Инсулин

Чонгук проглатывает холодный воздух, чувствуя, как стремительно трезвеет, садится на ступеньки перед входом в небольшую забегаловку и обхватывает голову руками, даёт себе несколько минут, чтобы оклематься. Многие студенты привезли с собой алкоголь, да и тут его приобрести не так уж и сложно, главное, куратору на глаза не попасться. Ну а чего можно было ожидать от студентов, что внезапно вырвались на свободу перед сессией, которая уже вот-вот должна обрушиться на бедные головы? Молодёжь отрывается напоследок, готовясь потом снова взяться за учёбу и не отвлекаться на тусовки до самых каникул. В ушах звенит от громкого смеха, доносящегося из приоткрытой двери, и Чонгук морщится, однако чувствует, как постепенно отпускает. Он редко пьёт и не пьянеет слишком сильно, когда всё же добирается до алкоголя, да и не очень Чон это вообще-то любит, разве что за компанию… Правда сейчас немного перебрал, но минут пять — и опьянение отступит. Ничего страшного, бывает. Тэхёна он не видел уже часа полтора точно, походу, тот ушёл спать в домик. Чон понимает, почему Тэ его так воспринимает, не злится за это совсем, представляя, как тяжело Тэхёну приходилось по жизни. Кажется, кто-то уже когда-то растрепал о его диагнозе там, где было нельзя, что повлекло, мягко говоря, не самые приятные последствия. Чонгук не собирается никому рассказывать, как минимум, потому что знает современное общество и то, как оно реагирует на подобные вещи. Далеко не все отнесутся адекватно, могут действительно загнобить. Чонгук сомневается, стоит ли вообще пытаться поговорить с Уджином — большая вероятность, что может стать ещё хуже. Никто не даёт гарантий, что это не обернут против Тэхёна, ведь могут начать доставать ещё сильнее, а потом слететь с катушек… Однако Чон знает, что вступится, если к Тэхёну пристанут. Нет, он не считает его слабым или не способным защититься да и не думал так никогда. Чонгук просто знает, на что способны люди. Он поднимается со ступеней, когда понимает, что отпустило. Сейчас главное дойти до домика и завалиться спать — завтра ещё одна экскурсия, а в воскресенье им пообещали дать возможность просто погулять по Кёнджу перед отъездом. Без всяких гидов и лишней информации. Чонгук на ногах держится крепко, но голова всё ещё тяжёлая, и думать пока сложно, мысли путаются, смешиваются друг с другом. Он на несколько секунд останавливается, делает глубокий вдох, запрокидывает голову, руки держит в карманах чёрной дутой распахнутой куртки. Да, так определённо становится лучше: уже не подташнивает, и голова перестаёт кружиться окончательно. Вот теперь хорошо. Он направляется в сторону базы отдыха, чувствует, как от холода начинает щипать лицо и шею, но ускоряться не хочет, как и застёгиваться. Здесь даже жилые дома маленькие, в основном частные двухэтажные, везде тихо и спокойно, кажется, что в них и не живёт никто. Чон быстро выходит на пустынную дорогу, решив сделать небольшой крюк и пройти вдоль реки, чтобы немного подумать о том, что беспокоит. Например, о ринге, о перчатках, что в шкафу уже, наверное, покрылись толстым слоем пыли и паутины… Как же, блять, хочется примерить их снова. Чонгук каждый день борется с этим, убеждает себя, что дорога обратно ему закрыта, что он уже упустил всё, что только мог, что он уже облажался и не хочет, чтобы это произошло снова. Полтора года назад Чонгук проиграл в финале южнокорейского чемпионата, порвал связку плеча и повредил сустав, из-за чего не смог продолжать бой. После — операция, дорогостоящая реабилитация и другие проблемы, которые цеплялись друг за друга, не давая в принципе вернуться к физическим нагрузкам, пусть и не к самым тяжёлым. А потом до Чона дошли слухи, что покалечили его нарочно, а судья на это закрыл глаза, потому что проплатили. Тогда Чонгук и поставил на себе крест. Он не хочет больше принимать в этом участие, не хочет даже ради принципа попробовать ещё раз. Да что там попробовать? Выйти на ринг и выиграть… Только вот в голове теперь большой блок на это дело стоит. Может, это и непрофессионально, незрело и глупо, но Чонгук с этим сделать ничего не может да и не хочет особо. Наверное, это просто не его. Неожиданно Чон краем глаза замечает сидящую на поваленном бревне фигуру, приглядывается, едва заметно щурясь. Это Тэхён? Что он забыл у реки почти в одиннадцать вечера? Почему домой не пошёл, давно же вроде бы сбежал… Он останавливается, быстро оглядывается по сторонам, пытаясь понять, есть ли кто-то поблизости, и убедившись, что никого нет, осторожно спускается к реке. Ботинки едва ощутимо скользят, но Чон идёт боком медленно и предельно осторожно, каждый шаг обдумывает, чтобы кубарем не скатиться вниз. Услышав позади себя треск, Тэхён оборачивается, недовольно цокает языком, когда видит приближающегося Чонгука, который пока на него глаз не поднимает дольше, чем на мгновение, смотря себе под ноги. — Опять ты… Ну чего ты вечно за мной таскаешься?.. Чонгук про себя подмечает, насколько у Кима уставший голос. Уставший или пьяный и будто бы невнятный?.. Он подходит немного ближе, останавливается в метре от Тэхёна, игнорирует чужой обращенный на себя взгляд. Да, опять он притащился следом и даже сам себе сейчас не может объяснить, зачем это сделал. — Что вам всем от меня нужно постоянно?.. — Тэхён кутается в свою