Все псы попадают в рай

       — Мне тогда не послышалось? — возбуждённо воскликнул Хёнджин, только ворвавшись в аудиторию, дверь в которую грозно впечаталась во внутреннюю стенку, опасно пошатнув висящую рядом картину. Эхо от возмущённого крика смешалось с грохотом, отскакивая от стен просторного помещения, чем изрядно смутило Хвана, однако пыл его отнюдь не поумерило — раззадорило сильней.        — Ещё раз так сделаешь — закопаю на заднем дворике! — лениво, однако не менее сердито, отозвался с учительского стола Минхо, вновь, как и в прошлый раз, не удосужившись даже показаться из-за уже новой нудной книжки (к слову, всё так же комедийной, — он решил дать шанс молодёжной романтической литературе повторно). А вот Феликс, в отличие от старшего брата, отреагировал на появление "храброго героя" очень бурно: поначалу дёрнул головой в сторону удара, чуть прищурился, стараясь разглядеть вошедшего (влетевшего скорей уж), а затем хитро-довольно заухмылялся, садясь по-красивей так, пофотогеничней будто бы что ли, словно будучи павлином, хвастающим перед толпой туристов в зоопарке своими роскошными перьями.        Джисон же, напротив, понадёжней спрятался за спиной Хёнджина, что, на его личное заячье счастье, прекрасно выходило. Влияло на это, конечно, несоизмеримое соотношение общих масштабов "ходячих катастроф" (имя кодовое, Минхо дал). Хоть и оба донельзя исхудалые, но очень кардинально различались: во-первых, не отметить, что Хан гораздо более тощий в сравнении со своим товарищем, было бы преступлением против здравого смысла; во-вторых, Хван больше походил, если на то пошло, на ласку там, горностая или, может, суслика на крайняк, в общем — длинный как шанхайская башня (Ли, честное слово, не знает, откуда в его голове родилась такая аналогия, ведь в Китай он никогда ездить даже не собирался), но хищная натура делает его более живым, чем не мог похвастаться пугливый кролик Джисон, которому поскорей бы сбежать от всех мирских бед, свалившихся ему на бедную ушастую головушку.        — Я любезничать не буду! То, что вы вчера вдвоём сделали, ни в какие рамки не лезет! — у Хёнджина едва ли пар изо всех щелей не повалил, стоило ему наконец вдохнуть поглубже. Успокоиться он таким способом при любом раскладе не сумел бы, но количество кислорода в крови всё же поддерживать стоило, да и так силёнок побольше на крики будет, а это уже, кажется, — неоспоримо святое дело.        — И чем мы так перед тобой провинились, королева драмы? — вновь в тоне чувствовалась крайняя степень лености: Минхо был как давно переваренный картофель, который, в дополнение, ещё и надавили на пюре к ужину. Только вот, похоже, "пюре" Хёнджин не очень-то жаловал, вот и бесится. — Ну, извини тогда.       — Чем?! Да даже не передо мной в первую очередь вам обоим извиняться!        — Мне казалось Джисону с нами понравилось. Я не прав? — а вот тут-то Минхо, уже с серьёзным выражением лица, и отвёл от себя книжку, слегка щурясь в непонимании происходящего. Ситуация внезапно стала сильно поважней перепалки глупейших влюблённых персонажей, в очередной раз рассорившихся без причины, ведь касалась она Хана, о котором, отчего-то, в последнее время излишне печётся сам Ли-старший. Оправдания он пока себе не нашёл, но — он уверен — совсем скоро сыщет.        — Вот-вот! — подключился резво Феликс, шустро закивав.        — Вы взломали замок и вломились в нашу с ним квартиру!        — Ну… У меня, конечно, нет для тебя утешений — это так, но мы, всё-таки, не варвары. Мы пришли к нему, чтобы помочь, — крайне спокойно ответил Минхо, на деле же начиная понемногу волноваться. Он очень старался незаметно склонить голову по-особому, наклониться — пытался всеми способами заглянуть за спину Хёнджину, что сделать было отнюдь непросто: не такие уж у него и узкие плечи. Его потуги, похоже, заметил Феликс, слишком явственно захихикал ведь, прикрывая ладошкой рот.        — И чем же? И с чего вдруг тебе там так весело, Феликс? — стоило строгому до смеха (только Минхо мог бы посмеяться над ним) голосу обратиться к младшему, тот сразу смолк, чуть краснея. Тут возникал вопрос: отчего? От стыда? Или от смущения? Или?.. Да чёрт один этого Феликса знает! И чёрта этого звать Со, сын дьявола, Чанбин.        — У Джисона была паническая атака! Да, Джисон-хён? Правда же? Мы тебя успокаивали! Скажи ему! — вмиг бросился защищаться Ли-младший, игнорируя в целом вопрос. Правда, а зачем ему отвечать? Речь же сейчас идёт скорей о сжавшемся до состояния пылинки Джисоне — вовсе не о нём.        — Хёнджин, это не ложь, — Хан аккуратно чуть подёргал за рукав младшего перед ним, что уже показалось Минхо невероятным прогрессом в степени его смелости поведения, ведь он подтвердил чьи-то чужие слова. Это довольно сильно отступает от прошлого о нём впечатления. Что неудивительно: на то оно и первое, а не конечное.        — Хорошо, спасибо, — Хван только тихонько поблагодарил, слегка неторопливо обернувшись. Он и сам был явно удивлён, очевидно. — Но всё же я заставлю вас извиниться… — он заметно успокоился, видно, почувствовав неловкость и нежелание кормить конфликт в тоне Хана, однако не оставляя, разумеется, свои принципы за дверью. Нет, ими он, даже ради Джисона, вряд ли сможет поступиться. Ну, по крайней мере в этой ситуации — да. В других — другой же разговор.        — Прости, Джисон, — преподавателю, кажется, труда это вообще не составило, ведь он так и сидел расслабленно, разве что нервно постукивал ногтем по поверхности стола — и то из-за хёнджиновой наглости и хлопнувшей двери с покосившейся картиной рядом. Он перевёл взгляд на брата, выжидая и его слов, но тот словно вообще был вне зоны доступа: быстро хлопающие глазки, лёгкая улыбка, подбородок на руки — сидим отлично.        Минхо громко, хрипло — горло болело — прокашлялся в кулак, пытаясь привлечь его внимание, однако с первого раза ничего и не изменилось. Пришлось сделать это ещё дважды, прежде чем он "проснулся", сразу соображая, в чём дело. Этим он поразил Ли-старшего не меньше недавнего действия Джисона. Сегодня что, день открытий? Обычный же день!        — Прости, хён! — и неважно было, что хёнами ему в этой комнате приходятся все…        Ну… он хотя бы старался.        — Тогда, — устало, пусть ещё даже первая пара не началась, и утомиться было некогда, выдохнул Минхо, лениво встал на ноги и неспешно зашагал к месту, выбранному Феликсом, — пора бы вам расходиться. Сюда сейчас уже второй курс забежит: сомневаюсь, что вы с Джисоном ликовать будете, — он помог (ну как помог: за руку поднял просто, будто котёнка за шкирку) брату подняться, сразу выпроваживая его из аудитории и оставаясь стоять у выхода — ждал Хана. — Хотя… Кто как, не правда ли, мелкий? — Минхо, состроив издевательски хитрющую гримасу, выглянул в коридор, чтобы поймать исключительно игриво-возмущённый взгляд. Намекал он, естественно, на Хвана, на кого ж ещё…        — Я ещё что-нибудь успею придумать тебе в месть! — он сердито вздёрнул нос. — Джисон-хён, пойдём! Оставим этих… художников от слова "худо"! — ручка Феликса оказалась снова в аудитории, едва не задев Хана, мгновенно от неё отшатнувшегося. Надо бы Ли-старшему поработать над памятью младшего — а то это что вообще?        — Феликс, я уже угрожал отсечь тебе руки, но тебя, видно, жизнь вообще ничему не учит, да? — даже злиться сил у Минхо не осталось — он просто прошипел это и отодвинул брата с той стороны от прохода, затем показательно отходя от двери с этой, позволяя Джисону спокойно выйти. Тот незамедлительно поклонился и выбежал из помещения, где его заждался Феликс. Ошибок уже не совершал: к нему не тянулся. По крайней мере в то время, которое преподаватель провожал их глазами.        Если честно, выглядело так, будто эта аудитория Хану на подсознательном уровне кажется безопасней, будто он не хочет её покидать, будто тут чувствует меньшую угрозу, чем в тех же коридорах, при том что людей там сейчас не так много. Может, парочка ботаников найдётся.        Хотя, это можно запросто объяснить тем, что в комнате, так-то, был Хёнджин, а Джисон, наверняка, видит в нём своего защитника. Да, пожалуй, эта теория гораздо более вероятна. И совершенно не важно, что ещё вчера Минхо остро подозревал в тревожных бедах Хана именно Хвана. А кого ж ещё, опять же? Он других его знакомых не знает. Хм… А хорошая ли идея узнать? Да, он думает, что хорошая.        Потом нужно будет ещё поразмышлять на эту тему. А сейчас… Хёнджин.       — У тебя есть ко мне конкретные претензии? Или, может, вопросы? Мы могли бы, чтоб конфликт не назревал, сразу всё обсудить. А вообще, и у меня есть вопросы к тебе. Как насчёт равноценного обмена? Ты мне — я тебе.        — Пойдёт, — Хван ненадолго призадумался опираясь пятой точкой на край стола первого ряда. Ли сделал так же, но облокотился на учительский, чуть подвинув на нём старые часы. — Сколько вам лет?        