уходить. Альбус поднялся, придерживаясь за бортик ванной, отложил телефон, стянул с себя испачканное боди и брезгливо швырнул его на пол. Вода успела чуть остыть, но температура все еще была комфортной. Опустившись в ванну, Ал застонал, кое-как вытягивая затекшие ноги. Внизу живота слегка тянуло, но это было приятно, — томное, сладкое чувство. Альбус закрыл глаза, мечтательно улыбнулся и вздрогнул, когда телефон пиликнул непрочитанным сообщением. Grendel: Напиши, во сколько за тобой заехать во вторник. И ложись поскорее спать, ты выглядел чересчур бледным. Дамблдор в этот раз отчего-то совсем не разозлился на повелительный тон. Сбросив быстрый ответ и глупый смайлик, он закрыл глаза и позволил теплой воде омывать свое тело, даря тепло и обманчивую легкость.

***

— Ты сегодня весь как на иголках, — фыркнула Минерва, подсаживаясь к Альбусу за столик. Генри, оторвавшись от изучения едва распечатанного доклада, хмыкнул и потянулся за картошкой, едва не опрокинув стакан с кофе. Дамблдор шикнул на него, убирая кофе поближе. Макгонагалл поймала Ала за подбородок, развернула его лицо к себе и тронула большими пальцами набухшие веки. — Рыдал, не спал или работа? Альбус лениво отмахнулся от ее рук, мотнув головой. — Работал. Я же говорил, что Блэк предложил мне участие в выставке. Вчера решил поделать наброски и… засиделся, — ответил он. Минни кивнула и с ожесточением пропорола трубочкой шоколадное молоко. Генри сунул доклад в папку и щелкнул зажимами, вскидывая вихрастую голову. — Ал, мы сегодня хотели забуриться в кофешоп после пар. Ты с нами? Фи тоже пойдет, и Андреас будет, — Поттер поиграл бровями и сцапал круассан, засовывая в рот едва ли не половину. — По-фоефу тефе нафо разфеяться. — Не чавкай, — цыкнула на его Минерва. — Не нуди, — оскалился Генри, сделав мощное глотательное движение горлом. Минни нарочито громко сюрпнула молочным коктейлем, показав ему средний палец. — Что в тесте? — хмыкнула она. Генри заржал, откидываясь на спинку стула. — Минни, тебе нужно перестать столько времени залипать в тиктоке. — Сказал парень, помешанный на инсте, — Макгонагалл подкатила глаза, сминая в пальцах пустую пачку из-под молока. — Так что, Ал, ты с нами? — Нет, сегодня без меня. Мы с Геллертом… — Ах, вы с Ге-еллертом, — протянулся Минерва, опасно сощурившись. — Обожаю, когда он так делает, — поддакнул Поттер. Альбус перевел на него взгляд. — Вы оба меня бесите, я вам говорил? — Каждое утро с этого начинаю, — кивнул Генри, расправляясь с круассаном. — Так что там вы с Геллертом?.. — Ничего, — закрылся Альбус, поправляя очки. Он натянул рукава свитера на пальцы и скрестил руки на груди. — Обещал познакомить меня со своими эублефарами. Макгонагалл закашлялась, широко распахивая густо подведенные черным карандашом глаза. — Это эвфемизм?! — Минни! — воскликнул Альбус, против воли улыбаясь. — Что? От чувака на дорогой тачке всего можно ожидать! — и добавила, растягивая тонкие губы в улыбке, — И сколько их у него? — Мы все еще говорим про ящериц? — уточнил Генри, широко улыбаясь. Альбус рассмеялся, закрывая лицо руками. — Если я сейчас скажу еще и про его змей, вы меня совсем застебете, да? Генри и Минерва, переглянувшись, заскалились. — Вы совсем не умеете поддерживать! — укорил их Дамблдор, улыбаясь. — Пусть Геллерт поддерживает твой… Договорить Генри не дала ладонь Минервы, зажавшая ему рот. Поттер закатил глаза и куснул тонкие девичьи пальцы. Макгонагалл зашипела точно разъяренная кошка и мягко шлепнула его по губам. — Плохая собачка! — О, Блэк прется, — неожиданно воскликнул Генри, кивнув в сторону входа. Альбус машинально обернулся: на пороге студенческого кафетерия стоял Финеас, чуть удивленно оглядываясь по сторонам. Они встретились взглядами сквозь толпу и лицо Блэка на мгновение просветлело. Он кивнул Альбусу и принялся настойчиво пробираться к их столику. — Блять, сюда идет… — сжался на стуле Поттер, пытаясь стать как можно меньше. Минерва кинула на него неодобрительный взгляд. — Расслабься, на тебя ему плевать. Финеас подошел к стулу Дамблдора и невыразительно кивнул остальным. — Альбус, как хорошо, что я вас застал. По поводу завтрашнего занятия, — мистер Блэк почесал острый подбородок, щуря глаза, — Приезжайте завтра к восьми, хорошо? Раньше я не смогу. — Но… — Ал хотел было сказать, что в таком случае ему придется возвращаться домой глубокой ночью, но вовремя прикусил язык, — Хорошо. Конечно, мистер Блэк. — Замечательно. Всего доброго, господа, — чопорно кивнул Финеас и, развернувшись на кабулках, направился к выходу. — Черт, никакого завтра стрима… — Судя по синякам под твоими глазами — оно только во благо, — заметила Минерва с укором, провожая Блэка настороженным взглядом. И вдруг заявила, поджимая губы, — Он мне не нравится. — Тебе никто не нравится, — фыркнул Генри. — Нет, Поттер, он мне особенно не нравится. Какой-то… склизкий. — буркнула Минерва, ссутулив плечи. — Держался бы ты от него подальше, Ал. — Не могу, — вздохнул Дамблдор, собирая тетради в сумку, — Я сейчас целиком и полностью от него зависим. Но это ненадолго. Минни кивнула, явно недовольная подобным раскладом, но предпочла промолчать. Генри спешно допивал свой сок, поглядывая на друзей; пара начиналась через пять минут.

