Все псы попадают в рай

       Вам вот нравится ощущать на себе чёткий взгляд?        Да, очень многие, на самом деле, ответят положительно, но большинство, думаю, будут всё-таки на стороне отрицательного ответа. Ну как может быть приятно, когда от тебя человек просто не отлипает, а ещё пытается делать вид, будто бы и не пялится он?        Телефон тебе спрятаться не поможет, Ли Феликс, у Джисона слишком хорошее боковое зрение! Хоть у него и с обычным не очень… Но видит нормально!        Преподаватель Бан (а именно таким он был сейчас для Джисона: он его просто Чаном бы не назвал, в то время как он так увлечённо и интересно вещает на сложные темы) что-то активно объясняет, упоминая вскользь, что то-то и то-то появится на сессии. Кажется, кто-то его попросил объяснить тему с чьей-то смертью. То ли смертью художника, то ли персонажа с его картины… Хан не особо вслушивался, пусть и выглядел очень увлечённо, возможно, со стороны. Ему и вправду было интересно на этой паре, ибо, как оказалось, Бан просто потрясающе способен приковывать к себе внимание. Так про какие-то старые картины ещё никто не рассуждал, что пол-аудитории сидело б, навострив уши. Естественно, далеко не все были согласны с мнением Хана: за ещё целых ряда два-три до галёрки и дальше вообще будто был другой мир, в котором искусство считалось полной брехнёй, а художниками разводили костры просто ради развлечения. Нелюди же.        Однако же слушать про обряды каннибализма после таких кострищ Джисону вообще не хочется, так что он вновь старается сфокусировать всё своё внимание на новой теме, которую затронул преподаватель Бан.        К слову, справедливости ради, всё же упомянем, что не слушали его не только на "Чукотке", но и на первой же парте! Если Чию ещё периодически на него завороженно поглядывала (видно, тема очень интересная вышла), то Феликс вообще не парился: именно его взгляд и был пристёгнут к Джисону цепями. Честно говоря, иногда ему хотелось просто повернуться к младшему и, приподняв бровь, просто настоятельно "попросить" его не глазеть, а заниматься. Была бы на то смелость, правда…        Долго, в самом деле, Джисон эту мысль в себе носил. Кажется, пара вообще скоро должна была кончиться, а Хан так и не дёрнулся. Всё пытался совсем по чуть-чуть кофе допить. Может, в этом был виновен лёд, постепенно таявший и разбавлявший напиток, к концу становившийся таким странным на вкус, что пить не очень-то его и хотелось. Может, что вероятней, просто из-за этого же самого льда сам кофе был слишком холоден, а чувствительные зубы Джисона к такому испытанию на прочность не готовились, вот и приходилось по полглоточка хлебать. В любом случае, по ощущениям (он чуть покачал кругами стаканчик) там ещё как минимум четверть. И маленький громыхающий кусочек льда. Как он только не успел растаять?        Хан даже как-то не замечал, что в этой аудитории прохладно. Ему было тепло. Изнутри тепло. А этого так давно он не чувствовал, что позабыл, какого это. Оттого и задумался. Замкнутый круг какой-то.        В этом тепле он уже винить спокойно мог Феликса и, внезапно, Чию, хотя познакомился с ней совсем-совсем недавно — и полутора часов не прошло. Удивляло ли это? Ещё как! Джисон уже боролся мысленно с этим клишированным желанием челюсть на пол не уронить, правда, всё равно бы никто не понял, что что-то вообще не так: под маской это сошло бы вполне за обыкновенное зевание. Ах, точно, он же сейчас без неё… К слову, сидеть таким незащищённым было ужасно противно. Будто раздет он был перед эти двоими. Ну уж нет! Не собирается он так вести себя. Вот допьёт и больше никогда не снимет маски при ком-то, кроме Хёнджина!        А если серьёзно… Как он только смог подпустить эту девчушку так близко? Глупо, глупо и — ещё раз — глупо.        То же самое, кстати, произошло и с Феликсом… Хан Джисон, не кажется ли тебе случаем, что ты слишком расслабился? Не кажется ли, что пора снова брать себя в руки, что снова стоит быть строже к выбору друзей?        