Все псы попадают в рай

      Немного поцарапанный сбоку электрический чайник с несколько приятным бурлением закипает уже в очередной раз. Джисону в него даже приходилось дважды подливать воды из фильтра — настолько много они пили.       На каёмках их кружек уже подсохли тёмные следы-подтёки от чая, но отмывать их было попросту лень. Оба невыносимо устали, поэтому просто продолжали сидеть на кухне и набивать организм вафлями с печением.        С момента, как Джисон влетел весь перепуганный в квартиру, прошло по меньшей мере часа четыре, стояла глубокая ночь. За это время они не сделали ровным счётом ничего, если не считать за великое достижение то, что Хёнджин Джисона успокоил. Как минимум чаем, как максимум рассказом о том, как он сам в этот день в десятый раз обращался к лечащему ко врачу, к которому чтобы попасть, нужно пройти все круги ада. А ещё своими уморительными экспрессивными жалобами на то, что его совершенно внезапно выписали из больницы всего через полнедели после того, как положили, так ещё и задним числом несмотря на его продолжающуюся боль в горле. Через час Хан снова начал улыбаться и даже снял маску, начав пить уже остывший чай, через два — задорно смеяться вместе с Хваном и не менее часто шутить в ответ. Это слегка сгладило тот ужас, который подпортил ему день под самый его конец.        Хёнджин, понимая, что Джисон вряд ли горит желанием рассказывать про то, что его так разбило на встрече с Чанбином (и, надо не забывать, Минхо, который стал вызывать в нём уж больно противоречивые чувства), давить не стал. Он, в общем-то, и не думал — ему было важно лишь знать, что они ему никак не навредили.        "Чанбин увидел моё тело", — глухо ответил Джисон глубоким голосом и сделал два черезчур больших глотка чая. Он оказался слишком горячим, и Хан вдруг громко закашлял, стуча себе по груди и морщась.        "Аккуратней, горячий же: только налили, — выдохнул Хёнджин, покачивая головой и прикрывая глаза. — А Минхо?"        "Нет", — только и сказал Джисон, продолжая кашлять. Что-то внутри не хотело делиться тем, как в его душе отозвалось мгновение, когда тот отошёл за ширму, чтобы не стеснять его вторым непрошеным зрителем. Это ощущалось чем-то неотъемлемым, Минхо не мог поступить иначе, казалось, но это всё равно виделось Джисону таким драгоценным, что сердце само по себе начинало биться чаще от одной только мысли.        Он не высунулся ни на мгновение, даже когда Чанбин отказался ему описывать весь тот кошмар, который перед собой видел. И это… покоряло? Наверное.        Он мог спокойно остаться на месте, сидеть и смотреть вместе с Чанбином. Разглядывать каждый сантиметр его тела, как делал это Чанбин. Во все глаза смотреть. Щупать ими. Оставлять свои холодные отпечатки, вызывающие волны тошнотворных ледяных царапающих мурашек. Таких, острых, которые оставлял всегда Он.        Но нет. Минхо был тёплым. Он был, можно сказать горячим, приятно греющим и совсем не обжигающим. И оттого мурашки, которые Джисон ощутил, стоило ему встать и пойти к ширме, были не отвратительны.        Минхо топил тот лёд, который в нём только укрепляли почти все вокруг. И делал он это осторожно и ненавязчиво.        И, скорее всего, даже не намеренно.        Это был первый раз, когда кто-то иной видел его обнажённое тело после побега из Малайзии. Хёнджин не то что не настаивал — он ни разу не упоминал об этом, чтобы Джисон даже про себя призадумался. Этой мысли в голову и не приходило. А других просто не было. Был только Хёнджин. Как свет в конце тоннеля — сияющее солнце.        А не зияющая чёрная дыра.        Которой был сам Хан.        Прекрасно понимая, что другой реакции и ожидать-то нельзя, Джисон всё-таки был ранен этими напуганными донельзя глазами Со. Там было всё: и ошеломление, и шок, и ужас, и недоумение… и даже сожаление.        Сожаление, что ему пришлось это увидеть. Джисон тоже сожалел.        