***

— Охереть! Мерс в новой сборке. Полный привод на два и девять! Двести пятьдесят лошадей! — завопил Генри, дернувшись навстречу, но Макгонагалл вовремя схватила его за воротник толстовки. Альбус ощутил, как загораются щеки. Надо было попрощаться с друзьями возле кампуса, но Поттер увязался за ним, рассказывая очередную историю с вечеринки, на которой Дамблдор (засранец) не присутствовал, а Минни просто плелась следом, закатывая глаза. — Минни пусти, я ему отсосу! — Кому? Мерседесу? — округлила глаза Минерва. — Да плевать! Я готов и сам дизель жрать, лишь бы на нем погонять, — оскалился Поттер, сверкая глазами, — А если за рулем еще и красотка, то я вообще… В этот момент дверь спереди распахнулась и на парковку вышел Геллерт. Альбус замер, прикусив губу, уставившись на него во все глаза. На начало недели погода значительно испортилась. Дождь лил все утро понедельника, а под вечер загромыхала далекая гроза. Во вторник тоже накрапывало, но к полудню тучи разошлись, ненадолго выглянуло солнце. На смену непогоде пришел порывистый ветер — злой, как стая одичавших собак, и такой же кусачий. Геллерт отбросил с глаз челку и запахнул полы строгого черного пальто. Сегодня он был во всем черном, что лишь подчеркивало его природную бледность. Шарфа на нем не было, россыпь серебряных цепочек болталась на груди. — Новый препод? — отчего-то шепотом уточнила Минни. Альбус запоздало покачал головой и стремительно зашагал навстречу. — Привет, — выдохнул он. Геллерт улыбнулся и притянул его к себе, касаясь прохладными губами щеки. Альбус прижался к его плечу, пряча нос в отвороте пальто и вдыхая полной грудью терпкий, слегка горьковатый парфюм. — Твои друзья? — тихо спросил Гриндевальд, кивая в сторону переглядывающихся ребят. — Их нужно подвезти? — Нет, сами доедут. Если Генри заберется в твою тачку, ты его потом оттуда не выкуришь, — усмехнулся Ал, нашаривая ладонь Геллерта и осторожно сжимая. Гриндевальд без стеснения переплел их пальцы. — Как скажешь, — подернул плечами он. — Хочешь перекусить? У меня дома конечно остались продукты, но… — Лучше сразу домой, — поспешно шепнул Альбус. — Если это нормально?.. — Привет! — завопил Генри, подлетая к ним и протягивая Геллерту широкую ладонь. — Генри Поттер, приятно познакомиться. Тачка — огонь! Гриндевальд шагнул навстречу и пожал его руку, насмешливо улыбаясь. — Приятно познакомиться. Спасибо. — Она кастомная? — вдруг уточнил Поттер, прищурившись, и кивнул, — Диски. — Да, двадцать третьи, — с промелькнувшим на лице интересом ответил Геллерт, — Композит. — Охренеть, мужик, уважаемо! — без тени смущения воскликнул Поттер, и обернулся к Альбусу, — Ладно, он разбирается в тачках, так что и в твоей тонкой душевной организации разберется. И мягко шлепнул друга по лбу: — Одобрено. — Поттер! — прорычала Минерва, хватая его за руку. — О, Богиня, простите этого идиота. Я — Минерва, приятно познакомиться. Геллерт пожал ее тонкую ладонь, пряча в уголках губ улыбку. — Просто поехали, — взмолился Альбус, невыразимо смущенный всей этой сценой, — А то Генри заболтает тебя до смерти. — Эй! — тут же возмутился Поттер, — Я же должен знать, в чьи руки отдаю свою кровиночку! Альбус тихонько застонал. Геллерт высвободил ладонь из его пальцев и мягко подтолкнул к машине. — Садись, а то нос отморозишь. Только цветы переложи назад. Дамблдор шумно вздохнул и кивнул, махнув друзьям на прощанье. Вслед ему донесся восторженный шепот Поттера: охуеть, еще и цветы! Ну наконец-то нормальный мужик! Альбус до боли сжал кулаки, впиваясь ногтями в мякоть ладоней. Не то, чтобы ему было так уж стыдно за болтливость и несдержанность Генри, к этому он давно привык и даже находил по-своему очаровательным, но тревога, что Геллерт расценит это по-своему нарастала с каждым вздохом. Глупость какая! Не откажется же он от общения с ним только потому, что друзья Альбуса — такие же малолетки, — показались ему слишком доставучими?.. Дамблдор вместо того, чтобы переложить цветы, сгреб букет крупных пионов и выдохнул влажный аромат, пытаясь успокоиться. Из-под ресниц наблюдая за тем, как Генри и Геллерт, отойдя от машины и закурив, о чем-то негромко переговариваются, он нервничал все больше. Все стало совсем плохо, когда Гриндевальд достал из кармана визитку и протянул ее просиявшему Поттеру. Тот схватил бумажный клочок и неверяще зажал в кулаке, едва не прыгая на Гриндевальда с объятиями, хорошо бдительная Минерва всегда была на страже чужих личных границ. Гриндевальд выбросил сигарету, распрощался с ребятами и сел за руль. Альбус опустил взгляд на свои ладони, конвульсивно сжавшиеся на тонкой оберточной бумаге. — Все в порядке? — мимоходом уточнил Геллерт, заводя мотор. Дамблдор со вздохом откинулся на спинку сидения, опуская ресницы. — Прости за это. Они хорошие, просто я… — Ты — что? — цепко уточнил Гриндевальд, лавируя между редкими машинами и выезжая с парковки. Не дождавшись ответа, он хмыкнул, бросая быстрый взгляд на Ала, — Твои друзья тебя очень любят. Что в этом плохого? — Они лезут не в свое дело, — прошептал Альбус. — Они беспокоятся, — пожал плечами Гриндевальд, — Ты всегда можешь сказать, что тебе это неприятно. Ал неоднозначно дернул плечом, не зная, как все объяснить понятным и простым языком. Не рассказывать же Геллерту о том, что произошло полгода назад? Нет, об этом точно не стоило. Вообще никогда. Генри после того случая недели две не отходил от Альбуса словно курица-наседка, даже на некоторое время переехал жить к нему, когда Дамблдор отказался вновь поселиться в его доме. — Генри хороший парень. И неплохо разбирается в машинах. — Да, он одно время даже хотел стать механиком, на благо мать отговорила. У Генри талант к графике. Хотя, больше к архитектурной, — улыбнулся Альбус, понемногу согреваясь и успокаиваясь. Тревога никуда не ушла, забилась под ребра, ожидая своего часа, но хотя бы стала не такой навязчивой. Ал тронул пальцами цветочный лепесток и опасливо уточнил, — О чем вы говорили?.. — Рассказал ему про уличные гонки, которые проводит мой друг. Все легально и почти безопасно, честное слово, — по-мальчишески улыбнулся Гриндевальд. — Дал контакты, пусть напишет. Не ради денег, но удовольствия ради. Альбус обнял букет и затих, впадая в знакомое состояние тягучей тишины рядом с Геллертом. Он медленно моргал, сонно поглядывая в окно на проносящиеся мимо дома и машины. Они ехали на запад, в сторону Эрлс Корт. Дамблдор вдруг остро ощутил навалившуюся на плечи усталость. Он поерзал, пытаясь согнать сонную одурь, но мерный гул двигателя, негромкий шепот радио и жар салона, пропахший сандалом и ароматом табака, убаюкивали, заставляя мысли течь лениво и плавно, не цепляясь ни за какие подводные камни. Альбус отдался этому мерному течению, опуская ресницы. Он, кажется, задремал, но слышал все, что происходит вокруг. И все же хватка его медленно ослабевала и букет повалился на колени, шурша бумагой, а сумка с тетрадями упала в ноги. Он слышал, как Геллерт позвал его по имени — звук этот прорвался сквозь густую вату, окутавшую все тело. Вздрогнув, Альбус распахнул глаза и часто заморгал, оглядываясь. Поймал цепкий взгляд Гриндевальда и сконфуженно нахмурился. — Прости, — хрипло шепнул он. — Может, я домой поеду? — А ты хочешь? — спросил Геллерт. Альбус прислушался к себе и покачал головой. Предвкушение чего-то важного всегда мотало ему нервы, и теперь он был опустошен, почти раздавлен, пол изнутри, как выеденное яйцо. Но уезжать не хотелось, напротив, хотелось остаться рядом с Геллертом, закрыть глаза и забыть о мире за границей очерченного круга. Но Альбус прекрасно понимал, что Гриндевальд, забирая его сегодня после университета, рассчитывал совсем на другое. Что ж, может кофе его взбодрит и вечер пройдет в