Нетронутая дьяволица 2

Твой дом там, где о тебе думают.

      Я не предупредила папу о том, что еду к нему, — наспех собрала самые нужные вещи, поместившиеся всего в один чемодан, оставила Мими записку, не желая тревожить её в столь поздний час, и, прижимая к груди дорогой сердцу ключ, отправилась в путь с надеждой успеть до папиного ухода на работу, ведь он работает шесть дней в неделю. Я должна успеть до девяти часов, если, конечно, мы не встрянем в какую-то пробку или что-то подобное.       По пути домой мне не хочется ничего делать, я просто задумчиво смотрю в окно, с улыбкой предвкушая папину реакцию. Бесчисленные небоскрёбы сменяются голыми деревьями, и я невольно начинаю считать пролетающие мимо нас стволы — это оказывается удивительно неплохим способом отвлечься от мыслей.       Я даже не замечаю, как засыпаю, прислонившись щекой к прохладному стеклу. Разлепляю глаза только после рассвета, когда машина с шумным скрипом паркуется перед домом, от вида которого я желаю выбежать из авто как можно скорее. Спешно отдаю за поездку немаленькую сумму и распахиваю дверь, смотря на родной коттеджный посёлок, по обе стороны дороги которого расположены уютные дома.       Водитель помогает мне с багажом, и я благодарю его, сразу же направляясь домой. В кухонном окне горит свет. Папа дома.       Переходя почти на бег, я приближаюсь ко входной двери и, наплевав на манеры, захлопываю её. Оставив чемодан в коридоре, спешно сбрасываю с себя ботинки и, скользя носками по светлому паркету, тороплюсь в кухню, где обнаруживаю папу за кружкой кофе.       Когда он поднимает взгляд и видит меня, от удивления давится булочкой, заходясь в кашле. Я не могу стоять на месте, спешно сокращаю расстояние между мной и папой и бросаюсь в его объятия.       Кажется, что с моего отъезда дома ничего не изменилось — папа даже пользуется всё теми же духами, что и раньше. Но я знаю, что теперь всё по-другому.       Мы крепко-крепко обнимаем друг друга, не говоря ни слова, и я утыкаюсь в его плечо, вдыхая родной аромат. Даже не думала, что скучала так сильно. Папа, очевидно, хоть и удивлён, но рад моему приезду — он не собирается выпускать меня из своих объятий. Но, когда это всё же происходит, первым делом оглядывает меня с головы до ног с тёплой улыбкой на губах, а в уголках уставших глаз складками собираются морщинки.       — Почему не предупредила? — он встаёт на ноги и уступает мне своё место за столом, куда я и сажусь со смешком. — Ты замёрзла, наверное? Сейчас сделаю тебе чай, и всё расскажешь.       Пока папа возится с чайником и по памяти кладёт одну ложку сахара, я осматриваюсь по сторонам так, словно приехала сюда впервые. Может, мне кажется, но в доме, несмотря на развод, словно всё ещё сохранился призрак мамы. Я даже замечаю за стеклянной дверцей навесного шкафчика её кружку, которую она когда-то получила от меня в подарок на свой день рождения. Это не единственное, что осталось дома от мамы, — видимо, при переезде забрала с собой далеко не все вещи.       Как, впрочем, и я.       Интересно, каково жилось всё это время папе? Дома слишком много напоминаний не только о маме, но и обо мне. Я прожила здесь девятнадцать лет и, разумеется, не смогла уместить всё в два чемодана, так что многое пришлось оставить. Каково это — жить, смотря на оставшиеся вещи близких, и понимать, что они не вернутся?       — Я так понимаю, ты открыла ту коробку? — мягко спрашивает папа, положив передо мной чашку горячего чая. От её ободка отколот небольшой кусочек, напоминающий о том, как однажды, помыв посуду, я выронила скользкую кружку из рук. Помню, боялась тогда, что мама будет ругаться, но папа взял вину на себя.       Только сейчас понимаю, что папа не знает практически ничего. Ни о расставании с Люцифером, ни об Аде — вообще ни о чём. Пытаясь уберечь его от собственных проблем, закрыть от лишних переживаний, я перестала рассказывать вообще что-либо, ограничиваясь лишь общими словами.       Нас ждёт долгий и тяжёлый разговор.       — Расскажешь, почему решила открыть её?       Я немного дую на чай, от которого всё ещё идёт пар, и медленно делаю осторожный глоток. Наверное, это глупые попытки избежать разговора, но вечно тянуть не получится.       — Даже не знаю, с чего начать.       И я решаю начать с самого начала. Рассказываю о том, как все боялись оставаться без компании после смерти Лоры, о том, как нам было плохо после смерти Сэми. Не забываю упомянуть и о Люцифере, о нашем расставании, после чего перехожу к не менее тяжёлой теме. К тому, как мы узнали, кто является убийцей.       Папа слушает меня, не перебивая, — лишь протягивает мне сладкие печенья и время от времени качает головой. Наверное, нелегко слушать, что твоя дочь пережила подобное.       — Мими уехала к Кристоферу, Ади — к бабушке, по поводу Люцифера сам понимаешь… — я завершаю свой монолог, когда в чашке не остаётся ни глотка чая, а в тарелке с печеньями теперь одни лишь крошки. — Так я и вспомнила о вашем подарке. Подумала, самое время его открыть.       — Вики, дочь, я даже не подозревал, что с тобой происходило столько всего… — в папиных глазах появляется проблеск вины, но это, пожалуй, последнее, что он должен испытывать. — Прости, я был так занят работой, что совсем не замечал твоих изменений…       — Ты не виноват, пап, — пытаюсь успокоить его, но получается так себе. — Я сама закрылась от всех, не только от тебя. Мне казалось, что так будет легче.       И это правда. Пусть я показала Люциферу, Мими и Ади свою слабость в тот день, это был последний раз. Больше я такого себе не позволяла. Наверное, люди часто так делают, когда им плохо. У каждого на Земле есть свои проблемы и заботы, я сама должна справиться со всем.       — Впредь запомни: ты можешь делиться со мной всем, хорошо? — папа проводит ладонью по волосам, тронутых сединой у корней, и я киваю, хотя не уверена, что сдержу обещание. — Я твой отец, Вики, и я всегда рядом. Даже если мы в разных городах.       Кстати об этом… Осознание того, что сегодня — последний день, когда я могу принять решение, бьёт под дых и ложится на плечи тяжёлым грузом. В отличие от папы, я не замечаю, как задумчиво опускаю взгляд, но от его внимания это не уходит. Чувствую на своём плече тёплую ладонь, принадлежащую отцу.       — Ты ещё не решила, уедешь или останешься? — спрашивает он, считывая меня как открытую книгу, и в ответ получает отрицательное покачивание головой.       — Я не знаю, как мне лучше поступить, — громкий вздох срывается с моих губ, наполняя кухню, освещённую теплом, напряжением. — Мне кажется, мама давит на меня. Она сказала, что даст мне время подумать, но это выглядит так, словно неделя на раздумья — простая формальность. Я знаю, это шанс для меня, но… — я пожимаю плечами, не решаясь поднять взгляд на папу. — У меня только появились друзья. Я не хочу расставаться с ними.       — Я кое-что скажу, — тихо начинает он, — ты можешь согласиться, а можешь поспорить, но, будь уверена, я с тобой честен. Знаю, иногда ты злишься на маму, думаешь, она чересчур хладнокровна. Наверное, моментами так и есть, — папа усмехается, потрепав меня по волосам. — Но, поверь, она делает всё ради твоего блага. По-своему, конечно, не так, как ты ожидаешь, но всё-таки. Мама очень любит тебя, Вики, и боится, что ты можешь совершить ошибки, ведь в своей молодости она сама часто оступалась.       Слова о маме никак не вяжутся с её образом в моей голове. Напротив, папа словно рассказывает мне о другом человеке. Слышать, что она — моя идеальная мама! — могла поступать неправильно, ведь у неё привычка тщательно продумывать каждый свой шаг, довольно странно. И, стоит отметить, не только свой. Но я всё же продолжаю слушать.       — Ты была очень желанным ребёнком, Вики. Она действительно ждала тебя, но не все люди умеют показывать свою любовь. Может быть, это не так заметно, но мама хочет, чтобы ты была счастлива.       Может, и так, но мне всё равно не нравится её способ осчастливить меня. Он, как минимум, странный.       — Ты не злишься на маму? Почему выгораживаешь её? — первый вопрос, который меня интересует.       — Почему я должен злиться? — кажется, папа искренне не понимает, почему я спросила это.       — Потому что она ушла от тебя?..       Даже сейчас папа продолжает улыбаться и по-отечески трепать меня по волосам. Контраст между ним и мамой слишком ощутим.       — Это был её выбор, на который я не смог повлиять. Если злиться из-за каждого решения других людей, нервов не останется, знаешь это?       «Знаю, пап», — хочу ответить я, но оставляю свои мысли при себе.       — И Ребекка дала мне слишком много хороших воспоминаний, чтобы я мог злиться или что-то подобное, — он встаёт из-за стола и поднимает руку, поворачивая электронные часы циферблатом к себе. — И ты подумай об этом. Не держи на неё обиды, попытайся понять.       Хотя мне неясно, почему я должна понять человека, который даже не пытается понять меня, с папой решаю не спорить. Может быть, когда-то в будущем я смогу согласиться с его словами, но не сейчас.       — Мне пора на работу, — грустно говорит он, поправляя часы на запястье. — Чем займёшься сегодня?       — Прогуляюсь, наверное. Погода отличная.       На прощание папа целует меня в макушку и желает хорошего дня, который обещает быть не просто хорошим, а прекрасным.       Моя комната на втором этаже так и осталась не тронутой: джинсы, которые я в спешке оставила на кровати перед отъездом, всё так же небрежно брошены на ней. Странно, я думала, мама сразу же всё уберёт — по правде говоря, она повёрнута на чистоте. Но, похоже, она уехала после меня совсем скоро.       На телефоне раздаются звуки входящих уведомлений. Взгляд цепляется только за те, что от Ади:       ади       ви, ты надолго уехала?       я уже вернулся от бабушки и нашёл твою записку       мими ещё нет, я не хочу сейчас оставаться один…       ты скоро вернёшься? или, может, ты не против, если я приеду к тебе?       Я сразу же начинаю перебирать по клавиатуре пальцами, набирая ответ. Уверена, папа не будет против, если Ади тоже побудет у нас.