Сожалел, что вообще решил, что сможет вынести хотя бы первые полгода академии. А он даже отчислиться нормально не может.        — Блять, Сон-а, ты время видел?.. — вдруг поражённо выдохнул Хёнджин, зарывшись ладонью в жирные выделенные пряди волос, тёмные корни которых снова начали отрастать. Его продолговатые очки в тонкой дешёво позолоченной в некоторых местах оправе спустились за небольшую горбинку на носу.        — А? — Джисон всё же оторвал взгляд от носков, стоящих на краю стула, он сидел скрючившись, едва умещаясь.        — Почти шесть утра…        Взгляд Хана тут же метнулся к телефону Хвана, который тот ему протягивал. На экране блокировки, помимо глупой фотографии с хорьком его друга детства, действительно ярко выделялось сорок три минуты шестого. Джисон, по правде говоря, и представить не мог, что прошло настолько много времени.        — Ты как хочешь, а я спать… — буркнул Хёнджин, неловко поднимаясь со стула.        — Даже чай не попьёшь? — только тут брови Джисона вспорхнули вверх, и он уставился на его кружку, в которую буквально только что сам заварил новую порцию горячего. Свою он немного отставил, чтоб она немного остыла — ему не нравилось обжигаться каждый раз. — Я ж только налил.        Глаза Хвана тоже упали на кружку, он, казалось, крепко задумался о чём-то. А затем, не без утомлённого и замученного вздоха, он опустился на своё место.        — Горячий чай полезен при болезни… — как в своё оправдание пробубнил Хан, неловко отводя взгляд. Всё-таки это именно из-за него и его опять натянувшихся до предела нервов Хёнджин все эти часы был здесь — с ним на кухне.        — Окей, чай допью — и сразу спать, — ответил тот и тут же зевнул, как в подтверждение своих слов. По-видимому, сильно утомился. Оно и не удивительно: Хван предпочёл успокоить Джисона, а не увидеть пятый сон.        — Тогда надо было заварить с ромашкой и мелиссой. Спал бы как убитый.       — Прям на столе? — Хёнджин, чья голова до этого была опущена, будто в ожидании палача, вдруг её поднял, глядя на Джисона откровенно мёртвым взглядом.       — Главное, что уснул бы.       — Не, Сон-а, главное, что сейчас ты не дрожишь. Жертва не напрасна, — он отмахнулся, склоняя голову обратно. На вид изнутри за его ниточки уже дёргала дрёма.        — Да ну… — неохотно протянул Джисон, его голос был тихим, и даже немного сонным. Спустя ещё мгновение он, наконец, поддался организму и так же зевнул. — Хоть раз бы выспался перед учёбой.        — Ты шутишь? Сон-а, ты думаешь, я не наспался за это время, пока болел? Меня эти лекарства все вырубали! — а вот тон Хёнджина стал непривычно ворчливым. Он всегда таким становился, когда был на грани сна и реальности, словно ему кто-то мешал до конца уснуть.        — Ну ничего, я ещё успею послушать твоих жалоб, что ты хочешь по утрам спать, и вообще "зачем пары так рано"…        Хван возмущённо фыркнул на эту пародию и вместо ответа отхлебнул прилично из горячей кружки. Хан изнутри аж съёжился непроизвольно. Пожалуй, он никогда не поймёт, как люди могут пить или есть что-то горячее. С другой стороны, холодное он тоже не любил, так что жаловаться на это было так же глупо.       Наступила неуютная тишина: Хёнджин продолжал с небольшими передышками глотать почти что кипяток, а Джисон ковырял ноготками заусенцы на руках. Его ноги затекли в такой странной позе "орешка", в которой он до этого сидел, поэтому он спустил их под стол и руки теперь было попросту нечем больше занять.        Когда кружка Хвана почти опустела, а руки Джисона уже готовы были начать кровоточить, судьба словно над ними сжалилась. На телефон Хёнджина пришло уведомление, и он, немного расслабившись, решил заглянуть, что там. Прежде чем он отодвинул телефон, оставшийся на стороне Джисона, обратно к себе, тот успел заметить аватарку контакта.       