заданном ключе. Геллерт выскользнул из машины, открыл пассажирскую дверь и подал Альбусу руку, помогая выбраться наружу. Забрал у него сумку и обнял за плечи, уводя в сторону калитки. Считыватель мигнул и отворился. Дамблдор прошел на территорию огороженного внутреннего дворика, оглядываясь по сторонам. Дома вокруг были старые, но новые стеклопакеты в окнах не оставляли сомнений — сохранился лишь фасад. Странное это было место. Альбус никогда не видел, чтобы старый викторианский быт так органично вливался в новые технологии. Геллерт достал смартфон и открыл кодовый замок; подъездная дверь мелодичным женским голосом поприветствовала их, лифт распахнулся. На дверном замке Альбус заметил считыватель по отпечатку, но Геллерт отпер дверь через телефон. Прихожая освещалась тусклой голубоватой подсветкой по периметру. Ал замер, ощущая себя так, словно ступил на борт космического корабля. Сразу захотелось пошутить про «разрешите подняться на мостик, капитан!», но он сдержался. — Сейчас, одну минуту, я включу верхний свет, — пробормотал Геллерт, сбрасывая пальто. — На «люмос»? — фыркнул Альбус, испытывая легкую нервозность. Геллерт заглянул ему в лицо: в полумраке прихожей радужка глаз вспыхнула, дробясь бликами, как у кошки. — Джарвис, свет! — громко произнес он и тут же по всей квартире вспыхнули верхние лампы. Альбус зажмурился и тихо рассмеялся, прижимая букет к груди. — Серьезно? Не та вселенка. — Настраивал не я, сразу предупреждаю. Просто до сих пор не удосужился сменить, привык, — пожал плечами Гриндевальд, забирая у него букет. — Раздевайся и проходи. Уборная прямо по коридору. А я пока поставлю пионы в воду. Альбус размотал шарф, повесил пальто на крючок и поправил свернувшийся ворот свитера. Прошел по коридору, потянул на себя одну из дверей и оказался в ванной комнате. Тщательно вымыв руки, он заглянул в большое округлое зеркало, ловя испуг на дне собственных зрачков. Влажными ладонями пригладив волосы, Ал попытался улыбнуться, но вышла какая-то колкая звериная гримаса. Нет, так дело не пойдет, нужно срочно взять себя в руки! Он выскользнул из ванной и натолкнулся спиной на Геллерта. Гриндевальд перехватил его за талию, удержал, не давая упасть. Альбус вскинул голову и поймал его взгляд, внутренне подбираясь. Геллерт вдруг склонился, коснулся губами виска. Ал ощутил жар его тела, каменея плечами, тихо поверхностно дыша. — У меня ощущение, что я заманил тебя в логово к зверю. Аль, я не стану тебя жрать, обещаю. Хочешь, вызову такси и ты уедешь? Альбус быстро помотал головой, изворачиваясь в кольце запирающих рук и обнимая Геллерта за шею. — Прости, я ужасно нервничаю, сам не знаю почему, — тихо признался он, погладив мужчину по щеке. Геллерт поймал его ладонь и в каком-то уж слишком привычном жесте прижался к ней губами, опуская ресницы. — Пойдем, покормлю тебя, а потом познакомлю с ящерицами. Имеешь что-то против креветок? Ал благодарно кивнул, боднув лбом его плечо. Гриндевальд отступил, разжимая объятия. Без их упреждающего спокойствия Альбусу сразу стало не по себе. Он передернул плечами и проследовал на широкую кухню, которую уже успел увидеть накануне, правда лишь краем глаза. — Хочешь пива? Не то, чтобы я тебя спаивал… — фыркнул Гриндевальд, обходя стол и распахивая холодильник. Альбус из-под ресниц рассматривал обстановку. Отметив лестницу на второй этаж, которую возможно доведется проверить позже, он с затаенным любопытством оглядел гостиную и зацепился за стоящий на широкой тумбе большой террариум. — Ого! — как ребенок поразился он, успев моментально позабыть и про собственную нервозность, и про пиво, и про весь мир в целом. Обогнув кресло, Альбус склонился над террариумом, пытаясь высмотреть его обитателя, но тихо. Накануне вечером он облазил интернет, читая правила ухода за ящерицами и змеями. Он знал, что ни в коем случае нельзя стучать и издавать громких звуков, чтобы не напугать — по крайней мере, так писали на одном из форумов. Так что он затих, жадно впиваясь глазами в подсвеченные инфракрасной лампой маленькие джунгли. — Кто тут? — спросил он у Геллерта, опускаясь перед террариумом на колени. — Гамильтон, — в голосе Гриндевальда послышалась улыбка. Он подошел ближе, заглянул сквозь стекло и коснулся ногтем гладкого бока, указывая Альбусу, где искать. Дамблдор различил тупоносую мордочку и краешек розового языка. — Зефирина, — прошептал он, широко улыбаясь. Геллерт хмыкнул, оставил их знакомиться, а сам вернулся к холодильнику, выставляя на разделочный стол продукты и две запотевшие банки темного пива. Открыл одну, сделал глоток, и подкатал рукава свитера, поглядывая на увлеченно изучающего эублефара Ала из-под ресниц. — А где второй? — прошептал Дамблдор, наблюдая за толстохвостой ящеркой, затаившейся за муаровым камнем. — В спальне. Они сначала жили вместе, но потом выяснилось, что Энрике не самка, а просто мелкий самец. Он попал ко мне совсем крохотным и точно пол было не определить, так что… Гамильтон зализывает боевые раны, а Рико перебрался в террариум наверху, — Геллерт хмыкнул, — По вечерам страшно шуршит, но ничего, быстро привыкаешь. Хотя и оттуда надо переселять, Уно на него странно поглядывает. — Уно? — переспросил Альбус, отвлекаясь. — Унголиант. Королевская змея. — охотно пояснил Гриндевальд, потянувшись за ложкой, — Чернее ночи, а по характеру так вообще гадюка. Считает, что я откармливаю Энрике ей на ужин. — А кто еще?.. — Вешенка. Королевский питон. Самая умная девочка на свете, — мягко улыбнулся Геллерт, вынимая мякоть авокадо и перекладывая в миску, — И Бонифаций Первый, доминиканский удав, красивый как ты, тупой как мой препод по патанатомии. Хочешь посмотреть? У вас похожий окрас. — Окрас? — хмыкнул Дамблдор, выпрямляясь и на цыпочках подходя к столу. — Ах, ну если окрас. А почему Бонифаций Первый? Был и Второй? — Полное имя Бонифация — Бонифаций Первый Раз Когда Я Чуть Не Выкинул Живое Существо В Окно, — сгримасничал Гриндевальд, протягивая ему смешанную с мягким сыром заправку. — Попробуй. Соль, перец? Альбус смущенно склонился, облизнулся и покачал головой. — Вкусно, — похвалил он и только теперь осознал, что Геллерт готовил. Альбус порывисто обогнул стол, забирая у него багет. — Ох, давай я помогу. Что надо делать? Гриндевальд передал ему хлеб и кивнул на разделочную доску. — Порежь ломтиками наискось, — попросил он, растапливая на сковороде кусочек сливочного масла. Альбус взялся за нож, стараясь не слишком крошить колкую корочку. С тихим удивлением он следил за размеренными, быстрыми, но не суетливыми движениями мужчины, отмечая, как привычно и гармонично он движется между столом и плитой, уверенно и плавно, словно делал так сотню-другую раз. С первого взгляда Геллерт не производил впечатление умеющего готовить человека да еще и, судя по всему, готовить очень недурственно. Нет, Альбус конечно не думал, что он питается доставками и фастфудом, уж слишком хорошая форма была у Гриндевальда, но чтобы готовить после работы для себя одного… Хотя, отчего же для себя? Альбус отломил кусочек хлеба и впился в него зубами. Возможно, когда-то Геллерт учился готовить для кого-то другого. Мысль обожгла тревогой и ревностью. Ал дожевал хлеб и, поймав вопросительный взгляд обернувшегося Гриндевальда, протянул ему доску. — Все больше напоминает одну из серий Ганнибала, — насмешливо заметил он, настойчиво пытаясь переключиться с мыслей о том, что у Геллерта, конечно, к его-то годам была куча любовников и возможно, даже семья. — Ты, слава всем богам, не носишь фланельки и не водишь дружбы с раздражающими копами, — в тон ему ответил Геллерт, слегка прижаривая хлеб. — А может я просто пока скрываю от тебя эту часть своей натуры? — улыбнулся Дамблдор, подлезая ему под руку и сжимая в ладони