песочное солнце

      Профессору Веритасу Рацио было всего лишь 22 года. Проскочив безумное количество ненужных лет обучения, он смог в совершенстве написать все требующиеся экзамены и прославиться на несколько планет сразу, получив даже признание КММ, которое он не особо жаждет, и уже имеет неплохое состояние. Он преподает в университете всего полтора года, и у большинства одногруппников Авантюрина он вызывал восхищение: острое чувство юмора, элегантный стиль в одежде, хорошая дикция и приятный голос, ну и главное – огромная кладезь знаний в его голове; казалось, что ответит на любой вопрос.       Было место и для презрения: резкие завалы более половины группы на зачетах. И, честно, он не жалел никого: любимцев у него нет и никогда не будет, его не трогают слезы или истерики, в любых любых спорах о том, что такая система преподавания ни к чем хорошему не ведет, Рацио всегда выходил победителем, ратуя за свое. Авантюрин с нескрываемым удовольствием наблюдал, как Топаз составляет ему относительно мощную конкуренцию в таких дискуссиях, ораторствуя за всех одногруппников одновременно – да никто бы другой и не смог.       Но Рацио и самому нравилось вступать в любые дебаты и поощерял, будто это единственный способ коммуникации между органическими, неорганическими и другими существами. Компанию же Топаз явно уважал, хваля ее перед их куратором.       А Авантюрину было 28 лет. И, смотря на того же Рацио, он завидует. Авантюрин глуп, не образован и не богат. Чем он хуже? На самом деле — всем. И своими 82 баллами за пятничный тест тоже. Губы сжимаются в тонкую линию, пальцы все подрагивают и, кажется, сейчас разочарование выльется через край темной густой жидкостью, будто нефть, по аудитории, а Авантюрин не в силах ее ни сдержать, ни обратно собрать. Возможно, оно уже вылилось, ибо чувство образовавшейся пустоты внутри никак не отпускает, а звонок с пары, единственный приятный звук сейчас, который прерывает массовый шепот одногруппников на фоне монолога Рацио о результатах теста и обсуждения скорейшей сессии.       Авантюрин быстро топает с аудитории со всеми вещами, стараясь не сильно привлекать внимание нервозной походкой, параллельно складывая и разрывая свой бланк с ответами, чтобы выбросить мелким конфетти в мусорную корзину. Дойдя до туалета он включил кран с холодной водой и начал умываться. Образовавшийся внутри Авантюрина вакуум за счет недостатка воздуха дает о себе знать слабым головокружением. Авантюрин смотрит в зеркало.       Треокая Гаятра, он и вправду выглядит ужасно. Сухие губы потрескались еще больше, запущенное акне он уже перестал замазывать консиллером за невозможностью его скрыть. Он хочет домой. Даже если там небезопасно, даже если там и закончится с концами его жизнь.       Авантюрин еще раз умывает лицо ледяной водой и уходит с туалета. Ему нужно заскочить в общежитие и уже написать это блядское заявление об отказе от проживания там. Он и дня больше не хочет жить еще с несколькими людьми в одной комнате, тем более что он давно уже присмотрел, где вроде как можно ужиться. Он поправляет свой рюкзак, складывает руки на груди, пытаясь дышать полной грудью, и спускается по лестнице, направляясь ко главному входу. За его плечо хватает чья-то сильная ладонь.       — Авантюрин.       Авантюрин поворачивается. Его окликнул сам Профессор Рацио.       — Я хотел сказать, старайтесь в том же духе, — глаза Рацио превратились в полумесяцы, а милые морщинки складывали хаотичный узор вокруг них, — меня радует ваша успеваемость. Вы подаете большие надежды. Видно, вы стараетесь.       Он еще раз одаривает Авантюрина своей улыбкой, дважды похлопывает его по плечу и отходит на приличное расстояние назад, как будто ожидая, что Авантюрин что-то скажет в ответ. Студент лишь смотрит в его лицо, сжимает губы пару секунд и, отводя взгляд от лица профессора, проговаривает короткое «спасибо».       У Авантюрина ком царапает горло, и слова профессора добивали и добавляли комичности. Неловкое молчание продлилось около полуминуты, затем Авантюрин ретировался куда подальше.       Проскочив вахту, Авантюрин добрался до своего блока, начав потихоньку собирать свои вещи. Форму заявления он уже попросил, осталось только написать. Его отхватывает необычайный жар, возникший то ли от волнения, то ли от еще чего-то, Авантюрин старался размеренно дышать и даже открыл форточку трясущимися руками, чтобы создать сквозняк. Хотелось все собрать и не вызывать лишних столкновений до того, как у одногруппников закончится последняя пара, на которую студент не соизволил пойти.       За спиной у Авантюрина, стоявшего над чемоданом и раскладывавшего вещи, стопка к стопке, зазвучал скрежет, будто кто-то открывает ключом дверь, — вероятно, входная дверь в блок, — и Авантюрина охватил маленький ужас. Новый прилив паники вызвал еще одну волну жара и холода в зоне затылка и спины одновременно, Авантюрин нервно вздыхает, закрывает чемодан, не застегивая, и поворачивается к двери. Ручка двери в комнате также дергается, гостем оказывается седовласый парень с крылышками на затылке, — галовианец — которого Авантюрин вовсе и не знал. Точнее знал, но не лично.       Галовианец оглядывается, будто смущен присутствием одного лишь Авантюрина и ища взглядом кого-то еще. Он явно чувствует себя неловко, его пухлые губы разомкнуты, а глаза, у которых радужка будто обсыпана глиттером, и занимательно переливалась на солнце, то и дело возвращались к разглядыванию авгина, который все еще сидел на полу вблизи с чемоданом.       — Воскресенье. — Он протягивает руку для знакомства.       — Авантюрин, — пытается сказать тот как можно более четче, пожимая руку.       — Извини за этот взлом, — пухлые губы растянулись (Авантюрин мог бы поверить) в искренней улыбке, — просто твои замечательные соседи… В общем мне кое-что забрать надо, вот они мне и ключик отдали, – и Воскресенье вертит в руке ключом от блока. Авантюрин, смотря снизу вверх на собеседника, кивает с рассеянным взглядом, как бы произнося «Ладно» и Воскресенье воспринимает это, как знак к действию. Кидается на одну из тумб, принадлежащую какому-то из соседей и рыскает внутри что-то. Авантюрин же возвращается к своему чемодану и продолжает раскладывать вещи, только чуть медленнее. Казалось, они оба сейчас про себя проклинали, что не одни в комнате. Громко захлопывается ящик прикроватной тумбы, Авантюрин краем глаза замечает, что Воскресенье что-то кладет в карман и поворачивается к нему:       — Ты куда-то съезжаешь?       — Да.       И снова тишина. Авгин и вовсе будто отказался раскладывать вещи настойчивым взглядом галовианца. Под звук время от времени трепещущих крыльев, он схватил свой телефон и перешел на диалог с хозяйкой его, возможно, будущей квартиры и, будто проверив, что сделка реально состоится, спрятал телефон обратно.       — Ты не разговорчив, я смотрю, — Воскресенье подходит к нему ближе, — в принципе, как и говорили твои соседи… Могу помочь с переездом.       — Чем?       — Ну вещи собрать. — Авантюрин наблюдает за тем, как розовые пухлые губы собеседника то приоткрываются, открывая идеально ровный ряд белых зубов, то закрываются, и начинает машинально прикасаться пальцами к своим обветренным губам. Трогать, сжимать их пальцами и отдирать отсохшие куски кожи. Особенно ему нравился у Воскресенья ярко выраженный выступ снизу на верхней губе.       — Все мои вещи помещаются в два чемодана. Тут можно и одному справиться.       — Ну у меня машина есть. Могу довести, — как-то слишком настойчиво предлагал собеседник. Воскресенье никак не улыбался, будто не насмехался, и как бы Авантюрин не пытался вглядываться, выражение лица было нечитаемым.       — Смысл тебе мне помогать? – вздохнув, наконец просил Авантюрин.       — Ну ты вроде как умненький в своей группе по рассказам твоих одногруппников, думаю, такое знакомство не будет бесполезным.       — Так и ты не глупый на своем потоке.       — О, так ты обо мне слышал, — Воскресенье склонил голову набок и усмехнулся, а его крылышки затрепетали. У Авантюрина аж сердце дрогнуло. Когда он слышал про Воскресенье, он не думал, что тот настолько ангел, который буквально чуть ли не растворяется в слабом солнечном свете.       — Твоя-то популярность повыше моей будет.       Авантюрин как-то грустно вскинул глаза вниз, после снова поднял голову на гостя и сказал:       — Минут двадцать пять идти, а ехать не знаю сколько.       Воскресенье улыбнулся и сел рядом на кровать, пытаясь поддержать дальнейший разговор с сигонийцем.       Из их диалога Авантюрин узнал, что Воскресенье родом с Пенаконии, царства грез, из достаточно религиозной семьи. У него сестренка, небезызвестная Зарянка, которая не училась с ними. Он учился политологии по желанию родителей, хотя и сам в общем не против.       Сидя на переднем сиденье теплой машины Воскресенья, и растворяясь в аромате каких-то духов или ароматизаторов с запахом ели или какого-то другого дерева, Авантюрин все трогал свои неровные бугорки на щеках и носу, и думал, какого иметь такую гладкую кожу как галовианца. У них как будто в генах заложено само понятие чистоты и красоты. И зачем Воскресенье вообще с ним водиться, хотя и со стороны выглядело так, будто это Авантюрину никак не интересен весь диалог. Монолог Воскресенья все звучал как фоновое радио для устранения тишины и закончился фразой «мы вроде приехали». Авантюрин кивает и выходит, доставая свои два чемодана.       Около самой квартиры их дожидалась хозяйка — милая женщина с вуалью. Она отдала ключики Авантюрину в ладони и кратко повторила все требования, не стесняясь крылатого друга. Авантюрин ей пару раз покивал, после чего она с улыбкой удалилась. Воскресенье помог занести чемоданы. Квартиркой оказалась маленькая светлая студия, в которой спальная зона сливалась с кухней. Из окна открывался вид города, панорамных и исторических многоэтажек, которых бы в летнее время обрамляли зеленые листья деревьев.       — Ну, маленькая, зато своя, — Воскресенье поворачивается к авгину и, улыбаясь, толкает его локтем в плечо. Авантюрин смотрел на него каким-то испуганным взглядом, такое замечание было больше похоже на упрек. Тогда Воскресенье поворачивается к нему полностью и хмурит брови, так и не образуя ни одной морщины на лице:       — Авантюрин, — говорит по слогам, — я не говорю с каким-то наездом, просто... — пухлые губы сжались и авгин неосознанно остановил на них взгляд, — я искренне хочу поддержать диалог. Но ты какой-то молчаливый.       Авантюрин лишь кивает.       Воскресенье начинает хлопать себя по карманам, наконец достает с одного из них гигиеническую помаду и вручает авгину прямо в руки, сверху прикрывая своими ладонями.       — Она не вскрытая. Твои губы прямо как пустыня, — Авантюрин вздрогнул, — я буду рад увидеться с тобой в университете на больших перерывах, у нас, если что, пары в одном корпусе.       И уходит, оставив авгина в полном одиночестве с его воображаемым перекати-поле.