Все псы попадают в рай

       — Джисон, я… — хотел было выдавить из себя что-то Минхо, буквально заставляя себя заткнуться. Он уже и так много наговорил, хватит мучить окружающих. — Прости…        — Вы уже извинились, преподаватель Ли, — холодно отозвался уже на корейском Хан, сильнее сжимая в руках на коленях тот самый большой конверт, который зачем-то принёс и раз за разом перечитывал содержимое до самого прихода Минхо. Он выглядел безжизненно, словно его душа ещё глубже ушла в закоулки его сознания, словно она совсем потеряется, пройди ещё день. И ни Минхо, ни кто-либо другой её не найдёт даже при большом желании. — Слишком много раз… — он тяжело выдохнул, приподнимая конверт и как бы очевидно на него намекая.        "Мне так жаль, правда…" — эхом раздалось сдавленным голосом Минхо на английском языке с умилительным австралийско-корейским акцентом.        Джисон не читал — Джисон слушал письмо от этого занимательного рассказчика у себя в голове. Он сам себе выдумал его, ещё когда Феликс вскользь упоминул, что у его брата забавная манера говорить на английском. Выдумал и улыбался, вслушиваясь в эти грустные строки.        — Я понимаю, — аккуратно прервал его мысли Ли. Судя по его виду, ему было невыносимо неловко и стыдно за себя. — Но всё же… я не представляю, сколько ещё раз должен перед тобой извиниться, чтобы тебе стало проще на меня смотреть… — как бы не подумав вновь, бросил Минхо, сразу закусывая губу, лишь бы больше ничего не ляпнуть. Достаточно.        — Даже если вы думаете, что понимаете… вы крупно ошибаетесь, — Джисон чуть сильнее сжал пальцы на конверте, отчего тот шумно затрещал в руках.       Можно было бы подумать, что он разозлён, однако, подняв глаза, Минхо не разглядел в его глазах ни тени гнева. Он был… сожалеющим?       О чём он сожалел? О том что сегодня решил прийти в академию? Или в целом о самой в своей жизни встрече с Минхо?        — Вы не знаете ничего, вы всего лишь думаете, что знаете. Это всегда так.        Пусть он и говорил спокойно, голоса не повышал, Минхо с лёгкостью угадывал истерические нотки. Похоже, до самого конца он из своего психоза не вышел, его последствия всё ещё угадывались в его острых словах. Не то чтобы Ли хотел его залечить, просто сам этот факт печалил его только больше.        Подумать только: из-за него и его глупых опрометчивых действий человек страдал больше двух недель, а сейчас и вовсе пришёл зачем-то к нему в самую рань. Поговорить ли? Ударить? Нет, это вряд ли… По крайней мере послать, и не раз, Джисон его должен. Всё-таки Минхо виноват.       — Я здесь не для того, чтобы вас обвинять, преподаватель Ли, — вновь холодно и отстранённо прозвучали слова Хана. Создавалось ощущение, что перед тем как сюда явиться он множество раз прогонял этот сценарий, заучивал слова, чтобы не растеряться. Вопрос был лишь в том, заслуживал ли Минхо такого к себе отношения?        "Я не заслуживаю твоего прощения", — эхо снова ускорило сердцебиение Джисона. Вот же он — виновник торжества с вымышленным австралийско-корейским акцентом, — стоит прямо перед ним и раз за разом хочет явно извиняться. Так почему же Джисону от этого не легче? Почему на душе снова повис этот камень?        Заслужил ли он прощения со стороны Джисона? По его же личному мнению, он бы ответил: "я и не обижался". Уже по ослаблению его тревог и терзаний, Хан вдруг понял, что всё это не вина Ли. Ни Феликса, ни Минхо. Ни даже его самого. Это просто очередная глупая шутка его нервов.        И Минхо к ней абсолютно не причастен. Минхо просто не повезло попасть под руку.        — Вы не задумывались, почему все наши отношения строятся на том, как кто-то хочет перед кем-то извиниться за предоставленные неудобства? — с этими словами он приподнял освободившейся от письма рукой сумку, приоткрывая её главный карман.        Из него он медленно вытащил большую коробку печенья тасик. Именно той серии, которую любит Минхо. Его сердце рухнуло куда-то в ноги, а на душе как обычно заскреблись кошки.       Джисон запомнил, Джисон захотел, Джисон купил. Джисон, чёрт возьми, не осуждал его. Джисон просто устал бороться. И это ощущалось едва ли не хуже всего.       