усеянный капельками конденсата стеклянный бок пивной бутылки. Открыл, сделал короткий глоток и прищурился, разглядывая этикетку. Кто бы сомневался — баварское! Геллерт лениво шлепнул его полотенцем по заду, чтобы не мешался. — Фланельки хороши лишь в одном случае… — с затаенным весельем протянул он, переворачивая хлебные дольки. — Мда? И в каком же? — изогнув бровь, фыркнул Ал. — Когда надеваешь их после хорошего секса на голое тело, чтобы принять срочную доставку китайской еды, — не моргнув глазом, произнес Гриндевальд, взглянув на Альбуса прямо. Дамблдор облизнул горчащие от алкоголя губы и ощутил, как потяжелело дыхание, а грудь сжало в кипящих тисках. Этот взгляд, этот тон, это острая ухмылка, разрезавшая чужое лицо как свежий бритвенный росчерк… Альбус обнял губами горлышко бутылки, дрожа ресницами, и вперил взгляд в одну точку, пережидая удушающий приступ желания. Член в брюках напрягся, дрогнул; Ал обернул узкую ладонь вокруг темного стекла, стирая большим пальцем каплю с горлышка. Гриндевальд хмыкнул и отвернулся. Альбус, кое-как справившись с собой, вновь полез помогать, но тот отослал его исследовать квартиру, велев развлекаться на свое усмотрение и не мешать ему полчаса. Дамблдор понятливо ускользнул, обойдя сначала гостиную, разглядывая фотографии и книги, расставленные в хаотичном порядке на широком стеллаже. — Ты давно тут живешь? — уточнил он, снимая с полки справочник по психопатологии и с интересом перелистывая страницы. — Не слишком: лет восемь, пожалуй, — отозвался Гриндевальд. Альбус беззвучно хмыкнул: для кого-то восемь лет — короткий срок, а для него едва ли не половина жизни. Он покрутил головой, пытаясь высмотреть еще один террариум, но в гостиной тихонько шуршал за стеклом только Гамильтон. Ал опасливо подошел к лестнице, взялся за перила и помедлил. — Можно я поднимусь? — пытливо уточнил он, боясь сделать что-то не так. Геллерт поднял голову и махнул ему рукой. — Вперед. Если ищешь змей, то они в кабинете. Вторая дверь налево. Дамблдор легко взбежал по ступеням, искренне удивляясь выделенной ему вседозволенности. Сам он редко приводил в квартиру посторонних и всегда с опаской относился к тому, что кто-то настойчиво лез в его личную жизнь. У Геллерта словно не было границ, или, скорее они были слишком четкими, ясными и неприступными, чтобы какой-то случайный мальчишка мог их проломить. Именно поэтому он так легко пустил Альбуса к себе, позволяя разглядывать и перебирать частицы внутренней мозаики как цветные камушки с моря. Первым делом Альбус все-таки заглянул в кабинет. Небольшая прямоугольная комната была обставлена просто, но со вкусом. Темная мебель — не антикварная, а современная, но из цельного дерева, — широкий письменный стол с мертвым ноутбуком, стопки каких-то бумаг, несколько книг и стеллажи вдоль стен параллельно друг другу. Стопы утопали в пушистом ковре. Альбус не сразу нашел террариумы, наглухо вмонтированные в полки шкафов; один из них оказался занавешен плотной тканью с угла и Ал не решился ее отдернуть. Зато вдоволь насмотрелся на спящую Вешенку, обернувшую свое мощное гладкое тело вокруг тяжелого древесного сука. При его приближении змея лениво открыла глаза, тронула раздвоенным языком воздух, но не найдя для себя ничего интересного, снова погрузилась в энергосберегающий режим. Альбус полюбовался на тусклые переливы ее чешуи, со странным удовольствием отмечая, как она похожа на своего хозяина. Змея была некрупной (Дамблдор всегда считал, что питоны должны быть огромными, на этом его дилетантские познания в пресмыкающихся заканчивались), и контрастно пятнистой. Голова темная, но вниз по шее пятна перетекали из насыщенной умбры в охру: красную и золотую. И резко обрывались, сменяясь абсолютной белизной. Альбус отметил себе обязательно спросить у Геллерта, почему «Вешенка», и улыбнувшись змее, отступил. Он любопытно заглянул во второй террариум, но заметил только кончик белого хвоста, медленно подтягивающийся куда-то в тень. Этот террариум был больше, и, судя по хвосту, змея там обитала помощнее. Альбус вытянул шею, пытаясь заглянуть за теневую занавесь и вскрикнул, отшатнувшись прочь, когда алая натянутая струна выстрелила в его сторону, с глухим стуком ударившись о стекло преграды. Хищная вытянутая голова закачалась на уровне альбусовой груди. Удав тронул воздух языком — снова и снова, — и застелился алой лентой вдоль переднего угла, сворачиваясь в кольца. — Боже мой, как же ты меня напугал… — прошептал Дамблдор, хватаясь за грудь. Сердце колотилось как бешеное, а загривок тут же взмок. Паника медленно отпускала тело, возвращая дыханию свободный ритм. — Говорю же — идиот, — раздался за спиной насмешливый голос, и Альбус едва не словил второй сердечный приступ, резко оборачиваясь. Геллерт примирительно выставил перед собой раскрытые ладони. — Прости, не хотел тебя пугать. Это, кстати, Бонифаций Первый. Он не злой, просто идиот. И очень любопытный. Если не завесить его на день, раздолбит себе нос о стену, пытаясь выбраться. Пару раз у него даже получилось… Не буду рассказывать, где я его находил. Альбус дрожаще улыбнулся и, поддавшись порыву, шагнул к Геллерту, обнимая его поперек спины. Прижался, уткнулся носом в плечо и рвано вздохнул. — Испугался? — шепнул Гриндевальд, поглаживая его по волосам, — Он неопасный, просто глупый. Словно в подтверждение его слов, удав снова тихонько толкнулся мордой в стекло. — Понял, Уно мы будем смотреть не сегодня, — усмехнулся Геллерт, касаясь губами чужого виска. Альбус вскинулся. — Я все еще надеюсь сегодня добраться до твоей спальни! — возмущенно запротестовал он. — О, всенепременно, — тонко улыбнулся Геллерт, — Но, думаю, в таком случае времени, чтобы рассматривать террариумы, у тебя совсем не останется.

***

От алкоголя мысли начали понемногу путаться. Альбус выпил немного, но вино, наложившись на общее состояние, делало свое дело, а может присутствие Геллерта так на него влияло, вгоняя сознание в трепещущее немое смятение. Словно запертая в глухой клетке птица, лишенная языка. Они расположились на диване: Альбус сидел, поджав ноги, лениво разглядывая сменяющиеся сцены фильма. Звук был выкручен на минимум, картинка была красивой и сочной, но сюжет ускользал. Ладонь Геллерта расслабленно обнимала Ала за талию, мягко поглаживая по боку. Гриндевальд, казалось, был всецело увлечен происходящим на экране, но нет-нет, да бросал на него короткие взгляды. Улыбался — мягко и спокойно, изредка поднося бокал к губам. Начавшийся было разговор постепенно угас и последние полчаса они провели в блаженной тишине, нарушаемой лишь шорохом выбравшейся из своего укрытия ящерицы. Финальные титры лениво ползли по темному экрану и спустя пару минут картинка сменилась вечерними новостями. Диктор презабавно щурился и активно артикулировал, но при выключенном звуке его ужимки казались гротескными, почти клоунскими. Дамблдора разморило, повело. Он уткнулся носом в чужое плечо, пряча взгляд за упавшей на глаза челкой и обнимая Геллерта поперек груди. Тот не препятствовал, но и попыток перевести все в иную плоскость не делал, словно предлагал Альбусу выбор. Ал внутренне подбирался каждый раз, когда мужчина тянулся к блюду с закусками, и покорно принимал из его рук кусочки фруктов и сыра, но отчего-то не пытался задержать касание подольше. Ему было… страшно? Что копилось в нем весь этот вечер: вина или стыд? Неловкость? Нет, все было не то. Слова были не теми, они не передавали сути. Рядом с Геллертом он ощущал постоянно волнение наравне с полной тишиной в голове. Глухая пустота запертого дома, когда точно знаешь, что шорохи на чердаке — лишь голос ветра в старых дымоходах. Альбус словно позволил себе наконец сбросить груз ответственности: это одновременно