Пусть Хан и не смог прочитать имя, но увидел слишком знакомую расплывчатую картинку. Это была "лучшая", по его же словам, фотография Феликса, которую он отправил и Джисону почти сразу, как дал свой номер, чтобы тот поставил её на контакт.        Получается, что Феликс уже успел и Хёнджину свой номер всучить? Когда? Когда успел? Они разговаривали вообще?…        На самом деле это было не так важно. Джисону-то должно быть особенно. Хёнджин, увидев сообщение, ухмыльнулся уголком губ и сразу открыл мессенджер, пока Хан вернулся глазами к своему нетронутому подостывшему чаю. Он уже потянулся к нему, когда Хван заговорил вновь, и Джисон действительно порадовался, что не успел поднести кружку ко рту, потому что наверняка бы подавился.       — Ликс пишет, что Минхо сошёл с ума, — как ни в чём не бывало с ухмылкой прозвучало от Хёнджина.        Джисон абсолютно не понял к чему это было, и его сердце кольнуло: даже Хёнджин, который с Феликсом-то почти не пересекался, успел дойти с ним до того, что тот шлёт ему в шесть утра какое-то забавное "событие". Чего добился Джисон? Того, что сам игнорирует Феликса уже две недели, хотя он упорно написывает ему едва ли не каждый день.        Он упорно старается игнорировать это, не замечать, даже не смотреть на приходящие уведомления, сразу смахивать их с главного экрана, однако глаза предательски всё же зацепляются за очередное взволнованное "как ты?" или "я очень надеюсь что тф в порядке" и неизменно приходящее следом "*ты".       А когда ему однажды пришло "я соскучился", он вообще захотел разрыдаться. "и чию тоже" — в следующую секунду, как в догонку, пришёл нож. И вонзился в спину он на "и минхо. особенно минхо", и Джисон не выдержал — слёзы сами покатились по красным от стыда щекам.        Прошла уже неделя, это сообщение давно не висит как последнее, но той паузы между ним и следующими длиной в ночь хватило, чтобы это выгравировалось у него на подкорке. И даже когда он увидел его в академии, сходил с ним к Чанбину… он не мог поверить в эти простые четыре слова.       "и минхо. особенно минхо".        Доставлено, "новое" уведомление. Непрочитанное. Как и пятьдесят восемь остальных.        Чего он вообще ожидает? Что Феликс перестанет? Возможно, но не проще ли было написать ему в ответ что-то грубое и гадкое? Просто зайти и написать "Отвянь" или "Хватит мне писать". Просто ли?        В том-то и дело, что невыносимо сложно. Феликс ведь такой солнечный мальчик: добрый, наивный, ласковый, дружелюбный. Обидеть его — всё равно что ребёнка толкнуть в грязную лужу, будучи его воспитателем в детском саду. Это крайняя степень бессердечного предательства.        Но разве лучше делает Джисон, когда игнорирует его? Не обижает ли он его этим? На самом деле это тоже висело на его больной шее тяжёлым грузом. И то, что его сообщения почти всегда были пропитаны этой знакомой детской невинностью, о которой Хан вспоминал лишь как о своей главной в жизни ошибке, лишь грузило его ещё больше.        И тем не менее Джисон не предпринимал совсем никаких действий, чтобы этот цикл угрызений совести прекратился. Потому что боялся сделать хуже.        — Ну ладно, — выдохнул Хёнджин, сделав последний большой глоток из всё ещё довольно горячей кружки. Он с улыбкой удовольствия промычал, и поднялся с места. — Я допил, спасибо за кучу кружек чая, пора спать, — протараторил он.        — Спокойной ночи, — на автомате отозвался Джисон, всё продолжив ковырять руки.        — Уже утро, Сонни, и обычно мы в такое время уже поднимались, но похер, — он пожал плечами и вышел из кухни, а Хан, спустя пару мгновений всё же очнувшись, слез со стула следом. Он выглянул в гостиную из-за косяка, наблюдая, как он поправляет немного выбившуюся из складок подушек сидения и спинки простыню.        — Так ты всё-таки на диван?        — Да, ибо, пускай этот пердун в больнице и сказал, что я "здоров", я чувствую, что всё ещё больной, — Хван хмуро проворчал ещё что-то себе под нос. — Не дай боже ещё тебя заразить.       — Если б ты мог меня заразить, то я б уже давно валялся с температурой вместе с тобой, — Джисон слегка приулыбнулся, покачивая головой и прикрывая глаза.       В кармане один короткий раз прожужжал телефон, но Джисон это спихнул на очередное сообщение Феликса, так что продолжил спокойно дожидаться ответа Хёнджина.        — Ой, не неси чепуху! Ты снимал маску всего на пять минут в больнице! — Хёнджин и сам не сдержал улыбки, наконец укладываясь на диван.       — Ну ты дурак…! — выдохнул Хан.       — И тебе сладких-сладких сновидений, мой любимый! Выключи мне свет!       — Как скажете, принцесска, — сказал Джисон и опустил руку на выключатель, после чего в темноте пошёл в спальню.        Уже столько времени прошло с момента, когда они в последний раз спали здесь вместе. Ещё до того как попасть в больницу с острой болью в горле и температурой под сорок, Хёнджин перебрался на диван, чтобы "не заражать здоровых".       Про то, что он "здоровый", Джисон даже думать не хотел. Да и про то, что больной, — тоже. Для самого себя он был где-то посередине. Хотя, вполне вероятно, что он просто старался оправдаться перед самим собой. Признавать себя психически больным и неумолимо сравнивать себя со всякими разными ненормальными из фильмов — последнее, чем хочется заниматься, когда нужно пытаться уснуть. И тем не менее такие мысли к нему в голову лезли.        Когда он поплотнее задёрнул шторы, за которыми уже рассвело, и прилёг на свою скрипучую раскладушку, услышал невольно фразу из письма Минхо к Хёнджину.       "…ты уже знаешь, что у меня есть знакомый психиатр. Я описал ему Джисоново состояние…"        Джисон ненормальный. Состояние и поведение нормальных не описывают "знакомым психиатрам".       От этих мыслей Джисон свернулся калачиком, раскладушка привычно пискнула. Нужно было подумать о чём-то другом, перебить эти мысли. Сделать хоть что, да хоть мотив какой-нибудь песни напеть. Вот только сил на это не оставалось.        Тогда он нащупал в кармане телефон и вдруг замер: а точно ли ему будет легче, если он увидит очередное сообщение Феликса о том, что он всё ещё ждёт отклика? Скорее всего ему станет только мрачнее и мучительнее на душе.       Но хотя бы будильник ему завести было нужно, иначе они с Хваном проспят до четырёх часов вечера.        Джисон медленно, нехотя вытянул телефон, и зажмурился, когда яркий экран сам включился от небольшой встряски. Он тут же убрал её до минимума, и комната вновь погрузилась во тьму. Дав своим глазам трёхсекундный отдых, он чуть поднял яркость до комфортной.       Уже собираясь ткнуть на значок "часы", он был прерван ещё одним уведомлением. Для Феликса совершенно нормально — слать много сообщений с небольшими промежутками времени. И внимание Хана бы это уведомление совсем не привекло, если бы это было сообщение от Феликса.       Это был Минхо.        Впервые ему что-то пришло с контакта Минхо, который он вбил в телефон, когда его заставил это сделать Хёнджин. "Куратор же, точно пригодится". Хотя, честно говоря, по нему было сразу очевидно, что он лжёт. Его наверняка попросил сам Минхо.        У Джисона перехватило дыхание, когда он прочитал само сообщение. Всплывающий баннер всё не уходил, словно время замедлилось до каких-то невообразимых значений. Это было всего одно слово.        "Пожалуйста".        Чёрт возьми, "Пожалуйста".        Джисон попросту не смог сопротивляться желанию зайти в чат с ним, как бы он не пытался внутренне себя отговорить. Феликса же так "легко" было игнорировать… Пусть и… Да кого он обманывает… Это было тяжело морально, но легко физически.        А здесь он не смог остановить свои пальцы и нарастающее чувство обязанности и небольшой тревоги. Преп. Ли Минхо (хён?) [6:01] Я хочу с тобой серьёзно поговорить, Джисонни Преп. Ли Минхо (хён?) [6:09] Пожалуйста