Лучше бы Джисон пришёл и накричал на Минхо, лучше бы злился. Лучше бы был в обиде, лучше бы испытывал хоть что-то, а не… безразличие…        — Потому что нам не по пути, преподаватель Ли, — спокойно проговорил Джисон, протягивая в сторону так и застывшего у дверей Минхо коробку. Старшему же, почему-то, хотелось услышать хоть на секунду дрогнувшую бы нотку в его фразе, однако Хан был уверен в своих словах. Он точно долго над этим думал.        Ли не мог найти в себе силы объяснить, откуда в нём зародились такие желания. Источник таких мыслей словно был за границами его понимания, словно был настолько очевиден и глуп, что даже искать его было невозможно. Или он не существовал никогда, а Минхо опять пытается оправдаться тогда, когда ситуация этого не требует.        Они ничего друг для друга не значат, они по сути своей незнакомцы, даже знакомыми ведь не назовёшь. Но слышать то, как Джисон уходит, было больно. Хотелось его остановить, придержать за руку, но…        Он не хотел, чтобы Джисону было даже немного страшно что-то ему говорить или признавать, он не хотел, чтобы он сомневался в каких-либо своих решениях, но эту неуверенность ровно в этот момент он хотел уловить. Его сердце отказывалось верить, что Джисон исчезнет из его жизни в ближайшее время, ведь он точно пришёл прощаться.        Тут скорее страннее всего было то, что Минхо прощаться не хотел, хотя до того каждый день уверял себя, что Джисон уже исчез…        — Я решил поставить на этом точку, я ухожу… — он явно не закончил говорить, когда тяжёлая входная дверь с силой прилетела по затылку Минхо.        Послышался глухой хлопок, и Ли с громким шипением тут же отскочил вглубь аудитории, активно потирая ушибленное место. Ему и впрямь прилетело знатно, как будто карма дала ему подзатыльник за очередной неверный выбор. Что ж, ожидаемо.        Это ещё и оказалась чёртова, будь она проклята, Пак Ынчжу. Хуже наказания для Минхо сейчас и не придумать.        — Ли Минхо, — заскрипела мерзко Ынчжу, будто ничего такого в этом не заметившая, не отрывая взгляда от чёрного планшета с закреплённым на нём исписанным новыми обязанностями листком и следуя к столу названного. Кажется, она и не заметила, что Минхо сейчас был не за ним, хотя он уверен, что ей было плевать, даже заметь она такую мелочь. Вот это впрямь можно было назвать мелочью.        В данный момент было важным только то, что она в тысячный раз к нему с документами. Под планшетом теперь Минхо заметил как минимум листов десять, соединённых жалкой погнутой скрепкой.       Он, честно говоря, настолько устал уже видеть её противные черты лица, что готов был карикатуры рисовать по памяти, если б ему было разрешено. Он бы плевался на эти самые карикатуры, будь у него желание и отсутствие хоть какой-то морали. С другой стороны, всё это настолько осточертело уже казалось, что эти моральные нормы скоро его волновать не будут и он так и сделает.       Ничего кроме преподавания в его обязанности не входит из того, что он для академии делает. Он не виноват, что их секретари поувольнялись, зато бремя их работы он нести обязан. Вскоре, если не решится на карикатурное "возмездие", он и сам уволится. Случай Гвансона его ой как "вдохновил".        — Это бумаги, которые забыли подписать эти твои первокурсники, разберёшься, — она, наконец, подняла свой мрачный безразличный взгляд и вдруг осознала, что разговаривает с пустым старым стулом, не менее скрипучим, чем она сама.       Её глаза, обыкновенно ничего не выражающие, вдруг воспылали негодованием и отвращением. Никогда ещё Минхо не видел её такой эмоциональной. Она запищала:        — Да что ты творишь, кобель?! Я думала, хоть ты не такой! Ещё и невинного мальчика! — голос Ынчжу начал срываться от такого, с каким возмущением она это скрипела. — Гадость, дрянь! Документы на тебе, Ли Минхо, чтоб сегодня же всё решил, а после пар — ко мне! — она тут же вылетела из аудитории, хлопнув дверью. Минхо проводил её затяжным усталым взглядом.        — Вот же ж су… сухофрукт… — вслед ей запоздало пробурчал нахмурившийся Ли, пытаясь не материться. Привычка плохая, приобретать её не хотелось. Впрочем, получившееся недо-оскорбление вышло даже лучше: оно ей подходит как никогда.        Минхо выдохнул немного более драматично, чем ожидал, с вымученным выражением лица вплетаясь пальцами свободной руки (вторая лежала на парте первого ряда) в волосы и пытаясь расслабиться, массируя макушку.        — Когда-нибудь я начну по утрам запирать дверь в свой кабинет… — он покачал головой.        Сбоку он услышал, как кто-то громко сглотнул. В тот же миг Минхо резко повернул голову к этому человеку и вдруг вспомнил: он, чёрт возьми, тут не один!        — Блять!        Джисон смотрел на него с искренним ужасом в глазах и не шевелился вовсе, даже не дышал. Ему было страшно хоть как-то выдать своё присутствие перед хищником за высокой травой. К сожалению, у него не вышло. Минхо сам с искренней паникой отшатнулся к месту преподавателя, путаясь в ногах. Теперь они были напротив друг друга: Хан продолжал зажато сидеть на первом ряду, борясь с дрожью, а Ли прямо перед ним опирался пятой точкой на свой стол.       — Боже, прости, Джисон… — отчаянно пробубнил Минхо, не зная, куда себя деть.        "А ведь тебе всегда нравилось, когда я приходил к тебе в школу и мы так стояли. Ты на парте, а я рядом. Тебе казалось, что так ты чувствовал себя комфортнее и безопаснее всего. Ты называл меня большим волком, который тебя защитит, — как будто Его здесь не хватало, прозвучал бас. — Тебе ведь сейчас не понравилось именно потому, что это был не я, да? Не хочешь изменять мне, бедному, брошенному, Джи? Хороший мальчик", — он издевался со звериным наслаждением, выделяя каждое своё слово, как главное.        "Я не представляю, насколько сильно заставил тебя бояться и переживать, потому что сам вряд ли это когда-то испытаю", — виноватый мягкий, тихий голосок Минхо из недавнего письма перебил мерзкую тираду, не успевшую благодаря нему даже начаться. Его так хотелось слышать сейчас, лишь бы Он замолчал.        — Только умоляю, дыши… — хрупко послышалось издалека. Минхо не смел подойти ближе.        "Потому что этот хлюпик тебя не сможет защитить, Джи", — напоследок усмехнулся Он, постепенно рассыпаясь на мелкие частички, словно прахом рассеиваясь в воздухе. Джисон не мог Его видеть, но мог ощущать. Ведь Он же повязал на их запястьях ленточки-обещания, они теперь, словно наручники, больно царапали руки, не давая выбраться из кошмара.        Правда, сейчас он не спит.        — Ты же сейчас слышишь кого-то ещё? — аккуратно начал внезапно Минхо. — Ты упоминал об этом при мне в прошлый раз, — он специально не произнёс "последний" не только оттого, что для Джисона эта тема, он почти уверен, невыносимо остра, но и от эгоистического желания не признавать их последнюю встречу тем самым днём. — Это тяжело, но попробуй игнорировать его. Он наверняка говорит тебе что-то ужасное, наверняка хочет заставить тебя бояться. Но задумайся: а есть ли здесь и сейчас то, чего тебе бояться стоит?        Только договорив, Минхо осознал, что ещё как есть. И это не кто иной, как сам Минхо. Он сейчас — именно тот человек, которого наверняка пугается Джисон, даже если голос в его голове не принадлежит Минхо.        И то, что Джисон ничего ему не ответил, это лишь в его голове укрепило. Он неуверенно продолжил:        — А если ты представишь, что я выйду из аудитории, то станет ли тебе легче? — нехотя, что было слышно по тону, проговорил Ли. — Я понимаю, что ты обо мне думаешь, так что я могу оставить тебя одного со страхом, чтобы не мешать с ним справиться. Идёт?        Слова "оставить одного со страхом" резанули по незаживающим язвам на теле, только не снова оставаться одному. Он сжал кулаки и опустил нечитаемый взгляд на пол. Там лежала выроненная из рук от неожиданного выпада Минхо коробка печенья.        