успокаивало и пугало сверх меры. Альбус слишком рано научился самостоятельности, и то, с какой легкостью теперь отдавал контроль в чужие, едва знакомые, руки тревожило, заставляя подозрительность заходится в смертных судорогах. Инстинкт самосохранения требовал от него бежать как можно скорее, спрятаться в безопасном пространстве и навсегда удалить номер Геллерта из контактов, но разумное — то, что осталось, — гасило это вспышку. Пока гасило. Геллерт до сих пор не сделал ничего плохого. Господи, какое же детское слово! Плохо-хорошо. Гриндевальд не пытался его подчинить, подавить или к чему-то принудить. Альбус так от этого отвык, что никак не мог поверить в реальность происходящего. Он страшно боялся, что сам сделает что-то не так, отреагирует неправильно и все испортит. Геллерт вновь отвлекся, подцепляя с блюда кусочек спелого персика. Альбус наблюдал за тем, как он осторожно обмакивает его в мед; у него были красивые руки, это Ал приметил сразу, но лишь теперь осознал, насколько прочно укоренился в нем этот странный фетиш. Геллерта хотелось рисовать, но больше — ощупать, словно тот был мраморной скульптурой, проникнуть в тайную суть, проверить, из чего же он сделан, если легко гнется, но не ломается под напором обстоятельств. Что он такое. Кто он такой. Альбус едва ощутимо вздрогнул, выныривая из собственных мыслей, заметив, что персик протягивают ему. Чуть смутившись, он принял дольку, едва ощутимо коснувшись пальцев Геллерта языком. Не давая себе времени передумать, он провел по коже, собирая капли подтаявшего меда, утянул пальцы в рот, обнимая губами. На Геллерта он не смотрел, боясь наткнуться на непонимание, а то и вовсе презрение во взгляде, и почти смутился тихому, рваному выдоху, сорвавшемуся с чужих губ. — Аль? — негромко позвал Гриндевальд. Голос у него был хриплый и ломкий. Альбус отодвинулся, сглотнул золотистую сладость, облизал губы и поднял взгляд. — У тебя зрачки огромные, — шепнул он первое, что пришло на ум. Геллерт тихо рассмеялся, подхватил его под затылок и крепко поцеловал. Альбус потянулся навстречу, скользнув ладонью на плечо. Зажмурился и сдавленно выдохнул, осознавая, как долго этого хотел. Они медленно целовались, все теснее прижимаясь друг к другу. Альбус скользнул к Геллерту на колени, обнимая за шею. Зарылся пальцами в волосы, растрепал светлые пряди, прижавшись губами к скуле. Гриндевальд откинул голову, позволяя себя изучать; прищурился, из-под ресниц наблюдая за действиями Альбуса. Ал чуть помедлил, облизывая зудящие губы, скользнул чутким пальцами от затылка по шее вниз до ключиц, оттянул ворот свитера и прижался поцелуем к горлу. Это было незнакомое ему чувство — вседозволенность вперемешку с доверием. Он ощущал кожей нетерпение Геллерта, но тот сдерживался, позволяя ему плавно скользить ладонями, изучая словно слепцу. Задирать свитер, касаться немеющими кончиками пальцев крепкого пресса, ласкать горячую кожу, привыкая к новым ощущениям. Затащи Гриндевальд его в постель в самую первую их встречу, Альбус бы удивился меньше. И робел меньше, впервые ощущая всемогущество сродни божественному прозрению. Ал потянулся к чужим губам и встретил поцелуй тихим стоном. Руки Геллерта обвились вокруг его талии, тесно сжимая. Поцелуй из неторопливого и изучающего быстро перерос границы жадности. Ладони Гриндевальда задрали край кофты, добираясь до горячей кожи на пояснице, тут же покрывшейся мурашками. Альбус выгнулся, разорвал поцелуй и уткнулся Геллерту в плечо, переводя дыхание. Когда он так хотел кого-то? Разве что Алекса в глубоком пубертате, но тогда в нем играли гормоны и хотелось с головой окунуться в мир неизведанных удовольствий со всей жадностью, на которую Ал только был способен. Сейчас же все было по-другому: Альбусу хотелось большего. Хотелось, как в дурацкой романтической мелодраме, оказаться спиной на прохладных простынях, закрыть глаза и просто перестать существовать, забывая всего себя от происходящего. С Геллертом нельзя было по-другому, уж слишком неземным он был, слишком хорошим… — В спальню? — шепнул Гриндевальд, опаляя горячим выдохом шею. Альбус мелко кивнул и едва не вскрикнул от неожиданности, когда его без лишних слов подхватили на руки. — Держись крепче. Ал обхватил его за шею, сцепляя пальцы в замок под волосами. Столь ненавязчивая демонстрация физической силы подняла новую волну возбуждения. Джинсы стали узкими, шов туго давил на пах. Альбус прижался губами к нежному местечку под челюстью, сжал зубы, пытаясь вытеснить охватившие его чувства, но добился лишь того, что Геллерт остановился посреди лестницы и мягко его встряхнул. — Будешь так делать — полетим кубарем со ступеней, — хрипло предупредил он, но в тоне его звучала беззлобная насмешка. Альбус нарочито виновато потерся об укус носом и провел по следу языком, за что получил крепкое заковыристое ругательство. Больше, впрочем, играться не рискнул, уж слишком велико оказалось желание добраться до постели и наконец избавиться от тесной одежды. В спальне было темно, горела лишь подсветка: теплая, желтоватая, подкрашивающая воздух закатным светом. Альбус попытался было соскользнуть на пол, но Геллерт не позволил, уронив его лопатками на мягкое покрывало. Выпрямился и одним слитным движением содрал с себя свитер. Дамблдор облизал губы, из-под ресниц изучая открывшийся вид. Геллерт расстегнул брюки, хрипло ругнулся и обошел постель, доставая из ящика шкафа резинки и флакон со смазкой. Альбус извернулся, стягивая с себя кофту, но запутался в рукавах как мальчишка. Геллерт фыркнул и потянулся помогать, уронив его спиной на кровать. Они завозились, притираясь ближе. Ал тихо рассмеялся от неловкости, смешанной со сгущающимся возбуждением, закинул колено на чужое бедро и охнул, когда пальцы Геллерта скользнули вдоль его паха. — Это тоже пора снимать, — прошептал он, целуя покрасневшую щеку. Альбус опустил ресницы, ощутив, как холодеют кончики пальцев. Нервная дрожь прокатилась по плечам, плеснув в кровь кипятка. Так странно — одновременно до ужаса хотеть и бояться того, что должно произойти. Он даже в свой первый раз так не нервничал. Геллерт, цепко уловив его состояние, скользнул губами вниз по челюсти, оставляя влажный след поцелуев. Надолго припал к тонкому горлу, вылизывая и прикусывая нежную кожу. — Если ты не хочешь… — начал он, но Альбус вскинулся раньше. — Хочу! Черт, безумно хочу, ты разве не чувствуешь? — заполошно выдохнул он, вновь возвращая горячую ладонь Геллерта на свой пах. Толкнулся, не сдержав стона, и запрокинул голову. — Но… — Без всяких «но»! — запротестовал Альбус, зарываясь пальцами в светлые волосы Геллерта и притягивая его для кусачего поцелуя, — Ты видел… как я дрочу… Блять… — Это другое, — фыркнул Гриндевальд, споро расправляясь с застежкой чужих джинсов. Горячая ладонь проскользнула под ширинку, и Альбус выгнулся, протяжно застонав. — Господи… — прошептал он, впиваясь ногтями в чужой загривок. Геллерт фыркнул и прижался губами к излучине ключиц, обводя резко проступившие сколы тонких костей языком. Подул на влажный след, пуская волну мурашек. Альбус закусил губу, вздрагивая от каждого даже мимолетного касания. Казалось, он сейчас просто отключится от силы владеющих им эмоций. Голова плыла, потолок качался, грозясь вот-вот рухнуть. Он закрыл глаза и позволил Геллерту печатать жгучими укусами его грудь, коротко постанывая и сжимая в непослушных пальцах покрывало. Горячий мазок языка скользнул по низу живота, заставив Альбуса задрожать. Геллерт устроился между его распахнутых бедер, стягивая белье, и Ал приподнялся на локтях, потянувшись за смазкой. Гриндевальд лишь фыркнул, и прижался с поцелуем чуть ниже тазовой косточки, обжег дыханием, обнимая ладонью крепко стоящий член. — Стой! Погоди-… — слова