куртку, подпирает голову руками и закрывает глаза. — Достали уже. Он пьян. И Чонгук сейчас это очень явно понимает. Да, может быть, не так уж и сильно, но вполне себе заметно. Чон садится рядом, приглядывается к Тэхёну, который на него вообще внимания не обращает, пальцами стискивает пряди своих светлых волос. — Ты много выпил? — Чонгук осторожно дотрагивается до его плеча, однако Ким даже не реагирует никак. — Тэхён, тебе ведь нельзя, наверное… — Нельзя, — соглашается. — Только тебе-то что? И снова в штыки. Чон на несколько мгновений губы закусывает и делает глубокий вдох через нос. Он не понимает, почему Тэхён даже сейчас зубы показывает, когда никаких причин особых нет. — Тэхён, я тебе не враг… — И не друг. — Ким голову поворачивает в сторону Чонгука, пытается сфокусироваться на его лице, и у него это с трудом, но получается. — Но и не враг, — не сдаётся. — Я уже говорил, что на дружбу с тобой не претендую. Просто относись ко мне нейтрально, как к одногруппнику, этого будет вполне достаточно. Тэхён усмехается, шмыгает носом, чувствуя, как начинает замерзать, но уходить не хочет. Почему-то сейчас он ощущает себя рядом с Чоном безопасно, его присутствие не напрягает, не тревожит и заставляет расслабиться. Либо же так просто влияет алкоголь, которого Ким выпил не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы непривыкший организм быстро опьянел. — Ты знаешь обо мне больше, чем обычный одногруппник. — Тэхён трёт глаза. — А это уже другое. Другое. Чонгук для него действительно старается быть другим, более мягким, грубость свою особо не показывает, хотя и цепляет иногда, играет на натянутых нервах, потому что так привык и по-другому не умеет. — Хорошо, соглашусь, — Чон говорит тихо и медленно. — Но я не сделал ничего такого, из-за чего ты мог бы мне не доверять. Чонгук ведёт себя так, что ему правда хочется верить. Даже то, что он договорился, чтобы их поселили в один домик, на самом деле значит очень много, пусть и Тэхён не желает этого признавать. Он оградил Кима от косых взглядов, от очередных объяснений и попыток оправдаться, зная, как тот не хочет на эту тему распространяться. — Сдаюсь, — Тэ выдыхает. — Нет сил больше с тобой спорить. Но это не значит, что мы станем близки. Просто не мешай мне… — Я и не собирался тебе мешать. Просто хочу помочь. — Помогай так, чтобы я этого не замечал. Бесит. Чон хмыкает. Он в принципе и не планировал делать ничего показушного, что было бы заметно всем. Это всё продолжает оставаться между ними, всё ещё являясь недоступным для окружающих. Им это не нужно знать. Тэхён смотрит вдаль, подтянув колени к груди. Наверное, впервые он не чувствует себя ненормальным, впервые не хочет отталкивать от себя того, кто случайным образом узнал о нём правду. Его ведь не презирают, не пытаются унизить, не демонстрируют, что он не такой… Чонгук никогда не делал на этом акцент, никогда не указывал на его диагноз. Да, пытался помочь, когда его не просили, что бесило, но это другое. Вода тёмная, как будто густая и немного пугающая своей глубиной, которая запросто может поглотить все переживания. Тэхёну кажется, что Чонгук чем-то на эту воду похож. Он так же избавляет от ненужных эмоций, подавляет их совсем не грубо, не для демонстрации своей силы, а для другого… Для того, чтобы ему поверили, чтобы подпустили чуточку ближе. И Ким подпустил. Немного. Позволил ему быть буквально на шаг ближе, чем всем остальным. — Мне диабет диагностировали в семь лет, — говорит очень тихо, обнимает себя руками, будто пытается согреть. — Я плохо вообще помню это всё. Только больницы, и мама плакала постоянно, просила отца не уходить. Они ругались очень много, он говорил, что я ему таким не нужен, а я не понимал, что со мной происходит. Чонгук прислушивается, не верит, что ему сейчас рассказывают что-то настолько личное, что, казалось бы, необходимо оберегать, хранить где-то на дне своей израненной души. Тэхён ему открывается, пусть и сразу становится ясно, что слишком далеко ему зайти не позволят. — Отец всё равно ушёл, и мама тащила всё на себе, — Тэхён усмехается. — Я винил себя в том, что семья развалилась, чувствовал, что это всё произошло из-за меня… — В этом нет твоей вины. Ким смотрит на сидящего рядом Чонгука — не ожидал, что тот ответит и попытается поддержать разговор. Алкоголь развязал язык очень некстати, заставил приоткрыть завесу внутренних переживаний, которые тлеют в груди уже много-много лет. И Тэхёну не кажется, что он делает что-то неправильное, то, что не должен. Чонгук не будет об этом трепаться, их разговор навсегда останется здесь, у реки. — Думаешь? — Я уверен в этом. — Чон придвигается немного ближе, несильно пихает Тэхёна в плечо, будто подбадривает. — Ты не должен нести ответственность за поведение других людей, если те поступают неправильно. — Разве люди не ненавидят тех, кто не похож на них? — Тэхён кусает обветренные губы. — Почему так происходит? Вероятно, он спрашивает это не к месту, и Чонгуку действительно тяжеловато связать это с предыдущей темой их разговора, особенно на уставшую ещё слегка затуманенную остатками алкоголя голову. — Ты считаешь, что тебя ненавидят? — В школе ненавидели. Поэтому не хочу, чтобы кто-то знал о диагнозе. Не хочу, чтобы это всё повторилось снова. Тэхён когда-то ошибся и очень болезненно за это поплатился, а