Все псы попадают в рай

      Хёнджин неторопливо волочился из академии, весь утомившийся, уставший, ибо профессор Чхве решил дать своим любимым "идиотам"-студентам на паре по композиции, так неудачно выпавшей на последнее место на дню, портя настроение на весь оставшийся, задачу гораздо сложней, чем следовало, а затем раскритиковывал всех в пух и прах, позоря каждого второкурсника на целый поток. Самыми разнообразными при том способами: одну девчушку выставит полной неумехой, кривляясь и пародируя её построение гипсового гранёного цилиндра, противно скрипя мелом по тёмно-болотной доске, явно не в лучшую сторону утрируя; другого он подумал высмеять иначе: дёрнул за кофту отличничка с первого ряда, заставляя его буквально уничтожать самооценку бедняги, неторопливо вбивая её в землю, как колышки палатки для походов. Казалось, и преподаватель, и его "хороший мальчик", "поддакивалка", получали от этого безграничное садистское удовольствие, доводя бедного Киниля до слёз отчаяния. Хван, хоть и с этим парнем едва ли знаком был, имя просто знал, слышал как-то на первом курсе, после этого долго его успокаивал, сочувственно обнимая. Его родители заставили ведь куда-то в срочном порядке поступить, пригрозили тем, что тёплого дома не видать парнишке, если его прогонят с академии. Хёнджин, конечно, порвался уверить его в светлом будущем, а если уж так выйдет, что исключение ему всё- таки грозит, то пообещал обязательно приютить однокурсника. Совсем, правда, в тот момент позабыл о ещё одном своём сожителе, но, в целом, когда уже осознал свой просчёт, сильно не заволновался. Киниля отчислять не за что — он очень старательный и усердный студент.        В общем, день у Хёнджина был паршивый, ещё какой!        Первым тревожным звоночком, усугубляющим и без того ужасное настроение стал встреченный по пути домой сосед — Кристофер. Нет, сам по себе он негативных эмоций не вызывал, отнюдь! Не подумайте! Хван о нём знал-то от силы тот факт, что он дружит, кажется, с новым членом преподавательского состава. Если память Хёнджина предать не решила, то это касалось преподавателя Ли, которому он не так давно сплавил на одну пару Джисона, тогда тот выступил неким телохранителем для него. Ну, в целом, то, что он у Хёнджина спросил, прекрасно подтверждало эту с Минхо связь:        "Здравствуй, Хёнджин. Ты случаем Феликса и Минхо не видел? В смысле, учителя Ли с его братом. Я их не нашёл, испарились буквально! Они на звонки не отвечают: автоответчик уверяет, что уже с кем-то разговаривают, а с кем — неясно. Может, и друг с другом, но меня это не успокаивает. Переживаю за них", — выдал он, продолжая взволнованно оглядываться по сторонам, будто надеясь, что взгляд как-нибудь да наткнётся на перекрикивающих друг друга в порыве смеха и подначиваний приятелей. К сожалению, жизнь устроена иначе и натыкался он лишь на ребятню да их родителей.        Хван тогда лишь покачал головой, желая удачи в поисках и спешно ретируясь. Не хотелось ему случайно нагрубить дружелюбному Бану, в особенности сейчас, когда он в таком нервозном состоянии.        Только вот этот разговор отчего-то всё не давал ему покоя, мысли всяким способом да возвращались к "потеряшкам", будто бы он мог чем-то Кристоферу помочь. Только вот чем? Он никоим образом не может знать, где они, это просто идиотизм какой-то со стороны его сознания.        Хёнджин напоследок обернулся, провожая встревоженно разглядывающую внимательным взглядом каждый уголок улицы фигуру за торец одного из зданий родного жилого комплекса, а затем встряхнул легонько головой, отчаянно явно пытаясь сбросить и мысли плохие, связанные с академией, дабы лишний раз после, уже дома, не тревожить чуткую натуру Джисона, и странные, уже вызванные некоторым шестым чувством, будто бы он был какой-то непутёвой кошкой. К сожалению или к счастью, на кота Хван не походил, а оттого и предчувствие быстро исчезло, стоило лишь услышать раздражающую слегка мелодию, звучащую от старого домофона. Тяжёлая железная дверь открыта, день тяжёлый тоже должен быть открыт и выброшен куда подальше. Где вообще сердцу и душе угодно пускай сердится, только не дома.        