потонули в рваном возгласе, когда Геллерт без промедлений обхватил плоть губами, очертил кончиком языка головку и насадился горлом. Альбус вцепился дрожащими пальцами в его волосы, не замечая уже, что с силой оттягивает пряди, но добился лишь чувственно вибрирующего смешка, разрядами тока ужалившего пах. Сосал Геллерт так же обстоятельно, как и делал все в этой жизни. Дамблдор метался под ним, всхлипывая и задыхаясь. Кусал собственные пальцы, не в силах сдержать стонов, лишь запоздало осознав, что здесь его точно никто не услышит. Удовольствие выкручивало жилы, но взглянуть на растянутые против его члена губы было выше его сил, и Альбус крепко зажмурился, запрокидывая голову. Но за темнотой под веками его ждала новая опасность: ощущения обострились до предела, а влажные звуки стали лишь громче, врезаясь прямо в мозг, в тот самый уголок дофаминового удовольствия, который и без того коротило от каждого прикосновения Гриндевальда. Альбус вскинулся лишь единожды — перед самым пиком, — вновь попытался оттянуть Геллерта от себя, но пальцы запутались в густых прядях, а экстаз, лишь подстегиваемый умелыми ласками, перелился через край. Гриндевальд вскинул голову: зрачки расширены, взгляд плывущий, губы такие алые и яркие, словно раскаленные уголья, они и ощущались как уголья, как сам жар преисподней. Он выпустил член изо рта, рвано выдохнул и расслабленным языком облизал головку, а Альбуса выкинуло за грань, сотрясая в ярком оргазме. Когда дрожь угасла, а зрение снова обрело четкость, Ал осознал, что Геллерт покрывает поцелуями его расслабленные бедра, лаская опадающий член. Альбус издал какой-то неясный звук: то ли стон, то ли всхлип, но Гриндевальд легко различил в нем просьбу и приподнялся на руках, нависая над ним. Дамблдор обхватил дрожащими ладонями его лицо и толкнулся языком в рот, ощущая собственный вкус в поцелуе. Он скользнул ладонью по обнаженной груди, спускаясь к паху, но Геллерт ловко перехватил его руку. — Передышка? — мурлыкнул он таким хриплым и развратным тоном, что у Альбуса свело под ребрами. — Ты не кончил… — прошептал он, ведя языком по нижней губе. Гриндевальд фыркнул, поймал его в поцелуй, прижимаясь твердым членом к бедру. Влажная нить смазки протянулась по коже; Альбус шевельнул коленом, кусая чужой рот. Жарко выдохнул в губы, мягко изволяя руку из его хватки. — Дай. Я тоже хочу, — шепнул он, и заметив острую усмешку Геллерта, заупрямился, смелея, — Или трахни меня так. Мне понравится. Гриндевальд несколько долгих мгновений вглядывался в его глаза, а после кивнул. — На живот. Альбус дрогнул и беспрекословно подчинился приказу. Эрик любил брать его едва заставив кончить, говорил, что он еще нежнее и чувствительней после оргазма. Это не всегда было приятно, но Ал обычно быстро возбуждался снова. Он вытянулся на постели, приподнимая поясницу. Геллерт погладил его как кота, обвел кончиками пальцев ярче проступившие ямки у крестца. Альбуса пробрало короткой дрожью, когда горячий язык мазнул вдоль хребта. Он отвел спутанные волосы, открывая густо укрытые веснушками плечи, и вскрикнул, получив жгучий укус под лопаткой. На этот раз возбуждение приходило плавно, накатывало как прилив — по капле, по чуть-чуть, но неизбывно, грозя потопить с головой. Член дрогнул, слегка наливаясь. Альбус приподнял бедра, чтобы Геллерту было удобнее его готовить. Ему это было по сути не особо нужно, но желание продлить жаркий контакт и вернуть спавшее было удовольствие пересилило, и Ал ахнул, ощутив, как скользкие пальцы касаются его между ягодиц. Геллерт раскрыл его, толкнулся пальцами: сначала одним, потом вторым, плавно, неторопливо, хотя в том, как подрагивали его руки, как хрипело дыхание, чувствовалось яростное желание несдержанно взять, присвоить свое. Наравне с плотским жаром, Ал вдруг ощутил удушающий приступ нежности и уткнулся носом в подушку, закусывая уголок. Переносицу спекло, сжало. Альбус зажмурился, не давая слезам пролиться, и качнул бедрами навстречу. Он и правда был расслаблен и мягок, даже сжаться нормально не мог, лишь дрожал, насаживаясь на чужие пальцы. Геллерт целовал его плечи, затылок и трепещущие крылья лопаток, а Альбус кусал уголок подушки, нетерпеливо всхлипывая. Пальцы Геллерта неторопливо двигались внутри, раздвигая стенки. Он толкнулся глубже, надавливая костяшкой на чувствительною точку, и Ала подкинуло на постели, выгибая. Боль пополам с острейшим удовольствием скрутила низ живота. Член окончательно встал, и Альбус вжался бедрами в покрывало, непроизвольно потираясь. Геллерт помучил его еще немного и отстранился, вскрывая шуршащий конверт с презервативом. Остро пахнуло фруктовой смазкой. Дамблдор даже сквозь дурман возбуждения учуял этот сладковатый аромат и фыркнул, потеревшись лбом о мягкую ткань наволочки, повыше поднимая задницу. Он хотел бы ощутить его внутри без латекса, — эта мысль ударила наотмашь, заставив кровь сильнее прилить к паху. Альбус беспомощно застонал, почувствовав горячую плоть, скользнувшую в ложбинку между ягодиц. Геллерт притерся, направил себя и толкнулся, заставив Ала подавиться вздохом. Внутри его член ощущался ярче и острее, чем пальцы, чем все альбусовы игрушки. Он распирал и давил крупной головкой на стенки, проникая все глубже. Альбус закусил губу, перебарывая первый страх тела и понуждая его расслабиться. Завел ладонь под живот, погладил себя, обнимая в кольцо пальцев. Геллерт заметил, но не остановил, лишь жарко выдохнул в затылок, наваливаясь на спину Ала горячим, тяжелым телом. Перенес вес на одну руку, второй обхватив любовника под горлом, лишь намекая о силе. Этот собственнический жест низвел Альбуса до полной покорности. Он расслабил бедра, падая грудью на постель. Кровь оглушительно токала за ушами, а под веками расходились темные круги. Геллерт погладил его горло, чуть сдавил под кадыком, и плавно повел бедрами, выходя и вбиваясь единым слитным движением вновь. Зарылся носом в волосы, тронул губами мочку уха. Альбус гнулся под ним словно бескостный, позволяя трахать себя как нравится. Член чуть опал, но острота ощущений не притупилась. На висках и загривке выступила испарина, и Геллерт собрал ее губами, прикусил у острой бусины шейного позвонка, словно помечая. — Аль, — Гриндевальд обхватил его подбородок, надавил подушечкой большого пальца на нижнюю губу, и Альбус, не отдавая себе отчета в том, что делает, обхватил его губами, утягивая в нежный жар рта. Геллерт хрипло застонал — звук его стона прокатился мурашками по позвоночнику, заставив волоски на руках встать дыбом, — и толкнулся глубже — одновременно имея его и спереди, и сзади. На миг перед внутренним взором встала ужасная в своей пошлости картина: как Альбус грязно отсасывает Геллерту, давясь и задыхаясь, дрожа от распирающего изнутри вибратора, которым он обычно баловался на стримах. Ал застонал и сжался, заставив любовника хрипло выругаться, грубовато стискивая его подбородок. Нитка слюны потянулась от уголка губ, когда Геллерт отнял руку и вдруг уткнул его лицом в подушку, давя на затылок. Альбус поскуливал на одной ноте, пока тело его сотрясалось от рваных и резких толчков. Удовольствие зиждилось на границе наравне с болью, но от этого ощущалось лишь острее. Он чувствовал, что Геллерт на грани и уже слабо контролирует себя. Выпрямившись и обхватив Альбуса за бедра, он добирал недостающие крупицы сладкого тлена, пока Ал выгибался под ним, перекипев, слишком чувствительный, чтобы кончить. Геллерт излился, рвано вбившись и исторгнув из груди хриплый полустон-полурык. Качнулся вперед, оперся о дрожащую руку и замер так, не выходя, пока Альбус сжимался, кусая губы. После медленно отодвинулся, содрал резинку и завязал ее узлом. Ал повалился на покрывало, чувствуя, как на