Да и… каких друзей, Хан Джисон?        — Феликс, не пялься слишком палевно! — громко шепнула названному на ухо Чию, что резко вырвало старшего из навязчивых мрачных мыслей. Он украдкой посмотрел на Кан, легонько стукнувшую Ли локтем, чтоб тот тоже очнулся, как и Джисон, и, наконец, посмотрел не только в сторону Хана. Феликс только чуть тряхнул забавно и по-детски головой, поворачиваясь и наклоняясь к ней, чтобы она ему что-то нашептала на ухо. А она явно этого и ждала: сразу принялась что-то ему объяснять или рассказывать. Джисону, конечно, интересно, но он не такой козёл, чтоб подслушивать.        Он перевёл свой взгляд на большущую длинную доску, казалось, недавно ещё блестевшую на солнце одной своей чистотой благодаря Чию. Теперь она вся была задействована в ярком рисунке, с сильным, видать, нажимом начерченном преподавателем Баном: это была шкала годов с названиями, как на школьной истории висела у Хана на стенке. Джисон предполагает, что названия там были картин, написанные разными цветами мела. Сбоку от схемы были аккуратным почерком выведены фамилии творцов соответствующими оттенками.        Хан так и не запомнил с начала пары тему, так что сказать, что это были за художники и какое направление они предпочитали, он не смог бы. Хотя, если честно, даже такого профана в искусстве, как Джисон, наталкивали даты на мысль, что все они относились к разным направлениям. Не может же какая-то "Клятва Горациев" восемнадцатого века, которая в минималистичном подобии от преподавателя выглядит довольно строго и жёстко, и "Подсолнухи" Ван Гога уже века девятнадцатого быть хоть капельку похожи. Может, Бан объясняет концепцию шкалы веков? Но зачем? Это же и первокласснику ясно!        Ладно, опустим. Джисон как-нибудь обязательно втянется… как-нибудь потом…        На самом деле, Хан чувствует себя таким виноватым… Он ведь, по сути, не слушал просто потому, что не мог сосредоточиться. А это, ни много ни мало, входит в его основные обязанности, как студента. Не пришёл же он на пару так — для галочки! Надо же тогда как-то концентрироваться на предмете обсуждения.        А ведь он даже нахваливал в мыслях подачу преподавателя Бана, а сам-то в этот момент, считайте, филонил, старался отогнать мысли от противного и одновременно такого знакомо-пугающего чувства слежки. Как же, чёрт возьми, часто ему казалось, что за ним следят, что на него смотрят. А ещё, что хуже в тысячи тысяч раз… что это делает не случайный человек, не студент, не профессор, не кто-то из деканата. Что это делает сам Он. Тот, кто знать не может, что Джисон здесь. Что он покинул Малайзию. Что он вообще где-то учится. Что это место — обитель искусства, так нелюбимого им с самого детства, так в шутках опускаемого. Что это что-то такое.        А глаза-то смотрят, почти не моргают. Эти грозные холодные чёрные глаза, которые почти полностью перекрывают прямые тонкие и такие же чёрные волосы. Будто свет на такую тьму даже не зарится, даже притрагиваться не хочет. Были ли в этих глазах хотя бы блики, была ли в них жизнь? У смерти в глазах жизни нет — она у неё бывает только в кровавых когтистых руках. И под ногами. Там, где хрустит чей-то старый череп.        — Хэй, Джисон, пара кончилась, — перед лицом замаячил его же стаканчик с кофе, а у уха послышался девичий голос. Девушка коротко хихикнула, вернув напиток на стол, и обратила внимание на резко засобиравшегося Феликса. Джисон спешно натянул маску на лицо, бросив идею допивать кофе: его ужасно затошнило. — Ликс, ты куда так торопишься?        — Я обещал Минхо поболтать с ним, — он хитро ухмыльнулся. Диалог явно намечался не для посторонних ушей, особенно исключающих присутствие там того, кого он и собрался обсуждать — Джисона. Это было очевидней некуда! Всю пару глаза Ли-младшего не отлипали от Хана: он будто старался запомнить каждую мельчайшую на нём детальку внешности. Как бы ни было это грустно Чию осознавать, но сплетничать Феликс любил, пожалуй, даже больше, чем есть брауни. И сейчас он тоже собирался абсолютно точно косточки с "кондитером" поперемывать Джисоновы, и была эта мысль просто омерзительной.        — Побудь человеком хоть один день! Хватит обсуждать всех подряд за спинами! — возмутилась вдруг звонко Кан, слегка хмурясь. Ох, хмурилась, видно, она очень редко, потому как Феликс, едва завидев это, моментально потупил взгляд и стыдливо устремил его в пол. — Сам же так жалуешься на то, что про тебя распускают слухи, на то, что про тебя много говорят, а ты не знаешь. Ты ведь сам так же делаешь, — в её голосе стали проскальзывать стальные нотки. Похоже, семейка у неё не из мягких.        — Чи-и-и… — протянул вымученно Феликс, всё же усаживаясь на парту рядом с ней. Кстати, а как она оказалась по другую сторону от Джисона? Он точно сидел с краю — Ли с Кан правее, сам Феликс — в самом центре. Шустрая, оказывается, какая. Хотя, можно было бы, в целом, и догадаться: в этом они с младшим братом Минхо уж очень сходятся. Будто Чию и сама в Австралии с ними росла. Не отличишь по поведению. Разве что по резким границам дозволенного, которые она чётко для себя и окружающих, видимо, выставила, судя по тому что своеобразно отчитала Феликса. — Говоришь, словно это ты их выдумала и распустила!        — Разумеется, кто ж ещё! — она только покачала головой, а так и с места не сдвинулась, так что Ли, поудобней рассевшийся, показал, что и вправду никуда не уйдёт. Особенно заниматься сплетнями. — Джисон, — Чию резко переключилась с младшего к старшему, — у нас сейчас будет живопись, краски мы оставляем у неё в шкафчике, чтоб не таскать такую тяжесть каждый день, — не понятно почему, но Хан почувствовал какое-то особое облегчение от этого факта. Вдруг пришла мысль, что он будто решил вселенского, естественно, масштаба загадку: почему же Феликсова сумка через плечо и аккуратненький рюкзак Кан выглядят такими лёгкими? Да потому что в них нет этой тяжеленной коробки, будто заполненной кирпичами, а вовсе не маленькими тюбиками. — В общем, это я к чему: тебе бы как-то её задобрить, чтоб и тебе разрешила…        — Если ты покажешь ей настоящий класс на паре, то она точно разрешит! — включился Феликс, отчего-то чересчур раззадоренный этой идеей.        — Не глупи, её настолько трудно впечатлить, что даже наш Хюнки иногда получал по первое число! А ты вообще его шедевры видел? — возразила в ответ Чию.        — Знала б ты, как мне Минхо нахваливал его работу со вступительного экзамена! — Джисон сначала испугался, какой же зверь там у них учится, что брат Ли-младшего даже дома решил о нём поговорить, только вот сразу после этих мыслей заметил направленный в свою сторону палец Феликса… Стойте… Преподаватель Ли нахваливал работу Джисона?.. Глаза Хана в одно мгновение округлились так, что, казалось, грозились просто выпасть. Взгляда на этих двоих он поднять не решился, а только как и всегда спрятался за отросшей светлой чёлкой. Эти работы… заслуживали, чтобы их сожгли сразу после испытания… и это не преувеличение… — Он даже расплакался, пока это говорил! — "от жалости или усталости", — подсказало сознание Джисона. Феликс сложил руки на груди, выказывая этим гордость за правильность своей "выигрышной" позиции в споре, даже не замечая выросшую тень за собственной спиной. Зато краем глаза эту тень заметил Джисон. И звали её преподаватель Бан.        — Ликс, не забывайся: Минхо тебе язык вырвет, если узнает, что ты кому-то рассказал это.        — Что такого-то? — вскрикнул он. — Все плачут!        — Крепись, — преподаватель, ухмыльнувшись, хлопнул его по плечу и снова вернулся к доске, явно планируя натереть её до блеска. Так мало того что он активно у неё чуть ли не скакал, вот он же ещё, уткнувшись в кучу листов, полностью исписанных вручную (это очень поражало и одновременно с этим не удивляло: этот человек буквально выглядел как тот, кому не будет лень заниматься таким бредом, в особенности когда у него прямо в аудитории есть принтер (что, между прочим, было, насколько Джисон может понимать, роскошью и везением, поскольку далеко не все могли таким похвастаться)), готовился к следующей лекции… Что ж, видимо, Хан нашёл его главную черту — трудоголизм. "Хронический", — добавил бы Феликс, если б умел читать мысли.        