Хан без слов медленно сполз с парты и нагнулся за ней, смахивая с неё воображаемую (Минхо слишком любит чистоту) пыль — скорее всего просто хотел немного потянуть время. Через целую долгую минуту он на пару маленьких шажков приблизился к Ли и вытянул перед собой руку с тасиком. По его взгляду, который он сразу отвёл и вперил в пол, и без того было всё понятно, но он решил озвучить очевидное:        — Я не злюсь, а вас мне причин бояться больше, чем любого другого незнакомого человека, не найти. Сколько прохожих сбивали меня с ног, сколько брали за руку, сколько осмеивали странный внешний вид, а ни одного я не возненавидел. Так с чего вдруг должен вас? — стараясь не выдавать своих настоящих мыслей и чувств, вновь без каких-либо выделяющихся эмоций сказал он, встряхивая коробку печенья и слыша шорох его упаковки. Он не смотрел на Минхо, просто не думал, что это будет ему под силу. — Просто возьмите уже это на прощание и я больше не буду вам мешать. Мы, скорее всего, больше не увидимся. Я понял, что академия не для меня.        — Ты уходишь?.. — с какой-то печалью прошептал Ли. Вопрос был риторическим, не требовал даже намёка на ответ, да и не вопрос это был. Это было чувство, просто чувство, вырывавшееся не вовремя фразой из сердца. А так ли не вовремя, если он больше не увидит его?        А Джисон и не ответил, даже не собирался. Сказал всё, пожалуй, что хотел. Он планировал остановиться на коротком "я благодарен", и, возможно, ему стоило на самом деле остановиться, но… только он увидел растерянного Минхо, так похожего на бездомного котёнка, как… все мысли растворились в воздухе. Все ограничения исчезли, оковы на этот момент ослабились, он почувствовал и собственную вину. И вина эта была как будто даже крепче, чем та, которой себя корил Минхо. И крепче она была потому, что в такие метания бросил его именно он.        — Ты был единственным студентом, работы которого я хотел увидеть ещё, — уголки губ Минхо печально приподнялись, а сам он оттолкнулся от стола и неторопливо обошёл его, присмотревшись к оставленным там документам.        Хан шумно выдохнул, словно в душе его что-то ёкнуло, и опустил коробку. Из-за того что Минхо теперь на него не смотрел, он наконец смог вглядеться уже в него: он утомлённо склонился над кипой бумаг, его фиолетовые волосы ярким пятном спадали на глаза, но он не спешил их поправлять, будто не хотел, чтобы Джисон смог ему в них заглянуть. Что он там мог бы разглядеть? Своё отражение?        — Не подумай, что я тебя осуждаю, просто… Это твой выбор, — он резко сменил вектор предложения, точно передумал что-то Джисону говорить. Точно это могло усугубить ситуацию. И Джисон его понимал.        Листы в руках старшего звонко трещали, как если бы он сжимал их сильнее положенного. Похоже, он из последних сил боролся со своими гнетущими мыслями.        И, чёрт, даже без открытых его глаз, Джисон видел в нём своё отражение.        — Это и правда мой выбор, — без энтузиазма, будто неверяще пробормотал под нос Джисон, качая головой.        Минхо, забывшийся в куче документов, надолго замолчал, вычитывая ту информацию, которую ему придётся разъяснять своим студентам-неумёхам, даже прочитать о правилах заполнения справок и заявлений не удосужившимся. Что примечательно, один Джисон всё заполнил верно.        Хотя по этому принципу он бы всё равно его отпустить не смог: помимо этих бумаг, в кипе также лежала незаполненная справка о состоянии здоровья Хана. И она была не из тех, которые он мог бы посадить его заполнять прямо здесь и сейчас. Там должны стоять официальные печати больницы.        Как раз в этот момент Минхо услышал очередной холопок и шуршание — Джисон положил коробку на парту, а сам потихоньку, похоже, чтобы остаться незамеченным, шёл к выходу, поправляя сумку, которая, как ему казалось, неудобно висела, и стараясь восстановить сбитое дыхание. Уже у двери Ли его и остановил:        — Постой, ты ещё официально не зачислен по документам, ты не можешь просто отчислиться… — это была полуправда. Правда была в том, что Джисон, так же как и, господи, половина всех первокурсников академии, был по документам не в полной мере студентом из-за проблем с бумажками. К примеру, с той же справкой из больницы. Только вот ложь была в том, что отчислиться он "не" может: ещё как может, без особых проблем. Надо сказать даже больше: если он не сдаст её в ближайшие дни, то будет отчислен автоматически.        