ресницах проступает влага. Член все еще стоял, подтекая ему на бедро. Гриндевальд опустился рядом, потянул его за плечо и поцеловал. Альбус ответил не сразу, смаргивая соль с ресницы, дрожа и сжимаясь. Внутри ощущалась топкая пустота, мышцы спазмически сокращались, разгоряченная смазка стекала по бедрам, пачкая покрывало. Геллерт подтянул его выше, скользнул меж ягодиц и обвел пальцами натруженный вход. Дамблдор всхлипнул ему в губы, кусая едва ли не до крови, и сам подался навстречу, моля и выпрашивая. Гриндевальд толкнулся неглубоко, мягко развел пальцы внутри, потирая чувствительные стенки. Альбус тихо постанывал, словно от боли, вцепившись в крепкое предплечье короткими ногтями, и покачивая бедрами. К себе он не прикасался — сейчас это ощущалось почти неприятно. — Не м-могу… — простонал он беспомощно, распахивая чернильно-пустые глаза. Геллерт оскалился, коснулся горячими губами уголка его глаза, собирая слезы, мягко поцеловал в переносицу, и хрипло прошептал: — Можешь, детка, можешь. Альбус замотал головой, жмурясь как ребенок, заскреб чужое плечо, но Гриндевальд вдруг отнял ладонь, собрал потеки смазки с его бедра и толкнулся снова — на этот раз сложенным щепотью пальцами. Альбус вскрикнул, сжимая его в себя. Член запульсировал, прижимаясь к животу. — Н-нет… — всхлипнул он, против воли сжимаясь, словно не желая отпускать. Геллерт по-звериному лизнул его горло, прижался губами и укусил, заставив затрепетать от острой вспышки; пальцы ввинтились глубже и под жадное, хриплое «давай», Альбус содрогнулся в сухом спазме, кончая так остро, что перед глазами все помутилось. Кажется, он кричал. Кажется, разодрал ногтями геллертово плечо до кровавых ссадин. Кажется, сжал его запястье бедрами так, что едва не сломал. Плевать. Его колотило в оргазме должно быть полную минуту. Из глаз брызнули слезы, а на прокушенной губе проступила кровь. Альбус обессиленно растекся в чужих объятиях, утыкаясь горячим любом в грудь. Дыхание все никак не желало возвращаться в норму, а тело ощущалось ватно-незнакомым и слишком легким, чтобы принадлежать кому-то земному. Геллерт поцеловал его в лоб и отодвинулся, но Альбус вскинулся на каких-то животных инстинктах и вцепился в него, не пуская. — Я хотел сходить за полотенцем, — шепнул Гриндевальд, прижимаясь губами к взмокшем виску. Альбус замотал головой, не в силах поднять ресницы. Отпускать его не хотелось, хотелось напротив лежать так полную вечность в звенящей обволакивающей пустоте, пока отголоски отыгравшего удовольствия еще вспыхивают в теле. — Я жив? — слабо поинтересовался Ал. — Что-то между, — хмыкнул в ответ Геллерт и хрипнул: — Джарвис, отбой. Подсветка погасла. Альбус блаженно улыбнулся и потерся о крепкое плечо словно кот, коснулся губами ключицы. Стук чужого сердца успокаивал. Невыносимо клонило в сон, но Дамблдор нашел в себе силы прошептать: — Мы обсудим это завтра? Он почувствовал, что Геллерт кивнул, и по наитию вскинул голову, ловя короткий ленивый поцелуй искусанными губами. — Обязательно. А теперь — спи, mein Schatz. Альбус успел поймать его улыбку, прежде чем густой, как патока, сон принял его в свои объятия.

***

Пальцы Альбуса порхали над холстом, создавая яркие мазки и смелые линии. Цвета — смесь голубого, зеленого и темного багрянца, — он выкладывал таким образом, чтобы они танцевали, перетекая друг в друга, создавая почти магический эффект. Слева от мольберта на столе в беспорядке лежали кисти, тубы с краской и грязные тряпки. Несколько открытых баночек были разбросаны по столешнице, а крышки небрежно валялись рядом. Альбус так увлекся процессом, что потерялся в мире своих фантазий, он работал быстро и интенсивно, создавая хаотичное, но прекрасное волшебство. Он никогда не испытывал такого неистового, всепоглощающего вдохновения. Альбус был полностью поглощен работой. В комнате стояла полная тишина, единственный звук исходил от ударов кисти о холст и тихого скрипа стола, когда он тянулся обмакнуть кисть в краску. Наконец, словно избавившись от чар собственного колдовства, он вздохнул и потер лоб, отметая за уши челку. Альбус отложил кисть и повел затекшей шеей, переминаясь с ноги на ногу, чтобы вернуть телу подвижность. Проведя четыре часа за мольбертом без отдыха, он лишь теперь понял, насколько устал и проголодался. Желудок заурчал, сокращаясь в глухом спазме. Ал отер руки о тряпку и на пару метров отступил от мольберта, разглядывая подмалевок. Должно быть, это его лучшая работа, но все же с ней было что-то не так. Альбус прищурился, запрокидывая голову, собирая разрозненные пятна в общую картину. Слишком ярко? Быть может, но такой была его идея. Он намеренно уходил от тусклых и мрачных цветов гниения и боли, разводя сочность пороком. Было что-то дурное, детское в сплетении намечающихся контуров, но такова была его изначальная задумка, так что же? Что же не так?.. Погруженный в свои мысли, Альбус не сразу заметил чужое присутствие. Он не слышал скрипа двери, не слышал тихих шагов по плитке пола, и вздрогнул, когда холеная ладонь профессора Блэка легла ему на плечо. — Испугался? — улыбнулся Финеас, заглядывая ученику в лицо. Альбус тревожно сглотнул и покачал головой. — Немного. Честно говоря, я в замешательстве. Что-то не так, но я не знаю, что… — пробормотал он, не зная, как лучше выразить гнетущие мысли. Финеас прищурился, разглядывая неоконченное полотно. Склонил голову сначала к левому плечу, потом к правому, чем живо напомнил Альбусу птицу. Потом придвинулся ближе, утягивая Ала за собой — тому показалось, что профессор сейчас потянется к отложенной кисти и пиши-пропало, но Финеас помедлил, не спеша пачкать холст алым. — Этот образ на переднем плане. Твоя «Смерть» выглядит смутно знакомой, — протянул он странным тоном, в котором слышалось неудовольствие и даже угроза. Альбус нахмурился, вглядываясь в изображенный подмалевок, и широко распахнул глаза в осознании. Даже в неясных, плывущих пока чертах, в посадке и наклоне головы, в развороте широких плеч, бесспорно угадывался единственный образ. Ал рвано выдохнул и шагнул было вперед, сам не зная, не зная, хочет ли он скрыть свою работу от глаз Финеаса или тот час же приступить к исправлению. Но Блэк перехватил его за руку и крепко сжал запястье. — Это очень талантливая работа, Альбус, — протянул он, кривя губы. — Очень талантливая. Я был прав, когда позволил тебе свободно творить здесь, не ограничивая ни в чем. Ты делаешь успехи. Альбус неуверенно улыбнулся, ощутив, как пальцы Финеаса сжались на его плече. Профессор только сейчас осознал, что, возможно, причиняет легкий дискомфорт, и разжал хватку, напоследок коснувшись перепачканной ладони Ала. — Впрочем, не обольщайся, тут еще есть над чем работать. Ты уверен, что успеешь закончить? — Я постараюсь, — кивнул Альбус. Это все еще был его единственный шанс выйти под свет софитов и он не собирался так просто его упускать. Даже если для этого придется работать день и ночь, он сделает это. Финеас одобрительно кивнул и достал из кармана платок, отирая перепачканную кожу. Потом шагнул к Алу, развернул его лицо за подбородок и коснулся мягким батистом уголка глаза, невозмутимо поясняя: — Краска. Больше всего на свете Альбусу захотелось одернуться, но он удержался, опуская ресницы. Дамблдор не любил, когда кто-то без спроса прикасался к его лицу и волосам, но отбросить руку профессора не позволял стыд, густо замешанный на благодарности. Финеас, удовлетворившись, отступил. Кивнул на беспорядок на столе. — Приберись и на сегодня можешь быть свободен. Альбус украдкой глянул на часы: половина первого ночи. Метро уже закрылось, придется ехать на такси. Путь неблизкий; уже представив, во сколько ему обойдется поездка, Ал понуро поплелся собираться и закручивать краски.