вики

я на выходные у папы

приезжай, конечно

      Я отправляю Ади адрес и сразу же получаю ответное сообщение в виде забавного смайлика с поцелуем. Друг говорит, что должен приехать к вечеру, и я откладываю телефон в сторону.       Дома сидеть не хочется, хотя первые несколько часов я наслаждаюсь пребыванием здесь и внимательно рассматриваю каждый уголок, проводя ладонью по поверхностям некогда родной мебели. В гостиной мой взгляд цепляется за обои с маленькими аккуратными узорами на них, с которыми у меня связаны особые воспоминания.       Мама тогда сказала, что хочет чего-то нового, и папа в этот же день принялся за ремонт. Ох, сколько же он мучился с этими обоями! Зато маме, на удивление, понравилось. Пожалуй, это был один из немногих случаев, когда она улыбалась, а не пыталась найти ошибки. Удивительно, но, справедливости ради, папа действительно не очень-то и ровно наклеил обои, а маме всё равно понравилось.       «Может, я действительно слишком категорична по отношению к ней?», — мысль появляется в сознании слишком неожиданно, когда я, поджав под себя ноги, сажусь на мягкий бархатный диван. Смотрю в окно, прикрытое уютными шторами, и погружаюсь в размышления.       Странно это признавать, но, наверное, я правда очень строга по отношению к маме. В голове яркими картинками вспыхивают детские воспоминания с мамой — о том, как она помогала мне, о том, как в свойской ей манере хвалила меня, и это далеко не всё. За её холодной манерой общения и закатанными глазами я никогда не замечала ничего хорошего, а после поступления в университет наши отношения, кажется, окончательно испортились.       Но что, если папа прав? Что, если мама просто не умеет показывать любовь иначе? Я не говорю, что готова вмиг изменить о ней мнение из-за воспоминаний, возникших в голове, но, может, стоит попробовать заметить что-то кроме негатива?       Раздумывая над всем этим, я засыпаю прямо на диване, завернувшись в тёплый плед и свернувшись калачиком. Всё-таки пару часов сна в машине, определённо, недостаточно.       Я открываю глаза, когда за окном уже достаточно темно, а ни папы, ни Ади всё ещё нет. Настенные часы показывают семнадцать сорок семь, и я понимаю, что проспала полдня.       Времени осталось ещё меньше. Мама не будет ждать до поздней ночи, у меня от силы пара часов.       Стягиваю с журнального столика телефон, чтобы удостовериться, что не проспала приезд Ади, и удивлённо вскидываю брови, когда действительно не вижу ни одного уведомления.

вики

ади, всё хорошо? ты уже едешь?

      Сообщения доставлены, но не прочитаны, а у меня не так много времени, чтобы я могла ещё чего-то ждать.