Все внезапно стихли. Когда они с жаром перебрасывались фразочками, Джисон боялся и слово вставить, однако сейчас, — а замолчала даже гудящая до того одна из ламп над головой, — он мог спокойно сказать то, что с превеликим для себя ужасом открыл пару секунд назад. Он забыл краски.        И это его не на шутку пугало, ведь образ профессора живописи они описывали ну очень жутко.        — А что если… я оставил дома краски… — на грани слышимости пробубнил Хан, не поднимая глаз от слегка царапающих кожу запястья пальцев.        В ответ он получил одновременно разочарованные и такие сочувственные вздохи со стороны этих дв-… сначала бы Джисон и вправду сказал "этих двоих", но потом понял, что у доски он добил этим фактом и Бана. И это волновало его ещё сильней…        — Она тебя кисточкой… — бесчувственно-жестокий, каким рассказывают часто дети друг дружке страшилки на ночёвке или у костра, тон Феликса сразу прервала возмущённая вновь Чию, затыкая ему рот ладошками. Тот в одно мгновение заулыбался и захихикал. Джисону вдруг подумалось, что они были бы хорошей парой, но он в тот же миг тряхнул головой, сбивая с себя все эти дурные мысли. Даже если и желать им чего-то подобного, то только совместного счастья, а не… такого…        — Завязывай пугать своего хёна! — она и сама заухмылялась: смех у Ли был заразнее чумы, что давно уже понял чуть приподнявший уголки губ Хан. Пусть и смеялся он сейчас над вероятностью собственной воображаемой смерти. Ну главное же, что воображаемой. — Лучше бы придумал, как ему помочь! Ему стоит хотя бы на живописи один разок посидеть! Вылетит же иначе с академии.        Феликс задумчиво промычал в неотнятую её ладонь, то ли действительно в мыслях, то ли в требовании освободить ему возможность говорить. Кан послушно убрала руки, снова складывая их на груди и выжидающе смотря на Ли. Всё же было ей любопытно, что он такое может надумать.        И Феликс себя ждать не заставил:        — Ну-у, — протянул он, будто в нежелании говорить свой "великолепный" план действий, хотя по нему было очень видно, что он даже мог им немножко совсем гордиться, — Хюнки сегодня у врача… — словно его это не слишком интересовало, отстранённо произнёс Ли. Если у него, думается Джисону, были бы накрашены ногти, то он бы точно стал клишированно на них поглядывать.        — И что? — нетерпеливо, пусть это не полностью соответствовало её предположительному характеру, спросила Чию. Стоит, конечно же, признать, что такая манерность и Феликсу не привычна к образу.        — Ну-у-у, — вновь повторил он, — его краски сегодня свободны…        — Ты хочешь выкрасть краски у лучшего ученика курса?! — вдруг вспыхнула Кан, набросилась на младшего и за плечи стала трясти. — Совсем с ума сошёл? Она же нас на дакбоккымтан пустит!        — Я что, на курицу похож, по-твоему?        — Иногда! — она сделала небольшую паузу и сразу почти сменила интонацию на более доброжелательную. — Ладно, нам и вправду придётся своровать… — она замялась, — одолжить на полтора часа вещь Хюнки… — весь былой запал Кан куда-то вмиг исчез, она только опустила голову, разглядывая свои аккуратные коротко состриженные ногти. Но не так, как представлялся пару минут назад Джисону Феликс перед глазами, надменно и наигранно, а взволнованно и отчаянно скорее.        — Да не переживай ты так! Ему не убудет! И в прямом смысле тоже: что там — краски какие-то! Мы же всего на одну пару — сразу и вернём! — за плечом Феликса Хан увидел преподавателя Бана, с ухмылкой на губах пожавшего плечами. Он неторопливо помотал головой в разные стороны, продолжая усмехаться такой детской наивности Ли-младшего. — Я слышу твой смех Чанни! — обиды в тоне не было точно, но был однако след несогласия и протеста против такой "подлой" насмешки в спину.        — Не подслушивай! А то передумаю вам помогать.        — А ты хотел? — встрепенулся младший, с нескрываемой надеждой, едва не выплёскивающейся из глаз со слезами радости, уставившийся на Бана. — Правда-правда?        — Слушай, мне давно надо было поговорить с профессором Ким, — он проигнорировал вопросы Феликса (сам Джисон тоже чувствует, что на них отвечать и не стоило), оторвался от своих листов с планами на следующую пару и с самым серьёзным выражением лица, которое было явно сложно ему поддерживать, продолжил, — она должна мне три тысячи двести вон.        Кан и Хан в одно мгновение, пригнувшись к столу, рассмеялись (в особенности Чию: её милый, высокий хохот совершенно точно слышали за дверьми аудитории; Джисон же прикрыл ладонью и без того закрытые маской губы, отчего понять, что он смеётся, можно было только по содрогающимся плечам и в сощурившимся от улыбки глазам), а вот Ли крепко задумался, приложив к подбородку руку. Преподаватель Бан сразу догадался и довольно тихо, для одного Феликса, добавил "это почти четыре доллара всего". Теперь залился смехом и младший.        — Ладно, если без шуток, то я правда устал вечно ей напоминать, чтобы она их вернула. Уже полгода вернуть не может.        Если честно, в глазах Джисона Бан не выглядел, как человек, который будет за такие "большие" деньги бороться полгода целых. Хотя, надо признать, ему самому, естественно, тоже было бы очень неприятно на душе, если б жалкую сумму не возвращали столько времени. Он бы, наверное, даже сам, если б был более смелым, требовал, как и преподаватель, однако уж точно не у профессора. Хан, конечно, не знает, какого возраста эта Ким, но шибко сомневается, что звание профессора можно получить до тридцати. Ладно, Бану видней: он же тоже преподаёт, пусть и рангом ниже.        — Я бы понял ещё, будь у неё низкая зарплата или ещё что, но ведь она, мало того что получает чуть ли не вдвое больше моего, живёт в здешнем общежитии! Ей его предоставляют бесплатно, как льготу за высокую квалификацию. За что мне это унижение…        — Хён, вот встаёт вопрос: ради чего ты вообще борешься? Этих трёх с лишним долларов? — Феликс хихикал.        — Ради репутации грозного препода! — хохотнула чересчур громко Чию на ухо Феликсу, что, разумеется, не могло пройти не услышанным Баном. Однако он не отреагировал, просто продолжил ждать их решений.        — Ага, того, кто будет требовать с тебя все долги до последнего, — а Ли и не пытался произнести это тихо или как-то скрыть.        — Преподаватель Бан, найдите какую-нибудь другую причину позвать сюда профессора Ким. Эта… слишком глупая, вы уж простите.        — Ладно, вы тогда идите уже, я сам что-нибудь придумаю, — устало выдохнул он, беря в руку телефон и кивая в сторону дверей аудитории. Бан определённо точно не хотел учавствовать во всём этом, но по нему была просто максимально очевидна причина помощи — Феликс. Если б не он, то преподаватель был бы абсолютно против.        Сам же Феликс, взбудораженный согласием и уже явно предвкушающий скорую полу-аферу, вскочил с парты и через секунду ждал Чию и Джисона у выхода, обернувшись с широченной искренней улыбкой. Детство у него ещё совершенно далеко от своего закономерного конца. Хан не уверен, что он вообще сумеет повзрослеть.        Чию снова пропустила Джисона вперёд, чтобы со спины на него никто точно не налетел. Сзади, за закрывающейся понемногу дверью послышался учтивый тон преподавателя Бана. Кажется, что-то о новом скульпторе? Или преподавателе скульптуры? В общем, что-то вроде того. Видимо, он решил попросить её подойти по первому же пришедшему в голову поводу. Ну, Джисон надеется, что повод не самый странный и несущественный. Не то Бану может достаться от вышестоящих. А Хану он уже нравится: материал подаёт хорошо, да и ощущается (в том числе и по многочисленным рассказам из детства Феликса), как очень хороший и добрый человек.        Конечно, как плохой человек может заботиться о бродячих псах?        Ах… может… Данте нашли на обочине.        