Все псы попадают в рай

      — Да бля-ять… — голос Хёнджина болезненно захрипел, когда он лениво приподнялся с неудобного дивана. Поясница тоже затекла.        Он только-только смог кое-как задремать, борясь с жутким насморком, а его уже разбудили: сейчас в дверь кто-то настойчиво стучал. Поначалу он даже хотел послать куда-подальше незваного гостя, ибо никого важного сегодня быть у него не должно: мама бы позвонила заранее, а друзья знают, что он заболел, и не сунутся к нему. Но довольно быстро передумал. Мало ли. Господин полицейский в положение студента с больным горлом вряд ли войдёт.       — Кого там могло принести… — вдобавок ко всему ещё и спина звонко хрустнула так, что он чуть не осел на том же месте. А как хотелось: проклясть бы всех за этой дверью и снова уснуть.        Он медленно плёлся в прихожую, едва переставляя ноги. Плед, которым он был заботливо укрыт Джисоном, остался тряпкой висеть на плече и волокся по полу некрасивой тенью. Ему, честно говоря, было плевать, как он выглядит. На его голове и так был грязный ужас, а вместо привычных рубашек и блуз (или хотя бы приличной толстовки) на нём была исключительно домашняя глупая безрукавка с жирафом от мамы. Потому он решил, что хуже ситуация не станет: она и без того на дне.        В дверь не переставали ритмично бить, создавалось ощущение, что это просто странная галлюцинация. Ну кому в здравом уме может прийти в голову так ломиться к простому художнику без корочки? Кому он такой нужен сейчас? Тем более больной.        — Да иду я, иду! — проворчал громко Хван, уже проходя мимо крупных настенных часов. — Чего?.. — неслышно под нос себе пробурчал он.        Его взгляд как раз привлекли эти часы. Они чётко показывали без часа с небольшим полночь.        В руках Хёнджина в ту же секунду оказался крепко сжат небольшой цветастый горшок с кактусом. Он не смог найти глазами в коридоре ещё хоть что-то серьёзное, но угрожать его длинными иглами ему показалось не такой уж плохой идеей. Возможно, у него просто скакнула температура, только ему было явно не до этого.        Пока он осторожно, максимально стараясь не шуметь, подходил к двери, стук прекратился. "То, что враг притаился, значит лишь то, что он начал серьёзную охоту", — промелькнула в голове фраза из какого-то мультфильма. Хёнджин приготовился к ответной атаке, в спешке проворачивая замок.        — Кто ты?! — гаркнул Хван, резко отворяя дверь и вглядываясь в гаснущую лампочку в коридоре. Краем глаза он заметил шуструю исчезающую за углом на лестнице тёмную фигуру. Парень (кажется) в ужасе — или не в ужасе — удирал от хозяина квартиры.        Хёнджин терпеть это был не намерен — выскочил к другим квартирам, прослеживая путь беглеца, и прямо в махровых носках помчался по лестнице за ним. За первый пролёт он уже успел отбить себе пятки, но преследование прекращать и не думал. Судя по эху, слышащемуся снизу, виновник "торжества" заметно ускорился, услышав Хвана.        "Значит точно виноват! И осознаёт! Иначе б не боялся попасться!" — заликовало без причины сознание.        Ярко усмехнувшись, Хёнджин, явно приняв вызов, и сам понёсся по лестнице, будто на каком-то забеге. Он уже не обращал внимания ни на ноющие ноги, ни на потерянный плед где-то по пути, ни даже на саднящее горло. И всё до одного момента…        — Смотри, куда прёшь, дылда! — заверещала противно соседская девчонка. Он случайно на неё налетел, а теперь она визжала ещё детским голосом ему на ухо.        Она внезапно влепила ему звонкую пощёчину и оттолкнула так, что он еле удержался на ногах, чтобы не полететь кувырком с лестницы. Хёнджин вспомнил, что она когда-то занималась боксом с братом.        Только сейчас он осознал, что нечаянно прижал её, четырнадцатилетнюю скандалистку, к стене, споткнувшись о собственную же ногу. Ну, или штанину. С кактусом в руке. Да, пожалуй, сейчас её крики оправданы. Впервые.        Извиняться было поздно: она уже ускакала жаловаться брату. Хвану остаётся лишь надеяться, что по возвращении он не пересечётся с Гисоком, а то ему точно не поздоровится. Он-то драться не умеет, чего не скажешь о Гисоке.        Беготня прекратилась всего на каких-то пять секунд, но незнакомый шутник уже скрылся. Хлопнула тяжёлая дверь подъезда.        