И Минхо может поклясться: он ляпнул вновь бездумно. И в тот же миг получил под дых от своей бдительной совести. Куда уж хуже, казалось…        — Если я заполню эти бумаги, вы дадите мне отчислиться? — безжизненно спросил он.        — Не посмею тебя задерживать здесь, Джисон.        Он достал из одного из ящиков заранее заготовленные бланки на отчисление (по-видимому, это нормальная практика здесь — "заранее колотить гробы"), взял лист, умудрившись порезаться о его край, и вмиг отбросил его, начиная с шипением трясти рукой. Как Джисон заметил, кошачьих "повадок" у Минхо действительно хватает. Остальные листы, благо, не разлетелись и кровью не заляпались — просто криво упали обратно в ящик.        Джисон сразу достал из кармана и хлопнул у стола Ли упаковкой пластырей, вырывая один и оставляя перед ним. Минхо в ту же секунду поднял на него, нависающего, оперевшись на стол руками, над ним, сидящим, ошарашенный взгляд. Он и представить не мог, что Джисон может к нему так близко подойти по своей воле. Кажется, за время, которое они не видели друг друга, старший успел о младшем много чего напридумывать. Например, сделать его в своих фантазиях беспомощным и трусливым.        Мысли Минхо снова пришли в адекватное русло: да, у Джисона проблемы с тревожностью и паническими атаками, но он всё ещё живой человек, такой же, как и он сам.        — Спасибо… — неловко прошелестел он, спешно залепляя ранку, чтобы не тянуть этот момент ещё больше.        Минхо уже осторожнее взял листок и, снова повернувшись в сторону Джисона, с удивлением заметил, что тот не отошёл.        — В общем: этот документ ты подпишешь, когда принесёшь справку, — начал объяснять он, не отрывая взгляда от стоически терпящего это Хана, — но перед этим ты должен будешь получить её в больнице, заверенную печатями, о том, что ты здоров достаточно, чтобы обучаться тут.        — Это обязательно, да? — очевидно попытался отмазаться Джисон.        — Так-то просто формальность, никто на эти справки не смотрит, да только поэтому их и приходится приносить: ибо формальность. Проблема в том сейчас, что у тебя нет времени проходить обследования, — опережая вопрос "почему?", Минхо сразу продолжил, — потому что её официально можно сдавать только до октября, а он уже завтра.        — Проблема, — по слогам выдохнул Хан, складывая руки на груди, не забыв перед этим поправить снова сумку.       — За опоздание в пару дней тебя не прибьют, особенно я. У меня, короче, есть идея, но я не уверен, что ты её одобришь, — выдал вдруг Ли, — но у тебя нет особого выбора, сам понимаешь…        — Говорите.        — Ты же помнишь Чанбина? Он детский психотерапевт-ординатор, но в кабинете его главного стоят печатки, которые нужны нам здесь. Я могу попросить его впустить тебя и Хёнджина, чтобы просто подписать это и всё, — Минхо звучал неуверенно, словно определённо понимал, что что-то недоговаривает, но пытался это скрыть. Довольно провально, надо отметить.        Он понимал как минимум то, что Чанбин — честный и справедливый до мозга костей: он не потерпит, чтобы хотя бы без базового неврологического осмотра кто-то заставлял его подписывать что-то важное. А тот факт, что подписывать придётся ещё и не от своего лица, а, фактически, — своего начальника, пожалуй, его добьёт окончательно. Представить, чтобы его хотя бы на что-то издалека подобное смогли уломать незнакомцы, он не может даже при самых отбитых обстоятельствах.        — Хёнджин уже и так в больнице, с ангиной, — только и ответил Джисон. — Вы не могли бы пойти со мной?        Похоже, никаких объяснений ему и не требовалось: в чтении по глазам он преуспел в тысячи тысяч раз больше, чем глупый преподаватель. Глупый преподаватель, который вновь взглянул в глаза Джисона, которые больше не убегали, и торопливо закивал, снова начиная улыбаться. Уже более живо, хотя понимание, что он таким жестом провожает Хана до почти доколоченного "гроба" отчисления, его не отпускало.        Да, пожалуй, Минхо всё-таки слишком странный даже по собственным меркам.