вики

я пойду прогуляюсь, напиши, как будешь подъезжать

      Уверенно решив, что сейчас я серьёзно займусь окончательным обдумыванием, я переодеваюсь в чистую одежду и накидываю на себя пальто. На ноги — ботинки, а на голову небрежно надеваю шапку, чтобы не замёрзнуть. Может быть, прогулка по родным улочкам поможет мне принять правильное решение.       Однажды я уже покинула дорогой сердцу город, что помешает мне сделать это ещё раз?       Привязанности. Грёбанные привязанности, о которых я не знала до переезда в Нью-Йорк. Ади, Мими и остальные ребята — да даже некоторые профессора! — стали мне настолько близки, что я не могу представить свою жизнь без них. Нас будет разделять больше четырёх тысяч километров.       Четыре тысячи километров. С ума сойти можно.       С другой стороны, от этого зависит моё будущее. Если я хорошо зарекомендую себя, то, может, смогу писать сценарии для голливудских фильмов.       Для голливудских фильмов. Вдвойне с ума сойти можно.       Ну почему я не могу просто забрать всех, кто мне дорог, с собой? Я бы спрятала их в чемодан, и всё было бы хорошо!       Но реальность часто отличается от наших фантазий, так что остаётся мириться с ней, как бы сильно ни хотелось утопать в мечтах.       — Вики? — мужской голос вырывает меня из размышлений, заставляя обернуться. — Вернулась из своего Нью-Йорка, что ли?       На губах появляется тёплая улыбка, когда я вижу перед собой знакомое лицо и копну спутанных пепельных волос. Бонт совсем не изменился после последней нашей встречи, только едва заметная щетина проступила на подбородке.       Хотя, наверное, снаружи я тоже вовсе не изменилась, но вот внутри…       — Привет! — я радушно ступаю навстречу к нему и оказываюсь втянута в тёплые объятия, которые, на удивление, не доставляют мне дискомфорта, несмотря на то, что мы давно расстались.       Что-что, а встречи с ещё одним бывшим я точно не могла ожидать. Но с Бонтом мы хотя бы разошлись на хорошей ноте и даже пытались быть друзьями, но, к сожалению, не сложилось.       — Боже мой, сколько мы не виделись, ты так похорошела! — он не обнимает меня слишком долго — выпускает из объятий и проходится по мне несколько горделивым взглядом.       — А ты-то! — смеюсь я. — Бороду отращивать собрался?       — Заметила, — Бонт проводит большим и указательным пальцами по квадратному небритому подбородку, поиграв бровями. — Нет, я не хочу отращивать бороду, просто кое-кто разленился. Может, сходим куда-то? Расскажешь, почему вернулась.       Первый порыв — отказаться, ведь я собиралась хорошенько обдумать своё решение. Но в жизни ведь ничего не происходит просто так, верно? Что, если время, проведённое с Бонтом, пойдёт мне на пользу?       Заметив сомнения на моём лице, он начинает пытаться уговорить:       — Можем сходить в клуб, — такая довольная ухмылка, словно я уже согласилась, появляется на его губах и заставляет меня рассмеяться.       — В клуб — точно нет. Завтрашний день я хочу провести с папой, а не в обнимку с унитазом, — я отрицательно мотаю головой.       — Раньше ты не задумывалась об этом.       — Раньше во мне бушевал юношеский максимализм, — подмигиваю я. — Как насчёт чего-то поспокойнее и без алкоголя, кафе, например?       — Кафе так кафе, — с дружелюбной улыбкой Бонт указывает мне рукой на дорогу.       Мы идём по тропинке, освещённой уличными фонарями, и общаемся обо всём на свете. Стоит признать, Бонт — тот ещё сплетник, так что рассказывает мне новости о наших общих знакомых, да такие, от которых я каждый раз удивлённо распахиваю глаза и открываю рот.       Бонт открывает передо мной застеклённую дверь, ведущую в уютную кофейню, выполненную в коричневых и серых оттенках, и я с благодарным кивком захожу внутрь. Такое ощущение, что после моего переезда время здесь остановилось, ведь даже в кафе ничего не изменилось.       Мы занимаем столик у панорамного окна, и я заворожённо наблюдаю за снежным пейзажем на улице. Снегопад уже остановился, но снежное покрывало таять точно не собирается, и это не может не радовать.       От барной стойки Бонт возвращается с двумя стаканчиками кофе и круассанами для нас. Я кривлюсь от горечи напитка и добавляю в картонный стакан пакетик сахара со стола.       — Прости-и, — протягивает он, смотря на то, как я морщусь. — Забыл, что ты любишь послаще.       — Ничего, — отмахиваюсь я и смотрю по сторонам, вспоминая каждый день, проведённый здесь в компании людей, которых я никогда не считала друзьями. Не знаю почему, но они всегда жаловались: то столик не так расположен, то бариста не так улыбнулся, хотя мне всегда здесь нравилось. Уверена, Мими с Ади тоже оценили бы.       В этот момент на всё помещение раздаётся звонок моего телефона, и, увидев на экране имя подруги, я усмехаюсь. Легка на помине.       — Вики, почему ты не предупредила, что уедешь? — Мими кричит так громко, что мне приходится убрать телефон от уха и бросить на Бонта неловкий взгляд.       — Я же оставила записку, — спокойно отвечаю я.       — А позвонить или написать? Этот Ади побыл у бабушки всего несколько часов и нашёл твоё послание первее меня. И только сейчас, когда я спросила, где ты, вспомнил, что было бы славно показать записку и мне!       — Не хотела мешать, — прикусываю губу и резко осознаю слова, сказанные Мими. — Подожди, что? Ади с тобой?       — Ну да, а где ещё он должен быть? — Мими искренне не понимает моего удивления. — Ой, подожди, тут кто-то пришёл, я перезвоню.       Короткие гудки заставляют меня непонимающе хлопать глазами, смотря на Бонта. Может быть, Ади передумал ехать? Но почему тогда не написал? Всё это так странно, что у меня даже мыслей нет. Откладываю телефон в сторону и делаю глоток согревающего латте.       — Что-то случилось? — участливо спрашивает Бонт.       — Да вроде нет, — задумчиво отвечаю я. — Ко мне должен был приехать друг, а сейчас оказалось, что он всё ещё в Нью-Йорке.       — Ты расстроена?       — Нет, просто странно, он ничего не объяснил.       — Уверен, у него была причина, — Бонт, как всегда, старается поддержать. Помню, я очень ценила в нём эту черту. — Если это хороший друг, обязательно объяснит позже.       — Хороший, — без тени сомнения отвечаю я. — Честно говоря, уже скучаю по нему. И по подруге.       — Так чего уехала оттуда?       Я разминаю шею круговым движением и делаю ещё глоток горячего напитка.       — Скажем так, запуталась в себе, — я вздыхаю со слабой улыбкой, так, словно говорю о чём-то повседневном.       — А подробнее? — Бонт перенимает моё настроение, сводит брови к переносице и складывает руки в замок, удерживая ими подбородок.       И я решаю открыться ему. Наверное, мне просто нужен взгляд со стороны.       — Не знаю, что делать: оставаться рядом с друзьями в Нью-Йорке или ехать на стажировку в Лос-Анджелес, — наверное, слова о таких перспективных мегаполисах в маленькой кофейне моего родного города звучат немного даже комично, но мне нисколько не смешно.       — Лос-Анджелес?! Ты шутишь? — Бонт открывает рот так широко, что, кажется, в него целиком вместился бы мой стаканчик. — Ты ведь мечтала о нём столько лет! Какие сомнения? — он берёт меня за руки и встряхивает их, словно пытаясь привести в чувства. — Поезжай и не раздумывай!       И он прав. Но я также мечтала найти настоящих друзей.       — Но мои друзья…       — Вики, — серьёзным тоном начинает он. — Такой шанс выпадает далеко не всем. Некоторые люди умирают, так и не исполнив всех своих желаний, а ты можешь прямо сейчас получить то, что хотела.       Я устремляю взгляд вниз, вспоминая о Сэми. У него ведь тоже были свои мечты и цели, которые он стремился выполнить, но просто не успел. Что, если и я не успею?       — Я боюсь пожалеть, — всё продолжаю спорить я, но, скорее, чтобы оттянуть момент уже неминуемого согласия на переезд.       — Лучше сделать и пожалеть, чем пожалеть, не сделав вовсе. Ты сказала, у тебя хорошие друзья. Я более чем уверен, что они тебя поддержат, — он сжимает мои ладони в своих чуть сильнее, заставив меня всё-таки поднять взгляд. — Только представь: твои сценарии будут экранизировать, а в титрах к фильмам будет твоё имя! — фантазирует Бонт, ладонью в воздухе рисуя невидимый экран.       — Поддержат, — киваю я и коротко смотрю на телефон.       На решение, которое я не могла принять неделю, сейчас уходит одна секунда.       Бонт сказал те слова, которых мне так не хватало из-за моей отстранённости и нежелания делиться с кем-то проблемами. Рука тянется к гаджету, и я со скоростью света, чтобы не передумать, открываю диалог с мамой, написав одно короткое сообщение:

вики

я согласна на стажировку

      Прочитано. Сердце уходит в пятки, руки начинают подрагивать, и Бонт пересаживается на диван рядом со мной, мягко поглаживая по предплечью. Никогда бы не подумала, что именно он сподвигнет меня на это. Никогда бы не подумала, что именно он будет поддерживать, когда мне будет тяжело.       Как забавна иногда бывает жизнь.       На телефон приходит новое уведомление:       Мама       Ты сделала правильный выбор.       Я горжусь тобой, дочь.       Я так хотела услышать от неё эти слова, боже, так хотела! Закрываю лицо руками, начиная истерически смеяться, чем привлекаю внимание бариста и других посетителей, но это сейчас не так важно.       Не знаю, сказала бы мама когда-нибудь эти слова при встрече вслух — может, она лишь отрешённо кивнула бы, но я всё равно бесконечно рада им.       — Я это сделала, — кажется, воздух в лёгких кончается, но подбадривающая улыбка Бонта не позволяет перестать дышать. — Она гордится мной, гордится! — повторяю эти слова, скорее, для себя, потому что всё ещё не могу поверить ни в них, ни в остальное. — И я переезжаю в Лос-Анджелес. Боже мой, я переезжаю в Лос-Анджелес!       Эмоции внутри меня смешанные, но дрейфовать уже поздно. И новое сообщение от мамы тому подтверждение:       Мама       До Рождества доучиваешься в «РиА», а потом сразу отправишься в Лос-Анджелес.       — Отметим? — смеётся он, протягивая мне свой стакан кофе, и я чокаюсь с ним.       Теперь осталось поделиться новостью с Мими и Ади. Они определённо не будут в таком восторге, как Бонт, но поймут меня. И, как бы мне ни хотелось рассказать им об этом в переписке, чтобы избавиться от ещё одного повода поплакать, я не могу поступить с ними так жестоко. Расскажу обо всём, как только вернусь.       Через время я немного даже успокаиваюсь, и Бонт неплохо помогает мне в этом. Он листает в галерее фото с выпускного класса, стараясь разбавить атмосферу, и у него это хорошо получается. Я не знаю, как сложится наше дальнейшее общение и сложится ли, но я определённо рада, что мы сегодня встретились.       — Подожди, — я останавливаю Бонта, когда он листает фотографии. — Это Кэсси! Они с Оливером же больше не общаются?       — Расставались на время, потом опять сошлись, — поясняет он. — Как обычно, короче.       — Ого, они же и так раз пять расставались, — усмехаюсь я.       — Кто их знает, может, в шестой всё получится? — с доброй ухмылкой спрашивает Бонт.       Даже не знаю, как реагировать. Это определённо не моё дело, но я всё-таки задумываюсь. Расходиться и сходиться обратно — это настоящая любовь или созависимость?       Как бы то ни было, Бонт листает дальше, и от следующей фотографии я смущённо прикусываю губу. На ней кто-то снял нас исподтишка, когда мы, стоя в окружении огромного количества людей в клубе, дарили друг другу горячие поцелуи. Будь я на его месте, смахнула бы фото и сделала вид, что ничего не произошло, но Бонт внимательно наблюдает за моей реакцией.       — Я даже забыл о ней, — произносит он, смотря только на меня. — Мы тут так классно выглядим, скажи?       — Ну как сказать, — отмахиваюсь я. — Вон я, одета в какое-то платье уродское, что за безвкусица?       — Не знаю, мне очень нравится. Кажется, мы потом всю ночь вместе провели? Если ты понимаешь, о чём я, — Бонт удивительно изменяется в настроении — не смеётся, а лишь поигрывает бровями с застывшей на губах пошлой ухмылкой.       — Ага, а потом расстались, — напоминаю я, чтобы больше не слушать его намёки.       Почему парни так любят всё испортить? Превратил приятный вечер ностальгии в то, что я хотела бы не вспоминать.       Я делаю глоток нового кофе, который Бонт принёс, когда предыдущий закончился, и показательно перелистываю фотографию на его телефоне, чтобы наш давний поцелуй не мозолил глаза.       — Ви, — смеётся он, похоже, заметив на моём лице что-то смешное. — У тебя тут пенка, — прежде, чем я успеваю понять, что он делает, Бонт тянется рукой к моим губам, проводя по ним большим пальцем и, видимо, убирает ту самую пенку.       Я собираюсь отблагодарить Бонта, только вот он не спешит отстраняться. Смотрит в мои глаза, всё так же удерживая на губах свой палец. Я собираюсь отодвинуться в сторону, но не успеваю сделать этого.       Чёрт, по-моему, этот вечер зашёл не в то русло.       Бонт прижимается к моим губам своими, целуя их, но я кладу руку ему на грудь и показываю, что он совершил ошибку, осуждением во взгляде.       