***

Свет в подъезде привычно не горел. Альбус, валясь с ног от усталости, дотащился до своего этажа, тяжело и сонно моргая. Преодолев последний пролет, он остановился, зашарил по карманам в поисках ключей, и крупно вздрогнул, услышав голос того, кого мечтал бы никогда больше не слышать: — Ты что-то подзадержался. Альбус шарахнулся в сторону, налетая бедром на угол перил. Вгляделся во мрак лестничного пролета, тревожно замирая. Эрик поднялся на ноги и шагнул навстречу. В тусклом лунном свете, что лился из подъездного оконца, Альбус различил его высокий силуэт и блеснувшую усмешку. Нащупав в кармане ключи, Ал зажал их в кулаке, не спеша двигаться с места. — Что ты тут забыл? — раздраженно спросил он. — Да брось, Ал, мы ведь не чужие люди. Что, даже не обнимешь старого друга? — оскалился Эрик, раскидывая руки. — Я не в настроении, так что иди домой, Эрик, — холодно ответил Альбус, делая короткий стелящийся шаг в сторону собственной квартиры. Но Эрик приметил его манёвр и шагнул следом, перехватывая за плечо. — Я тоже не в настроении, если честно. Так что будь хорошим мальчиком и займи мне денег, тогда я сразу уйду. Альбус попытался выкрутиться из его крепкой хватки, но Эрик даже в густом наркотическом угаре оставался до ужаса силен. — Во-первых, пусти меня, а во-вторых, у меня нет денег, — Дамблдор попытался, чтобы голос его звучал строго, но испуг уже пробивался под наносной бравадой. Эрик тоже это ощутил, вновь довольно скалясь. — Что, стримы больше не катят? Поизносился, а, Ал? — хохотнул он и вдруг резко толкнул Альбуса к стене, впечатывая лопатками. Дамблдор охнул, на миг теряя дыхание, и зажмурился, ожидая удара, но Эрик помедлил, вглядываясь в его бледное утомленное лицо цепким, звериным взглядом. — И правда, выглядишь херово. Че, теперь оказываешь услуги офлайн? Альбус опешил, широко распахивая глаза. Непонимающе вскинул брови, удивленный таким странным выпадом. Эрик скривился. — Видел тебя тут на днях вылезающим из дорогой тачки. Твой папик ничего. Подкидывает деньжат или ты с ним за еду? — хмыкнул он. Ал рвано вздохнул и саданул Эрика кулаком в грудь. Попал по цепочкам и острым шипам на кожанке и оцарапал костяшки, зашипев. — Не твое дело с кем я провожу свободное время, ясно? Мы давно расстались. — Ага, значит все-таки новый хахаль. А этот хер знает, чем ты занимаешься в свободное от учебы время? Или думает, что нашел себе порядочного мальчика-художника. — Эрик усмехнулся, склоняя голову к плечу: в тускло вспыхнувших серых глазах отразилась неприкрытая ненависть. — А то, может, я просвещу его на досуге? Как думаешь, насколько быстро он тебя кинет?.. Альбус уже открыл было рот, чтобы осадить бывшего любовника, но осекся. Сам он ничего Геллерту не говорил, но с его-то проницательностью догадаться было несложно. Но так ли это? Быть может, Гриндевальд и правда ни о чем не знал? Отвратит ли подобное его от всяких отношений и с без того непростым любовником? Черт побери, он всегда выбирал себе крайне прозорливых мужчин! — Не смей к нему лезть, — прошептал Альбус, ненавидя себя в этот момент так сильно, что все внутри запылало адским огнем. — Не стану. Если ты мне немного поможешь, — пожал плечами Эрик. — Ну давай же, Ал, по-любому у тебя есть что-то, отложенное на черный день. Так вот, этот день настал. Тащи все сюда. — Тогда отпусти меня, будь добр, — процедил сквозь зубы Ал. Эрик разжал хватку и отступил, поднимая руки. Альбус достал из кармана ключи, подошел к двери и завозился с замком. Он слышал тяжелое дыхание Эрика за своим плечом и знал, что это значит: он на отходах, раздражен и очень зол, а значит действовать нужно быстро. Дать ему денег и пусть катится на все четыре стороны. В глубине души Альбус прекрасно осознавал, что этим дело не кончится. Стоит только начать переговоры с террористами и просто так с этого крючка уже не соскочишь, но сейчас он был слишком утомлен, чтобы думать трезво. И мысль, что Эрик, получив свое, просто уйдет, несказанно грела душу. Альбус распахнул дверь, и Эрик тут же перехватил створку, не давая ей закрыться. Ал, покосился на него неодобрительно и шагнул в темную квартиру, щелкая выключателем в прихожей. — Жди здесь, не смей заходить, — велел он, бросая сумку на тумбу и уходя в комнату. Заначка у него, конечно, была. Немного, лишь остатки того, что набежало сверх арендной платы и то, что он не успел потратить. Альбус выгреб чуть больше сотни, пересчитал и не глядя сунул Эрику прямо через порог. — Вот. Проваливай, — устало посоветовал он. Парень оскалился, не глядя сунул деньги в карман кожанки и вдруг шагнул ближе, хватая Альбуса за шею. Горячие губы прижались к его искаженному в брезгливой гримасе рту. Поцелуй не продлился и мгновение, но Ал вскрикнул и отшатнулся прочь, вытирая рот ладонью. — Умница, Ал, — промурлыкал Эрик, отсалютовав ему двумя пальцами. — Я еще зайду. А ты, солнышко, скажи своему новому любовничку, чтобы кормил тебя получше. И в следующий раз попроси больше бабла, ясно? — Пошел ты! — прошипел Альбус, обезображено застывая. Эрик хмыкнул и, развернувшись на каблуках, принялся спускаться с лестницы, что-то напевая под нос. Дрожащими руками закрыв дверь, Альбус привалился к ней спиной и сполз на пол, закрывая лицо ладонями. Его колотило так сильно, что зуб на зуб не попадал. Неожиданная встреча наложилась на усталость и тревогу последних дней, грозя вылиться в истерику. Альбус кое-как стянул ботинки, пальто, сбросил все прямо на пол неопрятным комом и, словно сомнамбула, шатаясь и хватаясь за стены, добрел до ванной. Распахнув зеркальный шкафчик, он потянулся за пузырьком с таблетками. Открутив крышку, едва не просыпал в раковину, выбрал две и запил водой из-под крана. Химозная горечь осела на корне языка, мешая дыханию. Альбус вгляделся в свое отражение алыми от полопавшихся сосудов глазами. Да уж, кое в чем Эрик не соврал — выглядел он и впрямь херово. Ладони, вцепившиеся в края раковины, все еще подрагивали. Желудок скручивало в голодных спазмах, казалось, под ребрами вместе с дыханием накаляется маленький уголек, топко мерцая, выжигая внутренности. А вместе с ним жглись и кололись округлые шрамы на запястье от чужих сигарет. Альбус всхлипнул, низко склоняя голову. Волосы упали на лицо, скрывая его от укоряющего взгляда отражения. Единым порывом Ал смел все с раковины, рассыпая банки и зубные щетки по полу. Загрохотало, заскакало. Альбус опустился на кафельный пол, зажимая рот ладонью, прижался спиной к ледяному боку стиралки, пытаясь задавить в глотке поднимающийся вой. Больно. Почему так больно? Все в прошлом! Почему сейчас ему так невыносимо больно, страшно и одиноко?! Взгляд его упал на выпавший из кармана телефон. Мелкая сеть трещин змеилась по экрану от нижнего правого угла, разбегаясь тонкой паутинкой. Первой мыслью Альбуса стала набрать Геллерту, и это так поразило его, что он задохнулся, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Сморгнув соль с ресниц, Ал безумно повел глазами, цепляясь за устроенный беспорядок. Из опрокинутого набок стаканчика для зубных щеток торчал канцелярский нож. Дамблдор уставился на его яркий пластиковый мазок, кусая губы. Он ведь обещал: себе, Генри и Минни. Обещал, что никогда больше не будет этого делать. Что не посмеет более причинить себе боль. Но разве сейчас ему не больно? Разве есть возможность заглушить это давящее на ребра изнутри чувство по-другому? Разве есть способ?.. Альбус потянулся за ножом, выщелкнул лезвие и уставился на него в отупелом непонимании. Всхлипнул, громко шмыгнул носом и решительно закатал рукав свитера…