Хёнджин снова сорвался с места — помчался домой. Всё же так шанс встретить Гисока пусть и побольше, чем если бы он на часок вышел отсюда, но идея шататься по улице в одной пижаме его не очень привлекает. И уж тем более почти босиком.       Ступеньки казались ему бесконечными, бежать он перестал уже на втором пролёте. Он живёт всего на четвёртом этаже, однако бежать до него с первого спросонья оказалось не самым приятным решением. Так что последний он не сказать чтоб добегал, "доползал" будет ближе.       — Куда ты ходил? — с опаской спросил сразу Джисон в большой чёрной маске, аккуратно высовываясь из-за угла спальни, которая на время болезни Хёнджина полностью перешла к нему.        За всё то время, что они жили вместе после случая с психозом (он, к слову, прошёл только на третий день, Хан успел знатно помучиться), при младшем он её так ни разу и не снял. Он даже есть уходил к себе и запирался, как только заканчивал для них обоих готовить, так что Хёнджин никак не мог его видеть.       Нет, он не был из тех, кто будет злиться на такую мелочь, какую можно счесть за недоверие, однако это казалось слишком неестественным, слишком выбивалось из их обычных, на первый взгляд, дней. В действительно обычные дни Джисон не стеснялся показываться Хвану в повседневной одежде, безо всяких и намёков на свою главную особенность. Ничто не выдавало в нём хрустальную бабочку, никакой маски на нём не было. Если бы кто увидел его таким, то ни за что не поверил бы, что он… такой.        Иногда Хвану в голову лезли непрошенные мысли о том, что Джисон ведь и вправду просто мальчик, которому не повезло. Сейчас он мог бы быть успешным студентом в хороших отношениях со всеми однокурсниками, он играл бы на гитаре (Хёнджин готов поклясться, что прямо видит её у него в руках) в большой компании друзей, пользовался бы популярностью у большинства девчонок и парней, завоёвывал бы сердца людей без особо труда. Он невероятно обаятельный, всех вокруг бы тянуло к нему как магнитом.        Хёнджин понятия не имеет, что конкретно сломало его, что разбило его на осколки и разбросало по кладбищу мёртвых надежд. Словно сама жестокая жизнь не захотела, чтобы он имел право чувствовать и по-настоящему улыбаться. У него отняли частичку души, ту, которая могла позволить ему прекратить прятаться в шкафу от монстров из разыгравшегося детского воображения. Ту, которая после безобразной, отвратительной игры судьбы превратила этих монстров в людей.        — Кто-то ломился к нам в квартиру, я хотел проверить, кто это… — Хван постарался звучать уверенно, будто не он сейчас преследовал своё же сбегающее любопытство.        Хан кивнул сам себе и нехотя вышел из-за угла. Он, как подумал Хёнджин, понял, что угроза миновала. По-видимому, не один он слышал эти жуткие стуки.        — А почему плед на лестничной клетке? — неловко спросил он, указывая пальцем за спину младшему. Тот живо обернулся и заметил уголок покрывала, торчащий с лестницы. Он зацепился за перила и одиноко повис в грязном подъезде. — И зачем тебе мой кактус?        Последний вопрос Хван тактично проигнорировал.        — Секунду, — бросил Хёнджин, отошёл и схватил забытый плед, а когда стал возвращаться, увидел, как чуть осмелевший Джисон нагибается за чем-то лежащим на пороге их квартиры. Он осмотрел светлый прямоугольный конверт со всех сторон и, не найдя ничего особенного, вернулся с ним в квартиру. Хван забежал следом, запирая за собой дверь.        Джисона он нашёл на кухне, сидящего подогнув ноги к груди и снова рассматривающего находку. Он не проявлял к ней особого интереса, просто вертел в руках, как какую-нибудь безделушку.        — Это письмо адресовано тебе, Хёнджин, — тихо проговорил он, через весь стол на противоположную сторону двигая конверт. Он был плотным, словно в нём было ещё по меньшей мере три конверта.        — Оно без отправителя, — подметил Хван, так же осматривая письмо, — что думаешь?        — Я не думаю, что кто-то из твоих друзей может пользоваться реальной почтой, — он уселся поудобней, понимая, что не сможет уйти прямо сейчас. — Это не из академии, они пользуются электронной. Я вряд ли знаю того, кто мог тебе так написать.        — Но я тоже не знаю таких людей… — Хёнджин продолжал в недоумении поглядывать на конверт, не решаясь его открывать.       