Джисона подобрали в аэропорте с дырявыми карманами.        — Только тихо!.. — шепнула через плечо (но всё равно на приличном расстоянии, за что ей спасибо) Чию, сразу отстраняясь. Оказалось, они уже пришли. Как-то быстро, Джисон даже не заметил. Хотя, может, он слишком много думал о дворнягах, правда, были мысли одними и теми же. Будто кричали одну и ту же фразу, скандировали: "не все псы попадают в рай". — Эй, Джисон, проходи… Мы иначе не успеем!        В мастерской стоял крепкий запах красок и хвойных разбавителей, и Хану невольно вспомнился день сдачи вступительных экзаменов. Казалось на миг, будто именно в этой аудитории он их и сдавал, но на самом деле то место было в противоположном крыле академии. Вроде как, он сдавал всё в мастерской композиции. А это была явно (пусть по словам однокурсников это и так было ясно) живопись: множество чайников, ваз, гипсовых фигур, чучел и искусственных цветов по всем углам. Несколько истинно профессионально, с высшим знанием дела выполненных натюрмортов на больших дорогих холстах висело на стенах по всему помещению. В углу каждой картины была одинаковая размашистая подпись. Джисон готов поставить руку на отсечение, что это были картины профессора Ким. Он уже пару раз от Феликса слышал, что она довольно нарциссична.        На одном из шкафов скотчем был закреплён желтовато-коричневый лист дешёвой, в противовес холстам, бумаги, на котором было криво написано "студенты первого курса". И ещё на первом ящике было что-то выведено гораздо более аккуратно, но и заковыристей. Не понять, что именно. Хан только сейчас заметил, что такие листы были на большинстве нижних ящиков шкафов, правда, было их сильно больше, чем курсов вообще существовало. Оставалось загадкой, что в остальных, но это не то чтобы сильно Джисона интересовало.        Феликс, стараясь не шуметь, выдвинул первый ящик, где ещё был отдельный маленький листик. Там, соседствуя с парой наборов масляной краски, лежали несколько испорченных, сломанных напополам кисточек и карандашей. Напрягало. А, и ещё там были штуки четыре баночек с пиненом. И, кажется, одна — со скипидаром.        Этот "бесполезный" (ведь там лежали только краски самой Ким (видно, написано заковыристо было её имя)) ящик оказался быстро закрыт, а вот во втором Джисон уже заметил коробку Феликса. Почему же он был так в этом уверен? Там был нарисован прямо поверх крохотный цыплёнок. Это определённо был Ли-младший. Никто другой это быть точно не мог. Особенно с учётом того, что краски были подписаны.        Рядом была похожая коробочка с аккуратненьким на ней цветочком. У Хана появилось маленькое милое предположение, что рисовали с Чию они это вместе, так что, вероятно, эти краски были её. Это вызвало лёгкую улыбку, которую он и сам на себе не заметил, а потому не скрыл.        — Да где же ты их оставляешь?.. — прошипел на чистом английском в очередной раз Феликс, чуть качая головой и уже более смело роясь в этом бардаке. Да, только место профессора было хоть немного приличным: ящики первокурсников были в ужасающем хаосе. Вещь на вещи.        Обнаружилась "пропажа" (таковой она могла бы зваться лишь для Хюнки, и то если бы тот знал об их "коварном" злодейском плане) только в последнем ящике. Там было явно побережней всё разложено, чем в среднем отделении, но всё-таки порядок от идеального был довольно далёк: парочка баночек растворителей были на боку, три помятых листочка в углу. Пожалуй, именно так родители хотят видеть "творческие беспорядки" своих детей: всё прибрано, но с небольшими нюансами.        Краски Хюнки представляли собой буквально пять тюбиков основных цветов (похоже, Хюнки и вправду мастер оттенков, раз управлялся с таким малым количеством), зато каких на вид дорогущих… Джисон, как ему кажется, видел такие суммы разве что в сейфе в Малайзии. Когда воровал.        Вор никогда не перестаёт быть вором, Хан Джисон. Ты и сейчас воруешь.        