теперь боится, что это всё произойдёт вновь. Чонгук его понимает — он тоже боится того же, но очень умело это прячет и не хочет ни с кем разговаривать по этому поводу. Выходит, он ещё сильнее, чем Тэ, обжёгся?.. — Ты поверишь мне, если я пообещаю тебе сделать всё, что будет в моих силах, чтобы этого не повторилось? Чон ждёт отрицательный ответ, что Тэхён посмеётся, покачает головой, снова скажет, что он глупый и слишком приставучий. Что он разозлится, попытается сагрессировать, чтобы защититься. Но Чонгук ведь не нападает, не пытается зацепить или обидеть, а всего лишь протягивает ему руку помощи, надеясь, что тот её примет. Тэхён смотрит в антрацитовые глаза напротив и безумно хочет ответить «да», просто чтобы на некоторое время почувствовать себя увереннее, пусть и совсем скоро на первый план снова выйдет недоверие. — Хочу поверить, но вряд ли у меня это получится, — отвечает честно, не желая ничего выдумывать и пытаться увильнуть. — Ничего, это нормально, — Чонгук руками опирается о бревно по бокам от своих бёдер, ноги выпрямляет и делает глубокий вдох, расправляя плечи. Он чувствует на себе чужой недоумевающий взгляд. — Нормально, что ты не доверяешь. Ты и не обязан. Тэхён поджимает губы, чувствуя, как на душе становится немного легче от такого, на первый взгляд, простого разговора. Разве это правильно? Так должно быть?.. Он размеренно кивает, смотрит куда-то под ноги. Никто и никогда с такой лёгкостью не принимал его не самые правильные решения, а уж тем более Чонгук, который постоянно пытался ему что-то доказать и переубедить. — И что теперь? — Ким спрашивает тихо, ногтем указательного пальца цепляет шов на джинсах. — А что теперь? — Ну, вот я согласился с тобой, принял твою помощь, которую ты так упорно мне навязывал. Что я должен делать дальше? Тэхён ощущает недосказанность. Будто сейчас его могут попросить об ответной услуге. Он не боится, но это чувство терпеть не может, старается сразу расставить все точки над i, обозначить границы и на всякий случай запастись кирпичами, чтобы в случае чего возвести очередную стену для защиты. — Ничего. Я ничего не прошу и не требую от тебя в ответ, так что просто живи, как раньше. Учись, работай, я не знаю, чем ты там обычно занимаешься. Единственное, о чём попрошу, — не воспринимать меня как потенциального врага. Я ничего тебе не сделал и не сделаю. Тэ хочет поблагодарить, но боится поспешить, всё ещё не доверяя. Он лишь снова кивает и отворачивается, взгляд устремляет на чёрную реку. Вода у берега отражает свет, исходящий от редких домиков и фонарей, а дальше чернота. Такая обволакивающая и спокойная, что появляется желание нырнуть в неё с головой, расслабиться и позволить себе опуститься на дно, чтобы в голове ничего не осталось, кроме приятной лёгкости. Тэхён устал. — Пойдём в домик? — Чонгук встаёт, протягивает Киму руку, и тот поднимает на него глаза. — Уже холодно становится. Он смотрит на чужую раскрытую ладонь, про себя отмечает, что у Чонгука длинные красивые пальцы, что очень гармонично смотрятся. Тэхён своей рукой цепляется за его тёплую и встаёт, одёргивает немного задравшуюся куртку, подмечает, что на Чонгуке куртка нараспашку, а под ней одна толстовка, капюшон которой натянут на голову. Разве ему так не холодно?.. Подняться по склону оказывается сложнее, чем спуститься, и Чонгук едва ли не сам их двоих вытягивает — Тэ отбросил свою гордость и крепко ухватился за Чона, чувствуя, как опасно скользят ботинки. И как он спустился?.. Хотя, наверное, будучи не в самом трезвом состоянии, он просто здраво не оценил возможность скатиться со склона кубарем. До базы идти минут пять–семь, а потом ещё столько же до их домика, который находится ближе к концу территории. Чонгук не пристаёт, не задаёт кучу ненужных вопросов, которые обычно Тэхёна так сильно злят. По правде говоря, Чон и не рассчитывал, что Тэ когда-то расскажет ему что-то настолько личное, что он сам, например, никому рассказать бы не решился. Он действительно гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд, и Чонгук даже в какой-то мере хотел бы быть таким же… Чону тяжело говорить о своих проблемах, тяжело рассказывать о том, что когда-то причиняло ему боль. Да, вероятно не самую сильную, ведь кому-то может быть ещё хуже, но именно она не давала в своё время нормально жить, дышать, контактировать с окружающими. Чонгук до сих пор боится кого-то слишком близко к себе подпускать, даже тех, с кем состоял в отношениях, держал на расстоянии, лишь создавая видимость того, что человек ему близок. Неправильно? Да. Безопасно? Да. Глупо будет утверждать, что Чонгук никогда не чувствовал за это вину, не пытался что-то исправить и себя перебороть. Пытался. Только вот попытки успехом не увенчались, сколько бы он их ни предпринимал. Однако это научило его быть независимым, ни в ком не нуждаться и ограждать себя от новой боли, когда что-то шло не так. За это Чонгук себе благодарен. До домика добираются уже к половине двенадцатого, перебрасываются лишь дежурными фразами, определяя, кто первый пойдёт в душ. Чонгук игнорирует холод, что пробрался под кожу и будто изнутри заставил оцепенеть, пропускает Тэхёна первым. А Тэ, закрывая за собой дверь, осознаёт то, что впервые вышел из своей зоны комфорта и рассказал чужому человеку что-то настолько личное.