Брови Минхо сами собой поползли вверх, пока он сам даже как-то опешил с вопроса. Как это вообще должно помочь Джисону? Как это вообще его касается?        — Тебе зачем? — теперь он слегка нахмурился. — Двадцать пять по корейским меркам.        — Отлично, — младший совсем не напрягался и просто проигнорировал вопрос. — Ваша очередь.        — Сколько тебе? — Минхо хотелось верить, что количество этих "ходов" в их маленькой игре не ограничено, ибо он настолько растерялся, что даже все свои готовые в голове вопросы позабыл.        — Двадцать, — он замер, задумываясь о следующей своей очереди, — по корейским меркам, — решил он добавить спустя минуту тишины.        Минхо начинало видеться дикой глупостью то, чем они занимаются. Ему казалось, что они хотят поговорить о Джисоне. Или, на крайняк, о вчерашнем. Видимо только казалось. Сейчас хотелось просто прервать размышления Хвана, что он всё же позволил себе сделать:        — Ты не мог бы задавать более полезные для нас и Джисона вопросы?        — Окей. Вам нравится Джисон?        Минхо, до того спокойно протиравший в руках фотографию в рамочке, чуть запылившуюся за вчерашнее его почти полное отсутствие, опешил, оцепенел даже, не в силах ничего ни сказать, ни сделать. Фото с котёнком (это была маленькая Софи; он не мог расстаться с ней не только дома (а её фотографий там много), но и на работе) он уже не оглаживал. Казалось, даже сердце его замерло, больше совсем не билось, а болезненно порывалось это делать вновь, жёстко останавливаемое чем-то изнутри. Оно сжалось, будто что-то страшное только что произошло. Что страшного? Непонятно.        Минхо попробовал что-то промямлить в ответ, лишь бы не молчать, только не вышло совершенно ничего внятного. Меж бровей его залегла неприятная складка, а в голове загудело.        Слегка затошнило. Это был омерзительный вопрос. Самый омерзительный из всех. По многим причинам.        — Ты совсем ёбнулся?..        — Я предположил, — а он всё беззаботно смеялся. — Должна же быть причина, по которой вы так рвётесь помогать ему.        — А для это прямо причина нужна? Доброта уже не катит?        — Не катит. Мир не розовый, а люди не белые и пушистые. Я знаю это не понаслышке, поверьте, — он чуть помолчал, но всё же добавил: — И Джисон тоже.        — Я так понимаю, Джисон особенно "тоже", да?        — Наверняка, — он неторопливо кивал, выжидая ответного вопроса. — Ваша очередь, — не слишком терпеливо напомнил он.        — У Джисона есть ещё друзья?        — Нет. Кто для вас Джисон? — он не особо задумался явно над вопросом: бросил его будто от балды.        — Студент и подопечный, — а вот Ли подходил явно более ответственно к этому "допросу", хотя, казалось бы, не планировал. — Ты знаешь его родителей? У тебя есть их номера телефонов?        — Это два вопроса. Да, я их знаю: мы общались с Джисоном ещё в детстве, соответственно, я был у них в гостях. Второй вопрос заслужите, — "заслужить"? очень хотелось возразить, но старший воздержался, — ответом на мой: от кого вы научились помощи при панических атаках? — уже ближе, Хван, уже ближе. Но всё равно бесполезно.        — Изначально я методом проб и ошибок нашёл свои способы сам, но потом мне помог психиатр, — он отвечал уклончиво, не хотелось перед Хёнджином — каким-то случайным студентом, который выпустится и забудет обо всех этих "приключениях", — раскрываться в таких личных деталях. Он отвечать-то обязан честно, даже если сам парень ему врёт. Зато Минхо совесть мучить не будет, а его, может, — вполне. — Так ты знаешь номера его родителей?        — Нет. Откуда бы они могли у меня взяться? Они живут в другой стране, считайте, даже на другом континенте! Разумеется, они сменили номера на местные, — ну, попытать удачу стоило. — Вы страдали паническими атаками, из-за чего ходили к психиатру?        — Не я, — чуть хмурясь, ответил Ли, намекая уже Хвану, чтоб не беспокоил его по этому поводу. Тот, вроде как, даже что-то понял, ведь стыдливо отвернулся. — Какими были его родители? В плане характера, — в голову стукнула теория об их возможной жестокости по отношению к Хану-младшему.        — Помню мало, но расскажу всё. Чувствую, что вам это очень важно. Мама у него очень добрая и мягкая. Самая-самая, которую вы только можете представить. Так что на ней не задержусь: она ему точно ничего сделать бы не смогла. Сердобольная очень. Отец… отец у него строгий был, однако я бы не сказал, что прямо деспот страшный. Просто за проделки Джисон стоял в углу часок-другой, а так человек он понимающий довольно. Закалки, правда, старой — ничего нового не принимает. Телевизора у них не было — только радио. Как там сейчас обстановка не знаю, но, думаю, ничего кардинально не поменялось. А, точно! Ещё он иммигрант! Он из Англии, вроде. Волосы у Джисона от него светлые…        — Так это его родной цвет волос? — воскликнул резко Минхо, поражённо потирая лоб. Пожалуй, он слишком резко отреагировал на такую простую и неважную информацию. Да, точно… идиот. Ну… просто он никогда ещё не видел человека азиатского происхождения с от рождения русыми волосами. Простительно — обидно.        — А вы думали, что он, как я, вечно себе корни подкрашивает?        — Всё, не кипятись. Я же тоже человек.        — А я-то думал все преподаватели и профессора свирепые монстры… — он чуть тряхнул головой, возвращая, наконец, глаза к собеседнику. — Вы будете искать возможность связаться с его роднёй?        — Это твой вопрос? — Хёнджин кивнул. — Да, буду. Я подозреваю, что отец мог что-то ему сделать. Такие консервативные люди часто могут казаться окружающим не такими уж злыми, а дома, когда никто не видит, устраивают ад, — он хотел продолжить, однако замолчал, потому как увидел, что Хван тоже хочет чем-то поделиться.        — Но подождите. Мы же с вами уже определили, что Джисон боится людей с тёмной шевелюрой. Отец-то его ведь щеголяет с русыми волосами. А вот мать…        — Верно… Излишне добрые на вид люди тоже часто оказываются скрытыми тиранами.        — По своему опыту знаете? — кажется, Хёнджин уже и забыл, что они обмениваются вопросами по очереди. Минхо напоминать не станет. Ему самому не нравится.        — Нет, у моего брата была подруга в детстве. У неё тоже мама была очень "ласковой", — он изобразил кавычки руками.        Их важный разговор был бесцеремонно прерван громким противным звонком. В аудиторию повалила толпа о чём-то шумно ноющих студентов (если Ли правильно разобрал, то у них третьей парой будет зачёт за прошлый год обучения по композиции), разбредающихся по своим местам. Минхо даже немного передалось это их настроение: стало чуть печально. А может, он стал таким из-за размышлений о Джисоне? На самом деле, как бы Минхо ни старался людей не жалеть — многих это к себе отношение лишь раздражало, — он не мог заставить себя не жалеть Джисона. Других — легко, но вот его… Его хотелось укрыть от беды, хотелось спрятать. Хотелось просто успокоить и сделать счастливым. Он ведь заслуживает. Каждый заслуживает своего счастья. Ну… или почти каждый. Ли никогда не сможет пожелать этого уроду, который сделал Джисона таким.        Жалеть Джисона просто-напросто хотелось. Невыносимо хотелось. Сердце у Минхо болезненно сжималось, когда он видел эти напуганные большие глазки из-под пушистой светлой чёлки. Кровью обливалось от осознания, что источником страха является и он сам.        — Ли Минхо! — в класс, перебивая мысли, ворвалась декан факультета — столь нелюбимая у названного Пак Ынчжу. Её только здесь не хватало.        — Здравствуйте, — преподаватель низко поклонился, уже начиная горько про себя стонать. Ну конечно! Она принесла ему стопку документов. И не важно, что он уже… — Я же уже не в этой должности, бумагами занимаюсь не я.        — С тебя этих обязанностей никто не снимал, уважаемый, — её мерзкий скрипучий голос забирался под кожу. Впрочем, как и всегда. — Здесь документы об увольнении Ченг Гвансона, — это был заведующий кафедрой, который совсем недавно сильно накосячил, не сказав самому Минхо о его новой профессии; видимо, его настолько Ынчжу достала, что он аж заявление на увольнение по собственному желанию подал, — и приёме преподавателя по скульптуре, — а это что за фокусы такие?        — Скульптурой наш факультет не занимается ведь…        — Неважно! Документы на тебе, сам разберёшься, — она с такой же прямой спиной развернулась на месте и, задрав гордо подбородок, продефилировала к выходу. Её провожало около тридцати пар любопытных глаз.        Минхо ещё пару секунд поморгал, подумал, а затем шумно прокашлялся, поворачиваясь к рассевшимся давно студентам. Хёнджин, оказывается, уже испарился. Ли заметил его рядом с Кинилем на первом ряду.        — Итак, сегодня работаете самостоятельно, — послышалось недовольное мычание. — Простите, на меня, как вы видели минуту назад, повесили бумаги. Конспект просто сделаете, и я вас отпущу.