Почтовый ящик оказался, как всегда обычно бывает, "абсолютно пуст". Если, конечно, не считать снова по ошибке брошенных к Хёнджину доставок и писем его соседу с этажа ниже, любившего именно такой вид связи с другими людьми, полностью игнорируя существование социальных сетей (а ещё игнорируя свой возраст в каких-то двадцать два года, не обязанных заставлять его становиться старпёром, едва ли со своими "тараканами в голове" не решившим пользоваться голубиной почтой). Тогда, разумеется, "абсолютно пуст". Всё как у всех.        Лифт вновь оказался поломан, о чём сигнализировала бумажка, листок формата "А4", на котором мелкими буквами, чёрной гелевой ручкой было выведено "не работает". Всё бы ничего, если бы не давняя традиция местных детей и подростков, помогающих первым дотянуться до "холста": рисовать великолепные (и это вам сейчас художник сказал!) иллюстрации к происшествиям с этим видом благоустройства. На этот раз это было целое произведение искусства: по велению обыкновенной синей ручки бедный плачущий лифтёр повис в воздухе, будто в космической невесомости (только звёздочек вокруг не хватает), панически барахтая конечностями, стараясь за что-то уцепиться. Поначалу рисунок кажется странным, однако, прочитав следующее за подписью администрации жилого комплекса и её изящно лежащих на бумаге чернил детское её продолжение, поймёт его смысл каждый, а ребёнок, на которого и была нацелена забавная картинка, расхохочется сразу же. "Не включайте, пожалуйста лифт, он болеет. Не нужно вынуждать летать доктора, он тоже заболеет". Теперь и гипс на одной из рук лифтёра объясним, и неизвестного происхождения лужа на клетчатом полу лифта стала вдруг одеялом с грелкой сверху. Непонятно только, а грелка эта какое назначение имела: помогала выздороветь бедному лифту или всё-таки прогревала мягкое и нежное месте мастера — пятую точку? Хёнджин решил оставить этот вопрос без ответа.        Что ж, не будем превращать лифтёра в космонавта или голубя, пешочком придётся подниматься. Хорошо хоть живёт Хёнджин всего на четвёртом этаже, он не представляет, каково сегодня быть человеком с последнего и ближайших. Возможно, они как раз о волшебных метаморфозах мастера ремонта крепко здесь задумывались, но, так как Хван в их ряды не входил, мысли такие сразу же отпустил в далёкое плаванье, разворачиваясь на месте. Чувство такое, знакомое всем ещё с детства: домой вроде и хочется, а вроде и не охота совсем. Постоять в подъезде кажется совершенно не плохой идеей, порассматривать новые надписи и граффити, разместившиеся за этот день на стенке, пока кто-нибудь из администрации о них ещё не прознал и не послал стереть. Правда, чувство это нужно преодолевать: Хёнджин шибко сомневается, что Джисон оценит его прогулки на лишние полчаса ожидания. Ему ведь и без того задержаться пришлось, чтобы помочь бедолаге Кинилю. Времени-то уже о-го-го натикало.        Раз. Два. Три. Пролёт за пролётом противное "шестое чувство", вернувшись минутой ранее, всё более давало о себе знать, постукивая вместе с сердцем в грудной клетке в унисон. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. А оно всё стучит. Девять. Десять. Этаж пройден.        Трижды следом. Девяносто четвёртая. Четвёртый. Он на месте, а сердце не там.        Дверь, кстати, тоже.        Хван ошарашенно замер, не решаясь и с мёртвой точки сдвинуться. Вопросы забивали всё его сознание, прогоняя мгновенно все разумные мысли. Почему входная дверь приоткрыта? Джисон забыл её запереть? Нет, Хан бы ни за что в жизни своей не забыл о чём-то таком, это его главная привычка — автоматически запирать все замки на своём пути. Тогда что произошло? Замок взломали? Кто? В квартире воры? Что с Джисоном? А он ещё жив вообще? Если нет, то кто его убил? Вор или сердечный приступ? Или он сам с собой что-то сделал? Может он спрыгнул с балкона в подъезде? Почему не запер дверь? А что сейчас важнее: замок или смерть Джисона? Что за вопросы такие, Хёнджин? Что происходит?        Он, наконец, внезапно ожил, слегка касаясь кончиками пальцев ручки, будто пытаясь самому себе доказать, что это неправда, что на самом деле ничего этого не существует, а дверь заперта на ключ. К сожалению, ладонь совершенно точно ощущала холодный металл, морозом своим пробегающий по позвоночнику вместе с накатившим страхом.        