***

Ким просыпается от тихого кашля, не сразу понимает, где он находится. Тэхён прислушивается, но ничего больше уловить не может. Наверное, показалось. Он заворачивается в одеяло по самый подбородок и укладывается поудобнее, намереваясь уснуть снова, однако кашель за спиной раздаётся с новой силой, заставляет вздрогнуть. Значит, всё-таки не приснилось. Тэ переворачивается на другой бок и смотрит на спящего на спине Чонгука, кровать которого стоит в паре метров. Он снова закашливается, только на этот раз немного тише, во сне морщится. Заболел, что ли?.. Тэхён садится, ноги спускает и встаёт, к чужой постели подходит на цыпочках, вглядывается в покрытое испариной бледное лицо. Чонгук действительно выглядит не очень хорошо, и Тэхён нависает над Чоном, стараясь убедиться, что с ним что-то не так. Вероятно, будь на месте Чонгука кто-то другой, он, может, и не подошёл бы, но тут почему-то проигнорировать не может. Ким к чужому дыханию прислушивается как только может, сам перестаёт дышать и слышит, как Чонгук хрипит. Он рукой тянется к лицу Чона, помедлив лишь на секунду, дотрагивается тыльной стороной ладони до его лба: кожа горячая и влажная — у Чонгука явно достаточно высокая температура. Тэхён хмурится, не понимая, как ему поступить. Просто лечь спать дальше? А если Чону станет ещё хуже? Разбудить? Он вообще имеет на это право?.. Тэ закусывает губы, закрывает глаза и делает глубокий вдох, садится на край чужой постели и трясёт Чонгука за плечо, однако он не отзывается. Неужели даже в таком состоянии так крепко спит?.. Нет, это всё так оставлять нельзя. — Эй! Проснись, Чонгук!.. Ким трясёт его немного сильнее, и Чонгук вдруг распахивает глаза, воздух хватает ртом и закашливается, переворачиваясь на бок и себя обнимая руками. Горло саднит слишком болезненно, голова раскалывается, а всё тело пробивает дрожью так сильно, что по конечностям проходится липкий тремор. Отвратительно. Чонгук не понимает, где он, кто он и что он тут делает. Глазами мечется по чужому лицу, что над ним нависает, пытается вглядеться и понять, кто это, однако больная голова соображать отказывается. — Ты как себя чувствуешь? — Тэхён начинает понимать, что дело совсем плохо. Ну или, по крайней мере, могло быть лучше. — Эй! — Не знаю, — голос сипит слишком сильно. — Кажется, хреново… — У тебя температура очень высокая. Лекарства вообще есть с собой? Чонгук медленно садится, морщится, держась за голову, которая сейчас кажется невероятно тяжёлой. Он плохо слышит чужой голос, плохо разбирает слова, но всё же отрицательно мычит. — У меня есть только обезбол, больше ничего… — кашляет, отворачивается от Тэхёна, закрывая рот сгибом локтя. Тэхёну хочется сматериться — казалось бы, взрослый человек, а о таких элементарных вещах подумать заранее не догадался. Он резко встаёт и быстрым шагом направляется к шкафу, куда убрал свои вещи, по пути включая настенный светильник, чтобы хоть что-то было видно. Краем глаза цепляет Чона, что сидит, обхватив голову руками. И вот не бросишь же… Ким быстро находит в рюкзаке аптечку, проверяет её содержимое, спустя несколько секунд выуживает порошок от простуды, противовирусное и жаропонижающее, цепляет ещё и таблетки от горла. Как будто Чонгук не знал, что люди иногда болеют, что с собой всегда нужно брать хотя бы минимум таблеток. Хотя, вероятно, это просто Тэ привык постоянно таскать с собой медикаменты, зная, что может пригодиться. — На, вот это залить кипятком и выпить, противовирусное и от горла, — Тэхён протягивает ему лекарства. — Да не надо… — Я разве тебя сейчас спрашивал о чём-то? Пей и не пизди. Чонгук поднимает голову, сталкивается с серьёзным взглядом карих глаз — спорить бесполезно. Он берёт в руки лекарства и сползает с кровати, медленно направляется в сторону кухонного гарнитура, едва держится на ногах — слабость наваливается, придавливает огромным валуном. Тэ садится на свою кровать и отодвигается к изголовью, следит за каждым действием Чонгука, облокотившись спиной о подушку позади. Чон двигается немного заторможенно, не сразу находит кружки, не с первого раза включает электрический чайник и пьёт