Они ещё как минимум минут восемь просидели так, не проронив ни слова. Каждый думал о загадочном "старике". Хан, под остаточным влиянием своей вечной паранойи, пытался представить, может ли быть там жучок или какое-нибудь взрывное устройство.        — Ты уверен, что это нормально — слать письма в наше время? Я бы понял ещё, если б мне было за шестьдесят, но… Я даже не знаю, что сказать, — заговорил всё-таки Хван.        — По крайней мере, это не ошибка: этот конверт точно отправляли тебе.        Хёнджин в неверии покачал головой и зажмурился, будто это могло заставить это нечто исчезнуть из его рук.        — Открой, терять нам нечего. Если не откроешь, будешь жалеть.        Последнее, чего мог сейчас ожидать Хёнджин, — такая вот своеобразная поддержка со стороны Хана. Он не ледышка, но сейчас совершенно не вызывал впечатление решительного человека, который захочет посмотреть своему страху в глаза. А заодно их и выколоть, похоже.        Хван осторожно надорвал конверт, сразу заглядывая внутрь. Там действительно оказался ещё один. И письмо в этом. Пока он достал только записку.        — Итак, "Здравствуй, Хёнджин, не думаю, что мне стоит представляться…", ага, конечно, — он закатил глаза. — "…В общем, во-первых, ты не появляешься на парах, я должен бы тебя за это отчитать, но ты делаешь это из добрых побуждений, вероятно, так что не стану", а он, кажется, не знает, что я болею. Ой достанется же мне, — прошипел под нос Хёнджин и продолжил читать. — "…Во-вторых, ты мне не пишешь. Я взял с тебя обещание описывать мне состояние Хан Джисона, но ты этого не делаешь…" — Хёнджин резко закусил губу, будто точно не хотел этого говорить.        — Стой, подожди.        Хван медленно поднял взгляд на хмурящегося за чёлкой старшего, который прогрызал в нём дыру взглядом. Да, зря он начал зачитывать письмо вслух. Очень зря. Он проклинал себя за то, что не читает про себя вперёд речи.        — Что это значит, Хёнджин? — глухо пробурчал Джисон, прочищая горло, в котором наверняка застыл ком.        — Ну, Сонни, он же пишет, что я этого не делал, всё нормально… — он всеми силами пытался отделаться простым осуждающим взглядом Хана, хотя было видно, что он прекрасно понимал невозможность своих желаний.        — А вот это уже точно ненормально, что какой-то случайный чувак должен был получать сообщения обо мне, — его голос звучал твёрдо, пусть в нём читались нотки тревоги. Джисон будто конвертировал эту тревогу в напряжение. — А ещё он знает моё имя. Какого чёрта, Хёнджин?        — Это Минхо, Джисон… — Хван снова покачал головой. — Он просто беспокоился о твоём состоянии.        Хан в лице не изменился.        — Послушай, я понимаю, что это звучит странно для тебя. Какой-то случайный препод беспокоится за тебя, типо, правда. Но он наш куратор. Ему важно, чтобы мы учились, поэтому ты нужен ему здоровым и всё такое… — Хёнджин стушевался под взором Джисона, который словно вообще не моргал, ему будто было больше нечего добавить. — В конце концов, он человек. Ему не чуждо сострадание…        Джисон ни слова не ответил.        — Сонни, я не представляю, что с тобой было все эти тринадцать лет, даже не так… Я боюсь представить. Но тебе нужно научиться заново верить людям. Не стоит думать, что все люди в душе полные козлы, — Хван смог только сдавленно фальшиво улыбнуться и отвести глаза. Улыбка через секунду же исчезла. Словно он заставил себя перестать лгать.        — Ты правда веришь, что он хороший человек? — большего Хёнджин не услышал.        — Почему нет? Он ничего плохого не сделал.        — Кое-что он всё-таки сделал.        Хван быстро вновь взглянул в глаза Хана. Он сразу понял, что речь идёт про шестнадцатое сентября. Другого быть не могло: этот день сильно изменил Джисона. Честно говоря, Хёнджин был убеждён, что он глубоко был задет действиями Минхо. Так что ничего удивительного в сказанном не было, однако он всё равно был отчего-то взбудоражен.        — Это что-то серьёзное, Джисон? Я могу ему всё за тебя высказать, когда выйду на учёбу!        — Игра не стоит свеч, Хёнджин, — возразил он, — мне не нужны его сожаления.        — Но всё же: это что-то прям плохое? — с искренним волнением спросил младший. Кем бы он ни был в глазах чёртового Минхо, он очень привязан к Хану, он его любит и хочет оберегать. Это частичка его души, которую он ни за что не отдаст.       — Не то чтобы… Мне просто не понравилось такое его поведение, я больше не хочу, чтобы это повторилось. Вот и всё.        — Ты не хочешь его видеть совсем, да? — Хёнджин аккуратно приблизился, опираясь локтями на стол. У него не было желания как-то стеснять Джисона, он наоборот хотел создать для небо атмосферу безопасности. Ему показалось, что так она будет крепче.        — Я не знаю, правда, давай читать дальше… — он полностью отвернулся, смотря в пол.        Так ему было проще, поэтому Хёнджин только взял письмо снова в ладонь, встряхнул его, разворачивая, однако, когда хотел уже начать озвучивать оставшиеся строчки, вдруг остановился и снова взглянул на чуть надувшегося, засевшего у себя в мыслях Джисона. Он мягко поинтересовался:        — Ты ведь не обижен на меня? Я не давал ему этого обещания, он просто поставил меня перед фактом и ушёл.        — Не парься, всё хорошо.        Хотя оба понимали, что ничего не хорошо. Жизнь, по меньшей мере одного из них, снова катится в бездну.        — "…Ладно, тянуть не буду, ты уже знаешь, что у меня есть знакомый психиатр. Я описал ему Джисоново состояние, перечисляю то, что он посоветовал для начала: попробовать заняться спортом (имею в виду не какой-нибудь бадминтон или шахматы, прошу), вести дневник своего состояния, можно ещё и просто личный дневник, пускай побольше спит. Побольше ещё разговаривайте на отвлечённые темы, ему важно поддерживать уровень социализации или чего-то такого, сам не понял, что дядя сказал…", — Хван на пару секунд оторвался и кинул взгляд на успокоившегося полностью Хана. — "…Ты мог заметить, что в конверте ещё один конверт. Я надеюсь, что ты, дурак, ещё его не вскрыл. Просто не смотри, что там. Отдай его Джисону, пожалуйста…"        Сразу как это дочитал, Хван не глядя протянул старшему конверт, который Джисон точно так же, как и прошлый, покрутил в руках. Однако, вопреки мыслям Хёнджина, Хан только отложил его на край стола и не стал открывать в его присутствии. Пожалуй, он соврёт, если скажет, что не был этим разочарован. Он не подал виду.        — "…Тебе мне больше сказать нечего, кроме того что я жду тебя на анатомии. Лишних вопросов не задам, ни по предмету, ни по ситуации. За других преподавателей я говорить не буду, их решение. Надеюсь, Феликс в качестве почтальона не сильно вас потревожил", — записка, наконец, кончилась, на лице Хвана появилась лёгкая улыбка.        — Так это был Феликс, — выдохнул тихо Джисон, — никогда бы не подумал.        — Да, он здорово так постучался. Да и к тому же, мог бы и просто отдать мне конверт, в чём проблема была? Зачем сматываться? Я подумал, он неудавшийся вор или маньяк! — фыркнул смешно Хёнджин.       — Ему шестнадцать, я думаю, что он просто хотел развлечься и побегать. Ты тоже хорош: какой ещё маньяк? — старший коротко хохотнул, что ознаменовало начало прогресса. Похоже, письмо от Минхо чуть его согрело самим фактом своего существования. А то, насколько оно было плотным, явно значило, что понаписал там Минхо много.        — Я только-только проснулся! А спал я за последние сутки часа два! Не больше!        — У нас есть глазок на двери, Хёнджин, — глаза выдавали его улыбку.        Уже через полчаса, за второй кружкой чая Хвана (Джисон всё-таки не снял маску), они уже и забыли про письмо. Один из пунктов "терапии" от Минхо выполнялся сам собой.        Было далеко за полночь, когда утомлённый долгим днём из работы по дому Хан снова вернулся в "свою" комнату — спальню — к забытому конверту на прикроватной тумбочке. Хоть он и спал на своей раскладушке, конверт оказался именно там. Он, недолго думая, расслабленно завалился на Хёнджинову мягкую постель, которую тот уже давно из-за страха заразить Джисона променял на жёсткий диван, стянул грубую маску и потянулся за конвертом.        Он плавно провёл кончиком пальца по надписи "для Хан Джисонни, от придурка-преподавателя", нежно улыбнулся и тихо-тихо, чтобы не разбудить снова еле заснувшего Хвана, приоткрыл конверт, доставая длинное, склеенное из нескольких полностью исписанных листков письмо.        Письмо, полностью написанное исключительно на английском языке красивым печатным почерком.