Из щели едва различимо доносились неразборчивые голоса, что означало лишь одно: в квартире сейчас находится кто-то посторонний. И вывод этот совсем ни о чём хорошем не говорит. И это также очень плохо.        Ключи в кармане, с недурной силой сжатые в кулак, даже следы, наверняка, останутся потом, встревоженно звякнули, отражая своим металлом чувства хозяина. Пожалуй, они сейчас его единственное оружие. Паршивое, но всё-таки оружие.        Дверь, обыкновенно скрипевшая всякий раз, стоило её только слегка качнуть или даже задеть, сейчас, верная хозяину, молчала, приказывая тоже самое исполнять и половым доскам. Ничто не выдаст присутствие Хёнджина. Разве что только его шумное беспокойное дыхание, сбившееся ещё на лестничной клетке.        Тысяча и одна мысль проскользнули мимо сознания Хвана незамеченными, скрывшимися за бешеным пульсом. Ничто не могло задержаться более мгновения в голове, пулей вылетая в помещение перед его глазами. Что ж, раз все мысли остались за дверью в гостиную, значит нужно принять гостей. И эфемерных, и незваных.        И… он не был готов к такой встрече.        — Что здесь, мать вашу, происходит? — голос предательски дрогнул, моментально возносясь на самую высокую ноту.       "Гости" отреагировали синхронно, в один миг оборачиваясь в сторону вошедшего, хозяина той квартиры, где их, как бы, не ждали, но они сюда без спросу нагло заявились. Благородно, но оскорбительно.        На диване почти что калачиком свернулся Джисон, укутавшись в большую толстовку, натянув рукава так, чтобы ни миллиметра кожи видно не было, и надёжно поджимая пальцами её изнутри. Почему "почти что"? Банально: он сидел, а не лежал. Умудрялся вечно как-то так извернуться, чтобы Хёнджин голову во всю ломал, как тело его позволяет с собой такое вытворять безнаказанно.        А вот перед ним расположилось на табуретках с кухни семейство Ли: Феликс уместился на стуле с ногами, сложенными в позе лотоса, непонятно как держа равновесие в полной норме; а Минхо, опираясь на свои колени, похрустывая пальцами, видно по инерции. На фоне друг друга оба неслабо контрастировали: один сидит в великоватой, едва на нём удерживающейся пижаме, так ещё и с закатанными штанинами, второй — в делового вида одёжке, измятой, но хоть какой-то приличной в сравнении с братцем.        Минхо внезапно, переменившись в лице с некоторого шока на будто бы резкое осознание, ясное лишь ему самому, обернулся в сторону Джисона, окидывая его беглым, однако внимательным, взглядом и с облегчением выдыхая за секунду до этого набранную полную грудь воздуха.        Это отрезвило застывшего в безжизненную ледышку Хёнджина.        — Мне кто-нибудь объяснит, какого хуя дверь нараспашку, а ваши задницы в моей квартире? — возмущению Хвана края видно не было, да и не слышно, будем честны. И понять его тоже можно: мало кто будет рад взломанному замку. — Сонни, если они тебя хоть мизинцем тронули…        — Сбавь обороты, — холодно отозвался преподаватель, склоняя голову по-птичьи вбок, а вот глаза будто кошачьи у него были — хищные и безразличные. Угрожающие.        — Это мне-то обороты сбавить? Мне? — внутри Хвана явно что-то взорвалось, а радиус ударной волны всё рос с каждой миллисекундой, обещая задеть в скором времени и Минхо. — Может, вам стоит напомнить, что вы вломились в мою квартиру? Может, стоит поговорить о том, что могло стрястись с Джисоном, если бы вы задели какой-нибудь из его триггеров? Или, может, всё-таки у вас самих мозгов на такие тяжёлые умозаключения хватит? Помочь не надо?        Глаза вышеупомянутого Хана в страхе забегали: то мчались к старшему Ли, то цеплялись за кипящего Хёнджина. Захотелось остановить друга, попросить его не судить о ситуации по собственным эмоциям, он ведь сейчас просто колоссально ошибся.        Он пытается лопнуть спасательный круг утопающего.        — Хёнджин…        Его, правда, быстро прервали:       — Где твоё уважение к старшим? Пять лет разницы для тебя пустой звук? Выслушаешь быть может? У меня есть для тебя прекрасная история нашего с Феликсом появления здесь, не хочешь ли оценить? — Минхо, не спуская с Хвана заточенного, как острие ножа, взгляда-лезвия, медленно поднимался с отогретого дерева табурета, словно опасный зверь, готовый в любой момент кинуться на хозяина квартиры, загрызть насмерть в считанные мгновения.        — С большой радостью, — Хёнджин процедил это сквозь зубы, действительно стараясь выдавить из себя донельзя фальшивую ухмылку. — Давай-ка не будем докучать мальчишкам, пойдём выйдем? — Хван кивнул в сторону прикрытой, наконец, входной двери за коротким коридором, складывая руки на груди точно в нетерпеливом жесте.        — Предпочту пока остаться в квартире. Кухня? — Ли-старший едва заметно вскинул брови, высказывая предложение.        Удалились они еле заметно, неслышно: шаги невыносимо тихие, половицы партизански молчат, как и сами парни, которые словно даже горячий воздух в лёгких настойчиво попросили не шуметь.        В таком безмолвии, сдавливающем уши изнутри и скручивающем их в кривые бантики, только и остаётся, что подчиняться всепоглощающей тишине. Вслушиваться в лёгкий звон лампы-ночника с приглушённым светом, купленной когда-то Хёнджином, предположившим, что читать с его помощью свои же конспекты по ночам будет удобней (к слову, не сработал план его совершенно), слегка раздражающий своим писклявым тоном. Рассуждать о том, что же стоит заказать на ужин на этот раз, чтобы потом не заставлять утомлённого соседа думать.        Только вот третий их невидимый немой собеседник, Чанбин, до сих пор трубку не сбросивший, такого мнения, по всей видимости, не придерживался, ибо в следующие пару секунд уместил тяжёлый выдох.        "Неловко, конечно", — голос получился уж больно спокойным, даже чужим ему. Совсем уж он не сходился с тем задорным и дразнящим настроением, что было у Со буквально каких-то пятёрку минут назад.        — Угу, — Феликс лишь промычал, не спеша как-либо сдвигаться с места, сверля взглядом одну точку — проход на кухню.        "Что ж, так значит твоё имя можно сократить, как Сонни?" — Чанбин явно всеми силами попытался разрядить обстановку добавляя шальных нот к тону, что, нужно признать, выходило у него далеко не плохо.        — Бин, его так не звать, — шутливо пригрозил Феликс, наконец, отмирая и оборачиваясь, ухмыляясь слегка, к телефону. — Сотри себе память, не думай об этом. Представь, что зовут его… хм, ну не знаю, Питер, к примеру?        "А корейских имён не нашлось?" — он добродушно усмехнулся.        — Ты моего имени будто не знаешь, — ответная ухмылка вышла не менее игривой, чем у старшего. У кого он только нахватался всё-таки: у Минхо или у Чанбина? Или у обоих сразу? Джисон склоняется к последнему варианту.        "Австралийская душа".        Маленькие, колкие, даже какие-то мягкие по-своему, что со стороны звучит невозможным, но является полнейшей правдой, фразочки прыгали с телефонной трубки в воздух и обратно. Краткие такие, произносимые на одном лишь выдохе, они витали вокруг, огибали Феликса, Джисона. Хан уверен — они долетали даже до кухни. Правда, наверняка, тем переговорщикам они исключительно мешали.        "Ну, Питер, как тебе Хо? Правда ведь редкостный вредина?"        Феликс лишь в согласии покивал, хмыкая едва слышно себе под нос, ожидая ответа Джисона. Не то чтобы он его прямо ждал, — его появление, в целом, было крайне маловероятным, — но всё-таки хотелось узнать его мнение, пусть и было оно максимально очевидным.        — Добрый.        Это единственные слова, которые только смог себе позволить в этот момент Джисон, вновь зажимая в кулачках ткань толстовки. Сегодня он, даже несмотря на это, уж больно разговорчив по сравнению с обычными днями. И разница ведь нескромная.        "Он? Добрый? Ты первый из всех опрошенных, кто так ответил!"        — Правда! Но… ты же только меня спросил… — пробубнил Феликс, вновь начиная хихикать.        "И я, и Ликс считаем абсолютно иначе: это злая собака без привязи, честное слово! Знаешь, о которых ещё на табличках таких пишут, на заборах!"        — В точку!        Многое ещё им предстоит обсудить: и характер "несносного" Минхо, и то, что, обычно, собаки за такими заборами самые безобидные на свете, и знак зодиака Ли-старшего, и его с остальными совместимости. В общем, заскучать до прихода уставших "секретников" времени у них просто не останется.        В этом мирке, который раньше был рассчитан только на одну персону — Хан Джисона, — оказывается, место найдётся ещё как минимум двоим, а то и большему количеству, "гостей". Возможно, даже званых.