противовирусное. Ему действительно плохо, и Тэхён не понимает, как он вообще с таким отношением к своему здоровью дотянул до двадцати двух лет… Или сколько ему там? Ким нижнюю губу кусает, руки складывает на груди. Чонгук вдруг оборачивается. — Почему не ложишься? Я мешаю? — Да, — отвечает тихо. — Мешаешь. Гремишь посудой и ходишь туда-сюда. Чон языком оттягивает щёку изнутри, смотрит вниз, несколько раз медленно кивает. Он на другой ответ не рассчитывал, не ждал, что его пожалеют, что попытаются помочь. Не начали конфликтовать — и на том спасибо, лекарствами поделились — и Чонгук действительно за это благодарен. Тэхён ведь был не обязан. Точно так же, как и Чона никто не обязывал ему помогать, когда стало плохо, ограждать от косых взглядов и договариваться о заселении в один домик. Тэхён ему просто отвечает тем же. — Прости. Тэхён кивает, и Чонгук отворачивается, руками опирается о столешницу, перенося на них вес. Ким внимательно в чужую спину смотрит, видит, как под футболкой светится рельеф, напрягается, когда Чонгук едва заметно пошатывается. Если он сейчас потеряет сознание, Тэхён вообще не знает, что с ним тогда делать. Он взгляд не отводит, слышит, как начинает закипать вода в чайнике, но Чон не реагирует, всё так же стоит. Вдруг он начинает медленно оседать на пол, и Тэ срывается к нему, за пару мгновений оказывается рядом, подхватывает, пытаясь удержать. — Голову себе захотел разбить?! — Тэхён недовольно цокает, не без труда усаживая Чонгука за стол. К счастью, он сам не хилой комплекции, поэтому справиться с Чоном удаётся. — Какого хрена молчишь, если чувствуешь, что начинаешь улетать? Дурак совсем?! — Извини. Чонгук закрывает лицо ладонями, локтями опирается о поверхность стола. Ему неудобно за то, что он доставляет проблемы человеку, который и так от его общества не в восторге. — Извинения оставь себе, — Тэхён недовольно фыркает. — Посиди спокойно, я сам всё сделаю. Только не пытайся вставать пока. Ким быстро выключает чайник, порошок от простуды высыпает в кружку, почему-то чувствует, как Чонгук глазами за ним следит, но пытается не обращать на это внимания. Он немного торопится, однако делает всё аккуратно — привык так. Тэхён перед Чонгуком ставит кружку, садится напротив и складывает руки на груди, видит, как Чон с него не сводит тусклых чёрных глаз. Бывает, что от чьего-то взгляда становится не по себе, однако сейчас Тэ ничего такого не чувствует — ему спокойно даже при том, что глубокий антрацит пробирается под кожу, буквально пытается заползти в каждый уголок его души. Чон хочет его понять. — Почему ты помогаешь? — спрашивает тихо, тут же несильно закашливается. — Мог же не… — А ты смог уйти, когда мне стало плохо? Не задавай мне глупых вопросов, ладно? Просто выпей и ложись. Чонгук глаза опускает, смотрит на оранжевую жидкость в кружке, что приятно пахнет цитрусом, нижнюю губу закусывает, чувствуя, как неприятно знобит. Он медленно обхватывает её руками, согревается и заодно старается немного успокоить воспалённое сознание. Даже Тэхён, сидящий напротив, воспринимается тяжело. Чон делает первые глотки, морщится от того, как неприятно обжигает саднящее горло. Он вообще болел редко, но если уж что-то цеплял, то это обычно затягивалось надолго. Однако Чонгук никогда не жаловался, не ныл, спокойно лечился, зная, что это необходимо. Приятный сладковатый апельсин оседает на языке, а боль в горле немного стихает. Он пальцами теребит ручку кружки, нижнюю губу покусывает, не поднимая на Тэхёна взгляд. Тот на него смотрит в упор, и это ощущается слишком отчётливо. Однако Чонгук не смущён, нет, он просто чувствует, что на него пусть и не слишком сильно, но злятся. И вполне по понятным причинам. Чон хмыкает, приподнимает уголки губ, понимая, что это на самом деле уже не та злость, которую Тэхён демонстрировал раньше. Это не ненависть, не грубое раздражение, а скорее недовольство. — Что смешного? — Тэхён цокает языком, не понимает чужой ничем, на его взгляд, не обоснованной реакции. — Теплеешь ко мне, Ким Тэхён. — Вот ещё… Теплеет. А может быть и нет. Даже если это и так, Тэ даже сам себе в этом не признается.