Прости, малыш, но ты первая любовь, а не первая любовь. Я давно остыла.       — Извини, Вики, я не знаю, что на меня нашло, — Бонт взъерошивает волосы, а я же намереваюсь уйти. — Давай я тебя хоть домой проведу?       — Не стоит, — отвечаю я и выхожу из-за стола. — Я сама, ладно? Спасибо за вечер и совет, но дальше… Нет, Бонт.       — Прости, правда, я не хотел всё портить, — он встаёт следом за мной и снимает с вешалки моё пальто, помогая одеться. Теперь даже этот жест кажется двусмысленным. — Напиши, как дойдёшь, хорошо? Номер у меня тот же.       Я лишь киваю, не уверенная в том, что действительно сделаю это. Покидаю кофейню немного расстроенная: я правда надеялась, что после сегодняшней встречи нам удастся дружить, только вот дружба не будет приносить удовольствие обоим, если один из вас неравнодушен.       Неравнодушен ли? Боже, голова кипит. Хотя я искренне благодарна Бонту за помощь в принятии решения, его поцелуй меня напрягает. Наверное, всё-таки вряд ли мы сможем общаться.       Иногда люди появляются в нашей жизни лишь на мгновение, чтобы что-то дать или чему-то научить, а после, выполнив свою миссию, уходят. Наверное, с Бонтом именно такая ситуация. Мне нужно было встретить его, чтобы решиться на переезд, но будущее нам не светит. Ни в каком плане.       Иду по тёмной улице и, честно признать, немного даже жалею, что отказалась от предложения провести меня до дома. В мире слишком много плохих людей, чтобы я чувствовала себя в безопасности ночью, а шаги сзади только добавляют напряжения.       Я специально начинаю идти быстрее, и сердце в груди сжимается оттого, что незнакомец, которого я не вижу, тоже ускоряется. Насколько высока вероятность, что это просто совпадение?       Сейчас и проверим. Срываюсь на бег, и человек позади меня, судя по звукам, делает то же самое. Фантазия рисует не самые приятные картинки, заставляя нарастать панику, от которой я бегу ещё быстрее.       Не думала, что скажу это, но прямо сейчас мне чертовски не хватает Бонта.       Снег хрустит под моими ногами и ногами незнакомого человека сзади меня, а мне становится всё тяжелее бежать. И, когда чужая рука касается моей, я начинаю истошно кричать.       Пока не слышу до боли знакомый голос. И незнакомец вмиг становится тем, от кого я всё равно готова убегать.       — Тише, успокойся, — Люцифер отбивается от моих избиений, пока я пытаюсь вырваться и позвать на помощь, и я действительно успокаиваюсь.       Но лишь на секунду.       — Какого чёрта ты здесь забыл? — кричу я, кажется, громче прежнего.       Немыслимо! Он злился на меня за то, что я однажды нарушила его личное пространство, а сам преследует меня то в моей комнате, то в родном городе!       Я сжимаю кулаки и переношу всю свою злость во взгляд, прожигая его им.       — Выслушай меня, — спокойно просит он, протягивая мне букет цветов. Красивый, но я сейчас слишком зла, чтобы оценивать его.       — Выслушать? Ты хочешь, чтобы я выслушала тебя после того, как ты отказался от меня? Как ты можешь о таком просить? — я принимаю букет, но в следующее мгновение от него остаются одни лишь стебли.       Вся ненависть, копившаяся во мне эти дни, выходит наружу, когда я использую его в качестве оружия. Лепестки летят в разные стороны, но Люцифер продолжает стоять ровно, не шелохнувшись.       — Успокоилась? — спрашивает он, смотря на испорченные цветы, которые мне, по правде говоря, становится жаль. Ведь во мне, в отличие от кого-то, есть сочувствие!       — Уходи, — процеживаю я сквозь зубы и грубо возвращаю остатки цветов Люциферу.       — Не уйду, пока ты меня не выслушаешь.       — Тогда удачи, тебе придётся сидеть здесь до конца жизни, потому что я не собираюсь с тобой разговаривать, — я разворачиваюсь, собираясь направиться в сторону дома.       Только Люцифер, похоже, сдаваться не собирается. Он поспевает за мной, хватает меня за запястье и притягивает к себе.       — Один вопрос. И я отстану.       Я закатываю глаза, понимая, что так просто уйти он мне не даст. Один вопрос ведь ничего не значит, да?       — Я слушаю.       — С кем ты была в кафе?       Возмущение закипает во мне с новой силой. Это уже попахивает преследованием!       — Ты следил за мной? — недовольно спрашиваю я, отстранившись от него на шаг. — Ты вообще знаешь, что сталкерство карается законом?       — Прекрасно знаю, — удивительно, но он всё так же остаётся безэмоциональным. Похоже, хоть с кем-то у Люцифера нерушимые отношения. — Просто ответь.       — Мой бывший, как и ты, кстати! — напоминаю я и вновь разворачиваюсь, шагая в сторону дома.       Только Люцифер не держит своё обещание. Опять. И вновь нагоняет меня, взяв за запястье. Интересно, у него всё хорошо с головой? Кто сначала отталкивает, больно расстаётся, топчет гордость, а потом преследует и что-то выпытывает?       — У вас с ним что-то есть? Я видел, он поцеловал тебя, — он даже не скрывает, что следил, чудесно.       — Ты сказал, один вопрос, а это уже второй, — показываю ему два пальца. Может, хоть так дойдёт, что ведёт себя по-идиотски?       — Последний.       Я снова сжимаю кулаки. Если не отстанет и сейчас, я за себя не ручаюсь.       — Ничего у нас нет, просто он поступил так же глупо, как и ты. У вас, парней, это в заводских настройках заложено?       Если за встречу с Бонтом, хоть и с плохим концом, я была благодарна, то сейчас хочу зарыться с головой в песок, подобно страусу. В нашем случае, в снег. Всё равно с холодом Люцифера уже ничего не сравнится.       И, стоит мне об этом подумать, его нахмуренные брови расслабляются, а во взгляде появляется ранее знакомое мне тепло. Люцифер опускает напряжённые плечи и бросает на меня уставший взгляд. Не знаю почему, но после моих слов он словно возвращается, становится прежним. Тем Люцифером, которого я полюбила, мать вашу.       Только это ничего не меняет. Один взгляд не может заставить меня перестать ненавидеть его.       — Я знаю, ты меня ненавидишь, но…       Я не даю ему договорить:       — Какая великолепная проницательность. Ты обещал, что отстанешь от меня, — напоминаю я, стараясь держать себя в руках, чтобы не наделать глупостей.       — Потому что был уверен, что твой ответ будет «да», — он громко вздыхает, так, словно был действительно расстроен этим фактом.       — И что это меняет? — непонимающе спрашиваю я, скрестив руки на груди. Злость сменяется интересом, но я по-прежнему хочу врезать ему и ничего не могу с собой поделать.       — Много что, — Люцифер взъерошивает волосы и бросает на меня обречённый взгляд. Разве так могут смотреть те, кто добровольно отказался от отношений? — Например, то, что теперь ты можешь меня выслушать.       Усмехнувшись его самоуверенности, я складываю руки в карманы пальто. С неба снова падает снег, приземляясь на наши плечи и головы, а единственный работающий на маленькой улице фонарь мигает, но мы по какой-то причине продолжаем невозмутимо стоять посреди тропинки.       — Могу, но кто сказал, что захочу?       — Мы оба знаем, что захочешь, Уокер. Не ври хотя бы себе, ты успокоила свою злость и теперь хочешь знать, зачем я приехал.       Его слова поражают, но правдивы. Он слишком хорошо выучил меня и теперь умело пользуется этим.       — У тебя пять минут.       Сомневаюсь, что его слова сильно меня удивят, потому как сознание представило уже сотни вариантов развития событий, но мне нужно знать правду.       — Я ебучий эгоист.       — Начало не впечатляющее, — язвлю я и показательно закрываю рот рукой, имитируя зевок.       — Я думал, что, если заставлю тебя ненавидеть меня, тебе будет легче принять решение о переезде. Думал, что так позволю тебе не разрываться, потому что знал, что ты будешь склоняться к варианту остаться здесь. Поэтому и наговорил всё в тот день. Специально, Непризнанная.       Беру свои слова обратно. До такого даже моя богатая фантазия не додумалась. Я продолжаю молчать, внимая каждое его слово.       Он что, сделал мне больно ради меня? Звучит странно, но…       — И я ни на секунду не представлял, что буду чувствовать сам. Я так хотел, чтобы ты была счастлива, что забыл о себе. А когда осознал произошедшее и то, что по своей воле лишился единственного человека которого… — он чуть прокашливается, прикусив обветренную губу, — которого люблю, не мог простить себе этого. Как и того, что в глубине души мечтал, чтобы ты осталась.       И снова происходит это. То, во что я верила все эти дни, с треском рушится. Только теперь на месте мёртвого кладбища медленно и постепенно прорастают зелёные стебельки.       Зато теперь я хотя бы понимаю, почему он говорит обо мне с Асмодеем, зачем надел мой подарок и по какой причине отказал Ости, сославшись на меня.       Но его слова… Мечты о том, чтобы я осталась… Это невозможно.       — Ты опоздал, Люцифер, — каждое слово даётся мне с трудом, когда я вспоминаю, с каким трепетом отправляла маме сообщение о том, что я согласна на стажировку. — После Рождества я улетаю в Лос-Анджелес. Теперь всё по-настоящему кончено.