Голова вмиг стала кружиться, дыхание сбилось, а перед глазами поплыло. Чёрт, об этом точно нельзя вспоминать, нет! Всё хорошо, Джисон, ты в Корее, тут ты больше ничего никому не должен, ты не обязан никому и ничем. Ну… только Хёнджину. Он приютил тебя. Но ты же платил за его еду… Так что всё в порядке… Правильно же?..        — Эй, хён, ну же! Бери, и пойдём! Сейчас же Ким скоро вернуться должна, — обеспокоенный тон Феликса сбросил дымку с сознания в одно мгновение, в его от волнения сильно сжатых почти в кулаки руках лежала коробка Хюнки.        — У нас, — Чию, вставшая рядом (видимо, до этого она задвигала ящик), посмотрела внимательно на наручные часы, — ещё примерно… как минимум минут десять до её появления. Так что не переживай.        — Н-но… я не могу взять такие д-дорогие вещи… — дрожаще пробормотал Хан, отдёргивая руки от красок.        — Не глупи, мы всего-то на два часа! Завтра свои уже принесёшь! А сегодня с этими позанимаешься! Никто не узнает! Нет выбора! — от нервов кричащим шёпотом убеждал Ли, продолжая озираться по сторонам даже несмотря на недавние слова Кан. Похоже, у него было не слишком хорошее предчувствие, которое он афишировать не захотел, однако сам чётко придерживался. Ну, по рассказам его брата особыми экстраординарными способностями в ясновидении он не владел, так что бояться нечего. — Бери! Прячь в сумку!        — Н-не м-могу… — с хрипотцой тихо проговорил Хан, глаза его в панике забегали по помещению, лишь бы не смотреть на краски. Их упаковка сливалась с одним из оттенков. Кроваво-красный.        Как хиганбаны.        Сквозь пелену выступивших слёз он слышит грузные шаги. Они почти не похожи на Его, но чем-то всё же слишком напоминают. Возможно, Он просто подвернул ногу и теперь прихрамывает. Тогда это, и правда, Он. Что ж, пёс, пора прятаться от аромата спирта. Вдруг Ему захочется полить ещё немного жадные до воды, совсем свежие хиганбаны? Вдруг Он захочет увидеть их цветение под аккомпанемент твоих жалких стонов? Только вот, когда ты согнёшься, будешь обессиленно жаться к полу, как и следует непослушным псам, Он выльет остатки из стопки на твою алую спину.        На поле ярких хиганбан.        Шаги становятся всё громче. А дрожь в коленках всё сильней. Кровавая комната становится душной.        — Хён, уходим! — шикнул где-то сбоку Феликс, кажется, но эта фраза разошлась невнятным эхом, оттого и понять было сложно, кто говорил. Может, даже Он. Эхо-то в кровавой комнате всегда громкое.        Тяжесть из рук, непонятно когда и откуда взявшаяся, так и не исчезла. Держать её, правда, стало будто только трудней. Руки не слушались: они только тряслись. Прямо как сам Джисон. Как деревце на ветру за большущим окном кровавой комнаты.        — Ах ты крыса преступная! — голоса Его и какой-то женщины с прокуренным низким тембром, подобным Его же, смешались. И оба они кричали. — Как ты смеешь воровать в моём кабинете?! — и как же эти слова подходили Ему. Джисон уверен на все сто тысяч процентов: Он бы сказал то же. Если бы вообще встретился Хану. И как же, чёрт возьми, Джисон рад, что Его не встречал. Да, он знает, что Он в Малайзии. Прекрасно знает, что Он ему только мерещится. Но всё равно Его до смерти боится.        Жгучая боль острым ножом, точным ударом пронзила затылок, сердце и шею. Она или Он схватил Джисона за шею, пережимая её так, что дышать казалось непосильной задачей. А было надо.        Некто потащил его за неё к, вероятно, выходу из аудитории (да, да, ты уже (или лучше сказать "всё ещё"?) не в кровавой комнате, помни об этом, Джи). Перед собой Джисон услышал два гулких грохота. Похоже, кто-то упал. Двое.        Хан едва держится на ногах, голова продолжает кружиться, а перед собой он видит только чёрные-чёрные бегающие точечки, на мгновение вспыхивающие ослепительным светом иногда. Хотя, стоять ему уже и не надо: он летит к двум людям. Боль от удара никогда не сравнится с той невыносимой, адски горячей болью от того, что кто-то словно рефлекторно его сжал в объятиях. Объятиях жара, пламени и выдуманного одиночества ледяного сердца в затёртых пластырях.