***

Чонгук кутается в куртку, слушая экскурсовода, носом шмыгает, пытается на задний план отодвинуть своё хреновое состояние. Да, после выпитых ночью лекарств ему стало легче, он потом даже уснул достаточно быстро. А ещё Чон помнит, как Тэхён сидел на своей кровати, наблюдая за тем, как он засыпал. Они больше не разговаривали, но с утра Ким его разбудил, когда нужно было идти на завтрак, и заставил еще раз выпить лекарство от простуды. Чонгуку непривычно видеть подобное отношение к себе, непривычно, что о нём заботятся, пусть и делают это нехотя. Тэхён не обязан был. Его никто не просил. И Чонгуку от этого почему-то хорошо. Юнги несильно толкает друга в плечо, привлекает к себе рассеявшееся внимание. — Ты как вообще? — Сойдёт, — Чон пожимает плечами. — Ночью было хуже. Сейчас ещё жить можно. — Вообще я удивлён, что Тэхён тебе помог. — Юнги по сторонам оглядывается, глазами ищет в толпе студентов Кима, что стоит с другой стороны от экскурсовода и внимательно слушает. — Я думал, он вообще тебя не переваривает. — Я тоже так думал, но мы вчера вечером ещё немного поговорили, и там всё не так плохо. Ага, всё ещё хуже. — О чём говорили? — Если я не буду рассказывать, ты на меня обидишься? — Чонгук считает, что не имеет права распространяться на эту тему. Ему доверили нечто важное, то, что ему теперь необходимо беречь. Мин отрицательно качает головой, лишь в очередной раз убеждается, что умеет выбирать друзей и в Чоне он не ошибся. Если Тэ рассказал ему что-то личное, то вполне логично, что Чонгук не хочет это обсуждать с посторонними. Юнги свой интерес прячет куда поглубже, зная, что обижаться на подобное будет глупо. Чонгук поступает правильно, так, как должен на самом деле. И в этом нет ничего странного. — Получается, вы немного сблизились? — Юн брови вскидывает, следит за взглядом Чонгука, что направлен сейчас на Тэ, который кутается в свой большой клетчатый шарф. Они стоят чуть поодаль от основного скопления студентов. — Не знаю. Только если совсем чуть-чуть. Только это самое чуть-чуть для Чонгука почему-то достаточно много значит. Он неосознанно придаёт этому слишком большое значение, из головы не может выкинуть. Сложно. — Ну да, ну да, — Юнги видит, как Чонгук действительно над этим задумывается, однако донимать его не собирается. Вдруг у Мина звонит телефон, и он, извинившись, отходит в сторону, чтобы поговорить. Кажется, кто-то из родителей позвонил, чтобы узнать, всё ли в порядке. Чонгук с матерью сам разговаривал с утра, попытался скрыть свою болезнь, но провалился уже на второй минуте разговора. Снова слишком сильно першит в горле, и Чон закашливается, втягивая голову в плечи и отворачиваясь в сторону, чтобы не привлекать к себе внимание. Сука, как же бесит. Все тридцать три несчастья. То завалы на работе, то долги на учёбе, то внезапно подкосившееся здоровье, а впрочем, в последнем Чонгук виноват сам — нечего было вчера ночью раскрытым бегать. Карма, так сказать. — Эй. Чонгук оборачивается на знакомый голос, сталкивается с серьёзным взглядом карих глаз, замечает плотно сжатые губы. Тэхён всегда их закусывает, когда чем-то недоволен или раздражён. — На, возьми. — Ким протягивает ему свой шарф, сложенный в несколько раз. — С твоим кашлем только с голой шеей ходить. Чонгук поднимает глаза, снова опускает, смотрит на тонкие пальцы, что сжимают пушистую ткань. Неожиданно Тэ буквально пихает шарф ему в руки, видимо, понимает, что Чон немного подвис. А тот действительно не понимает, почему Тэхён отдаёт то, что принадлежит ему. Да, пусть он и болеет, но разве такое делают по отношению к тому, кого, как минимум, недолюбливают?.. — Зачем он мне? — Чонгук спрашивает тихо, пальцами перебирает шелковистую вещь. — А ты… Как?.. — Боже, не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле. Или простуда дала осложнение на мозг? — Тэхён глаза подкатывает — не любит он глупые вопросы. — Кто из нас умудрился подцепить какую-то хрень? Ты или я? — Я… И почему Чонгук сейчас чувствует себя так, будто его только что пристыдили и прямым текстом сказали, что он виноват?.. — Ну вот и всё. Горло в тепле держи, если не хочешь ещё сильнее разболеться. Вообще, не знаю, почему я должен тебе такие банальные вещи говорить… — Спасибо. Чонгук накидывает шарф себе на шею, но Тэхён неожиданно подходит ближе и один край перекидывает через чоново плечо, чтобы ткань легла поверх воротника куртки и плотно закрыла горло. Однако шарф скрывает и пол-лица, прячет рот и нос, на что в ответ Тэ хмыкает, но поправлять его не собирается. — Вот так и ходи. — Тэхён быстро натягивает на свою голову капюшон. — Увижу, что снял, на морской узел завяжу. — А ты умеешь? Чон опускает шарф, чувствуя, как мягкие ворсинки щекочут кожу и липнут к губам. Он видит, как Тэхёна его вопрос немного стопорит, кажется, тот не ожидал, что его попытаются куснуть. Да, несильно, совсем безболезненно, просто ради обычного безобидного подкола. Но попытаются. — Узнаешь. Наглядно продемонстрирую. Тэхён ответа не дожидается, уходит обратно, туда, где слушал экскурсию до этого, явно не желая больше пререкаться. Да и глупо это. Как будто это действительно реальная причина для очередного обмена колкостями. Лекция заканчивается спустя полчаса, после чего подмёрзших и проголодавшихся студентов везут на обед. Чонгуку приходится кратко объяснить Мину, откуда у него шарф, и упомянуть, что брать его он на самом деле не очень-то и хотел, на что тот лишь понимающе покачал головой. Если там что-то есть, Чонгук наверняка поделится сам, и спрашивать даже не придётся. Это правда. Только делиться пока нечем. Наверное… Рамённая встречает гостей теплом и вкусным запахом, от которого в животе начинает урчать из-за предвкушения горячей еды. Чонгук немного удивляется, когда к ним подсаживается Чимин — Юнги старался с Паком особо не контактировать, чтобы не вызывать подозрений, однако их тоже «по чистой случайности» в один домик заселили. Мин правда сделал вид, что не в восторге от такого соседства, ведь оно ставит под вопрос их конфиденциальность, но Чонгук правду знает. Он ничего против не имеет, спокойно принимает загоны друга и поддерживает, когда это необходимо. Чонгук глазами ищет Тэхёна, но тот куда-то подевался, и только спустя несколько секунд Чон обнаруживает его возле стойки администратора. Ким с молодой девушкой о чём-то говорит, кажется, объясняет, и та, кивнув, быстро уходит в сторону кухни. Это связано с его болезнью? Он смотрит в упор, пока все остальные изучают меню — Чонгуку просто всё равно по большей части, что есть. Девушка возвращается к Тэхёну с листком бумаги, который тот тут же забирает и внимательно изучает, однако администратор что-то тихо говорит, и Ким прячет сложенную бумагу в карман. Это… КБЖУ блюд?.. Тэхён оглядывается по сторонам в поисках свободного места, и Чон не успевает себя одёрнуть — поднимает руку и привлекает внимание. За их столиком как раз есть одно. Ким хмурится, едва ли не показательно отворачивается, пытаясь найти ещё место, но когда понимает, что всё уже занято, обречённо направляется в их сторону. И снова «случайное» стечение обстоятельств. — Вы не против, если я сяду здесь? — останавливается возле столика и обводит взглядом всех троих. — Просто мест больше нет… — Не против, — Чонгук отвечает за всех, не замечает хитрый взгляд, что на него обращает Чимин, который тут же многозначительно косится на Юнги. — Садись. Чона не волнует, что на них сейчас направлена пара чужих чёрных глаз, что с интересом изучает каждого сидящего за столом. Он старается не смущать Тэхёна, немного отодвигается, когда тот садится рядом, чтобы не мешать, тут же принимается изучать меню. Да, пусть наигранно, да так, что Юнги едва заметно хмыкает, но Чонгук не хочет доставлять неудобства. Снова. — А ты… — Чимин заинтересованно смотрит на Тэ. — Учишься с ребятами на одном курсе, да? Просто на своём я тебя не видел. — Ну да, — Тэхён чувствует себя немного неловко из-за того, что к нему проявляет интерес совершенно незнакомый человек. — Мы из одной группы… — Меня зовут Пак Чимин, — он склоняет голову, улыбаясь. — Приятно познакомиться, сонбэ. Я учусь на курс ниже. — Оу, да, и мне. Я Ким Тэхён. Тэхён новые знакомства не любит как раз из-за вот такой неловкости, которая его всегда буквально поглощает. Да, Чимин не кажется настырным или наглым, ведёт себя спокойно… Но знает ли он?.. А Юнги?.. Чонгук кому-то из них уже проболтался? Ким закусывает губы, не понимает, как ему себя вести, а ещё в куртке будто бы вибрирует спрятанный листок с калоражем еды, который он не знает, как теперь достать. Администратор пошла ему навстречу, сказала, что здесь такие сведения просят редко, но она готова распечатать их персонально для Тэ, которому свою проблему пришлось объяснять. Иногда в ресторанах и кафе к таким запросам относились настороженно, особенно, когда Ким не хотел ничего объяснять и просто просил… Он почти привык сталкиваться с непониманием, с косыми взглядами персонала, которому всегда докладывали о странном клиенте, однако всё равно старался посещать такие заведения как можно реже, чтобы потом не мучать себя мыслями о том, что о нём подумали. По этой же причине он старался не ходить в одно и то же кафе дважды, если там к нему отнеслись не слишком доброжелательно, даже если еда была вкусной. Тэхёну это даётся тяжело. Он делает глубокий вдох, настраиваясь, и всё же достаёт лист бумаги, разворачивает, быстро пробегается по нему глазами. Это обычная распечатка, которую сделали чисто для него и благодаря которой он сможет рассчитать дозу, чтобы подколоться, только вот знать это никому не нужно. — Ой, а что это? Тэ поднимает взгляд на Пака, что заинтересованно смотрит на лист бумаги, который он держит в руках. У него почему-то сердце в груди ёкает неприятно от осознания того, что теперь придётся что-то сказать. — Ну… — Тэхён дёргает бровью, пытаясь придумать, как можно оправдаться. — Это калораж блюд из меню… Просто мне это нужно. — За фигурой следишь? — Чимин понимающе кивает. — Это дело хорошее. А можно я потом тоже посмотрю, сколько калорий в моей еде? Пак сам придумал причину, и Тэхён её оспаривать не собирается, лишь соглашается, что даст посмотреть. Что ж, так даже лучше. Чонгук видел, как Ким напрягся, когда у него спросили про калораж, и прекрасно понимает почему. Он готов был уже сказать, что это лишь для того, чтобы подсчитать потом калории за день, но, к счастью, Чимин сам к этому пришёл, а Тэ едва заметно облегчённо выдохнул. Любой бы на его месте запереживал. Кажется, только Юнги сохранил спокойствие и даже глазом не моргнул, изучая меню. Заказ делают спустя несколько минут, однако сразу становится ясно, что готовить всё будут достаточно долго — не каждое заведение с лёгкостью выдержит наплыв нагулявших после экскурсии аппетит студентов. Чонгук из-за стола встаёт и накидывает куртку. — Я выйду покурить, скоро вернусь, — говорит сам, не дожидаясь, пока его спросят. Шарф Тэхёна с собой не берёт, чтобы тот не пропитался сигаретным дымом, однако застёгивается до конца, скрывая всё ещё немного саднящее горло. Чонгук протискивается к выходу, у самой двери оборачивается и видит, как Чимин занимает Кима каким-то непринуждённым разговором. Пусть. Тэхён и так, судя по всему, ни с кем не общается, а Пак ничего плохого ему не сделает, про диагноз не знает — Чонгук уверен, что Юн ничего не рассказал, потому что пообещал. На улице приятное мартовское солнце едва ощутимо припекает, но этого достаточно, чтобы почувствовать, как в воздухе начинает пахнуть весной. Чон отходит в сторону, заворачивает за угол, чтобы не мозолить глаза кураторам, которые знали, что многие студенты балуются сигаретами, но всё равно за это частенько наезжали. Для порядка. Просто понимали, что уже ничего не изменить и никого перевоспитать они не смогут. Что выросло, то выросло. Он достаёт из кармана пачку сигарет, плёнку сдирает — новые. Купил ещё в Сеуле, но курить не тянуло, поэтому даже ещё не открывал. Чонгук вообще курил редко, не считая это способом справляться с негативом и успокоить нервы. У него другие методы. — Сигаретой не угостишь? — Чонгук оборачивается на голос Уджина, что стоит в метре, спрятав руки в карманы пальто. — Свои забыл в автобусе. Чон пожимает плечами и, вытянув себе одну, протягивает раскрытую пачку Уджину, чтобы тот тоже взял. Кан губами зажимает сигарету и, быстро чиркнув зажигалкой, протягивает её Чонгуку, так сказать, тоже делится. Горьковатый дым приятно наполняет лёгкие, и Чонгук спиной приваливается к стене, запрокидывая голову. Он морально немного подустал за последние пару недель, однако ещё очень даже хорошо держится, зная, что пока легче точно не будет — впереди промежуточные экзамены, а работа никуда не денется. Да и заказчикам не объяснишь, почему ты не укладываешься в срок. Никого твои личные проблемы не волнуют, особенно, если за выполнение определённой работы тебе хорошо платят. Так что со всем нужно справляться самому. — Эй, — Уджин пальцами перехватывает сигарету. — А я гляжу, ты с этим чудилой сдружился, да? Чонгук не сразу понимает, что говорят о Тэхёне — был слишком погружён в свои мысли, однако, когда до него доходит, о ком идёт речь, он поворачивает голову в сторону Кана. И чем же вызван такой интерес? — С чего взял? — Да его шарфик зачётно на тебе сидит, знаешь ли, и липнете друг к другу так, будто сладенького переели, — Кан хмыкает, стряхивая пепел на землю. — Нас просто в один домик поселили, — Чонгук пожимает плечами, делает вид, что не знает, о чём ему говорят. — А шарф я попросил, потому что простудился. По-моему, вполне логично, тебе не кажется? Нельзя отрицать, что Чонгук к такому разговору не готовился. Готовился. Ну, вернее, чувствовал почему-то, что рано или поздно это всё дойдёт до других ребят. Однако Чон не ждал, что они это не проигнорируют и ничего не спросят — не их стиль. — Как-то у тебя всё слишком логично, Чонгук. Забавно за вами наблюдать. — Странно, что тебя забавляет обычное общение между людьми, — Чонгук затягивается и тут же выпускает дым через нос. — Побольше коммуницируй, глядишь, привыкнешь, и это перестанет тебя забавлять. — Чонгук, ты, наверное, чего-то не догоняешь, — Уджин усмехается и тушит сигарету о стену, языком проходится по нижней губе. — Либо ты и твой дружок с нами, либо против нас. А ты ведь знаешь, что мы делаем с теми, кто против… Чон смеётся. Его таким не проймёшь — он не боится совсем. Плевать ему на эти запугивания, на попытку показать, кто тут главный. Пусть он эти дешёвые понты оставит для младших, для тех, кто его не знает. — Не тебе мне указывать, Уджин, — Чонгук тоже отбрасывает окурок, выпрямляется, подходя ближе. — Я общаюсь с кем хочу. Ты слишком много на себя берёшь. — Моё дело тебя предупредить, — становится вплотную, смотрит в глаза. — И Юнги передай. Если мы узнаем, что вы за нашей спиной какой-то хренью занимаетесь, пеняйте на себя. Не узнают. Чонгук сделает для этого всё, что будет в его силах.